Текст книги "Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник)"

Мы спустились вниз, на кухню.

Я усадила Шуанг на высокий стул к барной стойке, не удержавшись, поцеловала в щёчку. Личико у девочки совсем грустненькое…

– Скоро у тебя день рождения. Мы пойдём в кафе. Будем есть вкусный торт. Алекс сыграет для тебя самую красивую мелодию на свете.

– Ага. «К Элизе». Людвиг ван Бетховен.

Лис, как всегда, ходит неслышно.

– Лей, Лей пришёл! – Шуанг спрыгнула со стула.

– Убери её, она меня измажет!

– Балда, чем она тебя измажет?

– Бетховена слушаем, а выражаемся как…

– Ну, скажи, как?

– Чикен!

– Да, Чикен, и выражаюсь я как детдомовский Чикен. Не хочешь – не слушай!

– Лиза, – Шуанг потянула меня за рукав, – Шуанг хочет на Тайвань.

Я не поняла сразу:

– Куда ты хочешь?

– На Тайвань, туда, – и она потянула меня в сторону кладовки.

– Шуанг, стой! Какой Тайвань? Там нет никакого Тайваня.

– Там Тайвань.

Наверное, физиономия у меня была та ещё, потому что Лис ехидно ухмыльнулся.

– Это что, она мою «норку» имеет в виду?

Шуанг уже быстро спускалась в кладовку. Ящик и плита, конечно, были отодвинуты.

– Это всё ты! Ты снова не закрываешь за собой! Ну и что теперь делать?

В «норке» светился «паучок».

Я взяла с полки ещё несколько из запасов Кэт, кинула их вниз. На лету они зажглись, Шуанг захлопала в ладоши.

– Подожди, я сейчас тебя сниму. Люк, да держи ты ребёнка, она тяжёлая!

В моей «норке» почти не осталось свободного места.

Лис тут же улёгся на ящики. Шуанг уселась у него в ногах. А мне пришлось возвращаться на кухню, наливать в термос чай, искать к чаю печенье и с корзинкой спускаться вниз.

– А Шуша здесь?

– А где ей быть ещё? Под ящиком сидит.

– Э, – глаза Лиса распахнулись, – какая такая Шуша?

– А вот какая! – я запустила руку под ящик, ухватила жирненькое тельце и вытащила крысу. – Вот она, красавица! А ещё говорят, что женщины боятся мышей!

– Убери! Это не мышь.

– Ну, не мышь. Это крысочка-умничка. Кто-то здесь дрых, а мы не будили, мы сидели тихо. Всё, Шуанг, погладила – и хватит! Дадим сейчас Шуше печенье, – и пусть отправляется под ящик.

Лис пил чай из моей кружки.

Шуанг не сводила с него глаз.

Китаяночка на стене приглашала нас посетить прекрасный остров.

– Шуанг, пообещай мне…

– Шуанг, пообещай мне, – повторила девочка.

– …Что не будешь сюда залезать одна. Видишь, как высоко? Мы с Люком с трудом тебя подняли. А упасть вниз – как нечего делать. Ты не кивай. Скажи: «Шуанг обещает только с Лизой».

– Шуанг обещает только с Леем и Лизой.

Только с Леем и Лизой.

Только с Леем и Лизой.

17

Назавтра приехали из Службы семьи и увезли Шуанг на обследование. Во второй половине дня я зашла к Тине на разведку. Мол, просто показаться. Тина, если и удивилась, то виду не подала.

– У тебя всё в порядке?

– В порядке.

– Пару раз не ночевала в своей комнате. Ладно, ладно, ты девушка взрослая. Кстати, этот приятель твой, как его – Алекс… Вы не часто видитесь?

– Да мы с ним только друзья. Он дома у меня не бывает. И я к нему не захожу.

– Конечно, конечно. Ты сама понимаешь, господин Барлоу будет недоволен, если ты без его ведома начнёшь встречаться невесть с кем. – И посмотрела мне в глаза. – Поняла?

«Невесть с кем – значит с Алексом. А весть с кем? Да, неувязочка. Пожалуй, лететь с Алексом искать Здоровяка не стоит. Привлеку лишнее внимание».

Мамуль, я Тине вру почти всегда. То есть кое о чём умалчиваю. Это одно и то же или как?

Кэт вернулась одна. Шуанг оставили в больнице.

– Они обещали, что завтра вечером она сможет вернуться, с утра будет сдавать какие-то тесты и ещё что-то, – лепетала Кэт, пока я её раздевала и укладывала в постель. – Может быть, ничего страшного? А? Но она так странно отвечала на вопросы!

Я успокаивала Кэт, закутывала в одеяло, как маленькую девочку, удерживала, когда она вырывалась и тянулась к бутылке.

– Будешь пить, Шуанг точно отберут.

Пришлось дождаться, когда зарёванная Кэт успокоится и заснёт.

В кухню я спустилась вся в печальных своих мыслях, рассеянная настолько, что Лиса увидела только тогда, когда споткнулась о его вытянутые ноги.

– Да… Ты почему в полумраке сидишь? Испугал.

– Грубиянка.

До чего же он меня раздражает – в своём нелепом костюме, с нелепой причёской!

– Ты похож на манекен, тебе никто не говорил? Люди так не одеваются.

– Люди носят вытянутые футболки и драные комбинезоны на все случаи жизни.

– Неправда, я вчера была в другом. И в блузке.

Лис фыркнул:

– В блузке…

– Ну извини, на аукционах тряпки не покупаю.

Ругаться не хотелось.

«Что бы приготовить? Шуанг завтра привезут, нужно что-нибудь вкусненькое. Пожарю цыплёнка. Ха, “цыплёнок” пожарит цыплёнка. Посмейся, Лис!»

Пока я хлопотала у плиты, Лис сидел в любимой своей позе, прикрыв глаза.

«Где-то была мука. Мука».

Я, когда готовлю, всегда разговариваю сама с собой.

– Вот интересно, где твой папа берёт муку? Что-то не припомню, чтобы в Колониях колосилась пшеница или рожь. Кур в инкубаторах выращивают, овощи по мелочи. Но пшеница не растёт. А мучка есть. Не у всех, конечно. Большинство каким-то искусственным суррогатом пользуется. Но в семье Барлоу она не переводилась. Чудеса! А кофейные зёрна? Неужто такие запасы?

Лис молчал, посматривал на меня.

Всё-таки есть ещё места на Земле, где можно жить! Есть! И это радует.

Повеселев, я замешивала тесто, приплясывая на месте.

– Лис, лис, злись, злись… А кому не нравится, пусть уходит. Спать пора.

– Эй, я есть хочу. Распрыгалась.

– Скоро будет готово, – ответила я. – Стоп! А с чего ты взял, что это для тебя? Я на завтра готовлю, для Шуанг.

– Ей столько не съесть.

Секунду назад он сидел – и вот уже рядом со мной рассматривает мою стряпню.

– Это что?

– Не знаю как по-вашему называется. Что-то похожее у вас есть. По-нашему – «вареники». С вишней. Консервированной. Только я их варить завтра буду.

Лис стоит так близко, почти касаясь меня.

«Жаль, у меня нет туалетной воды. А дезодорант без запаха».

– А сейчас нельзя?

– Ты что, совсем не ел сегодня?

Лис пожал плечами.

– Тогда хоть переоденься. На Шуанг ворчишь, а сам в таком костюме есть собираешься.

– Это фрак.

– И куда ты во фраке у нас ходишь? Смешно.

– Что ж ты не смеёшься?

– Ха-ха.

Мы ещё постояли, глядя на жареных цыплят и разложенные на доске вареники.

– Пожалуйста, надень что-нибудь человеческое. Какой-нибудь костюм спортивный.

– У меня нет спортивных костюмов.

– Ну ты даёшь!

Через пять минут Лис спустился в чёрной рубашке с кружевами, в бархатных брюках и мягких сапожках.

Я даже не нашла слов, чтобы отреагировать на это явление достойно.

– Не обижайся, но… но мужики так не одеваются. Прости.

Скривил рот.

– И как одеваются мужики? Как твой Алекс?

– Ой, мама дорогая!.. Обиделся. Разве это не норма нынче? Я думала, раз ты с Тэдди…

– Нет, повторяю! – аж затрясся.

– Всё, всё, извини. Вопрос закрыт.

Смешным, конечно, Лис не выглядел. И в каком-нибудь историческом фильме блистал бы в своих кружевах, но только не здесь, на кухне стандартной квартиры Колонии № 5.

– Откуда у тебя средства на такие тряпки? Ник даёт?

Лис помолчал, потом ответил нехотя:

– Мама… из очень богатой семьи. Она открыла для меня счёт здесь. – Глянул, попытался улыбнуться. – На мою короткую жизнь хватит.

– Почему короткую?

Словно иголочкой в сердце кольнуло.

– А здесь можно жить долго?

– Алексу нравится, – машинально ответила я. – Алекс – мой друг по детскому дому.

– Знаю.

«Всё-то ты знаешь, Лис».

Помолчали ещё немного. Лис вдруг сказал:

– Мама сама отказалась возвращаться сюда. Из-за бабушки. У бабушки рак был. У папиной мамы.

– Ты хочешь сказать, что твоя мама жива?

Лис так посмотрел на меня, что очередной вопрос застрял в горле.

– Она очень любила свою работу. И меня тоже. Очень. Но бабушке сюда нельзя было.

– Ник рассказывал про законы…

– Она меня оставила здесь. Она меня здесь оставила.

– У тебя очень хорошая мама! Правда, замечательная!

Некоторое время он молчал, уставившись в одну точку.

– Я там буду есть, – кивнул в сторону кладовки.

Кто б сомневался!

Лис чувствовал себя в моей «норе» как дома.

Точно – лисичка со скалочкой! Перетащил сюда свои подушки, покрывало цветное.

И когда успел?

На ящике стояла красивая чашка с тонким нежным рисунком.

И чашечку приволок! И Шушу мы уже не боимся!

Мне, конечно, кусок в горло не лез. А Лис – ничего, уплетал за обе щёки.

– Слушай, Ли… Люк… Если ты меня уже не ненавидишь…

Лис перестал жевать, уставился своими глазищами.

– Словом, я хочу сказать, может быть, мы сможем сделать вид, что… ну что… у нас с тобой хорошие отношения. Вот.

Лис промокнул салфеткой губы, вытер пальцы, медленно, аккуратно.

– Что ты имеешь в виду? А? Хорошие отношения? – И тут же притянул меня к себе. – Я съел одного цыплёнка, закушу другим. Это хорошие отношения?

– У тебя глаза смеются, Лис! У тебя глаза смеются! Правда, правда! – Я в первый раз вижу, как у него смеются глаза! И он опять пытается улыбнуться. – У тебя не получается улыбаться. Надо же.

– Зато ты улыбаешься во весь рот, Чикен! Кстати, «Лис» – это что такое?

Он отпустил меня и, как ни в чём не бывало, откинулся на подушки.

– Ну, фокс по-английски.

– Я что, напоминаю это животное?

– Иногда.

– Я рыжий?

– Был один чёрный. Чёрно-бурый.

– Это не очень-то хорошее сравнение. Лис-оборотень.

– Вообще-то книга моя любимая – «Домино», про чёрно-бурого лиса. Он был храбрым, и никто-никто не смог его поймать!

– Не смогли поймать? – Лис поцокал языком, как давеча Ник. – А вот это хорошо!

Я достала из-под рисунков завёрнутую в бумагу книгу. Переплёт был потрёпан, шрифт еле виден.

– Как тебе разрешили пронести сюда такую дрянь?

– Это не дрянь, а настоящая книга. Ещё бабушкина. Я её всегда носила с собой – и не только её. Остальные пронести не удалось. И эту бы отобрали, но я так ревела… Чиновник из Службы семьи, который мои вещи досматривал, сделал вид, что не заметил, как я её под рубашку прячу.

Я покосилась на Лиса. Он лежал, вытянувшись в струночку, прикрыв глаза, и непонятно было, слышит меня или уже спит.

Спать я ушла в свою комнату. Выключила свет и лежала долго, смотрела в потолок. Почему-то хотелось плакать. Дай волю, заревела бы так же, как когда-то в детском доме.

Короткая жизнь, короткая жизнь, короткая жизнь…

Я сдерживала слёзы, сколько могла, но потом не выдержала, накрылась с головой одеялом и порыдала вдосталь. Заснула к утру, то есть когда часы в изголовье показывали пять. В искусственном окне уже появился искусственный свет.

Снился чёрно-бурый лис Домино, несущийся по льдинам через реку, которой не было конца и края.

А я стояла у кромки воды на берегу и кричала, плача: «Лис! Ли-и-с! Беги! Беги!»

18

– Ты почему ушла? – Лис с недовольной физиономией сидел перед барной стойкой. Я молча прошла к плите, повернулась к нему спиной.

– Ты же занял моё место.

– Ну и что, там на полу место есть. Я мог бы подвинуться, кстати.

Я постучала себя по лбу. Совсем спятил!

– Твоя крыса всю ночь скреблась.

– Шёл бы к себе.

– Э! – Лис подошёл сзади, потыкал мне в плечо пальцем. – Ты чего такая хмурая? Плакала, что ли?

– Хочу и плачу, тебе-то что?

– Да так… На тебя не похоже.

Интеллектуальный разговор, ничего не скажешь.

Кофе пили молча. Лис посматривал на меня, но рта не раскрывал.

– Понимаешь, я подержала книгу в руках и вдруг поняла, что она и вправду настоящая. Здесь всё ненастоящее, всё – и дома, где мы живём, и улицы, и еда, и люди, а она настоящая. И… Как тебе объяснить?

– Я тоже ненастоящий?

– В настоящей жизни таких красивых не бывает. Может быть, ты робот? Или ожившая анимэшка? Ник тебя создал, а?

– Идиотка!

– Согласна. Чикен. Идиотка… Ты не мог бы слетать со мной в 15-ю Колонию?

«Опа, как я, а?»

Лис присвистнул:

– Что тебе там понадобилось?

– Так. Дело важное.

– А твой герой, Бетховен?

– Видишь ли, с тобой мне можно всё что угодно. Я могу утром проснуться в твоей комнате, и меня только погладят по головке, оказывается. А с ним нельзя.

– А тебе хотелось бы проснуться в его комнате?

Я подошла к Лису близко-близко.

– Я хочу просыпаться в родном доме. Там, где все мои… Слышишь меня, Люк Барлоу?

– Ты сумасшедшая.

– Да, конечно, это желания сумасшедшей.

– Меня зовут Ван Лей. Мама так назвала – Лей. Сяо Лей.

– А почему отец – Барлоу?

Пожал плечами.

– Сменил фамилию.

– Разве у вас так принято?

– Теперь, наверное, всё равно. Захотел – сменил.

– А почему Ник зовёт тебя Люком?

– Догадайся. – Лис повернулся ко мне спиной. – Собирайся, лететь пора.

На моё счастье, Лис переоделся в дорогу в тёмно-серый лётный комбинезон. А то в кружевах полетел бы, с него бы сталось. Соображает всё же! 15-я Колония, это вам не 5-я.

Лететь нам разрешили только через час. Мы сидели в салоне «стрелы», я – рядом с Лисом. В прошлый раз он усадил меня сзади, на пассажирское кресло. Сегодня я сподобилась быть посаженной на второе водительское.

Лис отметил в компьютере конечную точку – внутренний аэродром 15-й Колонии – и теперь ждал, когда освободится дорога. Помню, как в каком-то старом фантастическом фильме летали на разных аппаратах – вверх-вниз, обгоняя друг друга в полном хаосе. Здесь, конечно, тоже можно вылететь самовольно, рискуя столкнуться с другой «стрелой». Но, скорее всего, тебя тут же уничтожат.

Лис что-то набирал на панели компьютера, на меня – ноль внимания. Я пялилась на свою панель, но трогать ничего не трогала – Лис запретил. Даже по руке стукнул, когда хотела ткнуть пальцем в какую-то цифру.

На панели Лиса высвечивались разноцветные линии, которые то пересекались, то накладывались друг на друга, то образовывали геометрические фигуры. Мелькали цифры. Что так внимательно рассматривал Лис? Непонятно. В лётном комбинезоне, в наушниках, сосредоточенный, он казался старше. Упрямо сжатые губы, чёткие, строгие черты лица… Нет, на девчонку он совсем не похож…

Я оделась в эту поездку понаряднее. Недавно Кэт подарила кофточку, правда, она была мне чуть-чуть маловата. А цвет мой. Или мне так показалось? Во всяком случае, Лис присвистнул, когда увидел: «Чикен!» И что бы это значило?

Привязалась с утра одна из любимых песенок бабы Марфы. Вообще-то у неё любимых – множество. А эта жалобная такая! Помнишь, мамуль, я её называла– про «горемычную»? Я пока собиралась, всё её напевала. И в «стреле», разрешения ожидаючи, раза три её спела. Хорошо, Лис в наушниках – не слышит.

Наконец что-то там, на панели, упорядочилось. Линии перестали мерцать, застыли, потом погасли. Братец с довольной физиономией откинулся на спинку кресла, повернулся ко мне, сказал лениво:

– Сейчас полетим, певица.

Милый голос сообщил, что наша трасса рассчитана и можно лететь. Не выношу полёты: вверх-вниз, вверх-вниз.

Почему нельзя по прямой, а? Лучше бы на общей «стреле» полетела.

Не люблю 15-ю Колонию. Шум и гам и всяческая суета. И вообще, зачем я полетела с братцем? С Алексом хоть посоветовалась бы, что делать дальше.

В прошлый раз я нашла Здоровяка в кафе на седьмом уровне. Значит, надо ехать на седьмой.

– У тебя здесь случайно никаких дел не найдётся? – Ещё не хватало, чтобы Лис меня увидел со спецназовцем.

– Случайно найдётся.

– Здорово! А я тут одного знакомого должна увидеть, поговорить с ним кое о чём.

– Ещё один герой?

– Ну да, я пользуюсь успехом.

– Заметил.

– Давай через пару часов здесь встретимся. Шуанг сегодня привезут, не будем задерживаться.

– Хорошо, я закажу трассу.

– Угу. Я пошла.

– Давай.

«Уф! Отвязалась». В туалете я достала из сумки куртку и бейсболку. Переоделась. Бейсболку надвинула на глаза.

Чем хороша 15-я, так тем, что камер здесь меньше. И не все работают. Особенно после войны. Мне ещё тогда Здоровяк об этом сказал. И местечек здесь разных укромных побольше, чем в других Колониях.

Я обошла почти все кафешки на седьмом уровне. Около часа проходила – и всё без толку. И только в девятом, наверное, по счёту – и не в кафе, а в баре – увидела знакомую физиономию. Сказать, что Здоровяк удивился, – значит ничего не сказать.

– Это ты, что ли? Сама пришла. Ну и ну. Не напугал, значит?

Я села напротив.

– Чего припёрлась-то? Письмишко привезла? Цена будет другая.

– Слушай, будь человеком. Помоги мне!

– Что? Бесплатно рисковать?

– Ты же понимаешь? Русский язык понимаешь? Я ещё тогда заметила, когда заказ делала. По-русски фразу нечаянно сказала, ты понял. Я видела.

Здоровяк молчал, буравил меня глазёнками.

– Никакой подставы нет. Правда, правда! Ты русский?

Здоровяк промокнул губы салфеткой, встал.

– Ну пойдём, поговорим в другом месте.

– Э, почему не здесь?

– Здесь народу много.

Здоровяк привёл меня в ресторанчик через квартал. Кивнул бармену.

Столик за ширмочкой накрыли для двоих.

– Хочешь поговорить, сделай вид, что обедаешь с приятелем. Кампай!

Я подняла бокал.

– Ну?

– Скажи сначала – ты русский?

– Какая разница теперь, русский, нерусский?

– Пожалуйста!

– Ну, русский я, был.

– А зовут как? Я – Лиза.

– Знаю, что не Маня. Анатолием Ивановичем зовут, звали. Для своих – Толик.

– Слушай, Анатолий Иванович, ты не пей только сейчас. Помоги мне!

– Ты, девка, сдурела! И что я с тобой разговариваю? Скажи спасибо, Службе не сдал.

– Не сдал ведь. И я тебя не сдала. И про тот раз никому не сказала. Про то, как ты с приятелем надо мной пошутить решил.

– Письмо больше не повезу.

– Не понесу, хочешь сказать?

Анатолий Иванович посмотрел на меня исподлобья.

– Ответь честно: ты ведь сам передавал Крюгеру письмо? В Борщёвске? Недалеко от Колоний?

– Это тебе зачем?

– Очень нужно. Я тебя не подведу. Никто не узнает, что ты сказал. А мне пригодится.

– Сбежать решила? Точно! А? Дура! Даже не думай!

– Не сбежать. Просто одного человека скоро из Колоний отправлять будут туда, на Землю.

– Уж не сыночка ли господина Барлоу?

– С чего ты взял? – изумилась я. – Не о Люке речь.

– Не о нём, говоришь? А вот мне сдаётся, что внешняя тюрьма по нему давно плачет.

– Не поняла. Какая тюрьма?

– Может, и меня просветишь? Какая тюрьма по мне плачет?

Лис! Ну конечно! Собственной персоной. Стоит, к стеночке прислонившись. И бармен растерянно из-за ширмы выглядывает. Анатолий Иванович побагровел:

– Ну, дура, дура и есть. Ты что, его за собой привела?

– Я с ним сюда прилетела.

– Ещё раз дура!

То лик глянул на бармена, и тот испарился, как не было.

– Так какая тюрьма по мне плачет? – Лис уселся рядом со мной, повертел в руках пустой бокал.

– А то ты не знаешь? – Здоровяк пришёл в себя. – Зря ты от меня, дорогая, бегала. Я тебя предупредить хотел, когда узнал, в какой семейке ты живёшь. Не меня тебе опасаться надо.

Я посмотрела на Лиса. Тот не отрывал глаз от Здоровяка.

– И кого я должна опасаться?

– А вот красавчика этого и должна. Что смотришь, Люк, или как там тебя? Неправду говорю? Правду. – Толик даже развеселился. – Мы с ним, Лизка, знакомы не первый год. Это ты в Колониях недавно, а сыночек великого Барлоу – абориген, можно сказать. Как первые Колонии построили, на наших, кстати, землях, тут ты права, с тех пор он и живёт здесь с папочкой. А так как я тоже не вчера здесь появился, кое-какие художества этого принца наследного знаю. Ещё в те годы, когда я в Службе безопасности первых Колоний работал (не первым человеком, конечно, но и не последним), он глаза мне мозолил. Тебе поучиться надо, Лизавета, как сбегать. Ловили, конечно. Всё к мамке своей рвался, пока все дороги после Первого этапа войны не закрылись.

– Ну и почему я должна его бояться?

– А потому, что, сама знаешь, за хорошие бирюльки многое можно купить. И появилась, очевидно, у нашего героя идея, как попасть на любимый Тайвань. Кстати, я летал туда, – ничего, но жарко. А так как на такие дела наши денежки не годятся, нужно было добыть золотишко или камешки. Вот наш Зорро и добывал. Народ-то сюда не пустой приезжал. Конечно, тогда в основном все драгоценности сдавались в хранилище в обмен на так называемые виртуальные дензнаки – ювелирные салоны не разрешали открывать. Вот в хранилищах он их и брал. И так ловко! Малолетка малолеткой был, а не поймать. Гений! Один работал! На камерах наблюдения пусто, следов нет и колечек тоже. Но, видно, обломилось ему. В последние годы вроде как этот молодец от дел отошёл. Смирился. Только месяц назад услышал я случайно (кое-какие связи остались), что два ювелирных салона почистили в 6-й и 7-й Колониях. Об этом, конечно, в новостях молчок. Зачем людей пугать? Но ищут. И найдут злодея. А мне искать не надо. Я и тогда знал: случайно подсказочку получил. «Почтальон» у меня знакомый был, в курсе держал: кто куда письма отправляет, кто на волю пытается выбраться. Пути-выходы ищет.

– И что же ты не…

– Не сообщил про тебя куда надо? А попёрли меня тогда со службы! Думал, что выкинут из Колоний. Нет, удалось остаться. Не до тебя было.

– И за что же тебя попёрли?

– А это не твоё дело!

Лис хмыкнул.

– Ну да, к твоим ручонкам, должно быть, тоже кое-что прилипало.

Я слушала с открытым ртом, плохо понимая, шутят они так или говорят серьёзно:

– Эй, подождите! Ограбили два салона?! Хочешь сказать, что это сделал Лис? То есть Люк?

– А вот пусть он тебе сам и скажет. Моё дело – тебя предупредить, как землячку. Да и девка ты неплохая. Жалко тебя. Его возьмут, а ты пострадаешь. – Здоровяк промокнул губы салфеткой, встал. – Здесь не светись больше, – это он мне. – Сам найду.

19

Под внимательным взглядом бармена мы с Лисом вышли на улицу. До «аэродрома» добирались на лифтах. В туалете я снова переоделась.

Стараясь не глядеть на Лиса, забралась в «стрелу». Трасса обратно была уже, к счастью, заказана. Летели, как в прошлый раз от Ника, – молча.

Дома наших ещё не было.

Я прошла на кухню как во сне, с трудом заправила кофеварку, руки тряслись.

– Э, так и будешь молчать? – Лис уселся на высокий табурет, заглянул мне в лицо.

– Заткнись! – я поставила перед ним чашку с кофе, расплескав. – Слышать тебя не могу! И видеть.

– Потому что я такой плохой или потому что меня могут поймать?

«Действительно, почему?»

Я вспомнила нравы нашего детдома. «А что же тогда в наружной тюрьме творится?» Представить Лиса в обществе её обитателей было невозможно.

– Ты там и часа не проживёшь.

– А кто сказал, что я собираюсь туда?

– Тебя арестуют – и…

– Дурочка, меня же ещё нужно поймать.

– Тебя ищут, и думаю, что не один Здоровяк такой умный. Дело времени. Для чего тебе это нужно было сейчас? Тогда – ещё понятно, маленький был, а сейчас?

– Не тряси меня, глупая! Ну, всё, всё, успокойся. Хорошо, скажу. Эти камешки помогут мне выйти отсюда. А там, снаружи, за них мне продадут самолёт.

– Что-о?

– Хороший самолёт, настоящий! Там, снаружи, аэродром. Колонии фрахтуют на нём самолёты. Заправляют всем на аэродроме отморозки те ещё, но договориться с ними можно.

– Но ведь Ник говорил, что мы не летаем… в некоторые страны.

– Мне плевать, что он говорил! Я уже договорился – самолёт у меня будет. И того, что я… Словом, самолёт заправят – и…

– Курс на Тайвань?

Лис засмеялся.

Нет, он сумасшедший. Я подозревала, конечно, но поняла это только сейчас.

Так и сказала ему:

– Ты сошёл с ума! Ты больной на всю голову, ненормальный! Отец тебе светлое будущее приближает, а ты грабишь ювелирные салоны.

– А ты не сумасшедшая? Ты же пытаешься вернуться домой к себе, хотя знаешь, что там, снаружи, долго не продержаться.

– У меня семья. Они как-то живут. С Божьей помощью. Это во-первых. Во-вторых, что ты будешь делать, если Тайваня уже нет?

Лис помолчал:

– Буду лететь, пока топлива хватит.

И я поняла, что он говорит правду. Полетит, пока топлива хватит… А потом…

«Как же так? А я? Ну, ну, эгоист!»

– Значит, чтобы добраться домой, все средства хороши?

– Но ты же подкупаешь «почтальонов»?

– Я зарабатываю. А ты грабишь.

– Ты ещё скажи «не укради!».

– И скажу.

– И «неубей!».

– И скажу.

– После того, как половина планеты уничтожена, ты ещё о Боге вспомни!

– Я и не забывала. А ты, оказывается, и про заповеди слышал? Библию, может быть, читал? Новый Завет?

Глаза Лиса вспыхнули.

– Знакомился!

– Ага, знакомился! Читать надо было! Привыкли, понимаешь, на Бога всё сваливать! Поймают тебя, в тюрьму отправят, а ты будешь плакаться, что Бог виноват?

– Фанатичка! – он указал пальцем на царапинки на моей груди. – Как тебя Служба семьи сюда пропустила?

Ругаться почему-то расхотелось.

– Это я в детдоме… стеклом… когда крестик с меня сняли. Не помню даже, что разбила…

– Таких, как ты, нужно…

– Что? Уничтожать? Мне вот разрешили пока пожить. Папочка твой разрешил. Вдруг и правда ему внука рожу, а?

Я залпом выпила остывший кофе.

– И не мечтай, Чикен! – как-то неуверенно сказал Лис.

– Да уж, великая мечта – родить от бандита.

Я хотела гордо повернуться и уйти, залезть в свою «нору» и не вылезать.

Встать почему-то не получалось.

Лис остыл, но сидел, нахохлившись, с мрачной физиономией. Поглядывал осторожно.

– Скажи, а ранили тебя, когда ты занимался экспроприацией?

– Слова-то какие знаешь! Нет. Это когда я одного гада случайно встретил.

Лис помолчал ещё пару минут.

Может быть, ожидал, что отвяжусь от него. Не дождался.

Я нетерпеливо ткнула его в плечо:

– Э, что дальше?

– Ни по связи мобильной, ни по компу уже нельзя было с мамой связаться. Самолёт решили отправить. Ник боялся, что с ней что-то случилось.

– Так любил?

– Любил? Если бы. Думаю, по другой причине. Со Щитом не справлялись. Моя мама этот Щит – словом, принцип защиты – разработала. Ты не знала? Заплатил я одному за то, чтобы отвёз письмо. Он, скотина, взял пару браслетов с брильянтами и не сказал, что самолёт уже улетел.

– И где же ты ухитрился подраться, чтобы не засекли?

– Ты что, серьёзно считаешь, что просматривается всё? Да в Колониях куча мест, где можно зарезать и спрятать, – не найдут.

– Ты, надеюсь, это не проверял?

– Не по моей части.

– Ага, ты у нас Сонька Золотая Ручка.

Так мы сидели и препирались, пока не приехали Кэт и Шуанг.

Мордашка у Шуанг – печальнее не бывает. Глаза Кэт заплаканы. Видно, всё плохо.

Я думала, Лис тут же уйдёт, но нет – сидит.

Ну, сиди, разбойник с большой дороги!

– Завтра мы устроим праздник. Поль разрешил отпраздновать твой день рождения в кафе.

Я бросала в кипяток вареники, разогревала цыплёнка, накрывала на стол, болтала, не переставая. Кэт сидела на диванчике, не обращая ни на кого внимания.

Шуанг забралась на круглый табурет рядом с Лисом. Подпёрла рукой головку, уставилась на братца. Тот задёргался, но не сбежал. Пришлось мне кормить Кэт за столом, Шуанг с Лисом – за барной стойкой. Семейная идиллия закончилась быстро. Кэт вдруг отодвинула тарелку, вскочила и выбежала из кухни.

Шуанг продолжала смотреть на Лиса.

20

Моя смена в кафе сегодня вечерняя. Я унесла сонную Шуанг наверх, посадила рядом с Кэт, отобрала у той стакан, пошарила по закромам. Початую бутылку виски унесла в кухню. Лиса за стойкой уже не было. Я велела девочкам пораньше лечь спать. Надела ролики.

Опаздываю.

Нужно договориться с Полем насчёт завтрашнего дня, заказать угощение, как-то поговорить с Алексом. Ехать к нему поздно. Хоть бы догадался прийти сам.

Догадался. Улыбался, но через силу.

– Ты же хотела лететь в 15-ю? Я ждал.

– Нельзя нам часто встречаться, тем более лететь куда-то. Тина сечёт.

– Не полетишь?

Не говорить же, что я с братцем… Да уж, слетала, нечего сказать!

– Что с тобой? Не заболела?

Пришлось заставить себя радостно улыбнуться.

– Завтра день рождения Шуанг – не забудь!

– Не забуду, – Алекс протянул руку, словно хотел дотронуться до моей головы.

– Прости, – я отодвинулась. – Поезжай домой. Сейчас народ потянется. До завтра.

– До завтра, – невесело ответил мой друг.

В кафе Лис не пришёл.

Вернулась я поздно. Не заглядывая на кухню, поднялась к себе, залезла под горячий душ. С мокрой головой, в халате, уселась за мольберт. Сначала я нарисовала его в полный рост, в белом костюме, может, и не столь изысканном, но, на мой взгляд, симпатичном. Ему бы не понравилось – без особого шика и кружев.

Потом подумала: вдруг у них белый цвет по-прежнему считается цветом траура? Добавила красного и жёлтого, цветочки, полосочки – красотища, словом. Вроде как вышивка. Лицо вспоминала – строгое, неулыбающееся. Нарисовала и долго рассматривала. Всё, как тётки говорили, – и глаза огромные, чуть вытянутые к вискам, и скулы высокие, нос с небольшой горбинкой, чёткий овал узкого лица. Рот. Губы. Ну да, что и говорить, хороши и губы.

Ладно, согласна, согласна: очень красивый! Только улыбка не получалась.

Я стирала, рисовала снова, снова стирала.

То полный дебил выходил, то младенец беззубый. Не видела я Лиса улыбающимся. По-настоящему. От души. Ухмыляющимся, и то редко.

Через два часа рухнула в постель и сразу же заснула.

Утром пришёл посыльный от Ника с букетами цветов и подарками для Шуанг.

Я расставила букеты в гостиной, заглянула в небольшую уютную комнатку, в огромном «окне» которой был виден и слышен лес.

Шуанг не спала: лежала, глядя в расписанный узорами потолок. На меня она не посмотрела. Я закрыла потихоньку дверь, сунулась в соседнюю комнату. Кэт не спала тоже, понуро сидела в кресле.

– Поздравляю! Ник прислал кучу подарков!

– К чёрту твоего Ника! – Кэт мрачно уставилась на меня.

– Твоего Ника, – поправила я.

– Виски верни!

– И не подумаю. Вечером идём в кафе. Тебе нужно связаться с Ником и пригласить его к Шуанг на праздник.

– Видеть его не могу.

– Хорошо, я сделаю это сама.

Ник не очень охотно, но согласился прилететь на вечер.

Я вытолкала Кэт в спа-салон, надеясь, что та не напьётся при посторонних.

Отыскала в гардеробной ненадёванное платье, которое не так давно купила себе Кэтрин, подобрала к нему туфли.

Шуанг ещё лежала, но в этот раз посмотрела на меня.

– Ты помнишь какой сегодня день? – я прижала к себе девочку.

Шуанг смотрела на дверь.

– У тебя сегодня… день рождения. Ты помнишь, как в прошлый раз тебе подарили панду? И куклу. И ещё много всего.

– Лей подарил Шуанг панду?

«Ну, насколько я помню, Лис ничего не подарил».

– М-м-м, да, наверное, – заюлила я.

«Нет, сегодня я просто заставлю братца лично вручить что-нибудь ребёнку».

– У меня тоже есть для тебя подарок. – Я взяла Шуанг за руку, и мы пошли в мою комнату. – Закрой глаза, – я повернула к девочке мольберт. – Ап!..

Шуанг ахнула. Лис – в разноцветном костюме и с голливудской, как говорили когда-то, улыбкой. Не могу сказать, что при этом лицо его получилось очень счастливым. Надеюсь, братец не увидит моё творчество.

– А теперь остаётся только найти рамку, и можешь повесить это у себя в комнате.

Лис, конечно, спал в «норе», завернувшись в покрывало. Сегодня в «норке» было прохладно. Я присела на край ящика. Зажгла «паучка», подкинув его вверх. Спит, изверг, без задних ног.

Долго смотрела на его лицо. Подумала впервые: каково ему в этом гадюшнике? Вспомнила Тэдди с ярко-красными, накаченными гелем губами – как, обхватив за плечи Майка, он не сводит глаз с Лиса. А тот сидит чуть в стороне, прикрыв глаза, пребывая в мыслях где-то далеко. На Тайване своём любимом?