Текст книги "Шакалота. Цена свободы"

Глава 6

Десятый класс

Сентябрь

Макс

– Я сказал, пропусти! – рычу сквозь зубы. Гляжу исподлобья, кулаки сжимаю – руки так и чешутся! – Давай, сука! Давай, повтори еще раз, чтобы я убирался, мне только в кайф тебе по роже съездить будет! Мне вообще плевать на все! НА ВСЁ!!! И НА ТЕБЯ, СУКА!!!

– Иди домой, сопляк, – ржут надо мной. Вышибалы чертовы! Ну ладно! А я ведь просто выпить пришел!

Просто выпить, на хрен, пришел!!!

– ОТВАЛИ!!! ОТВАЛИ, СУКА!

Скрутили, твари, руки заломали.

– Спокойно, малый, сейчас до отделения прокатишься.

– Держи его! Вот резвый какой!

– Отпустите его! – какой-то знакомый голос бабский.

А-а-а… Светлакова. Какого хрена тебе надо?

Этот лысый ублюдок толкает в спину, так что приходится проехаться животом по ступеням и еще раз послать их в задницу: погромче, раз не понимают, да с интонацией.

– Мы вызовем полицию, Вероника Николаевна, заходите внутрь.

– Не надо никакой полиции, – трещит, будто я не слышу!

Овца. Если я пьян, это еще не значит, что я глухой!

– Да он псих какой-то, Вероника Николаевна. Заходите внутрь. Мы сами разберемся.

– Слышь, ты… – с трудом языком ворочаю. Шатаясь, встаю на ноги и пытаюсь подняться по ступеням.

– Пропустите его. – Светлакова смотрит на меня своим стервозным взглядом.

Что, жалко тебе такое дерьмо, как я? Сочувствие свое проявляешь? Да пошла ты…

– Пропустите, я сказала!

Подхватывает меня под руку и ведет в бар своего папаши. Раньше меня и так пропускали. Меня, Чачу, Оскара и Костяна моего. Дружищу моего. Братишку…

– Эй? – чьи-то руки обхватывают меня за лицо.

– Че те надо? – отталкиваю Светлакову в сторону и плетусь куда-то… По идее, к бару, но что-то с трудом ориентироваться получается.

Что вообще с этим местом не так? И почему все так кружится?

– Э-э-эй! Где тут бар?!! – кричу, вращаясь на месте с раскиданными в стороны руками.

– Идем! – Опять Светлакова. Обнимает меня, словно я сам идти не в состоянии, и тащит куда-то.

– Мы в бар? – кричу ей на ухо.

Губы свои краснющие поджимает. Красивая. Но стерва. А может, и хорошо, что стерва. Стервам проще живется. Стервам никто не нужен. У стерв есть они сами, а большего для счастья и не надо!

– Так, да? Я прав?! – вновь кричу ей на ухо. – Или не прав?

– О чем ты? – смотрит едва ли не отвращением, толкает меня на что-то мягкое и приказывает сидеть на месте, пока она не вернется.

– Это… а это не бар! – оглядываюсь по сторонам. Все кружится, прыгает перед глазами, размазанное все какое-то.

Че-е-ерт… Хреново что-то.

– Пей. – На столик передо мной опускается бутылка с водой, а Светлакова рядом присаживается. – Помочь?

– А?

– Помочь? – кивает на бутылку и морщится, так что между бровями впадинка вырисовывается; так и хочется ее пальцем разгладить.

– Ты что делаешь?! – дергается в сторону, отшвыривая от себя мою руку, а я глупо посмеиваюсь в ответ.

– Сколько ты выпил? – качает головой, вручая мне открытую бутылку с водой. Делаю глоток и фонтаном все на пол выплевываю.

– Фу. Безалкогольное, – отдаю бутылку обратно Светлаковой.

– Ну да. Потому что это вода! Пей!

– Сама пей, – утыкаюсь лбом в столик.

– Яроцкий! – зовет настойчиво. – Яроцкий! У меня, думаешь, дел других нет, кроме как с тобой тут торчать?

– Ну так проваливай. Чего расселась? – взмахиваю рукой и роняю ее обратно на стол.

Слышу, как шумно вздыхает, поднимается на ноги и обратно для чего-то садится.

– Я вызову тебе такси.

– Катафалк сразу.

– Не смешно.

– Согласен. Катафалк совсем не смешной был, – отлипаю от столика и приваливаюсь к спинке дивана. Смотрю, как лицо Светлаковой раскачивается из стороны в сторону… Это ее штормит или меня?

– Сколько ты пьешь?

– Сегодня или вообще? – улыбаюсь ей.

– И в школу не ходишь, потому что пьешь?

– Есть сигарета?

Открывает пачку и протягивает мне. Забираю всю пачку: одну сигарету зажимаю зубами, а остальное прячу в карман.

– Потом деньги верну, – бурчу, ища по карманам зажигалку.

– Ты же не куришь, – головой качает, будто я, блин, ее жестоко разочаровал!

– А, точно, – придвигаюсь к ней. – Дай прикурить.

Делаю затяжку и густо кашляю. Еще затяжку, давлюсь кашлем, но продолжаю делать это – травить себя, словно кайф от этого получаю. Может, и получаю.

– Ты еще тут? – приваливаюсь обратно к спинке дивана и смотрю на Светлакову, красивую, как всегда, ухоженную. Как кукла пластмассовая.

– Не думаешь, что завязывать пора?

Роняю голову набок:

– У тебя смена началась или что?

– Смена?

– Ночного психолога, – смеюсь над одной из самых своих тупых шуток, а эта все больше лицо свое разукрашенное кривит.

– Мне жаль Костю, – вдруг выпаливает. Очень не вовремя гребаное свое сочувствие решила проявить.

– Себя пожалей, – а у меня в голове даже как-то свежее становится. Она ведь не знала его… А все, кто знал, так и вообще твари последние.

– Просто свали, – откидываюсь затылком на спинку дивана и закрываю глаза.

– Посмотри в кого ты превратился, Яроцкий, – еще и упрекать меня берется, – пьяный, жалкий, никому не нужный.

Перекатываю голову набок и, язвительно улыбаясь, смотрю на Светлакову из-под полуприкрытых век:

– Много у нас общего, да?

– Я не пьяная, – цедит.

– Да, но в остальном-то!

– Да что ты знаешь?

О, непробиваемую принцессу за живое задели?

– Можно не быть проницательным, когда все лежит на поверхности.

Вероника холодно усмехается и складывает руки на груди, которую с трудом маленькая тряпочка прикрывает, не оставляя места для фантазий.

– Это я-то поверхностная?

– Типа того, – вновь вздыхаю. Говорить не просто сложно – говорить в принципе не хочется.

– Где твои друзья? – спрашивает.

– Друзья? – смеюсь. – Это ты о ком сейчас?

– Где Паша, Оскар? Давай я позвоню кому-нибудь из них.

Выхватываю у нее телефон и смотрю на заставку. Свою фотку поставила. Охренеть!..

– М-да-а-а-а… – протягиваю весело. – Да у тебя все еще хуже, чем кажется.

– Отдай.

– А то что? Охрану позовешь? Давай, я не против.

Уходит куда-то. Думаю, что за теми шкафами у входа, но нет, возвращается в компании двух бокалов пива. Один опускает на столик передо мной, ко второму тут же прикладывается.

Долго не раздумывая (ну а чего добру пропадать?), хватаю бокал и практически залпом осушаю.

– Уже лучше, – хмыкаю и лезу в карман за бумажником. – Ладно, мне пора. Сколько?

– Что сколько? – смотрит в недоумении.

– За пиво наше сколько?

Фыркает, отбрасывая волосы за спину, и демонстративно отворачивается.

– За счет заведения.

– То есть за счет кошелька твоего папаши, – достаю пару купюр и бросаю на стол. – Что? Кто-то впервые в жизни за тебя заплатил? Непривычное ощущение и все такое?

– А ты эти деньги сам заработал, ага, – цинично улыбаясь, кивает на мой бумажник.

– Это – компенсация папаши в честь смерти моего друга, – прячу бумажник в карман. – Но без них я не напьюсь, увы.

– Да что с тобой не так? – головой качает.

– А с тобой?

Поднимаюсь на ноги. Слегка ведет в бок, но все же удается устоять на ногах.

– Иди, – киваю в сторону бара, – пора продлевать аренду друзей, а то обидятся еще.

– По крайней мере, я не одна, – поднимается с дивана и смотрит с вызовом.

– Правда? – с горечью усмехаюсь и практически вплотную приближаюсь к Светлаковой. – А если у твоего папаши деньги закончатся, сможешь сказать то же самое? Хрен, да?.. Ты одна. Даже сейчас, в толпе людей… Ты одна.

– Как и ты, – читаю по губам, и вдруг такое жгучее желание просыпается поцеловать их. Просто, чтобы забыться. Просто потому что плевать, с кем это делать. Просто потому, что две недели назад умер мой лучший друг, и мне, сука, нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы не сойти с ума!

– Как и я, – отвечаю, накрывая губы Светлаковой своими.

* * *

– Доброе утро. Садитесь, – Николай Генрихович открывает журнал и просит старосту назвать отсутствующих. – Яроцкий!

– Здесь я.

– Молодец. Кепку сними!

Украдкой поглядываю, как Макс нехотя стягивает с головы кепку и ерошит волосы. Простой жест, ничего особенного, а у меня вновь все внутри расцветает, а желание улыбнуться настолько велико, что приходится немедленно спрятаться за учебником математики и раз десять подряд пробурчать себе под нос название темы, которую проходить будем не раньше, чем в следующей четверти.

– У Багряновой праздник сегодня? – слышу, как перешептываются девчонки со среднего ряда.

– Ничего такая, – замечает кто-то из ребят, и я еще ниже сползаю по спинке стула.

– Итак, Васильев идет к доске, – объявляет Николай Генрихович, и половина класса с облегчением вздыхает. – Остальные передают мне тетради с домашней работой.

– Давай свою, – не глядя на Макса, протягиваю руку, но получаю лишь хлопок по ладони.

– Ты серьезно? – глаза сужает, с насмешкой фыркает и прилипает к парте щекой. – Разбудишь, когда вся эта фигня закончится.

– Фигня? Мы на уроке, – шиплю.

– Ну. А я о чем? – зевает, прикрывая рот ладонью, и набрасывает на лицо кепку.

Что-то слабо ударяет по плечу, и к ногам падает скомканный клочок бумаги. Оглядываюсь и вижу, как Вероника кивает на записку.

Попросись выйти в туалет. Надо поговорить.

Хмуро смотрю на Светлакову, и та в ответ кивает, подгоняя.

Поднимаю руку и неохотно отпрашиваюсь:

– Можно выйти?

– Урок только начался, Лиза.

– Мне срочно.

– У Багряновой недержание, – ржет Кирилов.

– Сейчас у кого-то пожизненное нестояние случится!

– Смычкова!

– Я не в этом смысле, Николай Генрихович! – улыбается Зоя, пока весь класс обхохатывается над покрасневшим до самых ушей Сашей Кириловым.

Через две минуты я уже стою в женском туалете второго этажа и жду, пока и Светлакова почтит его своим присутствием.

– Отпускать не хотел, – бросает с порога и захлопывает за собой дверь. Отстукивает шпильками по плиточному полу, замирает передо мной, отбрасывает за спину волосы и смотрит таким взглядом, будто я ей отчет какой-то должна предоставить.

– Ну? – спрашивает наконец. – Как все с родителями прошло?

– Не делай вид, что тебя это интересует, – нехотя отвечаю. – Ты ведь не об этом поговорить хотела?

– Хм, – улыбается. – Смелее стала, да?

– О чем ты поговорить хотела?

Вздыхает после недолгого молчания:

– Все о том же. Или забыла, что все еще в игре?

– Спасибо, но мне твоя помощь больше не нужна.

Обхожу ее и направляюсь к выходу, но Вероника ловит меня за локоть и разворачивает к себе.

– Дура, я ведь и вправду помочь хотела!

– Спасибо. Я оценила. Родители тоже.

– Зато третье задание было зачтено.

– Зато моей сестре… – заставляю себя замолчать и потираю переносицу подушечками пальцев. – Слушай, просто не лезь больше, ладно?

– Я не могу не лезть, пока мой парень в этом замешан.

– Твой парень был замешан в этом еще до меня. Могла бы и раньше попробовать до него достучаться.

– Четвертое задание уже получила? – переводит тему.

Молчу, лишь взглядом ее сверлю, таким, что и без слов понятно: «Отцепись».

– Макс… Он больше не говорит со мной на эту тему, – произносит со слегка неловким видом. Складывает руки на груди и смотрит вниз, отстукивая каблуком по полу. Вдруг бросает взгляд исподлобья: – Не знаешь почему?

Пожимаю плечами и качаю головой:

– Нет.

– А что это за представление у курилки было? – холодно улыбается. – И куда он увез тебя вчера?

Неужто ревность проснулась? Странно, а я думала, к такой, как я, такие, как Светлакова, ревновать не умеют. Собственной гордостью давиться будут, но ревновать… Не-е-ет, разве это возможно? Я ведь никто по сравнению с ней, и Вероника довольно доступно успела мне это объяснить.

– Чего молчишь? – и даже улыбается, чтобы неуверенность свою скрыть. Слишком широко, слишком фальшиво. – Мне просто интересно.

– Тогда у Макса спроси.

Фыркает и отворачивает голову к окну:

– Разве не из-за четвертого задания он тебя увез вчера?

Тяжело вздыхаю:

– Я на урок пошла.

– Стой! – снова ловит меня за руку, больно сжимая пальцами предплечье, но, вдруг опомнившись, отпускает и делает шаг вперед. – Я просто переживаю за него, понимаешь? Оскар и остальные бесятся, зуб точат на него. И я не могу спокойно смотреть на это и ничего не делать. Макс должен дать тебе четвертое задание, или… или ему и тебе конец, говорила об этом уже не один раз!

Решаю, что лучше промолчать, чем врать. Плохо у меня дела с враньем обстоят, сразу расколет. А с другой стороны… Может, стоит сказать ей?.. Вероника – та еще штучка, но за Яроцкого искренне беспокоится, вижу это, он ее уязвимое место. Единственный, кто может сорвать маску с лица ледяной королевы. Но как она поможет – вот вопрос. Так же как и в прошлый раз? В спину толкнет, заставлять будет, чтобы я задание выполнила?.. Ну это я и сама могу, не нужна мне такая помощь.

– Макс сказал мне не лезть, – шепчет, практически умоляя. – Сказал, что сам с игрой разберется. Только я же вижу: он не хочет! Наигрался!

– А разве ты не этого хотела? – хмурюсь. – Чтобы он из игры вышел.

Светлакова резко выдыхает и приближается практически вплотную:

– Да, но не так! Это из-за тебя все. Да? Да-а-а… Понимаешь это лучше меня. Что ты ему сказала? Что такого сделала, что он с тебя теперь глаз не сводит? Почему он игру на половине решил бросить? Из-за жалости? Жалко ему тебя? – Впивается пальцами мне в плечи. – Или у вас с ним уговор какой-то? Ха! Разумеется, уговор! С чего бы еще ему с тобой нянчиться. – Встряхивает меня. – Ответь мне! Я должна знать, Багрянова! Расскажи! Потому что Макс мне больше ничего не рассказывает. – Снова встряхивает. – Что у вас с ним за дела? Куда он возил тебя? Что задумал? Как с Оскаром разбираться собирается? – Встряхивает. – Что он тебе рассказал? Как много? У вас есть план, да? Что он придумал?! Скажи мне, Багрянова!

– Хватит! – вырываюсь, сбрасывая с себя ее руки, и пячусь к стене.

– Прости… – шепчет Вероника, выдержав паузу, опускает голову и тяжело дышит. – Просто я… я просто… Боже!.. Такое чувство, что я схожу с ума. Все из-за игры… Все из-за его мести. Если бы не ты… Если бы только не ты! Черт!.. Я боюсь за него. Боюсь того, что они могут с ним сделать.

Шагает к окну и упирается ладонями в подоконник.

– Хорошо, если ты должна быть рядом… Если это поможет вытащить его… Хорошо, Багрянова, будь рядом. Я отдам тебе его на время. И даже подыграю. – Разворачивается ко мне и смотрит с неприкрытой угрозой. – Но потом, когда это все закончится, ты свалишь, поняла? Когда игра закончится, ты и близко к Максу не подойдешь. Я спрашиваю, поняла?!

– Он не вещь, – говорю тихо, – чтобы отдавать его на время.

– И это все, что ты услышала?! – кричит и шагает на меня. – Мы с ним уехать собираемся, об этом знаешь?! Нет? Макс не сказал тебе, что после окончания школы мы, он и я, свалим из этого города и забудем обо всем этом дерьме! Так что мой тебе совет, Багрянова: забудь о моем парне. Такая, как ты, ему точно не нужна. Ты удавка на его шее, не больше. Сбросит тебя и даже имени твоего не вспомнит. Чего молчишь? Чего вылупилась?!

– Ты сама меня о помощи просила, – шепчу, равнодушно глядя в перекошенное от злости лицо Вероники, – а теперь я для тебя проблемой стала?

– Стала? – холодно усмехается. – Ты всегда была проблемой, Багрянова. С самого своего рождения!

Хлопок.

И только спустя несколько долгих секунд понимаю, что это моя рука взлетела в воздух. Что это моя рука только что отвесила Светлаковой пощечину. Что это на ее щеке останется красный след.

А трясет меня.

А плакать хочется мне.

Медленно, кажется, что целую вечность, на алых губах растягивается острая улыбка, а в глазах вспыхивает ледяное пламя. Уверена: сейчас ответит, сейчас, еще секунда – и в волосы мне вцепится… Но нет. Просто смотрит. Таким взглядом, который больнее всякого удара ощущается.

– Знаешь, почему Макс никогда не выберет тебя? – усмехается ядовито. – Знаешь?.. Все просто, Багрянова. Макс никогда не будет с той, кого до последней секунды своей жизни любил его лучший друг. Ты – живое напоминание о смерти Кости.

Хватит.

– Подумай об этом, Багрянова! – кричит мне в спину, когда я уже оказываюсь в коридоре и хлопаю напоследок дверью туалета.

Николай Генрихович поглощен разбором материала и даже внимания на меня не обращает, когда я возвращаюсь в класс. Зато чувствую, как Зоя глаз с меня не сводит, и слышу, когда прохожу мимо нее:

– Что случилось? Чего бледная такая? Мне пойти наказать мегеру?

Не отвечаю, просто сажусь на свое место и утыкаюсь взглядом в учебник. Ни буковки, ни циферки разобрать не могу, от слез все плывет перед глазами, а голос Светлаковой продолжает греметь в голове: «Ты – живое напоминание о смерти Кости». А следом слова Зои в мыслях вспыхивают: «Тебе мало страданий в жизни? Вот только такого, как Яроцкий, тебе для полного комплекта не хватало».

Видимо, не хватало.

Видимо, я совсем идиотка…

Слышу, как хлопает дверь, как раздается стук каблуков…

– Что с твоим лицом, Вероника? – ахает ее соседка по парте. – Что это такое?

– Замолчи, – шипит в ответ Светлакова, а я замутненным взглядом смотрю на страницу учебника, прячу лицо за волосами, вытираю мокрые глаза и продолжаю делать вид, что не замечаю, как все это время Яроцкий пристально на меня смотрит.

* * *

Перед началом следующего урока меня позвал классный руководитель, чтобы узнать причину моего отсутствия в школе. Пришлось соврать, как и родителям: не очень хорошо себя чувствовала, голова кружилась, пришлось уйти. И либо Нине Эдуардовне до сих пор не донесли, с кем и на чем я вчера уехала, либо она просто решила тактично промолчать. До поры до времени, разумеется, а точнее – до разговора с родителями. Не думаю все же, что на мой побег с Яроцким кто-то станет закрывать глаза.

Уже после звонка вернулась на урок химии. Ни Макса, ни Светлаковой в классе не было.

Всю перемену перед третьим уроком Зоя доставала меня, пытаясь выяснить, что произошло между мной и Вероникой, и едва ли не запищала от восторга, когда я тихонько пробурчала, что не сдержалась и влепила ей пощечину.

Чувствую себя из-за этого поганей некуда. Не знаю, как так получилось. И не важно, что она сказала, но я обязана была держать себя в руках. Чем я теперь лучше Светлаковой?

– По местам! – командует Наталья Ивановна и тяжело вздыхает, когда Макс и Вероника появляются в дверях класса. – Яроцкий… Как всегда. Без опоздания не можешь. Садитесь, чего встали? И кепку сними! Итак, продолжим!

Не успевает Макс опуститься на свое место, как хватает мою тетрадь, вырывает лист из середины и пишет:

У тебя сколько сегодня уроков?

Нет, это уже вообще не смешно.

Сминаю записку в кулаке и продолжаю смотреть в учебник по английскому.

– Эй? – шепчет, придвинувшись. – Я ведь и унести тебя отсюда могу.

– Что тебе от меня надо? – поворачиваю к Максу голову. – Что? Чего ты добиваешься?

Протягивает руку и кончиком пальца убирает прядь волос с моего лба.

Отворачиваюсь, утыкаясь взглядом в парту.

– Просто прекрати все это, – шепчу так тихо, чтобы он один слышал.

Вновь тянется к моей тетради. Выхватываю ее у него из рук и запихиваю в рюкзак.

Хватит записок. Хватит всего этого. Только разборок с его девушкой мне не хватало. Трусиха ли я после этого? Да, она самая. Не вижу смысла бороться за того, кто так или иначе рядом не останется.

А он просто смотрит. Без злобы, без агрессии, без непонимания. Обычно.

– Вероника тебе все рассказала? – решаю коротко и ясно прояснить ситуацию, пока Хромченко под диктовку Натальи Ивановны записывает на доске предложение на английском.

А Яроцкий по-прежнему молчит. Лишь смотрит, ведь это так просто.

– Она… она все не так понимает, – пытаюсь говорить мягче и делать вид, что меня это ничуть не беспокоит. – Так что… так что все. Ты понимаешь, о чем я.

«Почему молчишь? Почему смотришь? Ну же… Скажи хоть что-нибудь, пока я сама себя снова грызть не начала!»

– Просто прекрати все это, – бросаю напоследок и отвожу взгляд.

Уже спустя секунду Яроцкий подхватывает с парты шариковую ручку, следом тянет меня за руку, схватив за запястье, и, несмотря на то что я тщетно пытаюсь освободиться, пишет на тыльной стороне моей ладони два слова:

Не хочу.

Обводит надпись кружком, пока я смотрю на него затаив дыхание, и рисует расходящиеся во все стороны лучики.

Бросает ручку на парту, берет меня за руку, переплетает свои пальцы с моими и не сводит глаз с моего застывшего в смешанных чувствах лица.

– После школы у ворот, – улыбается с той нежностью, против которой я так и не нашла оружия. Я как оголенные провода, когда он ТАК на меня смотрит – вот-вот искры от переизбытка эмоций полетят.

– Хорошо, – сдаюсь, продолжая зарывать себя все глубже и глубже.

– Хорошо, – с теплотой повторяет Макс, сжимая мою руку все крепче.