Текст книги "Психологическая сепарация: подходы, проблемы, механизмы"

4.2. Подростковый возраст: виды сепарации и их специфика

В отличие от дошкольников и младших школьников подростки стремятся к явной сепарации от родителей, нередко нарушая конвенциональные нормы. Внешне отделение подростков от родителей и других взрослых не всегда воспринимается как разделение, если, конечно, оно не сопряжено с нарушением психического благополучия и с усилением потребности в самосохранении, как это часто бывает при вынужденной или насильственной сепарации от родителей. Одной из иллюстраций этого вывода может стать исследование, проведенное британскими коллегами во время Второй мировой войны. Оно показало, что последствия бомбардировки оказались для детей менее тяжелыми по сравнению с тем, что исходно ожидалось врачами. Наряду с этим негативные последствия эвакуации детей оказались более серьезны и значительны. Реакцией на физическую опасность, как правило, была агрессия, в то время как реакцией на разделение был комплекс психосоматических или психоневротических симптомов. Напряженность в результате воздействия воздушных налетов легко поддавалась лечению, тогда как его существенно осложняла негативная сепарация. Было замечено увеличение признаков делинквентного поведения среди детей в возрасте до 14 лет, число которых уменьшалось к 14–17 годам и умеренно возрастало к 17–21 году и старше (Pritchard, Rosenzweig, 1942). Аналогичные данные были получены Ф. Бодманом – директором детской клиники в Бристоле (Child Guidance Clinic in Bristol, England): дети, попавшие в больницу после воздушного налета (61 % случаев), демонстрировали признаки тревоги, напряжения от 3 недель и до двух месяцев. Однако большинство из этих детей достаточно быстро восстанавливалось. Было четко показано, что при заметном снижении тревоги, вызванной воздушными налетами, факт отделения от родителей в результате эвакуации, приводит к более тяжелым последствиям, практически не поддающимся коррекции (Bodman, 1944).

Внешняя сепарация как разделение продолжает негативно сказываться на психическом благополучии подростка. Как и в детском возрасте, выраженный негативный эффект возникает вследствие насильственного разделения родителей и подростков, названного травматической сепарацией. Показано, например, что семьи и дети заключенных могут испытывать серьезные трудности после лишения одного или обоих родителей свободы. Это чувство одиночества, стигматизация, нестабильный уход за детьми, непоследовательное и «напряженное» воспитание, снижение доходов, смена места жительства, школы, соседей. Дети, чьи родители находились в тюремном заключении, еще перед лишением родителей свободы, переживают множественные стрессы. Результаты 40 исследований (в том числе 7374 детей заключенных родителей и 37 325 детей группы сравнения) показали, что лишение родителей свободы связано с более высоким риском антисоциального поведения их детей, но существенно не влияет на успеваемость (Murray, Farrington, Sekol, 2012).

Внешняя негативная сепарация – разводы родителей, распад семьи ведут к серьезным проблемам у подростков – к алкоголизму, экстернализации, причем семейная сплоченность и индивидуация снижают риск употребления алкоголя, а сепарация в форме отчуждения – повышает. Последствиями травматической сепарации может стать посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Так, при обследовании детей от 0 до 18 лет были названы две причины ПТСР. Одна из них – травматическая потеря /сепарация/утрата, другая – семейное насилие. Количество и типы травм варьируют в зависимости от пола и возраста ребенка (Briggs et al., 2013).

Исследование, проведенное на выборке девочек 13–17 лет, лишившихся отца вследствие его смерти или развода, выявило у респондентов некоторые отклонения в стратегиях полоролевого поведения. Девочки, у которых отец отсутствовал по причине развода, были склонны к поиску внимания и близости со стороны мужчин, к раннему гетеросексуальному контакту, к открытости и отзывчивости в отношениях. Девочки, потерявшие отца по причине его смерти, наоборот, были пассивны, ригидны в отношениях с мужчинами, избегали контактов с ними. Был сделан вывод о том, что ранняя внешняя сепарация от отцов имеет более серьезные последствия, чем более поздняя сепарация (Hetherington, 1972).

Так же как и в детском возрасте, сепарация, не подготовленная родителями, влияет на проявление экстернализации и интернализации у подростков. При этом, как оказалось, важно учитывать влияние других переменных, например, темперамента (параметры контроль и боязливость). Установлено, что в том случае, когда влияние темперамента не принимается во внимание, разлука с родителями усиливает экстернализацию. При учете вклада темперамента негативная сепарация усиливает проблемы экстернализации у детей с низким контролем поведения и обостряет интернализацию у детей с выраженной боязливостью (Sentse et al., 2011).

Последствия травматической сепарации для подросткового возраста могут быть крайне драматичными, вплоть до суицидальных мыслей и поведения. Для объяснения динамики суицида у подростков в исследовании И. Орбах была выдвинута гипотеза об отвержении – симбиозе. Автор утверждает, что подростки, склонные к суициду, испытывают трудности сепарации от своих симбиотических семей. Будучи детьми, они переживали отвержение, ощущали покинутость в раннем детстве и сформировали небезопасные стили привязанности и недостаточные эго-функции для того, чтобы справляться с трудностями. Можно предположить, отмечает автор, что такие дети выполняли в своих дисфункциональных семьях роль «козла отпущения» и выработали симбиотические связи для того, чтобы продолжать нести негативные проекции своих семей. Этот выбор препятствует развитию чувства индивидуальности и автономности. Важнейшим результатом исследования является установленная зависимость между отвержением (сепарацией как разделением) ребенка в детстве, развитием автономности и суицидальным поведением. В соответствии с позицией И. Орбаха отвержение ребенка стало причиной развития у него симбиотических отношений с родителями, ведущих к реверсии, которая имеет решающее значение для возникновения суицидального поведения (Orbach, 2007).

В подростковом возрасте, кроме травматической сепарации и ситуации смерти родителя, разводов и особенностей отношения к детям со стороны родителей, встречаются ситуации отделения от родителей вследствие особых условий жизни, например, условий обучения (отдельное проживание от родителей). В одном из исследований сравнивали между собой две группы мальчиков. Одна из них – группа мальчиков, которые поступили в колледж и вынуждены были покинуть свои семьи, другая – подростки, которые остались со своими семьями и продолжали жить с родителями. Первых подростков тестировали до отделения от родителей и после, когда они начали учиться в колледже. Оказалось, что они стали выше оценивать отношения с родителями по показателям аффилиации, коммуникации, удовлетворенности и независимости. Был сделан вывод о том, что на начальной стадии сепарации у мальчиков появляется цель достигнуть функциональной независимости от родителей при сохранении тесных эмоциональных связей с ними. Наблюдалось повышение аффективности в отношениях с матерью и зависимости в отношениях с отцом (Sullivan, Sullivan, 1980).

В целом, обсуждая особенности собственно внешней сепарации, можно сослаться на исследование Мора Де Уэйна, который выделил восемь факторов сепарации в паре родитель – подросток: саморуководство (self-governance), эмоциональная отстраненность (emotional detachment), финансовая независимость (financial independence), отдельное проживание (separate residence), разъединение (disengagement), школьная аффилиация (school affiliation), создание семьи (starting a family), окончание школы (graduation). Кроме факторов сепарации, оценивались чувство одиночества, самооценка, эго-идентичность, удовлетворенность жизнью, семейные проблемы, отношения с родителями. Результаты показали, что пути, которыми подростки достигают внешней сепарации, ассоциируются с психологическим благополучием и построением отношений с матерью и отцом (Moore, 1987).

Процесс внутренней сепарации в подростковом возрасте достаточно специфичен и определяется рядом факторов: 1) опытом развития ребенка в младенчестве, раннем детстве и в последующие до подросткового возраста периоды; 2) опытом отрочества; 3) наличием/отсутствием перспектив развития в юности и в период ранней взрослости.

Опыт развития ребенка от рождения до наступления подросткового возраста с точки зрения его влияния на подростковую сепарацию, прежде всего, определяется наличием/отсутствием травматических событий (в том числе травматической сепарации), индивидуальными особенностями ребенка (например, типом темперамента) и стилем семейного воспитания. Приведенные выше данные показывают, что отчуждение от ребенка, физическая и эмоциональная дистанция, а также отвержение ребенка негативно влияют на процесс сепарации-индивидуации.

Опыт отрочества для подростковой сепарации также определяется характером взаимодействия со взрослым, который предполагает не только сохранение близости и доверительности в отношениях, но и допущение личной автономии. В этом усложнении взаимодействия нам видится специфика формирования внутренней сепарации подростка. Так, исследуя 158 подростков (51 % девочек; среднее по возрасту = 12,4, SD=0,52), Лью и Йех предположили, что существуют связи между развитием Эго матери, отношениями мать – подросток, подростковой автономией и развитием Эго подростка. Оказалось, что развитие Эго матери положительно связано с поддерживающим взаимодействием и негативно – с принудительным взаимодействием. Поддерживающее взаимодействие матери коррелирует с подростковой автономией, но не связано с развитием Эго подростка. Обнаружен опосредствующий эффект поддерживающего взаимодействия, влияющего на образование связи между развитием Эго матери и автономией подростка (Liu, Yeh, 2011).

Другой иллюстрацией двойственности отношений родитель – подросток можно считать исследование Сандры Пипп с соавт. (Pipp et al., 1985). Проводилась ретроспективная оценка подростками отношений с родителями в пяти временных точках, начиная с раннего детства и до момента обследования. Анализируя 100 историй подростков, а также рисунки и данные опросников, авторы обнаружили, что респонденты представляли свои отношения в двух основных планах: они воспринимали себя с младенчества до времени тестирования как все более ответственных, доминирующих, независимых и идентичных себе и одновременно по тем же самым показателям изображали своих родителей как все менее ответственных, доминирующих и т. д. Для переменных «близость» и «любовь», однако, наблюдался разрыв в этих линейных трендах: хотя респонденты воспринимали отношения от младенчества до подросткового возраста как всевозрастающие, свои текущие отношения с родителями они оценивали как гораздо более выраженные по близости и любви, причем отношения с матерями и отцами воспринимались по-разному. По отношению к матери, которая воспринималась как доброжелательная, респонденты испытывали бо́льшую ответственность. Отцы представлялись как доминирующие, и респонденты чувствовали себя похожими на них. Результаты показывают, что старшие подростки строят теории относительно своих отношений с родителями с целью удовлетворения потребности в сепарации, сохраняя при этом тесные аффективные связи с родителями.

Еще один фактор, определяющий внутреннюю сепарацию подростков, – наличие/отсутствие перспектив развития в юности и в период ранней взрослости. Безусловно, подростковая сепарация обусловлена целевой детерминацией развития, т. е. не только прошлым опытом подростка, опытом детства, но и его ожиданиями относительно своего будущего, антиципацией (Сергиенко, 1992).

Роль родителей и сверстников в процессе внутренней сепарации и развитии личностной автономии подростка показана в исследовании О. А. Карабановой и Н. Н. Поскребышевой. Авторы указывают на гетерохронность развития различных элементов личностной автономии подростка: когнитивного, эмоционального, поведенческого и ценностного. Так, исследователи выявили, что ценностная и когнитивная автономия опережают в своем развитии другие компоненты автономии, формируясь раньше поведенческого и эмоционального компонентов. Показано, что возрастание личностной автономии связано с переходом к равноправным, сотрудничающим отношениям с родителями, осознанию перспективы самостоятельного принятия решений. При этом установлен нелинейный характер связи детско-родительских отношений и личностной автономии подростка. У подростков с высоко и низко выраженной степенью личностной автономии удовлетворенность отношениями с родителями, авторитетность родителей, позитивный интерес со стороны родителей выражены слабо, в то время как максимальные результаты по этим показателям выявлены у подростков со средним уровнем личностной автономии (Карабанова, Поскребышева, 2011).

Ощущение свободы жизненного выбора с опорой на компетентное мнение родителей и других взрослых людей, чувствительность к критике и умение быть избирательным к внешним оценкам, уверенность в поддержке, которая приобретает характер взаимодействия, построенного на паритетных основаниях, и многое другое определяют ориентацию подростка на конструктивное будущее. Без уверенности в своей способности быть автономным субъектом (Брушлинский, 1991, 1992, 1993, 2003), подросток не может решать актуально возникающие проблемы периода отрочества.

В период пубертата признаки сепарации становятся наиболее очевидными, но так же, как в детстве, часто наблюдается несоответствие между внешней и внутренней сепарацией. Однако, если в детстве это несоответствие чаще всего обусловлено эмоциональной и иной отстраненностью родителей, то в подростковом возрасте инициатива быть отстраненным может исходить от самого подростка.

Нередко обнаруживается, что явное стремление к отделению, к принятию на себя взрослых ролей является маркером внутренней неустроенности, внутренней зависимости. По-видимому, позитивная эмоциональная оценка процесса сепарации, подкрепляемая родителями, может рассматриваться как прочное основание для проявления ее вовне. В исследовании Райс с соавт. проверялись связи между подростковой сепарацией-индивидуацией, сплоченностью семьи и школьной адаптацией. Сепарация-индивидуация оценивалась с помощью двух параметров индивидуации – параметра «позитивные чувства на сепарацию» и параметра «независимость от родителей». Согласно результатам, «позитивные чувства на сепарацию» лучше предсказывают школьную адаптацию, чем «независимость от родителей» и «семейная сплоченность» (Rice, Cole, Lapsley, 1990).

Для оценки особенностей сепарации-индивидуации обычно используют показатели развития эго-идентичности и показатели сепарации. Для понимания того, какие же показатели сепарации являются признаками развития индивидуации, сравнивают разные группы подростков, например, городских и сельских жителей. В исследовании Марвана Двэири показано, что различия между подростками наиболее ярко проявляются по следующим показателям: отрицание зависимости, страх сепарации, «впутанность» в учителя (teacher enmeshment), «впутанность» в сверстников (peer enmeshment) и ожидание отказа (rejection expectancy). Эти данные еще раз подтверждают, что внутренняя сепарация проявляется как на эмоциональном, так и на когнитивном уровне и характеризует внутреннюю свободу личности (Dwairy, 2004).

Более полная картина признаков внутренней сепарации представлена в исследовании Хоффмана, в котором анализируются результаты разработки опросника на диагностику психологической сепарации старших подростков. Показано, что внутренняя сепарация характеризуется функциональной, эмоциональной, конфликтной и поведенческой независимостью. Установлены корреляции между конфликтной независимостью и личной адаптацией, между эмоциональной независимостью и академической адаптацией (Hoffman, 1984).

Обсуждая проблему психологической сепарации, важно иметь в виду, что в зависимости от целой совокупности условий этот процесс может приобретать особые черты. Одним из таких условий, безусловно, является возраст. Рассматривая развитие ребенка от рождения до начала стадии юности, мы убедились в том, что некоторые общие черты психологической сепарации дополняются присущими конкретному возрасту признаками, которые специфицируют процесс сепарации.

Младенчество и раннее детство – периоды в жизни ребенка, когда объективно существующая зависимость ребенка от взрослого сочетается с его стремлением обрести «собственное», проложить путь к себе, найти те грани, благодаря которым можно различить Я и не-Я. Слово «сепарация» чаще всего используется для обозначения негативных событий, создающих для ребенка ситуации дефицита позитивного взаимодействия со взрослыми. Это, с одной стороны, отвержение ребенка родителями, игнорирование его, а с другой стороны, принятие его только в качестве объекта агрессии, объекта собственных проекций. А. Адлер писал, что отвергнутый ребенок «производит отталкивающее впечатление, это вечно ошибающееся, ущербное существо, абсолютно не подготовленное к социальной жизни» (Адлер, 1997а, с. 131). Ребенок, на которого родители проецируют свои проблемы, вынужден интроецировать. «Слишком хороший ребенок», по мнению П. Хайманн, «без разбора интроецирует свои объекты; он остается как бы пустой оболочкой для имперсонификаций и имитаций и не развивается в „характер“. Ему не хватает „личности“» (Кляйн и др., 2001, с. 200).

Сепарация как разлука в большей степени инициируется взрослым и препятствует развитию личностной автономии ребенка, становится основой формирования ненадежных моделей привязанности и фиксирует стремление ребенка к симбиотическим отношениям.

Каков же механизм развития автономности ребенка, ощущающего надежное социальное окружение? Доверительность отношений с родителями обеспечивает свободное проявление чувств, не копирующих чувства других людей. Именно через сферу эмоций ребенок начинает ощущать свой собственный внутренний мир, который позднее раскрывается не только через отношение к себе, но и через представление о себе. Отсутствие надежных отношений со взрослыми блокирует аутентичные чувства ребенка, ему запрещают выражать свои эмоции, не принимают его желаний, не разрешают действовать в соответствии со своими потребностями. Фрустрирование потребностей и действий, направленных на их удовлетворение, ведет к реверсии желаний и к идентификации с другими людьми (к «впутыванию» в мир другого). В этом случае внешние формы сепарации могут принимать форму протеста (особенно в подростковом возрасте) и выполнять функцию редукции напряжения, не способную трансформироваться в функцию конструирования внутренней реальности.

Отличие подростковой сепарации от детской состоит в том, что внутренняя сепарация для ребенка заключается в дифференциации Я от внутренних объектов (образов родителей и др.). Маргарет Малер пишет, что «внутрипсихический процесс имеет два переплетающихся… направления развития» (Малер, Пайн, Бегман, 2011, с. 104): индивидуацию как эволюцию внутрипсихической автономии и сепарацию как дифференциацию, дистанцирование, разъединение с матерью. Для подростка важнейшим достижением сепарации становится: 1) изменение образа Я в направлении от детского к взрослому Эго; 2) дифференциация взрослого Я от своего детского Эго; 3) дифференциация взрослого Я от внутренних объектов, которые также подвергаются изменению. Иными словами, для подростка процесс сепарации-индивидуации включает в себя еще одно звено, состоящее в необходимости решения задачи дифференциации и от внутренних объектов, и от образа себя в детстве, не только разделяясь с этими объектами (разотождествляясь), но и отождествляясь с ними с целью поиска общих признаков взрослости. Именно поэтому в период пубертата возрастает значение внешней сепарации как маркера допустимости разделения социальных ролей и отделения от значимых фигур – от матери и отца.

Процесс сепарации подростка – сложный процесс, который как бы вбирает в себя потенциал сепарации взрослого человека, т. е. те варианты развития автономности, которые будут характерны на последующих этапах жизненного пути. В какой-то степени эти варианты можно обнаружить в ретроспективной оценке взрослыми людьми (возраст респондентов – от 56 до 69 лет) родительской роли. Используя нарративный метод, Н. Левицки было выделено пять биполярных шкал, с помощью которых удается понять не только отношение родителя к ребенку и определить его место в семейной системе, но и выявить разные аспекты процесса сепарации. Это следующие пять направлений оценки родительской роли: эмоциональная связь или сепарация; ребенок как нарциссическое расширение родителя или родительское желание позволить ребенку быть индивидуальностью; растущая значимость семейных связей или воспринимаемый разрыв между поколениями; родительское балансирование между собственными желаниями и желаниями ребенка; установление соподчиненной и равной позиции в паре ребенок – родитель (Levitzki, 2009).

В целом важно подчеркнуть, что внешняя и внутренняя сепарация в детском и подростковом возрасте существенно зависит от качества детско-родительских отношений и может быть нарушена при наступлении вынужденной (негативной, травматической) сепарации, замедляющей развитие автономности как важнейшего качества личности.