Текст книги "Парки и дворцы Берлина и Потсдама"

Это жуткое зрелище напомнило многим, что настал момент отсчета нового времени, когда требовалось уже не подумать, а быстро принять решение относительно будущего страны. Как уже бывало в критический час, нашлись люди, заговорившие о необходимости смириться с действительностью. Однако в ответ на подобные заявления ораторы неожиданно услышали: «Нет, у нас, немцев, был подобный опыт, мы вечно покорялись, хотели избежать самого худшего и в итоге его обрели. Германия лежит в руинах, мы не просто утратили свободу, нас отбросили на целое поколение назад, заставили влачить нищенское существование. Сегодня мы должны начать все заново и теперь хотим довериться только себе».

Зверинец за стеной

С 1960 года пост главы Государственного совета ГДР занимал Вальтер Ульбрихт, коммунист, чьи ортодоксальность и трудолюбие с лихвой компенсировали отсутствие таланта. Подняв вопрос об усилившейся эмиграции в Западный Берлин, он предложил решить проблему на удивление простым способом. Уже через год вдоль границы между двумя частями города была протянута колючая проволока и выставлены блокпосты, а в последующие дни временное заграждение начали заменять бетонной стеной. Мощная, в средневековом духе жутковатая постройка, дополненная сторожевыми башнями, отпугивала не только своим видом: вооруженные часовые с восточной стороны получили приказ стрелять в каждого, кто задумает покинуть коммунистический Берлин без официального разрешения. Судя по многочисленным инцидентам, такие мысли у «красных» берлинцев возникали довольно часто, но попытки перебраться через стену чаще заканчивались арестом.

Гораздо вольготнее жилось в Восточном Берлине животным, как домашним (немцы очень любят кошек), так и диким, которым здесь никогда не грозили решетки. Берлинский зоопарк (нем. Zoo) начал действовать при Фридрихе-Вильгельме IV и тогда являлся всего лишь королевским зверинцем. В прелестном саду с искусственными горами и фонтанами из белоснежного мрамора свободно гуляли львы, слоны, порхали пестрые китайские птички. По указу короля зодчие построили оранжерею, которую обустраивали выписанные из Англии специалисты по выращиванию болотных растений – таких, как ряска, кувшинки, лилии. В начале следующего столетия в этом павильоне разместился аквариум.

Едва появившись на свет, берлинский Цоо стал считаться самым технически оснащенным зверинцем Европы. Во время штурма германской столицы в мае 1945 года он, к сожалению, не избежал обстрела; гепарды, тигры, волки гибли под пулями, умирали от голода или разбредались по городу. Тогда жители срубили на дрова уникальные деревья, а оставшихся зверей просто съели. Некогда ухоженная территория превратилась в пустырь, пугающий воронками, разрушенными павильонами, пустыми птичниками, плавающими в грязной воде.

Когда бомбежки закончились, берлинцы пожалели о содеянном и сумели упросить магистрат выстроить новый Цоо взамен уничтоженного войной и людской безответственностью. Выбрать участок не представляло труда, ведь в городе имелось немало заброшенных поместий, например Фридрихсфельде, где обветшавший дворец стоял посреди прекрасного парка, созданного великим Ленне. На фасаде плохо сохранившегося здания еще просматривались черты раннего барокко, столь любимого прусскими королями конца XVII века. Облагородить изрядно запущенную территорию усадьбы взялся профессор берлинского университета Генрих Дате, который справился с задачей быстро и очень хорошо, за что впоследствии был назначен директором зоопарка.

Страна непуганых зверей стала реальностью в 1955 году, меньше чем через десятилетие после того, как город лежал в руинах. Жители столицы проявили немалый энтузиазм уже на стадии строительства и еще больше постарались после открытия. Первые звери приобретались на общественные средства, включая частные пожертвования, деньги предприятий и всевозможных фондов. Чтобы помочь германским друзьям, с некоторыми своими питомцами расстались сотрудники зоопарков Москвы и Санкт-Петербурга. Делая своему городу щедрый подарок, берлинцы были не просто щедры, но и проявляли присущий им юмор. Известно, что рабочие завода, выпускавшего холодильники, в складчину купили белого медведя, Министерство тяжелого машиностроения преподнесло слона, мебельная фабрика, специализировавшаяся на выпуске спальных гарнитуров, – аиста, а из города Штраусберга в столицу прибыл страус.

С такими помощниками Берлинский зоопарк добился замечательных успехов, особенно в разведении малайских медведей, которых здесь появилось на свет больше, чем во всех европейских зоопарках вместе взятых. Местные зоологи активно сотрудничают с зарубежными коллегами; теперь бывший королевский зверинец является перевалочным пунктом для животных, партиями поставляемых в подобные учреждения всех стран мира. Его гостям предоставляется возможность увидеть около тысячи видов диких зверей, 2 тысячи птиц и более 500 видов пресмыкающихся. Однако развлекательно-коммерческая программа не стала единственной стороной деятельности Берлинского зоологического сада. Научным целям служит созданный вскоре после открытия исследовательский центр, относящийся к Академии наук Германии. Серьезную исследовательскую работу ведут служащие змеепитомника, где эксперименты проводятся практически на глазах у публики.

Планируя территорию, архитекторы предусмотрели все мыслимые удобства для посетителей и немало постарались для комфортного существования животных. Широкая длинная аллея протяженностью более 1 км ведет от бывшего дворца Фридрихсфельде к ресторану и далее тянется вдоль вольеров с белыми медведями. На этом живописном участке путь разделяется на две короткие дороги, по которым можно пройти к площадке, вернее, к обширному полю, отведенному для зубров, бизонов и свободного выгула молодых зверей.

Неизгладимое впечатление у гостей оставляет посещение павильона Альфреда Брема. Внутри этого здания в застекленных помещениях, заросших тропической травой, бамбуком, лианами, фикусами и даже небольшими пальмами, на которых созревают плоды, содержатся вараны, крупные хищники, змеи. Еще один павильон по виду и колоссальным размерам напоминает аэропорт. Здесь, среди камней, свежего песка, деревьев и яркого солнечного света, нашли приют сотни видов птиц, видимо, довольных соседством с летучими собаками. В затененных местах порхают или невозмутимо висят на ветках летучие мыши, в том числе очень крупные, способные прокормить себя плодами с деревьев, растущих прямо в павильоне.

Кажется, что в Берлинском зоопарке животная жизнь протекает без участия человека. Звери, собранные со всего света, здесь обитают в условиях, сходных с естественной средой. Полярные медведи находят прохладу в бассейнах, антарктические озорники-пингвины не ощущают тепла даже летом, и наоборот, львы, жирафы и прочие дети жаркой Африки спокойно зимуют в павильонах с искусственным светом и отоплением, создающими атмосферу «черного» континента. При необходимости млекопитающих парами помещают в затемненные, закрытые от посторонних глаз отсеки – апартаменты для «молодоженов», – где происходит таинство зарождения новой жизни в неволе.

Берлинский зоопарк

В Берлинском зоопарке

С обратной стороны павильона Брема расположены вольеры, приспособленные для орлов и грифов. Длина и высота этих помещений позволяет крупным хищным птицам летать, поднимаясь достаточно высоко, хотя и не взмывать в небо, как это происходит в природе. В зоопарке нет холмов, поэтому охватить его взглядом, как другие берлинские сады, невозможно. Однако посетители могут оценить богатство здешней растительной коллекции, не поднимаясь на гору. Гуляя по тенистым аллеям, нетрудно заметить уникальные породы деревьев, например североафриканские кедры или калифорнийские секвойи, достойные представления в крупном ботаническом саду. В павильоне Брема произрастают рододендроны, азалии, несколько видов орхидей. Тем не менее самые сильные ощущения гости испытывают вблизи открытых площадок. В Берлинском зоопарке большая часть диких зверей содержится без клеток. Ламы, верблюды, водяные буйволы, лани, зубры и даже такие опасные представители земной фауны, как львы, отделены от посетителей рвом, наполненным водой. Дети подолгу задерживаются подле живущих на островке гиббонов. Тем, кого природа интересует во всех проявлениях, предлагается осмотреть скульптурные композиции с изображением животных, появившиеся в итоге совместного труда русского художника Василия Ватагина и группы немецких мастеров под руководством Генриха Драке.

Пингвины в Берлинском зоопарке

После серии сложных реставрационных работ зоологический музей открылся во дворце Фридрихсфельде, посещением которого принято завершать экскурсию по парку. Во дворе перед старым зданием, словно компенсируя скромность фасада, красуется цветник. В центре роскошной клумбы расположен бассейн с золотыми рыбками, куда принято кидать монеты, выражая надежду вернуться в этот прекрасный уголок Берлина.

До парка Трептов, расположенного в одноименном районе на юго-востоке города, легче добраться по железной дороге, но берлинцы предпочитают прогулочные теплоходы, ведь в таком случае развлечения начинаются уже по дороге. Обширные сады в примыкающих к Кёпенику рабочих кварталах были разбиты в 1880-х годах и сразу стали местом для народных гуляний. Памятник создателю Трептова, архитектору Густаву Майеру, почти столетие находится на лужайке Шпильвизе. Известный всему миру парк раскинулся на левом, самом живописном берегу Шпрее и, несмотря на изначальный прозаический смысл, приобрел политический характер. Вскоре после открытия в нем начали устраиваться митинги, именно здесь впервые нашли тысячи слушателей легендарные германские коммунисты Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Эрнст Тельман, Рудольф Брейтшейд. Отсюда берлинский пролетариат стройными колоннами отправлялся в сторону Бранденбургских ворот, чтобы выразить свое недовольство непосредственно властям.

Главной магистралью парка является широкая обсаженная платанами аллея, названная в честь русского поэта А. С. Пушкина. Примерно в середине от нее отходит мощеная тропа, которая ведет к памятнику Советским воинам. На гранитных порталах входной части памятника на двух языках высечена надпись: «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость социалистической Родины». Глубокий смысл текста можно понять, находясь в мемориальном комплексе, с 1949 года устроенном на пересечении коротких аллей, окаймленных голубыми елями. Символику этого печального места раскрывает колоссальная, выполненная из 50-тонного гранитного монолита фигура простой русской женщины, склонившей голову в скорби по своим погибшим сыновьям.

В жестокой битве за германскую столицу не оставалось времени на достойное погребение павших воинов. Многих закапывали прямо на улицах, и останки тех, чьи могилы удалось обнаружить после окончания боевых действий, вскоре были перенесены в братскую могилу парка Панков-Шёнхольц. Мемориал в Трептове начал строиться в следующем году, когда завершился конкурс на лучший проект, где вновь победил русский, а именно знаменитый на родине скульптор-монументалист Евгений Вучетич. Будучи фронтовиком, он стремился выразить героизм и самоотверженность соотечественников, не принижая роли немцев, принимавших участие в освобождении Германии от фашизма. По его замыслу, «в центре грандиозного ансамбля надлежало стоять солдату-фронтовику, человеку в военной форме, взявшему в руки оружие отнюдь не для того, чтобы убивать. Образ Солдата победы не может быть статуей, застывшей в помпезном триумфе. Он должен напоминать о трагедии, скорбеть о погибших и направлять взгляд в будущее».

Возведение мемориального комплекса началось с аллеи, которую работавшие здесь русские архитекторы решили засадить плакучими ивами. Пройдя сюда от главного входа, сегодняшние посетители парка могут увидеть два склоненных в трауре стяга – монументальные стелы из темно-красного гранита. Перед ними установлены статуи воинов без касок, символическим жестом отложивших в сторону оружие. По центральной оси мемориала располагается общее захоронение русских солдат и офицеров, погибших в битве за Берлин. Каждая из пяти братских могил покрыта каменным постаментом, а тот украшен отлитым из бронзы венком. Согласно надписям на плитах, в этом некрополе нашли вечный покой 5 тысяч воинов и еще 200 похоронены в кургане под мавзолеем.

С обеих сторон братских могил расположены надгробья из белого камня с рельефами, на которых аллегорически представлена борьба русского и немецкого народа с фашизмом. Образцом для кургана, увенчанного мавзолеем и огромным изваянием Воина-победителя, стали древние могильники, каких немало сохранилось в донских степях. В 116-метровой статуе выражена основная идея мемориального комплекса в Трептове: исполненный внутреннего спокойствия и силы, русский солдат, опустив меч на разбитую свастику, держит на руке немецкую девочку.

Памятник советскому воину в парке Трептов

Основой сюжета этого памятника послужили реальные события. В апреле 1945 года во время битвы за Берлин рота освободителей залегла у канала, невдалеке от рейхсканцелярии. В затишье перед атакой солдаты услышали детский плач, и сержант Николай Масалов под непрерывным пулеметным огнем пополз к мосту, где нашел 3-летнюю девочку, мать которой погибла от ран. Сам памятник неслучайно появился именно в Трептове, ведь для берлинцев сад близ Кёпеника был не столько местом отдыха, сколько местом политических сходок. Однако при устройстве комплекса зодчие, по собственным словам, «стремились избежать искусственности, а главное помпезности, поскольку тема сражающегося и погибающего во имя свободы солдата вряд ли исчерпает себя в скором времени; она затрагивает сердца сейчас, и будет действовать также на грядущие поколения».

Тем не менее для жителей Восточного Берлина парк Трептов не стал местом, только лишь вызывающим в памяти трагедию войны. Утратив политическую подоплеку, он вновь обрел черты народного увеселительного сада, хотя соседство с мемориалом потребовало иного, более серьезного начала. Впрочем, решение этой непростой задачи еще за полвека до начала Второй мировой войны нашел профессор Архенхольд, предложивший построить здесь обсерваторию. Берлинцы идею поддержали, тем более что власти намеревались сделать сие полезное заведение открытым для публики. Предвосхитив ситуацию с зоопарком, голодные рабочие Берлина выходили на субботники, собирали средства на здание и оборудование, не поскупившись на главное – 130-тонный телескоп с 21-метровым фокусным расстоянием, который по германской традиции стал самым крупным среди имевшихся на тот момент устройств для наблюдения за звездным небом.

Теперешняя Берлинская обсерватория располагает гораздо более мощными средствами, но старый аппарат бережно хранится в качестве предмета, доказывающего превосходство германской техники. Кроме того, этот любопытный выставочный экспонат свидетельствует о том, насколько щедрым и общественно активным может быть немец, если сам того пожелает.

Мифические дворцы

Если бы берлинские правители могли предвидеть судьбу центральных районов города, то строили бы свои жилища на окраинах. К несчастью, многое из архитектурного наследия Берлина перестало существовать в кайзеровскую эпоху; то немногое, что сохранилось при глобальных переделках, было уничтожено в мае 1945 года и позже, при коммунистическом режиме. Именно такой жертвой стал прекрасный Берлинский замок, построенный в начале XVIII века Фридрихом I, бережно хранившийся и украшавшийся его потомками, а затем безжалостно разрушенный властями социалистической ГДР, чтобы на освободившемся месте построить уродливый Дворец республики.

Замковый мост и Берлинский замок

«Население нашей столицы с чувством радости и гордости вступает во владение этим домом. Как добрые хозяева мы будем принимать в нем своих друзей и боевых соратников из всех стран мира. Далеко за пределами нашего Отечества он будет возвещать о трудолюбии и силе созидания нашего народа», – сказал Э. Хонеккер на открытии Дворца республики в 1974 году. Упомянув о народных чувствах, глава социалистической Германии, конечно, преувеличил, ведь гибель взорванной коммунистами королевской резиденции вызвала если не протест, то довольно активное недоумение. После этого варварского акта почти два десятилетия пустота зияла там, где исконно торжествовала красота, пусть даже недоступная простым берлинцам. Негодование усиливал тот факт, что благодаря добротной кладке замок уцелел при настоящем штурме столицы и, увы, не устоял перед напором кинематографистов, разгромивших старые стены во время съемок фильма «Падение Берлина». После второго взятия здание уже не подлежало ремонту. Реставраторы могли бы восстановить его по чертежам, но, в отличие от взрыва, это было слишком дорого и хлопотно.

На строительство Дворца республики потребовалось меньше трех лет, во многом потому, что в данном случае властям вновь помогало население. Вкладывая силы и деньги в дом, по словам одного из строителей, «создаваемый народом и для народа», рабочие, служащие, домохозяйки, студенты и даже школьники не знали, что он окажется не более доступным, чем королевский замок. Однако тот хотя бы радовал взор красотой, тогда как Дворец республики, наделенный чертами прямо-таки нацистского монументализма, выглядел большой бетонной коробкой.

Дворец республики

Длина здания по фронтону достигает 180 м; не менее впечатляюща ширина – 85 м. Две его части кажутся самостоятельными постройками, сливающимися в единое целое благодаря общему вестибюлю. Основным декоративным элементом обширной прихожей является 5-метровый цветок, выполненный из стекла мастерами из Магдебурга. Двумя этажами выше располагается картинная галерея, где когда-то выставлялись крупноформатные работы художников ГДР. Далекие от спорта, грузные, высокопоставленные гости, либо те, которые пугались устремленной ввысь лестницы с бесчисленным количеством ступеней, поднимались на лифтах, и не простых, а скоростных, что для 4-этажного здания было излишней роскошью.

Шиком для небогатой страны казались и такие элементы Дворца республики, как эскалаторы или Большой зал – помещение удивительное по величине, вариабельности и нерациональности использования. По заверению властей, наиболее частыми гостями здесь должны были стать трудящиеся, которым обещали широкую культурную программу: выступления народных ансамблей, симфонических оркестров, конкурсы бальных танцев, балы, банкеты, лекции на всевозможные темы. Для удобства слушателей на каждом из 5 тысяч кресел имелся откидной столик. Верхом технического прогресса представлялась установка для синхронного перевода и аппаратура конференцсвязи, так и не опробованная в реальном деле. Танцевальные мероприятия требовали переустройства помещения, что не преминули учесть проектировщики, разработавшие систему подъема всех шести секторов партера и одновременного спуска потолка.

Вопреки замыслам, грандиозный дворец не повлиял ни на культурную, ни на политическую жизнь Берлина. Вместо рабочих его завсегдатаями стали члены зарубежных делегаций, которым демонстрировали это архитектурное чудо только потому, что настоящие шедевры находились не в лучшем виде. В бескрайних просторах народного дома отчего-то не нашлось места для служебных кабинетов, и, вероятно, к счастью, поскольку сотрудников разместили в более привлекательном сооружении. Немалый штат дворца занимал комнаты манежа, построенного Эрнстом фон Ине в начале XX века, то есть в эпоху, которую принято называть «прекрасной».

Для единой Германии Дворец республики стал тем, чем для Восточной когда-то был Берлинский замок. Жители столицы относились к нему без почтения, со свойственным себе юмором наделив неприглядное здание множеством прозвищ: от нейтрального «балласта республики» до совсем обидного «магазина люстр Хонеккера». Сегодняшние туристы, начиная экскурсию по Берлину с Замкового моста, стараются отвести взгляд от изрядно обветшавшей громадины. Никому не нужный, опустевший, умаляющий достоинство буржуазной столицы, народный дворец, несмотря на решение о сносе, все еще цел на радость представителям концептуального искусства. Художники-авангардисты нашли в его монументальных интерьерах превосходный полигон для испытания новейших идей. В одном из последних шоу горожанам предложили прокатиться по длинным коридорам дворца… на байдарках, предварительно затопив нижние этажи. Окружающий здание забор теперь служит стендом, где всякий желающий может поместить надпись (цензурную), относящуюся или к дворцу, или к погибшему замку.

Разделив судьбу своих каменных собратьев, при коммунистах исчез дворец Иоахима II, построенный на улице Кнуппельдамм, которая некогда соединяла жилище курфюрста с охотничьей резиденцией в Грюневальде. Когда Отто Бисмарк решил превратить ее в бульвар, похожий на Елисейские Поля, в Берлине, вернее, в Шарлоттенбурге, появилась знаменитая Курфюрстендамм – улица с таким сложным названием, что даже берлинцы не утруждаются называть ее полностью, чаще произнося сокращенно: Кудамм. Недалеко от нее, в восстановленном неоренессансном дворце Мартина Гропиуса (нем. Martin-Gropius-Bau), сегодня устраиваются самые важные берлинские выставки. Здесь, например, экспонировались сокровища ацтеков, проходили ретроспективы современного американского искусства и фотографии.

Недалеко от Берлинского замка, в очаровательной Каштановой роще, стоял так называемый Русский дом (нем. Russischer Haus), построенный в 1753 году архитектором Кристианом Фельдманом. Задуманный в качестве гостиницы для знатных гостей, он располагался у крепостного рва, но по виду нисколько не напоминал суровую твердыню. Отслужив 30 лет в качестве отеля, красивое барочное здание перешло в собственность государства, поднявшись до разряда резиденции прусского министра финансов. В годы наполеоновского нашествия эту должность, как и роскошные залы дворца, занимал прославленный реформатор барон фон Штайн. Немного позже здание утратило официальный статус и стало полностью жилым, хотя в нем по-прежнему обитали главные финансисты страны.

В 1864 году для повышения престижа тех, кто занимал эту почетную должность, был устроен Мраморный зал, своим великолепием напоминавший о дворцах римских императоров. После бомбардировок Второй мировой войны дворец в Каштановой роще превратился в руины, но, в отличие от многих старинных строений, вскоре был восстановлен по сохранившимся чертежам. Возрожденное здание заняли члены Общества русско-германской дружбы, они не покинули его и по сей день.

Дворец Монбижу

Судьба небольшого дворца Монбижу (от франц. mon bijou – «моя жемчужина») могла бы стать основой для увлекательного романа. История здания, построенного в начале XVIII века и названного по аналогии с парковыми увеселительными павильонами Франции, удивительно богата на события. В доме, окруженном маленьким парком с живописным бассейном в глубине, останавливался во время своего визита в Германию русский Петр I. Шумная свита русского императора устроила в королевских покоях такой погром, что вскоре после отъезда гостей дочь владелицы замка пожаловалась дневнику: «Здесь царит иерусалимское опустошение; думаю, королеве придется все перестраивать…»

Дворец Монбижу еще стоял в лесах, когда датский мастер резьбы по янтарю Готфрид Вольфрам по личной просьбе Фридриха I прибыл в Берлин, чтобы оформить заказ на создание в нем янтарного кабинета. По неизвестной причине король и резчик не договорились, поэтому работу поручили местным мастерам, которые руководствовались проектом Андреаса Шлютера.

В 1711 году легендарный кабинет был завершен, а спустя несколько лет прусского монарха навестил русский император, прибывший по обыкновению с богатыми дарами. Правивший тогда Фридрих-Вильгельм сделал ответный презент, как отмечено в летописях, «преизрядный», преподнеся русским золоченую яхту и янтарный декор из дворца Монбижу. Трудно сказать, что сподвигло скуповатого немца проявить столь редкую щедрость, сила российского оружия или обаяние царя, но подарок посчитался слишком роскошным даже для монарха. К русским перешла еще одна реликвия дворца, а именно картина «Выход княгини Лигниц в парк Шарлоттенбурга» кисти немецкого портретиста Франца Крюгера. Известно, что этот художник пользовался расположением Николая I, и сегодня десятки его работ находятся в собрании Эрмитажа. Исконно украшая одну из гостиных Монбижу, в 1942 году полотно было переправлено вместе с другими произведениями искусства в хранилище, устроенное в районе парка Фридрихсхайн на северо-восточной окраине Берлина. Как нетрудно догадаться, после войны содержимое всех нацистских бункеров оказалось в Москве и Санкт-Петербурге. Шедевр Монбижу проехал гораздо дальше, попав в Киргизию, где оставался до недавнего времени, пока безымянный коллекционер не надумал возвратить его законным владельцам, то есть передать Фонду музеев и парков Бранденбурга.

Когда-то Берлинская стена ограждала большой пустырь, образовавшийся на месте дворца принца Альбрехта. Совершенно правильно поступили немцы, не возражая против сноса этого красивого здания, поскольку оно вызывало слишком тяжелые чувства: за классическим фасадом долгие годы скрывались застенки гестапо. Сам дворец, как и улица Принц-Альбрехтштрассе, не изменил старых названий, но, зная специфику учреждения, жители Берлина вздрагивали лишь от одного упоминания о нем.

Первый хозяин дворца, бранденбургский принц Альбрехт Гогенцоллерн, судя по хроникам своего времени, был весьма колоритной фигурой. Сын маркграфа Ансбахского Фридриха, племянник польского короля Сигизмунда, он происходил из самого знаменитого в Германии царского рода. Будучи совсем еще молодым человеком, Альбрехт управлял обширными землями Восточной Пруссии, а в двадцать лет удостоился титула гроссмейстера Тевтонского ордена.

Пользуясь дипломатическим талантом, юный Гогенцоллерн сумел заручиться поддержкой влиятельных германских князей, но, разбив войско дяди-курфюрста, попал в зависимость к союзникам, освободиться от которых оказалось не так просто, как воевать с поляками. Не рассчитывая на помощь папы римского, принц решил употребить свой дар, теперь уже обратившись к Реформации, вернее, к ее лидеру Мартину Лютеру. Встреча состоялась в Нюрнберге: Альбрехт вышел к знаменитому реформатору в черном бархатном костюме, предварительно сняв доспехи, оружие и освободившись от всех золотых украшений. Содержание разговора осталось тайной, но после нее Гогенцоллерн из фанатичного католика превратился в ревностного протестанта и, самое главное, окончательно раздумал воевать.

Альбрехт не смог, как страстно того желал, распространить лютеранство даже в своих владениях: задача была непосильной для такого слабого владыки. Все же заслуги бранденбургского принца принижать не стоит, ведь он немало постарался в сфере развития культуры и науки, причем действуя в глухом уголке Европы, где меч почитался выше бога. Он считается основателем Кёнигсбергского университета; по словам современников, истовая вера не мешала ему пропагандировать истинно светское образование. Жители городка Кёнигсберг обязаны Альбрехту появлением первой печатной книги. Одно время помощником в культурных делах правителя был прославленный белорусский первопечатник и просветитель Франциск Скорина. Резко сменив веру, принц развил бурную деятельность, но значительных успехов в политике не добился, если не считать того, что при нем Восточная Пруссия обрела силу в военном отношении. К концу жизни, разочаровавшись во всех религиях, Гогенцоллерн обратился к оккультным наукам.

Потомок легендарного тевтонца, курфюрст бранденбургский Иоахим II Гектор принял лютеранство в 1539 году, но привычки, приобретенные в католической вере, менять не стал. Бессовестно опустошая казну, он заботился о будущем увеличении страны, в частности, путем наследования титула герцога Силезского. Не сумев прославить себя во время турецкого похода, он также неудачно начальствовал над имперским войском в Венгрии, где не нашел ни славы, ни выгоды, ни богатых трофеев. Скромные церемонии не слишком увлекали государя, удивлявшего всех своей расточительностью, которую поощрял его финансовый агент, еврей Липпольд. Вероятнее всего, этот человек, о котором не слишком распространяются хроники, финансировал строительство и отделку резиденции, известной под названием Дворец Иоахима.

Значимую часть средневекового Берлина составляла площадь Молкенмаркт, связанная со старой крепостью Кёльн мостом Мюлендаммбрюке. До середины XV века единственным ее украшением была статуя берлинского Роланда, уничтоженная в ходе переделок района. Через три столетия площадь вновь обрела произведение искусства, на сей раз архитектурного. В 1704 году здесь появился городской дворец графов Шверин, построенный французским архитектором де Бодтом. Творение великого зодчего тоже существовало недолго, хотя, если полезная и, безусловно, красивая скульптура была снесена полностью, то графская обитель – только частично. Во вновь отстроенной части здания, непримечательной внешне, зато комфортной внутри, до недавнего времени проходили заседания министров германской культуры. Сегодня многострадальные старые стены можно узнать лишь по статуям львов перед главным входом. В бывших графских апартаментах сохранилась лестничная клетка и прекрасные потолки с лепниной.

К этому странному дворцу примыкает построенное позднее здание берлинского монетного двора. Оно притягивает взгляд красивыми барельефами, скопированными с фризов Готтфрида Шадова, которые тот выполнял для старого монетного двора, уступившего место новому. Выполняя желание членов муниципалитета, великий скульптор образно раскрыл секрет изготовления денег: на плоской скульптуре стены процесс чеканки монет изображен полностью, от добычи руды до литья готовой продукции.

Во времена двух Германий печально известный Дворец слез (нем. Tranenpalast) являлся всего лишь пограничным пропускным пунктом между Западным и Восточным Берлином. В те не столь отдаленные времена в нем размещались таможня и паспортный контроль. Ныне от сложного лабиринта подземных переходов и лестниц сохранился только павильон с северной стороны вокзала – зал ожидания, в котором, рыдая, прощались родственники из разных миров. Теперь слезы проливаются здесь разве что от счастья, поскольку на месте пропускного пункта появился концертный зал, где выступают джазовые оркестры.