Текст книги "Парки и дворцы Берлина и Потсдама"

Образы Германского рейха

В 1870-х годах патриархальная королевско-княжеская Пруссия осталась в прошлом, уступив место объединенной, передовой и на тот момент, невероятно мощной державе под названием Германский рейх. Покорив внушительную часть Европы, страна обрела богатства, которые вкладывались в благоустройство, прежде всего Берлина, только теперь ставшего полноценной столицей империи. По словам английских журналистов, «в самом городе приковывают взгляд строительные леса и строящиеся здания. В предместьях закладываются все новые кварталы, проектируются новые улицы, и также повсюду поднимаются новые дома. До недавнего времени их возводилось такое количество, что невольно думалось, будто юная имперская столица сдалась какому-нибудь хозяину, дабы потратить французскую контрибуцию на свое преображение».

Парижская площадь в Берлине. Фотография начала XX века

В деле расширения границ союзником промышленности выступала политика. Огромная страна нуждалась в немалом штате чиновников, которые постепенно занимали тихие жилые кварталы, благо незадолго до образования рейха была уничтожена таможенная ограда, защищавшая город с 1735 года. Министерства, кабинет канцлера, иностранное ведомство и прочие полезные учреждения рейха обосновались на Парижской площади и в королевском квартале Фридрихштадт, где, кроме официальных зданий, выросли дворцы для почетных гостей – роскошные отели «Адлон», «Централь», «Эспланада», «Кайзерхоф», «Бристоль». В районе Унтер-ден-Линден появился солидный, по-немецки тяжеловатый, но все же элегантный Рейхсбанк, выглядевший начальником в окружении свиты, роль которой играли здания Дойче банка, Блейхредер банка, издательские дома Моссе и Ульштейна. Расположившиеся рядом телеграфисты из бюро Вольфа заняли целый квартал, соответственно прозванный газетным. Жилую северо-западную часть Фридрихштадт украсил построенный Шинкелем дворец принца Альбрехта с красивым парком.

Кайзеровский Берлин часто называли газетным городом из-за пристрастия жителей к прессе. Тогда же столица Германии стала местом, где собиралась группа первопроходцев в области научного исследования, включая математика Леонарда Эйлера, химиков Потта и Гермштедта, биолога Иоганна Гледича, разбившего в городе первый ботанический сад.

Камерный дворец Бельвю, где располагается сегодняшний глава Германии, строился в качестве охотничьего домика для принца Августа-Фердинанда. Возведенный в 1785 году посреди парка, он назывался красивым словом «bellevue», которым французы выражают восхищение прекрасными картинами природы. В итальянском языке подобным термином обозначается бельведер, как в галантную эпоху обозначали общественные увеселительные места и подобного рода парковые павильоны, принадлежавшие королевским особам.

Двухэтажный дворец принца в Берлине не отличался большими размерами, но был красив, хотя и выглядел типичным охотничьим домиком, то есть при внушительной длине фасада имел два симметричных флигеля и крыльцо с колоннами. Путь к нему открывала широкая улица Шпреевег (от нем. Spreeweg – «дорога к Шпрее») отходившая в сторону реки от площади Большой звезды, или Гроссер Штерн, как ее название звучит на немецком языке. Поселившийся здесь немного позже король Фридрих-Вильгельм IV устроил выставку произведений современных художников, которая стала основой собрания живописи Национальной немецкой галереи. Рассаженные вокруг дворца деревья и кустарник редких видов, в том числе подстриженные треугольниками кипарисы, благополучно пережили обе мировые войны. От здания после бомбежек Второй мировой войны остались только обломки, и в отсутствие проекта реставраторы смогли воссоздать его лишь в общем, с использованием подлинных деталей парадной залы и балюстрады. Являясь местом историческим, Бельвю испытывает большой наплыв туристов, правда за фланирующими по дорожкам парка гостями наблюдают видеокамеры. Вокруг дворца круглосуточно дежурят полицейские, охраняя личную жизнь канцлера, который сегодня располагается в бывших королевских апартаментах.

Дворец Бельвю – резиденция нынешнего канцлера Германии

Станция берлинской железной дороги (S-Bahn)

К десятилетию рейха занимаемое берлинцами жилое пространство достигло столь огромной величины, что вопрос благоустройства потребовал иного подхода. В первую очередь власти обратили внимание на транспортную систему, к тому времени устаревшую и уже давно не отвечавшую потребностям города. До середины XIX века излюбленным средством передвижения для большинства горожан была одноколка, затем по центральным улицам начали курсировать омнибусы на конной тяге. Немного позже для дальних поездок использовалось то, что в славянских странах называлось конкой: вагоны по рельсам тащили лошади. Первая такая линия пролегла между Шарлоттенбургом и центром города. Еще большее удобство привнесла железная дорога (нем. S-Bahn), сначала окружная, проложенная на месте таможенной стены. С вводом радиальных линий каждый, даже небогатый, горожанин из старого города мог позволить себе пикник на берегу озера Ванзее. Еще недавно утомительное, теперь такое путешествие казалось недолгим и весьма приятным, ведь в вагоне поезда меньше трясло, а сидя на мягких креслах можно было дремать, думая о предстоящем отдыхе в парке, читать газету или ознакомиться с последней публикацией знаменитого профессора.

Основанный в 1810 году Берлинский университет притягивал к себе многочисленные ученые общества, создавая атмосферу духовной жизни столицы. Созданием этого почтенного учреждения немцы обязаны группе ученых под руководством Вильгельма и Александра Гумбольдтов. Благодаря работам Гегеля, Нибура и Ранке университет получил признание как центр философских и исторических исследований не только в Германии, но и в Европе. Во времена рейха его славу составляли такие выдающиеся специалисты, как анатом Рудольф Вирхов, микробиолог Роберт Кох, историки Теодор Моммзен и Генрих фон Трейчке, философы Вильгельм Дильтей и Эрнст Кассирер. Столь же высоко ценившиеся в университете прикладные науки обеспечили ему первое место среди других высших школ Германии. Благодаря практическим дисциплинам Берлин обрел статус центра тяжелой промышленности и, как ни странно, столицы высокой моды, второй после Парижа.

Передовой дух главного города Германии благоприятствовал творческой активности. Тот, кто приезжал сюда даже ненадолго, сразу ощущал приятное возбуждение, возникавшее от вида широких, заполненных машинами улиц, огромного количества молодежи, красивой одежды, сверкающих витрин, пестрых афиш и обилия прессы.

Главный корпус Берлинского университета

В литературе Берлин имперской эпохи часто представал основным и нередко единственным героем произведений, городом вдохновляющим, наделенным сознанием, неуязвимым, вечным. Последнее качество подчеркивалось особенно и повторялось настолько часто, что натолкнуло на мысль о создании архитектурной аллегории. Таковая появилась в 1894 году в районе Бранденбургских ворот: массивное, увенчанное пятью куполами, выполненное из золотистого песчаника здание Рейхстага (нем. Reichstag) с залом заседаний имперского парламента стоило стране около 30 миллионов золотых марок.

Само понятие «рейхстаг» появилось еще в Средние века и тогда означало орган сословного представительства при германском императоре. Идею постройки здания для высших чиновников государства «железный» канцлер Отто фон Бисмарк высказал еще в 1871 году, и тогда же комиссия определила его местоположение, нисколько не сомневаясь, что символ кайзеровского государства должен находиться в самом центре Берлина.

В конкурсе на проект рейхстага приняли участие 103 европейских архитектора, однако победителем стал уроженец Санкт-Петербурга, профессор Академии художеств Людвиг Бонштедт, к тому времени покинувший Россию. Господин Радзинский, которому принадлежал выбранный участок, кстати, дарованной его семье Фридрихом-Вильгельмом IV, не пожелал расстаться со своей собственностью. Наследники упрямого дипломата упорствовали недолго, разрешение было получено, состоялся новый конкурс, к которому наряду с прежними участниками были допущены молодые немецкие архитекторы. К тому времени старый победитель успел скончаться, а среди новых самым способным показался архитектор из Франкфурта Пауль Валлот, в проекте которого символичной оказалась буквально каждая точка. Торжественная закладка первого камня в основание состоялась летом 1884 года, и всего через десять лет строители заявили о завершении отделочных работ. В целом здание отражало мощь объединенной Германии. Угловые башни наводили на мысль о четырех немецких королевствах, куполу своим положением и видом надлежало напоминать о незыблемой власти кайзера.

Старый Рейхстаг. Фотография 1880-х годов

Рейхстаг и Бранденбургские ворота

В ноябре 1918 года в Германии произошла революция. Здание Рейхстага было занято рабочими и крестьянами. Парламентарии, испугавшись, что многочисленные и весьма влиятельные коммунисты провозгласят Германию советской республикой, объявили, что отныне немецкое государство становится буржуазно-демократической республикой.

В пору строительства Рейхстага вся западная часть Берлина была занята родовой и финансовой аристократией. Улицы в этом районе отличались четкостью планировки, то есть были прямые, достаточно широкие и пересекались под прямым углом. Предпочитавшие останавливаться здесь иностранные путешественники, восхищаясь красотой и роскошью построек, с особым восторгом отмечали замечательную отделку обсерватории, палаты господ, военного министерства, почтового музея, огромного по тем временам концертного зала и, конечно, изящную строгость классики в формах католической церкви Святой Ядвиги, построенной по образцу римского Пантеона. На площади, носящей имя Шиллера, но украшенной мраморным бюстом поэта Бегаса, находился Королевский драматический театр – прекрасное здание в греческом стиле, спланированное и построенное Шинкелем. Площадь Вильгельма с шестью памятниками героям Семилетней войны была обставлена роскошными зданиями Министерства иностранных дел, дворянского собрания, здесь же стоял элегантный дворец принца Карла. Тем не менее большинство лучших правительственных зданий находилось не здесь, а на Вильгельмштрассе, где гордо возвышалось министерство императорского двора, Министерство торговли и столь же величественный дворец имперского канцлера.

Провинциалам столица представлялась чем-то похожим на монстра, готового проглотить, задавить или вовлечь в свой водоворот каждого, кто привык к сельской тиши. Ощущения немецкого обывателя, впервые оказавшегося в огромном городе, выразительно описаны в стихотворении Эриха Кестнера:

 
На Потсдамерплац, растерявшись стоят,
Сияет ночь в миллион киловатт,
Берлин для них слишком шумный…
В смятенье застыли, потерянный взгляд
Вперив в пейзаж безотрадный.
Составы грохочут, машины визжат,
Берлин для них слишком громадный…
Дома сверкают, подземка ревет,
Ах, если бы знали они наперед!
Берлин для них слишком грубый…
 

Крайняя часть района, то есть кварталы от Бранденбургских ворот, где начинался бульвар Унтер-ден-Линден, олицетворяла имперскую историю Германии. Стоявшая здесь конная статуя Фридриха Великого была выполнена по рисункам Рауха Фрибеля. Имея общую высоту около 14 м, она представляла не только самого короля, но и его сподвижников, изображенных в горельефах в натуральную величину. Несмотря на бесконечные войны, его правление сказывалось на жителях страны не самым худшим образом, иначе не стоял бы в самом центре столицы грандиозный бронзовый памятник и не распевали бы берлинцы сложенную специально к этому событию песню:

 
Старый Фриц, слезай с коня,
снова правь Пруссией.
 

Напротив статуи находился дворец, построенный Фридрихом-Вильгельмом III в 1836 году. Впоследствии служивший резиденцией кайзеру Вильгельму I, он соседствовал с такими же замечательными по виду дворцами, выстроенными для принцесс, германского кронпринца и принца Фридриха Нидерландского, российского императорского посольства.

Став центром империи, Берлин всего за два десятилетия удвоился и по величине, и по населению. Именно в ту пору на прямых широких улицах города появилось большинство тех зданий, памятников и достопримечательностей, малая часть которых обращает на себя внимание в настоящее время. Удобно разместившаяся «под липами» Королевская, или Старая, библиотека, заключала в себе более миллиона томов, до 15 тысяч рукописей и множество нот с записями старинных музыкальных произведений. Напротив Оперы располагался корпус университета – здание, построенное в 1764 году в качестве резиденции принца Генриха. В левом его флигеле находился анатомический театр, а позади – небольшой ботанический сад и уютная каштановая рощица.

Конная статуя Фридриха Великого

Королевская (Старая) библиотека

В XX век Германия вступила авторитарным государством, где участие народа во власти не признавалось в теории и не допускалось на практике. Полюбившаяся всей Европе этика всеобщего равноправия здесь не прижилась, высказанная Данте идея естественного права была недоступна немецкому разуму, а потому отвергалась. Добропорядочные миролюбивые бюргеры никогда не участвовали в большой политике и проявили равнодушие к глобальным играм 1918 года, когда после поражения в Первой мировой войне страна из Германского рейха превратилась в Веймарскую республику. Вместо имперской власти была объявлена демократия, но бюргеры не пожелали ее осуществить и значимые должности остались в руках людей, преданных прошлому, то есть имперским учреждениям и традициям.

Еще в эпоху Просвещения немцы буквально заразились мыслью о внутреннем развитии личности. Слишком долгая углубленность в себя заставляла их отворачиваться от реальности. В пору Веймарской республики это проявилось с особой силой, ведь режим позволял контролировать власть, однако, решения, влиявшие на жизнь целого народа, по-прежнему принимались в тиши кабинетов. Слишком быстрый рост и чрезмерно яркий колорит техногенности несомненно влияли на общее впечатление, производимое германской столицей: не связанный с замечательными историческими событиями, республиканский Берлин, к сожалению, не вызывал чувств, какие мог бы пробудить старинный город.

Сквер перед Бранденбургскими воротами. Фотография начала XX века

Резкий поворот политической ситуации произошел вечером 27 февраля 1933 года, когда огонь уничтожил все внутренние помещения Рейхстага. Косвенными виновниками пожара объявили коммунистов, а прямым – безработного голландца, якобы коммуниста Маринуса ван дер Люббе. Если учесть, что после пожара было обнаружено около 50 очагов возгорания, то акция, очевидно спланированная заранее, выполнялась не одним человеком, а большой группой, которая не могла попасть в здание снаружи. Тем не менее пойманного Люббе объявили преступником и приговорили к смертной казни.

Итогом сентябрьского пожара стало введение в силу 48-й статьи Веймарской конституции, а затем назначение рейхсканцлером Гитлера, вскоре сосредоточившего в своих руках всю исполнительную и законодательную власть. В стране осталась только одна партия – НСДАП, только одна нация – арийцы, которым пришлось затянуть пояса и принять режим военной диктатуры. Восстанавливать Рейхстаг нацисты не стали; вполне вероятно, что скромная приземистая постройка напоминала фюреру ненавистную кайзеровскую Германию, где его уделом было лишь унижение. Он намеревался построить иное государство, более цельное, сильное, агрессивное, символом которого должен был послужить другой Рейхстаг. Новое здание парламента могло бы вознестись на 300-метровую высоту, однако воплощению этого плана помешала война.

Цитадель

Даже в конце 1930-х годов добродушные немцы не чувствовали или не желали чувствовать грозное дыхание смерти. Происходящее в Польше и Чехословакии воспринималось как что-то далекое, неважное, скоротечное, словом, так, как эти события представляли нацисты. Разнузданные штурмовики, а затем пришедшие им на смену эсэсовцы, невозмутимо истреблявшие сограждан, конечно, внушали страх, но потомки бюргеров привычно усмиряли боязнь и продолжали жить в свое удовольствие.

Курфюрстендамм в довоенном Берлине

Изрядно раздражая власти, жители поддерживали обычаи старой Германии, особенно активно на Унтер-ден-Линден, где у здания кордегардии (гауптвахты), построенного по образцу римского храма, духовой оркестр исполнял мелодии, которые так любили кайзеры. Ветераны Первой мировой безнаказанно бойкотировали нацистские парады, более того, осмеливались внушать детям, что вопреки всему еще живы традиции прусской армии. Впрочем, немецкая молодежь всегда воспитывалась в послушании, пристрастии к порядку и дисциплине, разница заключалась только в том, кому присягали молодые солдаты. Если не замечать людей в черной униформе, которых с каждым годом становилось все больше и больше, Берлин оставался городом, приверженным прошлому, бережно хранившим свои дворцы, парки, статуи, зверинцы. Однако перемены все же происходили: подростки с удовольствием вскидывали руки в нацистском приветствии, молодые матери, толкая перед собой коляски, вместо колыбельных напевали марши, а столица исподволь приобретала вид военного плаца.

Гитлер объявил берлинцам, что желает подарить им город, достойный великой нации. Реализацию своих грандиозных планов он поручил Альберту Шпееру, безвестному архитектору, который привлек его внимание как постановщик и оформитель Нюрнбергских партийных съездов. Молодой зодчий, кстати, член НСДАП и СС (нем. SS, сокр. от Schutzstaffeln – «охранные отряды»), оказался «истинным арийцем» и большим поклонником гигантомании, чем завоевал почти безграничное доверие фюрера. Вступив в должность генерального инспектора по строительству в столице, Шпеер, по собственным словам, намеревался «положить конец анархии в развитии Берлина и проводить в градостроительстве политику партии национал-социалистов». Для осуществления этой задачи предполагалось снести целые улицы и кварталы, чтобы на пустом месте воздвигнуть здания, которым следовало наглядно выразить идеологические принципы тоталитаризма.

Планом Шпеера предусматривалось сооружение огромной круглой площади вблизи Королевской библиотеки, грандиозного Дома туризма, Народного дома с куполом, величиной превосходящим купол римского собора Святого Петра. Прокладка единой магистрали с востока на запад требовала простора, поэтому на Унтер-ден-Линден были срублены знаменитые липы, место которых заняли увенчанные орлами мраморные колонны. Немного позже старые деревья заменили молодыми, но саженцы пали в битве за Берлин. Гитлер приказал расширить Шарлоттенбургскую улицу, где после того были установлены фонари, точнее, мощные прожекторы, превратившие столицу в «город света».

Увлекшись идеями гигантизма, ни архитектор, ни фюрер не могли представить будущих бомбардировок, затемнений, а тем более поражения, сделавшего все их усилия бессмысленными. Берлинцы украдкой выказывали недовольство варварским актом на Унтер-ден-Линден: липы им нравились больше, чем лес убогих столбов с навязчивой символикой. В зарубежной прессе того времени появились статьи, где журналисты жаловались на невозможность «сделать снимок в центре Берлина так, чтобы в кадр не попало красное знамя со свастикой, каменные орлы, черная униформа. Люди, камни, вода и зелень отмечены печатью национал-социализма. Старая Германия исчезла…».

Нацистский митинг во дворе Арсенала

В то время по берлинскому радио шли политизированные передачи, дикторы вещали в патетическом тоне. Оперные и драматические спектакли портила цензура, кабаре не работало, в клубах встречались тайком, газеты закрывались, привычное кино и карикатура постепенно забывались, начал вырождаться даже знаменитый берлинский юмор, быстро вытесненный примитивными шутками, а затем и вовсе перешедший в примитивную грубость.

Лишь музыка, которая чередовалась с призывами, была хорошей, хотя и ограничивалась арийскими мелодиями. Нацисты предлагали согражданам пиво, шнапс, коллективные манифестации, а также свободную любовь, весьма полезную для государства, нуждавшегося в детях – будущих солдатах рейха. Не стоит думать, что берлинцев удовлетворяли столь бесхитростные удовольствия, тем не менее им пришлось покориться.

Солнечным утром 3 сентября 1939 года улицы Берлина были привычно пусты, поскольку воскресенья горожане привыкли проводить в парках. Миллионы столичных жителей лежали на мягкой траве, дремали, беседовали, листали газеты, млея от предвкушения сытного завтрака на природе. Когда по радио (громкоговорители в тогдашнем Берлине имелись едва ли не на каждом дереве) прозвучало сообщение о начале войны, многие не смогли проглотить свои утренние сосиски, настолько неожиданной была новость. Воздушные налеты начались не сразу, но люди почувствовали беду. Продовольственное снабжение ухудшилось, и в центре столицы на месте клумб и лужаек появились огороды: берлинцы выращивали картофель и салат с энтузиазмом не меньшим, чем раньше цветы.

Через полгода после начала войны Гитлер переселился в новую рейхсканцелярию. Циклопический дворец фюрера – наиболее яркий символ тоталитаризма, типичный и одновременно своеобразный шедевр нацисткой архитектуры – рождался в течение девяти месяцев, все это время полностью занимая внимание Шпеера. Фасад здания, так же как и его интерьеры, напоминали о претенциозных мечтах создателей и явном желании создать внешний эффект. Колонны и две статуи обрамляли большой подъезд, над которым парил каменный орел, сжимающий в когтях свастику. Внутренние помещения имитировали галерею и залы Версаля. Коридоры были облицованы плиткой из мрамора и порфира, некоторые двери отливались целиком из бронзы, стены изумляли красотой средневековых шпалер. Великолепие колоннад, фронтонов, тяжелых канделябров затмевало французскую роскошь, хотя далеко не все предметы отличались вкусом. Посетители тех лет ступали по толстым коврам, настолько мягким, что даже недолгое шествие по ним вызывало ощущение расслабленности.

В кабинет фюрера вела 6-метровая в высоту дверь из красного дерева. Потолок огромной (27 х 15 х 10 м) комнаты был выполнен из резного палисандра, на стенах из красного мрамора красовались геральдические знаки. Местом отдыха хозяину кабинета служило канапе перед камином, в котором всегда горели пихтовые поленья. Здесь же, у огня, свернувшись на звериной шкуре, лежала Блонди – любимая собака Гитлера.

В длинных коридорах вдоль стен неподвижно стояли гвардейцы СС – специально подобранные офицеры, молодые, очень красивые, с широкими плечами, светлыми волнистыми волосами, белыми зубами, голубыми глазами, загорелой кожей. Люди-статуи в черных, отделанных серебряными галунами мундирах, стояли повсюду. Их видели в 50-метровом зале ожидания со стеклянным потолком, в парадном зале, в саду, куда выходили высокие окна рейхсканцелярии.

Известно, что ни один из лидеров НСДАП не пользовался популярностью в народе, однако для Германа Геринга берлинцы сделали исключение. Потомственный дворянин, обаятельный, добродушный на вид толстяк с душой убийцы видел в партии способ удовлетворить свое честолюбие и обогатиться, причем сумел преуспеть и в том и в другом. Его жилище соответствовало высокому званию и полностью отражало характер человека, которого соратники считали alter ego Гитлера. Геринг обосновался на вилле Каринхалле, названной в честь первой, нежно любимой жены Карин фон Канцов, умершей незадолго до того, как ее муж сделал головокружительную карьеру. Те, кому довелось бывать в его доме, восхищались вывезенными из Лувра коллекциями картин, драгоценностей, древностей. Среди многочисленных помещений виллы особое внимание привлекали домашняя церковь и комната, скопированная с кельи святого Иеронима, чье изображение имелось на картине Альбрехта Дюрера. Берлинцы говорили, что даже Нерон не мог бы устроить столь великолепного торжества, каким стал грандиозный «нордический праздник», посвященный германской авиации.

Канал вблизи крепости Шпандау

В тот день усадьбу охраняли всадники с копьями в руках, облаченные в меховые лохмотья, по примеру древних германцев. На поверхности каждого из озер покачивались лодки викингов, на дорожках парка разыгрывались поединки средневековых рыцарей, переносившие зрителей во времена императора Оттона. Казалось, Геринг пригласил на свое празднество весь Берлин. Несмотря на внушительные размеры, Каринхалле не смогла вместить всех приглашенных, и обеденные столы были накрыты в Белом зале Берлинского замка, откуда гости проследовали в прусский ландтаг, на один вечер превратившийся в клуб авиаторов.

Путь пирующих наверняка пересекал дорогу из аэропорта, которой по плану перестройки города надлежало пройти под Триумфальной аркой. Размеры этого нереализованного сооружения должны были примерно в три раза превысить величину Бранденбургских ворот и подобного сооружения в Париже. Строители отнеслись к объекту со всей серьезностью, изучили чертежи, наметили участок, провели серию испытаний почвы, дальше чего дело не продвинулось, и гигантский бетонный цилиндр, который не потревожили ни русские, ни английские бомбы, до сих пор возвышается на одном из берлинских пустырей.

Таким же бессловесным памятником служит крепость Шпандау (нем. Spandau), или просто Цитадель, как ее принято называть в Берлине. Со времени прихода к власти Гитлера и вплоть до 1945 года за ее вековыми стенами действовал секретная лаборатория по разработке химического оружия, а саму крепость стерег отряд СС. После войны в твердыне размещалась тюрьма, откуда, отбыв 20-летнее заключение, вышел Шпеер и где, просидев 42 года, повесился личный секретарь фюрера Рудольф Гесс.

Берлинский район Шпандау возник во времена Средневековья, но печальную известность получил в эпоху индустриализации. Тогда он был грязной рабочей окраиной, где, впрочем, имелась достопримечательность в виде старой крепости. Если в настоящее время его восстановленные вычищенные кварталы являются историческим центром, то раньше они составляли город – вполне самостоятельную административно-территориальную единицу земли Бранденбург. Жители Шпандау по примеру своих соседей не горели желанием присоединяться к Берлину, и неудивительно, ведь их селение было старше прусской столицы.

Ворота крепости Шпандау

Внутренний двор крепости Шпандау

Первые сведения о поселке, устроенном в месте слияния рек Шпрее и Хафель, относятся к IX веку. Первые каменные укрепления появились через три столетия, и только спустя 400 лет король решил возвести здесь настоящую цитадель. Толстая 12-гранная стена, 4 треугольных бастиона и круглая башня Юлиуса составили идеальное для тогдашних условий военное поселение. После Франко-прусской войны 1870 года башня использовалась как хранилище захваченных у противника денежных средств. Своеобразный сейф защищала 17-тонная бронированная дверь с хитрым замком, которая поныне хранится в здешнем музее и с забавной немецкой педантичностью закрыта стеклом.

Сегодня Цитадель – воистину произведение старинного градостроительного искусства – лучше всего рассматривать с высоты птичьего полета. Из иллюминатора прогулочного самолета видно, как по аллеям крепостного парка прогуливаются влюбленные, сидят на лавочках старики, с веселым криком бегают дети, фотографы, устроившись на крышах бывших бастионов, делают снимки для глянцевых журналов. Экспозиция здешнего музея включает в себя довольно странные предметы. Например, на стене при входе в башню Юлиуса вывешен портрет сына Иоахима II, Иоахима-Георга, изображенного в доспехах, с хитро прищуренным глазом. Внутри, на выставке в первом этаже, можно увидеть огромные сейфы, пушечные ядра, противогазы, соседствующие с чучелами рыб и зверей. Экспонаты, расположенные во внутреннем дворике, теснятся вокруг гильотины.

Новый мост через Шпрее

Суровую крепость окружает старый город с очаровательными, почти игрушечными домиками, ровными рядами выстроившимися по улице Кольк. Тщательно отреставрированные здания предназначены в основном для осмотра туристами, хотя некоторые служат обычными жилыми домами.

Трепетные чувства в Шпандау вызывают остатки средневековых оборонительных укреплений и Гарнизонная церковь, полностью разрушенная и заново отстроенная после войны. Упоминания о главной достопримечательности старого города, похожей на средневековую башню церкви Святого Николая, встречаются в хрониках, датированных серединой XIII века. Современные пропорции храм приобрел гораздо позже: сильно вытянутый молитвенный зал был построен в середине XV века, а шпиль появился тремя столетиями позже. Подобно многим берлинским зданиям, храм Святого Николая сильно пострадал при штурме Берлина, но в целом сумел уцелеть. Довольно хорошо сохранился уникальный алтарь, который горожане спрятали от огня за стеной, возведенной буквально за одну ночь.

В трудные моменты берлинцев поддерживала любовь к родному городу. Достойна восхищения их стойкость во время Второй мировой войны, когда, переждав бомбардировку, наутро они появлялись из-под руин и принимались за будничные дела. В последние месяцы городские жители не получали поддержки от Гитлера, ибо тот отвернулся от народа, едва осознав поражение. Собственно поддержки никто и не ждал, ведь в самом Берлине ко вселенским планам фюрера относились без особой симпатии. Люди подбадривали себя шутками, говоря, что «война закончится, как только с Восточного фронта на Западный можно будет добраться на электричке». Они считали к трусами тех, кто предпочитал прифронтовые работы ночной опасности в Берлине. Со стоическим спокойствием они переносили бомбардировки, наблюдая за разрушением любимого города и каждый день делая все, чтобы не допустить его гибели.

Берлин в мае 1945 года

Район парка Тиргартен во время штурма Берлина

Несмотря на все старания, катастрофа все же наступила; в мае 1945 года город оказался в таком положении, в каком его эмоционально и в целом точно описывали зарубежные журналисты: «Воронки, трещины, горы булыжника, усеянные осколками поля, руины, куски кабеля и водопроводных труб, торчащие из-под земли подобно искромсанным внутренностям древних чудовищ. Глядя на все это, невозможно представить, что на их месте когда-то стояли дома. Город остался без топлива, без света, с кладбищем в каждом садике, и над всем, как неподвижное облако, стоял смрад разложения. Забытые богом люди оказались в ничейной стране. Их жизнь представляла собой каждодневную борьбу за кучку картофеля, ломоть хлеба, горсть угля, несколько сигарет».