Текст книги "Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи"

Семья de arche
Архетипическая изнанка семьи
Елена Прудиус

© Елена Прудиус, 2023

ISBN 978-5-0056-4917-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящаю эту книгу моим бабушкам Ульяне Анисимовне и Клавдии Ивановне, которых уже нет на свете, дедушкам Константину Николаевичу и Григорию Ивановичу, которые ушли из жизни так рано, что мне не пришлось быть с ними лично знакомой, а также родителям Галине Григорьевне и Константину Константиновичу. Без вас не было бы моих детей и всей моей жизни.

В бесконечной Вселенной не существовало ничего неповторимого и нового. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событий, обстоятельств и взаимоотношений – все это уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново каждые двести миллионов лет. В мире была радость.

Радость придет вновь…

(А. Бестер «Человек без лица»)

Зеркало доктора Юнга

Нам всем известна семья de jure, есть так же семья de facto, а есть семья de arche, ее древние архетипические основы, снова и снова возрождающиеся. Человек происходит из семьи, из своего рода. Именно дома, в кругу семьи, Тильтиль и Митиль из сказки Метерлинка обрели синекрылую птицу счастья, которую искали по всему свету. Не станем утверждать, что это единственное стоящее счастье, просто однажды кому-то из нас становится ясно, что дороже своей семьи у него ничего нет. И вместе с тем, словно кем-то проклятые, мы то и дело ловим себя на том, что своими ссорами, раздорами, конфликтами, непониманием друг друга грызем корни нашего родового дерева, как мифический дракон Нидхёгг делал это с древом мира Иггдрасиль.

Когда-то К. Г. Юнг, следуя древним мудрецам, назвал древние основы человеческой жизни, базовые бессознательные образы, архетипами, матрицами всего многообразия ролей и сюжетов нашей пестрой жизни. Последуем же за ним с удивлением и радостью, обнаруживая, что человек есть микрокосм, и в его душевой жизни преломляется все богатство, многообразие и яркость мира. Семь «Я» это минимальный набор персонажей, квартирующий в душе.

Внимание, становимся перед зеркалом доктора Юнга. Смотрим же, кто в нем отражается. Да, вот он, Дом души, и кого там только нет! В углу отражается старая заслуженная и Мудрая Бабушка, сидящая в почетном мягком кресле с вечным вязанием на коленях. Можно подумать, что в ее ловких пальцах нить собственной жизни, и она ее обрежет, когда сама захочет. И, как знать, может, есть нити и других жизней под ее спицами. Что-то она вяжет пестрое, замысловатое – уж не для будущего ли бэби, которого ждет хозяйка? Вот красная ниточка отца, вот синяя – матушки, вот фиолетовая – ее, бабушкина, вот желтая – покойника-деда, а чья же оранжевая? А вот и хозяин дома, он Важная Персона и сплошь залеплен знаками отличия. На ковре расположилось со своими машинками Шаловливое Дитя, его все остальные члены семьи то и дело отсылают в детскую, кроме одной Милой Женщины (хозяйки), которая всегда рада ему. У нее и для других всегда наготове ласковое слово и чашка горячего чая, даже для Юного Шалопая, который есть позор всей семьи, вот он с видом побитой собаки, продрогший от резкого холодного ветра, несмело входит в дом. А она почти всегда на кухне, туда любят забегать при случае все без исключения члены семьи.

А кто это там шуршит в чулане, и почему заскрипела дверца старого-престарого, еще прабабушкиного шкафа, которому давно нет места в приличной части этого дома? Может, крысы? Ан нет! Это Рыжий лохматый субъект в пятнах сажи и с бубенчиками на дурацком двурогом колпаке, приживалка, дальний родственник, местный дурачок. Другие бы его давно в дом инвалидов поместили, но ведь они не могут так сделать – что ни говори, своя кровь. Он снова пытается выпустить из старого шкафа то, чего боится вся семья, Пра-пра-дедушкин Скелет, который время от времени проникает во сны то одного, то другого члена семьи, рядясь во всевозможные старые обветшавшие или, напротив, новомодные тряпки, так что порой и не узнать его. Он пугает их до отчаянных криков в ночи, но по старинному заклятию семья не может от него избавиться, например, просто выкинуть этот шкаф вместе с ним. Казалось бы, что может быть проще, чем зайти в чулан, взяться за шкаф с двух сторон и выволочь его на улицу. Но, шалишь! – тогда же все увидят и узнают, какой мерзкий скелет сидит в нем, как развратен оскал его голых челюстей, как непотребно гремят кости под пыльными лохмотьями, украшенными их фамильным гербом. Нет, господи, пусть лучше он остается сидеть там, где сидит. Глаза бы его не видели.

Это отступление перед зеркалом может нас далеко завести, а нам нужно вернуться к субъекту, который обзавелся собственной семьей или, в крайнем случае, из ее недр произошел. И что же тут оказывается – мы встречаемся в принципе с теми же персонажами, которые населяют его внутренний дом, только они как бы распылены по реальным людям и почти (т. е. НИКОГДА) не встречаются в чистом виде. Иногда полученный букет просто восхитителен и подобен старому доброму, хорошо выдержанному вину или дорогому парфюму, а иногда от него так несет сивухой, что хочется пропустить этот коктейль через парочку угольных фильтров или разложить на исходные составляющие.

Да, есть такое предположение, что человек содержит в себе только то, что содержит его мир, и обе системы содержат один и тот же набор архетипов.

А, если существуют инопланетяне, могут ли их миры иметь совершенно другое устройство, с иными базовыми образами, другими сюжетами, разумными существами, у которых иные основные потребности? На попытку ответить на этот вопрос может уйти не одна обычная человеческая жизнь.

Чу, что за звуки из чулана? Ну, конечно, это Пра-пра-дедушкин Скелет клацнул челюстями. Похоже, он напомнил о том, что хорошо бы в своей бы семье сначала разобраться, прежде, чем заглядываться на иные миры. Прислушаемся к голосу пращура и попробуем узнать, какие процессы и сюжеты возможны в отдельно взятой семье, если взяться за нее с какого-нибудь колена Израилева. Только, увы, это не гладкая и белая, подобная теплому мрамору, девичья коленка, а изъеденный безжалостным временем сустав твоего Пра-пра. Бр-р-р.

И все же – заглянем в семью с точки зрения представления о семье как о микрокосме, миниатюре макрокосмоса, познакомимся с ее фигурами поближе. Рассмотрим их в зеркале доктора Юнга. Не исключено, что оно будет врать нам и потешаться над нами, потому что мудрого хозяина уже нет рядом с нами, а наши права на заглядывание в такие магические предметы могут быть очень легко оспорены.

И все равно мы должны делать эти попытки снова и снова, пока, может быть, не научимся чему-то новому. Безжалостно рассмотрим обитателей семьи (читаем, своего внутреннего мира). Начнем с себя, чтоб никому не обидно. Потому что жить в семье можно или совсем не думая на тему ее устройства и просто подчиняясь традициям или… Вот этим «или» займемся. Потому что от многих семейных коллизий жизнь невероятно осложняется, Скелет в шкафу громыхает при важных гостях, и они слегка, в пределах приличий, приподнимают свои брови, а Рыжий Дурень сует за шиворот Юному Шалопаю мышь именно тогда, когда тот собирается, наконец, остепениться и объясниться в любви самой лучшей в мире девушке. На предмет создания своей семьи. О, боги, как все это вынести?!

Вот тут мы, кажется, попали в точку. Жили-были боги, очень давно, а потом стали жить люди сами, без всяких богов, с демократией и свободой личности. Вот для них, собственно, эта книга, и будет она о том, куда эти боги подевались и что натворили в жизни людей, родства не помнящих. Юнг писал: «Боги превратились в болезни, Зевс теперь правит не Олимпом, а солнечным сплетением и поставляет любопытные экземпляры для врачебных кабинетов». Это высказывание касалось области психопатологии, но в той же мере оно уместно по отношению к патологии семьи.

О глубинном психоанализе, лабиринте Минотавра и горячем сердце Данко

Исследование мира архетипов значит вертикальное погружение в мир бессознательной психики, и мы должны понимать, что аналитическая, глубинная психология – отнюдь не единственное значительное направление изучения личности и ее возможностей. И есть множество психологов не столь глубинного направления. Один из них, неоднократно приглашаемый на семинары по сказкотерапии, сначала неловко уклонялся, а потом сказал всю правду. Что ни он, ни любой из его здравомыслящих клиентов-мужиков не будут заниматься этим. Что все эти психоанализы сродни бразильскому нескончаемому сериалу. А мужику надо перспективу видеть и, мало того, ее созидать. А иначе просто некому будет этим заниматься.

И в этих словах было так много правды, что необходимо стало совместить ее с нашей подземной аналитикой. Глубинный анализ подобен исследованию подземелий – он полон неизвестности, потенциальных опасностей и возможности заблудиться в лабиринтах. То есть, если не соблюдать некоторых правил, можно вечно блуждать в потемках подземелья собственного бессознательного. Об этом предупреждали юнгианские аналитики, когда писали об интоксикации анализанда.

У Тезея, блуждающего в лабиринте Минотавра, была спасительная нить Ариадны, связь с реальным миром, и у нас она тоже должна быть. Иначе мы можем забыть, зачем пришли в лабиринт. Мы должны всегда иметь в виду цель анализа, ее связь с нашим «сегодня» и «завтра». Дж. Хиллман сформулировал постановку проблемы следующим образом: «Узкое понимание нисходящего направления в глубинной психологии привело к сужению смысла: интровертной направленности на „бездну“ и „потайной уголок“ в человеческой личности (Августин). Как же в таком случае осуществляются связи с другими людьми, с горизонтальным миром?»

С точки зрения мифологии речь идет о дихотомии двух типов мистерий – египетских (вообще средиземноморских – с психоделикой и обращенностью в бессознательное, назад, в генетику) и северных, нордических, сутью которых является героическое посвящение, осуществление миссии, взгляд вперед. Об этом писал Бернард Ливехуд в книге «Человек на пороге. (Биографические кризисы и возможности развития)». И одно другому вовсе не должно мешать, как не мешает Югу наличие Севера. Нить Ариадны возвращает нас из вертикального погружения к горизонтальным связям в мире людей.

Еще более глубокая метафора погружения в бессознательное и возвращения в мир была создана М. Горьким и воплощена в герое Данко, который вывел свой народ из чащи бесконечного, мрачного и беспросветного леса, вытащив из своей груди пылающее сердце; его свет помог людям добраться до края леса навстречу новой жизни. Данко добрался до сверкающей сердцевины Тьмы и был успешнее Тезея, который добрался лишь до чудовища, не обнаружив сокровищ Лабиринта и не соединившись со своей Анимой.

Кроме того, есть еще, как минимум, один важный аспект ситуации глубинного анализа. Как бы мы не старались узнать ВСЕ и обо ВСЕХ, их роли в нашей собственной судьбе, мы коснемся лишь краешка огромной тайны, и многих вещей, может быть, очень важных и судьбоносных, не сможем узнать никогда. И тогда нам придется сначала смирить свое возмущение несправедливостью судьбы, ревностно хранящей свои тайны, а потом принять решение, как нам жить дальше, почти ничего о себе не зная. Может быть, с самого начала?

Начало

Жила-была когда-то великая Первоматерия, та самая, из которой посредством ее священного брака с Духом (hieros gamos) все алхимики средневековья тщились получить философский чудодейственный камень, серый свинец обращающий в золото и исцеляющий болящих. Или нет: жило себе – поживало Великое Ничто, которое стало исторгать из себя Нечто. Да-да, из Хаоса стал зарождаться Космос, и одной из первых была Великая Праматерь Гея. И у нее, видите ли, не сложились супружеские отношения с Ураном. Поэтому она создала внутрисемейную коалицию со своими детьми. Против мужа. Потому что дети были для нее важнее всего. На то она и Праматерия.

А сейчас лучше рассказать реальную историю, иначе вы перестанете верить всему, что здесь написано.

Снежная история
(из дневниковых записей в Живом Журнале пользователя Squaira, #семья)

С позавчерашнего дня выпало ужасно много снега. Жителям многоэтажек хорошо – возле них трудятся бригады снегоуборочных дворников, а вот в частном секторе туговато – дома откапывать надо самим. К соседской бабушке на подмогу приехал внук. Он, как и положено взрослому молодому человеку, поплевал на ладони и ухватился за черенок снеговой лопаты. Работал на совесть – никто не мог бы сказать, что это не так. Ему осталось перекидать каких-нибудь пару кубов снежной массы, как появилась бабушка:

– Женечек, иди, сынок, перекури маленько, чайку попей!

– Бабушка, мне тут совсем мало осталось, приду потом.

И продолжает махать лопатой.

– Молодец внук, – говорю бабушке.

– Да ведь у него кости болят, нельзя ему много так работать, – жалостно запела бабушка.

– А что у него с костями? – не выдержала я.

– Да болят у него, как придет со своих бальных танцев, так и болят. Я ему спинку натираю и порошок из яичной скорлупы даю, с лимончиком.

Бабушка помолчала немного, а потом продолжила:

– И куда бы я девала эту скорлупу? А так ему даю.

И она засеменила к работящему внуку, что-то сказала ему и повела за собой – перекуривать. Он покорно пошел за ней – не в первой, да и какой дурак откажется от чайку с перекуром? Я бы тоже не отказалась, если бы меня кто пригласил, но надо дорогу откапывать.

Минут через пять появился внук – и снова за работу. «Молодец!» – в полном восторге думала я.

Тут с работы явился зять, я, конечно, к нему с запросом, как он насчет помочь теще. Ответил он кратко и однозначно: «Мама, а я тут с радикулитом еле хожу. Не могу сегодня».

Ну, ладно, бывает. Он в постели лежит с Радикулитом, и Витёк вчера валялся в сугробах с Капризами, пока мы с дочкой снег бросали. Тут я уже совсем злобно подумала, что если и мой Клаус вернется с работы с какой-нибудь Холерой, то я окончательно сделаюсь феминисткой или уйду в амазонки или еще куда-нибудь. Хотя Клаус запросто мог бы прийти с Холерой, ведь валялась же я пару дней назад с Гриппом. Но тогда еще не было снегопада. И мой доблестный Клаус не привел никакой Холеры, а стал мне помогать. И всю дорогу мы с ним расчистили, по встречному методу, до смычки, как строили когда-то Байкало-Амурскую магистраль. Только в одном месте очень толсто было, еле осилили – туда бабушкин внук нашвырял от своего забора, так ему ближе было. Все-таки сработала бабкина пропаганда, чтобы не перестарался, не дай бог.

Однако сколько паразитов мы можем возле себя развести своей неумеренной заботой о детях и мужчинах, носимся с ними, как курица с яйцом. А потом уходим в феминистки. Или в амазонки.

Вечный Зародыш и Великая Праматерия

В порядке комментария к истории сначала скажем о том, что в каждой семье (или очень многих семьях) есть свой культ – кроме того официального вероисповедания, которого придерживаются члены семьи. Это некий духовный центр жизни семьи, средоточие глубинной потребности другого ее члена, назовем его Серым кардиналом, который является верховным жрецом семейного божества. Суть семейного культа может выражаться разными словами, например, «тише, папа работает», или «тихо, мама болеет», или «т-с-с-с, Коля играет на виолончели», (или просто спит).

Эти слова могут произноситься шепотом и непременно очень многозначительно, при этом действуют они так сильно, как, если бы звучали громовым раскатом. Потому что нарушить процесс священнодействия нельзя ни в коем случае. Содержание культа связано с основными ценностями семьи, главным принципом существования. Благодаря папе мы благополучно и счастливо живем. Мама так страдает – это достойно всяческого уважения и стоит нашего терпения. Коля станет гениальным скрипачом и прославит нашу семью. Или кто-то просто маленький, слабый и нуждается в нашей самоотверженной и постоянной заботе.

Объектом культа может стать Вечный Зародыш. И его главное назначение – всегда оставаться маленьким и нуждаться в заботе, охране и приносимых жертвах. Потому что именно в этом смысл жизни Утробы, выносившей его или взявшей на себя заботу о нем. Чаще всего Утроба эта – его мама, а ее портрет прекрасно описал Чехов в своей «Душечке». Смысл жизни Душечки – в заботе и опеке того, кто с ней рядом – сначала это муж, потом племянник. И ему совершенно незачем вырастать, пока рядом с ним его добрый ангел, берущий на себя груз всех забот.

Вообще-то Зародыш совершенно не обязан быть вечным. Он был объектом восточно-азиатских религиозных культов: «…артефакты, известные в восточно-азиатской археологии под обобщённым наименованием магатама (восходящем к японскому названию изогнутых яшмовых подвесок, считавшихся наряду с зеркалом ками и мечом катана символом императорской власти и предметом особого поклонения как олицетворению плодородия) являются стилизованным изображением личиночной стадии метаморфоза насекомых семейств пластинчатоусых жуков скарабеидов, пилильщиков и жужелиц». (С. В. Алкин «Архетип зародыша в азиатской мифологии»).

Личинки насекомых во многих религиях символизировали вечный круг жизни, ее неистребимость. Смысл личинки в том, чтобы дать жизнь имаго, взрослой форме, совершенно на нее не похожей. Это и происходит в функциональной семье: будущая мать все свое основное внимание отдает будущему ребенку, сосредоточивает на нем свои интересы, делая остальные на время его развития вспомогательными, вторичными. То же относится к первым дням, неделям, месяцам жизни новорожденного, но уже с пониманием того, что непосредственное присутствие матери в жизни ребенка становится все менее необходимым, а ребенок все в большей степени контактирует с окружающим миром, и однажды переходит в состояние взрослого человека. В такой семье Зародыш, развиваясь и трансформируясь, достигает цели, запланированной природой – становится взрослой особью и сам производит себе подобных.

Иное дело – семьи дисфункциональные, проблемам которых посвящен этот очерк. Бывает так, что беременность протекала очень тяжело, и мать испытывала постоянный страх потерять ребенка. Она его все-таки рожает, а страх потери остается, и он запускает порочный круг непрестанной заботы и опеки. То, что было естественным во время беременности, становится избыточным и даже вредным вскоре после рождения ребенка, но мать этого не замечает, и продолжает насиживать свое яйцо. И зародыш в этом яйце не всегда достаточно силен, чтобы проклюнуться не только через свою скорлупу, но и через свою маму. И его жизнь становится особенной, его миссия – сохранить status quo той, что его опекает. Он Вечный Зародыш, она – Вечная Утроба или Великая Праматерь. Друг без друга они немыслимы. Бывает так, что своим ребенком бездетная женщина может сделать своего мужа и холит его лет десять, пока не появляется на свет их общий ребенок. Не все мужья выдерживают этот счастливый выигрыш, потому что его место любимой «картинки» оказывается моментально занято новорожденным карапузом. А что прикажете делать холеному мужу? Мы можем порадоваться за него: у него появился, наконец, шанс стать взрослым! И некоторые используют этот шанс, но сколько обиды порой бывает на их лицах, лицах запоздалых отцов-детей. Правда, некоторые мамы умудряются холить все свое увеличившееся семейство, и это более благоприятно для постепенного взросления папы – он, по крайней мере, не чувствует себя внезапно заброшенным.

Мы с вами можем вспомнить одну старую сказку о мальчике по имени Питер Пэн. Собственно, он никогда так и не стал настоящим мальчиком. Старый ворон Соломон с птичьего острова назвал его Серединка-Наполовинку, а потом – Ни то Ни се. Строго говоря, Питер не стал даже настоящим ребенком, практически оставшись Зародышем. Эти два персонажа – Зародыш и Дитя, можно спутать, потому что речь как будто идет об очень маленьких существах, но все-таки между ними есть принципиальные отличия.

Зародыш с матерью слитен, психологами это называется симбиоз или дуальюнион, а Дитя от матери постепенно отталкивается в мир.

Зародыш свернут, закуклен, его взор устремлен в собственный пупок, а Дитя развернуто, и взор его устремлен в мир.

Зародыш летуч, это космическая спора жизни, занесенная неведомым ветром в лоно матери (так в народе говорят о беременности – ветром надуло), а Дитя учится ползать и стоять на земле. Оно тоже захочет летать, но будет учиться этому заново.

Зародыш – тот, кто был Птицей, Дитя – тот, кто становится Человеком.

Питер Пэн точно знал, что он был птицей, его плечи нестерпимо зудели в тех местах, где прежде были крылья, и он улетел от своей мамы. Просто потому, что она не затворила окно. Есть библейская формулировка «отворить лоно». Бог отворял лоно, когда давал добро на рождение ребенка. Логично предположить, что лоно нужно и вовремя затворять, чтобы обратно не выдуло. Однажды Питер вернулся к маме, т.е. он хотел насовсем к ней вернуться, но увидел, что окно затворено и забрано решеткой, а мама лежит на кровати и обнимает другого ребенка.

Что сказать? Иногда нас поражает долгожительство некой женщины, которая опекает своего никогда не женатого сына, уже разменявшего седьмой десяток. Словно только он удерживает ее на земле и наполняет смыслом каждый ее день. Они по-своему могут быть счастливы, если приняли свою судьбу. Про них вполне можно сказать, что они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Но чаще всего человек становится именно Ни тем – Ни сем, подобно Питеру Пэну – уже не птицей и еще не человеком, и эта двойственность мучит его, когда он хочет стать настоящим мальчиком. А он мучит ту, которая решилась построить с ним общее семейное гнездо. Этих историй столько, что ими пора бы уже вымащивать дорогу в Изумрудный Город или в иное, столь же чудесное место. Это в виде компенсации за трудности совместной с ним жизни, потому что ВЗ (Вечный Зародыш) очень трудно поддается перевоспитанию, реально с ним может жить только его мама, кем бы она не была. Трагична судьба ВЗ уставшей мамы. Т.е. какое-то время ей хватает сил нести свой крест, а потом она изнемогает под его растущей тяжестью и норовит то присесть, а то и вовсе снять его с себя. Это вызывает у детей – ВЗ панический страх потери, попытки цепляния за объект привязанности. Так иногда завершаются попытки отлучить дитя от груди у тревожных мам. У нее уже практически нет молока, но остается ритуальная связь с ребенком через сосок вместо пуповины. Знаете, что помогает? Перестать маме паниковать по поводу вечности своей несвободы, расслабиться и дать ребенку насладиться той связью, которой у него больше никогда и ни с кем не будет. Перестав испытывать страх возможной потери, Зародыш вполне может расслабиться сам и проклюнуться из скорлупы, превращаясь, наконец, в любопытное Дитя, каждый день которого наполнен множеством новых знаний и умений, а от мамы он с каждым днем убегает все дальше и дальше.

И, знаете, среди них встречаются очень талантливые люди, которые прекратили попытки стать взрослыми и продолжали забавляться словами, нотами, мазками красок на холсте, моделями машинок и вечных двигателей. И, поскольку внутренний мир Зародыша огромен и бесконечно потенциален, его никем не ограниченные забавы уносили и уносят многих взрослых женщин и мужчин на тех крыльях, которые всегда хранятся у нас в незримых заплечных культях снова на птичий остров, где все еще только начиналось, и можно было стать кем угодно. Единственный из всех нас Зародыш не скован никакими условностями, которые начинаются сразу же после рождения. Один из них сказал такую вещь: «Вообще это самый лучший способ писать стихи – позволять вещам становиться туда, куда они хотят». Это сказал замечательный Винни-Пух! И жил когда-то на свете человек по имени Сальвадор и его жена Гала. Он писал странные картины, она была его музой и матерью. Инцест? Да. Но, видимо, по-настоящему райские (или адские) видения можно узреть только в материнском лоне.

Бывает ли ВЗ девочкой? Бывает, но реже, потому что традиционно девочку воспитывают старшей (хорошо родить сначала няньку, а потом ляльку). Иногда взрослая ВЗ с удовольствием играет в кастрюли и сковородки на кухне, если ее хорошо хвалят. И она тоже иногда бывает талантлива, а ее детей всегда может воспитать бабушка, которая мама для ВЗ.

А кто из нас хоть раз не мечтал о чудесном месте, в самом начале детства, которое Алан Милн назвал Зачарованным? «И они пошли. Но куда бы они ни пришли и что бы не случилось с ними по дороге, – здесь, в Зачарованном Месте на вершине холма в Лесу, маленький мальчик всегда будет играть со своим медвежонком».

С Зародыша начинается представление о персонажах большого сюжета Пути, Путешествия, Познания. В одном из последующих очерков он будет именоваться срединным путем карнавала. В нем содержится аспект, который мы можем назвать Простаком. Это самый примитивный Трикстер, у которого практически отсутствует инстинкт самосохранения, потому что эту функцию выполняет его Праматерь. Питер Пэн улетает от мамы. Он по определению Джеймса Барри веселый, беззаботный, бессердечный, очень легко попадает в трудное и безвыходное положение, и также легко в этому приспосабливается, за счет легкости нрава всегда находя дополняющую и необходимую ему утробу. Сначала это гнездо, построенное для него дроздами на птичьем острове, чтобы он мог плавать по озеру, потом это девочка Мэйми, которую он сравнивал с уютным гнездышком. Потом девочка Вэнди, потом ее дочь, потом дочь ее дочери… – и так до бесконечности. Простак и уязвим и неуязвим одновременно. Его неуязвимость в непредсказуемости и совершенно дурацкой, непонятной нормальному человеку логике поведения. Этот дурак просто гениален в своей простоте.

Разумеется, никто не бывает Зародышем в чистом виде, и об этом можно будет повторять по поводу каждого нового персонажа.

За этим огромным Зародышем мы совершенно забыли о его Великой Праматери. В образе Вэнди хорошо узнаваема Милая Женщина, с которой мы познакомились в зеркале Юнга. Ее кухня столь притягательна, что нужно иметь много мужества, чтобы снова и снова ее покидать. И это не каждому удается. К примеру, Рыжий Дурень оттуда практически не вылезает.