Текст книги "У меня есть Я, и МЫ справимся. Дерзкое руководство по укреплению самооценки"

Глава 4. Испытания для самооценки

Если вы верите, что вы можете, то вы правы.

Если вы верите, что вы не можете, – вы тоже правы…

Г. Форд

Втой или иной мере мы все оказываемся под воздействием страхов, описанных в предыдущей главе. Однако наше собственное поведение всегда носит индивидуальный характер. Чем же это обусловлено?

В психологии есть такие понятия: родительские предписания (запреты) и драйверы. В каждой семейной системе они свои: «В каждой избушке свои погремушки». Они и формируют специфические поведенческие траектории.

Предписания[3]3
  Боб и Мери Гулдинг и позднее Клод Штайнер сформулировали 12 основных родительских запретов, формирующих жизненный сценарий. Подробнее о всех 12 родительских предписаниях в Приложении № 1.


[Закрыть] (запреты) – это родительский способ зафиксировать, что ребенок что-то делает не так. Они касаются неподобающего поведения.

Вернее, родителям, которые не знают, как с этим поступать, оно представляется негативным. Например, когда ребенок злится на родителей или не дает другим детям свои игрушки. Родители у всех у нас были разными и прожили непохожие жизни. И в каждой семье, в каждой ветви рода судьбы преломлялись по-разному. Границы допустимого и недопустимого очерчивает семейная и родовая история.

Предписания могут звучать как добрые советы, призванные научить контролировать естественную детскую жадность, например:

• надо делиться с окружающими, не копать все только под себя, сын;

• эгоисткой быть нельзя, дорогая, а иначе останешься одна. Никто не будет тебя любить;

• «я» – последняя буква в алфавите. Надо думать в первую очередь о других, а только потом о себе.

Однако общая мысль такова: если ты что-то оставишь себе – тебя непременно отвергнут. Если ребенку рассказывать и демонстрировать, как делиться, объяснять, почему так, донести, что делиться избыточным верно, а отдавать последнее – не здóрово, у ребенка будет рабочий алгоритм и разные сценарии: как делиться, как обмениваться игрушками, как играть вместе. Если все воспитание заключается только в этих предписаниях, произнесенных через губу, – у ребенка не будет сформирован адекватный сценарий взаимодействия, ребенок может принять неотменяемое детское решение: «Меня будут любить, только когда я все раздала и ничего себе не оставила».

Представь себе дальнейшую судьбу хозяйки такого решения. Всю жизнь она делает попытки добыть себе любовь и хорошее отношение:

• обирая себя до нитки;

• отрезая куски от собственного благополучия;

• отказывая себе в самом необходимом;

• «причиняя добро» направо и налево.

Итог – море возмущения непорядочными, неблагодарными людьми, не ценящими сделанное им добро.

Объективную реальность наше сознание не просто ОТРАЖАЕТ. Наша психика ее КОНСТРУИРУЕТ с помощью полученных сценариев, существующих программ, контуров реального и нереального, границ дозволенного и недозволенного и прочего содержимого бессознательного.

Будучи детьми, мы перенимаем у взрослых их поведение, действия, эмоциональную заряженность и невольно соглашаемся с тем, что происходит. В этом случае мы неосознанно становимся похожими на родителей или начинаем играть взаимодополняющие роли в родительской пьесе:

• родители беспомощны – ребенок супермен;

• родители перед ним заискивают и боготворят – он наглеет;

• родители чрезмерно опекают его – он инфантилен;

• родители авторитарны – дитя зависимо и придавлено.

Если же детей в семье несколько, то роли распределяются между ними по умолчанию. Один из них становится родительским клоном, а другой – принимает на себя неразвитые черты родителей.

Родительские предписания крайне сильны, даже если их отчетливо осознавать.

Что говорить, если эти предписания не осознаны и живут где-то глубоко в психике? И там, на недосягаемой глубине, организуют мысли, чувства, поведение, способ построения отношений и всю окружающую действительность человека?!

Эти предписания – ложные ориентиры, потому что возникают, когда родители не справляются с собственными ролями, когда они расстроены, рассержены, растеряны, стыдятся.

Моя собеседница и клиентка Екатерина – сотрудница крупной российской компании, эксперт, приглашена, помимо основной работы, преподавать в вузе. Запрос – хотелось бы стать общительнее.

• Я много сил вкладываю, чтобы быть понятной. У меня некая странная конфигурация, с которой мне сложно найти своих. В большей части коллективов я в меньшинстве и единственном экземпляре. Мне приходится мимикрировать под окружающих, чтобы меня заметили и приняли, мне иногда кажется, что я не знаю правил игры и все уже договорились, пока меня не было. Все действуют по согласованному сценарию, а я плыву против течения по только мне понятному курсу.

Задаю вопросы, которые позволят лучше увидеть ситуацию.

• Как давно ты это чувствуешь? Что было в школе, институте?

Екатерина грустнеет. Я зацепилась мыслью за глагол «мимикрирую». Предполагаю, что это состояние неприкаянности возникло не вчера, аккуратно спрашиваю про семью. Вот тут и всплывает источник. Екатерина сама понимает, что докопались до сердцевины, подкатывают слезы. Она запрокидывает голову и широко раскрытыми глазами смотрит в потолок, чтобы удержаться и не заплакать. Берет салфетку, промакивает нижнее веко и, глядя в окно, рассказывает:

• После развода родителей мама постоянно повторяла, что я «как отец» в провальных для меня ситуациях. И мамина семья это сильно подчеркивала, я все время чувствовала, что не соответствую.

Это скрытое послание «ты не наша девочка», ты не такая, ты не принадлежишь к нашему племени. Катерина обмякает. Она как будто выгрузила из себя эту неприкаянность. Она потихоньку осознает, что нигде никогда не была своей по-настоящему. Какими словами, взглядами, жестами, намеками это было донесено – не суть важно.

Мы мысленно обращаемся к женщинам ее рода, которые стоят за плечами матери и бабушки, обиженных на отца. Мы говорим им, что Катя жива, здорова и благополучна, в безопасности, у нее есть еда, одежда и работа. Екатерина повторяет им слова благодарности, уверяет, что их усилия помогли сохраниться роду. И говорит заветные слова: «Я ваша девочка». И взгляд теплеет.

Она там видит кого-то, или вспоминает, или чувствует. Из глубин времени смотрят на нее родные люди с принятием и искренне рады ей и ее благополучию. Внутренней работы еще много. Но в душе уже появились «свои».

Так выкручивает нам руки предписание «не принадлежи». Оно появляется по разным причинам: родители хотели ребенка другого пола, скрывали национальность или вероисповедание. «Не принадлежи» может относиться к очень многим областям человеческой жизни. Его суть – запрет на участие в «мы» любого качества. В случае Екатерины это впитано в раннем детстве, и сейчас, когда ей важно присоединиться к новому сообществу, она уязвима и испугана. Там опасность, там неопределенность, там отвергают и изгоняют. Ребенок, получивший такой «подарок», взрослея, не может себя идентифицировать ни с кем. И сначала оказывается вне подростковых компаний, потом в студенчестве – особняком, и рабочий коллектив как-то не слишком уютен и гостеприимен.

Родительский страх перед проблемами вылился на ребенка предписанием «не думай». Что бы ни выражали слова, суть этих посланий – «ты глупа и ничего хорошего придумать не можешь». Изнанка этих посланий – «я не справляюсь, но мне невыносимо это принять». Родитель свою несостоятельность проецирует на ребенка.

«Не умничай», «Не рассуждай, а делай», «Не бери в голову», «Что ты вечно в облаках витаешь?» – это вылетает из уст родителей, отмахивающихся от ребенка, самоутверждающихся за его счет. Им невдомек, что в дальнейшем повзрослевший ребенок не научится критически осмыслять действительность, анализировать информацию, делать собственные выводы. Он окажется на диво управляем. И этим его качеством легко воспользоваться.

Вижу перед собой классического преуспевающего менеджера, спортивного, подтянутого, быстрого и точного в движениях и словах. Алексей пришел на консультацию по подготовке к собеседованию – «быстренько решить вопрос». Обычно я в беседе поддерживаю высокий темп речи, но с Алексеем намеренно притормаживаю. Замедление темпа общения для него вообще тотальный выход из зоны комфорта. По Алексею катком проехалось родительское предписание «не думай», за это он заплатил серьезную цену. Алексей активно использовал свое умение быть быстрым. Это несложно, если не включать аналитику и критическое мышление. Расплатой за это является отсутствие глубины и понимания взаимосвязей. Последние пару лет все силы были брошены на построение карьеры. Алексей работал без отпусков и выходных, надо было «сделать отчаянный рывок», чтобы перейти в мидл-менеджмент, потому что в линейном управлении все регламентировано и до смерти приелось. Хотелось больше свободы, и «надо расти».

Почва мгновенно ушла из-под ног, как только Алексей заступил на должность руководителя хаба[4]4
  Место, где что-то собирается и распределяется. Например, транспортный хаб, USB-хаб, сетевой хаб.


[Закрыть] в качестве исполняющего обязанности. Сложная организационная структура хаба, наличие подводных течений и подковерных игр, ограниченность ресурсов – все это требовало анализа и аккуратных выверенных решений. Расторопность тут же стала играть против Алексея. Его необдуманные действия и директивы противоречили одна другой, сбивали с толку и рушили сложившийся баланс сил.

Рассказывая об этом, он то держался молодцом, то ронял голову на руки и спрашивал сам себя: «Как я так мог поступить?» «Ну почему мне об этом никто не сказал?»

На этой позиции надо было принимать массу обдуманных решений каждую минуту. Оперативные клише не годились. Ответов извне о том, «что делать», не поступило, а Алексей так на них рассчитывал.

Прописанные регламенты и внешние команды предыдущего управленческого уровня оказались для него, вооруженного предписанием «не думай», той самой идеальной средой, где он был откровенно успешен. А для следующего шага нужно было не просто подготовиться к собеседованию, а вырастить критическое и аналитическое мышление, умение принимать решения, тестировать действительность. «Быстренько» не получилось. На сессиях решали ребусы и задачи на смекалку, играли в го и другие настольные игры. С рефлексией, разбором полетов и синтезом-анализом. Из них же и доставали сильные качества, потенциал и новые стратегии.

Мучительное чувство «пустоты в голове», когда надо самостоятельно решить какую-то проблему, будет постоянно сопровождать тех, кого научили действовать, не дожидаясь взвешенного решения. Если мысли забредают в голову, их лучше заглушить алкоголем, спортом, адреналином или развлечениями. Глубинное чувство недоверия к результатам своего умственного труда маскируется стремительностью действий. Постоянная проблема – необдуманные поступки, оставляющие чувство недоумения, «как я мог такое совершить?»

Наши родители действительно хотели добра. Как умели. И дали все, что могли. Ничего за пазухой не спрятали. Просто так получилось. Они воспитывали тебя и меня так, как их воспитывали. Хотели как лучше… Получилось как получилось…

Даже став вполне взрослым, человек не опознает собственные поступки как автоматические действия по исполнению предписаний. Вместо этого он задается вопросом, почему в его жизни раз за разом повторяются события, которые приводят к плачевным ситуациям и не поверяются логикой. Эти послания «неокейности» от самых значимых и важных фигур в жизни их последствия постоянно ранят самооценку и заставляют разочаровываться в себе.

Несмотря на количество ошибок, на которых, как известно, учатся, эти предписания подобны пресловутым граблям. На них придется наступить не раз и не два, прежде чем удастся их обнаружить и обезвредить. И предписания – это не единственные ядовитые грибы, оказавшиеся в корзине бессознательного.

Драйверы – это мыслевирусы иного характера. Драйверы фиксируют элементы верного поведения с точки зрения родителей. Их произносят уверенно и назидательно, как будто наверняка знают, что в них секрет неминуемого успеха! Драйвер – это позитивный посыл, запускающий сомнительный поведенческий сценарий.

Деточка, которая следует этому драйверу и тем самым исполняет волю родителя, чувствует себя «вполне хорошей». И это тоже элемент родительской дрессуры.

Автор теории драйверов выделил пять ведущих. У каждой из нас есть ведущие (два или три), однако представлены в разной степени все.

«Будь лучшей версией себя», знакомо же? Да-да, именно так. Как ни старайся, все еще «недостаточно хороша». Кто этот монстр, которому все мало? Это правда ты? Ведь каждому ясно, что этот драйвер нереализуем. Хорошо если мы не вытягиваем из себя жилы, а путешествуем по жизни и время от времени совершенствуемся в каком-то качестве или навыке, которого потребовала ситуация. Например, для следующей должности или повышения оклада выкатили список требований с описанными и зафиксированными параметрами совершенства. Тогда да! Спору нет – бери и делай. А если это постоянное самонасилие без шансов даже приблизиться к совершенству? Пресловутому 90–60–90? Бегство от собственного характера и биологической конструкции в надежде, что удастся догнать вожделенное совершенство? Сизифов труд!

Радикальным является только одно средство – объявить себя достаточно совершенной и перестать изводиться.

Но именно так и не позволяет делать драйвер. Он немедленно найдет и предоставит вам более совершенный объект для сравнения. Извольте опять за ним гоняться. И чем выше скорость движения вперед, тем с большей скоростью обесцениваются предыдущие достижения.

«Без труда не вытянешь и рыбку из пруда», «Терпение и труд все перетрут». Следуя за благими намерениями, легко угодить в свой персональный ад. Труд без результата, постоянное чувство неудовлетворенности, напряжение и раздражение будут преследовать в любой деятельности. К ним частенько присовокупляется «Делу время, а потехе час». Ведомые этим драйвером на первое место ставят подготовку к действию и даже не ждут результата. Результат не нужен, цель – большой и изнурительный труд как показатель успеха. Ролевая модель – Сизиф. Как только подготовка близится к завершению, приступ перфекционизма заставляет отложить действие в пользу нового витка подготовки. Вместо действий, за которыми стоит результат, – старание и напряжение. Туда сливается пропасть таланта и ресурса. И вся эта имитация бурной деятельности – процесс ради процесса. Бесконечные репетиции и полное отсутствие премьер. Если видишь много стараний при скудных результатах – возможно, тут напакостил этот драйвер. Родителям было вполне достаточно стараний, и эта поведенческая привычка проросла и во взрослую жизнь.

Этот драйвер постоянно пополняет армию хороших сервисменов и плохих помогающих практиков. Это люди, бросающиеся на помощь до того, как ее запросят. Они предвосхищают желания. Любят дарить и выбирать подарки и теряются при их получении. Они позже всех уходят с работы и не могут отказаться от сверхурочных без оплаты. На их плечах забота и ответственность за родственников, знакомых, крестных, их детей и собак. Они с готовностью идут в психологи и ветеринары, а потом выгорают там напрочь, потому что делают все за своих клиентов.

Про собственную радость можно не спрашивать; они не знают, что это такое и как это организовать. Собственные цели и интересы, как правило, отсутствуют. Потому что, если таковые заведутся, чувство вины изведет. Зыбкое ощущение благополучия возникает только в случае, если все вокруг довольны. И этот драйвер тоже не предполагает счастливого финала – только самозабвенный процесс. «Самозабвенный» в этом контексте приобретает особый смысл. Ибо каждая из нас знает по собственному опыту, что чем больше угождаешь, тем капризней становится потребитель заботы.

Будь стойким, незыблемым, как скала. Этот драйвер уничтожает на корню все эмоции. Физиологически они есть, но они под полным запретом. Любое проявление чувств или эмоций будет расценено как слабость. Незачет. Не благополучен. Покер-фейс – это про сильных. Почему родители так расстраивались, когда видели, что ребенок проявляет признаки жизни и эмоций? Вполне вероятно, у них не было возможности дать ребенку то, что он хочет. Или они не знали, что делать с этими эмоциями, терялись. Проще оказалось запретить поведение, вызывающее у родителей чувство вины.

Наверное, это ключевой драйвер дефицитарного мира. Именно он запрещает расслабляться и отдыхать, радоваться жизни. Нужно быть двужильной, тащить на себе все и со всем справляться.

Что толку чувствовать? Надо дело делать. Преодолевать, превозмогать и героически бороться с трудностями.

Можно загнать себя почти до смерти различными делами и стрессами, которые необходимо переносить стойко.

Выматывающий драйвер. Его обладатель всегда куда-то торопится. Зачастую суета подменяет действие. Постоянный спутник человека с этим драйвером – страх чего-то не успеть, пропустить и постоянный стресс по этому поводу. Драйвер «спеши», укомплектованный предписанием «не думай», – верный путь к неврозу.

Как любая директива, драйверы препятствуют спонтанности и адекватности, загоняют в жесткие рамки заданного поведения. Срабатывая, зачастую они помогают справиться с проблемой, но подавляют свободу воли, оставляют без права самостоятельного выбора тактики и стратегии.

Когда у ребенка не получается следовать драйверам, появляется чувство вины, неполноценности, ущербности.

Вспомни себя, когда ты точно знаешь, чего от тебя ждут, но не удается соответствовать.

Драйверы так же непродуктивны, как и предписания. Они формируют ложную «окейность», потому что никак не связаны с реальностью. Они похожи на миражи, которые безосновательно манят пресловутой «сбычей мечт». Но это представления наших родителей о том, что им надо было делать в их жизни, чтобы добиться лучшего финала.

Сверху и снизу зажатые в тиски между родительскими травмами (предписаниями) и родительскими иллюзиями (драйверами), мы начинаем из этого добра конструировать сценарий собственной жизни.

Неосознанно. Из тех деталек, какие есть.

На одном из курсов мне задали любопытный вопрос: «Бывает ли врожденная скромность?»

Не люблю быстрых и категоричных ответов. Но изменила себе и безапелляционно ответила: «Нет, не бывает».

Человеческий детеныш – очень беззащитное существо. Его выживание напрямую связано с тем, насколько качественно он умеет привлекать внимание родителей. Вы наверняка слышали, как неистово кричит совсем маленький человечек, если ему мокро, холодно, голодно или больно. Изначально ребенок считает свои потребности самыми важными на свете, но не осознает этого из-за незрелости психики.

Первородная «окейность» ребенка слабеет и рушится под воздействием мыслевирусов и страхов.

Шаг за шагом эту веру в собственную «окейность» подтачивает одно за другим неудовольствие родителя: не так ест, не тем какает, не вовремя режутся зубки, запаздывает в развитии относительно деток «княгини Марьи Алексеевны» и наследников инстадив.

К тому моменту, когда ребенок начинает осознавать себя как личность, узнавать свое отражение в зеркале и проявлять самостоятельность, он уже не так настойчив в требованиях. Он успел привыкнуть, что он мал, неуклюж, многого не умеет и ни на что не имеет права. Возраст «я сама» и столкновение с родительской позицией по этому поводу вносят свои горькие ноты.

«На протяжении всего периода развития ребенок испытывает чувство, что он уступает в чем-то как своим родителям, так и всему миру в целом. Вследствие незрелости его органов, его неопределенности и самостоятельности, вследствие его потребности опираться на более сильные натуры и из-за часто возникающего болезненного ощущения подчиненности другим людям в ребенке развивается чувство несостоятельности, которое затем выдает себя в продолжение всей жизни» – так сформулировал эту мысль Адольф Адлер.

Наш мир насквозь пронизан социальными легендами:

• о счастливом материнстве;

• о беспечном детстве;

• о вечной любви;

• о свободе предпринимателя;

• об умиротворенной и благополучной старости.

И несмотря на обилие социальных легенд о счастливом детстве, практически у любого ребенка есть масса ужасных эмоций. Просто понаблюдайте, как часто маленькие дети горько и безутешно плачут, сотрясаясь всем тельцем. Нам, взрослым, не видно причин для этого, а у ребенка их, безусловно, достаточно.

Кроха нескольких месяцев от роду не знает, что мама занята и у нее есть другие дела, что через полчаса она появится и все будет как прежде.

И мы не знаем, воспитывает ли мама у деточки терпение или от усталости не может поднять головы от подушки, – а испугавшийся ребенок за 20 минут уже «понял», что он брошен и теперь неминуемо погибнет. Потому что он никчемный, ненужный и несовершенный. И это представление о себе лежит совсем глубоко, на уровне картины мира. Эта картина запечатлеется в глубине подсознательного и будет цепко удерживать нашу психику в дефицитарном мире и формировать установки о себе.

Для описания установок их удобно разместить в декартовой системе координат. Давай предположим, что представление о благополучии (собственном или чужом) будет положительным, а представление о неблагополучии будем считать отрицательным.

Расположим по вертикали оценку самой себя от крайнего неблагополучия через ноль к осознанию себя вполне себе годной и «комплектной» личностью для полной, насыщенной и интересной жизни. Без всяких корректировок и доработок.

По горизонтали – мнение об окружающих людях/окружающем мире. В тот момент, когда установка возникает, между окружающим миром и значимыми взрослыми для ребенка разницы не существует.

Посмотри внимательно на эту схему. Где ты себя ощущаешь уютнее? А в каком поле ты редкий гость?