Текст книги "Психологическая сепарация: подходы, проблемы, механизмы"

Глава IV. Особенности процесса сепарации в детском и подростковом возрасте

4.1. Внешняя и внутренняя сепарация в детстве

Процесс сепарации привычно соотносится с подростковым и юношеским возрастом, когда, согласно большинству исследователей, происходит интеграция личностной идентичности, а также ориентация юноши или девушки на референтную группу сверстников. Несмотря на устойчивость мнения именно о подростковой сепарации, следует указать на процессуальный характер этого явления, истоки которого лежат в младенчестве и в раннем детстве. При рассмотрении в предыдущих главах теории сепарации-индивидуации Маргарет Малер было отмечено, что уже к третьему году жизни достигается «консолидация индивидуальности и эмоциональная константность объекта» (Малер, Пайн, Бергман, 2011, с. 179) как основа чувства автономии ребенка, что определяет необходимость рассмотрения особенностей и условий этого процесса в детстве.

Практически во всех возрастах внешняя сепарация по-разному связана с внутренней, и физическое отделение, появление дистанции в отношениях необязательно автоматически ведет к ощущению свободы. Тем не менее, начиная с подросткового возраста, эта связь может быть более тесной, чем в детстве, в котором внешняя сепарация как разделение скорее препятствует, чем способствует, процессу индивидуации.

Проводя параллели между развитием человека и развитием общества, Эрих Фромм писал, что в младенчестве и в раннем детстве ребенок не способен существовать отдельно от взрослого, так же как и в первобытном обществе человек не был способен выжить в одиночку. «Относительно быстрый переход от внутриутробного к самостоятельному и независимому существованию, обрыв пуповины означают начало независимости ребенка от тела матери. Однако эта независимость – независимость в грубом смысле разделения двух тел. С функциональной точки зрения ребенок продолжает быть зависимым от матери и все еще является частью ее тела» (Фромм, 1998, с. 43). В подростковом возрасте стремление к свободе приобретает черты бунта и обнаруживает себя во внешних проявлениях. Практически всегда стремление к свободе, согласно Фромму, связано с нарастающим чувством одиночества, и гармоничное развитие человека возможно только тогда, когда отделению и индивидуализации сопутствует личностный рост.

Исходя из сказанного выше, следует сделать вывод о том, что в детстве внешняя и внутренняя сепарация основаны на привязанности ребенка к родителю (см. главу III), нарушение этой связи может препятствовать развитию индивидуальности и автономности. Разделение (разлука) ребенка с родителем, нередко называемая в зарубежной психологии внешней сепарацией[5]5
  Существенные различия в понимании того, что такое сепарация, привели нас к необходимости уточнить терминологию. По существу, под внешней сепарацией в зарубежной психологии понимается разрыв отношений с ребенком, разлука, расставание, что не соответствует нашему пониманию внешней сепарации. Чтобы не подменять термины, используемые другими авторами, но и не создавать терминологической путаницы, в случаях, когда в зарубежных источниках говорится о сепарации как о разлуке, мы будем использовать уточненный термин «сепарация как разлука, как разделение», «негативная сепарация», «травматическая сепарация».


[Закрыть], чаще всего ведет к внутренней зависимости, к развитию симбиотических отношений, и, наоборот, близкие и позитивные отношения ребенка со взрослыми (надежная привязанность) способствуют процессу внутренней сепарации и развитию личностной автономии. Этот, на первый взгляд, парадокс является особенностью развития маленького ребенка: чем более интенсивны и доверительны отношения ребенка с родителями, тем более выраженной может быть психологическая сепарация: внешняя (ролевая дифференциация, инициатива, соответствие поведенческих стратегий особенностям ребенка и др.) и внутренняя (дифференциация Я и внутренних объектов, развитие идентичности).

Однако и разлука не всегда может быть безусловной причиной замедления развития личности ребенка. В тех случаях, когда расставание ребенка, например, с матерью правильно ею символизируется, когда мать объясняет ему причины своего ухода, говорит о длительности отсутствия, передоверяет ребенка человеку, который способен временно ее заменить, угроза развитию личностной автономии становится менее выраженной. По этому поводу Франсуаза Дольто пишет: «Первое испытание ребенка – отделение от матери сразу после появления на свет. Следующее – ясли. Неподготовленный к этому ребенок… вновь рискует: изоляция от матери – особенно для ребенка восприимчивого, чувствительного – может приводить к весьма тяжелым последствиям, если мы не позаботимся о том, чтобы с помощью языка, речи, подготовить ребенка к этой серьезной перемене в жизни. Если заранее все не проговорить, не обговорить с ребенком, то впоследствии упущенного не воротишь; ребенку совершенно необходимо услышать слова любви, которые говорит ему мать или отец… все это укрепит в реальной жизни и жизни символической тот сокровенный треугольник, на котором строится вера ребенка в себя и во все человечество» (Дольто, 1997, с. 420).

Самый ранний негативный опыт сепарации как разделения связан с эмоциональным состоянием матери в послеродовой период. Установлено, что дети, имеющие матерей с сепарационной тревогой (McBride, Belsky, 1988), являются неадаптивными, вялыми, пассивными. Наличие у матери дистресса в дородовой и перинатальный периоды отражается на дальнейшем функционировании ребенка, в том числе и в более поздние периоды жизни (Anhalt, Telzrow, Brown, 2007).

Также выявлено, что послеродовой страх сепарации матери, устойчиво проявляющийся в течение первого года жизни ребенка, приводит к материнской гиперпротекции, к гипербдительности и значительно влияет на благополучие ребенка на 2-м и 3-м году жизни (Cooklin et al., 2013). В отличие от ранних работ по проблеме послеродовой тревоги и депрессии, в которых страх сепарации рассматривался как особенность отношений между матерью и младенцем, в настоящее время принято обращать внимание на более широкий спектр семейных коммуникаций, в том числе учитывать характер отношений между матерью и отцом, семейный климат в целом (Kins, Soenens, Beyers, 2013).

Разделение с матерью в этом возрасте оценивается как потенциально опасное для ребенка событие, ведь идея Дж. Боулби о том, что ребенок, в первую очередь, нуждается в теплой и любящей матери, не теряет своей значимости и в современном мире (van der Horst, van der Veer, 2010). Оказалось, например, при проведении процедуры «strange situation», разработанной М. Эйнсворт в 1978 г., что на быструю разлуку с матерью 18-месячные дети реагируют бо́льшим дистрессом. К 18 месяцам протест против негативной сепарации начинает снижаться, и дети с надежной привязанностью лучше реагируют на внезапное отделение, чем дети с ненадежной привязанностью. Выдвинутая в исследовании гипотеза о том, что при быстром отделении дети не успевают понять обстоятельства разлуки с родителями, подтвердилась (Jacobson, Wille, 1984).

В отечественных работах также показано, что между развитием образа себя у ребенка и его привязанностью к матери существует определенная связь, выражающаяся в том, что высокому уровню развития образа себя соответствует большая самостоятельность ребенка, меньшая зависимость его от матери, более выраженная активность в незнакомой или стрессовой ситуации, особенно в присутствии незнакомого взрослого, пугающей игрушки (Авдеева, 1997).

Интересным оказалось исследование социально-эмоционального развития тройняшек (23 пары), близнецов (23 пары) и 23 одиночно рожденных детей от рождения до двух лет. Проводилась диагностика материнской депрессии и социальной поддержки в послеродовой период, а также интеракций матери и ребенка, отца и ребенка, интеракций в семейной среде в течение 3 месяцев, кроме того, фиксировались эпизоды негативной сепарации и воссоединения. Низкая синхронность в парах ребенок – родитель наблюдалась в семьях тройняшек, которые (по сравнению с остальной выборкой) демонстрировали и меньший дистресс на отделение от матери, а также слабую реакцию на воссоединение. Как и ожидалось, тройняшки с проблемами внутриутробного развития показали самые худшие результаты. Были названы причины поведенческих проблем, которыми стали медицинский риск, депрессия матери, степень синхронности в паре родитель – ребенок и адаптация матери (Feldman, Eidelman, 2004).

Подчеркивая важность сохранения эмоционально поддерживающих контактов в паре мать – ребенок на первом и втором году жизни, отметим, что ребенок активно реагирует на такие признаки отчуждения матери, как ее невосприимчивость к плачу, нечувствительность к его сигналам (Stayton, Ainsworth, 1973).

К трем годам, согласно Малер, у ребенка, в результате накопления опыта восприятия собственной матери происходит консолидация индивидуальности и наблюдается эмоциональная константность объекта. Он способен ощущать свободу самовыражения, «распоряжаться собой без утраты самоуважения» (Эриксон, 1996, с. 355). В иных случаях «из ощущения утраты свободы распоряжаться собой и ощущения чужого сверхконтроля происходит устойчивая склонность к сомнению и стыду» (там же, с. 356). Исследование привязанности в возрасте трех лет выявило особые реакции на сепарацию как разлуку и на воссоединение у детей с надежной и ненадежной моделями привязанности. Самые низкие и самые высокие оценки по экстернализации/интернализации получили, соответственно, группы с надежной и дезорганизованной привязанностью. Матери всех групп с ненадежной привязанностью детей сообщили о высоком уровне экстернализации и интернализации у детей, о выраженном дистрессе, связанном с эмоциональными контактами (дезорганизованная группа), о контроле как методе воспитания детей (амбивалентная группа), а также о детской гиперактивности (избегающая группа) (Moss et al., 2004).

В других исследованиях было выявлено, что дети с дезорганизованной привязанностью более агрессивны (Lyons-Ruth,1996), у них ниже уровень когнитивного функционирования (дедуктивное мышление) в подростковом возрасте (Jacobsen, Edelstein, Hofmann, 1994). Также в зависимости от модели привязанности дети по-разному ощущают комфорт/дискомфорт в момент разлуки с матерью; выявлены поведенческие различия между матерями в период перед разлукой с ребенком, а также различия в эмоциональной откликаемости матерей (Crowell, Feldman, 1991).

Стиль привязанности как форма внешней сепарации оказывает влияние и на субъективное ощущение личной автономии ребенка, являющееся основным элементом процесса внутренней сепарации. Так, исследование, проведенное Е. В. Пупыревой, выявило, что чем выше младшие школьники оценивали надежность своей привязанности к матери, тем ниже было их субъективное ощущение автономии, и наоборот (Пупырева, 2007). Кроме того, анализ качественных особенностей проявления автономии у младших школьников показал, что в случае ненадежной привязанности автономия ребенка носит скорее вынужденный характер, так как «за субъективно высокой самостоятельностью стоит внутренне отстраненное отношение к матери или аффективно-защитное отстаивание своей позиции. В то же время в группу с надежной привязанностью к матери попадают дети, сохраняющие на этом этапе развития высокую потребность в совместной деятельности и тесном эмоционально-личностном общении с матерью. Тенденция к подлинной автономии у них подготавливается дольше, но к началу подросткового возраста имеет более зрелую форму благодаря полноценному опыту доверительного и согласованного взаимодействия с близким взрослым» (Бурменская, 2011, с. 22)

Интересны исследования, в которых анализируются особенности протекания процесса сепарации-индивидуации у ребенка, имеющего младших сиблингов. Считается, что важно учитывать информацию о том, когда родился сиблинг – до или после того, как первенцу исполнилось 3 года, так как именно в этот период завершается процесс сепарации-индивидуации. Рождение сиблинга до исполнения первенцу трех лет может усиливать потребности в аффилиации и в поиске поддержки (succorance need) (по Г. Мюррею), которые вместе обозначаются термином «симбиотическая зависимость». Сравнение первенцев в возрасте 17–19 лет показало, что у тех, кто имеет сиблингов младше себя менее чем на 3 года, действительно выражены потребности в аффилиации и в поддержке по сравнению с теми, кто имеет сиблингов с большей, чем 3 года разницей в возрасте (Cornoldi, Fattori, 1976).

Современные исследования показывают, что, несмотря на формирование к трем годам чувства собственного Я и появление константности внутренних объектов, ребенок остается чувствительным к разлуке. Обнаружено, например, что дети, которых в возрасте от 2,9 до 5 лет переводили в новые детские учреждения, демонстрировали усиление фантазий в игре, они ощущали потребность в физическом контакте, были склонны к негативным высказываниям и аффектам, суетливы, гиперактивны; у них регистрировались значимо более высокая частота сердечных сокращений, росла заболеваемость, наблюдались нарушения питания и сна (Field, 1984).

Особое место в исследовании сепарации занимают разводы, причем установлено, что чем раньше родители принимают решение о разводе, тем более негативно он влияет на интернализацию/экстернализацию у детей (Lansford et al., 2006). Проводится дифференциация между последствиями для ребенка таких ситуаций, как разлука с родителями и развод, с одной стороны, и смерть родителя, с другой. При обследовании детей 5–10 лет было обнаружено, что по сравнению с полной семьей в неполной семье смерть родителя ведет к повышению у ребенка тревожности, а разлука (развод) – к агрессии и отыгрыванию (acting-out problems). Сравнение двух проблемных групп между собой подтвердило наличие этих различий (Felner, Stolberg, Cowen, 1975). Особенности во взаимоотношениях матери и ребенка в неполных семьях были выявлены и в лонгитюдных исследованиях (см., например: Beelmann, Schmidt-Denter, 2009).

В целом можно отметить, что для младенцев и детей раннего и дошкольного возраста принудительная сепарация от родителей, особенно от матери, вызванная ее эмоциональной холодностью, разлукой с ребенком или разводом с отцом, негативно влияет на развитие индивидуальности ребенка и на его адаптацию не только в этот период жизни, но и в более позднем возрасте. Маленькие дети реагируют на эмоциональное или физическое отсутствие матери ослаблением или прекращением вокализации, плачем, поисковым поведением. У детей более старшего возраста нарастает агрессия (экстернализация) или подавленность, тревога (интернализация), заметны регресс и задержка когнитивного и личностного развития.

Одним из оснований развития автономности ребенка, как было замечено выше, является тесный контакт ребенка с родителем, который у младенцев включает в себя и телесный опыт. Оказалось, что именно телесный контакт в отношениях родитель – ребенок, включая триадные отношения, позволяет снизить негативные последствия отсутствия матери. В одном из исследований, участниками которого были 146 трехмесячных младенцев, а также их отцы и матери, половина родителей осуществляла непосредственный контакт с ребенком (skin-to-skin contact), или «заботу кенгуру» (kangaroo care – KC) по отношению к своему ребенку. Матери и отцы таких детей оказались более сензитивными, менее назойливыми, стиль отношений в семье не был направлен на «сцепление» и дети не демонстрировали негативных аффектов. Среди семей с KC аффективное дотрагивание ребенка до матери и отца было более частым, доступным. Супруги также находились в тесном контакте с ребенком и друг с другом. Оказалось, что наличие такого опыта способствует регулированию системы ребенок – родитель, влияет на семейную динамику и на развитие самого ребенка, обеспечивая ему ощущение безопасности и основу развития внутренней сепарации (Feldman et al., 2003). Как показало исследование Роберта Пломина и Дэвида Роува при изучении монозиготных и дизиготных близнецов в возрасте 22,2 месяцев, различия между парами близнецов наблюдаются только по поведению, направленному на незнакомого человека (приближение, игра или телесный контакт), тогда как в отношениях с матерью такие различия не были получены. Иными словами, в младенчестве наследственный фактор значимо влияет на различия в реакциях на незнакомого человека и не влияет на различия в реакциях на знакомого человека (мать), что важно для понимания исходно типичного характера отношений матери и младенца (Plomin, Rowe, 1979).

Итак, можно сказать, что условиями внешней и внутренней сепарации в детстве являются:

• надежная привязанность;

• физически и эмоционально доступная мать (и отец);

• отсутствие травм или их правильная символизация;

• полная и полноценно функционирующая семья.

Выше было показано, что существуют возрастные особенности сепарации, которые в целом демонстрируют важность ранних тесных отношений с родителями и ближайшим окружением для развития ребенка. С. К. Нартова-Бочавер, анализируя проблему суверенности личности как переживания аутентичности собственного бытия (уверенности человека в том, что он поступает согласно собственным желаниям и убеждениям), как ощущения своей умелости в пространственно-временных ценностных обстоятельствах своей жизни, которые он создает или принимает, выделила, как мы указывали выше (см. главу II), шесть измерений суверенности психологического пространства – суверенность физического тела, территории, личных вещей, временных привычек, социальных связей, вкусов и ценностей, которые по мере взросления ребенка возникают как задачи для разных возрастных периодов. Показано, что уровень суверенности нелинейно возрастает на протяжении жизненного пути человека; наиболее интенсивно процессы суверенизации происходят в дошкольном и подростковом возрасте.

Проблемы психологической сепарации и суверенности личности относятся к одной области исследования и поэтому возможны смысловые пересечения в понимании этапов суверенизации и сепарации личности. С нашей точки зрения, в развитии ребенка до подросткового возраста можно выделить несколько этапов и видов внешней и внутренней сепарации, причем в данном случае в качестве внешней сепарации мы обсуждаем собственно сепарацию, а не сепарацию как разделение, разлуку. О разделении речь шла выше.

Для младенца важнейшим достижением в первые месяцы жизни является появление ощущения и знания о себе как об отдельном от матери индивиде. Это знание ребенок получает благодаря матери и непосредственному контакту с ней, а также ее активной символизации телесного опыта ребенка. Этот вид сепарации был назван нами топической сепарацией, благодаря которой ребенок начинает отделять себя от матери, открывая для себя собственное пространство и его границы. Цель сепарации на этом этапе онтогенеза состоит в развитии способности ощущать себя отдельно от другого человека. Внешними формами сепарации как отделения выступают разделение пространства и вещей, принадлежащих родителям и ребенку (кроватка, предметы ухода и др.), а также синхронная и асинхронная символизация матерью отдельно своего пространства, в том числе и тела (например, говоря «Где у меня нос, рот, уши и т. д.?») и пространства (тела) ребенка («Вот у моего малыша носик, ротик и т. д.»). Сам ребенок также способен к внешним проявлениям сепарации: он зрительно и тактильно обследует свое тело и предметы окружающего мира, привлекает к себе внимание, наблюдая за реакцией родителей и других взрослых в ответ на собственную вокализацию и движения, сопротивляется ограничениям личного пространства и остро реагирует на фрустрацию базовых потребностей.

В разных периодизациях развития ребенка период после года и до трех лет напрямую соотносится с формированием автономии, с развитием способности управлять своими телесными функциями, регулировать естественные процессы, а также влиять на взрослого человека, действуя в соответствии с его ожиданиями или вопреки им. Именно благодаря развитию регулятивных процессов ребенок получает больше свободы, открывает в себе способность не только усваивать, присваивать, интроецировать, но и производить, продуцировать. Именно поэтому логично обозначить этот этап отделения как достижение функциональной сепарации, направленной на развитие способности самостоятельно регулировать телесные функции, влиять на ближайшее окружение. Внешними стратегиями отделения выступают относительная свобода передвижения, активность в плане освоения территории, регуляция телесных функций, овладение функциональными значениями предметов окружающего мира, социальными отношениями.

С трех до шести лет ребенок развивает навыки планирования, но только в тех пределах, которые заданы взрослыми, он расширяет круг контактов за счет освоения новых социальных отношений – в детском саду и в других внесемейных социумах, получает представление об особенностях самостоятельного (без помощи родителей) общения с разными людьми. Этот этап и вид сепарации можно обозначить как целевая сепарация, проявляющаяся в свободе регулировать не только актуальные отношения, но и планируемые действия, в свободе строить прогнозы в рамках разных видов деятельности (игровой, учебной и др.). Внешней основой целевой сепарации выступает взаимное, т. е. исходящее и от родителя, и от ребенка, отделение его от узкого круга семьи и постижение иных форм отношений.

До подросткового возраста идет активное усвоение ребенком правил взрослой жизни, которые задают ориентиры социально-приемлемых способов взаимодействия. Одновременно с этими нормативами ребенок получает возможность использовать эти правила для поиска новых способов удовлетворения собственных желаний, для развития своего Эго. На этом этапе взросления начинает функционировать компетентностная сепарация, проявляющая себя в развитии способности влиять, воздействовать на других людей. Внешними проявлениями внутренней сепарации являются способность сформулировать свою точку зрения на ситуацию, умение аргументировать свою позицию, способность не соглашаться с навязываемым мнением.

В целом можно сказать, что к подростковому возрасту ребенок приходит с достаточным опытом отождествления/разотождествления с другими людьми, реализуемым через разные виды сепарации.