Текст книги "Невидимый город"

К утру и правда резко похолодало. Сайнем с Рейнхардом, плюнув на всю лесную нечисть, развели огромный костер и устроили настоящий шабаш, прыгая вокруг огня и распевая непристойные песни.

На рассвете охотники пошли вниз по течению реки и к полудню выбрались на дорогу как раз у того моста, где Сайнем видел русалку. На сей раз он предпочел не заглядывать в воду.

Вышли они вовремя. На траве лежала изморозь, а с неба начала сыпаться снежная крупка.

– Теперь найдешь дорогу? – спросил Сайнем.

Рейнхард откашлялся.

– Ты прости. Я знаю, не надо было… Но он убивал человека на моей земле на моих глазах.

– Ладно. Только давай не будем об этом болтать в замке.

– А ты его здорово!

– Угу, – согласился Сайнем. – Мне тоже понравилось. А кто это был?

– Кто-то.

* * *

Сайнем ожидал, что в замке будет переполох, а оказалось, что их исчезновение едва ли заметили. Ну пошли на охоту, ну заночевали в лесу, ну не принесли ничего – обычное дело. Мильда поворчала на Рейнхарда, напоила гуляк горячим вином, взбила им перины. Хозяин замка с графинечкой даже не показались. Спят, видите ли.

«А ночью чем занимались? – спросил себя волшебник. – Ну и нравы в этой провинции!!!»

– Повелитель Халдон, вас с утра какой-то парень из деревни дожидается, – доложил Сайнему дежурный.

– Пусть еще подождет! – буркнул Белый Маг. – Отосплюсь, тогда…

Внизу, выслушав ответ чужанина, «парень из деревни» кивнул головой и вновь прислонился к стене. Пальцы его левой руки привычно поглаживали ветвистый шрам от ожога на щеке.

Часть третья. Белая дорога. Зима

Кроме того, если поскрести кое-какие ДОБРЫЕ свойства кое-каких людей, то и в этом случае частенько вылезает наружу все тот же страх…

Некто Демиург (по свидетельству

Аркадия и Бориса Стругацких)

Кали облизнулся и затараторил:

– Так что никакая она не графиня – блазнь, морок, оборотниха. Надоело, небось, в курной избе жить, захотелось на золоте почивать, с серебряного ножика кушать, вот и застит всем глаза…

– Чем докажешь? – спросил Сайнем.

– А что мне доказывать! – вскинул голову Кали. – Спуститесь, ваша милось, в склеп под замком да сами поглядите. Двадцать лет уже с лишком, как ваша Энвер там спит.

– Хорошо. А тебе-то что за печаль? Зачем пришел?

Парень как-то уж слишком поспешно ответил:

– Повздорили мы с ней маленько – так она вон меня как пометила. Все лицо изуродовала. Разве ж это по-людски? Да и кроме того, думал, наградите, может, чем за правду-то…

– Может, и награжу, – задумчиво сказал Сайнем. – Если не врешь. Завтра на рассвете приходи – видно будет.

* * *

В склеп он, разумеется, побежал тут же. Нашел гробницу, увидел рядом лом, мимолетно удивился, отвалил крышку и с ужасом уставился в гулкую пустоту. Потом долго отсиживался в своей комнате. Бродил туда-сюда, грыз ногти, думал, как будет брать поганую мертвячку. Решил, что разумнее всего будет перебраться сегодня же спать к своим солдатам: и он их защитит, если девка упырицей окажется, и они его прикроют в случае чего.

Но прежде чем спускаться вниз, Сайнем свернул на боевой ход: давно уже хотел посмотреть, как сейчас созвездия над горизонтом стоят – а то в этих шеламских болотах забудешь, какой нынче день. Однако снаружи бушевала настоящая метель: темно, хоть глаз коли, холодный ветер и снег крупными хлопьями. Сайнем поспешил уйти. И еще спускаясь по лестнице, увидел дрожащую полоску света под дверью кухни. Подошел, тихонько толкнул дверь. Не стоило, конечно, этого делать – но прятаться по углам, пока проклятая мертвячка готовит очередную пагубу, оказалось выше Сайнемовых сил.

Мертвячка негромко пела. Что-то там про ветерочки, которые дуют с ночки. Пела и раскатывала тесто. На ней сейчас было не графское платье, а старая беленая рубаха и темная юбка. Сайнем заметил еще белые завязки передника и по-бабьему повязанный платок. В огромной печи гудел огонь. Когда Сайнем заглянул в дверь, она замерла на секунду, потом не торопясь положила скалку, разгладила тонкую лепешку кончиками пальцев и только потом обернулась.

Сайнем откашлялся.

Ее глаза в здешнем полумраке казались совсем темными. Будто стекло на бутылках с дорогим вином.

– Ручки не натрудите, графиня? – спросил Белый Маг.

– До сих пор не натруживала, – отвечала она как ни в чем не бывало.

– Даже когда мародерствовала в склепе?

– Так ты и об этом знаешь?

– Знаю. Где настоящая Энвер?

Вместо ответа она отвернулась, взяла блюдо с остатками жаркого и стала мелко крошить мясо тяжелым ножом.

– Где тело Энвер? – повторил Сайнем.

– А разве ты не думаешь, что тело Энвер – это я?

– Была такая мысль, – согласился волшебник. – Но покойники не пекут пирогов по ночам. Ни один мертвяк не подошел бы близко ни к огню, ни к железному ножу. Я могу заставить тебя пожевать чеснок, но мне кажется, что это излишне. Так где Энвер?

– Энвер похоронена в лесу, – отвечала она наконец. – В Шеламе. Я не хочу сейчас говорить почему. Это очень старая история, и большей половины ее я, к сожалению, не знаю. Но это не имеет отношения ни к тебе, ни ко мне.

– Может быть. Но согласись, мне важно знать, что делает в моем замке шеламка, выдающая себя за его покойную хозяйку.

Лже-Энвер стремительно обернулась, не сумев скрыть изумления:

– Так тебе и это известно?! Кто-то тебе многое рассказал!

– Моя внешность обычно располагает людей к откровенности, – с готовностью согласился Сайнем.

– И что же ты собираешься делать? – теперь она не смогла скрыть страха.

Сайнем пожал плечами:

– Я в сложном положении. Либо ты заворожила Карстена с Рейнхардом, либо они помогают тебе сознательно. В том и в другом случае мне будет трудно тебя выгнать. Трудно, но возможно. В конце концов, сила и закон на моей стороне. И сердце мне подсказывает, что от тебя нужно избавиться, и как можно быстрей. Однажды ты чуть меня не обманула, а это опасно. Однажды ты предала самое святое – свет животворящего Солнца ради темной власти. Я не знаю, как человек может решиться на такое. Я не понимаю тебя. Так зачем мне держать тебя рядом с собой?

– Ловко, – со вздохом согласилась ведьма.

– Но прежде чем принять решение, я хочу попытаться понять. Чем больше знаешь о противнике, тем лучше. Поэтому поведай-ка мне правду, голубка. И если твой рассказ меня успокоит, я не стану поднимать шума.

– Правду о чем?

– Как и почему ты отвернулась от Солнца. Как и почему продалась Тьме. Как и почему попала сюда. И помни, что я очень недоверчив. Если я хоть на мгновение усомнюсь в твоей искренности – я не буду рисковать.

Она совсем сникла:

– Хорошо, только дай уж я сначала с пирогами закончу, пока тесто подсыхать не начало.

– Валяй, – разрешил Сайнем.

Он еще и сам не знал, будет ли обманывать шеламку. То есть обмануть ее, конечно, придется – тут уж или он ее, или она его. Но в какой именно момент ее будет ловчее всего схватить за хвост? Послушаем, подумаем. Когда человек врет, он обычно проговаривается о таком, о чем в жизни не сказал бы, попытайся он говорить правду.

Ведьма завернула у теста края, уложила на середину порезанное жаркое, добавила несколько ложек моченой брусники из горшка, перед тем аккуратно сцедив воду, защипала тесто. Разбила яйцо, поймала половинкой скорлупки желток, обмазала пироги. Выгребла угли, лопатой выложила пироги на раскаленный под печи, закрыла заслонку. Убрала со стола, отряхнула от муки руки и фартук и уселась на стоящий у окна резной сундук. Сайнем заметил, что на ногах у нее бархатные графские туфельки с бронзовыми застежками. Сам он устроился на скамье у стола.

– Ладно, я слушаю. – И он улыбнулся шеламке самым любезным образом.

Она поежилась, влезла на сундук с ногами, прижалась спиной к заколоченному окну и начала рассказывать, стараясь не смотреть на Сайнема, слушая негромкий рокот подступившей к замку снежной бури.

– Он был очень веселый…

* * *

Он был очень веселый. Самое первое трепло по всему Пришеламью. Столько всяких баек знал – казалось, на всю ночь до рассвета хватит. И добрый. То есть не добрый, конечно, но ласковый ко всем. А на самом деле – душа потемки. Ну, шеламскому колдуну по-другому и нельзя. От него того все и ждут, чтобы все как у людей и в то же время все по-иному. Ты уж понимай как знаешь. Просил правду, так и кушай ее теперь с чем хошь. Моя правда путаная выходит.

Ну вот. А колдун он был очень сильный. Наконечники стрел, ладонью не касаясь, вынимал – сама видела. Так и идет стрела сквозь мясо прямо за ладонью, как телок за матерью. Мягко идет, по старому ходу, и боли никакой. Ожог у девчонки махонькой – пузырину во всю ладонь – залечил, просто дунул на него и все. Ну ты понимаешь, как к нему бабы липли. Ну и лес, понятно, знал, как никто. Это уж опять же положено. Всегда говорил сразу, где чужан искать, и хоть бы раз ошибся. Словом, цены ему не было.

Так я и говорю, что бабы к нему липли. Он и не отказывался – с чего? Своей жены у него не было, да и быть не могло. А мужик, будь он хоть сто раз колдун, по-другому жить не может. Ну и конечно, если в крепостях и ворчали про его гульбу, так по-тихому и не при нем. Потому что от бабы не убудет, а его если пальцем тронешь, так тебе же твои же соседи так накостыляют, что до смерти будешь свою жадность вспоминать. Там все знали, скольких Клайм от смерти спас, ну и помалкивали, если что.

Ну а мне ж любопытно! Куда все, туда и я. Стала перед ним хвостом крутить. Он, конечно, поначалу юлил: чужая жена – одно, а единственная десятникова дочка – совсем другое дело выходит. Но я очень старалась. Ну и слюбились потихоньку.

Сейчас-то я уже знаю, как он меня берег. Хочешь верь, хочешь нет, но про наши с ним гулянки никто не знал. Ну а тогда я думала, что он нарочно меня на людях сторонится, – и дулась, конечно. Что взять – дура молодая! Ну и скучала сильно: он к нам редко захаживал.

Ну так вот, однажды я услыхала, что он неподалеку, в соседней крепости, собирается с тамошними ребятами большую чужанскую банду ловить. Ты уж не обижайся, но сам знаешь – жизнь наша такая. Если кто с гор к нам с добром приходит, то мы со всем уважением. Ну а грабителям и вашим, и нашим спуску не даем. Справедливо ведь? Вот то-то. Ладно, значит, услыхала я, что до моего любезного почти что рукой подать. Нашла какую-то оказию – и полетела туда. А он вроде как мне не очень рад был. Ну и разругались вдрызг. Это дело вечером было, ему уезжать уже пора, все собрались. Он мне сунул платок: вытри, мол, сопли и убирайся утром, откуда пришла. А сам на коня. Платок, кстати, чужой рукой вышитый, но это я уже потом поняла, когда неважно стало.

В общем, уехали. А еще до рассвета его привезли. С чужанским копьем в горле. Видать, силач был чужанин: крепко вошло, сквозь горло, сквозь позвонки – кончик со спины вышел. А он не умирает. Как же ему умереть, если он силу еще не отдал. Так уж им, колдунам, положено… Древко они, конечно, обломали, а вытянуть совсем копье боятся. За него потянешь, тут он силу-то тебе и передаст. Устал уже, небось, мучаться. Это все разом сообразили и – разошлись. Ну знаешь, как бывает. Вроде все тут стоят, а вроде и нет никого. Подойти не решаются. Ну и… Ладно, что дальше было, сам догадаешься…

Ну а дальше все просто. Недели с того дня не прошло, как заявились к нам в крепость другие колдуны. Мы, говорят, друзья Клайма и хотим поговорить с его вдовой. Представляешь? Отец ни сном ни духом, а тут ему такое разом выдали. Ох, что дальше было… Помело он об меня обломал, потом за кочергу взялся, тогда уж удержали. – Она тихонько засмеялась. – Ну, так или иначе, а что сделано, то сделано. Пришлось мне на место Клайма вставать. То есть не пришлось, никто меня не принуждал к тому, я сама согласилась. Ну довольно, все я тебе уже рассказала. Чего не сказала, сам додумывай…

* * *

Ведьма соскочила на пол, открыла заслонку, полезла проверять свои пироги. Пахло весьма возбуждающе, и Сайнем поймал себя на детском желании стащить один.

– Что ты будешь делать? – спросила шеламка, по своему обыкновению не оборачиваясь.

Волшебник усмехнулся.

– Подумать надо. Я тебе утром скажу.

Ночью во сне он все-таки перерезал шеламке горло. Из раны потекла серебряная кровь и сожгла ему пальцы.

Утро началось с топота по лестницам, криков, хлопанья дверей и… холода. Сайнем едва не застонал, выбираясь из-под перины. Ну вот, началось! Опять это проклятое время, когда сколько с вечера ни топи, к утру все вымерзает. С горем пополам он оделся и пошел вниз – согреться и узнать, из-за чего сегодня шум.

На кухне сидел очередной насмерть перепуганный поселянин и, переводя дыхание, жаловался ведьме:

– Морозы в Забродье! Вышли из леса. Двое. Я на реке в проруби рыбу ловил – как увидел, сразу сюда. Не заметили.

– Ясно. – Шеламка хлопнула в ладоши. – Карс, прикажи, чтоб мне оседлали лошадь.

– Двух лошадей, – поправил Сайнем, входя. – Я от вас не отстану, домэнэ.

Она поморщилась, но кивнула:

– Хорошо, двух.

Взяла со стола кухонный нож, примерилась и разом распорола от колен и до подола верхнюю юбку роскошного графского платья. Потом подошла к печи, опустилась на колени и вдруг сунула обе руки в самый жар. Огонь заметался и погас.

* * *

Забродье, как легко можно было догадаться, расположилось за рекой (вернее, за бродом) на невысоком холме, куда от моста вела высокая насыпная дорога, по обеим сторонам которой лежали покрытые снегом заливные луга.

Деревня вымерла: ни людей, ни скотины во дворах. Двери, ставни – все заперто. Даже дым из труб не шел; только из одной-двух поднимались какие-то слабые бледные волоконца.

Ведьма вдруг натянула поводья. Оглянулась и сразу догадалась, что пришло на ум Сайнему.

– Схоронились, – шепотом объяснила она. – И нам пора. Вон там, у леса – гляди!

Сайнем глянул. Рядом с лесом и в самом деле можно было разобрать будто бы два прозрачных столба. Просто воздух чуть-чуть зыблется и отражает солнце, как речная вода. Шеламка кивнула, соскользнула с седла, упала наземь и покатилась с дороги в щедро засыпанную снегом придорожную канаву. Сайнем все еще ничего не понимал, но повторил все в точности – на всякий случай. Разумеется, подлый снег тут же набился и за воротник, и за манжеты рукавов, запорошил волосы и брови, а так как морозец сегодня с утра был неслабый, настроение мгновенно испортилось. Сайнем поднял голову и тут же увидал, что столбы теперь стоят значительно ближе – как будто перелетели через всю деревню к самой околице.

Шеламка подползла к нему совсем близко и зашептала прямо на ухо:

– Они тепла ищут. Если до тебя дотронутся, разом все тепло высосут. Попробуем их сейчас на наших лошадей приманить, а сами со спины зайдем…

Сайнем хотел спросить, где у этих столбов спина, и самое главное, что они будут делать после того, как «зайдут со спины», но тут лошади решили внести свою лепту в человеческие планы – отчаянно заржав, понеслись прочь. Столбы, похоже, не любили быстро бегать или учуяли, что тут есть еще два источника тепла. Так или иначе, Сайнема обдала вдруг волна холодного воздуха, хлесткая, словно пощечина, и он сразу понял, что рядом с Морозами человеку делать нечего, и побежал – вернее, поплыл по колени в обжигающем белом крошеве.

И вдруг – новый удар холода по лицу. Он не мог видеть преследователей, но, кажется, они загоняли его, как пара волков. Волшебнику казалось, что узкая полоска луга вдруг растянулась, превратилась в бесконечное белое поле, на котором он в одиночестве вынужден бороться со смертным холодом. Отправляясь сюда, он по своему обыкновению рассчитывал «что-нибудь придумать», но сейчас понял, что ему попросту не хватит времени. Он должен был просто убегать, чтобы спасти свою жизнь, но кому и когда удавалось убежать от Этого? Как все и всегда, он оказался не готов к такому поединку. Его не предупредили. Зажмурив глаза, Сайнем нырнул в снег и сразу почувствовал, что «тот», нездешний, холод отступает. Он полз ничком, пока хватало дыхания, наконец холод и боль в груди стали невыносимы. Он решился поднять голову и разглядел прямо перед собой уже знакомое зловещее мерцание.

– Замри! – крикнула ведьма.

Сайнем увидел, как в лицо ему летит клок бурого огня. Столб взорвался, плеснув в небеса радужным фонтаном. Ведьма уронила руки, потом упала на колени. Второй столб прыжками приближался к ней.

– Сзади! – крикнул Сайнем, но ведьма не шевелилась.

Волшебник бросился наперерез столбу, заплясал на самой границе смертного холода, поддразнивая, отвлекая, уводя. И снова многоцветный всполох, негромкий хлопок, и Сайнем вдруг почувствовал странную тянущую боль груди. Смерть уходила, таяла, просачивалась в какие-то щели между мирами. Когда-нибудь она вернется. Может быть, очень скоро. Но теперь она ушла. Не здесь, не сейчас…

Однако тут веселые игры!

Волшебник отряхнулся от снега, вновь почувствовал, как дерет горло при каждом вздохе, как ноют замерзшие пальцы, как липнет к телу промокшая одежда. И вдруг замер. По полю прочь от дороги резво катились четыре мохнатых шара, сверкавшие десятками темных, лишенных век глаз. Шары докатились до леса и исчезли между деревьями. Сайнема передернуло.

– Это еще что за гадость? – сурово спросил он у ведьмы.

– Детки их, – ответила она с безмятежной улыбкой. – Морозы-то они Морозы, но без тепла им не расплодиться. Вот и выходят зимой к людям.

– Что ж ты мне раньше не сказала?! – проворчал Сайнем. – Я бы их ракетами закидал.

Поскольку оба они промерзли до костей и выбились из сил, то решено было никуда больше в тот день не ездить. Спасителей деревни приютили благодарные обыватели. Лошадей выловили, накрыли шубами и долго вываживали по двору, а шеламку и Сайнема посадили в самой богатой избе на почетные места, навыставляли на стол всевозможных явств да поставили пару кувшинов весьма чистой и забористой браги. Ведьма без всякого жеманства выпила свою кружку, но потом сразу сбежала на полати и там лежала молчком, пока Сайнема потчевали и уважительно распрашивали о чужанском житье-бытье. Поднимая голову, он видел ее блестящие глаза, бледный лоб и завитки влажных темно-рыжих волос.

Наутро оказалось, что лошади все же сорвали дыхалку и лучше им еще денек постоять в стойлах. Ведьма как ни в чем ни бывало заявила, что это не беда, она и Халдон прекрасно доберутся до замка на своих двоих. Тут через лес рукой подать.

Хоть Сайнем и дал себе зарок, что больше в лес не сунется, но спорить было глупо. Нашел, с кем спорить и о чем! Ругнулся про себя и согласился.

* * *

Они шли по краю замерзшего болота, на каждом шагу ломая подошвами хрусткую, заиндевевшую желтую траву. Крошечные кристаллики льда на травинках отражали солнце, слепили глаза.

Вдруг шеламка резко остановилась и обернулась.

– Дай-ка мне твой меч! – потребовала она, переводя дыхание.

Сайнем невольно поежился. Сначала завела, теперь к острым предметам тянется.

– Дай, не бойся! – засмеялась ведьма. – Хочу тебе кое-что объяснить.

Сайнем пожал плечами, отстегнул ножны и протянул ей. В конце концов, меч у него скорей для красоты, чем для настоящего поединка…

– Вжих! – Опасное украшение вдруг само собой крутанулось в руке хозяина.

Тот от неожиданности не удержал: меч вместе с ножнами отлетел на пару шагов и зарылся в снег. Шеламка так и стояла столбом – никаких тебе пришептываний или размахиваний руками. Что за притча? На всякий случай он глянул магическим зрением. Ничего.

– Попробуй еще раз! – приказала она.

Сайнем попробовал. Ему действительно стало интересно.

Тот же результат. Снова сильный и какой-то даже отчаянный рывок, снова меч ныряет в снег. Ведьма подошла к нему поближе, протянула руку, и меч со свистом заскользил по снегу прочь, как будто убегал от женской ладони.

Шеламка ласково улыбнулась волшебнику:

– Он меня боится. И я его. Мы разные. Я ни одно оружие в руки взять не могу. Так что не бойся – даже если захочу тебя убить, придется полотенцем душить или горшки об голову разбивать. А уж тут ты меня враз одолеешь. Теперь ударь меня. Плашмя.

Сайнем послушно занес меч, ударил и остановил лезвие в половине ладони от шеи ведьмы. Сам. На сей раз клинок слушался беспрекословно и готов был снести бедовую ведьмачью голову разом и напрочь. Волшебник упрямо покачал головой. На такой мякине нас не проведешь:

– Зачем тебе оружие, если ты сама себе оружие?

– Это ты про огонь? Так он только против колдовства. Над живыми у меня власти нет. Я вчера попала в тебя ненароком, когда в Мороза целила. Ты почуял?

– Пошли, – вместо ответа велел Сайнем.

Она пожала плечами, повернулась к нему спиной и зашагала дальше.

Сайнем ей не поверил. Ни на мгновенье. Такого просто не может быть. Особенно если вспомнить, с каким энтузиазмом охотятся на колдунов Солнечные Маги. Если поверить, что противники настолько беззащитны, – это же смех получается. Все равно что охота за хромым зайцем. За что тогда лесу душу продавали? Белиберда! Обман! Хотя обманывать так глупо – кто же поверит?! Правда, что с недалекой поселянки взять? Жаль, посоветоваться не с кем. А и было бы с кем – ведь советчику тоже верить придется!

Однако в одном шеламка не солгала: вскоре Сайнем увидел над лесом гордый донжон Сломанного Клыка и вздохнул с облегчением.

* * *

Дома оказалось, что парень-доносчик в замке почти прижился. Приходил и вчера, и сегодня и терпеливо ожидал возвращения Командира. Он и сейчас сидел на общей кухне, а бдительная Мильда то и дело заглядывала в дверь – не собирается ли гость под шумок чего стянуть.

Сайнем помрачнел: придется что-то решать сейчас же, а он еще сам толком не разобрался. Поразмыслив, позвал одного из своих людей и велел:

– Спустись-ка вниз да спроси потихоньку у маркграфской няньки, парень этот из здешних или нет?

Тот вернулся почти сразу же:

– Говорит, прежде никогда его здесь не видели.

Сайнем отвернулся к окну. Ясно одно: речь идет о безопасности замка, отряда и его собственной. А он понятия не имеет, что делать. Проклятье! И как это мне повезло здесь оказаться?!

– Ты вот что, – сказал он наконец, молясь про себя, чтобы ординарец не стал переспрашивать. – Там рядом со склепом еще один подвал есть. Пустой. Туда чужака и запрем. Нечего ему у нас вынюхивать.