Текст книги "Прилив. Стихи"

Деревня Скипино

Уютно жить – по-деревенски,

В благоустроенной избе.

Веранда, пара стульев венских.

Крыжовник только что поспел.

Роскошно жить – где «нет сигнала»,

Вдали от радиоволны.

Где год назад гармонь играла,

И кто-то пел по выходным.

А этим летом детский хохот

Из всех дворов – и здесь, и там —

Мешает выйти на охоту

Голодным скипинским котам.

И ты, к деревне равнодушный,

Поездкам дальним все же рад.

И каждый раз поешь частушки

Про то, что Скипино – дыра!

Чтобы помнить

Присмотришься: все сущее разделится

на – пользу приносящие предметы

и – милые грошовые безделицы,

хранящие давнишние секреты.

Вот сумка, точно, вещь необходимая.

Да сколько их уже перебывало!

И тканевых, и с кожей крокодиловой,

и тех, незаменимых на вокзалах.

Разложены по разным отделениям

смартфоны и разменные монеты,

очешники, таблетки от давления,

магнитные ключи… и… (где ты? где ты?)

запачканная гелевыми ручками,

придавлена то яблоком, то банкой,

потрепанная, с ухом перекрученным,

на дне игрушка мягкая – собака.

Собака без породы и без имени,

за двадцать лет служения – калека,

подарена на счастье, на везенье мне,

и, просто, чтобы помнить человека.

Бросает осень якоря

Бросает осень якоря

На средней Волге у причала

И по ступеням сентября

Заходит в город величаво.

А ей навстречу кто во что

Одет – мальчишка в синих шортах

И дама в шелковом пальто,

И камуфляжная пехота.

Взлетает осень на откос,

Сама с собой играя в прятки.

И дышит мятным холодком,

Вертя кленовые крылатки.

Здесь, в Александровском саду,

Читая вслух свои верлибры,

Она не тронет старый дуб,

Позолотит немного липы.

Затем пойдет в ближайший дом,

Застав меня, крутящей кудри.

Прикроет грудь мою платком,

Мне на лице загар припудрит.

И я, который год подряд,

Не по-осеннему одета,

Сорву листок календаря —

Ну сколько там еще до лета?

Кто болен Волгой

Кто болен Волгой, кто Невою.

Виват, природа!

Меня же вечно тянет к морю,

Где много йода.

Где брюхоногие рапаны

Считают центы,

Что я бросала им на память…

Где комплименты

Дают в рассрочку и в придачу.

Все мило-мило.

И домик типа нашей дачи,

Но это – вилла!

За целый день – дождя ни капли,

А ночью – ливень.

Где я застыла в ярком кадре

На фоне лилий.

Лилины кошки

Среди сумасшедшего летнего шума,

Детей на площадке и многоэтажек

Ворчали соседки: «А эта – безумна,

Ведь ей шестьдесят или семьдесят даже.

Смотри, одевается будто девчонка:

Короткие юбки и туфли на шпильках».

И шепотом в ухо друг другу о чем-то,

И вслух: «Непутевая, все-таки, Лилька!»

Наверно, про мужа шептались, про дочку,

О детском недуге и скором разводе.

Соседки – на лавочках, в кофтах-платочках.

А там, у распахнутой двери напротив

Стояла, осанкой почти балерина,

Распущены волосы – рыжие волны,

С какими-то плошками, банками – Лиля,

И дюжина кошек – голодных, довольных —

Ее окружали и терлись хвостами,

Тянулись к лодыжкам, урчали – роскошна!

А дети… внезапно играть перестали

И кинулись к Лиле и лилиным кошкам.

Будет счастье

Когда исчезнет в доме свет

Под самый вечер в выходные,

Ты скажешь: «Это там, в Москве,

Опять беснуется стихия».

А до Москвы три сотни вёрст

От Городца, где наша дача.

Отвечу: «Ты бы дров принёс

И растопил камин пожарче!».

Сама же с тоненькой свечой

Пойду проведать дом уснувший,

Дверной косяк задев плечом

И на ступеньках поскользнувшись.

Тугие свитки бересты

Заброшу в пасть открытой топки.

«Как романтично!», – скажешь ты,

Рассыпав спички из коробки.

Огонь запляшет в чугуне,

Хватая белые поленья.

А ты нальёшь себе и мне

Бордово-пряного глинтвейна.

Свеча в стакане – на столе,

И две – в подсвечнике напольном.

Такого вечера сто лет

Не выпадало нам обоим…

В час ночи или даже в два

Вернут энергию в посёлок.

Застанут вспыхнувшие бра

Нас в настроении весёлом.

«Ну вот, утихло всё в Москве», —

Ты, тронув пальцем выключатель,

Погасишь в доме лишний свет.

И будет счастье. Будет счастье.

Скоро новолуние

Скоро новолуние. Торопится

Месяц завершить свои дела.

Золотом подкрашивает рощицы,

Думает – поляны застилать

Листьями березы или ясеня?

Стоит ли добавить красноты?

С месяцем растаявшим – согласнее,

Кажется, становишься и ты.

Реже возмущаешься «внезонами» —

Главными уловками мужчин.

Ищешь в гардеробе межсезонное —

Шали, кардиганы и плащи.

Медленнее, медленнее, медленней,

Словно в полуяви-полусне,

Спариваешь пуговицы с петлями,

Кистью продеваешься в браслет…

Скоро новолуние. Кончается

Летнее безумство и азарт.

В форточку закрытую отчаянно

Бьется голубая стрекоза.

Меняю

Меняю черный зонт на пляжный,

На босоножки – сапоги.

Октябрь! Давай с тобой попляшем,

В тебе такой артист погиб!

Меняю осень на субтропик,

И на поступки – все слова.

Октябрь! Давай напишем строки,

Ведь ты умеешь рифмовать!

Меняю среду на субботу,

И все иллюзии – на явь.

Октябрь! Давай откроем ноты

И сядем вместе за рояль!

Меняю хмарь на кучу блёсток,

«Местами облачно» – на синь.

Октябрь! Пойдем на перекрёсток

Ловить свободное такси!

Там, на двадцатой параллели,

Где море – плыть не переплыть,

Октябрь! Ты просто не поверишь,

Каким ещё ты можешь быть!

Раскроем карту

Раскроем карту на полу —

Ну где он, Рим-то?

На чайной чашке – поцелуй

(Картина Климта).

На стенке круглое панно —

Там в колеснице

Рамзес Второй… Настала ночь,

И нам не спится.

Что города, что имена —

Многоэтажны.

Поставь Вивальди «Времена…»

И «август» – дважды.

Он живет на Фонтанке

Н. С.

Он живет на Фонтанке, где, может быть, вечером

даже в самую серую злую погоду —

кем-то узнана, кем-то совсем не замечена,

ходит Анна, известная профилем гордым.

Он живет в Петербурге полжизни, наверное,

или меньше, сознательной – точно, полжизни.

Подружившись с мостами, проспектами, скверами,

отправляет на родину нежные письма.

Он, вернувшись с работы, читает Аврелия,

разжигает старинную печку лучиной…

Это странно, но мы не совпали по времени

и еще по каким-то нелепым причинам.

Все разъезжаются

Все разъезжаются – кто в Питер, кто в Москву,

А кто и дальше, места много на земле.

Живут на съемных, налегают на фастфуд

И строят планы на ближайшие семь лет.

Все возвращаются – кто в Кимры, кто в Торжок

На выходные, Новый год и просто так.

Потом целуются и пьют на посошок,

И у порога гладят старого кота.

Тем, кто вернется окончательно – не всем

(Из них едва ли половина или треть),

Опять захочется прогулок и бесед,

И городок свой хорошенько рассмотреть.

Пашка

Иногда попадаются старые письма

То в коробке конфетной, то в груде бумаг.

Вот одно… Неразборчиво штемпель оттиснут.

Почерк с круглыми буквами: автор – добряк.

Это – мне. Адрес юности. Индекс исправлен.

В адресате – вэ/че, зашифрованный код.

А в конверте лежит фотография парня.

Память – вспышкой: Афган, ВэДэВэ, вертолет.

Не жених и не брат. Так, знакомый случайный.

Приезжал на побывку. Про службу – молчок.

Две недели спустя я письмо получаю.

(Провожал до квартиры и номер прочел).

Он писал мне с войны. Молодой, бесшабашный.

Сам туда напросился – характер такой.

Тридцать лет позади. Где ты? Жив ли ты, Пашка?

Не замеченный мною реальный герой.

2. Стихи прошлых лет

Когда мы были с ним на Вы

Когда мы были с ним на Вы,

Хватало неба синевы,

Казался слаще пахлавы

Тот вкус прелюдий.

Когда мы перешли на ты,

Он перестал дарить цветы,

Я сшила шторку из фаты,

Настали будни.

И мы ослепли как кроты,

Мы не стеснялись наготы

И отрастили животы

Совсем некстати.

А перейти опять на Вы

Не получается, увы.

Хоть на плечах две головы —

Ума не хватит.

Тихой сапой

Словно в той смешной рекламе,

Говорил он ей: «Я – к маме».

И, зажав кулак в кармане,

Уходил на три денька.

Что же, к маме, значит, к маме.

В жизни много всяких маний.

Под полой не пряча камень,

Отпускала муженька.

Принимала двадцать капель,

Упражнялась в «тихой сапе».

Ей бы тоже съездить к папе —

Позабыла старика…

Обернулась в легкий штапель,

Повертелась в новой шляпе.

И, сказав ему: «Я – к Папе»,

Укатила в Ватикан.

С десяти и до вечера

В. А.

С десяти и до вечера день-деньской

Несмотря на политику и погоду

Ты работаешь в маленькой мастерской

Постоянным клиентам своим в угоду.

Что-то чинишь, паяешь, наводишь блеск,

Отжигаешь, шлифуешь, скрепляешь звенья;

Имена гравируешь чужих невест

И спасаешь события от забвенья,

Вырезая орнаменты важных дат;

Драгоценные камни сажаешь в «лапки».

Ты берёшься за всё и почти всегда,

Даже если и дело в простой булавке…

Не успел оглянуться – и дню конец.

Ждут хозяев сверкающие браслеты

И серёжки, и много цветных колец.

А тебя на крыльце поджидает лето.

Мустанг

Мужчина – это же мустанг,

Да и к тому же, иноходец.

Мужчину нужно отпускать,

Пока еще на что-то годен.

Пока в достатке – кобылиц,

Ахалтекинских и вестфальских,

И с ними разных небылиц,

Что сосчитать не хватит пальцев.

И, чтоб не слышать – я устал,

И, чтоб не мучило апноэ,

Мужчину нужно отпускать

На все четыре и в ночное.

Ну сколько там пройдет часов?

Дел переделается куча.

Пожалуй, я сплету лассо.

Но это так, на всякий случай.

Брошка

Вот на тумбочке брошка:

Кот и рядышком кошка

С ожерельем на шее.

И они в отношениях —

Зацепившись хвостами,

Неразлучными стали.

Я ношу их на платье,

Если нужно скреплять мне

Две полы без застежки.

А коту-то и кошке

Хорошо так сидится

На вискозе, на ситце

И в тепле кашемира.

Отвернулись от мира,

Сделав платье поуже.

И никто им не нужен.

Век тому назад

– Однако, сборы слишком долги, —

В прихожей стоя, ты сказал.

А я, снимая свитер с полки:

– Представь, что век тому назад

Я надевала б кринолины

И со шнуровкою корсет.

И бант завязывала длинный,

Крепя его к своей косе.

Штук тридцать пуговиц пришлось бы

На тесной блузе застегнуть.

Из уст моих лились бы просьбы:

Поджать, поправить, затянуть.

Еще чулки, подвязки, ленты

И потайных застежек ряд,

Вуаль, перчатки… Это летом.

Зимой сложнее был наряд.

Но мне в подробности вдаваться

Не хватит времени теперь.

«Мадам изволит одеваться», —

Летел бы голос через дверь.

Теперь-то что! Кроссовки, джинсы,

Липучки, молния-замок, —

И продолжаю копошиться,

А ты испуганно замолк.

Захарка

Потише голос! И не шаркай.

Да не ходи туда совсем —

Там спит на стуле кот Захарка,

Сопя и дергаясь во сне.

Он раньше днями где-то бегал

И ночевал среди трухи.

Не знал ни завтраков-обедов,

Ни человеческой руки.

Теперь лежит, прибитый снами

Про псов, мышей и гаражи,

Про этот дом, в котором с нами

Ему понравилось бы жить.

Ты приходишь

Когда ты приходишь по делу, без дела,

Когда моего ты касаешься тела,

Когда затухает твоя сигарета,

Когда говоришь мне о том и об этом,

Когда опускаешь на блюдечко чашку,

Когда за тобой наблюдаю молчащим,

Когда ты смеёшься и смотришь лукаво,

Когда разливаешь вино по бокалам,

Когда загрустишь, на звонок отвечая,

И даже когда, отказавшись от чая,

Ты резко встаёшь и уходишь поспешно,

Я чувствую невыносимую нежность…

Детское

У нас в детсаде выпускной,

Но я рыдаю —

Не выпускается со мной

Сергей Радаев.

Перечисляют имена,

Кто на год младше.

А я в Серёжку влюблена.

Стою и плачу.

Мы с ним в морской играли бой,

Писали мелом.

Он и на ритмике был мой

Партнёр бессменно.

Когда поранилась гвоздём,

Он пел мне песни.

Я так мечтала, что пойдём

Мы в школу вместе.

Он лучший друг, и у него

Причёска – ёжик.

А мама: «Будет миллион

Таких Серёжек!»

Город изменился

Смеется солнце, провожая дождь,

раскидываясь рыжими лучами.

А ты идешь по улице, идешь

и, кажется, не сразу замечаешь,

что город изменился, на лицо

основу нанеся для макияжа,

и выглядит не старым мудрецом,

а юношей, одевшимся винтажно.

Закатывает Волга рукава,

полощет недостиранное небо.

И в том, как пробивается трава,

есть что-то от небритости трехдневной.

Капитан без корабля

Я влюбилась капитально:

Сайт знакомства в октябре

Мне подбросил капитана

Дальних плаваний и рек.

Оказался он красавцем,

И рассказчик – ничего.

Мы болтали с ним по скайпу

Между вахтами его.

А когда пришел на сушу

Мой любимый капитан,

Пригласил меня на суши

В близлежащий ресторан.

Рассмотрев его поближе,

Я была удивлена —

Он меня и ростом ниже,

И в щетине седина.

Говорил он не про море,

Не про чувства, не про нас,

А про то, чем руки моет,

Про ботинки и про таз.

Приземленным слишком был он —

Капитан без корабля.

Так его я разлюбила

В середине ноября.

Все как обычно

Ты ничего не говорил,

ты просто чаю заварил,

две чашки кипятком обдав,

все как обычно, как тогда…

нарезал дольками лимон,

и тостер перевел на «on»,

и банка меда на столе,

а мы не виделись сто лет.

За окнами шалил июнь,

входило лето в колею…

И долго остывал мой чай,

и хорошо, что ты молчал.

Сумерки

Сумерки… Вещи теряют цвета.

Всё постепенно становится серым.

На остановках царит суета.

И суета в переходах подземных.

Люди с похожими лицами ждут.

Люди спешат одинаковым шагом,

По интуиции выбрав маршрут,

От нетерпенья друг другу мешая…

Сумерки будут не только у дня.

В сумерках жизни и сумерках счастья

Очень непросто увидеть, понять,

Кто безразличен, а кто сопричастен…

Немножко про меня

Моя «стрельцовская» душа

Была зачата где-то в марте.

Она сидит на первой парте

И вам внимает, чуть дыша.

Она глядит всегда в нутро,

Не видя ваших оболочек.

Она не любит проволОчек

И этих смыслов между строк.

Она не встанет на дыбы,

Билетик вынув несчастливый,

А просто будет ждать прилива

На берегу своей судьбы.

Без лжи

Мы всё откладывали жизнь —

Сомненья, страхи, дележи.

Мы думали – сейчас… вот-вот

Нам выпадет счастливый лот.

Мы не сумели полюбить.

То воду начинали пить

С лица, то побеждал расчёт.

И жизнь нам выставила счёт.

Мы не успели повзрослеть,

А впереди осталась треть.

А впереди осталась жизнь…

Без лжи…

На диване

Довольно, я тебя устала слушать,

нет времени, да я и не психолог.

Хорошую ты бросил ради лучшей,

а вышло – поменял тепло на холод.

Хорошая давно уж надоела,

а лучшая не хочет подчиняться.

Всё это – не моё, кошачье дело,

и ночь уже, без четверти двенадцать.

А ты жестикулируешь и злишься,

но я терплю, покрывшись мелкой дрожью.

Пойми, ты оказался третьим лишним,

и рядом нет ни лучшей, ни хорошей.

И нам с тобой пора расставить точки, —

мурлычу я, беспомощно зевая.

Я просто кошка – твой подарок дочке,

позволь мне растянуться на диване.

По всем мостам

Покровитель мой, Юпитер,

Говорит, что час настал —

Мне пора вернуться в Питер

И пройти по всем мостам.

Бросить в чижика монетку

И в ответ услышать «звяк» —

Значит, сбудется. На Невском

Утонуть в толпе зевак.

Посетить собор Казанский,

Постоять там со свечой.

Ненароком оказаться

На трамвайчике речном.

И на Зимнюю канавку

Заглядеться в сотый раз.

Наконец, узнать, кто автор,

Из обрывков чьих-то фраз.

На Дворцовой – в позе «лотос»

На булыжники присесть.

Сделать вычурное фото

И отправить сразу в сеть…

Город строгий, город грустный,

Ты не меньше нас устал.

Мне пора к тебе вернуться

И пройти по всем мостам.

Вечный город

Здесь в июльские дни

душно.

У фонтанов ловлю

свежесть.

Этот город вошёл

в душу.

Много сотен назад

те же

Были стены здесь и

камни.

И стремились к богам

сосны.

Этот город такой

давний.

И не будет ему

сносу.

Этот город шумит

ульем.

Укрываясь в тени

арок,

Вспоминаю тебя,

Юлий,

Месяц твой для меня

жарок.

По брусчатке иду

гордо.

Фрески память мою

будят.

Говорили: «Стоит

город —

Значит мир наш стоять

будет!»

Вне зоны

Поселившись «вне зоны»,

Я косила газоны

И плоды по сезону

Собирала к зиме.

И с цветами вазоны

Расставляла узорно

(Что не очень резонно

На крестьянской земле).

Где-то плавился город,

Слишком шумен и дорог,

Там «плечо и опора»

Тосковал без меня…

Он приехал на «скором»

С огоньком и задором,

Но часов через сорок

Не осталось огня.

Он сказал мне спросонок:

«Слишком много озона,

Я другого фасона —

Урбанический тип».

Подняла ему вОрот

И отправила в город.

Погрустить бы, да впору

За брусникой идти.

Берет и Чероки

Все очень просто. В ноябре

Меняешь тоненький берет

На капюшон с опушкой.

И так идешь по ноябрю,

Немного замкнут и угрюм,

Как будто что-то скушал.

Планете нашей не с руки

Менять привычные круги —

Орбита есть орбита.

И ты бежишь по холодку,

Скользишь ногами по катку

И жмешь к себе обиду.

На что обидеться – не труд

Придумать сразу поутру,

Диапазон широкий.

А ты мечтаешь – в декабре

Надеть любимый свой берет

И сесть за руль «Чероки».

Ноябрь пропляшет тридцать дней,

Ему, конечно же, видней,

Что ничего не светит.

Декабрь навалит снег и лёд,

Трамвай к ногам тебе толкнёт,

А ты стоишь в берете.

Об относительности

Вообще, я знаю физику не сильно.

Но помню, есть теория одна,

По ней я относительно красива

И даже относительно умна,

Согласно той теории ты тоже

Высокий и брутальный (для меня).

Еще ты относительно надежен

В том смысле, что не будешь изменять.

Все в жизни относительно – и правда,

И сила, и богатство, и успех.

И самая высокая награда,

И самый страшный в зАповедях грех.

Понять все относительно не трудно,

Запомнит эту истину любой.

Ты спросишь: «Ну а что же абсолютно?»

Задумаюсь. Наверное, любовь.

По белому

По белому писать всегда легко

И розовым, и синим, и зеленым.

По белому не страшно босиком.

На белом – благоденствие влюбленным.

На белом оживает кинофильм.

По белому ложится строчка ладно.

Без белого не будет русских зим.

От белого и в зной идет прохлада.

По белому легко писать цветным,

Закладывая паузы в пробелы…

На черном можно видеть только сны.

По черному напишешь только белым.

О зиме и смысле

Как ветер снег бросает с крыш,

Как вдалеке ползет автобус,

Я только написать готовлюсь,

А ты меня уже коришь,

Что эти строки ни о чем,

Что я не вкладываю смысла

И где-то там опять зависла…

А у меня бегут ручьем

Слова. Рифмуются, спешат

Нарисовать декабрьский вечер:

Вот застывает лед на речке,

Вот наполняется ландшафт

Какой-то новой сутью – зимней.

А файлы осени – в «корзине».

И твой укор рождает смех —

Какой ты ищешь смысл в зиме?

Рецепт

А из лекарств – шиповник дикий,

Залитый на ночь кипятком.

И вот еще: щепоть гвоздики

И ложку меда – в молоко,

Перемешать и в теплом виде

Принять вовнутрь. Такой рецепт.

Простить того, кто вас обидел.

Хранить улыбку на лице.

Подумать о высоком самом.

Не отвечать на телефон —

Охрипший голос и гнусавость

Звучат не очень комильфо…

Услышать музыку. И в руку

Цветные взять карандаши.

Переплетенье чудных звуков

Ловить в динамиках души.

И… пробудиться, пробудить ли

Иную жизнь. Рецепт готов:

Гвоздика, мед, шиповник дикий,

Молчанье, музыка, любовь.

А звезд на небе

А звёзд на небе – миллионы.

Не спится ночью

Трамваям, кошкам и влюблённым —

На нервной почве.

И в круглосуточных аптеках,

Где всё по полкам,

Не спится строгим фармацевтам —

Из чувства долга.

Еще не спит разносчик пиццы —

Полно заказов…

Да мало ли кому не спится

Вот так вот, сразу.

Бежит влюблённый за трамваем,

Пугая кошек.

Аптекарь капли пробивает

В своём окошке.

Заказчик получает пиццу —

«Не надо сдачи!»

А мне всё это просто снится

В лесу на даче.

Вчера, сегодня завтра

«Вчера» – немного близоруко.

Сентиментально. Не спешит.

«Вчера» идет всегда по кругу

Под звуки вальса «ностальжи».

«Сегодня» – кратко, деловито.

Везде пытается успеть.

Борясь с привычками и бытом,

Провозглашает: «За успех!»

А «Завтра " – дерзко и отважно.

Сидеть не любит взаперти.

Оно на лодочке бумажной

Плывет по млечному пути.

«Сегодня» выпадет из моды

С винтажным прозвищем «Вчера».

И «Завтра» сменит на «Сегодня»

Свой статус с самого утра.

Звоню тебе

Я звоню тебе с дурацкими вопросами,

Отражаясь некрасиво в зеркалах.

Я стараюсь не касаться этой осени,

Начиная по привычке – как дела?

Ты смеешься из другого измерения —

Дел по горло, только времени в обрез.

Но на вежливость тебе хватает времени,

И в вопросе неподдельный интерес.

Самочувствие? Такое же – вчерашнее.

И за окнами картинки не бодрят…

Это я твое внимание выпрашиваю,

Погружаясь в одинокость ноября.

Дружить

Путь трамвайный в конце концов

Городское замкнёт кольцо.

Пробегает по кругу жизнь,

Мы друг другу сейчас нужны.

На конечной сажусь в вагон.

Ты готов за меня в огонь,

Я могу до тебя – пешком

И в окно запустить снежком.

Разговорами до утра

Лечим души свои от ран.

Пробегает по кругу жизнь.

Мы умеем с тобой дружить.

Богема

Ну, как ты, хозяин, ишачишь?

Иль службу несёшь королю?

А я из семейства кошачьих —

Свернулась клубком и дремлю.

У кошки какие проблемы —

Была б только пища и кров.

А я из породы богемной,

Устроилась в жизни хитрО.

Какие у кошки задачи —

Встречать-провожать у двери.

Ещё не попасть под раздачу,

А если попала – замри.

И в общем-то жизнь неплохая.

В лесу вот родне каково?

Хозяин прошлёпал, вздыхая —

Пойду успокою его.

Дурочка

Все восклицают: «Ты же умница!»

Да им бы только в уши петь.

А я хочу (без злого умысла)

С тобой немного поглупеть.

Ведь от любви теряют голову,

И «крыша едет» иногда.

Душа расплавится как олово,

И сердце ёкнет словом «да».

И будешь ты в чалме и с дудочкой,

Я буду виться как змея.

Воскликнут все: «Ну ты и дурочка!»

– Вот именно! – скажу, смеясь.