Текст книги "Кулон с ее именем"

Лавка, в которую мы с Генри зашли, была такой уютной и маленькой, что я подивилась, сколько же в ней любопытных вещиц. И различные антикварные статуэтки, и старые книги в поблекших переплетах, и диковинные инструменты, назначение которых я так и не смогла разгадать. А в самом углу я увидела вещь, поразившую меня до глубины души. Она сразу напомнила мне Эмбер. Смычок, такой изящный, что, кажется, он сейчас развеется в воздухе, словно мираж. Но стоит взять его в руки и понимаешь, насколько он крепкий, насколько несгибаемый. Приглядевшись, я увидела рисунки. Смычок весь был ими покрыт. Не знаю, чем они нанесены, но у меня появилось ощущение, что они будто созданы вместе с деревом, из которого сделан инструмент. Девушка с развевающимися на ветру волосами и луком в руках. Моя маленькая сестричка-воин. Я не раздумывала ни секунды. Попросила у Генри денег – отдам их, как вернусь домой (не хочу чувствовать себя обязанной, хоть он и говорит, что это подарок) – и тут же купила смычок. Предвкушаю, как буду дарить его Эмбер. Как же мне ее не хватает. Но я бодрюсь, а смычок будет еще больше придавать мне сил, напоминая о скорой встрече.

Том тоже не остался без подарка. В той же самой лавке я наткнулась на потрясающую воображение фигурку дракона. Его чешуя ярко-красная, с редкими всполохами оранжевого, а на солнце он сверкает золотом. Змееподобное туловище выполнено настолько правдоподобно, что мороз по коже идет и кажется, что дракон сейчас раскроет крылья и полетит. Том будет в восторге от его глаз – обсидиановые, они поблескивают в лучах солнца. Но меня покорили крылья дракона. Огромные, они раскрыты за его спиной, но, на удивление, в этом жесте не чувствуется угрозы. Наоборот, дракон словно наслаждается потоками ветра, гладящими перепончатую поверхность крыльев. Не знаю, может ли такому существу подходить слово миролюбивый, но дракон именно такой. Впрочем, я уверена, Том найдет способ устроить битву между ним и генералом Джефферсоном.

Однако резь в желудке и его настойчивое бурчание не дали нам сполна насладиться диковинками в лавке. Генри отвел меня в таверну, и все было прекрасно ровно до того момента, как разносчица еды не рассказала нам местную сплетню. Мол, море бороздят пираты, продавшие душу дьяволу и водящиеся с сиренами. Кракены – вот как их называют. По словам той девушки пираты в жестокости не уступают морскому чудовищу, в честь которого названы. Она в красках описала нападение на пару кораблей, на останки которых приплыли сирены в поисках моряков, что можно будет утянуть на дно. Девушка также сообщила, содрогаясь при каждом слове, что те, кого убили Кракены, становятся их верными слугами, их не упокоенные души готовы прийти на помощь пиратам при первом зове. Тех же, кому повезло выжить, до конца жизни преследуют сирены.

Слава Богу, хозяин заведения увел ее. С каждой сказанной ей фразой во мне росло гнетущее предчувствие. И на душе с тех пор неспокойно, я не могу перестать думать об этом.

Пираты, сирены… Быть может, все это просто байки, глупые сказки, и все же что-то подсказывает мне, что в этих рассказах есть крупицы истины. Едва уловимая правда, настолько плотно переплетшаяся с ложью и суевериями, что их уже не разделить.

Сейчас, в тишине трюма, наедине с собой, я слышу смех Генри в ответ на слова девушки. Такой нервный, полный потаенного страха смех, на самом деле кричащий о нежелании человека признавать свои опасения. Признавать то, что сказки, от которых он привык отмахиваться, могут быть реальны, а опасность в лице славящихся своей жестокостью Кракенов – осязаемой.

Генри… Он такой милый, обаятельный. Да, в первую встречу я сказала ему, что он стал другим, но это была неправда. Генри остался все тем же парнем, которого я полюбила несколько лет назад. Парнем, боящимся своих родителей, подчиняющимся им во всем и чувствующим, как груз ответственности давит на плечи, но все равно выбравшим меня себе в жены. Невзирая на слезливые протесты матери и грозные заверения отца – уважаемого капитана, свободно входящего в дома титулованных особ Лондона, – что он обязательно пожалеет о том, что ослушался их. Он все равно выбрал меня. Это был все тот же любитель персиков, тихо напевающий какую-нибудь балладу при работе. Генри не изменился. Но изменилась я. Что-то внутри меня сломалось, было безвозвратно утеряно, и я уже не уверена, будет ли он продолжать любить меня, зная об этом. Будет ли любить меня, если я прекращу притворяться той, кем была во время нашей последней встречи. Кем он привык меня видеть.

Я вижу, что он старается. И мне стыдно, что я отталкиваю его, отвечаю слишком грубо или, наоборот, молчу. В этом я похожа на Эмбер, и это выводит меня из себя. Ненавижу моменты, когда сестра становится такой. Неприступной. Ощетинившей свои иглы.

Я тоже стараюсь. Понимаю, что несправедлива к Генри, но нередко у меня против воли возникает вопрос: а люблю ли я его? Это ужасно и низко. Но иногда, когда мне кажется, что все начало налаживаться, что мои чувства окрепли, а сомнения – растворились в предрассветной дымке, он выдает что-нибудь такое, что во мне моментально вспыхивает четкое осознание: он не понимает. Не понимает всего, что я пережила, на что пошла, чтобы продержаться на плаву и защитить Эмбер с Томом. Он не подозревает о том, что мне приходится красть, и уж тем более не знает, как мне гадко воровать, а после улыбаться и лгать Эмбер, а потом обнимать Тома руками, грязными от украденных вещей.

Генри опять спрашивал про родителей. Про то, как они умерли. Мягко, ненавязчиво. Он хотел поддержать меня, но я разозлилась. Не хочу об этом говорить. Воспоминания приносят лишь боль. Не могу вспоминать их распростертые тела и остекленевшие глаза без того, чтобы не почувствовать пустоту в душе. А образ бегущего прочь китайца вызывает ярость, как будто весь огонь ада заключен во мне. Огонь, готовый разрушить все на своем пути. Тоска по родителям разъедает мне душу, но там же горит и злость. Злость на них и зачем-то понадобившийся им тайный документ прямиком из Китая. Свиток, за которым послали убийцу и секрет которого так и не стал известен нам с сестрой. Злость на себя за то, что задержалась на рынке, болтая с подругой. На то, что не обратила внимания на выпучившего глаза китайца, со спокойствием идущего с бумагой в руке. Прочь от моего дома. Злость на весь мир, которому было наплевать на то, что вся моя жизнь рухнула.

Я не хочу вспоминать. Не потому, что я боюсь или хочу оставить все в прошлом, двигаться вперед, как думает Эмбер. Воспоминания и заключенные в них чувства сожгут меня, оставят лишь тонкую, пустую оболочку. И ничего больше.

Генри этого не понимает. Он и не может этого понимать, даже Эмбер не понимает этого, а ведь мы с ней – самые близкие на свете люди. Но от волнения в его глазах мне становится тошно. Он словно хочет завернуть меня в одеяло, посадить у камина, дать чая и решить все мои проблемы без меня. Сказать, что все сделает сам, а мне остается лишь расслабиться и наслаждаться возможностью жить, не задумываясь о проблемах. Жить так, как будто я не знаю, что такое лишения.

Так и хочется закричать, что я и сама могу разобраться. Что я хочу решить свои проблемы сама. Я буду лишь рада, если он мне поможет, но не заменит меня. Не пройдет мой путь вместо меня. Генри кажется это странным. Неправильным. Он не принимает моего стремления к самостоятельности, ставшей глотком свежего воздуха. Думаю, только возможность поступать так, как хочется только мне, – единственное, что меня радует в новой жизни. Я сама себе хозяйка. А с Генри я чувствую, что меня снова загоняют в клетку. И это разбивает мне сердце.

Слышу, как кто-то подходит к люку. Пора гасить свечу, чтобы меня не обнаружили. Надеюсь, я буду читать эти строки своим с Генри внукам уже будучи старой женщиной, повидавшей многое и прошедшей всю жизнь с высоко поднятой головой. Не потерявшей себя.

Глава 13

Косо падающий в окно луч солнца вынудил недовольно пробормотавшую что-то в полудреме Эмбер нахмуриться. Отвернувшись от окна, девушка обняла руками подушку, но сон, спугнутый рассветом, безвозвратно ушел. Тело медленно просыпалось, и Эмбер лениво зевнула. Приподнявшись, она взглянула в окно и сладко улыбнулась. Воскресное утро выдалось на редкость солнечным, и девушка надеялась, что таким день и будет. Эмбер потянулась, разминая мышцы в томно-слабом после ночи теле, и слегка застонала.

«Сегодня надо много всего сделать, – девушка встала и скинула ночную рубашку, тут же покрывшись мурашками, – надо зайти к мадам Веретемир, начать вышивку с Сиреной. Но прежде всего сходить в порт. Надеюсь, мне удастся отыскать тех моряков, о которых говорил мистер Мейсон».

Эмбер, ежась от не успевшего прогреться после ночи воздуха, быстро надела повседневное платье и заплела волосы в косу, позволяя каштановым прядкам спереди щекотать щеки. На цыпочках она подкралась к комнате Тома и чуть приоткрыла дверь, но, услышав посапывание брата, с улыбкой затворила ее.

Спустившись по тихо поскрипывающим ступенькам на первый этаж, Эмбер прошла на кухню. Есть не хотелось совершенно, и девушка решила не неволить себя: приемы пищи при ранних подъемах всегда вызывали у нее тошноту. Эмбер налила в надтреснувшую старую чашку, из которой пила с самого детства, воды и задумчиво отпила. Она чувствовала в себе клокотание энергии, хотелось сделать что-то, не сидеть, сложа руки.

Раздавшийся мужской голос вывел ее из раздумий, и Эмбер мгновенно узнала в нем хрипловатый баритон Виктора. Решив, что необходимо поздороваться, ведь они теперь будут жить под одной крышей, девушка быстро допила воду. Эмбер охватило странное волнение, о причине которого она постаралась не задумываться. Но, сделав шаг вперед, девушка слегка помедлила, когда голос затих. В голове молнией проскочила мысль: если она тихо выйдет через заднюю дверь, то сможет избежать встречи с Виктором. Эмбер не понимала своих чувств к нему и не желала встречаться с мужчиной, пока не разберется в себе. Она не могла отрицать того, что Виктор привлек ее внимание, задел какие-то струны в душе. Но и забывать о том, что они не знакомы, что она помолвлена с другим, несмотря на любовь к Говарду, Эмбер не могла. Все было слишком запутано.

Тяжело вздохнув, девушка поставила чашку на стол. Избегать мужчину вечно она, конечно, не сможет, но сейчас Эмбер была еще не готова к встрече с ним. Девушка уже было направилась в сторону задней двери, как вдруг раздался еще один голос, заставивший ее застыть в оцепенении. Желание сбежать стало еще сильнее, но Эмбер, пересилив себя, повернулась и пошла в гостиную.

Как она и ожидала, Джастин вальяжно развалился на кресле и с нескрываемым любопытством рассматривал Виктора. Тот же, напротив, демонстративно не смотрел на мужчину и читал книгу, медленно перелистывая страницы. Его взгляд перебегал со строчки на строчку, но Эмбер была готова поклясться, что он не вникает в слова: под таким внимательным взглядом трудно сосредоточиться. Джастин, заметив девушку, встал, и его пухлые губы изогнулись в улыбке.

– Любовь моя, – протянул мужчина, и девушке стоило большого труда, чтобы не скривится.

«Успокойся, ты знала, на что шла и сама дала ему свое согласие», – напомнила себе Эмбер и изобразила на лице приветливую улыбку.

– Джастин. Виктор.

Мужчина, отложивший книгу при ее появлении, встал и кивнул.

– Эмбер, доброе утро, – он слегка улыбнулся, но эта улыбка не затронула его глаз.

Девушка слегка склонила голову, и ее взгляд переметнулся с Джастина на Виктора и обратно. Жених явно сказал ему что-то, только вот что именно и почему Виктор выглядит так, словно его что-то разочаровало. Эмбер выпрямилась и сделала глубокий вдох.

– Что ж, Джастин, раз ты здесь, пойдем в город, – девушка кивнула Виктору и степенно вышла из комнаты, хотя ей хотелось выскочить из нее, как пробке.

Джастин нагнал ее уже в коридоре.

– Дорогая, ты разве не рада меня видеть? – спросил он, складывая брови домиком от притворной обиды.

– Что ты ему наговорил? – совершенно игнорируя вопрос Джастина, произнесла Эмбер.

Она сама не могла понять, почему ее так волнует, что мог сказать о ней Джастин Виктору, но эти мысли не давали девушке покоя. Они роем пчел кружили над ее головой, жаля различными предположениями.

Джастин усмехнулся и небрежно провел по густым каштановым волосам рукой, а после издевательски медленно ответил:

– Я не сказал ему ни слова лжи.

– Ты? И не сказал ни слова лжи? – Эмбер холодно фыркнула, – кого ты обманываешь, Джастин?

– Тебя так волнует, что я ему сказал? – мужчина хищно склонил голову, и на его губах заиграла хитрая улыбка, – с чего такой интерес? Помнится, раньше ты не задумывалась о том, что я говорю твоим знакомым. Или это не просто знакомый, а?

– Он сын мистера Найтингейла, – отрезала Эмбер так, как будто этот факт все объяснял, – не хочу, чтобы у него сложилось неправильное впечатление обо мне. Нам жить с ним под одной крышей, и меня не прельщает мысль, что он будет судить меня по моему будущему мужу.

Джастин усмехнулся.

– А ты хороша, Эмбер. Давно я не видел такую притворщицу. Строишь из себя тихоню, этакую святошу, а за моей спиной развращаешь красавчика торговца. Еще и мне что-то говоришь!

– Я его не развращаю, – прошипела Эмбер, в последний миг понимая, что совершила ошибку.

– Да? Может, ты развращаешь кого-то другого? Или тебе не понравилось это слово? Как это теперь называется? – любезно поинтересовался Джастин, не сводя с девушки холодных зеленых глаз, в которых сейчас прыгали бесенята, – заводишь интрижку? Амурничаешь?

«И как я только за все время знакомства с ним еще умудряюсь реагировать на его колкие слова?» – невольно задалась вопросом Эмбер и закатила глаза. Она быстро догадалась, что Джастин не сказал Виктору ничего, порочащего ее имя, поэтому потеряла интерес к разговору и пропускала слова мужчины мимо ушей.

– Но вкус у тебя, любовь моя, однозначно есть, – хмыкнул Джастин, – причем отменный. Хотя на мой взгляд, твоему фавориту не хватает изящества, аристократизма. На медведя он чем-то похож.

«Ну хоть не на лягушку, в отличие от некоторых», – мысленно парировала Эмбер, все же признавая, что не может игнорировать Джастина и все равно слушает его разглагольствования.

– Однако, возможно, его опытность в любовных утехах совершенно затмевает этот недостаток, – Джастин испытующе глянул на словно высеченное из мрамора лицо Эмбер, которое ничего не выражало, – скажи-ка, дорогая, как он делает тебе приятно? Сама понимаешь, я спрашиваю не из праздного любопытства – по правде, меня абсолютно не интересует этот вопрос. Однако вскоре мы станем законными мужем и женой, и мне не хочется становиться жестоким мужем, думающим лишь о собственном наслаждении.

– То, что ты спрашиваешь о таком, похвально, – Эмбер приподняла уголки губ в равнодушной улыбке, которая спустя миг стала ироничной, – однако мне кажется странным, что ты задаешься таким вопросом. Я думала, при таком количестве пассий ты чему-то да научился. Как жаль, что я ошибалась. Видимо, любовник из тебя тоже бездарный.

– Тоже? – сощурился Джастин, наступая на девушку, – и в чем же я еще бездарен, дорогая?

– Тебе по нарастающей или в алфавитном порядке? – невинно хлопнула глазами Эмбер, но ее губы растягивала едкая улыбка, – а может, в хронологическом?

Девушке показалось, что сейчас она сорвется и скажет то, о чем станет жалеть. Джастин раздражал ее, но девушка не хотела делать ему больно. Даже словами. Она по собственному опыту знала, что нередко за маской скрывается ранимая душа. И за то, что ее жених не относится к таким людям, девушка поручиться не могла.

Отвернувшись, Эмбер направилась к бакалейной лавке, чтобы купить несколько зеленых яблок на завтрак, как вдруг раздался на удивление серьезный голос Джастина.

– Знаешь, мне ведь и правда неприятно знать, что у тебя роман на стороне.

Эмбер выдохнула сквозь плотно сжатые зубы и повернулась. Она уже раскрала рот, собираясь предложить Джастину сначала пересмотреть свой образ жизни перед тем, как предъявлять претензии – тем более, не обоснованные – ей, но не успела.

– Я понял, что был не прав, – быстро сказал мужчина и, удостоверившись, что она больше не собирается его перебивать, продолжил уже медленнее, – скрывать свои чувства не только от тебя, но и от себя, забываться в компании ничего не значащих девок и скрывать истинные эмоции под ядовитой маской. Я пытался оттолкнуть, разочаровать тебя. Надеялся, что с твоей холодностью заморозятся и мои чувства, которые я так не хотел признавать. Это была моя ошибка. Я люблю тебя, Эмбер. Лишь встретив тебя я понял, что такое истинная любовь.

Эмбер застыла, только глаза невольно расширились. Все мысли разом покинули голову, а язык, казалось, присох к небу. Девушка вглядывалась в лицо Джастина, силясь понять, что это: новая шутка или оголенная правда? Осторожно подбирая слова, она медленно заговорила:

– Джастин, я и не подозревала о твоих чувствах. Я…

Эмбер замолкла и сощурила глаза, глядя на расползавшуюся на лице Джастина улыбку.

– Ох, Эмбер, Эмбер, – уже не скрываясь, ухмылялся мужчина, – а ведь ты поверила. В каждое слово! Я, конечно, знал, что ты наивная и легковерная дурочка, но чтобы настолько…

Эмбер хмыкнула, старательно погасив вспышку злости. Хоть она и недолюбливала мужчину, его обман и желание поиграть с ее чувствами неприятно кольнули девушку. Эмбер усмехнулась.

– Я, может, наивная и легковерная, – девушка приподняла уголки губ, обнажая зубы, – но не дурочка. И твоя низкосортная попытка сыграть на моих чувствах провалилась, дорогой. Потому что ты совершил один малюсенький промах.

– И какой же? – вскинув голову, с издевательской медлительностью поинтересовался Джастин.

– Ты показал, что мои слова тебя задели.

Эмбер придала своей усмешке мрачности. Это было не так-то и сложно, стоило лишь положиться на горящую внутри из-за обмана Джастина злость. Не дождавшись ответа, Эмбер взмахнула юбками и направилась к бакалейщику.

***

Они не разговаривали. Съев купленные яблоки, Эмбер с Джастином отправились прогуляться к морю. Мужчина выразил желание поглядеть на недавно прибывший в порт парусник, и Эмбер ограничилась согласным кивком. В конце концов, ей это было на руку.

«А ведь я совершенно забыла, что Джастин должен был сегодня прийти. И кто только придумал эту глупость: встречаться каждое воскресенье? – идя рядом с Джастином, думала Эмбер, – кажется, мистер Койн. Не понимаю, он что, всерьез рассчитывает на то, что мы с Джастином полюбим друг друга, если будем каждое воскресенье проводить время вместе? Бесполезная затея, еще и трата времени к тому же».

Воздух постепенно наполнялся запахом соли, рыбы, дерева и мужского пота. Но все это перебивала свежесть, доносимая легким ветерком со стороны моря. Эмбер с улыбкой втянула в себя воздух, чувствуя, как легкие раскрываются навстречу прохладному бризу.

– Ого, вот это громадина, – присвистнул Джастин, и Эмбер недовольно сморщилась.

Однако, повернув голову в ту сторону, куда смотрел мужчина, девушка и сама едва не ахнула. Многопалубный галеон возвышался над остальными кораблями, и снующие рядом с ним люди казались муравьями. Огромные паруса, сейчас покорно опущенные, едва заметно колыхались на ветру, а изящная корма была украшена затейливой резьбой. Бока галеона щетинились дулами пушек, и Эмбер испытала трепет перед силой корабля в сражении.

– Кстати, жених твоей сестры все еще в море? – спросил вдруг Джастин.

– А что? – перевела на него взгляд недоумевающая Эмбер.

– Разве надо затратить слишком много умственных усилий, чтобы ответить на простой вопрос?

– Да, он все еще в плавании, – Эмбер зло раздула ноздри, представляя, с каким удовольствием скинула бы Джастина с причала в морские волны, – а тебе-то какая разница?

– Да так, – неопределенно пожал плечами мужчина и двинулся вперед, прочь от мощного галеона, но Эмбер, почувствовав неладное, опалила его взглядом.

– Ты никогда не спрашиваешь чего-то просто так, – довольно резко сказала она, – почему ты спросил о Генри, Джастин?

Мужчина, будто не слыша ее вопроса, продолжал идти.

– Хватит.

Эмбер видела, как напряглась спина мужчины. Он остановился, но не обернулся. Так и продолжал стоять к ней спиной, и девушка покачала головой, следя взглядом за занимающимися погрузкой бочек матросами.

– Хватит, – повторила девушка, – мне это надоело, Джастин. Надоели постоянные подколки, язвительные замечания. Может, тебе они и доставляют удовольствие, но не мне. И бегать за тобой я тоже не собираюсь. Если тебе есть что сказать – говори. Нет – я ухожу.

Джастин медленно повернулся, и Эмбер подавила удивленный вздох. С лица мужчины спала всегдашняя маска озорного сердцееда, он вглядывался в лицо Эмбер, и девушка поняла, что впервые видит его нерешительность. Джастин явно раздумывал, стоит ли рассказывать ей то, что ему известно. Наконец Джастин заговорил, раздумывая над каждым словом.

– Одна моя знакомая сказала, что в порт недавно прибывала «Афродита». Ты же знаешь, корабль большой, о нем сразу заговорили. Особенно те, кто живет и работает близко к порту. И… Ну в общем ты как-то говорила, что ухажер твоей сестры служит на этом корабле. Вот я и подумал, может, он Джессике отправил весточку, вот она так неожиданно и исчезла.

Эмбер застыла. В горле разбух ком, мешая глотать. Девушка не знала, что «Афродита» заходила в порт, корабль должен был вернуться только через пару лет. Весточка от Генри… Нет. Эмбер отказывалась в это верить. Джессика не могла бросить их с Томом на произвол судьбы, не могла вот так просто исчезнуть из их жизней.

«Или могла? – подал голос червячок сомнений, – она ведь была безумно влюблена в Генри. Быть может, Джессика захотела хорошей жизни и, как только появилась удачная возможность, ухватилась за нее?»

Эмбер мотнула головой. Какая хорошая жизнь? На корабле ей бы пришлось скрываться, о радостных минутах уединения с Генри не могла идти и речь. Девушка сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Злость на себя за то, что она могла допустить даже мысль о том, что Джесс их бросила, ужалила девушку.

– Это опять твоя шутка? – сощурив глаза, требовательно спросила она, – если так, то это совершенно не смешно. Если только ты…

– Я не вру, – зло перебил ее Джастин. Ему потребовалась пара секунд, чтобы успокоить сбившееся дыхание.

– Я не вру, – уже спокойнее повторил мужчина, – все, что я сейчас сказал – чистая правда.

– Тогда зачем? – тихо проговорила Эмбер.

Джастин мгновенно понял ее вопрос.

– Мы все-таки не чужие друг другу люди, – мужчина пожал плечами и выразительно закатил глаза, увидев скептический взгляд девушки, – тебе плохо. Ты потерянная, как будто… Не знаю, как будто тебя обокрали и ты, вся в долгах, смотришь на дверь, в которую с минуты на минуту должны постучать заимодавцы. Из тебя словно весь воздух выкачали. Джесс же приносила половину дохода, а теперь тебе придется одной тянуть Тома. Ну, до свадьбы. Хотя, если честно, не понимаю, почему тебе не попросить помощи. Но это твое дело. Ну и я подумал, что хуже не будет, если я тебе расскажу про «Афродиту». Может, это тебе как-нибудь поможет, даст какую-то зацепку, ты же ищешь сестру. Что бы ты обо мне ни думала, мне не наплевать на будущую жену.

Эмбер медленно кивнула. В душе все еще возилось сомнение, но что-то подсказывало девушке, что сейчас Джастин говорит правду. Он ничего не выигрывал, говоря ей об этом, его слова не ранили, а значит, она могла бы поверить ему.

– Спасибо, что сказал мне.

Джастин качнул головой и повернулся, собираясь уходить. Но, не пройдя и пары шагов, он вдруг оглянулся, и озорная ухмылка расцвела на его губах.

– И при том, – сказал он, сверкнув глазами, – когда ты страдаешь, у меня такое ощущение, что ты либо зарыдаешь в любой момент, либо сорвешься с цепи и убьешь кого-нибудь. И с большой вероятностью эту буду я. А я еще жить хочу.

Эмбер беззлобно фыркнула. Разжав кулаки, она слегка поморщилась от боли в задеревеневших пальцах. Она не сказала Джастину, что не плакала уже очень давно. Она запретила себе плакать.

– Я сама дойду до дома, можешь не провожать, – растирая ладонь, сказала девушка.

Джастину не потребовалось говорить дважды. Развернувшись, мужчина направился прочь и принялся насвистывать под нос какую-то мелодию. Эмбер посмотрела ему в след и поджала губы, увидев голодные взгляды, которые бросали на Джастина некоторые девушки, просто гуляющие по порту или спешащие по своим делам. Покачав головой, Эмбер в одиночестве побрела по пристани. Ласковые лучи солнца пригревали кожу, но даже они были не в силах разогнать темные мысли, метающиеся в голове девушки. Эмбер укоряла себя за недоверие к сестре, и все же часть ее всерьез задавалась вопросом: а способна была бы Джесс сбежать вместе с Генри? Его родители были против выбора мужчины, и самым логичным поступком для влюбленных был побег, пока разочарованные отец с матерью, сын которых неожиданно вырвался из-под контроля, насильно не женили его на подходящей партии.

«Джессика никогда бы так не поступила, – твердо подумала Эмбер, – она не такая. Даже если бы она захотела уйти с Генри, то предупредила бы нас, я это точно знаю. Джесс, конечно, импульсивная, но не сумасбродная. И уж точно не легкомысленная. Она не сбегала. И попала на корабль не по своей воле».

Эмбер сцепила руки в замок и приостановилась. Взгляд девушки уцепился за кружащуюся над палубой одного из кораблей чайку. Она легко ловила потоки ветра, то зависая и будто покачиваясь на воздушных волнах, но ускоряясь и делая стремительные виражи. В отличие от своих шумных сородичей, чайка не издавала ни звука. Наконец птица, сделав большой круг, приземлилась на одной из бочек невдалеке от Эмбер.

Взгляд ее холодных желтых глаз цепко осматривал проходящих мимо людей, и девушке на секунду показалось, что чайка неодобрительно морщится. Но вот тащившие какие-то мешки и громко говорящие матросы спугнули птицу, и та, наконец пронзительно закричав, захлопала крыльями, взмывая ввысь.

– Ты бы видел, как она бежала! – восторженно сказал один из мужчин и поудобнее перебросил мешок, – я никогда раньше не видал, чтобы девки так бегали. Я думаю, значит, чего это она так бежит. Неужто от жены любовника удирает?

Второй матрос издал смешок и похабно усмехнулся, кивком головы призывая друга говорить дальше. Эмбер, закатив глаза, собралась уже было уйти, но следующие слова мужчины заставили ее застыть на месте и прислушаться к разговору. Ловя каждое слово, девушка приблизилась.

– И знаешь, кого я увидел? Дозорных! Они были злые, как черти, но догнать эту прошмандовку так и не сумели.

Эмбер стремительно шагнула вперед, преграждая мужчинам дорогу. Мысли лихорадочно метались в голове, а лицо пылало.

– Простите, – вежливо начала Эмбер, – как выглядела так девушка?

Матросы, опешив, переглянувшись и скинули тяжелые мешки на землю.

– Девка как девка, – пожал плечами один из матросов, – худая, глазища огромные, волосы длинные, до жопы. Темные.

Второй матрос, тот, что рассказывал историю, ощутимо пнул локтем друга под ребра и неодобрительно взглянул на него.

– Следи за языком, не со шлюхой в борделе разговариваешь. И вообще, ты что, ее видел? На кой я тебе тогда все это рассказывал тогда? – мужчина, от уголка рта которого тянулась длинная полоска побледневшего со временем шрама, зло цокнул языком на виноватое пожатие плечами друга и только после этого повернулся к Эмбер, – вообще-то Марк правду сказал, мисс. Ничем она не выделялась. Худощавая, волосы цвета, как у вас, только раза в два длиннее, большие глаза – цвет не успел рассмотреть. А знаете, она ведь на вас похожа, – прищурившись, мужчина беззастенчиво уставился на Эмбер, – только веснушек нет, да и глаза вроде как темнее.

– Мы сестры, – во рту стало сухо, и Эмбер быстро облизнула губы, – а куда… куда она побежала?

– Э, – протянул матрос, потирая затылок, – не знаю, мисс. Я в это время дозорных задерживал.

– Вы? – удивленно заморгала девушка, припоминая, что мистер Мейсон говорил об упавшем ящике с рыбой

– А то, – матрос с гордой ухмылкой выпрямился, – знавал я раньше одного из этих дозорных. Такого говню… Простите, мисс, плохого человека еще поискать. Так что мне было только в радость подмогнуть вашей сестре.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом сказала Эмбер, не зная до конца, правда ли она благодарна матросу. Не задержи он дозорных, возможно, они бы поймали Джесс. Но тогда сестра бы не исчезла так внезапно, тогда бы Эмбер хотя бы знала, где Джесс, а главное, как ей помочь. Сейчас же… Неизвестность душила ее, стискивая ледяными пальцами отчаянно трепещущее сердце.

– Она взбежала на корабль, – неожиданно подал голос второй матрос, до этого неловко переминающийся с ноги на ногу, – не помню, как назывался. Что-то вычурное.

– «Афродита»? – тихо спросила Эмбер, и ее сердце пропустило удар.

– О, точно, – кивнул матрос, – оно самое.

– А вы… вы не видели, она спускалась с корабля?

– Не, не знаю, – пожал плечами матрос и бросил быстрый взгляд на вышагивающего по палубе боцмана.

– Простите, – поняв намек мужчины, быстро сказала девушка, – я не задержу вас больше, только ответьте на еще один вопрос, прошу. «Афродита» все еще в порту?

– Не-а, – матрос со шрамом качнул головой в сторону моря, – уплыла она. Давно уже.

– Ага, – поддакнул его друг, все нетерпеливее переминаясь с ноги на ногу, – она вообще только на пару часов заходила к нам. Спешила видно очень.

Внутри будто что-то разорвалось. Джесс спряталась на «Афродите», хотела переждать там, пока дозорные не перестанут искать ее. Но теперь корабль уплыл. А на нем и Джесс.

– Вам не известно, когда «Афродита» вернется сюда? – скрипучий голос, вырвавшийся из горла Эмбер, словно принадлежал кому-то другому, – сколько она будет находиться в плавании?

– Всегда по-разному, – пожал плечами первый матрос и почесал шрам, – иногда год, иногда три. Но скоро их не ждите, они заплывали за припасами. Это ж торговое судно, а судя по количеству купленной жратвы… Сбывать они свой товар явно далеко собираются.

– Спасибо, – придушенно прошептала девушка, чувствуя пустоту в груди, – спасибо большое. Не смею вас больше задерживать.

Эмбер отошла с дороги, и матросы вновь взвалили мешки на плечи и синхронно закряхтели. Тот, которого звали Марк, сквозь зубы пробормотал какое-то ругательство и двинулся вперед. Он направился прямо к трапу небольшого корабля, лениво покачивающегося на волнах.

– Да вы не переживайте, – неожиданно подал голос матрос, лицо которого искорежил шрам.

Мужчина покраснел от натуги, и бледная полоска, и так-то заметная, стала выделяться еще больше. Он участливо смотрел на девушку, и в его глазах Эмбер увидела искренне желание подбодрить ее.