Текст книги "Легко!"

Глава 16

Шеф вовсе не держал зла на Джона за облитый костюм. Он заметил, что в тот вечер Джон был весь раздерган. Понятное дело, из-за Джулии. Эти вице-президенты развинтились. Думают, важнее их продаж нет ничего, потому что только они приносят ему деньги. И поэтому могут им крутить. Как бы не так! Права Александра – он позволил этим ребятам втянуть себя в бесконечное планирование, мозговые штурмы о двух процентах. Не его это дело и не его уровень. Каждый из них бегает к нему почем зря, приносит свежие идеи, проекты. Да грош цена их проектам, идеям. Грузят его, а сами, по сути, ничего не делают, летают по миру, живут в дорогих отелях, выпивают и закусывают с клиентами, выставляют ему счета и называют это работой. А чуть что сбоит, бегут к нему и спрашивают, что делать. Сами-то принимать решения не могут. А если принимают, то уж лучше бы и не принимали. За ними глаз да глаз, а то таких дел наделают!

И Джон еще лучший из них. У этого хоть мозги есть. Джон – парень честный, да и поговорить с ним приятно. Но это тоже палка о двух концах. Они все молятся на этого честнягу и смотрят ему в рот. Джон для них авторитет. Джулия только месяц в компании, а уже такого наслушалась о том, как Джон с ним – с НИМ! – вместе управляет компанией.

Все, все распустились. Все хотят сесть ему на голову. Думают, он, шеф, без них не обойдется. Тоже мне, старая гвардия, золотой фонд. А вот вам Джулия, стерва серая, вы ее погрузите. Если сможете. Она вам всем не только печень выест, вы пожалеете, что вообще с ним эти игры затеяли. Сейчас уволим парочку самых незаменимых, всё встанет на свои места.

Джулии доверять можно. Во-первых, подруга Александры. Во-вторых, всё-таки не глупа и худо-бедно может и управление наладить, и дисциплинку подтянуть. В-третьих, такая стерва, что ее все всегда будут ненавидеть. И она ни с кем не споется за его спиной. А он займется, наконец, глобалом. Мир большой, и ему пора выходить на новую орбиту и вращаться совершенно в другом измерении. Александра – девочка прелестная. Ее отпускать нельзя, а надо лепить из нее прекрасную светскую львицу. Ему под стать. И умница, несмотря на юный возраст. Ведь сразу сказала о неумении делегировать. Потому что некому. А некому, потому что всех распустил. И никто из них об акционерах не думает и о том, как он выглядит в глазах акционеров, им всем наплевать. Не то что наплевать, но это не их собачье дело. С акционерами будут общаться он и Джулия. Он вообще, она с конкретикой. А их пусть гоняет, нормально. Ну и попросила всех сделать матричную модель чего-то там. Ну и молодец, что попросила. Пусть поломают голову – что же она их попросила-то? Может, сами чего и придумают. Чего со страха не сделаешь. А в компании будет больше порядка.

А у Джона всю неделю дела шли просто из рук вон. Весь выходной он собачился с Одри, Анне позвонил пару раз, но не потому, что хотелось, а чтобы она опять не нафантазировала себе всяких страхов. К Одри он был несправедлив, но это уже не поправишь.

Джулия сидела у него в приемной и явно наводила мосты с его секретаршей.

– Джон, мне с тобой надо поговорить.

– Я сейчас занят.

– Если я сижу у тебя под дверью и хочу с тобой поговорить, это значит, что надо поговорить сейчас. Это понятно?

Джон закрыл дверь перед ее носом. Беспредел какой-то! Джулия это проглотила и вернулась в приемную после ланча.

– Освободился? Значит, так, мы тут посчитали. Вы, ребята, продаете слишком дешево. Что значит, так договорились? А на основе чего вы вообще с клиентами договариваетесь? Как бог на душу положит? Теперь мои люди будут рассчитывать вам цены по формулам и спускать предельную цену как инструкцию. А вы там продавайте от нее и выше. А то своими продажами плодите одни убытки.

– А ты отчеты-то смотрела? Какие убытки? Ну, упала у нас прибыльность, согласен. Но мы же не ниже костов продаем, откуда убытки?

– Еще бы вы ниже костов продавали.

– Так прибыльность по всей отрасли падает. Отрасль-то конкурентная, тебе это в голову не приходило?

– Конкурентная, не спорю. А вот откуда ты взял, что прибыль падает по отрасли? Ты сам считал, что ли? Или, может, ты обзоры рынка по выходным изучаешь? А мои ребята все посчитали. Если убрать крайние, статистически не значимые показатели….

«Паранойя какая-то. И несет она всё это с маниакальной убежденностью. Нет, она разрушит компанию, если это не пресечь».

– …вот и мы приходим к формуле предельно допустимой цены. Я уже согласовала с генеральным этот подход. Мы с ним ежеквартально будем спускать эти цены, и если они будут правильные – а они правильные, то вы будете обязаны их придерживаться.

– А если рынок не станет брать по вашим «правильным» ценам?

– Значит, вы не умеете продавать.

– То есть нас тогда на выход?

– Ну зачем сразу крайности. В конце концов, есть и объективные причины. Но не плодить же убытки? Если мы уменьшим объем портфеля, то спрос возрастет. И мы наверстаем в следующем плановом периоде. Я уверена, что ты-то всё понял, и мы с шефом решили, что именно на тебя мы можем рассчитывать в продвижении этого подхода дальше. Ты всегда продаешь лучше всех, и у тебя цифры почти сходятся с нашими расчетными. Так что тебе надо просто чуть-чуть подтянуться. А потом помочь нам с шефом подтянуть остальных. Или уволить кого-то, в крайнем случае.

– Я подумаю, – сказал Джон и после ухода Джулии набрал Анну: – Baby-cat, ты как там?

– Хорошо, так рада тебя слышать. А что у тебя голос такой злой?

– Да задергали меня эти идиоты. Работать не дают. Скажи мне, что ты сейчас делаешь?

– С тобой говорю. И смотрю в окошко. Хочешь, я тебе расскажу, что я вижу, а ты послушаешь, успокоишься, и всё встанет на свои места. Ты же самый умный, успокойся только и сразу найдешь решение. Будешь слушать, что я вижу на улице?

– Нет, не буду. Я уже успокоился. Послушал тебя и успокоился. Я пойду к шефу. Если он меня примет, конечно. Всё, пока.

Джон пришел к шефу и стал доказывать, что Джулия просто может разрушить компанию. Если они начнут подкручивать цены, клиенты уйдут. А если уйдут, то не вернутся, потому что они не картошку покупают где дешевле, а технологию. И перестраивать ее они поквартально не будут, что бы там Джулия ни насчитывала…

– Да успокойся ты, ради бога. Не о тебе речь. Она на тебе просто проверяет свои идеи. Я ей сказал, что она во всем может на тебя положиться. Ты, конечно, должен сбавить тон, характер у тебя трудный. А продажи в Азии – просто из рук вон, это же правда. Там вице-президент вообще считать не умеет, и его дурят все подряд – китайцы, малайцы, там народу палец в рот не клади. А в Америке вообще в цифрах разобраться нельзя, там просто хаос. Вот пускай Джулия и разберется, что там у них происходит. А ты ей, пожалуйста, помоги. Я рассчитываю на твои мозги.

«С ума все посходили, – думал Джон, помешивая Bloody Mary в лаунж-зоне аэропорта. – В каких цифрах он хочет разобраться? Он каждой цифрой из нас всю душу выматывал все четыре года подряд. Что, теперь выясняется – это всё неправильные цифры были? Да, по Азии ВП слабый, его, конечно, надо давно было менять. Ну, поменяй, да еще добавь пару ребят, которые нового подопрут. Или нам теперь все продажи будут не люди делать, а матричная модель?» Джон опять набрал телефон Анны и возбужденно пересказал ей весь этот сумасшедший день.

– Медвежонок, ты сейчас не горячись. Ты подумай лучше, что твой шеф был искренен. Да, он не великий мыслитель, но интуитивно знает, что ты – главный актив компании, и, как умеет, выражает тебе это. Ты же сам знаешь себе цену. Ты все делаешь правильно, только не трать на это столько нервов, пожалуйста. Меня только одно по большому счету тут беспокоит, можно я скажу?

– Выкладывай.

– Вот, насчет Джулии. Ты не думай, что она просто параноик, а у генерального временное помутнение мозгов. Это отчетливая интрига, и твой шеф по каким-то причинам включился в нее. Он, может, и выключится позже, а может, интрига разовьется и выйдет из-под его контроля. Ты подумай об этом, ладно? Я не знаю, что можно сделать, но я это уже у себя проходила. Я тоже подумаю еще, и мы поговорим, когда ты прилетишь, если захочешь, согласен?

– Я буду по тебе скучать. А ты в свой день рождения будешь в Москве. И мы его не отпразднуем вместе.

– А я вернусь во вторник, и мы отпразднуем, когда у тебя будет время.

– А я во вторник сразу к тебе, как только ты прилетишь.

– Не забудь розовое шампанское на этот раз.

– Могла бы и не напоминать.

Его отпустило после этого разговора. С Одри он никогда бы не смог так поговорить. Домой он вернулся совершенно изможденный и отходил весь уик-энд. Просто сказал жене, что на работе одни проблемы и ему надо прийти в себя. Она ответила, что у него одного проблемы и проблемы всегда, и поехала с Лизой и Саймоном в гости, что было практически объявлением войны.

Вернулась поздно, видимо слегка одумавшись, и стала его тормошить в постели. От нее приятно пахло духами и свежестью. Но Джон так устал, что на Одри у него энергии уже не нашлось. Он отодвинулся и натянул одеяло на голову. Все же услышал, что она всхлипывает. Но сил и желания разбираться еще и с этим не было. Одри повсхлипывала и заснула, а Джон лежал без сна всю ночь, думая о том, в какой хаос он превратил свою жизнь.

Глава 17

Утром Анна проснулась в Москве в своей просторной спальне с огромными французскими окнами. Телефон тренькнул: «Baby-cat, пусть я буду первым, кто скажет “С днем рождения!”, прежде чем мир осыплет тебя цветами и подарками». Через пять минут позвонил муж:

– Надеюсь, я первый, кто тебя сегодня поздравляет. Яхочу сказать, что очень тебя люблю, и что мой подарок ты найдешь в Лондоне по возвращении.

Действительно, цветов и подарков было много, об их прибытии докладывали секретари в ее московском офисе, телефон тренькал поздравлениями не переставая, и она читала их в машине, по дороге с одной встречи на другую. Вместо ланча заскочила в «Дессанж» сделать новую стрижку.

Вечером был официальный ужин в штаб-квартире одной крупной корпорации, в маленьком зале на последнем этаже с видом на Кремль и храм Христа Спасителя. Ужин не имел никакого отношения к ее дню рождения, корпорация принимала президента их международного банка и Анну как часть его эскорта. Говорили о политике и бизнесе, о России. Анна сидела по левую руку от владельца компании и, как всегда, восхищалась им. Она вообще восхищалась этими ребятами, своими ровесниками или чуть старше, которые построили свои империи за десять – пятнадцать лет.

Их многие ненавидят, но эти люди работают по восемнадцать часов в сутки и у них выдающиеся мозги. Да, они летают на личных самолетах и отдыхают в Куршавеле. Если бы они летали экономклассом, а отдыхали бы в Анапе, то уже умерли бы от нагрузок, сопряженных с миссией, которую выбрали. Их предприятия несут в регионы занятость, там работают сотни тысяч людей, которые и составляют какой-никакой чахлый средний класс, их выбирают в партнеры иностранцы, и благодаря этому Россия хоть во что-то интегрируется. Они не ангелы, беспощадны в конкуренции, злоупотребляют лоббированием, заносят в правительство, а что, где-то в мире по-иному? При их богатстве уже давно каждый из них мог бы купить по острову и жить там беспечно. А они вкалывают в стране, где по улицам-то проехать невозможно, и без отдыха приумножают ВВП. Еще поднажмут и практически удвоят. ВВП что, тоже кому-то не нравится?

Рядом с ней сидел скучный испанец из их банка, который больше помалкивал. Когда перед всеми поставили десерты, а Анна попросила сразу кофе, он сказал:

– Зря не ешь десерт, это потрясающее суфле.

– Я никогда не ем десерты.

– Так до лета еще далеко, куча времени, чтоб сбросить пару лишних килограммов.

Ей так хотелось поозорничать, а испанец был такой зануда и так подставился, что она просто не смогла удержаться:

– А у тебя что, секс только летом?

Хотя она сказала это совсем тихо, хозяин ужина все же услышал, видимо. Он уткнулся в салфетку, как будто вытирая пот, и сотрясался в беззвучном хохоте. Занятная женщина…

Она вернулась домой поздно, и тут же позвонил Джон. Он требовал полный отчет за день, а выслушав, сказал, что она не имеет права жаловаться, будто мир ее все время имеет. Она не могла не признать, что он прав.

Цветы были и на следующий день, она садилась в самолет, захватив два самых красивых букета. Джон уже караулил ее на крыльце дома и, поднявшись в квартиру, открыл шампанское. Из еды он мог предложить только суши, которые захватил в Selfridges, но это было совсем не важно. Всю ночь они опять таяли друг в друге, чувствуя, прежде всего, нежность. О ней Анна боялась говорить, а он шептал: «Мы опять вместе, мы опять одно целое…» А потом, откинувшись на подушки в изнеможении, он продолжал гладить ее и повторял: «Слишком много секса, не остается времени на то, чтобы просто лежать с тобой рядом, гладить тебя всю-всю, смотреть на тебя и учиться понимать, что там варится в этой головке».

Утром они принимали ванну вместе, он тер ее скрабом, намазывал маслами, а потом долго и медленно любил, не прикрывая глаз, а рассматривая эту принадлежащую ему чудесную игрушку. Джон умел устраивать праздники – он взял отгул на работе, они провалялись в постели полдня, лениво, как нормальные пары в свой выходной, слушали музыку, меняя диски, болтали. Под вечер он повез ее на ужин в честь дня рождения в Ковент-Гарден.

А на следующее утро праздник кончился, и он убежал на работу, чтобы оттуда поехать в Хитроу к самолету на Эдинбург. Предупредил, что на следующей неделе его не будет в Лондоне – опять Гамбург и Мадрид и дистанционная ругань с Джулией, а потом он вернется в Эдинбург в четверг, чтобы немного передохнуть, потому что в воскресенье ему надо лететь в Вашингтон на целую неделю, чтобы подвинтить продажи в Америке. Так что они увидятся через две с половиной недели, не раньше.

Анна подумала, каким невероятным счастьем было бы полететь в Вашингтон вместе, да и в Гамбург, наверное, тоже. Но ведь Джон предупредил ее, что, если ей не хватает именно этого, надо искать другого партнера. А она уже сделала свой выбор, теперь-то что жаловаться?

Глава 18

Джон утомился непрерывно устраивать людям праздники, поэтому по возвращении в Эдинбург сразу сказал Одри, что на работе становится всё сложней и он просит только одного – оставить его в полном покое на весь уик-энд, без Лизы, Саймона, трагедий Джуди и по возможности без всхлипов по ночам.

Одри уже приготовилась к отпору, но у него был заготовлен отходной маневр:

– Одри, пожалуйста, не расстраивайся. Я знаю, что уже месяц веду себя по-свински. Давай так – я всё поправлю ровно через неделю. Я прилечу из Мадрида в четверг, и до отлета в Вашингтон в воскресенье вечером мы вместе будем делать только то, что ты хочешь.

На том и порешили.

Пока он летал по Европе, Одри размышляла. Неужели она что-то проглядела? Надо менять тактику. Наверное, она слишком подтягивала вожжи в последнее время, и конь начал взбрыкивать. Надо отпустить поводья и понаблюдать, что будет.

Она приехала в аэропорт встречать его из Мадрида в четверг утром, говоря себе, что надо быть с ним поласковей. Джон тоже помнил о своем обещании, а он был человеком слова, и всю дорогу настраивался быть к ней как можно более внимательным в эти четыре дня. Он искренне обрадовался тому, как хорошо она выглядит в сером кашемировом пальто и черных сапогах без каблуков, с чистыми уложенными волосами, улыбающаяся.

Они вместе разобрали его чемодан, посидели над почтой, после ланча он вздремнул, послонялся по дому, и настало время собираться в ресторан, а оттуда опять в джаз-клуб, где в этот вечер выступал какой-то знаменитый немецкий пианист. Одри выбрала очень гламурный ресторан на вершине горы с видом на реку и крепость и была настроена на самую парадную форму одежды.

Джон исступленно искал вторую запонку, когда Одри вошла, чтобы его чуть поторопить. На ней был розовый костюм St. John, и это выглядело так, как будто она не в джаз-клуб собралась, а на ланч с королевской семьей в саду. Чулки были слишком светлыми. Розовый костюм с белесыми чулками создавал странное впечатление.

– По-моему, слишком официально для джаз-клуба.

– Это последняя модель. На концерте будет весь город, и все будут разодеты. Мне кажется, розовый – вполне уместно.

– Может, попробуешь другие туфли? Что-то не так. Черт, и запонка куда-то подевалась.

– У меня одни темно-синие туфли, не надену же я черные с розовым костюмом.

– Тогда, может, дело в чулках?

– А что ты меня все время критикуешь? Я всю неделю ждала тебя и обещанного праздника, и вот, пожалуйста, тебе не нравится, как я выгляжу.

– Ну прости, я хотел как лучше. Вот она запонка… А где мой стакан? Только что стоял здесь!

– Я думала, ты больше не хочешь, и выпила твой джин-тоник.

– Детка, а три аперитива не многовато для разминки?

– Опять критика? Я же не спрашиваю, сколько ты в Гамбурге, Мадриде выпил вина, виски и этого, как его, шнапса? Ты посмотри на себя: работаешь как вол, из самолета не вылезаешь и пьешь при этом. У тебя лицо отечное.

– Ладно, ладно, не будем ругаться, пошли.

Джон обнял ее за плечи и поцеловал в прическу. Это родной запах, родная Одри, все это его семья, его жизнь. Ну чего он, действительно, завелся из-за чулок не того оттенка?

Они поехали на его «порше», и Джон начал рассказывать, как облил вином своего шефа. Одри пустилась в вечную историю про Джуди. Та нашла в портмоне Пола счет за женское белье и взвилась.

– А не надо шмонать чужие портмоне, если не ищешь там неприятностей на свою голову, – попытался отшутиться Джон, но Одри была настроена рассказать историю до конца.

Так вот, Джуди взвилась и опять стала требовать от Пола развода. Пол сказал, что надо порепетировать, как это будет выглядеть на практике, и ушел. И не явился ночевать. Джуди позвонила Одри в два часа ночи и потребовала, чтобы та приехала. При этом рыдала не переставая. Одри вылезла из постели и поехала к ней. Джуди сидела на кухне пьяная и рыдала. По дому валялись разбитые чашки, сломанные вешалки и разорванные рубашки Пола, но было видно, что пьяная Джуди рвала рубашки с разбором, выбирая те, что похуже. А чашки била только некомплектные. Уж Одри-то наизусть знает фарфор в этом доме. Джуди подливала себе виски и никак не могла подняться со стула, хоть и порывалась, чтобы пойти в детскую, разбудить Конни и Джима и объявить им, что их отец – подонок. Одри ее еле уложила, и самой ей пришлось там переночевать, если это так можно назвать, потому что угомонить Джуди удалось только ближе к пяти. Одри звонила Джону посоветоваться, но у того был отключен телефон. Как всегда, опять все легло на нее. Одри считала, что теперь Джуди, при всей своей ненормальности, права, требуя развода.

Джон назвал ее тинэйджерской максималисткой и привел аргумент, что Джуди-то, не проработавшая ни одного дня в жизни, просто не выживет одна, а уж рассчитывать на ее здравый смысл при разводе вообще утопия, и она будет делить с помощью адвокатов все нажитое до тех пор, пока нажитое и счета за адвокатов не сравняются.

– Ты не понимаешь, Джон. Она отдала Полу всю жизнь, всю себя. Она растила его детей. А он все разрушил.

– Я обещаю тебе поговорить с ним. Я его отчасти понимаю – любить Джуди трудно, и я вряд ли уговорю его чувствовать иначе. Но он обязан как-то управлять процессом и не травмировать семью своими похождениями.

– Она не примет такого компромисса. Я бы не приняла точно. Мы все по пятнадцать лет прожили друг с другом, и вдруг такое предательство.

Хорошо, что они как раз доехали до джаз-клуба и можно было прекратить этот разговор. А то уже соли на раны насыпано столько, что настроение вконец испортилось. Кого он собрался учить держать всё под контролем, если сам балансирует на грани этого контроля уже из последних сил? Милая, родная Одри. Он никогда не посмеет ее предать, как Пол. Она никогда не должна ничего подозревать, мучиться и дойти до такого маразма, как проверка его портмоне. От хорошей жизни такого не сделаешь.

Первую половину пятницы он провел в фитнес-центре, и вечером они поехали к местным знаменитостям – Майклу и Лоре, которые жили в самом роскошном, с традициями, доме Эдинбурга. Майкл был действительно незаурядным нейрохирургом и еще руководил клиникой, где работала Одри, а Лора – главной светской дамой города, сидящей в советах директоров фондов и благотворительных организаций.

Дом был залит светом, и к нему подъезжали машины. Батлер принял у Джона и Одри пальто, и они поднялись по лестнице в огромную гостиную, где официанты на серебряных подносах разносили канапе с креветками и трюфельным муссом. Большинство гостей были знакомы Джону и Одри, и, конечно, тут присутствовали и Лиза с Саймоном. Пока все ходили по кругу с бокалами вина, из разных углов доносились обрывки истории бедной Джуди, и Джона тошнило от этого по целому ряду причин.

За столом Джон был усажен между Лорой и членом шотландского парламента, Одри сидела наискосок между Майклом и мэром Эдинбурга. Одри выглядела совершенно счастливой: жизнь наконец вернулась в нормальную колею, они в правильном обществе, им весело, и она опять гордится своим мужем.

Лора рассказывала, что Майклу предложили профессуру в Оксфорде, тот пытается договориться о половине ставки, чтобы не бросать клинику, но она против:

– Я не хочу, чтобы он так же разрывался на части, как ты, Джон. Уж ехать, так ехать. Может практиковать и в Лондоне. Я тоже не готова сидеть здесь одна, как Одри. Мы так восхищаемся Одри. Она необыкновенная жена, столько сделала для твоей карьеры. Правда? Я так и не понимаю, почему ты не заберешь ее в Лондон. Уверена, что она найдет там работу. И нам будет веселее. Мы вас так редко здесь видим, потому что ты всё время где-то летаешь. А в Лондоне мы сможем дружить по-настоящему.

Лора была приятной дамой, хорошо выглядящей для своих пятидесяти с длинным хвостиком, но Джон подозревал, что над ее лицом уже не раз трудились хирурги. Она все уговаривала Джона обязательно поехать всем вместе в Австрию в марте кататься на лыжах.

– Ну, я не знаю, как Майкл всё это будет устраивать, но Одри сказала, что она мечтает поехать кататься вместе. В конце марта в Тироле славно – не холодно и в ресторанах уже можно сидеть на террасах. А Майкл должен как-то быстрее определяться. Я против жизни на два города. Конечно, пусть сам решает, как лучше, но неужели эта клиника единственная, и он в Лондоне себе не найдет не менее интересной практики?

Джон подумал, что перед Майклом стоят неразрешимые задачи. Лора не успокоится, пока не сядет в советы директоров благотворительных фондов Лондона. Желательно рядом с членами королевской семьи. Диана, жаль, умерла, но есть и другие, сойдут. И как она завербовала Одри, подумать только! Та ненавидит кататься, ей всегда холодно, да и вообще не любит спорт, а тут ради этого светского скелета готова на всё.

После обеда Джон подошел к Майклу. Тот потряс своей благородной седой шевелюрой:

– Да, всё не просто. От Оксфорда отказываться нельзя: еще два-три года, и я уже не смогу оперировать. Руки будут не те. Но клинику на кого оставить? Я ведь ее своими руками создавал все десять лет. А врачи как дети. Ссоры, интриги. Ты знаешь, как трудно руководить клиникой, если ты набрал туда талантливых врачей? Они же все творцы, понимаешь. Меня-то они слушают, потому что я лепил их и всё это десять лет, и мой авторитет незыблем. А никто из моих замов для них не станет начальником. Вся клиника пойдет вразнос.

– Ты не поверишь, но я понимаю тебя, как никто. У нас в компании похожая ситуация. Мы, правда, людей не режем, поэтому, конечно, попроще. Но очень похоже. Действительно, все упирается в то, кого ты вместо себя назначишь.

Одри подошла к нему, сияя от счастья.

– Представляешь, мэр был так со мной любезен! Он пригласил нас завтра на церемонию открытия музея после ремонта. А потом будет прием.

– Одри, ну какой прием? Суббота, какой-то музей, ну зачем нам всё это?

– Нет, ты послушай. Там будет много интересных людей. Но главное – там будет заместитель Майкла, а я уже слышала, что, скорее всего, Майкл оставит его вместо себя. Помнишь, такой маленький, лысый, ты никогда его не любил? И был прав, он полное ничтожество. А это значит, что ты должен подружиться с ним, потому что это мне очень поможет.

– А как я могу помочь? И для этого именно завтра, накануне моего отъезда в Америку, я должен идти на открытие музея? Про что музей-то, мы хоть знаем?

– А что у нас было на ремонте последнее время? По-моему, музей ремесленного мастерства, но не уверена. Не важно. Этот зам такой зануда, что всё время один. Ты должен его как-то приласкать. Ну, приглашать его на гольф время от времени, на теннис. Куда-нибудь еще… Он будет очень польщен, уверяю тебя. Ты же кого хочешь очаруешь. Ну и мне, конечно, придется включить его в список гостей, но по минимуму. Я его не выношу.

Джону хотелось смеяться и плакать. Ну просто как ребенок! Просит, чтобы папа пошел в школу и помирился за него с учителями. Если это чучело и правда станет ее начальником, ей самой надо строить с ним отношения. А гольф здесь ни при чем. Это святое. Джон и так дома проводит считаные дни. Его уже и гольфа хотят лишить. Их святой компании мужиков, играющих вместе уже больше десяти лет, которым так здорово вместе, им всем таскать это чучело по гольфовым полям!

В субботу утром Джон наблюдал, как Одри одевается – укутывается для приема. Ее гонят туда лишь смутные нереализованные амбиции. Лора – светская дама местного масштаба, и Одри за ней тянется, вот с мэром настроилась подружиться, может, при открытии следующего чего-то и у нее будет собственная роль. А поставленная ему задача подружиться с чучелом? Ведь она классный терапевт, работает себе и работает, у нее есть доверие постоянных пациентов. А тут какое-то смутное желание при новом начальнике играть тоже какую-то роль. Интриги в клинике плести, что ли? Какая всё это суета.

Прием был ужасен. Несколько десятков человек слушали скучные речи с полчаса на пронизывающем ветру, под моросящим дождем, который то и дело норовил перейти то ли в снег, то ли в град. Запущенные в помещение присутствующие пытались вернуть себе чувство собственного достоинства с помощью дешевого шампанского с крекерами, сырами из супермаркета и водянистого фруктового салата.

Джон разговаривал с главным архитектором города о перспективах строительства, и это представляло еще какой-то интерес. Однако надо было выполнять то, за чем он пришел, и Джон двинулся к будущему шефу клиники. Тот и его жена стояли особняком и даже не пытались влиться в общий праздник.

Жена была тощая, выше мужа на полголовы, в офисной прямой черной юбке, лиловой блузке с кружевами и с перманентом на голове. Ее прямой нос торчал на лице как сучок и покраснел от холода. Кажется, супруги даже друг с другом не разговаривали. Чучело звали Кевин, и действительно, он расплылся, когда Джон обратился к нему, и тут же пустился рассказывать об отношениях клиники с городскими властями. Всё пытался объяснить, как неэффективно и несправедливо устроены расчеты с муниципалитетом, когда клиника занимается социальными пациентами. Он был точен в деталях, подробно рассказывал о структуре затрат, о стоимости всех видов диагностики и первой помощи и о том, как городские субсидии должны были бы распределяться по разуму. Это было скучно, но Джон всё яснее видел, что в своем роде Кевин – идеальный преемник Майкла. Сторожевой пес без собственной доктрины, последовательно и детально реализующий план творца. С полным отсутствием харизмы и вообще любых признаков лидерства. Тем самым создающий врачам больший, чем Майкл, комфорт, поскольку не способен вторгаться в творческую часть процесса (что его бедная Одри не понимает). Это сценарий посильнее, чем Джулия в его, Джона, компании. Но вслух сказал совсем другое:

– Недавно смотрел голливудскую версию «Кармен». Великолепно. Не тронули музыку оригинала, но инсценировали современно и аранжировали – очень дозированно – классическую музыку в рок-н-ролл. При этом сохранили страсть как основу драмы и интриги. Если вы еще не видели, рекомендую.

– Не видел и не уговаривайте. Мне и опера-то просто претит, я пошел один раз ее послушать – ничего, кроме отвращения. Так извратить Мериме, а! Сделать из него дешевое шоу. Ни Бизе, ни тот, кто писал это пасквильное либретто, не способны были понять оригинал.

– Хм, да… Понятно. Интересно, как вы это видите. Честно говоря, я как-то не соотносил оперу с текстом Мериме. По-моему, опера все-таки как-то, ну… самостоятельное явление, нет?

– А зря не соотносили. Эта зараза – брать великое и превращать его в дешевое развлечение – могла родиться только у французов в прошлом веке. Совершенное извращение истинного.

– Тогда вы наверняка не одобряете «Гладиатора». Это, конечно, не шедевр, но уже то, что фильм держит в напряжении три часа, само по себе достоинство.

– Отвратительно. Они даже имена императоров не в состоянии правильно воспроизвести. Всё, что было после Цезаря, смешали в кучу и опять сделали из истории шоу.

– А спорт вы любите?

– Очень. Плаваю в бассейне каждое утро. Полезно для сердечно-сосудистой системы. Сейчас все на лыжах катаются, но это же дань моде. Разве это спорт? Встал себе и катись вниз. Какие тут нагрузки, полезные для организма? Не то что плавание… Или вот мы с женой по горам ходим. Очень полезно. И воздух, и тренировка мышц. Еще рыбу люблю ловить, но вряд ли это назовешь спортом. Но тоже, как посмотреть. Очень хорошо для нервной системы.

– А я думал, может, вы с нами как-нибудь в гольф поиграете. У нас очень хорошая компания.

– Гольф – пустая трата времени.

– Правда? Возможно. Много разговоров и мало действия, так ведь? Но я все-таки надеюсь, что вы к нам присоединитесь. Вам понравится, уверяю.

– Я подумаю.

«Полный козел. Расскажу Одри. Развлекать я его не собираюсь, он мне всех мужиков-гольфистов распугает. Но я знаю, как помочь Одри». Джон с трудом дотерпел до дома, он должен был срочно поесть после этого приема и рассказать Одри про Кевина.

– Джон, у меня нет сил. Этот прием меня вымотал. Мэр оказался настолько скучным, всё рассказывал, как он на балконе помидоры выращивает.

– Одри, хорошо, что я поговорил с Кевином. Ты права, тебе будет с ним непросто вначале, но это решаемый вопрос.

– Я всё видела. Ты просто прелесть. Спасибо тебе. Яслышала, что ты приглашал его на гольф. Я видела, как он был польщен…

– Да не так всё было и не в этом дело. Никакого гольфа ему не будет, но тебе просто надо…

– Что? Мне надо? Я о чем тебя просила? Взять его на себя. Я ничего с ним не собираюсь выстраивать. У меня и так забот по горло. «Никакого гольфа ему не будет!» Интересно… Ты просто с ним болтал, валял дурака весь прием, а мои проблемы мне так и решать самой? Он меня ненавидит…