Текст книги "Двое суток до рая"

Глава 12.
Соня и шестикрылый Серафим

Пятница. В редакции было тихо. Насколько в редакции вообще может быть тихо. Майский вечер, пьяный от запаха сирени и цветущих деревьев, кружил головы и заставлял кровь быстрее бежать по венам. Хотелось куда-то в луга. В пампасы. Бродить с кружкой травяного чая и, задрав голову, ждать, когда же ночь начнет расшивать звездами небесное полотно.

Соня сидела в редакционной столовке на крутящемся стуле и слушала чепуху, которую мололи сослуживцы. Никто из них не вызывал ее симпатий. Радовало, что никто особенно не раздражал. Замредактора издания, сорокалетний отец многочисленного семейства по имени Арсен, у которого на днях родился очередной отпрыск, рассказывал, как безграмотно нынче напрягают эпистолярий.

Арсен был любопытной персоной. Вальяжный и холеный, он походил на наглого и избалованного кота. Он состоял в переписке почти со всеми сотрудницами редакции, которых делил на три категории. К первой относились те, с кем, по выражению Арсена, он никогда бы не вступил в половую связь. Для второй группы надежда оставалась. Для общения с третьими он был открыт всегда. Соня относилась к третьей категории. Тайны из своей классификации Арсен не делал. Он, по его собственному заверению, никогда не выходил из дома без презервативов. Даже если шел за хлебом в булочную за углом.

– А вдруг какая-то симпатичная продавщица захочет утащить меня под прилавок. – Уточнял он. По Арсену невозможно было понять – шутит он или говорит всерьез.

Сегодня утром Арсен прислал Соне по почте следующее: «Ах, Софья, почему вы так надолго покинули нас? Я соскучился. Кажется, я даже не домогался вас до болезни. Хороший, но глупый поступок. На будущее от простуды хочется порекомендовать вам простой и надежный способ: чай с малиной, секс с мужчиной. Правда, я опасаюсь, вы воспримете мой совет так, будто я напрашиваюсь. Чем еще помочь вам? Напишите мне: Арсен, сделайте то-то и то-то. Например, поиграйте со мной в лошадку Игого в гулких коридорах нашей редакции. Я приду вам на помощь! Чуть не забыл главное – я умею свистеть в пупок!».

Соня ничего не ответила. «Свистеть-то ты точно умеешь», подумала она. Позднее он написал ей еще раз: «Софья, какие у вас планы на вечер? Я, примеру, буду допоздна валяться голый на диване, представляя себя шестикрылым Серафимом. В результате дойду до самой сути. Присоединяйтесь».

Сейчас Соня крутилась на стуле, вытянув ноги в короткой кожаной юбке и ботинках на толстой подошве. На ней была кофта грубой вязки с глубоким вырезом, под ней светился крохотный топ. Кофта сползала, оголяя то одно, то другое плечо. Одетая во все черное, с бледным лицом, обрамленным темными кудрями, и запавшими после болезни глазами, Соня походила на готическую принцессу. Она вертела в руках телефон. Экран засветился, и в почту с легким дребезжаньем упала главная новость сегодняшнего дня.

Народ начал расходиться по домам. Арсен ушел, бросив на Соню последний взгляд. Хороша, чертовка. Оставшись одна, Соня открыла почту в телефоне. Письмо от Сашки. Помимо Сони, оно предназначалось еще нескольким общим знакомым. «Послушайте, – писала Орешко, – у меня родилась гениальная идея. Предлагаю зажечь до упаду. В эту пятницу собираемся у меня. Да-да, прямо сейчас. Будет запеченный гусь. Алкоголь с вас. Ждем!». И подпись: Саша и Максим.

Саша и Максим. А он не терял времени даром. Соня глубоко вздохнула и сказала вслух: «Мне не больно». Помедлила пару минут, раздумывая, а потом встала и решительно направилась в кабинет Арсена по гулким коридорам редакции, где так хорошо играть в лошадку Игого.

Соня была уверена, что Арсен еще здесь, и не ошиблась. Она прикрыла за собой дверь, подошла к Арсену и, не спрашивая разрешения, присела на край стола. Арсен откинулся на спинку стула, потер переносицу и протянул с улыбкой:

– Рад вас видеть, Софья, в столь поздний час у себя. Чем обязан?

– Добрый вечер, шестикрылый Серафим.

Вместо ответа Арсен отодвинул монитор на край и сбросил все, что было на столе, на пол. Он улыбнулся и сделал широкий приглашающий жест. Соня прилегла на пустую широкую столешницу. Кофта сползла, оголив ее плечи.

– Отрадное зрелище для истинного ценителя, – сказал Арсен.

Соня приехала к Орешко с опозданием часа на три. Сашка жила в Яковоапостольском переулке на Курской. Снимала там квартиру. Все давно собрались. Дверь, как обычно, открыл Гештупельтер. Соня на пороге стояла не одна, ее сопровождал Арсен. Гости полусидели-полулежали вокруг импровизированного стола-скатерти, разложенной прямо на полу. И, как по команде, уставились на прибывших. Соня одернула короткую юбку и поправила кофту, прикрывая голые плечи. Сквозь крупные петли ее вязанной кофты угадывалась голая грудь с торчащими сосками. С утра на Соне был топ, который спасал ситуацию, но сейчас он отсутствовал. Кроме юбки и кофты на ней больше ничего не было. Зато был отстраненный взгляд, припухшие от поцелуев ярко-красные губы и – редчайший для Сони случай – блуждающий легкий румянец на щеках. Соня предстала перед Сашкиными гостями во всем своем разнузданном великолепии.

Арсен, расставшийся этим вечером только с одним предметом гардероба – галстуком, посматривал на нее с удовольствием. Говоря по правде, он смотрел только на нее. Александра с торжеством взглянула вначале на Макса, а потом на Гешу. Максим с трудом отвел глаза от голых Сониных плеч, длинной шеи и острых ключиц. Женские плечи были личным фетишем фотографа Максима. Не губы, не грудь и не задница. Именно плечи и ключицы. Максим сидел и думал об ощущении от ее кожи на пальцах и языке.

– Чего так поздно? – громко спросила Саша. – Где была?

– Брала уроки французского, – поспешил ответить Арсен.

– Не французского, – поправила его Соня и внимательно посмотрела Арсену в глаза. Ее припухшие губы при этом слегка приоткрылись, – не французского, а изящной словесности. Поесть дадите? Я голодная.

– Еще бы! – Саша фыркнула. И прибавила совсем тихо, – вот потаскуха. – Последняя фраза предназначалась только для стоящего рядом Максима.

Саша порхала. Она парила, не чуя под собой ног. Вечер определенно удался. Все шло, как ей хотелось. На отношениях с Максом не пришлось заострять внимания. Он вел себя так, словно сто лет состоял с Сашкой в браке. Приобнимал ее за талию и давал указания гостям, где что взять и куда потом поставить.

Соня не обращала на них внимания. Она сидела в углу на подушке и налегала на мороженое, наплевав на недавнюю ангину. Она ела его не ложкой, а руками прямо из чашки, облизывая пальцы. У нее были чудовищно грязные, липкие руки и время от времени она просила Арсена почесать ей колено или поправить волосы. В такие моменты Геша и Максим как по команде поворачивались в ее сторону и старались уловить, о чем идет речь.

За полночь Сашины гости начали расходиться. Ночевать осталось несколько человек. Первым ушел шестикрылый Серафим, унося Сонины трусики в одном кармане со своим галстуком. Максим остался – последние две недели это был его дом. Соня тоже. Ну и Геша, разумеется. А вместе с ним – его племянница-подросток Майя, которая помогала с приготовлением гуся.

Саша бойко организовала спальные места. С общего согласия Майка отправилась в ссылку на диван, остальные разместились на полу на матрасах: возле окна Макс, рядом с ним Сашка, потом Геша. Соня лежала с краю, подальше от Максима. Время шло, а сна у нее не было ни в одном глазу. Было жарко, душно и неудобно спать одетой. Повертевшись с боку на бок пару часов, она всерьез задумалась, не пойти ли домой. Вызвать такси и уехать. Соня встала и для начала направилась в кухню. По дороге в темноте нашарила чьи-то сигареты. На столе доживал последние часы недоеденный гусь, получившийся слишком жестким. Соня скинула осточертевшую кофту, подумала и сняла тяжелую юбку. Прижалась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза. За окном лежал бессонный город и смотрел в небо разноцветными глазами – холодными и равнодушными.

Макс слышал, что кто-то встал. Он открыл глаза: рядом спокойно дышала Саша. Он приподнял голову и в темноте не сразу сообразил, чья подушка была пустой. Зачем он встал, он не знал. Голова была тяжелой, и идея проветриться показалась удачной. Зевая, он завернул в кухню. Соня по-прежнему стояла у окна, в пол-оборота к нему. Босая и совершенно голая. Ее кофта грубой вязки лежала на стуле и казалась дремлющим псом. Настороженно поблескивали глаза-пуговицы. Длинным хвостом свисал рукав.

Соня слышала шаги, но не повернула головы, ей было наплевать, кто пришел. Она с наслаждением курила, прикрыв глаза. На вдохе ее сигарета разгоралась ярче, освещая бледную, мраморную кожу. Макс смотрел на нее и молчал. Сонина сигарета догорала. Он подошел и тихонько вытащил окурок из ее горячих пальцев. Но вместо того, чтобы открыть глаза, Соня зажмурилась. Она улыбалась. Ей было все равно, кто здесь, и Макс это понял. Но остановиться уже не мог. Он развернул Соню лицом к окну, она уперлась лбом в стекло, так и не открыв глаза. Все запуталось окончательно.

Они не пытались вести себя тише – в комнате все было слышно. Саша и Гештупельтер не спали, и сомнений относительно того, что происходит на кухне, у них не было. Саша повернулась лицом к окну и беззвучно плакала в подушку. Она боялась даже всхлипнуть. Ее карточный домик, на который она возлагала столько надежд, рассыпался. Что касается Майки, раскинувшейся на диване, она спала как младенец, ни разу не проснувшись до утра.

Из кухни Соня и Максим переместились в ванную. Саша перестала прислушиваться. Она опухла от слез, чувствовала отупение и страшную усталость. Она вышла из оцепенения, услышав, как хлопнула входная дверь – Соня и Макс ушли. Вместе, не дожидаясь утра, посреди ночи, как тати. Измученная Саша заснула. Утром ее с трудом растолкала Майка, которую интересовало – куда все подевались? Как выяснилось, Геши тоже не было.

– Не дом, а проходной двор какой-то, – сетовала Майя и всплескивала руками. – Ты подумай, Саш, входная дверь всю ночь была открыта! Нет, ты представь, мы спали с незапертой дверью. А если бы кто-то зашел?! Ужас какой!

Глава 13.
Демон Михаил Александрович

Дни шли, Аристархов постепенно успокоился. Все произошедшее отодвинулось на задний план и стало дурным сном, который вот-вот забудется. Убийства прекратились. Ведомство работало как часы, без происшествий. Все сотрудники – под контролем. Тишь, гладь и благодать. Но в тихом омуте, как известно, водятся черти. И черти-коллекторы из бюро никуда не делись, просто залегли на дно и перестали проявлять свой дурной нрав.

Все случилось обычным пятничным утром. Василий Эдуардович прибыл на службу в приподнятом настроении. Без пяти восемь он зашел в совершенно пустую приемную и на минуту задержался у окна, с удовольствием осматривая огромный солнечный город, лежащий у его ног в прямом и переносном смысле. Он пребывал в состоянии, которое случалось с ним последние годы все реже. В состоянии полной удовлетворенности и довольства: собой, самочувствием, окружающим миром и тем, как идут дела. Он даже позволил себе улыбнуться, что его преобразило, оставив прежним только оценивающий взгляд с прищуром.

Аристархову захотелось выпить чашку кофе с коньяком, но он решил дождаться секретаршу, которая – чиновник взглянул на часы – появится с минуты на минуту. Довольный Василий Эдуардович направился к своему кабинету, отпер тяжелую дубовую дверь и вошел.

Внутри огромного помещения все было как обычно. Со стены смотрел герб рода Аристарховых, сияя серебряными наконечниками стрел, со стола – портрет президента страны. А кожаное кресло, в котором Василий Эдуардович сидел во время работы, откатилось в сторону и спряталось за экран компьютера. Необычным оказалось другое. В кабинете царила тишина.

Годами это помещение наполнял звуками и жизнью безголосый черный амадин, который находился в постоянном шумном движении. Его деловитость и жизнерадостность согревали суровое сердце федерального пристава. Сейчас птица не производила ни единого шороха. А клетка амадина, стоявшая на краю стола в полосе солнечного света, исчезла.

Удивленный этим фактом до крайности, Аристархов начал хуже и медленнее соображать. Где птица? В сотый раз прокрутилась в его голове та же мысль. Он посмотрел по сторонам, ища клетку, а потом полез за телефоном – спросить секретаря или помощника, куда они дели амадина, но тут же вспомнил, что вчера уходил поздно, последний, отпустив всех по домам и выставив за дверь уборщицу. Амадин был на месте. Вместе с клеткой. Уходя, он попрощался с птицей, погладив ее глянцевую головку и позволив в ответ ущипнуть себя за палец.

Аристархов стоял в полной растерянности, вертя в руках телефон. Как вдруг за его рабочим столом началось движение: кожаное кресло, прятавшееся за огромным монитором, зашевелилось и выкатилось на законное место в центре стола. В кресле сидел незнакомый господин. От неожиданности Аристархов вздрогнул.

Внешность у незнакомца была незаурядная. Худое, вытянутое лицо, длинный, характерной лепки нос, поджатые губы и сведенные к переносице, будто в болезненной судороге, брови. Словно все происходящее в мире удручало этого человека. Как, вы еще хуже, чем я о вас думал?

Рыжеватые волосы его были зачесаны назад, они росли густо, захватывая небольшой мысок посередине открытого лба. Над верхней губой топорщились кошачьи усы, лихо загнутые вверх по краям. Он не был уродлив, но смотреть на это лицо без содрогания было невозможно. Главным образом из-за бесцветных глаз незнакомца, которые, как два зеркала, отражали все печали этого мира. Когда мужчина улыбался, как сейчас, его глаза оставались полны неизбывной тоски. Он пристально смотрел на мир белесыми, выцветшими, какими-то полустертыми глазами. Так смотрят слепцы сквозь свои бельма. И заглянуть за эти два зеркала, повернутых внутрь, понять, какие чувства и эмоции на самом деле испытывает человек, не представлялось возможным. Как и выдержать его прямой «невидящий» взгляд.

Одет незнакомец был дорого и элегантно. Узкий черный костюм, точно подогнанный по фигуре, рубашка с запонками и шелковый шейный платок. На столе Аристархов увидел лежащую шляпу. В руках мужчина вертел трость с костяным набалдашником. Он развалился в кресле, небрежно закинул ногу за ногу и насмешливо произнес:

– С добрым утречком вас, Василь-эдуардыч! А я уж притомился ждать, часов с трех, поди, сижу, прибыл сразу, как петухи пропели. Что же вы хмуритесь, батенька? Такое прелестное утро! Полагаю, вы успели его оценить. У вас за окном – прекрасный вид на Москву, не правда ли?

– Как вы… Что вы тут делаете, кто вас пропустил? Вы кто? И где моя птица?!

– Не так быстро, любезный! Не так быстро! Спешить нам некуда. Сейчас разберемся. Вы ж собирались кофейку с коньячком заказать, разве нет? Вот и заказывайте, а после поговорим. Что, секретарши еще нет? Так она прибудет с минуты на минуту, ожидайте!

И действительно, словно подтверждая его слова, в приемной хлопнула дверь и раздалось торопливое цоканье каблучков. Мужчина снова ухмыльнулся, чувствуя себя хозяином и кабинета, и положения. Он отъехал на кресле назад к стене и положил ноги на рабочий стол Аристархова, явив ему подошвы своих дорогих ботинок.

– Что? Да как вы смеете?! – Аристархов, поначалу оторопевший, пришел в себя. – Отвечайте немедленно, кто вы такой и как сюда попали? Я вызываю охрану!

– Была не была – вызывайте охрану, коль секретаршу звать не хотите! А заодно уж и журналистов сюда давайте! – Мужчина с улыбкой сложил руки на груди и уставился на Аристархова. – Ну, батенька, что вы топчитесь и мнетесь? Давайте, зовите подмогу. Могу предположить, что ситуация обернется презабавно. Особенно с писаками. Блогеров, главное, не забудьте пригласить. Они самые злые и борзые. Разорвут, только дай повод. Произведем, так сказать, небольшой фурор в новостной среде. Обсудим, к примеру, последние кадровые назначения в вашем ведомстве. Это всем интересно. Ох, я люблю, когда интересно и весело! Что же вы, я жду. С охраны начнете или с писак? А то, может, я сам проведу пресс-конференцию?

– О чем вы говорите, какие назначения, какие журналисты?

– А вы уж и запамятовали, душа моя, о своих кадровых пертурбациях? Ах, так скоро! А я напомню, мон шер. Только документик в подтверждение сыщу. – И незнакомец полез внутрь пиджака, нарочито медленно обшаривая карманы и проказливо улыбаясь. – Так-с, ну где же он? Ага, попался! – и с показным триумфом выудил из кармана сложенную вчетверо бумагу. Аристархов узнал ее сразу. Это был договор, который он написал от руки, а потом поставил под ним свою подпись. Договор о найме бесов на коллекторскую службу. В двух экземплярах. Один лежал в его сейфе, другой – на столе перед ним. Тот факт, что документ написан кровью, пусть и куриной, поднимет в прессе девятый вал, которым его, Аристархова, накроет с головой. Про текст договора и говорить не приходится. Тут не то что патриарх, тут президент страны не спасет. Словно подслушав его размышления, незнакомец с усмешкой уточнил:

– Тут и графологическая экспертиза не потребуется, вы же сами понимаете! Все очевидно.

– Во время сделки мы договорились держать в тайне наше соглашение, это указано в договоре!

– Ага! Вот вы уже и оправдываетесь! Еще чуток, и начнете торговаться. Мон шер, как вы чудесно предсказуемы! Вы все верно сказали, но с одной оговорочкой. Где это у нас? – мужчина развернул договор и начал неторопливо его просматривать. – Да вот же! Черным, точнее красным по белому, тут начертано: некие бесовские сущности нанимаются в национальное долговое бюро на работу сроком на 50 лет. Сократить их пребывание в мире людей в одностороннем порядке вы не в праве. А вы, батенька, взяли и нарушили этот пунктик, ой, как нарушили!

– Это как я его нарушил?

– А кто отправил в небытие шестьдесят шесть своих лучших работников, а? Прервав их честную и верную службу на благо отечества до истечения указанного срока, а? Ну не я же! Это вы почистили ряды ваших преданных бесов с помощью двух особ монашеского звания. Или будете отпираться, мон шер? Вы не просто нарушили договор, скрепленный кровью, но и создали определенные колебания в системе равновесных сил. Про дихотомию добра и зла слыхали? Не слыхали? Тем хуже для вас. В любом случае, теперь я здесь, чтобы закрыть амбразуру своей скромной персоной и вернуть все в исходную точку. Восстановить равновесие, так сказать. Вы удалили бесов, на их место пришел я. И будьте довольны! Ибо при столь грубом нарушении вместо меня вы могли бы беседовать с кем-нибудь похуже и пострашнее. Есть, знаете ли, немало древних созданий, которые терпеливо ждут, чтобы проявить свою сущность и ворваться в этот мир, когда расторгнутся договоры и снимутся печати.

– Бесы вышли из-под контроля, они пролили кровь! Их пришлось усмирить.

– Пролили кровь, – передразнил Аристархова незнакомец. – И это говорите вы, подписавший человеческой кровью юридический документ!

– Кровь была куриная!

– А вы уверены?

И мужчина весело подмигнул Василию Эдуардовичу. Он взялся поигрывать тросточкой и что-то насвистывать, глядя в окно. Терпение несчастного Аристархова достигло предела. Сейчас он не был способен ни шутить сам, ни оценивать чужой сарказм. Да сарказма и не было. В интонации господина в черном костюме под мишурой шутливого тона звучала явная угроза.

– Да кто вы такой, черт бы вас побрал? И о каких еще древних созданиях вы говорите?

– Извольте, представляюсь, что мне чиниться перед вами. – Охотно согласился сидящий в кресле. – Я это и собирался сделать, да вы прицепились с дурацкими вопросами. Черт бы меня побрал, сказали вы? А ведь и верно, побрал. Вы точно описали ситуацию, не отдавая себе в том отчета. Да не пучьте вы на меня глаза, они выскочить могут. На место не вставим. И будете, как Гомер, сказительством на жизнь зарабатывать. Забавный, кстати, старикан, даром что слепой.

О чем это мы? Ах, ну конечно! Давайте знакомиться. Звать меня Михаил Александрович, я – новый глава вашего бесовского коллекторского отделения. Прозвище мое – Сифилитик. По образованию – юрист. По сути – демон. Демон, демон, вы все правильно понимаете, мон шер. Однако продолжим. По призванию я – художник, но это к делу не относится. Информация для полноты ре-зю-ме. – Последнее слово посетитель произнес по слогам, словно пережевывая его. – Прошу любить и жаловать. Довольно вам такого представления моей личности? Или хотите взглянуть на документы? Они у меня в полном порядке, доложу я вам. И бумаги выправлены, и печати стоят. Хотя печати, полагаю, вы не сможете оценить. Если, конечно, не способны видеть астральные знаки на тонком плане, а, Василь-эдуардыч? Способны иль нет?

Аристархову весь этот тонкий план давно уже торчал поперек горла здоровенной рыбной костью, и он ничего не ответил. Вместо этого он в тысячный раз проклял день, когда увидел у Лахова его рыжего кота-банного и заварил эту магическую кашу. Сейчас, посмотрев на собеседника, он укрепился в наихудших подозрениях.

– Как ваша фамилия? – коротко спросил Аристархов.

– Фамилия вам моя ни к чему, уж поверьте. В нашей среде приняты прозвища, что вам хорошо известно. – Действительно, нанятые Аристарховым бесы использовали клички, обращаясь друг к другу. Василия Эдуардовича они прозвали Трехглазым за его способности амбидекстра.

– Откуда у вас такое странное прозвище – Сифилитик?

Вместо ответа Михаил Александрович распустил узел шелкового шейного платка и с явным удовольствием продемонстрировал кадык, покрытый россыпью сифилитических гумм.

– Имел, знаете ли, неудовольствие болеть при жизни френчью.

Аристархов содрогнулся.

– Сифилисом?

– Нейросифилисом, друг мой, нейросифилисом. С поражением спинного и головного мозга и целиком нервной системы. Со всеми прелестями: безумием, лихорадочными состояниями и конечной слепотой. – Пояснил демон, глядя на пристава своими тусклыми, полустертыми глазами.

– Вы заразны?

– Ну что вы, Василь-эдуардыч, Боже упаси. Двадцать первый век! Бледную трепонему давно обуздали! И не забывайте, батенька, что вы лицезрите лишь проекцию моего старого больного тела, хотя и довольно точную. Физический дубль, так сказать.

– Вы мертвы?!

– И давно, уж более ста лет. Тело мое во прахе, а душа вот она, перед вами, в привычном для меня физическом обличье. Что, сложно с вашей фундаментальной логикой осознать такое? А все потому, что вы отождествляете себя со своим телом: я есмь плоть и немножко ум. Ну, так или нет? А для ясности видения и понимания вам нужна дистанция между внутренним я и телесной оболочкой. Ничего-ничего, это понимание и к вам придет. Полежишь в гробу лет этак сто, мудрости-то и наберешься. Ну вы же не думаете, что смерть – это финал представления? Вышел ты на сцену жизни, отыграл, как смог, потом – раз! Занавес, гроб, могила. После смерти можно и на бис выйти, если захотеть. Согласны? То-то же. Вы изволили спросить, заразен ли я? Отвечаю: нет, в этом смысле я для вас не опасен.

У Аристархова закружилась голова. Он медленно подошел к столу и сквозь зубы произнес:

– Вон из моего кресла!

– А вот это завсегда пожалуйста! – глумливо заявил демон, опуская ноги на пол и делая в кресле один оборот вокруг оси. – Только отвечу на другой ваш вопрос, любезнейший. Про птичку. Где же наша птица? Наш замечательный черный амадин? – Демон нырнул головой под стол, вытащил оттуда клетку и продемонстрировал ее Василию Эдуардовичу. – У-ля-ля, а вот и птаха!

Черный амадин был на месте. Он лежал на дне клетки с неестественно свернутой головкой на хрупкой шейке. Птица была мертва несколько часов – маленькое тельце успело окоченеть, глаза помутнели. Аристархов смотрел на мертвого любимца и отказывался верить в происходящее. А когда поверил, пришел в ярость. Не помня себя, он рванулся к Михаилу Александровичу и попытался силой вытащить его из кресла. И тут же получил ощутимый удар в лоб тростью с костяным набалдашником. Пристав закачался и наверняка рухнул бы в объятия обидчика, но тот уперся ему тростью в грудь, удерживая от падения.

– Так вот, – спокойно, не паясничая, произнес демон. – Пока вы отдыхаете, мон шер, попрошу усвоить нехитрое правило. Теперь вы имеете дело со мной, нравится вам или нет. Предупреждаю: вредить вам без необходимости я не стану. Но чуть что, получите сполна, со мной шутки плохи. Я не мелкий бес, которого можно припугнуть плеткой и монашеской рясой или тем, что под ней находится. Если мои слова начнут забываться, вспомните про свою птицу, это освежит память. Проявите понимание и повиновение, Василь-эдуардыч, ибо я вам неподвластен. И вашим монашкам тоже.

Аристархов с трудом верил своим ушам.

– А теперь, батенька, довольно про высокие материи, давайте про мирское, – Михаил Александрович вернулся к обычной шутовской манере говорить. – Я чрезвычайно голоден. Распорядитесь-ка насчет небольшого фуршета, окажите любезность! Буду премного благодарен. И про кофе с коньяком не забудьте!

С этими словами демон освободил наконец кресло Аристархова и пересел за стол для переговоров. «Василь-эдуардыч» рухнул на свое рабочее место в полном опустошении. К счастью для себя он не заметил, что кресло ничуть не нагрелось сидевшим в нем человеком. А может, стало чуть прохладнее окружающих предметов. Первое, что сделал Аристархов – бережно снял клетку со стола и убрал с глаз долой – смотреть на бездыханного амадина он не мог. Затем постарался собраться с мыслями. Но мысли разбегались и путались, он не мог сосредоточиться на главном: что происходит и как с этим быть? Мучения пристава прервала секретарша, она появилась на пороге кабинета и остановилась в дверях, увидев посетителя.

– Доброе утро, Василий Эдуардович! Простите, не знала, что вы заняты.

Пристав будто не услышал ее слов.

– Принеси бутербродов и два черных кофе, погорячее и покрепче. С коньяком. Это все.

– Хорошо, Василий Эдуардович, сейчас сделаю. – И она исчезла за дверью.

– А вот это правильно, прислугу надо держать в строгости, чтоб не распустилась.

– Что вам от меня надо? – устало спросил Аристархов. Он посмотрел на демона, стараясь не встречаться взглядом с его тусклыми бельмами. – Зачем вы здесь?

– Я уже ответствовал вам по всей форме. Я прибыл заместить отсутствующих и возглавить оставшихся. Направление прежнее – взимание долгов. План работы у меня свой, с вами я согласую только количество жертвоприношений, пардон, мон шер, казней, которые мы проведем среди должников.

– Казней?! Вы собираетесь казнить должников? Вы в своем уме?

Демон не успел ответить. Вошла секретарь с бутербродами и горячим кофе. Она расставляла тарелки, искоса поглядывая на необычного посетителя.

– Быстрей, быстрей, милая, – поторапливал ее демон. – Я голоден до чрезвычайности.

Когда они остались одни, Михаил Александрович придвинул бутерброды, отделил от каждого по маленькому кусочку и сложил на отдельную тарелку.

– Это голодным духам, – пояснил он.

Аристархов не понял.

– Вам еще?

– Не мне. Я же ясно выразился: голодным духам. Вы как маленький, Василь-эдуардыч. Право, мне неловко от вашего невежества. Голодные духи – это сущности, бывшие когда-то людьми. Их земное существование прервала голодная смерть, лютая, как правило. Ну что вы глядите с недоверием? Люди умирают от голода тысячами. Согласен, не всех ждет участь обратиться в неутолимо голодного бесплотного скитальца. Как не всякий, умерший в сумасшествии, становится демоном, подобно мне. Однако вернемся к нашим сущностям. Они вынуждены скитаться в эфире, мучимые ужасным голодом, утолить который не в силах. Но их можно подкормить, если знать, как. Уменьшить, так сказать, страдания. На краткий миг.

Демон наслаждался впечатлением, которое его рассказ произвел на всемогущего федерального чиновника. Он театрально развел руками, затем огляделся по сторонам, словно высматривая кого-то под потолком, «в эфире», и негромко позвал:

– Цыпа-цыпа-цыпа.

Затем указал на кусочки бутербродов на тарелке и произнес:

– Предназначаю эту пищу голодным духам. Чтобы они увидели в ней еду и смогли насытиться. Без этого посвящения любая еда для них – пыль и пепел, – довольно пояснил он, обращаясь уже к Аристархову.

Аристархов окаменел.

– Василь-эдуардыч, – продолжал глумиться демон, – вы знаете, как выглядят голодные духи, парящие в эфире? Нет? С удовольствием вас просвещу. У них чрезвычайно, чрезвычайно! – Михаил Александрович повысил голос и поднял вверх указательный палец, – длинные шеи. Процесс поглощения пищи, даже той, что была им посвящена, затруднен. Но, – демон снова огляделся по сторонам, а потом сосредоточился на тарелке с расчлененными бутербродами, словно там что-то происходило, – но возможен. Что мы сейчас и наблюдаем. Те, кто способен наблюдать, разумеется.

Аристархов молчал, не понимая, что это – очередная издевка или новая шутка мироздания. Он выглядел как человек, которого по малолетству пугали страшными сказками, после чего он вырос, стряхнул с себя детские страхи и перестал о них вспоминать. А потом обнаружил в шкафу всю компанию забытых монстров во плоти.

Михаил Александрович смаковал его состояние.

– Или вы мне не верите?

Пристав отрицательно качнул головой.

– Вот и славно. Я вижу, Василь-эдуардыч, у нас достигнуто взаимопонимание. Да, мон шер? – демон улыбнулся. – А кофе хорош, – добавил он с удовольствием. – Но коньячку маловато!

В реальность Аристархова вернул телефон. Звонила секретарь. Он снял трубку, но не сразу понял, о чем она говорит.

– Какой племянник? – переспросил пристав. – Мой племянник?

– Василий Эдуардович, ну как же! Ваш родной племянник! Такой милый молодой человек. Только что приехал. Говорит, вы его заждались. Но у вас посетитель, поэтому я попросила Федора подождать в приемной. Что ему передать?

– Кому?

– Вашему племяннику.

– Как ты его назвала, Федор?

– Ну да. Правильно Феодор, как я поняла. Феодор Гераклейский. Так вот, господин Гераклейский здесь.

– Феодор Гераклейский?! Здесь?

– Да.

– Живой?!

– Василий Эдуардович, – секретарь была в замешательстве. – Конечно, он в добром здравии.

– Этого не может быть…

– Хотите, я ему трубку дам?

В одно мгновение Аристархов все сопоставил и понял. Это было так невероятно, что он ссутулился под тяжестью осознания. Феодор Гераклейский, ну конечно! Лицо пристава скривилось в гримасе неверия, удивления и облегчения одновременно. Он взял себя в руки и ликующе посмотрел на демона, который с неподдельным интересом наблюдал за происходящим.

«Господи, – прошептал про себя Аристархов и ему захотелось перекреститься. – Господи, ты существуешь». – И заорал в телефонную трубку секретарю, – срочно зови его сюда! Бегом!