Текст книги "Шакалота. Цена свободы"

Глава 4

Как я могла любить такого козла, как ты?

Как я могла любить такого козла, как ты?!

Боже!.. Как я могла сказать это?! Как могла сказать об этом Яроцкому, тогда – в баре?!

Что делать теперь? Как от чувства стыда избавиться? Как вообще теперь в глаза ему смотреть после такого?

Но смотрела ведь. Смотрела до этого дня. И целовалась с ним, когда… Когда он знал, что в девятом классе я, идиотка, была по уши в него влюблена.

Паутина какая-то… Липкая, запутанная. Костя был влюблен в меня, а я была влюблена в его лучшего друга. Еще и Паша… Блин! Так вообще бывает? Почему я? Почему я стала центром этой истории?

А Яроцкий – он знал… Давно уже знал, еще с той ночи, когда я в баре напилась. И молчал. Теперь уже глупо будет пытаться оправдываться. Да и нужны ли они, оправдания эти, когда кожа до сих пор горит от его прикосновений, ласковый шепот слышится в голове, а лицо так и стоит перед глазами, этот взгляд… Что-то изменилось, и, чувствует мое сердце, ничем хорошим это не закончится. Ни для кого из нас.

Хочется поскорее оказаться дома и с головой залезть под одеяло, спрятаться.

Что я ответила Максу?

А что я могла ответить, кроме как смотреть на него огромными потрясенными глазами и умирать от стыда?.. И еще больше умирать от желания понять, почему он ТАК на меня смотрит. С горечью, с нежностью, с сожалением… Смелости заговорить не нашлось, и телефону Яроцкого хотелось сказать отдельное спасибо за то, что столь вовремя зазвонил. Оскар. Требовал встречи. Макс для чего-то даже это мне сказал, будто извиняясь, что мне так скоро придется уйти.

А я даже на такси согласилась, которое он вызвал, ведь только так можно было избавиться от его общества как можно скорее. Как можно скорее остаться наедине с собственными мыслями и попытаться разобраться в том, что чувствую. Почему избегать его кажется самым здравым решением. Но стоило обернуться, взглянув в заднее стекло такси, и странно горько стало. Словно… мы только что расстались, а я уже скучаю.

Взбегаю по лестничным ступеням, на ходу достаю из рюкзака ключи – и понимаю: оказаться в кровати под одеялом так быстро, как хотелось, не получится.

Оскар ожидает меня на площадке между вторым и третьим этажами и светит практически налысо остриженной головой.

– Привет, солнышко, – бросает небрежно, прикуривая сигарету, – а я уже заждался. Не бойся. Просто поговорим.

– Что это значит? – пячусь на пару ступеней вниз и в ладони сжимаю ключи от квартиры. – Почему ты не с Максом?

– А я должен быть с Максом? – подходит ближе и выпускает мне в лицо облако дыма. – С чего бы мне с ним видеться?.. Максюша совсем от рук отбился, с ним стало скучно.

– Но ты сам звонил ему, – спускаюсь еще на несколько ступеней.

– Я? – протягивает с искренним недоумением. – Ты что-то попутала, солнышко. Максимка стал слишком забывчивым в последнее время, может, и забыл, кто ему брякнул, а? Как и забыл о том… что мы с тобой, «птичка», еще не доиграли. Но ты-то помнишь, правда?

– Уйди с дороги. Дай пройти.

Гадко скалится:

– Не бойся, я тебя не обижу, солнышко. Заценила, кстати, мой новый причесон? Нравится? Знаешь, кто меня на вечеринке твоей постричь решил? Не знаешь? О, я расскажу тебе тогда. – Поглаживает себя по ежику коротких светлых волос, еще больше скалиться начинает, опасно так, и руку протягивает: – Иди ко мне, постой рядышком.

– Дай пройти! – пытаюсь контролировать дрожащий голос.

Раздосадованно вздыхает и делает новую затяжку:

– Пельмешку привет передавай.

Зоя? Нет… Нет-нет-нет, только не это.

Зоя! Черт! Зачем ты этого урода морального трогала?! Зачем постригла?!

– Так вот. О чем это я тут? – запускает руку в карман джинсов и протягивает мне хорошо знакомую открытку. – Мы с пацанами решили, что Максимке помощь нужна, вот, напрягли извилины, придумали тебе кое-что интересное. А то он сам, бедняга, уже не справляется, сливается по-тихому. Всякие тупые задания придумывает, слишком легкие. Плохо ты на него влияешь, солнышко, очень плохо.

Набираюсь храбрости, отталкиваю от себя его руку и пытаюсь пробежать мимо, но Оскар успевает перехватить, толкает меня в стену, впиваясь руками в плечи, и угрожающе шепчет прямо в лицо:

– Мне плевать, что там у вас с Яроцким происходит, поняла? Но пацанов обижать не надо, солнышко, они на тебя бабки ставят, сечешь?

– Законы для всех одинаково писаны, – выдавливаю из себя по слову.

Откровенно насмехается:

– Заяву на нас накатаешь? Давай. А че? Давай! Ты же знаешь, с кем связалась, чего тянуть-то? Вот только, – придвигается еще ближе, – вопрос в том, кто из нас всех пострадает больше в этой истории: ты, я или Максимка… с отбитой на хрен головой. А я вижу, ты этого не хочешь, правда, солнышко?

– Он… он же другом твоим был! Как ты можешь?!

– Дружба – гнилое понятие, – фыркает. – Дружба сдохла вместе с Костяном. Так что на-ка, бери открыточку и читай.

Глава 5

Дождь льет стеной. Промокла до нитки, не один раз упала, ободрав ладони о гравий. Узкая дорожка, по которой бегу, круто виляет: то влево, то вправо, иногда резко обрывается вниз, так что с трудом успеваю затормозить, чтобы кубарем не покатиться до самого моря. Море… Слышу, как оно шумит, соревнуясь в громкости с раскатами грома. Молния раскалывает небо на части кривыми линиями, вспышки ослепляют глаза, острые струи дождя бьют в лицо, толкают в плечи, вжимая в землю, замедляют движение. Порывы холодного ветра пронзают до самых костей. Бегу, стучу зубами, плачу, задыхаюсь, падаю, встаю, бегу дальше, зову его…

– Ма-а-а-акс!!! – до хрипоты, до привкуса крови в горле. – Макс!!!

Мокрые волосы липнут к лицу, еще больше видимость портят, отбрасываю их в стороны дрожащими пальцами, всхлипываю. Молюсь.

«Пожалуйста… Боже, пожалуйста, помоги мне его найти! Боже, прошу, пусть с ним все будет в порядке! Прошу!.. Прошу тебя!!! Умоляю!!!»

– Ма-а-акс!!!

Не замечаю обрыв, ноги соскальзывают вниз с невысокого холма, теряю равновесие, ударяюсь задом о мокрую землю, но боли не чувствую. Физической боли нет. Боль, которую испытываю, разрывает изнутри, словно ножом живот вспарывает, добирается до сердца, калечит его.

«Господи, пожалуйста! Пожалуйста!..»

– МА-А-АКС!!!

Кубарем скатываюсь до самой пляжной полосы, ползу по гальке к морю.

И вижу его. Совсем рядом, недалеко от ледяных волн, разбивающихся о пустой берег. Нет никого, кроме нас: меня, задыхающейся от рыданий, ползущей к нему, и Макса… мокрого, неподвижного, бледного. Галька под его головой окрашена в черный, руки раскиданы по сторонам, веки закрыты, лицо в крови, дыхание… Дыхание! Проверяю дыхание, дрожащими пальцами пытаюсь нащупать пульс, зову его.

– Пожалуйста… Дыши… Пожалуйста…

Уверяю себя, что дышит, хоть и не чувствую этого.

Не могу нащупать пульс, не слышу сердцебиения.

Пытаюсь найти мобильный – у него, у себя, – но не могу найти. Нет ни одного гребаного телефона!

– Макс!.. – рыдаю ему в грудь. Хлопаю по щекам, прижимаю к себе. Умоляю: – Живи, прошу!.. Живи… Ты не можешь… Ты не можешь оставить меня!

«Они убили его… Убили…» Мысли кружатся в голове. Не хочу их слышать! Не хочу об этом думать! Макс не мог умереть! Он не мог оставить меня!!!

– Макс…

– Лиза?

– Макс… Пожалуйста… Не умирай. Пожалуйста!!!

– Лиза!!!

– Макс…

– Ты дура совсем или что?! Никто не умер!!! Алле! Проснись уже! Давай!

Судорожный вдох жадно наполняет легкие кислородом. Резко распахиваю глаза, дышу, словно после долгого бега. Одежда насквозь от пота мокрая, а подушка, как и лицо, мокрые от слез. Полина стоит надо мной и смотрит, как на душевнобольную.

– С ума сошла? Совсем котелок закипел, да? – головой качает, а на самой, как и на мне, лица нет. – По уши в этого придурка втрескалась. Нашла в кого.

– Кто бы говорил, – прикусываю язык, жалея о сказанном.

Сажусь, обнимаю колени руками и закрываю глаза. Дышать. Выровнять дыхание. Вот так… Всего лишь сон. Всего лишь кошмарный сон. Нужно возвращаться в реальность.

Смотрю на Полину и пытаюсь понять, почему она так жутко выглядит, если только что домой вернулась? Когда я пришла ее не было, а обычно моя сестра без туши на ресницах даже мусор вынести не может. А сейчас… Выглядит как бледная поганка: без прически, без макияжа.

Разворачивается и шагает к двери.

– Где ты была? – отбрасываю одеяло в сторону и шагаю за ней, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

– Полина, я с тобой разговариваю!

– Отстань. Не сейчас.

– Как ты себя чувствуешь? Температура больше не поднималась?

– Я сказала, отстань!

– Где ты была, Полина?

– Да отвали ты от меня! – Полина хлопает перед моим носом дверью ванной и закрывается на замок.

Отлично.

У моей сестры круглогодичный ПМС.

– Что опять случилось? – приваливаюсь спиной к двери и сползаю на пол. – Полина? Что у тебя опять случилось?

– Не твое дело!

– Где ты была? Разве не заболела?

Нет ответа.

– Скоро мама с работы вернется. Ее тоже посылать будешь?

– Отвали, я сказала!!! – орет.

Какой-то стук, словно что-то полетело в стену, а следом раздается шум воды.

Лучше не бывает.

Возвращаюсь в комнату, освобождаю кровать от влажного постельного белья, сажусь на голый матрас и потираю лицо ладонями. Руки дрожат… Вот, блин, приснится же такое! И все как… как по-настоящему было, так ясно, так четко… Я даже плакала на самом деле, не только во сне.

Достаю из шкафчика открытку, врученную мне Оскаром, и сжимаю в ладони. Вновь горло будто тисками сдавливает, стоит вспомнить его слова, угрозы. Вряд ли Оскар шутил… «Закинулся» двумя таблетками прямо при мне, еще раз напомнил, какая расплата ждет меня за неподчинение, подмигнул напоследок и ушел.

Таблетки – вот о чем я думала, когда домой вернулась. Теперь понятно, кто подсадил на них Полину. А ведь это не самое страшное, что может быть. Что, если дружки Оскара на чем-нибудь посерьезней сидят?.. Что, если действительно могут Максу голову отбить? Что, если это не просто угроза была?

Еще и сон этот…

Я не знаю, что делать. Я в ужасе.

Беру телефон и в десятый раз открываю список контактов.

Не знаю, кому могу довериться. Кому позвонить, у кого попросить о помощи? Действительно страшно… За него. За Макса. А ведь злиться должна. С какой вообще стати переживаю, ведь он на свои же грабли наступил?!

Не выполню четвертое задание – и нам обоим конец, так, да? Так сказал Оскар. Макс у них больше не главный, да и был ли им в принципе?

Надо поговорить с Яроцким. Рассказать ему все. Но у меня даже номера его нет. Да ладно, кого я обманываю?

«Скажешь ему хоть слово, и ваша следующая встреча с Максюшей состоится в больничке, поняла? Посетителем будешь ты. Все, что нужно, я сам ему скажу». – По лицу Оскара видела – не шутит.

Как я до этого докатилась? Еще недавно Яроцкий угрожал мне, что сольет видео с моим участием в Сеть, а сейчас… Сейчас мне угрожают здоровьем самого куратора? Того, по чьей причине все это происходит со мной!

Не хочу и не могу продолжать это.

Но продолжаю.

Может, Светлаковой рассказать? Это ведь ее друзья, ее парень, пусть она его защищает, почему я должна это делать? Почему?!

Утыкаюсь лицом в подушку и с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать во весь голос от безысходности, от этого жужжащего в груди чувства, которое на две части разрывает: «не могу все так оставить» и «должна все так оставить».

– Девочки, я дома! – раздается из коридора голос мамы, и у меня в голове как щелчок раздается. Тут же вскакиваю с кровати, подхватываю рюкзак и пихаю в него первые попавшиеся под руку учебники, одежду, расческу.

– Мам, а я наказана? – кричу. Если наказана, то умолять буду, чтобы отпустила.

– Мм… Что-то случилось? – Мама появляется в дверях и с явным непониманием на лице разглядывает мою прилипшую к телу, мокрую от пота футболку.

– Гимнастику делала, – вру. – Врач ведь сказал и дома упражняться.

– Ну… да. – Мама хмурится.

– Я могу пойти к Зое? С ночевкой? Лекарства с собой возьму.

Вздыхает и поджимает губы:

– Лиза, я не думаю, что после всего, что тут было, отцу понравится эта идея.

– Мам… – подхожу ближе и смотрю ей в глаза, с трудом сдерживая слезы. – Мам… мне очень… очень-очень надо.

– Что случилось, Лиза? Плохо себя чувствуешь?

– Да! – выпаливаю. – То есть… нет, это не из-за сердца, честное слово. Просто… просто сложно все. Просто отпусти меня к Зое с ночевкой, пожалуйста. Мне очень нужно с ней поговорить.

Лицо мамы все больше и больше наполняется беспокойством:

– Вы поссорились?

Ну вот почему так? Ведь я врать не хотела!

– Да. Я виновата, хочу извиниться, – но врать все же приходится. – Как буду у нее, дам тебе с бабой Женей поговорить, хорошо? Она подтвердит, что мы всю ночь проведем дома и утром вместе пойдем в школу.

– Лиза… Я не знаю…

– Пожалуйста, мам!

Через полчаса я уже стою на пороге квартиры Зои, и та смотрит на меня в абсолютной растерянности, ведь я даже не предупредила, что к ней собираюсь. И прежде чем моя подруга успевает сказать хоть слово набитым блинчиками ртом, аромат которых распространился даже на лестничную клетку, я бросаюсь к ней на шею и даю волю эмоциям, чувствам и слезам.

Сперва с бабой Женей разговаривала моя мама, а спустя пятнадцать минут позвонил отец. В общем, родители удостоверились, что я под колпаком взрослого надзора, и немного успокоились. Думаю, им сложно привыкнуть к тому, что теперь у меня есть подруга. Не друг, как Паша, к которому меня, разумеется, с ночевками ни разу не отпускали, а настоящая подруга. И знаете, Зоя и вправду оказалась настоящей. Сперва я рыдала и душилась слезами с самого начала своего рассказа, а затем разревелась она и так резко бросилась обнимать меня, что перевернула на пол всю тарелку с выпечкой, принесенной бабой Женей.

– Почему раньше не сказала, дурочка? – душила меня в объятиях. – Да я бы… я бы их всех… голыми руками порвала… Ли-и-иза-а-а… Ли-и-изка-а…

– Все в порядке, – теперь я ее утешала. – Все правда хорошо.

– Чего врешь?! – всхлипывала. – Ничего не хорошо… Ли-иза-а… Как ты одна со всем этим?.. Ты… я… Блин! Лиза-а-а…

Успокаивать Зою пришлось долго. Вот уж не думала, что эта девочка способна так расчувствоваться, и это лишнее подтверждение тому, как я ей не безразлична. Теперь люблю Зою еще больше. Теперь, когда она знает все мои секреты, уверена, наша дружба станет только крепче.

Вечер выдался не из легких. Легли спать только около двенадцати ночи и еще долго разговаривали, тихонько, чтобы бабу Женю не разбудить, чье похрапывание даже через стенку слышно было.

– Не люби его, Лиз. Тебе нельзя любить такого, как он, – вдруг произносит Зоя, когда я уже в сон начала проваливаться.

– Я же сказала тебе, Зой, – шепчу, – я не люблю Яроцкого. Раз десять тебе уже сказала об этом.

– Раз десять, точно, – вздыхает. – Раз десять мне уже об этом соврала.

– Я не вру.

– Да ладно тебе, – разворачивается ко мне лицом и смотрит с пониманием. Вижу, как в темноте блестят ее глаза, так искренне, с таким беспокойством. – Ну что я, не вижу?.. Ты даже не злишься на него больше. И это после всего, во что он тебя втянул! Лиз?

– Мм?

– Тебе мало страданий в жизни? Вот честно. Только такого, как Яроцкий, тебе для полного комплекта не хватало.

– Да не влюбилась я, – закрываю глаза, и лицо его вижу. Кожа мурашками покрывается, стоит вспомнить, как целовал меня, обнимал, с какой теплотой смотрел.

– Ага… не влюбилась. – Зоя приглушенно усмехается. – Попала ты, подруга. Конкретно попала. Мегере это точно не понравится.

– Я не собираюсь отбивать у Вероники парня.

Зоя вновь усмехается:

– Понятное дело, что не собираешься. Зачем, если Яроцкий сам ее вот-вот в лес свалить попросит? Эх, Лиз… Угораздило же тебя. Такое, вообще, бывает? – Вижу, как переворачивается на спину и смотрит в потолок. – Костя, Паша, Макс… Только Оскара в себя еще не влюбила.

– Сплюнь! – фыркаю. – Ты лучше скажи, зачем полезла к Оскару? Зачем… Блин, Зой, ну вот чем ты думала, когда его постричь решила?

Зоя хмыкает как ни в чем не бывало:

– Валялся на полу без сознания – вот и решила. Кайфанула по полной.

– Ага… Теперь платить за это придется.

– Я тебя умоляю!

– Тиш-ш-ше.

– Да бабулю даже ядерный взрыв сейчас не разбудит, успокойся.

Вздыхаю.

– Разберемся мы с этим Оскаром, не забивай голову, Лиз. Лучше думай, как игру эту дебильную закончить. Четвертое задание – это ладно… Придумаем что-нибудь. Но ведь еще и пятое будет, да?

– Что ты с четвертым придумаешь? Зо-о-ой… Ты читала вообще открытку?

– Двенадцать раз.

Не отвечаю. Поворачиваюсь к Зое спиной и вновь чувствую это проклятое жжение в глазах.

– Я не смогу это сделать, – шепчу сдавленно.

– Сможешь, – еще и подбодрить пытается.

– Не смогу… Зой, я не смогу.

– Успокойся, говорю. У тебя еще три дня в запасе, так?

– Так.

– Ну вот и не думай об этом сейчас.

И вновь вздыхает. Так, будто я тут глупости сплошные говорю.

– Это все из-за Яроцкого… – шепчу, чувствуя, как из уголков глаз вновь слезы сбегают.

– Ага! Все из-за Яроцкого! Из-за Кости! Из-за Паши твоего! Тут, если подумать, вообще полмира виновато. Лиз… Ну чего реветь, а? Все закончится рано или поздно. Потом будем с тобой вспоминать как страшный сон.

– Не говори мне о страшных снах.

– Видишь. Ты не за себя боишься, а за Яроцкого.

– Это не так.

– Лиз… Ну хорэ, а? Мне-то можешь не врать. Влюбилась ты в него. А это значит, что не такой уж он и плохой, да? Ты ж не могла в законченного козла влюбиться?

– Я уже ничего не понимаю, Зой, – всхлипываю и чувствую, как рука Зои поддерживающе похлопывает меня по плечу. – Наедине он… он совсем другой. Кажется… таким сильным, грубым и в то же время ранимым, что хочется подойти и обнять. Словно… ему так этого не хватает. Простой поддержки, понимания. Ему больно, Зой, я это вижу.

– Да хватит реветь, – поближе придвигается и обнимает меня. – С игрой мы разберемся, тоже мне, игроки хреновы. И с мегерой разберемся… Ты, главное, в чувствах своих разберись, Лиз. Яроцкий – последний человек на земле, за исключением Оскара, конечно, которого я бы тебе в парни пожелала, но, блин, подруга, сердцу ведь не прикажешь. Так что я готова принять даже этого говнюка, если ты готова. Хотя… бабуля говорит, что любовь – вообще нервное заболевание. И зарождается оно в мозге. Но ты-то не тупая, правда? Мозги у тебя, как надо, работают, значит, понимаешь, кого любить собираешься, разве нет? А значит, Яроцкий действительно не такой уж и козел. Так что… давай прекращай лить слезы, а то завтра придется тонны косметики переводить, чтобы твои распухшие глаза загримировать. Да и вряд ли твоему Яроцкому это понравится.

– Спасибо, Зой, – переворачиваюсь к ней лицом и крепко обнимаю, продолжая плакать, как последняя идиотка. – Спасибо.

– О-о-ой… Что же ты со мной делаешь, – смеясь, хнычет Зоя, поглаживая меня по волосам. – Терпеть не могу все эти телячьи нежности. Бр-р-р…

– Прости… – выдавливаю, приглушая рыдания.

– Да… Сложно все, – вздыхает Зоя. – Вот ты влюбилась не вовремя, Лиз.

– Второй раз, Зоя. Снова.

* * *

– Вот говорила тебе не реветь. Все равно видно, что глаза распухшие.

Зоя на ходу, потому что мы уже опаздываем в школу, обматывается полосатым шарфом и скептически смотрит на меня.

– Зой, я себя дурой чувствую. Вот серьезно.

Специально тащусь как черепаха и не могу избавиться от этого жуткого чувства неловкости.

Сегодня Зоя меня вновь накрасила. Не так, как в прошлый раз, а вполне симпатично: пышные ресницы, бледно-розовый блеск для губ и немного румян, чтобы бледность скрыть. Но для меня даже это уже слишком! Стоит представить, как одноклассники отреагируют, – и в холодный пот бросает.

– Зачем я только согласилась, – обреченно головой качаю.

Еще волосы себе выпрямить позволила. Зоя заверила, что так мне будет гораздо лучше. Внешне, может, и лучше стало, но вот внутренние ощущения вовсе не трепетные. И хорошо, что мне хватило упрямства противостоять подруге в борьбе за выбор наряда! Второй раз разодеться, следуя вкусу Зои?.. Ничего личного, но нет уж, спасибо! Обошлась своими джинсами, полуботинками на плоской подошве и бледно-голубой рубашкой, которую Зоя настоятельно рекомендовала не застегивать на первые две пуговицы.

– Ты выглядишь очень миленькой. – Вижу, что Зоя не просто подбодрить пытается, а действительно так считает. – Чем больше ты выглядишь как ведро с помоями, Лиз, тем больше этим уродам тебя обидеть хочется, понимаешь? Следят они за тобой, говоришь?

– Тише, – круто разворачиваю к ней голову. – Ни слова, Зоя! Не дай бог, они узнают, что я тебе рассказала.

Фыркает:

– Успокойся, подруга. Я могила. А ты… давай это… нос выше подними и покажи этим козлам, чего стоишь! Пусть видят твою самоуверенность! Думают, что сломали тебя? Да ни фига! Пусть подавятся собственной желчью. Пойдем быстрее, чего еле тащишься?

– Слушай, а у тебя вообще бывает плохое настроение?

Пожимает плечами:

– Мм… Не знаю, не проверяла. О, смотри, – кивает в сторону школьной курилки, – пыхтят, стоят. Овечки.

Вот этого я и боялась больше всего – первым делом наткнуться на самопровозглашенную элиту школы!

За одним из гаражей затягиваются утренними сигаретами Вероника Светлакова, ее подружки Алина и Оля, парень из параллельного класса, с которым я лично не знакома, и… Ну разумеется, Яроцкий.

– Дыши, – шепчет Зоя, подхватывая меня под локоть. – Выглядишь так, будто сейчас в обморок грохнешься.

Это она еще не слышит, как у меня сердце в груди колотится. И все из-за него – из-за Макса.

«Не смотри на него, Лиза. Не смотри».

С каких пор я не контролирую свое тело? Голова сама в его сторону поворачивается. И кто замедлил время? Почему каждый взмах его ресниц тянется целую вечность? Почему облако сигаретного дыма, выпущенного Яроцким, рассеивается так долго? Каждый жест, каждое движение…

– Лиза, – даже голос Зои звучит туманно, словно издалека, – постоим посмотрим или, может, в школу пойдем?

Черт!

Возвращаюсь в реальность и понимаю, что действительно стою на месте как вкопанная и таращусь на Яроцкого, в то время как вся его компашка озадаченно смотрит на меня.

– Так, значит, это твоя кепка? – Зоя тянет меня к воротам. – Почему он ее таскает? Так сильно втрескался?

– Багрянова! – долетает в спину голос Светлаковой. – Эй? Лиза!

– Мы ее не слышим! – комментирует Зоя намеренно громко и тащит меня дальше.

– Зоя, ты тоже подойди, – весело усмехается Вероника, и подружки тут же подхватывают ее смех.

Оборачиваюсь и смотрю на прекрасную и одновременно фальшивую улыбку Светлаковой. Больше не выглядит уставшей и неопрятной – королева школы вернулась во всем своем великолепии. Идеально уложенные, слегка завитые на кончиках черные локоны искрятся в лучах холодного солнца, ярко-красные губы растянуты в игривой улыбке, глаза блестят двумя сапфирами, а кожа сияет, как алмазная пыльца. Вновь мини надела вместо затасканных джинсов, кожаные сапоги на шпильке и твидовый жакет с меховым воротом.

«Вот что значит эффектно выглядеть», – мысленно усмехаюсь и вновь ловлю на себе взгляд Яроцкого: загадочный, такой пристальный, будто впервые в жизни меня увидел и понять не может, почему лицо такое знакомое. Так волнительно почему-то стало, внутри вновь бабочки запорхали, а стоило ему улыбнуться мне, аж дыхание перехватило.

– Так и будешь там стоять? Багрянова, ау!

С трудом отрываю взгляд от Макса и смотрю, как Вероника вопросительно выгибает брови:

– Мне на всю улицу кричать?

– Чего тебе? – прочищаю горло, опускаю руки в карманы пальто и подхожу ближе, слушая раздраженное нытье Зои, которая идет-таки следом.

– Стой, – строго смотрит на меня Яроцкий, и я замираю на месте.

Забирает у Вероники сигарету и тушит ботинком, затем разворачивается к ее свите и точно одним взглядом приказывает поступить так же.

– Да в чем дело? – возмущенно пищит Алина, когда Макс и у нее сигарету наглым образом выхватил.

– Это что сейчас было? – в замешательстве протягивает Зоя, а я вообще без понятия, что ответить и как реагировать. Это он обо мне, что ли, заботится?..

Зато Вероника нисколько не теряется, покачивая бедрами, ступает к Максу, берет его под руку, с лицом сущего ангелочка опускает голову ему на плечо и лепечет невинным голоском:

– Мы с Максом хотим пригласить вас двоих к нам на вечеринку. В следующую пятницу. У меня будет день рождения, – запускает руку в лакированную сумочку, вытаскивает из нее два пригласительных, перевязанных тоненькой атласной ленточкой, и протягивает мне: – Вот.

– Серьезно? – тоном мертвеца протягивает Зоя, глядя на пригласительные так, будто ей личинок на обед подали.

– Ты тоже приглашена, Зоя, – давится улыбкой Вероника. – Ну? Берите, чего ждете? Это будет лучшая вечеринка года! Мы с Максом обещаем.

Не двигаюсь. Одним взглядом пытаюсь дать понять Веронике, куда она может засунуть свои пригласительные. Потому что меня там точно не будет. И Зои тоже. Нечего нам делать в этом логове похоти и разврата.

– Кстати! – словно спохватывается Светлакова и, поджимая губы, качает головой. – Больше не выпрямляй волосы. Тебе реально не идет. Хочешь, я помогу тебе с прической перед вечеринкой? Одежду тоже могу одолжить.

Подружки ее принимаются хихикать, а я чувствую, как краснеть начинаю. И как обычно это бывает, остроумные фразы для ответа придут ко мне не раньше, чем через часика два, но никак не вовремя.

– Приходите. Будет весело, обещаю. – Вероника трясет рукой с пригласительными и многозначительно играет бровями, пока ее подружки продолжают хихикать над моим раскрасневшимся лицом.

– Чего раскудахтались? – шипит на них Зоя.

– Мы подумаем. – Макс выхватывает из руки своей девушки пригласительные, небрежно складывает пополам и прячет в задний карман джинсов. Разворачивает меня в обратную сторону, обнимая за плечи, и ведет к воротам, пока Вероника с упавшими по швам руками и осунувшимся лицом смотрит нам вслед.

– Давай. – Макс стягивает у меня с плеч рюкзак, и, прежде чем до меня вообще доходит, что он делает, забрасывает себе на спину и кивает на школу: – Ну? Идем учиться или как?

– Вот это у нее рожа была! – злорадно посмеивается Зоя. – Надо было сфоткать!

Макс выдерживает паузу, резко выдыхает, так и не дождавшись от меня ответа, берет за руку и заставляет наконец сдвинуться с места.

– Мне нравится твоя прическа, – кивает, улыбаясь, и я улыбаюсь в ответ.