Текст книги "Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи"

Конечно, со взрослыми все гораздо сложнее, но и их терапия сводится практически к возвращению в какую-то светлую область детства, где все только начиналось (можно сказать, в позицию Зародыша). Это не обязательно реальное место, но когда-то любимое: Зачарованное Место Винни-Пуха и Кристофера Робина, домик Карлсона, который, как и прежде, живет на крыше, чудо-дерево, на котором висят сапожки-сандалики или плюшки-ватрушки, дорога из желтого кирпича, земляничное окошко Р. Брэдбери, через которое так весело смотреть на мир… Да мало ли.

Работа с сюжетами жизни возможна в самых разных направлениях психотерапии, школах и техниках. В сказкотерапии это может быть живая работа в группе или сочинение «этюдов для беглости пальцев» (по выражению сказочницы Нины Инсаровой) – когда освобожденное и отпущенное на свободу воображение имеет один инструмент – клавиатуру компьютера или просто ручку с листами бумаги. И на эту бумагу или экран дисплея льются сначала черные ужасы, потом коричневые страсти-мордасти, потом красные триллеры, потом… Точно неизвестно, что потом, но достоверно, что за литературу в жанре ужасов очень хорошо платят издатели (конечно, она должна быть талантливой). Она неизменно востребована на читательском рынке, ее сюжетов ждут миллионы зрителей, терзаемых страхами, обидами, подавленной агрессией. Они приходят в кинозалы, чтобы исцелиться сопереживанием и очищением.

Можно ли обойтись без терапии? Многие (по секрету скажем – большинство) без этого обходятся. Это случаи, когда человек способен учиться на своих ошибках, на своем опыте, и с уважением относиться к собственному внутреннему голосу, и если перенесенная душевная травма соответствовала прививочной дозе. Ведь душевные травмы в детстве получают все, и они нужны, потому что действуют подобно прививке для совладания с большим Злом. Но бывает и слишком большая травма, которая приводит, по сути дела, к душевной инвалидности, тогда бывает нужда в длительной терапии и реабилитации. Как и в обычной травматологии.

Тогда, возможно, постепенно удастся вывести Войну с ее Эриниями-мстительницами за пределы сердцевины души и смысла жизни, выделить глубокий тыл, хранилище жизни. И подписать где-то внутри себя пакт о ненападении, о дипломатических и торговых отношениях между папиной и маминой частью, между собой и внутренней проекцией мамы, между проекцией мамы и своим мужем. Договориться о том, как вместе будем рожать и растить ребенка, потом путешествовать с ним по всем нашим личным странам. Или не рожать (бог с ним), а просто пожить попробовать, насладиться чистым и мирным небом в своем Внутреннем Мире, в своем Доме, в своей Семье.

Из Симферополя в Запорожье. Инфернальная блондинка Настя
(из дневника Squaira, #дорожные_заметки #семья)

В Симферополе села в ночной вагон и тут же провалилась в сон. Проснулась опять же ночью от какого-то шума и возни. Почему-то в пробуждающемся сознании мелькали слова «инфернальная блондинка Настя». Окончательно пробудившись, я увидела перед собой Настю. Она сидела на нижней полке того же отсека плацкартного вагона, где сбоку внизу лежала я. Настя тихо и настойчиво переругивалась с длинным парнем, чья маленькая головка и стянутые сзади в жидкий хвостик волосы вызывали богемно-библейские ассоциации. Парень сосредоточенно надувался пивом и иногда отзывался на имя Саша. Настя монотонно посылала его на верхнюю полку, Саша не шел туда. Настя хрипло кашляла и продолжала его грызть, на что Саша отреагировал своеобразно, удалившись в тамбур и взяв, видимо, для разнообразия бутылку портвейна. Инфернальная Настя угрюмо уставилась в черное окно, очевидно, потеряв вкус к жизни. Страстотерпец Саша не то расширял свое сознание, не то обретал в тамбуре смирение в обществе портвейна.

Мое следующее пробуждение сопровождалось терпеливым и многократно повторяемым увещеванием Саши: «Достань капли». Он, как видно, проявлял заботу о заболевшей подруге. Она с ненавистью продолжала посылать его на верхнюю полку. Он упирался и продолжал настаивать на каплях. Инфернальную блондинку пёрло и колбасило по экспоненте – она пустила в ход более сильные аргументы и стала дубасить Сашу, на что он отвечал вялыми колотушками. Стойкая Настя не соглашалась ни на одно из предложений Саши по мирному урегулированию конфликта. По-видимому, алгоритм семейного досуга был давно отработан. В конце концов разъяренная Настя стала пинать спутника ногами. Саша долетел почти до меня. На мгновение захотелось вмешаться и прекратить безобразие, но еще больше хотелось досмотреть до конца этот раунд. Поэтому я не стала проявлять признаков жизни. Остальные соседи то ли действительно спали, то ли, как я, тоже смотрели «кино». Настя тем временем куда-то вышла и Саша, оглянувшись, быстро схватил пивную бутылку и страстно присосался к ней. Я совсем не против расширения сосудов и сознания, но такое безобразное отношение к своему организму вызвало сочувствие к терпеливому супругу инфернальной дамы.

Наконец часам к пяти утра после долгого шипения и колотушек, зажатая в угол Сашей, Настя все же улеглась на нижней полке, а страстотерпец Саша вознесся на верхнюю. Поучительная семейная сцена закончилась. О, Саша, усвой простую истину: что женщина задумала, то и будет. Я горжусь нашими женщинами. И вообще славные ребята эти Настя и Саша, но не дай бог какому-нибудь чаду зародиться в буйном лоне этой семейки. Конечно, всегда остается в запасе вариант исчадия.

Я дописывала свой полевой очерк о Насте и Саше, пока в вагоне воцарялась тишина. За окном в чистом утреннем небе нежными красками расцветала заря, сделав почти прекрасным только что оскаленное Настино лицо. На столе в бутылке плескалось и воняло недопитое Сашей пиво. А мне пора было выходить в Запорожье с большого недосыпа, но зато с репортерскими трофеями.

Насильники и их Жертвы

«Наверное, я подозревала это с первого дня: мы с Рейно связаны, мы уравновешиваем друг друга, и без него мне здесь нечего делать.

Так или иначе, городок утолил свою нужду; я улавливаю его довольство, его сытость, и мне тут места нет».

(Джоан Хэррис «Шоколад»)

«Важной чертой психических образов является то, что они имеют двусторонний характер или по крайней мере способны к удваиванию; при любых обстоятельствах они биполярны и колеблются между их позитивным и негативным значениями».

(К.Г.Юнг «Душа и миф. Шесть архетипов»)

Жены Шарикова
(из дневника Squaira, #семья)

Пару лет тому назад я как-то лежала в челюстно-лицевой хирургии с абсцессом щеки. Эта штука появляется у меня примерно раз в год после каких-нибудь стрессов с приступами сильного гнева. А как, скажите мне, не гневаться, если у тебя это в крови вместе с повышенным сахаром? Но не об этом рассказ. Хотя как сказать.

В палате лежали две молодые и очень миловидные женщины с подвязанными и перебинтованными нижними челюстями. Скоро выяснилось, что их так побили мужья. И в этом отделении всегда много таким образом побитых дам. Один из мужей – бывший боксер. Хук слева – и у маленькой жены (совсем из другой весовой категории) в нескольких местах раздроблена челюсть и нет половины зубов. Она (Лида), едва ворочая языком, сказала, что все они жены Шарикова и показала на белую свою повязку и, правда, похожую на ту, в которой в известном фильме по рассказу М. Булгакова некто Шариков ходил после операции. Меня, конечно, поразило то, что женщина в своей грустной ситуации сохранила хоть какое-то чувство юмора.

Вторую, Катю, муж всю жизнь ревновал, а под горячую руку и под парами мог и ударить. Повода она, вроде, не давала, но так ведь это с ее слов. Хотя, интересно, что работала она мужским мастером в парикмахерской. А много ли поводов надо ревнивцу? Сам он был младшим из двух сыновей. Отец пил и всю жизнь жестоко бил мать. Старший его брат, став взрослым, однажды не выдержал и в ответ ударил отца. Насмерть. За что и сел, конечно, как положено. А этот все видел. Остался после всего за старшего в семье, а, заодно, и в уличной компании. Сам-то он всегда был душа-парень, щедрый и гостеприимный, любой мог его о помощи попросить – наизнанку готов был вывернуться, но сделать все для друга. Звали его за это в компании Батей – уважительно и любовно.

И вот что получается – свою мать когда-то жалел, а тут на любимую женщину, мать своих детей, руку жестоко, как отец, поднял.

Конечно, обе – и Лида и Катя в один голос говорили, что все, теперь развод, и ни о какой совместной жизни больше нечего и думать. По Кате видно, так и сделает, а Лида, может, отойдет и вернется к своему боксеру. И что же это за мода пошла – разбивать такую красоту, а потом платить бешеные деньги хирургам, чтобы из осколков снова собирать женам челюсти? А отношения как из осколков собрать? И как хорошие, в общем-то, ребята доходят до такого в своей семье, которую они защищать должны? Это похоже на то, как наша, молодая еще, собака Рони начала кур таскать и есть – тоже наших. Клаус ее побил в назидание и в отчаянии кричал: «Ты их охранять должна, а ты их ешь!» Короче, вопросов больше, чем можно выдержать. Да, в конце еще один – сколько жен Шарикова лежало в одной палате? Ведь и я недалеко ушла от Лиды и Кати…

 
                                       * * *
 

Тема и профилактика домашнего насилия занимает отдельные специальные разделы в деятельности и государственных учреждений и благотворительных фондов. Разработаны стратегии поведения женщин, помогающие им защищаться от спятивших домашних насильников. Но наша задача – попробовать понять психологию Насильника и его Жертвы, почему они непременно находят друг друга, могут ли они стать кем-то другим или обречены вечно тянуть лямку в своем сюжете. Как и прежде, это удобно сделать через изучение литературных архетипов.

Наш физический мир – мир зеркальной симметрии, в нем есть правая и левая сторона, в нем все может быть отражено в зеркале, все явлении этого мира есть палка о двух концах или ящик с двойным дном. Так и психические образы стойко существуют в виде дуэтов. Герой немыслим без соответствующего чудовища, мудрец без ученика, мать без ребенка, жертва без насильника, а спаситель без жертвы. Их существование само по себе, в силу заложенного в их мифологему смысла, притягивает дополняющий образ, персонаж, реального человека.

В этом очерке представлена попытка рассмотрения дуэта Насильника и Жертвы, а затем дуэт Жертвы и Спасителя в мифологиях и литературных произведениях разных времен, дополненная этнопсихологическими исследованиями и теорией и практикой судьбоанализа Л. Сонди, учением о ведущих врожденных векторах влечений-потребностей человека.

Сначала возникает вопрос, есть ли какой-то специфический врожденный вектор, свойственный насильникам и жертвам? Кажется, что ответ лежит на поверхности. Вероятно, это садомазохизм, классический пример насилия. И все же определимся сначала с понятием насилия. В словаре Ожегова предлагается следующее определение. Во-первых, это применение физической силы к кому-либо, во-вторых, принудительное воздействие на кого-нибудь, в т.ч. моральное насилие. В словаре Даля находим следующее. «Насилие и насильство ср. то же, принужденье, неволя, нужа, силованье; действие стеснительное, обидное, незаконное и своевольное. Насильный, насильственный, невольный, принужденный; силком, силою добытой, сделанный».