Текст книги "Геббельс. Портрет на фоне дневника"
Автор книги: Елена Ржевская
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
«Человек был и остается животным»
15 августа 1925. Я вынужден телеграфировать домой о деньгах. [Это постоянный рефрен в записях Геббельса, стоящего уже на пороге своего 28-летия.] Смогут ли они мне помочь?
16 августа 1925. Из дома пришла телеграмма со 150 марками. Хорошие. Всегда помогают в нужде… Я вижу слишком много недостатков. Человек был и остается животным. То диким, то домашним! С низкими или высокими инстинктами! С любовью и ненавистью! Но животным он остается всегда.
Это настойчивое утверждение: человек – животное, человек – каналья – отличная самоподготовка к любым манипуляциям над таким ничтожеством, как человек.
21 августа 1925. Штрассер… рассказывает много печального о Мюнхене… [где обосновался Гитлер со своим штабом]. Гитлер окружен фальшивыми людьми… Мы со Штрассером теперь организационно охватываем весь запад… Мы добьемся у Гитлера признания. Штрассер с инициативой. С ним можно работать.
29 августа 1925. Замечательная книга Гитлера. Так много политического инстинкта. Я совершенно воодушевлен… За моим столом сидит директор школы, так называемый интеллигент. Я с пылом и страстью стараюсь ему доказать, что он жалкий обыватель, слизняк.
Тем сладострастнее он это делает, что начитался «Майн кампф», в которой здоровый телом, пусть и необразованный человек ставится выше, чем физически слабый интеллигент. Хотя трудновато Геббельсу благоприятно соотнести себя с этой формулировкой, проще заклеймить: интеллигенция – самое худшее, как и поучает Гитлер.
«Мы покончили с 1789», – запишет вскоре Геббельс. Очевиден смысл фразы: национал-социализм отверг и поносит идею Французской революции о нации как согражданстве всех людей, объединенных общей государственностью. Носителем этой идеи была и остается интеллигенция. Гитлер с его прославленным соратниками «инстинктом», а за ним и Геббельс чутко сознают несовместимость подлинной интеллигенции с нацизмом, ее органичное противостояние ему. Так было и так осталось и на новые времена. Чтобы поладить с любым нацизмом, отдаться ему под любым конформистским, псевдопатриотическим или иным предлогом, интеллигенции придется предать самое себя, свой нерушимый, неписаный устав, свою гуманитарную миссию.
«Я на грани отчаяния»
3 сентября 1925. Эльзе здесь… Она добра ко мне и доставляет мне радость… Я смотрю на нее и болезненно сознаю, что мы бесконечно далеки друг от друга. Почему?.. Почему я должен погибнуть [?!], а Эльзе не может жертвовать вместе со мной? Какая ужасная трагедия!
«Великая любовь – это значит: я хочу положить на нее всю мою жизнь». Это в поучение Эльзе. К себе же эти догмы Геббельс не обращает. Он не только не женится на своей уже четырехлетней «невесте и возлюбленной», но готовит ее сородичам гибель. А ведь записи его полны их любовными встречами, красотой Эльзе, прелестью ее радостного отношения к жизни, страстным ожиданием ее и болью от временного расставания. Она единственный человек, с которым ему хорошо, надежно, тепло, с ней входит в дом естественность, которой он лишен.
4 сентября 1925. Эльзе уехала. Дождь и серость. Безутешное одиночество. Я на грани отчаяния. Работы сверх головы. Я в безвыходном положении. Я слишком устал. И снова заботы о деньгах… Мама, помоги мне! Я больше не выдержу!
Он, перемогаясь от боли в ноге, как заведенный – «Вчера в Мюльхайме. Сегодня в Эльберфельде. Завтра в Ганновере. А послезавтра в Гёттингене» – выступает, вербует новых членов партии, и каждый раз пишет в дневнике самыми возвышенными словами о своем успехе у аудитории, и все время нуждается в новых инъекциях успеха. Если раньше были смутные попытки найти себя в себе, то теперь он ищет и находит себя в толпе, которую разжигает и от нее же возгорается сам. Но нацизм непитателен, опустошителен, и Геббельс, сознает он это или нет, скудеет и нервно истощается. Пугается, туда ли попал. Тем более при нескончаемых материальных невзгодах. Иногда вдруг проблеск – трезвеет: «Сегодня вечером на машине в Хаммерталь. Снова молоть вздор». Позже он так не скажет.
5 сентября 1925. Финансовая служба выслала мне налоговое извещение на 150 марок. Неделя на уплату. О святая простота… Я болен. Душа ранена. Изнемог. Мне бы на год в горы!.. Я хочу спать! По мне, так хоть и не просыпаться!
Предстоит совещание с целью основания северо-западного объединения нацистских округов, в котором у Геббельса не последняя роль[86]86
Геббельс, к тому времени близко сошедшийся во взглядах с Г. Штрассером, стал управляющим делами или секретарем Содружества северо– и западногерманских гау НСДАП, известного как оплот «левой оппозиции».
[Закрыть].
7 сентября 1925. Движение делает первые маленькие шаги к успеху. Зимой нам предстоит тяжелая борьба. Но и успехи. [И все же: ] Иногда мне становится тошно. И хочется зашвырнуть весь этот хлам в угол.
Гибель, жертва, смерть и отчаяние – тут и игра, и доля искренности, и поза, и форма существования. И все же – еще бьется рефлектирование, болезненность переживаний. Потом наступит другое время – другие черты натуры заострятся.
«Национальное и социалистическое»
11 сентября 1925. У нас был сильный спор. Национальное и социалистическое! Что сперва и что следует потом? У нас на западе этот вопрос решен. Сперва социалистическое освобождение, затем как буря грядет освобождение национальное. Проф. Вален[87]87
Карл Теодор Вален (1869–1945) – немецкий математик, член НСДАП, известный своим антисемитизмом. В 1924 году стал гауляйтером Померании. С 1936 года издавал журнал «Немецкая математика», в каждом номере которого были грубые выпады против евреев.
[Закрыть] иного мнения. Сперва национализировать рабочих. Но вопрос! Как?.. Гитлер колеблется между двумя точками зрения. Но он намеревается склониться в нашу сторону. Так как он молод и умеет жертвовать. Все лишь вопрос поколений. Стар или молод! Эволюция или революция! Социальная или социалистическая! Для нас выбор не труден.
14 сентября 1925. «Золотой петушок», русский балет. Прекрасные танцы и народные песни. Песня о Волге.
23 сентября 1925. Эльзе в понедельник, зайчик, чок, чок. О, твоя любимая рука. Ты, милая! Блаженная любовь… Эльзе так мила, ласкова. Делает бутерброды ногтечисткой. Ах ты, чудесная богема. Расставание! Прощай, ты милое дитя!.. Моральная депрессия!.. У меня несколько дней нервный упадок… У меня тоска по Эльзе. О, ты милая, сладостная женщина!
26 сентября 1925. В Мюнхене склока в движении. Мюнхенцы стоят мне поперек горла.
2 октября 1925. Мы теперь полностью едины со Штрассером. Я и по-человечески тоже очень с ним сблизился… Штрассер далеко не так буржуазен, как я думал поначалу… Все же в Мюнхене, по-моему, большой свинарник… Я работаю над статьей «Национал-социализм или большевизм»… Штреземан едет в Локарно продавать Германию капитализму западных стран. Жирная сытая свинья!.. Зеверинг[88]88
Карл Зеверинг (1875–1952) – министр внутренних дел Германии и Пруссии, социал-демократ.
[Закрыть] запретил Гитлеру выступать в Пруссии… Называет его иностранцем…[89]89
Гитлер подает 7 апреля 1925 года прошение о выходе из австрийского гражданства и получает статус подданного рейха, но не полноправного гражданина, что было весьма обидно для «фюрера германского народа», и мешало его политической карьере.
[Закрыть] И это республиканская свобода совести!
6 октября 1925. Отец все тот же. Хороший, благомыслящий обыватель. Порядочный мещанин.
9 октября 1925. Дюссельдорф: большой красный плакат на афишном столбе. Ленин или Гитлер!.. Всё коммунисты. Хотят помешать.
12 октября 1925. Вчера и позавчера Эльзляйн здесь. Прекрасные и мучительные часы мы здесь пережили. Внутренний конфликт между нами обостряется. Мы должны будем скоро расстаться. Мое сердце обливается кровью! Как скоро я окажусь совсем одинок… Письмо от Штрассера. Гитлер мне не доверяет. Он поносит меня. Какую боль это причиняет мне. Если он в Хамме 25 октября будет меня упрекать, я уйду. Я не могу выносить еще и это. Всем пожертвовать, и еще упреки от самого Гитлера. В Мюнхене действуют негодяи. Болваны, которые не потерпят рядом с собой человека с головой. Потому что они в его присутствии будут с легкостью распознаны как болваны. Потому – борьба против Штрассера и меня. Штрассер пишет в совершенном отчаянии.
14 октября 1925. Я дочитал книгу Гитлера до конца. С восторгом, не отрываясь! Кто этот человек? Полуплебей, полубог! В самом деле Христос или только Иоанн?.. Хочу домой… Я научился… бесконечному презрению к каналье-человеку. Тошно! Тьфу, черт!
«Лучше гибель заодно с большевизмом»
16 октября 1925. Локарно[90]90
В Локарно в октябре 1925 года на конференции западных стран было заключено общеевропейское соглашение – гарантийный пакт о неприкосновенности границ Германии с Францией и Бельгией и о сохранении демилитаризации Рейнской зоны. – Примеч. авт.
[Закрыть]: старое надувательство. Германия уступает и продается западному капитализму. Ужасная перспектива: сыны Германии как наемники будут проливать кровь на полях Европы на службе этому капитализму. Должно быть, в «священной войне против Москвы»!.. Я теряю веру в людей!! Зачем этим народам дано христианство? Лишь для того, чтобы они его извращали!
21 октября 1925. Долгая болтовня о большевизме… Я хотел бы как-нибудь съездить на пару недель в Россию для изучения. Можно бы однажды как-нибудь это обтяпать… С 1 октября 1924 по 1 октября 1925 я выступал 189 раз. Можно уже износиться.
23 октября 1925. Локарно и пакт безопасности. Одно ясно: деньги правят миром… Нас превратят в наемников капитализма в войне против России… Мы проданы. И если дело идет к концу, лучше гибель заодно с большевизмом, чем вечное рабство заодно с капитализмом.
26 октября 1925. Битва на улицах с распаленной красной сволочью. У нас 49 раненых!.. Битком набитый зал. Говорит Штрейхер. Свински. Но тем не менее настроение есть. На улице снова бешеные схватки. Льется кровь… Наутро в Хамм. Гитлер не приедет. Возвращен с прусской границы. Зеверинг, эта свинья, хочет распорядиться его арестовать… Один СА-штурмовик[91]91
Sturmabteilungen (SA) – штурмовые отряды, штурмовики, «коричневорубашечники» – военизированная боевая организация НСДАП, возникшая 3 августа 1921 года из добровольческих военных подразделений.
[Закрыть] провозгласил: «Мы клянемся в кровавой мести!» Стычки с полицией.
28 октября 1925. Сладостная ночь. Она так мила и добра ко мне. Я так часто причиняю ей страдания. Эта бурная, цветущая ночь. Я любим! Почему я жалуюсь!.. Эльзе, моя добрая, красивая возлюбленная!
29 октября 1925. Я старею. Я заметил это сегодня с содроганием. Выпадают волосы. На пути к лысине. Но в душе я вечно останусь молодым!
Он никогда не будет ни молодым, ни зрелым. Он навсегда останется в подростковом состоянии с его нетерпимостью, тягой к насилию.
«Восходящий диктатор»
10 ноября 1925. Я в ужасно пессимистическом настроении. Вера во внутренние силы немецкого народа иногда колеблется. И это страшные часы моей жизни… Я часто тоскую по семье и покою. Этого я никогда в жизни не смогу иметь. Молчи, мое сердце!
14 ноября 1925. Я выступал перед 200. Как примитивно, я мог бы сказать, как глупо. [Это, кажется, единственная в дневнике фраза такого рода. Позже он никогда так критично о себе не скажет.] Я устал, устал…
23 ноября 1925. Выступал перед 2000 коммунистов. Спокойный, деловой разговор. В конце собрания яростная драка. 1000 пивных кружек разбито. 150 ранено, 30 тяжело, 2 убитых. Народ мой, горе тем, кто тебя любит!.. Меня травят в еврейской прессе… Я прибыл в Плауэн. Гитлер здесь. Моя радость велика… Как я люблю его! Какой парень!.. Небольшое собрание. По его желанию я должен выступать первым. Затем говорит он. Как ничтожен я! [с усладой уничижения восклицает Геббельс]. Он вручает мне свой портрет. С приветом Рейнской земле. Хайль Гитлер!.. Его портрет на моем столе. Если б пришлось усомниться в этом человеке, я не смог бы этого пережить. [Но переживет, не раз впадая в сомнение.]
28 ноября 1925. Выступает Клара Цеткин. Остро, резко, ясно, пионерша[93]93
Клара Цеткин (1857–1933) – одна из основателей КПГ, деятель германского и международного коммунистического движения.
[Закрыть] большевизма, в жуткой ненависти… Ранним утром поднимаюсь. В поезде. Идет снег. Стенания во мне. В какого же цыгана я превратился!.. Благодарение богу! Завтра приедет Эльзе. Как я радуюсь этому! Ах, если бы у меня не было тебя при всех моих лишениях! От славы к успеху иду я навстречу гибели. Как тяжела эта жизнь!.. О жестокий, безжалостный мир!
Он примеряет на себя маски то «модерниста», то «юного романтика», то «нового человека». И не чувствовал бы себя вровень с «модернистами», если бы, отдаваясь успеху, он не упирался всякий раз в «гибель», в «отчаяние», «самоубийство», «рок».
5 декабря 1925. Вечер одного из величайших моих успехов. Так я говорил редко. Перед 2000. Как проповедник нового будущего… Я устал как загнанная лань.
«Жизнь – дерьмо! Страшное знание!»
14 декабря 1925. Радио! Радио! Радио в доме! Немец забудет для радио профессию и отчизну. Радио! Новый способ обуржуазивания! Все есть дома! Идеал обывателей.
Но пройдет совсем немного времени, и эта техника будет находкой для нацистской пропаганды.
В Германии после войны я видела так называемый народный приемник (Volksempfänger), он был повсеместно. Его получали немцы взамен своих приемников, которые обязаны были во время войны сдать: это была акция по пресечению слушания иностранного радио. Примитивный, небольшой, полукруглый, с зияющей впадиной, будто с распахнутым говорящим ртом, «народный приемник» был прозван немцами Goebbelsschnauze – «морда Геббельса».
16 декабря 1925. Эльзе пишет мне отчаянное письмо-прощание. Она чувствует себя совершенно покинутой. Что я должен делать?.. Почему женщина не может всецело идти с нами? Можно ли ее воспитать? Или она вообще неполноценна? Женщины могут быть героинями только в исключительных случаях! Эльзе много думает о себе… Ах, мое сердце, успокойся! Жизнь – дерьмо! Страшное знание!
21 декабря 1925. Я говорил. Меня качали… Эльзе приехала. Полна мечты и печали. Мы хотим расстаться. Она плачет и молит… Пока мы снова не обрели друг друга… На мне и женщинах лежит проклятие. Горе тем, кто тебя любит! Какая ужасная мысль! [Какой же дешевый позер!]
23 декабря 1925. Я работаю весь день над всеохватывающей программой национал-социализма. И впервые замечаю теперь, как все это трудно… Я так устал. Я боюсь, что я болен… Я нервен до крайности.
24 декабря 1925. Вчера до глубокой ночи работал над докладом «Ленин или Гитлер». Это доставляет мне адское удовольствие.
29 декабря 1925. Ссора с отцом. Из-за пустяков… Рождественский привет от Гитлера. Его книга в кожаном переплете с дарственной надписью. «Образцовое искусство Вашей борьбы». Я радуюсь!
2 января 1926. Печальное вступление в Новый год. Незадолго до полуночи у Кауфмана[94]94
Карл Кауфман (1900–1969) – член НСДАП с 1922 года, в 1925–1945 годах гауляйтер Рейнланд-Норда. Геббельс, занимавший пост управляющего делами гау, был его другом.
[Закрыть] [гауляйтера] начался его страшный нервный припадок. Мы стояли вокруг него на темной лестнице, борясь с ним и шумя, он кричал как одержимый и хотел броситься в Вуппер[95]95
Вуппер – река, правый приток Рейна.
[Закрыть], в это время пробило 12 часов. С Новым годом! Затем мы доставили его в автомобиле в Шмерфельдт… Что мы должны пережить. Я готов заплакать, но нет слез. Мы становимся старыми и закоснелыми… Судьба делает из нас мужчин. [У Гитлера об этом же сказано иначе: «Кулак судьбы открыл мне глаза».] Хозяйственный кризис, безработица, страх перед будущим, пришибленное судьбой поколение. С Новым годом!.. В эти часы все мерзко во мне и вокруг меня. Снаружи шлепает дождь по оконному стеклу… Вокруг меня страшная, зловещая тишина. Мы идем навстречу краху. С Новым, 1926 годом!
4 января 1926. Письмо от Штрассера. Он тоже болен. Очень болен. Мы пожираемы изнутри. Демоном! Это ужасно. И мы неразрывно прикованы к нему. Это еще ужаснее. Работаем, чтобы забыться!
У Геббельса, с его внесоциальным существованием люмпена, заигрыванием с «гибелью», «отчаянием» или тягой «к блаженному или ужасному концу», неприткнутостью долгое время ни к чему, проявляется особая пристальность к сдвинутости, смещенности психики ли, сознания. Наблюдая за выступавшим в Веймаре Штрейхером, он отмечает: «Пожалуй, немного патологичен». И мгновенно схватывает: «Таким-то он и хорош. Такие нам и нужны, чтобы увлечь массы». А это уже нечто вроде установки.
Говоря о своем приятеле Фрице Пранге, вовлекшем его в нацистское движение, он в числе его положительных черт называет: «патологичен». И друг Кауфман подвержен тяжелым психическим припадкам. И Грегор Штрассер, как и он, Геббельс, пожираем демоном – «тоже болен. Очень болен». Это смещенное состояние культивируется. Но и в самом деле с Геббельсом происходит нечто схожее с тем, что наблюдают врачи у людей с поврежденной психикой, страдающих психозами, когда состояние эйфории, ликующего подъема, неуемной энергии чередуется со срывами в отчаяние, депрессию.
«Я хочу быть апостолом и проповедником»
20 января 1926. Я долго думал о внешней политике. Нельзя обойти Россию. Россия – альфа и омега любой целенаправленной внешней политики.
31 января 1926. Во вторник в Оснабрюке. Мещанское дерьмо. Греют ноги о мой радикализм… Восточная политика, Россия. Кто разберется в этом. По-моему, ужасно, что коммунисты и мы разбиваем друг другу головы… Где мы можем встретиться с вождями коммунистов?[96]96
За один этот вопрос Геббельс был бы достоин опалы Гитлера, который ненавидел «еврейский большевизм». Но Геббельс выражает иллюзии «левой оппозиции» Штрассера о возможном повороте во внешней политике Германии в сторону союза с Россией против «прогнившего капитализма» Запада.
[Закрыть]
6 февраля 1926. На моем столе ряд новых портретов Гитлера. Восхитительно!.. Тоска по сладостной женщине! О ужасная мука. И это жизнь? Я ненавижу Берлин!
11 февраля 1926. Выступил перед 2000. Меня грозили убить. А потом бурно аплодировали… Во всех городах льется кровь за нашу идею. Мы не можем проиграть. Мы не можем погибнуть. Я хочу быть апостолом и проповедником. Я снова начинаю верить!
12 февраля 1926. Сегодня после обеда я жду Эльзе и радуюсь этому… Мы хотим натравливать и разжигать… Гитлер произнес прекрасные слова: «Мы подстрекатели правды».
Для нацистского «апостола и проповедника», подстрекателя, то шаткого в вере «за нашу идею», то вновь укрепившегося в ней, оттого что в немецких городах «льется кровь», неминуем сброс всех незыблемых, непреложных ценностей.
«Гёте – воплощение божественного в человеке» – это 25 мая 1924-го. «О прекрасный Веймар! Не потерял ли я чего-то, занявшись политикой? Мне так грустно!» – подавленно сообщает Геббельс 27 марта 1926-го. Но тут же одергивает себя: «Гёте – это еще не всё». Гёте уже не тот «божественный», всеобъемлющий. Превыше Гёте – национал-социализм, в который Гёте не встроить и которому не поглотить его. И от подавленности, как это обычно у Геббельса, – быстрый переход в агрессивность: «Негодяй, кто пишет сейчас стихи и забывает о своем гибнущем народе».
Эту деградацию, эту готовность предать самого себя ради химеры (а в случае с Геббельсом – еще и ради личного преуспевания, ради власти) пророчески прозревал немецкий гений и патриарх, так ясно видевший опасность того, что зарождалось в Германии еще в начале прошлого столетия и предопределило развитие немецкого национализма и идеи фюрерства. Гёте писал, что судьба неизбежно покарает немецкий народ, «потому что он предал самого себя и не хотел оставаться тем, что он есть. Грустно, что он не знает прелести истины, что ему так дороги туман, дым и отвратительная неумеренность, достойно сожаления, что он искренне подчиняется любому безумному негодяю, который обращается к его низменным инстинктам, который поощряет его пороки и поучает его понимать национализм как разобщение и жестокость»[97]97
Эти слова Гёте приводит на Нюрнбергском процессе британский обвинитель сэр Хартли Шоукросс. Цит. по: Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: сборник материалов: В 7 т. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1957–1959. Т. 7. С. 156.
[Закрыть].
«Все эти художники совершенно политически бесхарактерные. От Гёте до Штрауса. Прочь!» – вскричал Геббельс, уже дорвавшийся до власти над судьбами деятелей культуры, искусства в нацистской Германии, изгоняя со службы композитора Штрауса. «Рихард Штраус написал исключительно низкое письмо еврею Стефану Цвейгу. Стапо [гестапо] поймало его. Письмо наглое и глупое. Теперь и Штраусу придется убираться» (5.6.1935). Теперь Геббельс дозрел до того, чтобы изгнать и Гёте, будь тот у него под рукой.
А я помню, как в войну нас, слушателей военных курсов переводчиков, Гёте спасал от ненависти к немцам. Я давно писала об этом. Наш преподаватель, отбывая на фронт, на последнем занятии, прощаясь, прочитал нам:
Кто жил, в ничто не обратится!
Повсюду вечность шевелится.
Причастный бытию – блажен!
– Я прошу вас, геноссен, помнить, что автор этого стихотворения – немец.
Удивительно возвышали эти строки над бедой, над мраком, над насилием войны.
«Я не могу больше беспредельно верить в Гитлера»
В марте 1925-го Гитлер объявил о воссоздании своей партии, распущенной после путча. В феврале 1926-го он созвал на конференцию в Бамберг партийный актив. Как обычно, Геббельс записывает то, что происходило накануне.
15 февраля 1926. Гитлер выступает. Два часа. Я пришиблен. Что за Гитлер? Реакционер? Удивительно неточно и неуверенно. Русский вопрос: абсолютно неудачно. Италия и Англия – наши естественные союзники! Ужасно! Наша задача – уничтожение большевизма[98]98
Целью конференции в Бамберге 14 февраля 1926 года был резкий отпор «левой оппозиции». После речи Гитлера Штрассер отказался от противостояния. Геббельс понял, кто обладает подлинной силой, и стал искать расположения Гитлера.
[Закрыть]. Большевизм – еврейская сила! Мы унаследуем Россию! 180 миллионов!!! Компенсация императорскому дому![99]99
Левые в НСДАП горячо поддерживали идеи безвозмездного изъятия собственности княжеских династий и императорского дома в пользу государства, Гитлер стоял на страже принципа частной собственности.
[Закрыть] Право должно оставаться правом! Так же и для князей. Частную собственность не подрывать (sic!) [этот знак ставит Геббельс]. Ужас! Хватит программ! Довольно этого. Федер[100]100
Готтфрид Федер (1883–1941) – экономический теоретик НСДАП, один из основателей и первых членов ДАП еще до прихода в нее Гитлера.
[Закрыть] кивает. Лей[101]101
Роберт Лей (1890–1945) – гауляйтер гау Рейнланд-Зюд, будущий фюрер Германского трудового фронта. Казнен по приговору Международного трибунала в Нюрнберге.
[Закрыть] кивает. Штрейхер кивает. Эссер[102]102
Герман Эссер (1900–1981) – журналист, один из ближайших сподвижников Гитлера, патологический антисемит, автор книги «Мировая еврейская чума».
[Закрыть] кивает… Короткая дискуссия. Говорит Штрассер. Заикаясь, дрожа, неумело, славный, честный Штрассер, ах, господи, как мало мы соответствуем этим свиньям! Полчаса дискуссии после четырехчасовой речи. Безумие, ты победило! Я не могу произнести ни слова. Меня словно по голове стукнули. На машине на вокзал… Так болит сердце!.. Я хочу плакать!.. Ужасная ночь! Величайшее разочарование. Я не могу больше беспредельно верить в Гитлера.
Только что казалось, «северо-западный блок» Штрассера, в котором стремится выделиться Геббельс, будет триумфатором в движении: «Мы победили по всем линиям». И программа блока, в которой социальное предшествует национальному, встретит одобрение Гитлера. Но пришел Гитлер. Выступил. И все разлетелось в прах.
Все, что изрек Гитлер, – в полном противоречии с политическими прикидками «северо-западного блока». Все наоборот. Чьим же апостолом быть Геббельсу? Что проповедовать? Полная ошарашенность.
Состоялся обмен мнениями руководителей партийных групп гау Рейнланд-Норд. «Мы социалисты. Мы не хотим быть ими напрасно». Но и спешные телеграммы с мест: «Никакой опрометчивости». Наконец предложение: «Кауфман, Штрассер и я идем к Гитлеру, чтобы настоятельно с ним поговорить. Он не должен поддаваться этим негодяям. Итак, завтра снова на вокзал. В бой! Я отчаиваюсь! Спать! Спать! Спать!»
Но буря в стакане воды улеглась. Демарш не состоялся. Гитлер остался в стороне.
Все разрешилось лишь склоками между национал-социалистами, жалобами, науськиванием.
24 февраля 1926. Заметка против бесстыдных демократов, которые нападают на уничтожителя масонства Муссолини. Из Мюнхена ничего нового. Гитлер еще не ответил на мое письмо против Штрейхера. Тамошняя камарилья уж будет прилежно науськивать. Сегодня допрашивали в полиции. Меня снова захотели схватить.
27 февраля 1926. Вчера в Эссене. Перестрелка, драки, 200 полицейских, 4 тяжелораненых. Я смертельно устал. Сейчас приедет Эльзе!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
