Текст книги "Возмездие за безумие"

15

2006. Осень

Дата свадьбы – двадцатое сентября – совпала с днём рождения Миши. Возможно, он так решил, чтобы не оказываться в трудной ситуации запамятовавшего мужа, или чтобы не тратиться на лишний праздничный день. Для Насти, что походы по бутикам в поисках платья, что вопросы о самой свадьбе казались какой-то игрой, в которой её пригласили поучаствовать. Она радовалась, что мама, увлечённая тем, чтобы её дочь была самой красивой невестой, перестала думать о Мари, а отец стал ежедневно бриться и даже на время бросил пить. Ей нравилось, как достойно она будет выглядеть в глазах родных и друзей, которым сообщат, наконец, кто такой отец Миши. Пока даже Сюзанне Вадим был представлен как человек из городской администрации. Наконец-то хотелось получить и физическое удовлетворение от близости с любимым. То, что уже произошло пару раз, наспех, в темноте, Настю никак не впечатлило: Миша оба раза жутко потел, сопел, как вытяжка над плитой, суетливо трогал руками то, куда, по мнению Насти, нужно было лезть совсем другим, и уставал, едва начав то, чего так хотел.

– Вот увидишь, всё будет хорошо. Тут просто не те условия… – жених стыдливо заглаживал вину поцелуями – единственным, в чём он преуспел. Настя кивала и ерошила ему волосы, смущая и раздражая подобным снисхождением. После второго неудачного соития Миша решил оставить все попытки сблизиться до свадьбы. Потому он и торопился, потому и требовал от родителей условий для будущей семейной жизни.

– Конечно, сынок, не по съёмным же квартирам вам скитаться, – в один голос соглашались родители Киселёвы. – Поживёте пока в нашей квартире, а потом сами себе всё устроите. Пусть Настенька сначала институт закончит, начнёт работать. Разве ж мы не понимаем?

– Они у тебя классные! – восхищалась новостями Настя.

Хорошие отношения со свёкрами радовали девушку. А Мишу радовало то, что Раиса оказалась заботливой мамой, а Анатолий – достойным и уважаемым отцом семейства. Про неудачи Ухова в бизнесе никто из будущих родственников не знал. При встречах он увлечённо рассказывал о том, как правит делами и виртуозно избегает неудач. Кризис, поднятие цен на бензин и долги в банке не упоминались.

– Зачем эта пыль в глаза? – недоумевала Катя, рассуждая с мужем о соседях.

– Ты не понимаешь, что это их принцип жизни: быть не как все, а лучше! Так что не осуждай… – Егор, прекрасно знавший, какими трудами другу удаётся держать фирму на плаву, любил Уховых без всяких условностей или двоякости. А что до их манерности – так и что? В каждой избушке свои погремушки, а в каждой голове ветер дует по-разному. Примерно так говорила их Вера, объясняя ту или иную проблему общества.

– Что ты, Егор, разве я осуждаю? Просто зачем лезть вон из кожи, устраивая всё на бегу? Создаётся такое впечатление, что Раиса с Анатолием торопятся отдать Настю замуж, словно ей уже тридцать пять, а не восемнадцать.

– Может, обстоятельства… Оттого и торопятся. И вообще, чего туда лезть? Лишь бы молодым нравилось.

Молодым, разумеется, нравилось. Условия, которые создавались для них, подкупали, интерес, возникший к их персонам, был приятен, а денежные вложения и обещание поселить их в отдельной квартире умиляли. Настя думала, что так бывает со всеми, вступающими в брак.

Перед днём свадьбы, по новым традициям, занесённым в страну ветром издалека, решили устроить девичник и мальчишник. У Антона не было недостатка идей, как развлечь братца так, чтобы тот надолго запомнил этот день. Настя же с трудом представляла, что это за междусобойчик, на который хочешь-не хочешь, а надо идти. За организацию празднества для девушек взялась Вера. Деловая, энергичная, явный лидер во всякой компании, она заверила растерянную Настю, что девичник состоится. Правда, для самой Веры казалось сомнительным то настроение, с которым подруга детства вступала в семейную жизнь.

…Узнав от родителей о свадьбе подруги всего за неделю до неё, Вера понеслась к ней без промедления и пристально уставилась на мятый халат соседки. Настя под взглядом её тёмно-синих глаз заморгала близоруко и растерянно:

– Это совсем не то, что ты могла бы подумать. Проходи, есть компот, мама наварила. Хочешь?

Вера отрицательно покачала головой, спросив немного резко и, как показалось Насте, раздражённо:

– Надеюсь… Потому что если бы это было «то» – думать тут было бы нечего. К счастью, аборты сегодня делают на ранних сроках и без устрашающих диагнозов вроде бесплодия. – О любой проблеме Вера говорила просто и прямо. Дочери Ивановых через полгода исполнялось уже двадцать. Теоретические знания о мужчинах подтверждались минимумом практики, рассказами подруг, сюжетами фильмов.

Иванова прошла, села в спальне на кровать, на ходу махнув пятилетней Мари, игравшей на застеклённой лоджии в детский компьютер. Глядя на смелую Веру, Настя оперлась на косяк двери.

– Вер, а как ты думаешь, что испытываешь когда любишь? – глаза невесты блуждали, голос звучал осторожно.

– Настя, а может, тебе не стоит пока замуж идти, а? – Вера встала с кровати, подошла к подруге и обняла. В её руках было тепло, надёжно. Настя почувствовала близость слёз. – Нафига тебе завязываться с этими свадьбами, женитьбами? Пожила бы пока без всякой маеты. Ты ведь и жизни-то совсем не знаешь! – Вера одной рукой прижимала к себе вздрагивающую Настю, другой гладила её волосы. Настя вырваться из крепких объятий подруги не торопилась. От Веры приятно пахло тем травяным шампунем, которым Настя мылась, когда жила у Ивановых пять лет назад до отъезда в Испанию. На мгновение показалось, что если остаться так подольше, то и вправду отпадёт необходимость идти через несколько дней под венец. Теперь замужество казалось обязывающим к чему-то, к чему Настя не была готова.

– Мама, а что, если я Мишу не люблю? – спросила она вечером того же дня у Раисы, разбирающей сумки на кухне. Мать весь день пробегала с Сюзанной по брачным салонам в поисках венца из живого флёр-д’оранжа. В магазинах предлагали пошлые розы из шифона, атласные гвоздики, латексные фиалки, но живых цветов оранжевого дерева, символа целомудрия невесты, женщины так и не нашли. Вытащив из пакета красивую подвязку на ногу, Раиса протянула её дочери, не отвечая на вопрос:

– Смотри, какая прелесть. Между прочим, настоящее французское кружево – оттуда! – любое упоминание о Франции было для неё живой водой. – А вот тут – настоящая жемчужинка, – Раиса раздвинула три декоративных розочки, пришитые на атласную ленту, показывая бусинку.

На глазах Насти появились слёзы:

– Мама, зачем мне всё это? А вдруг я Мишу совсем не люблю?

Под столом пискнул Глазастик; Раиса нечаянно наступила ему на хвост. Махнув на кота, она, похоже, наконец поняла вопрос, потому что растерянно взглянула на дочь. Руки матери задрожали. Подвязка соскользнула на стол и мгновенно стала красной: в ожидании супруги Анатолий делал себе бутерброд с кетчупом и колбасой, и, не заметив кляксы, оставленной на столе, ушёл жевать к телевизору.

– Да едри твою мать!!! – заорала Раиса так, словно обрушился потолок, и, выхватив подвязку из томатного соуса, понеслась в раковине. Глазастик кинулся прочь из кухни в конец коридора, где ему был отведён угол. Из зала на крик прибежали перепуганный Ухов и следом Мари, оторвавшаяся от телеприставки с мультиками Диснея. Вид разъярённой Раисы, с остервенением и безуспешно пробующей очистить белоснежное кружево шантильи, и Насти, по щекам которой текли слёзы, вызвали у Анатолия длинный ряд ругательств, осуждающих безрукость жены и беспомощность дочери.

– Мамочка, Настенька, не надо плакать, – прошептала пятилетняя девочка. – Завтра папа купит Насте новый бантик.

– И только пусть попробует не купить! – прошипела Раиса. – А ты прекрати мне тут устраивать истерики: люблю, не люблю… Где ты ещё найдёшь такого…? – Женщина еле сдержалась, чтобы не сказать «дурака». Бросив подвязку в раковину, она махом вытерла кетчуп со стола кухонным полотенцем, им же утёрла слёзы дочери. Задержав воздух в лёгких и закрыв глаза, как учили на йоге, куда они с Сюзанной записались с весны, она через несколько секунд выдохнула его струйкой и уже спокойно произнесла: – Доченька, всё будет прекрасно, вот увидишь. Это обычный психоз невесты. У всех такое бывает. Свадьба уже через неделю, и ничего поменять теперь нельзя: машины заказаны, ресторан зарезервирован, гости приглашены… – Упав на диван за столом, Раиса не уговаривала, а нумеровала условия, как хороший туроператор, продавший дорогой билет в другой конец света: – Нет, я ничего отменять не буду, не стоит издеваться над людьми. Да и зачем? У тебя будет хороший муж, своя квартира. Ты же видишь: тут у нас уже совсем негде стало жить…

Мать рассуждала безо всякого сострадания или участия, на которые рассчитывала дочь. Гнев хозяйки дома иссяк, уступив место дикой усталости. Хотелось лечь, вытянуть ноги и чтобы кто-то погладил стопы мягкими тёплыми руками, как иногда делала Сюзанна, когда Раиса прибегала к подруге после базара. Под убаюкивающий голос матери все молчали, тоже постепенно успокаиваясь. Только Настя всхлипывала, в глубине души ощущая вину за принесённые волнения. Мари кивала, соображая, можно ли уже убежать снова смотреть мультики или для порядка пока постоять. Анатолий, глядя на своих девочек, покрутил молча пальцем у виска и пошёл на свой диван.

– Раиса, между прочим, уже ужин, – напомнил он на всякий случай перед тем, как закрыть поплотнее дверь.

– Господи, когда ты уже нажрёшься? – прошептала женщина, но ту же осеклась: девочки смотрели на неё. – Я хотела сказать наешься, – поправилась она, указывая дочерям на дверь из кухни. Три любимых Уховым женщины одновременно шумно выдохнули, понимая, как всё в жизни непросто.

16

В июле две тысячи тринадцатого с Насти наконец-то сняли все ортопедические повязки, оставив только шейный хомут на случай, если появятся боли. Лето тянулось нескончаемо, и дочь продолжала жить у родителей. Миша несколько раз за месяц звонил, приходил навещать больную жену и, уходя, всякий раз напоминал, что как только Настя выздоровеет, ей придётся искать работу. Месяц назад Вадим Николаевич свалился с высоким давлением и, отсидев три недели на больничном, подумывал о переходе на полставки. Мария Ивановна, всерьёз обеспокоенная рекомендациями терапевта краевого кардиоцентра, объявила мужу, что для неё самое главное в жизни – чтобы Вадим был в добром здравии.

– Вот лето отработаю, всё равно ведь отпуск не дадут, а там – посмотрим. – Киселёву-старшему и самому было себя жалко. За те небольшие деньги, что он получал в мэрии, не хотелось убиваться до самой пенсии и с полной отдачей. Лучше свободных полдня играть со сватом в теннис или в шахматы, гулять с женой по новой Набережной реки Южной, по Центральной, а то и вовсе сгруппировать свои рабочие часы на первые дни недели, а во второй её половине копаться в грядках на даче. К работе на земле Киселёвы пристрастились давно и с умилением наблюдали каждый сезон, как зрели на кустах помидоры и огурцы, всходил укроп, кучерявилась петрушка, краснела клубника, а дом обвивали ползучие розовые кустарники.

– Ты, Миша, должен объяснить Настеньке, что нам теперь совсем не помешают лишние деньги, – намекнула мать сыну. Сдача в аренду квартиры в центре города действительно могла бы стать хорошим подспорьем в родительском бюджете.

Теперь по ночам Мише часто не спалось. Было стыдно за то, что за семь лет он так ничего и не приобрёл. Он злился на себя, ещё больше – на Настю. Постоянные жалобы жены на недомогание расстраивали больше, чем ее неприспособленность к быту. Подарив жене на двадцатипятилетие айфон, Миша напомнил, что он нужен для поиска работы, а не для фотографирования всяких там брошенных заморышей. Заказанный столик в ресторане, цветы и подарочный чек с тремя нулями на приобретение в любимом итальянском бутике чего-то из новой коллекции в счёт не шли и особой радости имениннице не доставили. Настя с детства привыкла к тому, что у неё есть всё необходимое. Какая разница, каким трудом это достаётся близким? А чтобы самой оценить усилия, затраченные на заработки, необходимо было хотя бы месяц поработать и получить первую зарплату. Но так как работать – трудно и ответственно, молодая супруга избегала ответственности любой ценой.

– Миша, я не смогу работать. У меня жутко болит шея. Так болит, что я голову нагнуть не могу. – Настя пробовала наклониться и тут же корчилась, как от удара электрическим током. Её ладони уже привычно обвивали шею, на глазах появлялись слёзы.

– Что, так больно? – Миша видел, что жена вряд ли притворяется.

Настя стонала:

– А ты думал? Это только папе кажется, что я сумасшедшая. Помнишь эту историю?

Миша усмехался. Ещё бы! Тёща пересказала её всем…

…День рождения Анатолия с некоторых пор не праздновали и не готовились к нему. В тот день Егор зашёл к другу в гости уже под вечер. Анатолий пил в зале один. Мужчины быстро сгоняли в магазин за съестным, поставили в духовку жариться колбаски и попросили Настю, доехавшую до кухни на каталке, присмотреть за ними. В результате колбаски сгорели, так как девушка про поручение тут же забыла. Взбешенный Анатолий отругал дочь, обозвав её дурой и даже ненормальной. Вернувшись домой поздно вечером и узнав обо всём этом от плачущей дочери, Раиса пришла в ярость. Скидывая в зале со стульев развешенные вещи мужа, она схватила телефон, чтобы пожаловаться Кате на Егора. Не застав соседей, Ухова бросила трубку на пол и выскочила из квартиры.

Анатолий, покрутив пальцем у виска, закрыл дверь поплотнее и полез на корточках за кресло, куда трубка проскользнула по паркету как шайба. Большой живот не позволял мужчине обогнуть широкое сиденье. Изогнувшись как смог, он, кряхтя, принялся шарить за креслом рукой. Прежде чем нащупать трубку, Ухов вытащил из-под кресла сначала свою майку. Пролежав на полу незнамо сколько, она была похожа на плюшевую игрушку – столько на неё прилипло комочков пыли.

– Хозяйка, мать твою ё…! – выругался Анатолий, схватив наконец телефон и пятясь задом. – Совсем уже стыд потеряла: хоть бы раз в месяц тут пылесосила!

Навести порядок в комнате самому Ухову даже не приходило в голову. С детства ему было внушено, что такое мужской труд, а что такое женский. Понятие о мужском достоинстве, о каком когда-то часто говорил его отец, оправдывало любое поведение. Напился? И что? Мужчина! Не бабам же пьяными мотаться… Дома холодильник пустой, а он весь день на машине непонятно где разъезжает? Снова промах со стороны Раисы – надо было ему отэсэмэсить, что купить, и проблема была бы решена. Он ведь не обязан следить за хозяйством! Детьми никогда не занимался? Сказки там, почитать, полепить из пластилина, сходить в театр… И что такого? Мать для того и есть, чтобы воспитывать. И вообще, в природе ни одно животное не нянькается с потомством до зрелого возраста. Вскормили, на ноги поставили, и – вперёд! Плывите, бегите, летите… Как говорится: «Кошка бросила котят, пусть е… тся как хотят». Эту присказку Ухов проговаривал довольно часто.

Стряхнув с майки пыль, он понюхал её, осмотрел, ещё раз понюхал, снова бросил на спинку кресла. Трубку телефона брезгливо отёр о длинные шорты, растянутые и изношенные до проплешин в некоторых местах. Затем, не поправляя накидки, он уселся в яму в кожаном диване, которую за десять лет сам же и пролежал. Последний ремонт Уховы делали ещё перед рождением Мари. Единственное, что было переделано уже после, так это лоджия в женской спальне. Чтобы увеличить комнату, там разрушили несущую перегородку, перевесили батарею, утеплили стены. За счёт этих перестроек у младшей дочери появилось своё место для игр, куда после кукол и домиков Барби перекочевала сначала маленькая парта, потом стол побольше, затем бюро с ноутбуком и электронными гаджетами. Бюро Раисы, с обычным компьютером, стояло в ногах её широкой кровати.

На другой день Ухова всё-таки дозвонилась соседке. Иванова посоветовала подруге не обращать внимания на пьяных мужчин, пообещала поговорить с мужем и, в завершение разговора, сама расплакалась: Егор на днях подписал бухгалтеру фирмы бумагу, по которой его зарплату получала Вера.

– Стыд, да и только, Раиса! А что делать? Он ведь любой калым в автоматы уносит. Если бы не мои приработки и не зарплата Веры, мы бы жили как раньше, ничего себе не позволяя. – Катя плакала тихо, без эмоциональных взрывов, как это случалось у подруги. Говорил ли Егор, что задерживается на работе, досадовал ли, что сорвался левак, – Катя во всём теперь сомневалась. Она начала припрятывать деньги, тайно от мужа завела личный банковский счет. По совету сотрудниц, столкнувшихся в семьях с проблемой несунов, она вкладывала сбережения в валюту и золотые вещи и даже подумывала о покупке однокомнатной квартиры для Веры в ипотеку: начальный капитал у дочери на счету уже был. И всё верила, верила, верила… что однажды Егор одумается, и они станут жить как раньше – в любви и согласии. Ведь мог же он справляться со своей слабостью во время отпуска в Юрмале или в Турции? Почему же тогда не завязать насовсем?

Даже если бы Катя понимала до конца проблему мужа, вряд ли она могла чем-то помочь ему. Лечиться от игровой зависимости было негде. Это вам не алкоголизм, для лечения которого понастроили массу частных вытрезвителей и лечебниц. А чтобы ходить по психологам, в них надо верить. Гипноз? В крае вовсю злодействовали шарлатаны, выдающие себя за специалистов по лечению на подкорковом уровне. Самовнушение? Когда Катя думала обо всём этом, руки у нее опускались, но она продолжала надеяться – даже стала регулярно ходить в церковь и молиться. Но пока результатов не было. Раиса, проникшись проблемой соседки, попыталась подключить к этому делу Сюзанну – всезнающую и вездесущую. Но от помощи бабок-ведуний, к которым она посоветовала обратиться в первую очередь, Иванова отказалась.

…Настя вспомнила про эти события в ресторане в свой день рождения и пересказала их мужу:

– Тётя Катя такая идейная – в целителей не верит… – Настя обсасывала крылышко курицы, запечённое в меду и под лимонно-соевым соусом, наблюдая за реакцией мужа. Ему Егор казался умным и деловым, Вера практичной и смешной, Катя – легкой по характеру.

– Они точно не хапуги и не мещане, – высказался Миша. – Катя была преподом у нашего Антона, и он всегда её хвалил. Она хорошо налаживает контакт с детьми, и перед их предками не выпендривается. Жаль, что так, но, к сожалению, сегодня у всех какие-то проблемы в семьях. Так что другим мы не поможем. Нам бы со своими делами разобраться. – Миша уже ополовинил пол бутылки красного и был добродушным. Зная способности мужа глотать во хмелю всё, что льётся, Настя переставила вино на свою сторону и серьёзно свела брови:

– А что тут разбираться? Мама сказала, что мне, возможно, понадобится операция по замене дисков.

– Что?! – Миша нахмурился; обидно было бы уйти, не допив сухое марочное, за которое отдал немало. – Какая операция? Почему операция? И потом, твоя мама не хирург, откуда такой диагноз?

Настя нежно накрыла руку мужа своей и, посмотрев ласково, принялась объяснять.

После падения с табурета Ухова насильно потащила Настю к… иглорефлексотерапевту. Он говорил тихо, с придыханием, и так расположил к себе девушку, что, выйдя от него, Настя заявила, что шея у неё не болит.

– Слава богу! – Раиса воздела руки к небу. Но радость её была недолгой – через пару дней желание посетить иглотерапевта у Насти повторилось. Мать охотно уступила. Вырвав из бюджета две тысячи монет, она вновь обрадовалась полученному результату. Так постепенно дочь Уховых подсела на сеансы иглотерапии. Врач, неплохо зарабатывающий своим ремеслом, два месяца советовал Раисе, как совмещать физическое воздействие его сеансов с психологическим укреплением фона и «наводить мосты с небесными правителями». Для чего каждый раз выдавал Уховым то один адресок, то другой. Настя охотно моталась по праведным бабулькам, начитывающим молитвенные обереги, по целителям и психологам. Никто раньше так с ней не разговаривал, никто так внимательно не выслушивал и понять её проблему не пытался. Маме всегда было некогда. Отцу? Он в последнее время стал избегать встреч, чтобы не отказывать прямым просьбам дочери и её слезам.

Когда Раиса поняла эту зависимость, менять что-то было уже поздно. Анатолий, узнав, куда уходят деньги, взорвался кислотным фонтаном:

– Чего? Какое иглоукалывание? Какие ясновидящие? Работать пусть идёт – шея сразу болеть перестанет. А то пристроилась тут… Это у меня должна шея от всех вас болеть, просто отваливаться!..