Текст книги "Шакалота. Цена свободы"

Глава 7

Прошлой ночью

Макс и Вероника

– Ну и как там у Багряновой с предками? Нормально все?

– Да, – с трудом разбираю, что Вероника там бормочет себе под нос.

– Расскажешь, куда возил ее? Это по игре?

Не собираюсь отвечать.

– Поехали к тебе, – обнимает меня на заднем сиденье такси и лезет целоваться. – Завтра в школу не пойдем.

– Нет. Ты едешь домой, – отворачиваюсь к окну, отвечая на этот вопрос уже раз тысячный за последний год. Я никого не привожу к себе домой.

Не приводил…

Лиза стала первой, кого мне действительно по-настоящему хотелось видеть у себя, даже несмотря на то, во что мой дом превратился после развала семьи. А Лиза… Не знаю, это необъяснимо. Кот был лишь предлогом, чтобы остаться с ней наедине в доме, который она согрела одним своим присутствием. Это настолько странно и в то же время удивительно, что даже после ее ухода я чувствовал себя, как никогда раньше, спокойно, уютно. Лиза – она будто заражает все вокруг своей чистотой, искренностью, невинностью… Черт! Я буквально схожу с ума, когда она смущаться начинает. Это что-то невероятное! Никогда не видел ничего более милого, чем то, как она неловко отводит взгляд, кусает губу… Готов смотреть на нее вечность.

Не знаю, что со мной происходит. Я не планировал этого. Пытался не допустить. Но чем чаще ее вижу, тем сложнее становится себя контролировать. Хочется обнять ее, дышать ее ароматом, целовать… Нежно, осторожно. Смотреть в глаза и видеть, что я нужен ей, КАК я нужен ей… Но нужен ли? Зачем? Что ей делать рядом с таким, как я? Черт!.. Я реально схожу с ума! Крышей еду! Игра, Вероника, Оскар! Лиза… Лиза… Лиза!.. Даже имя ее хочется повторять до бесконечности…

– Ну поехали к тебе… Ма-а-а-акс…

– Нет. Я же сказал.

– Ну почему? – хнычет Светлакова, надувая губу.

Сегодня Вероника прилично выпила. А когда Вероника прилично выпьет, то становится похожа на приставучего щенка. Ненавижу находиться рядом, когда она в таком состоянии. Даже во время секса хрен пойми чего вытворяет, а потом еще обижается, словно я когда-либо давал обещание любить ее до гробовой доски и выполнять все прихоти. Чем дольше считает себя моей девушкой, тем больше требовать начинает. Это было предсказуемо, с каждым месяцем наш договор об отношениях без обязательств все больше и больше превращается в пустые слова. Для нее.

Говорит, что любит меня. Дура. Клялась, что никогда этого не случится. Смеялась надо мной, когда предупреждал, чтобы не смела.

– Люблю тебя-я-я-я… – протягивает пьяным голосом, пока я помогаю ей вылезти из такси. Раз сто за вечер повторить это может, когда выпьет. – Почему ты не говоришь мне то же самое? Ты не любишь меня?

А вот это особенно повторять любит.

– Иди домой. Завтра поговорим, – открываю перед ней ворота.

– Вот так всегда, – запрокидывает голову, смеясь. Опускается на тротуар и закуривает. – Мой парень меня не любит. Какая чертова ирония! А кого ты любишь? А? Ну, скажи давай, кого?

– Прекрати. – Приседаю рядом и забираю у нее из рук сигарету. – Просто прекрати это.

– Почему? Правда глаза колет? – продолжает смеяться. – Ты ведь не любишь меня! Признайся, Яроцкий! Хотя да… О чем это я тут? Ты ведь этого и не скрываешь… Знаешь что… А ты козе-е-е-ел, Яроцкий! Да-а-а-а… Ты просто козел.

Достает из сумочки новую сигарету и прикуривает.

– Быстро ты все забываешь, когда напьешься.

– Зато я всегда помню, что ты – ко-зел! Потому что не любишь меня. Все, давай вали к своей уродине.

– Я никогда не обещал тебе этого, – вздыхаю, потирая шею ладонью.

– Знаю, – икает. – И я… ик!.. Да и я вроде как тоже… ик!.. не обещала. Но любовь, сука, зла-а-а… Скажи? Тебе-то не знать!

– Хватит. Поднимайся.

Отталкивает от себя мои руки и едва на асфальт не падает.

– Не трогай меня. – Вижу, как от слез начинают блестеть глаза. – Знаешь, почему я напилась? А? Ни фига ты не знаешь, Яроцкий! Тебе только потрахаться надо, а у меня… а у меня… чувства, может, к тебе… Понимаешь? Да хрен там! Что ты понимать можешь?! Тебе всегда плевать на меня было! Не то что на Багрянову, да?

Забираю сигарету, подхватываю Веронику с асфальта и закидываю на плечо.

– Почему ты меня не любишь? – продолжает орать на весь район и по спине меня колотить. – Я хочу быть твоей настоящей девушкой! Настоящей! Она ведь не нравится тебе? Ответь мне! Скажи правду! Ты с ней только из-за игры целовался?!

Ставлю Веронику на ноги перед входной дверью, обхватываю лицо ладонями и заставляю посмотреть мне в глаза:

– Ты сама этого хотела. Я никогда. Ничего. Тебе. Не обещал!

– Знаю… – всхлипывает. – Но может… может, попробуем по-настоящему? Хотя бы один раз? По-настоящему? Начнем сначала… Давай прямо с завтрашнего дня начнем?

– Иди домой, – открываю дверь ее ключами. Разговор бесполезен, когда Вероника в таком состоянии. Завтра она даже не вспомнит ничего.

– Ты бросаешь меня? – восклицает, когда я уже шагаю обратно к воротам. – Бросаешь, да?!

Тяжело вздыхаю и поворачиваюсь к ней.

– Я не могу тебя бросить, – развожу руками. – У нас и не было с тобой ничего. Секс – все, что нас связывало. О, и только не делай вид, что для тебя это новость, ладно?!

– Да пошел ты!!! – кричит с надрывом, бросая в меня сумочку. – Ненавижу!!! Катись к своей Багряновой! К уродине своей! Вали!!! Иди с ней трахайся! Трахайся, пока она прямо под тобой не сдохнет!

Заставляю себя промолчать.

Боже!.. Он один знает, сколько сил мне потребовалось, чтобы заставить себя промолчать.

– Я люблю тебя-я-я-я… – протягивает жалостливо мне в спину. – Вернись, Макс… Прости меня… Не уходи… Прости-и-и-и…

Глава 8

Вторыми половинками не рождаются, ими становятся.

Притча о любви

Случалось ли у вас так, что, даже зная ответ на заданный вопрос, из двух вариантов ответа вы осознанно выбирали неправильный?

Случалось ли у вас так, что поступки других людей, которые казались вам глупыми и безрассудными, внезапно становились самыми что ни на есть правильными, смелыми, окрыляющими?

Случалось ли у вас так, что именно оттуда – из мрака, беспросветного и пугающего, когда опускались руки, когда страх уступал место смирению, – вам светил спасительный лучик? Тот самый – единственный. Все ярче и ярче… Ярче и ярче…

Сегодня мой свет был удивительно ярок.

Сегодня осознанно принятые глупые решения окрыляли.

Сегодня, зная верный ответ на вопрос, я выбрала… неправильный.

Сегодня я поняла, что раньше никогда не любила Максима Яроцкого.

Только сегодня я поняла, что такое… любить.

* * *

– Привет, – сидит на мопеде, который одним своим видом смех вызывает, и протягивает мне шлем.

Я честно старалась выйти из школы пораньше, чтобы свидетелями нашей новой совместной поездки стало как можно меньше народа, но… вы же знаете, что такое закон подлости? «Лиза, задержись ненадолго, надо обсудить вопрос о пропущенном тобою материале». – «Лиза, ну раз ты тут, протри доску, пожалуйста». – «О, вынеси заодно мусор, Лизонька». – «Конечно, Нина Эдуардовна». – «Пожалуйста, Нина Эдуардовна». – «До свидания, Нина Эдуардовна». – «Благодаря вам представление у школы будет отличным, Нина Эдуардовна».

И если честно, стало настолько неловко ощущать себя звездой на новогодней елке под всеми этими пристальными взглядами, что собиралась плюнуть на обещание, сделать вид, что понятия не имею, кто этот парень на мопеде, пока… Пока не увидела его улыбку.

«Ну зачем?.. Зачем ты так со мной»? – прохныкала мысленно, тая от понимания, что только мне он так улыбается. Только на меня так смотрит.

Мама бы назвала это взглядом печального сумасшедшего. Было время, когда врачи запрещали мне есть что-либо еще, кроме супов и жидких безвкусных кашек, и, когда кто-нибудь при мне ел мороженое с шоколадной глазурью, украшенное вишенкой, или даже простой вафельный батончик с орехами, мама сочувствующе смеялась и говорила, что выгляжу я, как печальный сумасшедший – с горящими глазами и глубокой душевной трагедией, которая так четко вырисовывалась у меня на лице.

Кажется, меня несет. Почему я вдруг сравниваю Яроцкого с человеком, которому было запрещено сладкое? Боже!..

– Опять на публику работаешь? – усмехается, а я растекаюсь от этого томного хрипловатого голоса. И только спустя вечность осознаю смысл сказанного.

И почему школьники просто не могут сразу после последнего урока разойтись по домам? Почему надо стоять и смотреть? Это что, правило такое негласное? «А вдруг что-то произойдет, а нас тут не будет»!

– Шутка, – криво ухмыляется, трясет шлемом, пока я мнусь на месте и тереблю пальцами шлейки рюкзака, и вдруг раздраженно выдыхает, кивая за мою спину, и с неоправданно сильным недовольством протягивает: – Ну ясно все.

А, нет, недовольство вполне оправданное.

– Лиза… Мы… мы можем поговорить?

Паша выглядит как жизнью побитый пес. Смотреть на него без неприязни не получается. И дело даже не в неопрятности, не в щетине, которой раньше он себе вообще никогда не позволял, не в глазах, полных растерянности… Дело в жалости – в его жалости к самому себе. И она очень, очень сильная, я достаточно хорошо его знаю.

– Зачем ты пришел сюда? – непонимающе шепчу, подходя ближе. – На тебя половина школы смотрит.

– Они не на меня смотрят, – бросает ненавидящий взгляд на Макса за моей спиной и вновь на меня, – ты знаешь, на кого они смотрят.

– Зачем ты пришел?

И я, правда, не понимаю! Да, мы с Пашей так и не поговорили о том, что произошло. Думаю, он до сих пор понятия не имеет, как много я теперь знаю, и вот уже только из-за этого мое разочарование в нем удваивается! Он не понимает, сколько всего натворил… Он злится из-за того, что Яроцкий теперь рядом со мной ошивается!

– Забери это! – с трудом контролируя закипающие во мне эмоции, срываю с шеи подаренный им кулон и вкладываю в руку.

– Лиза…

– Я не могу принять его.

– Это просто… просто вещь, Лиза, – смотрит умоляюще, головой в непонимании качает.

– Это то, что ты чувствуешь, Паша. А твои чувства я не могу и не хочу принимать.

– Да что он тебе сказал такого?! – вдруг вскрикивает, так что вздрагиваю от неожиданности. – Что этот урод тебе про меня наплел?!

– Ты поорать сюда пришел? – шиплю сквозь зубы. – Или опять Яроцкого в луже искупать хочешь? Обернись! Они все смотрят! Давай! Представление им на радость устроить хочешь?

– Я… я боялся позвонить. Проще было прийти, – мямлит снова, тяжело вздыхает и пытается вернуть мне кулон. – Да что не так?! – вновь кричит, когда делаю шаг назад. – Что с тобой стало? – подходит ближе и осторожно обхватывает меня за плечи. – Что он с тобой сделал? Лиза… – шепчет, едва ли не плача, но даже это на меня не действует. Не сейчас, а когда он купается в жалости к самому себя, буквально тонет в ней!

– Где письма, Паша? – смотрю на него твердо, и его руки тут же падают по швам, плечи опускаются, а взгляд лихорадочно бегает по сторонам, пока не замирает на ком-то позади меня. Понятное дело, на ком.

Повторяю, заставляя голос не дрожать:

– Где они? Где письма Кости, Паша?

– Это он тебе сказал? – продолжает смотреть на Макса, и лицо все больше кривится в отвращении. – Сука!

– Кто? – заставляю его посмотреть мне в глаза. – Кто сука?! Он?! Почему? Потому что правду сказал?

Теперь только такие лжецы, как ты, хорошими людьми считаются, да?

– Лиза… Все не так, – головой качает. – Все правда не так!

– А как? – горько усмехаюсь. – Не было никаких писем? Скажи, что не было, даю слово, я поверю тебе! Даже если это будет ложь, она опять на твоей совести останется, но я поверю!

– Лиза, помочь? – Зоя с явной тревогой на лице встревает в разговор, и я прошу ее не вмешиваться. Жду ответа от Паши. Очень жду.

– Я… – Паша тяжело сглатывает и смотрит виновато. – Я их сжег.

– Пока, Паша.

– Лиза! Лиза, подожди! – кричит вслед, хватает меня за руку и разворачивает к себе. – С ума сошла? Куда ты с ним собралась?!

– Не твое дело!

О да, смотрите все! Сегодня шоу «У школы» просто великолепное!

– Ты не можешь уехать с ним!

– Хватит, я сказала! Прекрати сюда приходить!

Вновь хватает меня за руку и разворачивает к себе.

Пока его собственная рука вдруг не отлетает в сторону, а следом на асфальт падает и Паша.

– У боксеров не лучшие дни, а? – возвышается над ним Яроцкий, сжимая кулаки. – Что ж, я не побрезгую. Глупо такой шанс упускать!

Хватает его за грудки и замахивается для удара. Приходится повиснуть прямо на этой руке и в самое ухо Максу закричать, чтобы он этого не делал.

– Прекратите! – умоляю.

– А меня так ты в прошлый раз не защищала! – со смешком отвечает Яроцкий.

– Потому что хватит уже! – оттаскиваю Макса в сторону, а он даже не сопротивляется. – Просто хватит уже бить друг другу рожи! Каково Косте на это все смотреть?!

Тишина становится практически материальной, кажется, что за горло хватает и задыхаться заставляет. Пока слабые аплодисменты Вероники, наблюдающей за всем со стороны, не возвращают звуки на место.

– Поехали. – Макс надевает мне на голову шлем и помогает сесть на мопед.

Паша пытается до меня достучаться:

– Ты не понимаешь, что делаешь. Только не он. Кто угодно, только не Яроцкий! – и повторяет: – Ты не знаешь, что делаешь!

– О да, – Вероника оказывается рядом с Пашей и сверкает зловещей улыбкой. – Она действительно не знает, что делает.

– Спасибо за внимание! – Макс говорит таким тоном, будто финальные титры к фильму зачитывает, берет мои ладони и сцепляет их в замок на своем животе. – Мы с Лизой уезжаем, а все остальные идут на хрен!

* * *

Мопед выруливает в центр города, когда я понимаю, что мимо этого книжного магазина мы вроде бы уже проезжали.

Прижимаюсь к Максу так крепко, как только могу, кажется, если расслаблю руки хоть на секундочку, то точно повалюсь на землю. Пытаюсь унять дрожь, пытаюсь убедить себя, что поступила правильно во всем: с Пашей, с тем, что уехала с Максом, что просто не бежала из школы домой со всех ног.

– Просто не думай! – выкрикивает Макс, останавливаясь на светофоре.

– Что?

– Я слышу, как ты думаешь, Лиза! Просто не думай! Или думай о чем-нибудь приятном!

– О чем, например?

– Ну не знаю, – пожимает плечами. – О дельфинах.

– Я не люблю дельфинов.

– Кто может не любить дельфинов?

– Да я… В смысле я нормально к ним отношусь. Обычно.

– Да это не важно. Главное, что теперь ты о них думаешь.

Мопед вновь дергается с места. Скольжу взглядом по улицам города и все больше убеждаюсь в том, что…

– А разве мы здесь уже не проезжали? – кричу Максу в затылок.

– Проезжали, – чувствую, как его живот под моими руками напрягается от смешка, – но просто так ты ведь меня обнимать не станешь.

Мелкий дождик начинает накрапывать, когда Макс наконец паркуется рядом с одной из самых популярных в городе пиццерий, освобождает мою голову от шлема и тянет внутрь.

– Не думаю, что…

– Не думай, – посылает мне улыбку через плечо, – сегодня я буду думать за нас двоих.

– Я просто… не люблю такие места.

– Я тоже, – ухмыляется, – но здесь самая вкусная пицца.

Жду за одним из свободных столиков, пока Макс ушел делать заказ, и уже раз десятый проверяю телефон: навязчивое состояние, когда кажется, что он вот-вот зазвонит и кто-нибудь на другом конце провода сообщит мне что-нибудь плохое. Например, что классная нажаловалась родителям, или что с Полиной что-нибудь случилось, или Паша опять напился и тарабанит в дверь нашей квартиры.

Не знаю… Не знаю, что делать со своим беспокойством.

Да я в жизни на свидании не была!

Стоп. О каком свидании речь идет? О чем это я вообще?

– Кола, пицца, мороженое.

Макс ставит передо мной поднос с едой и опускается на стул напротив, переворачивает кепку козырьком назад, складывает руки на столике и смотрит, будто спрашивает: почему я все еще не ем?

– Я не хочу.

– Начинается, – вздыхает, отводя взгляд к витринному стеклу, по которому уже вовсю тарабанит дождь, слегка перегибается через столик и таким тоном говорит, словно ребенка разговаривать учит: – Слушай, это… это просто пицца. Пицца. Я тебе тут не предложение делать собрался.

Ну и как заставить себя съесть хотя бы кусочек, когда в горле ком стоит? И людей много. И кажется, что все смотрят… Шизик. Я становлюсь шизиком.

Не люблю такие места. Потому что никогда не бываю в таких местах. Отсюда страх и неуверенность, все логично. Или нет? Может причина просто в том, с кем я здесь?

– Лиза, – Макс тяжело вздыхает, прикрывает глаза и потирает переносицу подушечками пальцев, – из-за Чачи переживаешь?

– Из-за всего.

– Давай по порядку, – мягко улыбается.

Опускаю руки на столик и придвигаюсь к Максу поближе.

– Ты там Веронику не заметил, что ли? – щурю глаза.

Усмехается и с расслабленным видом проводит языком по нижней губе, вновь глядя, как дождевые капли сбегают по стеклу, рисуя кривые дорожки.

– При чем здесь Вероника? – будто искренне не понимает и продолжает улыбаться так, что возмущение внутри меня сдувается, как воздушный шарик.

А значит, надо переходить к радикальным мерам, пока мозги окончательно в желе не превратились.

– Я ее сегодня ударила.

– Знаю.

– Веронику.

– Знаю.

– Я сегодня ударила твою девушку! Мм… простите, – извиняюсь перед женщиной за соседним столиком, которая аж вздрогнула от моего крика души.

А Яроцкий продолжает вести себя так, точно вообще никаких проблем не видит. Хотя… Может, для их отношений это и не проблема?

– Я сказал ей, что между нами больше ничего не будет, – смотрит так пристально, будто за моей реакцией следит. – Это ты хотела услышать?

– Нет.

Да, черт!

Наклоняется еще ниже и даже не думает убирать с лица этой загадочной ухмылки:

– А может, то, что между нами с Вероникой никогда и не было ничего серьезного?

Что он сейчас делает?

– Светлакова – разбалованная дочь своих родителей, которая с детства привыкла получать то, чего она хочет. И вот появилось то, чего она ну никак не может получить, как бы сильно этого ни желала и ни требовала. Я… не могу ей этого дать. Даже если бы захотел, все равно не смог бы. Вот она и бесится. Это ведь не по ее правилам. Это ты хотела услышать? А? – и брови вопросительно выгибает.

Хватаюсь за стакан с колой и громко тяну напиток через трубочку, лишь бы что-то сделать!

– Она… она беспокоится за тебя, – не уверена, что он расслышал, что я тут бурчу.

– А меня беспокоит то, что в последнее время она не следит за своим языком. Что она тебе сказала?

– Не важно, – вновь делаю глоток колы, да побольше, чтобы пожар внутри потушить.

– Мне важно. Она думает, что я ее из-за тебя бросаю, вот и съезжает с катушек потихоньку.

Боже!..

Поперхнулась колой и закашлялась. Ну нельзя же так!

– Это… это… бред какой-то. У вас же планы уже. – «Давай говори нормально, не заикайся!» – Вы же… вы же после школы вместе уехать собираетесь и все такое.

И меня передергивает от этой мысли.

А Максу весело:

– «И все такое»?.. Это она тебе так сказала?

– Разве это не так?

– Так.

– Ну вот.

– Я собираюсь уехать, – смотрит уверенно. – Только Вероники со мной не будет. Ничего подобного я ей не обещал. Я ей вообще никогда и ничего не обещал.

Прикусить губу и сдержать улыбку.

И не краснеть… Только не это.

Усмехается, следя за моими действиями. Будто кайфует, когда мне неловко становится. Была б я котом, уверена, еще б за ушком почесал от умиления.

– Как там Лучик? – резко перевожу тему, раскручивая трубочку в стакане, словно это безумно занимательно.

– Бродяга? Отлично, – фыркает Макс. – Привет тебе передавал.

– Бродяга? Нет, ты не можешь…

– Простите, – перебивает вдруг кто-то и опускается на стул рядом со мной. – Не помешал?

Макс в ответ лишь раздраженно вздыхает и отводит взгляд к витрине.

– П-привет, – нерешительно здороваюсь с Ярославом, которого без формы не сразу узнала.

– А ты… – широко улыбаясь, указывает на меня пальцем и пытается вспомнить.

– Да, – смущенно киваю. – Я это… она.

– Хозяйка квартиры! – щелкает пальцами Ярослав. – Точно! Не узнал сразу. А что вы тут…

– Уже уходим. – Макс шумно поднимается на ноги, хватает куртку, мой рюкзак, меня за руку и тащит к выходу.

– Да в чем дело? – посмеивается Ярослав, идя за нами следом. – Когда тебе помощь моя была нужна, ты позвонить не постеснялся!

Даже не глядя на брата, Макс вручает мне шлем и просит поторапливаться.

– Игнорируешь меня? – разводит руками Ярослав. – Эй, малой, я тебе и при девушке ввалить не постесняюсь!

– Потом папаше об этом доложить не забудь. – Макс садится за руль и не смотрит на брата.

– Блин, братишка, ну выпил я немного. Сам с ним поругаться успел. Ты же знаешь, как меня его звонки достали! Да и ничего такого я ему не сказал! Только то, что отмазал тебя немного. Ему ж плевать, ты знаешь. Ему на всех плевать! – оправдывается Ярослав. – Да ладно тебе обижаться! Малой? Эй!

– Держись, – велит мне Макс и заводит мотор.

– Да я просто спросить хотел: на свадьбу придешь, нет? – кричит Ярослав уже вслед. – Вы с Вероникой в списке! Или уже три места надо?!

– Да пошел ты! – слышу, как Макс ругается себе под нос, выруливая на проезжую часть.