Текст книги "Лучшие истории любви XX века"

Цыганка Маша

Вера Холодная проболела восемь дней. Ее лечили лучшие врачи Одессы – Усков, Коровицкий, Бурда, Тальпин, Зильберберг… День и ночь дежурили у ее постели мать и сестра, сменяя друг друга. К Вере не пускали никого – даже друзей. Один раз позволили ее навестить Харитонову и Чардынину, но Вера была в забытьи и попросту их не узнала. Последние четыре дня и четыре ночи под окнами их квартиры стояла толпа поклонников актрисы, жгли костры, и врачи начали поговаривать о том, чтобы вывешивать бюллетень… Но около полуночи в воскресенье 16 февраля 1919 года Вера Холодная умерла.

Перед смертью она совершенно пришла в себя и ясно сознавала, что умирает. Говорила о смерти с родными. Просила позвать священника, успела причаститься и собороваться, успела благословить детей.

Потом Соня вспоминала: «Зачем мы только в эту Одессу приехали?! Может быть, Вера жила бы и жила. Там она заразилась этой ужасной «испанкой». В Одессе была настоящая эпидемия, и болезнь протекала очень тяжело, а у Веры как-то особенно тяжело. Профессора Коровицкий и Усков говорили, что «испанка» протекает у нее как легочная чума. Теперь это называется вирусным гриппом. Все было сделано для ее спасения… Как ей хотелось жить! Перед домом нашим постоянно – день и ночь – стояла толпа молодежи. Вера говорила: «Володя там, в Москве, не чувствует, наверное, что я умираю». Все понимала, знала, что это конец. Харитонов и Чардынин плакали, сидя на кухне. Она умерла шестнадцатого февраля 1919 года. Хоронил ее весь город буквально. Двадцать шесть ей было…»

Спешно было произведено вскрытие, в отчете – «постмортуме» – указан тот же диагноз: отек легких. Тело Веры Холодной набальзамировали (для отправки в Москву, как было сказано), то есть обработали сложным раствором на основе глицерина, карболовой кислоты, спирта и камфоры. От этого раствора кожные покровы меняют цвет и как бы сжимаются, но тление долго не касается усопшего. При удачно проведенном бальзамировании родственники в Москве могли бы без опасения вскрыть гроб и провести повторную церемонию прощания.

А пока с Верой Холодной прощалась Одесса.

Ее положили в гроб в том самом платье, в котором она два года назад играла княгиню Лидию Ланину в фильме «У камина» – одном из самых популярных своих фильмов. Парадокс судьбы… Если бы тогда, всего полтора года назад, двадцатичетырехлетней, прекрасной, счастливой, удачливой актрисе сказали, что пройдет совсем немного времени и именно в этом платье она будет лежать в гробу! Нет, наверное, она бы не поверила, сочла бы шуткой дурного тона. Но это случилось, и в двадцать шесть с половиной лет она – в гробу, в этом самом строгом и элегантном, закрытом платье, на волосах – фата, на лбу – церковный венчик, кисейное покрывало скрывает все тело от подбородка до кончиков туфель… Гроб полон цветов, в основном хризантем: белых, желтых, бледно-лиловых. Их легче других цветов найти в феврале. К тому же хризантемы – цветы скорби и смерти – подходили к случаю. Лицо актрисы было покрыто слоем желтоватого театрального грима, чтобы скрыть следы болезни и того, как потемнела кожа от воздействия бальзамических составов.

В газетах напишут: «Мертвая королева наряжена в один из лучших своих туалетов и тщательно загримирована».

И все равно грим не мог скрыть того, что королева экрана страшно изменилась. Глаза, окруженные темной тенью, ввалились; губы припухли и посинели от удушья, никакая помада не могла скрыть этой жуткой синевы… Сложенные на груди руки просвечивали сквозь кисею, и видно, что кончики пальцев тоже посинели… Тяжело она умирала, очень тяжело. Несколько дней задыхалась.

В толпе провожающих мало кто знал подробности, и при виде этого изменившегося лица, этих распухших посиневших губ кто-то впервые произнес слово «яд».

«Отравили!»

Потом поползут сплетни…

Или уже поползли, с самого момента ее смерти и известия о том, что тело будут бальзамировать?

Похороны напоминали какое-то мрачное торжество или жутковатую кинопремьеру с королевой экрана в главной роли. Тысячи и тысячи людей желали проститься со своим кумиром. Увидеть ее в последний раз, убедиться в непоправимости своего горя… Собор, в котором отпевали Веру Холодную, был полон, люди давили друг на друга, задыхались, падали в обморок от недостатка кислорода и от остроты переживаний. К счастью, смертоубийства удалось избежать и никого не затоптали насмерть, хотя толпы провожающих заполонили не только Соборную площадь, но и близлежащие улицы.

Похороны снимали – последний фильм Веры Холодной! – и уже в марте пленку демонстрировали во всех кинотеатрах. «Похороны Веры Холодной» имели неизменный успех.

Кстати, этот фильм – ее единственный неигровой фильм – сохранился по сей день, в отличие от тридцати девяти (!) игровых лент, которые были безжалостно уничтожены, смыты, ибо не представляли ценности для нового искусства, не могли представлять интереса для советского зрителя… А похороны Веры Холодной – представляли интерес?! Или эта пленка сохранилась случайно, по причине короткого метража?

Популярный журналист и критик Нилус написал для газеты «Вечерний час» трогательный некролог:

«3 февраля 1919 года, в ноль часов вечера умерла в Одессе молодая, прекрасная актриса Вера Холодная – и тотчас же эту печальную новость узнали несколько сот тысяч людей, и все пожалели эту молодую женщину, на которую было так приятно глядеть на экране кино. Я повторяю: «приятно глядеть» – и настаиваю, что почти вся соль кинематографа не в пьесах, так часто и бездарных, и грубых, и лубочных, а только в актерах, в их глазах, смехе, хорошо сложенных телах, только в том, что на них «приятно смотреть».

Но господа фабриканты фильмов, их писатели, режиссеры до сих пор этого не понимают. Не понимают, что самое драгоценное в кинематографе – человек сам по себе, природа сама по себе, все остальное сравнительно не важно.

Среди бульваров, улиц, в лесу, в поле, у моря мы нередко часами присматриваемся, прислушиваемся к их жизни, не желая никаких комедий и страшных драм с жуликами и сыщиками или без жуликов; мы хотим только одного: наблюдать жизнь; мы так привязаны к ее тайне, мы так любим ее проявления, что готовы без конца следить за тем, как живут муравьи, бабочки, звери, совсем не интересуясь их драмами. Но еще ближе и дороже нам человек, конечно, прекрасный человек, прекрасная женщина: нам бесконечно любопытно наблюдать их на экране, где все необычайно увеличено, рельефно подчеркнуто, где не пропадет движение ни одного мускула, где лицо, фигура приобретают необычайную выразительность, недоступную обычной сцене. Драмы в кино только терпимы, их могло бы вовсе не быть. Центр тяжести этого нового искусства в актере, в живой природе – это давно пора учесть.

Я видел Веру Холодную на экране не раз, но я не помню содержания ни одной пьесы, в которой она участвовала.

Прелесть этой актрисы совершенно не в том, как она справлялась с той или иной ролью, а в том, что у нее было одухотворенное лицо, прекрасные глаза, улыбка.

Теперь мы с особым чувством увидим ее на экране, но фильмы не вечны. Пройдет сезон, другой – и материальный образ этой прекрасной женщины потускнеет, но в нашем сердце воспоминание о ней будет жить долго.

Так иной раз мы встречаем привлекательных незнакомых людей в театрах, на улицах, потом они куда-то исчезают навеки… Но их образ часто на всю жизнь сохраняет наша душа.

В этом есть что-то общее между созданиями самой жизни и произведениями поэтов, художников.

P.S. Вера Холодная уже покоится во мраке, под каменным сводом, а ее тень долго еще будет скользить под музыку по экранам кино, в которых ее станут продавать теперь особенно выгодно. С каким чувством близкие артистки будут проходить мимо этих лавочек? Какая это страшная машина кинематограф в некоторых случаях… Наше время, время машин, должно породить новые элементы психики, чрезвычайно любопытные».

…Новое время действительно породило много новых и в высшей степени любопытных элементов психики – гораздо больше, чем кинокритик Нилус мог бы предположить даже в самых кошмарных фантазиях!

Что же касается «близких артистки»…

Владимир Григорьевич Холодный пережил жену всего на два месяца.

Отчего он умер?

Кто-то говорил – от тифа, кто-то считал, что от той же «испанки» или от воспаления легких. Время было жестокое, люди совершенно не были склонны к сантиментам и сознательно обманывали себя, пытаясь поставить хоть какой-нибудь научный диагноз, хотя всем было совершенно ясно, что умирает офицер Холодный не от банальной «медицинской» хвори, а от любви и тоски, от невозможности жить без Верочки… «От разбитого сердца» – как сказали бы тогда. Он просто поспешил за ней туда, за грань бытия, а если и приключилась с ним перед смертью какая-нибудь из обычных в то время болезней, то все равно – не болезнь была первопричиной его смерти.

Ходили также слухи и о том, что он был арестован и расстрелян на Лубянке чекистами – во всяком случае, именно такой версии придерживается в своих мемуарах старшая дочь Веры Холодной Евгения.

Соня Левченко вспоминала: «Муж Веры – Владимир Холодный – прожил недолго. После панихиды памяти Веры в Москве, в Художественном театре, он стал заговариваться, иногда не слышал, когда к нему обращались. Вскоре он умер. Перед смертью все говорил о Вере как о живой».

Еще через месяц скончалась мать Веры, Екатерина Сергеевна Левченко – во время эпидемии брюшного тифа.

Бабушка Веры, Екатерина Владимировна, привезла из Москвы в Одессу осиротевшую Нонну.

Двадцатитрехлетняя Надя просила об опекунстве над племянницами и сестрой – четырнадцатилетней Соней. Она была на редкость доброй и ответственной девушкой, по-матерински относилась к Жене и Нонне и через некоторое время удочерила обеих девочек. Позже она вышла замуж за болгарина и в 1923 году уехала вместе с мужем на его родину.

Дочери Веры Холодной учились в русской гимназии Кузьминой – в некогда знаменитой частной гимназии Петербурга, которая после революции переместилась сначала в Стамбул, потом в Болгарию. Получили прекрасное образование. Евгения Холодная вспоминала: «К нам часто приходили незнакомые люди, высказывая сочувствие как сиротам известной киноактрисы. Часто давали газетные и журнальные вырезки и фотографии с наставлениями: “Храните их, это ваша мама!”»

После окончания гимназии Евгения стала бухгалтером на предприятии своего дяди, мужа Надежды Левченко, потом вышла замуж за русского офицера, работавшего автомехаником в турецкой фирме. Овдовела практически в одно время с теткой, и вдвоем они поселились в Константинополе. В 1960 году Евгения снова вышла замуж – за американца, работающего в Турции, и после смерти тетки уехала на постоянное жительство в США.

«Когда я только начинала играть для экрана, меня запугивали режиссерами. Говорили, что это – деспоты, насилующие волю артистов, не считающиеся с их творческим пониманием ролей. Но мне пришлось убедиться, что все это – пустяки».

Нонна давала уроки фортепьяно и пения детям турецкой интеллигенции. Вышла замуж за учителя и осталась жить в Стамбуле.

После смерти Веры Холодной распалась знаменитая съемочная группа Харитонова. Собственно говоря, столько времени киноателье снимало только кино с Верой Холодной, столько времени режиссеры, сценаристы, художники, операторы работали «под Холодную», что теперь они просто не представляли, как же снимать кино без нее? Ею держалась вся группа, на ней строилось все кинопроизводство… Партнеры – легендарные В. Максимов, В. Полонский, О. Рунич – привыкли работать именно с ней и не представляли себе другой героини. На первый взгляд это может показаться чем-то вроде трогательной верности умершей звезде, но, в сущности, дело обстояло иначе: Вера Холодная была звездой такого масштаба, что никто из партнеров-мужчин и никто из снимавшихся вместе с ней в фильмах женщин просто помыслить не мог о том, чтобы конкурировать с ней! Когда ее не стало, конкуренция появилась и постепенно один за другим все ее бывшие партнеры ушли в другие киноателье, где они смогли быть «королями труппы». Ушел и режиссер Чардынин. Десять месяцев после смерти Веры Холодной киноателье простаивало – пыталось перестроиться. Потом вновь начали снимать кино, но прежнего успеха уже не было, не было и прежних денег. Веру Холодную смотрели и знали не только в России, но и в Европе, в Турции, в Японии… Картины с ней хорошо покупались для проката, а гонорары Харитонов платил небольшие. Конкуренты удивлялись тому, насколько дешево обходилась ему звезда такого масштаба. Они не понимали, что дело было не в каких-то его особых способностях дельца, а в самой Вере: из-за своей скромности и кротости, из-за врожденной интеллигентности и бескорыстной преданности искусству королева экрана никогда не унижалась до спора из-за гонораров. В конце концов, Харитонов платил ей больше, чем когда-то Ханжонков, и уже за это она была благодарна ему. Смерть Веры Холодной буквально разорила Харитонова, как когда-то ее уход нанес тяжелейший удар по материальному положению кинофирмы Ханжонкова.

Младшая сестра Веры Соня Левченко осталась в Одессе, рядом с могилами сестры и матери, со старенькой бабушкой Екатериной Владимировной, которая не хотела никуда ехать, желая умереть в России и быть похороненной в русской земле. Она ненадолго пережила дочь и старшую из внучек, и Соня осталась совершенно одна… Как она выжила, как не подмял ее чудовищный жернов истории, не раз прокатывавшийся по стране в то время? Наверное, сначала, в годы революции и в первые послереволюционные ее спасало все-таки то, что она была сестрой всенародно любимой артистки. Соня взяла себе фамилию «Холодная» – фамилию мужа сестры, потому что девичья фамилия королевы экрана была не особенно известна. К тому же – к счастью для себя – Соня была талантливой балериной, а новому правительству нужны были артисты как доказательство, что искусство все-таки живо.

Соня стала балериной Одесского оперного театра. Танцевала с 1920 года – с пятнадцати лет, солисткой, а позже и ведущей солисткой в «Лебедином озере», «Жизели», «Коньке-горбунке»; специально для нее поставили балет «Девушка и смерть»… Она воплотила в своей жизни несбывшуюся мечту Веры и оставалась на сцене до страшного 1937 года, когда вынуждена была уйти «по болезни сердца». Вышла замуж, родила сына и дочь. Всю жизнь она сражалась за сестру – за светлую память актрисы Веры Холодной, за доброе имя ее, обильно поливаемое грязью… Отстаивала ее право на особое, значительное место в русском киноискусстве. Стоит прочесть ее воспоминания, написанные в конце пятидесятых… Бедная, бедная женщина! Бедная, слабая, смелая! Как отчаянно пыталась она доказать истинно народное происхождение Веры Холодной и даже некую мифическую близость образов, создаваемых Верой на экране, к идеям социализма и нуждам рабочего класса…

Вера Холодная – королева экрана – равных ей не было и нет до сих пор…

К чему что-то доказывать, какая может быть борьба?

Незабвенную Веру Холодную никто не сможет сбросить с ее пьедестала…

Но нет! – ее пытались забыть. Или вернее будет сказать – пытались заставить зрителя забыть Веру Холодную, называли ее «синонимом пошлости и мещанства», и вклад ее в русское искусство тоже старались приуменьшить. С возмущением, с осуждением писали о многочисленных подражательницах Холодной, которые бились у ворот киностудий в 20-х годах – так же, как потом, в 30-х и 40-х, появится множество подражательниц другой русской – уже советской – звезды: Любови Орловой. «Под Орлову» половина всех русых и шатенок в СССР перекрасилась в блондинок, но это не осуждалось, потому что Орлова была «своя». Любимая актриса Сталина. И другая белокурая – Марина Ладынина… Девчонки-школьницы, отправляясь на свидания, старались чаще облизывать губы, чтобы они все время были влажными – как у Ладыниной. Это было смешно, но не более. Однако те, кто подражал Вере Холодной, вызывали гнев… Вера Холодная была «чужая», или правильнее сказать – чуждая. Ее действительно сложно было представить в новом советском кино в роли ткачихи или крестьянки, распевающей бодрые песни, звонким голосом кричащей с трибуны приветствия товарищу Сталину, споро работающей за станком или бойко молотящей босыми пятками по пыли: «А ну-ка, девушки! А ну, красавицы! Пускай поет о нас страна!»

Правда, все это будет несколько позже, когда само имя Веры Холодной будет предано забвению.

А пока ее еще помнят.

Пока еще в некоторых захолустных кинотеатрах попадаются «вредные» и «пошлые», «мещанские» фильмы «Жизнь за жизнь», «Миражи», «Дети века», «Последнее танго», «Молчи, грусть, молчи»… А в некоторых центральных кинотеатрах идут фильмы с американской «золушкой» Мэри Пикфорд – она совсем не похожа на Веру Холодную, она некрасива и весела и в финале фильма обязательно выйдет замуж за миллионера! Но критики того времени, все эти «разоблачители» и «развенчатели», отчего-то постоянно ставят их имена рядом – Вера Холодная и Мэри Пикфорд. И даже в фильме 1928 года «Поцелуй Мэри Пикфорд», призванном высмеять киноманов, предпочитающих пошлую зрелищность серьезным, идеологическим советским фильмам, героиня Дуся Галкина, мечтающая стать кинозвездой, обожает Мэри Пикфорд и Дугласа Фербенкса, но перед экзаменационной комиссией старательно изображает Веру Холодную.

В исполнении Дуси Галкиной с ее грубыми, простыми чертами и топорной фигурой все эти ужимки и закатывания глаз выглядят действительно смешно. Когда это делала Вера Холодная, смешно не было…

Критик Нея Зоркая писала в статье «Первая русская звезда»:

«Ленинград. 1926 год. Сентябрь. Испытание в Государственном институте… Большинство испытуемых – женщины всех рангов и возрастов. Не думайте только, что это бездельничающие психопатки и скучающие совбарышни. Очень принаряженная женщина с неумело завитыми штопорообразными локонами расскажет вам, что она железнодорожница, приехавшая из Кандалакши, поселка у Белого моря, где оставила двух детей и семью, потому что все знакомые и даже муж говорят, что ей при ее таланте необходимо сниматься в кино. Она тщательно проимитирует Холодную… по-настоящему волнуясь и плача. Перед вами мелькнут 2–3 рабфаковки, которые командированы из уезда в вуз, но чувствуют свое призвание только в кино…»

…Соня боролась за сестру робко, неумело, в меру своих сил и природной отваги. Не на жизнь, а на смерть сражалась с пролетарским писателем Юрием Смоличем, оклеветавшим Веру Холодную в приключенческом романе «Рассвет над морем». В романе Вера Холодная, автором книги поэтически названная «изменчивой обольстительницей» и «обольстительной изменницей», добиваясь визы на выезд из России, последовательно отдается французскому консулу мосье Энно и белогвардейскому генералу Гришину-Алмазову, что и описывается в самых смелых подробностях, какие только возможны были в советской литературе. Правда, при этом еще и спасает героя революции Котовского. А в одной из версий романа присутствует намек на то, что и с Котовским у королевы экрана что-то было… Но разумеется, она пошла на это «что-то» вовсе не из приверженности революционным идеям. В конце романа Вера Холодная загадочно умирает… отравленная ядом кураре, который коварный француз подмешал ей в вино.

Софья Васильевна долго переписывалась с Юрием Смоличем, добиваясь изменений в тексте и публичных извинений. Разумеется, ничего не добилась. Наглость товарища Смолича была беспримерна – он даже пытался упрекнуть Софью Васильевну в том, что она, дескать, в суровом девятнадцатом году была мала и многого о сестре не понимала…

Софья Васильевна просила, чтобы Юрий Смолич ответил ей через «Литературную газету» и написал, что все эти постельные сцены – вымысел, но Смолич отвечать через газету отказался. Написал еще одно личное, довольно любезное письмо: снова о том, как плохо будет покойной Вере Холодной и ее ныне живущим родным, если он признается, что все в романе – включая спасение Котовского – вымысел… Тем более что Смолич продолжал утверждать: это даже не вымысел, а полуправда, основанная на ходивших в Одессе слухах и сплетнях.

Впрочем, против Смолича и Плоткина восстала не только сестра актрисы, но и зрители, почитатели: как выяснилось, фильмы с Верой Холодной были популярны не только среди буржуазно настроенной публики, тоскующей по былым, ушедшим временам, но и в среде революционного подполья Одессы: «…к вам обращается участница подполья в период интервенции (1918–1919 гг.) Ярошевская. Как и другие советские зрители, с чувством возмущения встретила я трактовку образа Веры Холодной как женщины легкого поведения в период интервенции в гор. Одессе. Утверждения некоторых безответственных авторов о том, что она занималась флиртами с высшими представителями враждебного лагеря, не имеют под собой никакой почвы и совершенно безосновательны. Я считаю своим долгом присоединить своей голос в защиту чести и гражданского поведения замечательной актрисы того времени. Будучи в те годы связной Одесского обкома, часто выполнявшей задания товарищей Ласточкина, Соколовской, Котовского и других, я хорошо помню (несмотря на то что тогда мне было лишь 16 лет), что имя Веры Холодной часто встречалось мне в связи с деятельностью подпольщиков, и мне она запомнилась как товарищ, помогавший нашей подпольной организации…

…Была ли Вера Холодная «товарищем, помогавшим подпольной организации»? Сомнительно. Скорее всего, это утверждение – не больше (но и не меньше!) чем вымысел товарища Р. Ярошевской – вымысел, сочиненный с самой святой и благой целью: защитить любимую актрису, кумир юности, от злобных клеветников! Ведь одно дело – оклеветать какую-то там артисточку, буржуазку, пусть даже и называли ее когда-то королевой экрана… И совсем иначе выглядит клевета в адрес «товарища, помогавшего подпольной организации».

Да и позже у Софьи Васильевны находились помощники: те, кто так же боготворил королеву экрана и не мог отдать ее имя мраку забвения: Б. Зюков, Н. Болобан, Д. Аржелас, Л. Кармен, Н. Зоркая, С. Русакова, О. Якубович, Р. Соболев… А верный рыцарь королевы экрана Алексей Яковлевич Каплер и вовсе организовал целую акцию в защиту Веры Холодной. Он первый вспомнил о ней в «Кинопанораме», не раз писал статьи в газетах, собирал открытки с фотографиями Веры Холодной и с кадрами из ее фильмов.

…Но это все будет потом. Много позже.

А сейчас тело актрисы набальзамировали и после отпевания и шествия, запечатленного на кинопленке, поставили в часовне на Первом Христианском кладбище Одессы.

Останки трижды тревожили – вскрывали гроб и «подправляли» мумию, покрывали составами для лучшей сохранности, снова гримировали… Все надеялись отправить в Москву, чтобы торжественно похоронить там.

В 1931 году кладбище, находившееся в центре города, по гнусному обычаю тех времен, было превращено в парк – «Парк имени Ильича» – парк культуры и отдыха на костях…

Склеп был разрушен.

Софья Васильевна, в то время известная балерина Одесского театра, запросила Городской отдел коммунального хозяйства и Отдел управления кладбищами, чтобы ей разрешили перевезти гроб с телом сестры на Второе Христианское кладбище для захоронения в могилу их матери.

Ей отказали. Сообщили, что останки Веры Холодной, коммуниста Красного и артистки Стасиной перевезут-таки в Москву. Проследить за этим оказалось невозможно, и до Москвы королеву экрана, видимо, так и не довезли.

Могилы ее не существует.

Во всяком случае, местонахождение могилы Веры Холодной никому не известно.

Когда-то, еще в 1919 году, Софья Васильевна посадила возле часовни, в которой стоял гроб Веры, вишневое деревце. Оно принялось, разрослось и окрепло. И много позже Софья Васильевна приходила в Парк Ильича к своей вишне – поминать Веру.

Я не смогла выяснить, жива ли сейчас эта вишня. Фотографий ее не было, да и война прошла с пожарами…

Не осталось могилы у первой русской звезды.

Осталась память о ней. Многочисленные фотографии и открытки, хранимые преданными поклонниками на протяжении всех восьмидесяти лет, минувших со дня ее смерти. Остались пять фильмов и пленка с записью ее похорон. Осталась «Киногазета» № 22 за 1918 год, целиком посвященная ей. Остались ноты печального вальса, написанного «На смерть королевы экрана».

Остались стихи поклонников, большинство из коих последние восемьдесят лет не издавались, и потому известно только одно из них – романс Вертинского… «Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль…»

И еще остались слухи и домыслы, со временем складывавшиеся в настоящие легенды о загадочной смерти Веры Холодной.

Из всех этих легенд писатель Юрий Смолич использовал только одну, самую распространенную – об отравлении. Якобы консул Энно подмешивает в вино распутной актриске и шпионке по совместительству экзотический яд кураре. При этом пролетарский писатель товарищ Смолич даже не дал себе труда поинтересоваться, как именно действует кураре и какими симптомами сопровождается. Дело в том, что курарин действует непосредственно при попадании в кровь (правда, для этого достаточно крохотной царапины) и вызывает мгновенную смерть от паралича дыхательной мускулатуры. Так что если и был яд, то какой-то другой…

Впрочем, изначальная версия гласит, что Вера Холодная попросту задохнулась от слишком сильного аромата белых лилий, что консул Энно, преподнесший ей роковой букет, вовсе не преследовал никаких преступных целей, что это всего лишь трагическая случайность…

Возможно, на формирование именно этой легенды повлияло то, что заболела Вера Васильевна во время съемок фильма «Дама с камелиями». Как известно, в романе Дюма-сына прекрасная куртизанка Маргарита Готье предпочитала другим цветам камелии, потому что камелии не пахнут, а от сильного аромата роз, фиалок или лилий у бедняжки происходило стеснение в груди и кружилась голова. Хрупкая Маргарита страдала от чахотки, ставшей следствием постоянно сжигавших ее страстей и вообще следствием беспутной жизни. А Вера Холодная была женщиной крепкой, здоровой и даже несколько склонной к полноте, а совсем не астеничной. Но с другой стороны, задохнуться от аромата белых лилий – это так красиво, так романтично – гораздо романтичнее, чем умереть от гриппа, осложненного воспалением легких.

Другая легенда гласит, что Веру Холодную задушил тот самый деникинский генерал Гришин-Алмазов, известный, впрочем, своей решимостью и буйным темпераментом. Почему задушил – из ревности ли или из-за того, что актриса не пожелала уехать вместе с ним за границу, или еще по какой-нибудь причине, – неизвестно.

Кроме того, кто-то в Одессе считал, что Веру Холодную расстреляли революционные матросы на крейсере «Алмаз» – за шпионаж в пользу белых или интервентов, а тело потом сбросили в море. Каким образом родственникам удалось завладеть впоследствии телом казненной шпионки, дабы отпеть его в главном соборе города и похоронить, остается непонятным…

Или поверим четвертой легенде, согласно которой отпевали и хоронили вообще не Веру Холодную, а какую-то другую, слегка похожую на нее женщину! Что ж, болезнь, перенесенные страдания, обработка бальзамическими составами и толстый слой грима действительно изменили прекрасное лицо королевы экрана. Но все-таки не настолько, чтобы вовсе ее не узнать.

«Первый режиссер, у которого я снималась, – незабвенный Е.Ф. Бауэр, был очень чуток и всегда поощрял творческую инициативу. Также относился и П.И. Чардынин. С моим переходом в ателье Д.И. Харитонова простор для творчества – еще шире».

И еще существует легенда, согласно которой Вера Холодная была расстреляна не революционными матросами, а наоборот – интервентами за свою деятельность в революционном подполье. За эту последнюю, революционную версию смерти актрисы расплачиваться пришлось ее дочерям: после появления в эмигрантских газетах статей, где Веру Холодную разоблачали и даже именовали «красной королевой», почти вся белая эмиграция отвернулась от уже подросших Жени и Нонны. Кажется, они даже планировали в связи с этим вернуться в Россию… Не вернулись. К счастью.

А потом на основе этой же революционной версии Никита Михалков создал удивительно красивый, лирический фильм «Раба любви». Правда, Елена Соловей, несмотря на все старания гримеров, на Веру Холодную не похожа. Не тот типаж. Да и не была Вера никогда такой экзальтированной, капризной, вздорной и претенциозной особой, какую по воле режиссера изображает Соловей. Вера Холодная была гораздо проще, строже, спокойнее и милее. Конечно, героиню михалковского фильма и зовут-то иначе… Но она заявлена как королева экрана, а у русского немого кино была только одна королева – Вера Холодная. И изначально – другим режиссером – фильм снимался именно о Вере Холодной, и именно поэтому в советские времена была популярна как раз революционная версия жизни и смерти первой русской кинозвезды. Слава богу, что великому режиссеру не вздумалось сделать свою героиню шпионкой Антанты и врагом народа. А ведь мог… Была ведь и такая версия!

Впрочем, революционная версия – не последняя.

В августе 1919 года в частной ежедневной газете «Грузия» появилась следующая заметка под аршинным заголовком «Похищение Веры Холодной!»: «В понедельник около семи часов вечера неизвестными была похищена из своей квартиры артистка театра-казино Вера Холодная. Увоз был произведен при помощи обманного приглашения на свадьбу каким-то мусульманином, явившимся к госпоже Холодной на квартиру. Перед отъездом артистка надела драгоценностей на сумму более 100 тысяч рублей и более домой не возвращалась. По заявлению квартирной хозяйки г-жа Холодная была отвезена на Вторую Параллельную улицу, дом 69, в квартиру некоего Андора Бабы-оглы. При обыске на этой квартире были найдены две дамские подвязки, две шпильки, две невидимки, которые по предъявлению матери г-жи Холодной были последней опознаны. Во время производства дознания было донесено, что артистка увезена в село Моштага, но ее там не оказалось. По этому делу задержано несколько лиц. Сейчас дело еще окончательно не выяснено, но судя по уже имеющимся показаниям, артистка убита и драгоценности переданы неизвестному лицу».

«Необходима полная свобода творчества артиста. Нельзя быть обезьянкой, повторяющей указку режиссера. Нужно и важно отходить от шаблонов, в каждой роли быть иной и искать новое».

Газета «Азербайджан», со своей стороны, сообщает: «31 июля распространились слухи, что Холодная найдена в 35-ти верстах от Баку, близ дороги, с отрезанной головой и несколькими колотыми ранами. По проверке слухи эти оказались справедливыми. По общему мнению лиц, знавших покойную и ее жизнь, кровавая расправа с ней вызвана ревностью».