Текст книги "Волчица советника"

– Спокойной ночи.

Тимар задул свечу и отвернулся. Лира по-прежнему сидела у его кровати, уткнувшись лицом в простыни.

– Не гони меня… Пожалуйста, Тим… Тимар… Тими… – Девушка положила ладонь ему на плечо, осторожно потянула за кончик косы. – Прости… Накричи на меня, ударь, если хочешь! Только не разговаривай со мной, будто я чужая! У меня же никого, кроме тебя, нет…

Стряхнув ее руку, Тимар отодвинулся.

Тикали часы на каминной полке, потрескивал догорающий огонь, вздыхала пантера, не рискующая влезать в ссору между братом и сестрой. Со двора доносился лязг металла, перекличка часовых и визг точильного камня.

Лира все так же сидела у его постели.

– Брыг с тобой, ложись, – не выдержал Тим.

Девушка с готовностью забралась под одеяло, прижалась к нему нашкодившей кошкой, обняла, покрывая поцелуями щеку.

– Прости-прости-прости… Я дура, идиотка… Хочешь, я брошу алхимию? Сделаю все, что скажешь, только прости, не злись на меня…

Тим сжал ее плечи, останавливая.

– Не нужно ничего бросать. – Уложил рядом, укрыл, завернул в кокон одеял и только тогда позволил себе обнять ее. – Научись просчитывать последствия своих поступков, Лира. Или хотя бы просить о помощи. Я понимаю, что ты у меня гордая, самостоятельная и независимая, но все же… Обещай мне, что больше никогда не сотворишь ничего подобного.

– Обещаю. Я люблю тебя, Тим…

Сон так и не пришел. Вздохнув, Тимар осторожно переложил девушку с плеча на подушку, погладил ее по щеке, легко коснулся губами лба. Воротник рубашки съехал, и Тим поморщился, увидев на плече Лиры темное пятно.

…хоть на шее метить перестал.

Желание уничтожить, продать графа князю порой становилось неодолимым – сначала за синяки и слезы Лиры, потом за тихие стоны в библиотеке и пуговицы ее рубашки на полу, за собственные вывернутые руки.

– Ты же хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива, Орейо? Значит, сделаешь все, чтобы она меня приняла. Как ты правильно сказал, я растил ее не для того, чтобы запереть в спальне. Оставим это, как последнее средство.

Одно-единственное письмо, один-единственный конверт! Но…

Дружба с корсарами, тайная разработка алмазов, вооруженные налеты и грабежи княжеских кораблей, двойная бухгалтерия и гостья, живущая в охотничьем домике на окраине леса, привели бы на плаху любого – кроме Йарры. Граф же просто исчезнет. А потом вернется – за ним и за Лирой, как однажды за Стефаном.

Жить хотелось. Трусость? Пусть так.

Тим наплевал бы на себя, продолжай Йарра относиться к Лире, как к дворовой девке, но с осени граф вел себя безукоризненно. Безукоризненно настолько, что по долине ползли слухи, будто Сиятельство влюблен, и, кажется, никто, кроме Тимара, не замечал расчетливого блеска холодных голубых глаз. Сама же Лира, успокоившись, не видела ничего странного ни в изматывающих тренировках – она и раньше жила ими, ни в моделировании сражений, прыгала от радости, когда граф построил ей лабораторию, с успехом взламывала замки, добираясь до запертых подарков, и все чаще улыбалась Йарре.

А если влюбится? А если Йарра снова причинит ей боль?

А как же он? Он сам?..

От всех этих мыслей во рту появлялся кислый привкус, как от дешевого пойла, подаваемого в деревенских трактирах.

Прогоняя хандру, Тим умывался обжигающе-холодной водой и составлял план на день. Разобраться с пойманными браконьерами. Проверить подготовленные для посева овса поля. Проверить, как идет ремонт амбаров – для семенного и пищевого зерна, которое в ближайшие дни начнут поставлять из Лизарии. Отправить госпожу Миару в госпиталь – пусть старушка ужаснется грязным жаровням и заставит служанок вычистить сажу, а с ней – остатки наркотика. Почта. Прошения. Межевой спор. Не забыть открыть счета на имена тех, кто осиротел милостью Лиры.

…надавать бы ей по заднице, как в детстве!

В обещание Лиры быть осмотрительнее он не поверил ни на гран; оставалось лишь надеяться, что девчонка сделает правильные выводы после устроенной им встряски и впредь будет лучше заметать следы – Тимару дурно становилось при мысли, что кто-то другой мог обнаружить дохлых мышей у жаровни и связать в одну цепочку алхимические изыскания Лиры, беспробудный сон, сваливший всех, кто был в госпитале, мертвых зверьков и смерти солдат.

15

К дверной ручке был привязан гибкий стебелек одуванчика. Совсем свежий, с едким белым соком на месте излома, он указывал ярко-желтой головкой налево.

Вы когда-нибудь держали на ладони новорожденного щенка? Еще слепого, жалобно скулящего и пытающегося посасывать ваш палец? Теплого, с влажной бархатистой шкуркой и черным живым носиком? Его хочется приласкать, защитить, спрятать от окружающего мира, чтобы он никогда-никогда не узнал, что такое боль, холод и голод.

Примерно так же я себя чувствовала, глядя на тот одуванчик. Я его даже снять не решалась – все гладила, гладила желтую головку, водила пальцем по липкому стеблю… Потом сообразила, что веду себя, по меньшей мере, странно – упаси Светлые, увидит кто-нибудь, как я глупо улыбаюсь дверной ручке, – и поспешно спрятала одуванчик в карман.

И пошла налево.

Невероятно двусмысленная фраза получилась…

Следующий одуванчик лежал на подоконнике. Третий – на карнизе стенной панели. Четвертый указывал на лестницу, а пятый нашелся через два этажа. Фиалка направила меня во внешнюю галерею, ландыши привели в северное крыло, а ярко-алая гербера – как он влез в оранжерею?! – указала на приоткрытую дверь пустующих покоев.

– Алан?

– Я здесь, – отделилась от стены темная фигура.

Сначала я смутилась, даже испугалась немного, таким огромным он показался – Лесной медведь, вставший на задние лапы, честное слово! – но потом тряхнула головой и решительно обняла его – это же Алан! Мой Алан! Самый лучший, самый земляничный друг на свете…

– Как я рада тебя видеть! – тихо сказала я. И сразу же обругала: – Ты зачем бинты снял? Рано еще!

– Надоели, – отмахнулся парень. – Боги, Лаура… – Алан уткнулся носом мне в макушку, тяжело вздохнул и вдруг стиснул – крепко, до боли. – Не могу поверить, что это ты… Как же мне тебя не хватало! Я чуть с ума не сошел! Все время думал – как ты, что с тобой!.. Я ведь люблю тебя! Очень, очень люблю!..

Он совсем не умел целоваться, но с лихвой компенсировал отсутствие опыта напором и страстью – я даже пикнуть не успела, когда его рот накрыл мои губы. Я опешила, вытаращив глаза, уперлась ему в плечи – но Алан не отпустил.

– Потом дашь мне по физиономии, – прошептал он, и я затихла. Мне было любопытно – я ведь ни с кем, кроме графа, не целовалась. Честное слово, всего лишь любопытно!

А потом стало смешно – таким неуклюжим был поцелуй. И губы – мягкими, и вкус – больничным, совсем не похожим на горьковатое табачное вино. А еще он почему-то считал крайне важным затолкать свой язык ко мне в рот. Фу…

– Все, хватит. Отпусти, иначе действительно по физиономии получишь, – отвернулась я.

– Тебе не понравилось?.. Это из-за шрама, да? Я теперь урод…

Светлые, ну что я могла на это сказать? «Нет, не понравилось»? Ну… Да. Наверное, так было бы честно и правильно. Потом стоило бы отчитать парня за снятые бинты и отправить обратно в госпиталь, пока его не хватились. А еще – придумать правдоподобное объяснение его исцелению.

Но я сказала другое. Тоже правду, но… Не ту, что следовало.

И потому случилось то, что случилось.

– Ты не урод, ты дурак. Йарра убьет тебя, если узнает.

Я даже шаг назад сделала, чтобы не провоцировать… уже не столько друга, сколько сильного молодого мужчину, чьи плечи закрывали дверной проем, а ладонь была вдвое крупнее моей.

– Я сам его убью, – угрюмо и как-то очень спокойно сказал Алан. – Я ведь все знаю, Лаура, знаю, что он с тобой сделал. В Эйльре я не защитил тебя…

Не защитил, сбежал, как трус, как последняя сволочь… Прыгнул в ночь, скатившись по водосточной трубе… Но далеко не ушел – его окружили стражники, и первый же выпущенный болт впился в плечо.

– Следующий будет в шею.

Скованные за спиной руки, связанные ноги, лошадиный бок перед носом. Тошнота и противная слабость. Каменный мешок, где он мог сидеть, лишь согнув колени. Холод, озноб, сырая солома. Болт в плече. Боль. Темнота…

Яркий свет, резь в глазах, голоса – прокуренный, низкий, и резкий, отрывистый. Запах спирта и лекарств.

– У него заражение начинается. Почему сразу не привезли?

– Приказа не было.

– Когда его ранили?

– Трое суток назад.

– Почему не перевязали?

– Приказа не было.

Острая боль.

– Терпи, парень…

Темнота.

Каменная клетка – шесть локтей в длину, четыре в ширину. Узкая лежанка, тонкий, набитый опилками матрас, воняющее плесенью одеяло, двойная цельнометаллическая дверь с зарешеченным окном. Раз в сутки оно открывается, и красноносый, вечно харкающий тюремщик протягивает миску похлебки и кувшин воды.

– Какой сегодня день?.. Месяц?.. Время года?! Хоть что-нибудь скажи!

Темнота – свечей не положено, лишь в коридоре чадит тусклый факел.

– Я Алан Ривейра, сын капитана двадцатки мечников! Вы не имеете права держать меня здесь! Лорд Орейо с вас шкуру спустит, когда узнает об этом!

Он орал, пока не сорвал голос.

Никто не ответил.

Тогда он начал бить в дверь – и сорвал ее с петель, впервые провалившись в боевой транс. Его утихомирил маг – тот самый маг, что наводил татуировку рода.

– Господин Левиньйе! Скажите лорду Орейо, что я здесь!..

Когда он очнулся, на руках и ногах были кандалы.

Потом приехал Сибилл – змеиные движения, змеиные зрачки, – и он потерял путь к маленькому лесному озеру, точке своего покоя.

Темнота. Вши. Вонь помойного ведра. Раз в сутки – паршивая еда. Мелкий камешек в похлебке – им удобно царапать стены, отмечая каждый приход тюремщика.

Месяц. Два. Три. Пять.

За что?!

Почему?!

Идиот…

Лаура…

– Встать, солдат!

Скрежет ключа в замке.

– Выходи.

Короткие, из-за цепи на ногах, шаги, лохань с горячей водой, щелок, тюремный цирюльник, обритая голова и выскобленное тупым лезвием лицо. Новая одежда – морской мундир, конверт документов – право на имя, визированное графом Йаррой, и контракт на пятьдесят лет на службу на «Тироххской Деве». С подделанной подписью. Мастерски подделанной.

А дезертирам – виселица.

Путешествие к океану с двумя десятками будущих сослуживцев, не спускающий с него глаз сержант и болтливый белобрысый парень, упорно не замечающий его нежелания разговаривать.

– А меня Эрси зовут. Вообще-то, Эрсай Тур, но друзья зовут меня Эрси. Ты Алан, я знаю. Сам откуда?.. Я из Улийсы, признанный бастард. А ты? Тоже признанный, да?.. Эх, Алан, ты смотри, какая попка!.. Молчу, господин Юлтис!.. А спереди она тоже ничего! А у тебя подруга есть, Алан?.. У меня была… Эх… Лизариечка… Люблю лизариек! С войны себе парочку привезу! И матери помощь, и мне веселье!.. В смысле, какая война? Так с Лизарией же! Первый Советник Йарра войска собирает… Нет, Дойера казнили за измену, теперь Волк не только Лорд-Адмирал, но и Главнокомандующий. Ты откуда такой дикий, из Леса, что ли?.. А кто такая Лаура, Алан? Ты ее по ночам зовешь. … Все, понял, молчу!

«Тироххская Дева» – двухмачтовая галера с окованным сталью тараном и линяло-желтыми парусами. Первое построение, зычный голос капитана, обещающего сделать из них слабое подобие Райанского Волка или, ха-ха, утопить. Гребля. Тяжелое неструганое весло, занозы и «хорошо, что нас вместе на весло посадили, да, Алан?».

Учения.

– А ты неплохо сражаешься, парень. Военная школа?

– Наставник Рох с Острова Сладкой Росы.

Недоверчивый прищур капитана, шелест голосов за спиной, косые взгляды старослужащих матросов, восхищенный Эрси:

– Так ты Искусник?

– Я не доучился.

Первый шторм, трюм, где ему, самому высокому из команды, воды почти по грудь. Нескончаемые ведра – он как заведенный подает их наверх одно за другим. А на голове – крысеныш. Маленький, с ладонь размером, с красными бусинками глаз и голым розовым хвостом, он цепко держится коготками за волосы.

Учения. «Тироххскую Деву» атакуют одномачтовая галера и юркая фелюка. Упавший ворон[4]4
   Он же клюв – металлический коготь на деревянном мостике, скрепляет корабли, не позволяя им разойтись. Использовался еще в Древнем Риме.


[Закрыть] проламывает палубу, и на борт «Девы» один за другим прыгают условные враги, размахивающие деревянным оружием.

– А-лан! А-лан! – скандирует команда «Девы», глядя, как он, танцуя с лучами, вышвыривает нападающих за борт.

– Отдай парня мне, Ноур.

– Перетопчешься, Фрайс.

– Три золотых даю.

– Перетопчешься.

– Три золотых и бутылку черного вина!

– Иди на хрен. …Ривейра, отставить! Отставить, твою мать! Что за балаган ты устроил?..

– Прошу прощения, господин капитан.

Его назначили командиром десятки. А спустя два дня разжаловали в рядовые матросы.

– Извини, Ривейра. Приказ пришел сверху.

И снова учения…

Первый бой – уничтожение пиратской эскадры. Свист стрел, дрожание древков в щите, толчок – он едва удержался на ногах, когда «Дева» протаранила шебеку. Полуторный меч, чужая палуба, чья-то раззявленная рожа, палаш – он едва успел пригнуться, попытка – на инстинктах – уйти в транс и дикая головная боль. Если бы не Эрси, он бы утонул, свалившись за борт.

– Спасибо…

– Что с тобой было?

– Не знаю.

Стоянка в порту, отдых.

– Ривейра, тебе запрещено покидать корабль.

– Совсем?!

– Совсем.

– Приказ оттуда, – мотнул он головой в сторону материка, – да?

Едва заметно качающаяся палуба под ногами, низкое осеннее небо, промозглая сырость… Огни Светлого Эллиса[5]5
   Св. Эльма.


[Закрыть] на мачтах, на парусах. Гамак. Клопы. Крыс – толстый, отъевшийся, наглый.

– Кто такая Лаура, Алан?

– Отвали.

– Она хоть красивая?

– Очень.

– Расскажи!..

Крыс переполз с плеча на живот, сидит тушканом, чистит усы.

– Она самая замечательная девушка на свете… Улыбка Посланницы Светлых, глаза, как меотские сапфиры, волосы – янтарь под солнцем… – Он вдруг усмехнулся. – А еще у нее ручная пантера, и она, даже не запыхавшись, может задать перцу всем на этом корабле, включая меня.

– Врешь!

– Не хочешь – не верь…

Патрулирование, маневры, сопровождение торговых судов, яхт… Редкие гражданские пассажиры. Учения. Бои. Подавление мятежей. Маневры. Учения. Патрулирование. Сопровождение. Гражданские.

Леди Галия. Все такая же красивая, нервная, желчная. С брачным браслетом на руке. Она мазнула по нему равнодушным взглядом, насмешливо подняла бровь, заметив интерес рослого солдата, и вдруг – узнала. А он как завороженный смотрел на узорный серебристый металл, и ужас предчувствия шевелился в его животе клубком ядовитых змей.

– Алан! Светлые боги, какая встреча! Дорогой, – окликнула Галия пожилого мужчину в тяжелой бобровой накидке, – ты не против, я побеседую со старым знакомым? – не дожидаясь ответа, отвернулась от мужа. Прищурилась, скривившись, – и вмиг растеряла красоту: – Да-да, милый мальчик, ты все правильно понял… Теперь граф спит с твоей маленькой подружкой. Уже примерно… год. – Она вдруг хохотнула. – Даже не знаю, осталось ли что-то, чего она еще не испробовала… Его Сиятельство весьма… изобретателен. Тебе неприятно, да? Ничего, – погладила Галия его руку, – привыкай. Ты теперь часто будешь слышать о новой женщине Лорда-Адмирала. Может, даже увидишь ее – Раду не любит воздержание и наверняка притащит твою Лиру сюда, к кораблям. Надеюсь лишь, ей хватит ума не трепыхаться, а то Раду ведь и придушить может… невзначай.

И ушла.

Стерва.

Он сбежал в первом же порту – спустя шесть часов его нашли.

Десять ударов кнутом и ведро морской воды на измочаленную спину, расплывающееся лицо Эрси, Крыс, тычущийся носом в щеку, боль. Темнота. Лаура…

Лаура, Лаура, Лаура!..

Светлые, куда же вы смотрели?! За что? Ее-то за что?! Этому чудовищу, этому зверю в человеческом обличье?!

– Ривейра, я тебя повешу!

– Вешайте! Я все равно сбегу!

– Заковать, пока не поумнеет.

Весло – тяжелое, занозистое, – за четыре месяца он отполировал его ладонями до блеска. Скрип дерева в уключинах и мягкий шлепок по воде: «Лау-ра. Лау-ра…» Влажный трепет паруса на ветру – «Лау», и хлопок, похожий на щелчок кнута – «ра». И боль такая же. «Лау-ра. Лау-ра…»

– Друг, ну ты даешь… Лаура Рэйлира Орейо, серьезно? Леди Первого Советника? Ты рехнулся?

– Отвали, Эрси.

«Поумнел» он к весне, когда услышал разговор капитана с каким-то офицером – они обсуждали лизарийскую кампанию. Порадовались победам Йарры, со вкусом перемыли кости князю и его ставленникам, выпили за павших, а потом…

– Всех отравленных шипами свозят в замок Волка. Его Леди, говорят, знатная лекарка, вроде бы даже с Даром. Если б не она…

Этого хватило.

– Господин капитан, я прошу прощения за свое поведение.

Прочувствованная речь Ноура, весь смысл которой – мы плывем воевать, не посрамите, порожистая Астэя и первая встреча с лизарийскими магами. Похороны Эрси. Дрожащий за пазухой Крыс, лишившийся лапы и половины хвоста.

– Мы должны занять пригороды Альери и перекрыть лизарийским войскам путь к отступлению на юг. Вперед, райаны!

Огромная крепость в двадцати лигах впереди и деревенька, которую нужно зачистить. Упыри и гули, бродящие по улицам, – не забыть плюнуть в рожу тому, кто сказал, что нежить боится света. Лизарийские стрелки на крышах. Короткая стычка, и теперь ладонь липнет к окровавленной рукояти меча. Ловушка на главной площади: кто-то из солдат инициировал цепочку взрывающихся амулетов, закопанных в землю. Дрожащая земля, звон и вата в ушах, вспышка рядом с бочками, в которых плещется черная маслянистая жидкость.

– Ложись!

Воздушная волна, удар о стену, хруст кости – его слышно несмотря на заложенные уши. Падение. Ручеек горящего масла, бегущий навстречу. И – наконец-то! – боль, чуть сильнее укуса овода. Стреляли справа.

…в замок Волка свозят только самых тяжелых отравленных.

Направо.

Дым. Пыль. Чад. Звон в ушах – слух до сих пор не вернулся. Блеск металла на краю зрения, разворот, блок – и короткий клинок, вместо того чтобы вспороть ему горло, срезает кожаный доспех вместе с лоскутом кожи на плече. Финт, пинок в колено, в грудь.

…ты сам – оружие.

Удар под подбородок, ломающий шейные позвонки. Укус дротика. Еще один.

Направо.

Всадник. Прыжок в сторону, удар мечом – и размахивающий кистенем лизариец валится из седла. Алан выдернул полуторник из спины трупа, перевернул тело – посеребренный кистень отличное оружие против стайной нежити. Наклонился, разжимая пальцы лизарийца, а тот открыл глаза, чтобы нанести последний удар.

– Сдохни!

Острый кинжал распорол бровь, щеку, задел глаз.

Укус дротика. Еще один. И еще… Земля рванулась навстречу, и юноша упал лицом в грязь – холодная, она успокаивает жжение в ране на лице.

Темнота. Боль. Последняя мысль – четырнадцать жал, этого достаточно, чтобы считаться тяжелым отравленным?..

– Я убью Йарру, – поклялся Алан. – Я ведь знаю, что он с тобой сделал! Я… Я не представляю, кем нужно быть, чтобы!.. – Он закусил губу, проглотив последние слова – не стоит напоминать Лауре о пережитом позоре. – Ты же такая красивая… Такая… – Он хотел коснуться ее щеки, но девушка отшатнулась. – Ты и меня теперь боишься?.. Прости, я не сдержался, полез с поцелуями… Я больше не буду. Я понимаю, ты стесняешься, тебе нужно привыкнуть ко мне…

Шагнул к ней, осторожно обнял. Боги, какая она маленькая, какая хрупкая… Он представил ее бьющейся в руках Йарры, и его затрясло от ярости. Выродок! Мерзавец! Подонок…

– Я увезу тебя, слышишь? – зашептал Алан ей на ухо. – Мы уедем к Наставнику, Рох нам поможет! Мне не важно, что ты не девушка, мы поженимся, и ты все забудешь, как страшный сон! Я куплю тебе дом, у нас будут дети… Дочка, такая же красивая, как и ты… Я люблю тебя. Очень, очень люблю! Я люблю тебя с того самого дня, как впервые увидел! Ты не помнишь, наверное… Ты играла с пантерой, и Уголек напугала коня моего хозяина… А ты схватила ее за хвост, извинилась и оттащила прочь. Ты улыбнулась, а мне показалось, что это солнце вышло из-за туч… Я люблю тебя… Ты самое дорогое, что у меня есть! Я не сдох на корабле только потому, что думал о тебе, Лаура…

– Не надо, Алан. Прекрати. – Пальцы девушки прижались к его губам.

– Почему? Это же правда! – Он покрыл ее ладонь поцелуями, прижал к лицу, вдыхая знакомый аромат трав.

Лаура отобрала руку.

– Я уже убегала от Йарры, и ни к чему хорошему это не привело. Ты не знаешь, что он за человек, Алан. Он просто убьет тебя!

– Я не боюсь!

– Зря. А я – боюсь. Отпусти меня, пожалуйста.

Помедлив, Алан неохотно разжал руки.

– Я чуть с ума не сошла, когда он пригрозил тебя четвертовать, – отошла к окну Лаура. – Ты не представляешь, что я чувствовала, когда увидела тебя в госпитале!

– Подожди-подожди-подожди… Граф пригрозил, что убьет меня, и ты… – Он похолодел от внезапной догадки. – Ты… Купила мою жизнь ТАКОЙ ценой? О чем ты думала, Лаура?!

– Нет! Нет, ты неправильно понял…

– Да что тут понимать! – схватился за голову Алан. – Что тут понимать! Ты думаешь, я не замечал, как он смотрел на тебя все эти годы? Он же… Да он же преследовал тебя! Он же всюду за тобой ходил как тень! …И все-таки добился своего, будь он проклят! – Кулак парня врезался в стену, оставив на деревянной панели розовую вмятину. – …Но ты, как ТЫ могла согласиться?! Как мне жить, зная, что из-за меня ты стала девко…

– Девкой Йарры? – закончила за него Лаура. – Ты это хотел сказать?.. Его шлюхой, подстилкой, да?.. Меня, знаешь ли, никто не спрашивал! – зло усмехнулась она. – И выбор был – либо граф, либо князь!

– Прости, – он покаянно опустил голову, чувствуя себя не меньшей скотиной, чем Йарра. – Прости, я не это хотел сказать.

– Но сказал именно это. …А ты хорошо подумал, прежде чем позвал меня замуж? Не побрезгуешь объедками с графского стола? Я ведь порченый товар, Алан!

– Лаура, что ты такое говоришь!

– Держи, – сунула она ему букет одуванчиков, который все это время сжимала в руках. – Дай мне пройти.

– Лаура, не уходи! – Он поймал ее руку, но девушка вывернулась резким движением – такого сброса захвата он не знал. – Я жить без тебя не смогу! Я люблю тебя…

– А я тебя нет, – резко ответила она.

– Не верю, – покачал он головой. – Ты бы никогда не покорилась графу, если бы я был тебе безразличен.

– Я считала тебя другом, а ты назвал меня шлюхой. – Она прижала руку ко рту, несколько раз глубоко вдохнула. Гордо задрала подбородок, став прежней Лаурой, только что получившей взбучку от Тимара. – Ты дашь пройти или мне в окно лезть?

– Лаура, прости… Не уходи!

Хлопнула дверь.

– Твою мать, твою мать, твою мать!

Виски сжало болезненным спазмом, закружилась голова. Его повело, он несколько раз мазнул по стене, прежде чем смог ухватиться за дверную ручку. Нужно догнать Лауру… Объяснить ей!.. Идиот, какой же он идиот! Он ведь не думал, никогда не думал ничего подобного! Даже в мыслях не допускал, что она сама пошла бы к графу!

– Лаура, подожди! – закричал он, наплевав на опасность быть услышанным слугами и стражей.

Девушка побежала, скрылась на лестнице, ведущей в хозяйское крыло. Преодолевая дурноту, Алан пошел за ней. Ноги заплетались, дыхание сбилось, а каждый шаг отдавался яркой вспышкой под веками – как если бы он долго сидел, а потом резко поднялся.

В картинной галерее к нему привязался Старый Хозяин. Фиолетовый туман просочился сквозь забрало доспехов, принял форму человеческой фигуры – длинная коса, тонкий нос, нервные руки – Алан узнал лорда Орейо. Призрачный Тимар покачал головой, указал на дверь, приказывая уйти. Скривившись, Алан сделал отвращающий знак, и дух превратился в Йарру – горящие ледяным серебром глаза, за спиной – не то плащ, не то нетопыриные крылья Кориса. В руках кхопеши. Тоже призрачные. Вот только боль от них была настоящей.

Спасла его Уголек. Пантера зашипела и заслонила Алана собой – она еще помнила его запах и руки. Старый Хозяин не посмел прикоснуться к любимому зверю леди замка, истончился, снова приняв облик качающего головой Тимара, и исчез, растаял в стене.

Алан задрал рубашку, разглядывая набухающие кровью порезы на груди и животе. Неглубокие, но длинные, и очень, очень «сочные» – так называл их Эрси.

– Чтоб тебя развоплотило и хлопнуло! – выругался парень. – …Спасибо, киса! – с чувством поблагодарил он пантеру.

Уголек мяукнула, принюхиваясь к крови. Ее глаза горели зеленым, а на шее блестела подвеска в виде оскалившегося волка.

…даже до кошки добрался.

Алан встряхнулся, поднялся, держась за стену.

– Где Лаура, Уголек? Ищи Лауру! Помнишь, мы в прятки играли?.. Ищи Лауру!

Пантера заурчала, потерлась о его бедро и потрусила впереди, указывая дорогу к покоям Йарры.

Если бы не задержка в картинной галерее, он шагнул бы в коридор одновременно с варваром – графским наймитом, несущим в охапке рыдающую Лауру.

– Отпусти! Отпусти меня!

Варвар что-то неразборчиво проворчал – Алан, спрятавшийся в тени, услышал лишь несколько слов:

– …шею свернет …с ума сходит. В башне запереть грозится…

– Отпусти… Я сама пойду…

Наемник решительно покачал головой и скрылся в спальне Йарры.

Светлые боги, бедная девочка…

Он сидел на полу, привалившись к стене, и тихо выл. Ему было плевать, что его могут услышать, плевать, что будет, если его найдут. Там, за тяжелой дубовой дверью, которую не сразу проломил бы и корабельный таран, плакала Лаура, а он ничем не мог ей помочь.