Текст книги "Списанная торба"

Глава пятнадцатая

Боль накрыла ночью. Резко и нестерпимо. Весь день она бегала по инстанциям. Ругалась, требовала, доказывала. И всё-таки добилась «своего» – Ванька, несмотря на тяжёлую травму, останется служить. К тому же ему выплатят приличную страховку. Травму удалось оформить, как полученную во время несения службы. У неё всё получилось, но сил физических и эмоциональных было потрачено столько, что давно спящие камни взбрыкнули и ударили по почкам. Удар был такой, что сдержать крик она не смогла.

Это было похоже на схватки, спазм сжал горло – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она пыталась набрать в лёгкие воздух, но не могла. Красное от боли лицо покрылось гигантскими горошинами пота. Они не стекали, висели на лбу огромными прозрачными бородавками. Каждую минуту накатывало ощущение, что она вот-вот потеряет сознание. Но нет. Оно держалось, висело на тонюсенькой ниточке, сохраняя её присутствие в происходящем.

Больше всего пугали глаза. Ванька, Рита, Санечка – все они смотрели так, будто ей огласили смертный приговор. Успокаивали только холодные глаза врача и санитаров. Их безразличие сейчас было спасительным.

Преодолевая боль, она выдавила:

– Ваня, Саню береги!

– Да, да, конечно, не переживай, всё будет в порядке! – Он так жалко, так растерянно смотрит вслед санитарам, что ей самой хочется заплакать. Но она не привыкла себя жалеть.

– Лола, я присмотрю, я помогу. – Рита семенит за носилками. – Ты, главное, не волнуйся! Всё будет хорошо!

Разрезая тишину воем сирены, Скорая понеслась на всех парах.

В узкую полоску незамутнённого окна ей видно, как мелькают веером многоэтажки. Свет в их окнах такой тёплый, такой домашний, что поневоле возникает убеждение – там живут счастливые семьи. Счастливые – это, где делятся всем, что есть: временем, мнениями, нежностью и злостью тоже. Тревогами и страхами. Прочитанным и просмотренным. И болью. Разделяя её. Беря часть на себя. Так люди выражают свою любовь.

А можно и по-другому. Скорая подрулила к больнице, и в прозрачной полоске окна показалось сердце. Напротив главного корпуса областной больницы на высоченной трубе котельной кто-то краской нарисовал символ своей любви. Кто-то забрался на верхотуру, чтобы так выразить свои чувства.

Ради неё никто никуда не забирался. Да ей и не надо такого. По её меркам всё это легкомыслие, глупость. Есть вещи поважнее. Ни звёзды в небе, ни нарисованное сердце и даже ни миллион алых роз… Вся эта романтика – мишура, суррогат чувств. На что они ей? А вот боль? Каждый ли способен разделить боль? То-то же.

Утро легкое и слегка морозное. Как раз такое, как она любит.

– Открой пошире форточку, пожалуйста. Хочется надышаться. После того спазма у меня постоянно ощущение, что не хватает воздуха.

– Ага. – Рита положила на кровать толстую зелёную книгу, подошла к окну и распахнула форточку. Чистый, пропитанный подмороженной утренней влагой ноябрьский воздух заполнил палату, вытесняя из неё больнично-лекарственное удушье. – А я в библиотеку устроилась на работу. Вот принесла тебе Бальзака почитать.

Лола поправила очки и поднесла книгу так близко, что будь её нос чуточку длиннее, она уткнулась бы им в золотистое, местами потёртое тиснение. Пролистала страницы, остановилась на развороте, зачитала:

– «Быть честной, недоступной для света и куртизанкой для мужа – значит быть женщиной гениальной». – Криво усмехнулась. – Думаю, высказывания старика Оноре сильно устарели. – Захлопнула книгу. – Ты как? Со мной заодно или с месье Бальзаком?

– Я привыкла доверять классикам. – Рита виновато улыбнулась и села на расшатанный стул.

– Эх, ты! Предательница! – Лола потянулась, чтоб положить книгу на прикроватную тумбочку, и сморщилась от боли.

– Лола! Зачем ты? Я бы положила!

– Нет. Я сама должна. Надо понемногу разминать чресла. Ты уйдёшь, а мне почитать захочется, и кто мне книгу подаст? – Лола опёрлась руками о кровать и пододвинулась к изголовью. – Надоело лежать. Но и встать не могу – слабость страшная.

– Рано ты запрыгала. Отлежись.

– Сколько лежать можно? Домой надо. За Саньку переживаю.

– Не переживай. Она в садике весь день, вечером я забираю. Пока Ванька со службы придёт, она под моим присмотром. Накормлена, напоена, не переживай.

– Ты знаешь, чего я боюсь. Как бы ни рухнуло наше хрупкое «перемирие», пока я здесь. Приходит-то он ко мне трезвый, но скажи честно – пьёт?

– Нет, не пьёт, честно. Пьяному я бы Саньку ему не отдала. Может и грех так говорить, но я иногда думаю, что на пользу ему пошло, ну то… Сама знаешь. Мозги-то вроде на место встали.

– Вот именно, что вроде. – Лола скривилась от боли и, расслабив руки, съехала спиной на подушки. – Я тебе не говорила – мы ведь формально развелись. Только документы не успели оформить.

– Вот и не торопись.

– Не тороплюсь, и не говорю никому, мы ведь на расширение стоим. А ты знаешь, как у нас… Узнают, что в разводе, так и без квартиры останешься.

– Это да. Это правильно. А там глядишь, и наладится у вас. Надеюсь, понял Ванька, чего его друзья стоят.

– Я тоже надеюсь. Ведь пока он в больнице лежал, никто навестить его так и не пришёл. Вот такие друзья. Пришли, ушли. Обобрали до нитки. Я когда домой вернулась – в ужас пришла. В доме ни копейки денег, в холодильнике мышь повесилась. Всё грязное, в ванной засохшая блевотина, полы в грязных разводах, я два дня всё отмывала и чистила. Бельё даже стирать не стала, свернула и выбросила.

– Да, не может мужик один жить.

– Вот потому и переживаю за Санечку.

– Не, исправился он, точно тебе говорю. Другой стал. Понял всё.

– Хорошо, если так, – Лола стукнула кулачком подушку, взбивая её под себя. – После выписки мне его опять оставить придётся.

– Чего это?

– Домой поеду. Мать сказала, что приедет и заберёт нас с Саней к себе. Оправиться мне надо. Взяться за себя. Привести здоровье в порядок. Здесь не получится.

– А как же свадьба?

– Какая свадьба?

– Ой, я же тебе не сказала. Марфушкина замуж выходит. Пригласительные вчера мне принесла. – Рита полезла в сумочку. – Вот. – Протянула открытку с двумя лебедями на развороте. – Это вам с Ванькой. Просила передать.

Лола раскрыла пригласительный.

– Вот и охота ей снова в это ввязываться, неужто первого раза не хватило.

– Одной-то тоже не весело. А вдруг повезёт и на этот раз всё сложится. Пока она счастливая ходит.

– Пока. – Лола закрыла пригласительный и откинулась на подушку.

– Так чего? Останешься на свадьбу?

– Рит, ну какая мне сейчас свадьба. Я ещё месяц ноги буду волочить.

– Жаль. – Рита вздохнула. – Я думала, повеселимся вместе.

– Не до веселья. Сил совсем нет, посмотри на меня, десять кило потеряла.

– Вижу, щёки ввалились, живот к спине прилип. Мне бы так. Я вот всё пухну.

– Не завидуй. Ты от счастья пухнешь. Потому что прав Бальзак. Ты гениальная женщина.

– А ты?

– А я… – Лола отвела взгляд. В окне, подчиняясь разнузданным порывам ветра, гнулась, почти касаясь ветками земли, корявая берёза. Искривленный ствол покрывали чёрные наросты. – А я – торба.

– Чего?

– Да так… ничего.

Глава шестнадцатая

В полумраке кафе почти не видно лиц танцующих. Ирина Фастик обводит зал хищным взглядом, на мгновение задерживаясь на счастливом лице невесты, потом переводит взгляд на жениха. Урвала!

Сколько ж лет прошло, как они не виделись? Много. Уже почти и не общались, и вдруг на тебе – приглашение на свадьбу. Прям внутренности прожгло. Еще недавно Марфушкина рыдала в трубку, обзывая всех мужиков кобелями, а не прошло и двух лет, как снова замуж собралась.

А жених-то ничего так! Даже очень «ничего». И Фушкин был «ничего». И как только Варьке удаётся таких охмурять?

Ирина вздохнула.

Вот её Фастик дрыщ дрыщём, дурак дураком и не отвяжется никак. Зачем только она за него замуж вышла? Балласт. Вот почему от Варьки первый муж ушёл? Ведь всё у них мирно было. А ушёл. А у неё с Фастиком не жизнь, а совместное проживание, а не уходит. Но да чёрт с ним. Не для того она два дня в поезде тряслась, чтоб теперь на свадьбе у подруги о муженьке своём думать. Нет уж. Ехала целенаправленно. За другим интересом.

Музыканты, переглянувшись, кивнули друг дружке и заиграли Поля Мориа. Танцпол тут же опустел, немногочисленная распаренная ламбадой молодёжь вернулась к своим тарелкам, а из-за стола на середину зала потянулись возрастные парочки.

Перебирая взглядом гостей, Ирина остановилась на долговязом парне лет двадцати пяти. Высокий симпатичный с умными карими глазами молодой человек скучающе жевал оливье. Ирина поднялась, протиснулась между лавкой и столом и подошла к парню.

– Потанцуем?

На её предложение тут же повернула голову кучерявая женщина, что сидела справа от парня. Она окатила Ирину оценивающим взглядом и вопрошающе глянула на мужчину в очках, который сидел рядом.

– Потанцуем? – вызывающе глядя на кучерявую даму, снова спросила Ирина.

В ответ парень пожал плечами и приподнялся.

– Иди, Денис, потанцуй! – дала добро дама строгим материнским голосом и неохотно подвинулась, позволяя ему вытянуть длинную ногу из-под стола.

Танцевать с ним было неудобно. Он был слишком высок, потные ладони нелепо прижимались к её лопаткам, не дотягиваясь до призывно вихляющих бёдер Ирины. Она же упиралась носом в его толстый свитер где-то в районе солнечного сплетения. Он не только был слишком высок для неё, но и слишком молод, к тому же под присмотром строгих родителей, но Ирина решила не отступать.

– Так ты Денис?

– Угу, – буркнуло сверху.

– Я Ира! Подруга Вари. А ты со стороны жениха?

– Нет. Я Варин брат. Двоюродный.

– Да?! Не знала, что у Варьки такой симпатичный братик. И почему она мне о тебе ничего никогда не говорила… – Ирина обласкала нежным взглядом лицо парня и облизнула губы.

– Мы в Москве живём, редко видимся.

– Как жаль! – Ирина прислонилась щекой к его груди, потёрлась. – Ты здесь с родителями, что ли? – кивнула в сторону кучерявой.

– Угу, – донеслось сверху.

– Следят за тобой?

– Почему следят? Просто… – парень замялся.

– Сторожат, чтоб их маленького мальчика кто-нибудь не соблазнил, – хихикнула Ирина и, улучив момент, плавно провела ладонью по ягодице парня. Прижавшись к его животу, прошептала: – Давай сбежим от них.

– Куда? – Денис немного отстранился и испуганно посмотрел на Ирину.

– Найдём куда. Главное подальше от твоих родоков. А то они глаз с тебя не спускают. – Ирина обернулась и наткнулась глазами на пристально следящую за ними кучеряво-очкастую парочку. Развернувшись к ним спиной и, задрав голову, быстро зашептала: – Тут недалеко общага, я там ночую…

Почуяв неладное, кучерявая выскочила из-за стола и быстрым шагом направилась к сыну.

– Денис! Нам пора. – Она вцепилась в руку сына и потянула на себя.

– Но мы танцуем! – возмутилась Ирина.

– А у нас поезд. – Кучерявая дёрнула за рукав и поволокла Дениса за собой в раздевалку.

Оставшись одна среди топчущихся пар, Ирина растерянно смотрела вслед сорвавшейся с крючка рыбки. Будь у неё другой характер, она сгорела бы от стыда, но Ирина тряхнула золотистой копной волос и, приподняв подбородок, сделала шаг к столу. В этот момент кто-то аккуратно подхватил её под локоток.

Оторвав голову от подушки, Ирина обшарила глазами комнату. Так себе жилище. Не бедно, но и не богато. Дешёвенький ковёр на стене, покосившийся стол-книжка, убогие занавески, тумбочка с телевизором. Сверху видеомагнитофон, рядом полка с кассетами. Это уже что-то!

Рядом хрюкнуло и заскрипело пружинами. Ирина посмотрела на голую спину мужчины и, натянув ему на плечи одеяло, продолжила осмотр.

Впрочем, больше осматривать было нечего. Громоздкий шкаф до потолка и детская кроватка в углу комнаты. Ирина усмехнулась и посмотрела на часы. До поезда полтора часа. Пора.

Она потянулась к стулу и сгребла с него вещи.

– Эй! – толкнула сопящее тело.

– Чего тебе? – донеслось недовольно.

– Мне пора.

– Пора? – Мужчина заворочался. – Куда пора?

– На вокзал. У меня поезд через час. Отвезёшь меня?

Мужчина приподнялся и, растерев ладонью глаза, уставился на Ирину.

– На чём это я тебя отвезу? У меня машины нет.

– А на такси?

Мужчина опустил голову на подушку.

– Так это ты и сама можешь. – Засунул пятерню в волосы, почесал макушку. – У меня после вчерашнего голова болит. И спать охота.

Серый луч протиснулся в щель занавесок. Пока Ирина надевала свитер, луч скользил по шерстяной вязи синего полотна. Когда она, выворачивая колготки, определяла изнанок, луч расплывался пигментным пятном по её щеке. Натягивая колготки, она зацепила ногтём чёрный капрон. Моментально образовавшаяся стрелка расчертила ногу белой полоской от пятки до ляжки.

– Подари хотя бы кассету. На память.

Мужчина повернул голову и посмотрел на полку с видеокассетами.

– Ты чё? Меня жена убьёт.

Серый луч дрогнул и спрятался за занавеску.

– Сволочь. – Ирина схватила сумку и выбежала в прихожую.

Мужчина повернулся к стене и захрапел.

Всунув ноги в ботинки и сдёрнув с крючка куртку, Ирина яростно вывернула шайбу замка и толкнула дверь. Лестничная площадка встретила её неприветливо холодно. За спиной раздалось смачное храпение. Ирина со всей силы хлопнула дверью и побежала вниз по ступенькам.

Рита вздрогнула и проснулась. Что это было? Выстрел? Посмотрела на мужа. Тот сладко спал после вечерних возлияний. Ей не показалось. Хлопок был откуда-то сверху. Это совершено точно.

Рита прислушалась. По лестничной площадке глухо стучали каблуки. Она поднялась, быстро просеменила в прихожую и припала к глазку. В округлом стеклянном отверстии показалась женская фигурка. Золотистые волосы, голубая куртка… Женщина казалась знакомой. Где-то она видела эту взбитую пену волос. Рита отодвинулась от двери. «Вчера. На свадьбе. У Марфушкиной…».

Глава семнадцатая

Маленькая пластиковая ёлочка на столе нервно подрагивала. Доктор, сгруппировав брови к переносице, резко и быстро чиркал ручкой в карточке. Противно пахло дрожжами.

Лола втянула живот, застёгивая тесные джинсы. Бегунок застревал на каждом зубчике. Пребывание в родительском доме пошло на пользу, за месяц она набрала целых пять килограмм, и теперь молния на джинсах буксовала.

Она изменилась – поправилась в бёдрах, округлился живот, разрумянились щёки. Полнота ей шла, это даже Ванька оценил. В первую же ночь после её возвращения.

В целом чувствовала Лола себя отлично, вот только одна неприятность не давала покоя – постоянный, усиливающийся по ночам зуд в паховой области. Сначала она решила, что это аллергия от шёлковых трусиков. Небольшие красные пятнышки разглядела не сразу, потому и не придала особого значения, но зуд не прекращался, и Лола забеспокоилась.

– К кожнику надо, – уверенно ответила Рита на вопрос Лолы «что делать?».

– Это куда? В кожвендиспансер?!

– Ну да!

– С ума сошла?! Туда же заразные ходят. А у меня аллергия. Не, не, я туда не пойду. Ещё увидит кто, сплетни пойдут.

– Так и будешь ходить чесаться? А вдруг это не аллергия?

– А что?

– Мало ли. Вдруг чесотка? Вон в школе обнаружили…

– Да ну тебя!

– Боишься одна, давай вместе сходим.

В диспансере Лола чувствовала себя неловко и ужасно брезгливо. Ждать пришлось минут сорок. Через дверь было слышно, как вошедший в кабинет мужчина что-то долго и внушительно доказывал врачу. Когда мужчина вышел, Лола удостоила его презрительным взглядом и вынула из сумочки полиэтиленовый пакет.

– Ну, давай, с Богом! – подтолкнула Рита.

Лола всунула руку в пакет, взялась за ручку и обернулась.

– Иди, иди, – махнула на неё Рита.

Врач оказался мужчиной. Знай она это ранее, то точно бы не пошла, но табличка с «Тонких Ю. П.» почему-то не вызвала у неё сомнений в том, что это женщина. Увидев за столом маленького круглого старичка, Лола оторопела, но деваться было некуда.

Осмотр был недолгим. Хватило нескольких минут. Застегнув джинсы, Лола присела на край стула и, не глядя на доктора, спросила:

– Что у меня?

Доктор дочиркал страницу и посмотрел на Лолу равнодушным взглядом.

– Фтириаз, – сказал так, будто Лола обязана была знать, что это такое.

– Это аллергия? – Лола сжала в замок похолодевшие руки.

Его очки медленно съехали на картофелину носа, и над окулярами показались чёрные буравчики маленьких поросячьих глаз.

– Это лобковый педикулёз. Паразитарное заболевание с половым путём передачи. – Рыхлое лицо доктора ничего не выражало. Ни упрёка, ни сочувствия, ни озабоченности. Было понятно, что таких, как она, прошло через его осмотр сотни, а то и тысячи. И все те, к кому теперь принадлежала и она, Лола, ему надоели до чёртиков, и давно уже не представляют ни презрения, ни осуждения, ни профессионального интереса.

– Откуда? – теряя приобретённый за время пребывания у матери розовый цвет лица, пролепетала Лола.

– Оттуда, – сжав губы, всё также равнодушно ответил доктор и потянулся за бланком. – Нечистоплотность, деточка, и неразборчивость в сексуальных связях.

– Но… – начала Лола и поняла, что ей нечего сказать. Она разжала пальцы. На мягкой припухлости ладоней остались синие полоски от ногтей.

– Вот, – доктор протянул рецептурный бланк и усталым взглядом посмотрел на стену, где оглушающе прыгала по кругу секундная стрелка часов. – За вами ещё много там?

Лола выскочила из кабинета и помчалась по коридору.

– Эй, – подпрыгнула Рита, и деревянная сидушка кресла визгливо скрипнула. – Лола, ты куда? – Рита засеменила по коридору вслед подруге, но догнала её только на выходе.

– Подожди ты, куда раздетая? – Рита протянула куртку.

– Пойдем скорей отсюда… Куда-нибудь… Подальше.

Они перешли дорогу и свернули в сквер. Лола достала пачку сигарет и закурила.

– Я её убью! – Сизый дымок вырвался вперемешку с дыханием. Лола закашлялась.

– Кого?! – Рита сделала шаг назад и сгустила брови.

– Таньку!

– Какую Таньку?

– Сеструху мою. Зараза! Шлёндра!

– Лол, ты чего? Что доктор сказал?

– Лучше тебе не знать, что сказал доктор.

– Так это не аллергия?

Лола затянулась и опять закашлялась.

– Зараза! – Нервно бросила сигарету в кусты и полезла в сумочку. – Вот. – Протянула рецептурный бланк. – Лечение. Никакая это не аллергия. Это фти-ри-аз! Поняла?!

Рита взяла бланк, попыталась прочесть докторские каракули, ничего не разобрав, протянула назад Лоле.

– Ты думаешь, я знаю, что это такое?

– Конечно, ты не знаешь. Откуда тебе знать? И я вот тоже до этого дня не знала, а теперь знаю… знаю. – Лола презрительно сплюнула горечь на мёрзлый асфальт.

– Это что-то серьёзное?

– А как ты думаешь? Это вши! Лобковые! – Лола поёжилась. – Фу!

– Вши?! – гримаса недоумения на лице Риты трансформировалась в ужас.

– Угу, в народе их по-другому называют. Напомнить?

– Не надо. – Рита замолчала, лоб прорезали морщины озабоченности. – А сестра причём?

– Так это же я от неё подхватила. Шлёндра такая! Она, как овдовела, так совсем с катушек съехала. Шляется с кем попало.

– Ты думаешь от неё? – в голосе Риты прозвучало сомнение.

– А от кого ещё? Мы с ней в одной постели спали. – Лола достала следующую сигарету. – Сейчас позвоню, отматерю сучку.

– Подожди, может она и не виновата, – выпалила Рита и замерла.

Лола внимательно посмотрела на подругу.

– А кто?

– Я не знаю… Но может не она, – Рита заморгала, пряча за ресницами бегающие зрачки.

– Ты что-то знаешь? – Лола не отводила близорукий взгляд, который, казалось, проникал в самое нутро.

– Не-е-т. – Рита испугано завертела головой.

– Ты что-то знаешь. Знаешь!

– Нет.

– Говори! – наступала Лола.

– Лола, я ничего не знаю, я лишь предполагаю… Вдруг это не Таня…

– А кто?! Ванька?! – Лола выбросила сигарету и схватила Риту за лацкан пальто. – Ты что-то знаешь, я же вижу, ты не умеешь лгать, Рита!

– Я… Я не знаю… точно… Я… только видела… Лола… пожалуйста… Я не хочу… Я… – Риту бросило в жар.

– Говори, – процедила сквозь зубы Лола. – Что ты видела?

– На свадьбе у Марфушкиной… – сдалась Рита.

Глава восемнадцатая

Кажется, стало выравниваться. Самый тяжелый этап пройден. Пережит. Настал новый. Этап… нет, не равнодушия, а какого-то смиренного восприятия любых проявлений этой жизни. Какими бы они не были. Тот этап, когда начинаешь понимать, что есть вещи, на которые ты влиять не можешь. Не можешь ни отвратить, ни изменить. Это огорчает, иногда даже убивает, но не до смерти. И ты продолжаешь жить дальше, начинаешь радоваться жизни, новым удачам и счастливым моментам. Ведь у тебя ещё есть время.

Невесёлой получилась встреча нового 1998 года. Без ёлки, только ветка сосны в вазе. Без шампанского и мандарин. Откуда им взяться, если нет ни денег, ни возможности их заработать? Спасибо Ритке, подарок в виде коробочки с конфетами Саньке вручила.

Телевизора с поздравлениями президента тоже не было. Ввиду отсутствия оного. В смысле телевизора. Президент был и даже не один, всей семьёй. Холёные, упитанные. Поздравляли, желали счастья и благоденствия. Всего того, чего у Лолы не было. О семейном поздравлении она уже потом от Ритки узнала. Ещё подумала – хорошо, что не видела, а то бы завыла прямо при дочери.

В Новый год они с Санькой спали, неделю до этого промаявшись в малюсенькой хатке, которую удалось снять по-быстрому за копейки. Выть хотелось очень! И выла. По ночам, когда Санечка спала. Нельзя свою слабость ребёнку показывать.

Но она собралась. Поняла, что нельзя останавливаться. Отчаиваться. Психовать. Упиваться болью, обрекая на это весь мир, что с тобой взаимодействует. И не мстить. Даже мысленно. Даже невольно. Она нашла способ справиться с обидой. По пятьсот раз проговаривая в себе болезненные моменты, искала истину. Когда всё стало заезженной пластинкой, разобрала по винтикам и выбросила. И вот с этого момента почувствовала, что весь этот мусор – уже чужое, не её, и можно, и нужно идти дальше, но не сгорбленной походкой, а взять себя в руки и вперёд с прямой спиной, улыбаясь окружающим. Всему миру.

Это сработало. Постепенно всё стало меняться. Она перевела дочь в другую школу и там же устроилась работать поваром. Теперь и ребёнок был накормлен и квартирку удалось снять получше. Потерянные за месяц килограммы, с учётом тех, что наела у матери, не вернулись, но синяки на попе от сидения на табуретке сошли. И вот наконец удача улыбнулась в ответ. Сегодня ей предложили должность завпроизводством.

Это была её победа. И это стоило отпраздновать. Она купила торт и шампанское. Теперь она могла себе это позволить. И мандарины тоже купила. Наверстать упущенное. Ведь для неё Новый год наступает сегодня. Да что там год. Новая жизнь!

Лола застелила стол новой скатертью, расставила тарелки. Тоже новые. Сегодня всё должно быть новым. Заглянула в духовку. Утка с яблоками томилась третий час. К приходу из школы Санечки как раз будет готова.

Она расчесала коротко остриженные волосы, улыбнулась своему отражению и подошла к окну. По дорожке к дому, взлохмаченный и опухший бежал Ванька Зорькин.

– Я не знаю, что мне делать? Если оно где-нибудь всплывёт… Всё. Мне тюрьма. Что делать, Лол? Подскажи. Ты же умница, ты любую проблему можешь решить. – Ванька, утопив пальцы в шевелюре, тёр костяшками ладоней виски.

– Да не скули ты! – Лола прошла на кухню, выкрутила конфорку и вернулась в комнату. – А теперь давай поэтапно. Когда ты его видел последний раз?

– Ну, когда… когда… Так в субботу видел, полез в нишу за сапогами, оно было… Точно было. Я ещё подумал, что давно на охоту не ходил.

– А как оно в нише оказалось, оно же в сейфе лежало всегда?

– Не всегда. Я его последнее время в сейф не клал.

– Почему, ты же знаешь порядок?

– Я код от сейфа забыл, а тебя беспокоить не хотел. Ну, решил пусть в нише полежит. Куда оно денется?

– Отлично. – Лола покачала головой. – Ладно. Значит, три дня назад оно ещё было. Кто за эти три дня у тебя был?

– Никого… Кроме Генки.

– Пили?

– Ну выпили… да.

– Он про ружьё знал?

– Ну так… Да.

– И где лежит?..

– Не знаю, не помню, может я ему и говорил, но не показывал точно. Но он божится, что не брал. Я как пропажу обнаружил, сразу к нему пошёл, а он меня матом: «Как ты на меня подумать мог. Сам по-пьяне посеял, а на меня гонишь».

– Кроме ружья ещё что-нибудь пропало?

– Ну так, точно не знаю, вроде денег немного, но я могу и путать, может сам растратил, да забыл. Может потерял. Со мной такое часто бывает после… Ну, этого…

– Попойки, – уточнила Лола.

– Ну, в общем, да. Знаешь, у меня после того удара по голове с памятью не очень.

– У тебя не только с памятью не очень, а и с совестью тоже.

– Ну, Лол, ты хоть меня не добивай. Скажи, что делать теперь? Заявить в милицию о пропаже? Так ведь я его должен был в сейфе хранить, придут, проверят сейф, замки целы, какой вывод?

– Нарушил условия хранения, минимум административка, а если оно где-то, не дай Бог, всплывёт, то ты первый подозреваемый. Из армии попрут в любом случае.

– Ой, ма! – Ванька снова сдавил руками виски.

– Хорошо хоть времени прошло немного, может ещё не успело наследить. О пропаже надо заявить срочно.

– Это всё, что ты можешь посоветовать? Для этого мне не надо было к тебе ехать. – Ванька разочарованно махнул рукой и встал.

– Так и не ехал бы, – огрызнулась Лола.

Дверь скрипнула и на пороге появилась Санечка. При виде отца лицо её засияло неподдельной детской радостью.

– Папа!

– Привет, дочь! – Ванька потеребил волосы подбежавшей Санечки. – Я уже ухожу.

– Уже?! – расстроилась девочка и посмотрела на мать.

– Умеешь ты, Зорькин, праздник нам испортить. – Лола схватила со стула сумку и кофту. – Поехали?

– Куда? – прозвучало в унисон.

– К Петровым. Будем легенду тебе придумывать.

– Ой! – Рита плюхнулась на диван рядом с мужем.

– Ну что, надо выручать! – Лёха Петров хлопнул себя по коленям и встал. – Только она у меня в гараже, спущенная. Накачать надо.

– Так накачаем! – Ванька протянул Лёхе руку. – Спасибо.

– Пока не за что.

– Рита, ты с детьми оставайся, – скомандовала Лола. – А мы на Волхов.

– С Богом! – кивнула Рита.

Зелёная резиновая лодка оставлять след на кромке сухой прибрежной, чуть заросшей первой травой земле не хотела. Они таскали её туда-сюда, но пустая лодка лишь слегка приминала траву, которая тут же снова выравнивалась.

– Лёгкая! – догадалась Лола и, посмотрев на раздобревшее тело Лёхи, задумчиво процедила: – Так. Нужен груз. Лёха, ты залазь, а мы будем тянуть.

Повёрнутую задней частью лодку поволокли к воде.

Пока Ванька удерживал уключину, Лёха, подтянув штанины, перелез через вздутый накачкой край и шлёпнулся на резиновое днище. Лола вцепилась в леерный шнур. Потянули.

Лодка двигалась неохотно. Скользкий шнур обжигал ладони.

– Ну и разожрался ты, Петров! – пыхтела от натуги Лола, но тянула из последних сил.

Отволочив лодку до кромки воды, Лола выпустила шнур и посмотрела на окровавленные ладони.

– Всё, хватит, нормально. Вылезай.

Недовольно сопя, Лёха вылез из лодки и отряхнул штаны. Посмотрел назад. До воды по земле отчётливо тянулся след.

– Не понимаю, зачем это всё? – пожал плечами Зорькин.

– Для достоверности. Мы уйдём, а ты вызовешь милицию. Скажешь, поплыл на лодке через Волхов. На середине реки лодка перевернулась, всё снаряжение вместе с ружьём пошло ко дну. Ты, держась за край, добрался до берега. Вот лодка, вот след волочения – это должно убедить милицию, что так всё и было.

– Ага, они дураки, что ли? Если я в воду упал, то почему сухой.

– Не, они не дураки, – усмехнулась Лола. – Это ты дурак. – Она резко толкнула Зорькина. Не ожидавший удара Ванька покачнулся, сделал три шага назад и оказался по колено в воде.

– Ты чё делаешь? – возмутился Зорькин. – Вода холодная.

– Давай, давай, заплывай, – засмеялась Лола. – Для достоверности.

– Ты чё, ты чё…

– Давай, давай, – поддержал Лёха. – Ныряй с головой, а то не поверят.