Текст книги "Геббельс. Портрет на фоне дневника"

Какая дорога ведет к Богу?

Не прошло и месяца, как Геббельс восклицал: «Мы должны искать Бога, для того мы являемся на свет». Но это до Веймара. Теперь, когда он предпринимает первые практические шаги, участвует в организации полулегальной местной нацистской группы на оккупированной территории, он снова припадает к вере. Но уже по-иному.

«Мы должны быть берсеркерами нашей страсти и нашей веры, – провозглашает он в дневнике. – Только тогда мы можем победить. – И корит возможного оппонента, сомневающегося в этой вере, а точнее, самого себя: – Ты не веришь в свое дело? Стыдись быть человеком. Та дорога ведет к Богу, в которую мы верим, что она ведет к Богу… Потребность XX века – социальный вопрос. Он может быть разрешен лишь духом, а не рассудком» (21.8.1924).

Этой блудливой риторикой будет наполняться дневник. Разум отменяется. Чтобы победить, нужно быть безоглядным, жестким в вере. А вера – это то, с чем ты повязан. Нет нужды испрашивать у Бога ни веры, ни пути. Дорога к Богу – не поиск всей жизни, а прагматический выбор. Та дорога, на которую стал, ту и полагай ведущей к Богу. Как все становится элементарно, достижимо. Первые практические шаги Геббельса – и первое же отступничество от Бога. Религией становится политика.

«Деньги и эрос – движущая сила мира»

23 августа 1924. До вторника, когда Ты приедешь, еще три дня. Мои часы – это лишь ожидания Тебя. Все во мне жаждет твоей сладостной благосклонности. Ты славная, любимая женщина!..[65]65
  Речь опять идет о подруге Геббельса Эльзе.


[Закрыть] Политика – сплошное отчаяние. Либерализм, кажется, снова побеждает… С отцом у меня ожесточенная борьба. Он предпочел бы, чтобы наступило спокойствие и порядок, безразлично какой ценой. А мы, юноши, думаем больше о будущем. Мы не желаем, чтоб увековечивалось состояние трусливого рабства. Оставьте себе ваш кладбищенский покой. Мы хотим истинной свободы. Я изворачиваюсь насчет денег ко вторнику. По одной марке собираю я денег на дорогу [для встречи с Эльзе]. Надеюсь, соберутся нужные 20 м. Эта душевная тоска ожидания огромных счастливых часов. Всеми мыслями владеет одно чувство: вновь увидеть, обрести. Каждый удар пульса – о Тебе. Часы ползут как недели. Вечером, когда я ложусь в постель, я высчитываю, сколько ночей я еще буду в одиночестве. Днем я считаю часы, которые еще разлучают меня с Тобой… Маленький, любимый мышонок! [Завершается эта любовная декламация перепадом в другую тональность.] Я так мало приучил ее к хорошему, что любая радость возносит ее до небес. Я люблю женщин больше на расстоянии, чем когда они возле меня. Идеал и действительность!

29 августа 1924. День с Эльзе в Кёльне… В послеобеденное время – наедине с ней в номере отеля… Ликующий крик. Пробуждается зверь. Пыл любви и страсти… Я люблю ее из всей глубины моего сердца. Эрос пробуждает во мне бога и дьявола. Деньги и эрос – движущая сила мира… Любимая, милая девочка… Ты маленький, жизнерадостный черт… Политика на лезвии ножа. Сегодня рейхстаг решает, принять или отвергнуть лондонскую сделку об учреждении американской рабской колонии в Германии. [Речь, как видно, о ратификации в Германии плана Дауэса, предполагавшего предоставление Германии иностранных займов.]

30 августа 1924. Мы еще не созрели для власти. Мы должны иметь терпение и ждать… Пусть немецкая нужда усиливается, чтобы она действовала целительнее и ускореннее… Чем глубже Германия погрязнет сегодня в позоре, тем выше надо ставить себе цели.

«Я хочу быть молотом!»

31 Августа 1924. От мышки[66]66
  Т. е. от Эльзе.


[Закрыть] заказное письмо. Я тебя люблю и возвращаю 15 франков. Ты милое дитя. Ты же самое любимое, что у меня есть. План газеты[67]67
  «Фёлькише Фрайхайт» («Народная свобода») – газета регионального отделения Всегерманского национал-социалистического освободительного движения в Эльберфельде, главным редактором которой стал Геббельс.


[Закрыть] готов.

1 сентября 1924. «Мы ничто. Германия все!» – так кончается моя заметка.

Человек для государства, а не государство для человека. Избитая формула. «Deutschland über alles» – «Германия превыше всего».

5 сентября 1924. Какое количество ненависти и злобы каждый день в этих тюках газет. Можно растеряться. Одна злобствует против другой. Куда это ведет, всюду зависть… Яд повсюду. И я содействую этому!

Если не из лицемерия он возмущается, то из минутной близорукости, но вскоре уяснится: злоба и ненависть – решающий союзник национал-социалистов, готовящих переворот. Геббельс станет разжигать эти темные страсти, провоцировать, насаждать и поддерживать беспорядки, уличные схватки, насилие, вплоть до политических убийств. Фашистам нужна сдвинутость, когда затемнено понятие о добре и зле, стерта грань между ними и беспрепятственнее входят в человека темные страсти. Массам людей, впавшим в ненависть, злобу, растерянность и страх перед жизнью, легче стать добычей фашизма, оказаться столкнутыми в бездну расового безумия.

Гитлер позже закрепит это в речи, приведенной Геббельсом в дневнике: «Бог дал нам огромную милость в нашей борьбе. И лучший его дар – ненависть наших врагов, которых мы так же ненавидим от всего сердца». «Прирожденный разжигатель», – восхитится им тут же Геббельс. О бедный несостоявшийся пастырь! Превозносит устами Гитлера ненависть как дар Господний.

5 сентября 1924. Я хочу быть молотом!.. Я снова должен искать оплачиваемое место. Так дальше не пойдет. Я едва могу глядеть в глаза отцу. Нахлебник. Жалкая роль, которую я играю!!!

Германия все еще под игом проигранной войны, стеснения диктатом победителей. В Рейнской области, где родной город Геббельса, – демилитаризованная зона; в Рурскую область вошли оккупационные французские войска, и жжет постоянно от этой униженности. Выход этому болезненному комплексу Геббельс дает отчасти в возрастающем в нем антисемитизме. Найден универсальный виновник всему, что происходит с Германией, в том числе и прозябанию Геббельса. На этой стадии для Геббельса слово «еврей» – синоним капиталиста, либерала, демократа, интернационалиста; евреи для него также сами страны-победительницы, которых представляют то Лондон, то Париж.

«Заварилась мало-помалу каша на почве антисемитизма, от которой пахнет бойней, – писал Чехов 6 февраля 1898 года Суворину в связи с делом Дрейфуса[68]68
  Дело Дрейфуса (1894) – резонансный судебный процесс над Альфредом Дрейфусом (1859–1935), евреем, офицером французской армии, который на волне антисемитских настроений был обвинен в измене и шпионаже в пользу Германии.


[Закрыть]. – Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: “Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм…” Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты – это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство! Они, конечно, дурной знак. Раз французы заговорили о жидах, о синдикате, то это значит… что в них завелся червь, что они нуждаются в этих призраках, чтобы успокоить свою взбаламученную совесть… Первыми должны были поднять тревогу лучшие люди, идущие впереди нации, – так и случилось…»

Так оно было на грани веков.

«Вживание – это все»

Эйфория прошла. Надежды самомнения то рушатся, то снова захватывают. Предстоящее двухлетие историк Эльке Фрёлих называет «инкубационным периодом» становления Геббельса-нациста.

8 сентября 1924. Политика делает меня бесплодным. У меня больше нет позитивных мыслей. Все вызывает во мне отвращение. Если б я только мог выбраться из этого кавардака…[69]69
  Здесь у Геббельса слово «Тохувабоху» – библейское выражение из древнего языка ненавистных ему евреев.


[Закрыть] В меня вполз враг. Враг моей веры. Если я теперь еще и веру потеряю, придется отчаяться.

Это не помешает ему спустя неделю сказать обратное: «Политика радует меня». Написанная им статья «доставила удовольствие». «Мы откроем в себе новую духовность», «Сердце живет», «Огонь распространяется».

20 сентября 1924. Вживание – это все. Надо вжиться в идею.

22 сентября 1924. На верном ли я пути? Я иногда сомневаюсь. Найду ли я крепкую, непоколебимую веру!!!

Казалось бы, с его органикой и его пластичностью ему не составит особого труда «вжиться», но пока еще не удалось. Он еще рефлектирующий, мечущийся человек. К тому же он по-прежнему нищ.

«Отец строг: на предприятии кризис. А я живу за его счет. Ужасное чувство! Куда я должен деваться? Скепсис и крайнее отчаяние. И вот снова приходит газета. Итак, снова монотонная работа. Растопчет твой дух…» Но зато: «Говорят, я блестяще выступал». Хвала самому себе будет постоянно присутствовать в записях.

27 сентября 1924. Я сам сотворю свою славу… Моя слава как оратора и политико-культурного писателя распространяется в рядах приверженцев национал-социалистической мысли по всей Рейнской области… Хайль!

Эльзе печатает его прозу на машинке, но «это ее не радует. Я должен объяснить ей. Для наших современников хороший немецкий стиль прозы не имеет смысла. Мы привычны к экспрессионистской напыщенности. У нас дверь должна быть тотчас взломана. Великое всегда просто, ему не нужно бить на эффект».

«Я сам сотворю свою славу»

Геббельс участвует в руководстве местной нацистской группы в Эльберфельде.

1 октября 1924. Немецкий национал и вместе с тем антисемит. А они не хотят признать это новым социализмом. [Это он о членах Немецкой национальной народной партии[70]70
  Немецкая национальная народная партия – самая правая и консервативная из партий Веймарской коалиции, ярая сторонница германских националистических идей.


[Закрыть], с которыми состоит тут в распрях.] Но молодежь научит вас приличию! Берегитесь! Поверх ваших седых, почтенных голов мы построим новое государство… Мы мало-помалу продвигаемся. Но нам основательно приходится бороться против врага в нашем собственном лагере. Боже, до чего же ужасающе мелко большинство людей.

3 октября 1924. Теперь я ответственный редактор «Народной свободы»…[71]71
  «Фёлькише Фрайхайт».


[Закрыть] Я победил по всем линиям, газета целиком под моим влиянием, могу делать что хочу. Пока мне этого достаточно. Трамплин. Наверх… О, эта работа дает удовлетворение и радость. Со вчерашнего дня я стал совсем другим. И дома тоже смотрят на меня совсем другими глазами. Здесь действует только зримый успех. Это первая ступень – вперед и выше. У меня есть рупор… Я пробьюсь еще выше. В этом я даю здесь обет совершенно серьезно. Вперед! К звездам! К немецкой свободе! Господь, пребудь с нами!!!

Это вырвавшееся признание – ключ к пониманию его натуры и его честолюбивых помыслов. Доминанта – карьера. На этот раз это высказано без обиняков. Обычно «карьера» является под псевдонимом «миссии» или «веры». И поскольку с такой верой долго не ладится – до ощутимых успехов нацистов, – то теперь все чаще еще один псевдоним: «немецкий пролетарий»: «Народ, трудящиеся – это лучшее, что у нас есть» (23.9.1924). Но уже через день: «90 % людей канальи. 10 % сносны. Эти десять процентов должны править 90 %, чтобы стояло государство. Тайна диктатуры». И это устойчиво у Геббельса: «90 % немецкого пролетариата дерьмо. Зачем я борюсь? Из сострадания? Нет, потому что я должен повиноваться своему демону!» (4.4.1925). Его демон – честолюбие. Все прочие обеты и заверения, что были и будут, – пустая декламация. Но не этот обет: продвигаться наверх по ступеням карьеры. Ему он будет верен буквально до последнего часа в подземелье имперской канцелярии, когда демон ненасытного честолюбия уже примется пожирать детей Геббельса, обреченных отцом на гибель. А следом и его самого.

Но до этого часа еще многое случится.

Я имела возможность убедиться в трагические для Германии дни неминуемого поражения, что комиссару обороны Берлина Геббельсу вместе с Гитлером не было никакого дела до народа и его непереносимых страданий. Это подтвердилось в последних записях его дневника в апреле 1945-го. Название «Национал-социалистическая немецкая рабочая [!] партия», как и банальная политическая демагогия о защите интересов трудящихся, было для нацистов и лично для Геббельса лишь средством для осуществления честолюбивых помыслов – захвата власти.

4 октября 1924. Сегодня впервые моя собственная газета пришла в дом. Какую радость она мне доставила! Наконец-то я устроен.

И в эти окрылившие его дни он снова припомнил то, от чего успел уже отступиться: «Мы должны искать Бога. Для этого мы приходим в мир!» (7.10.1924). Но это медь звенящая…[72]72
  Демагогия, пустая болтовня.


[Закрыть] Он нашел для себя суррогат Бога в Гитлере.

6 октября 1924. Видны успехи. Это радует. Я продолжаю сражаться. До победы или смерти. Эльзе – мой лучший товарищ.

На этом записи в дневнике обрываются и восстанавливаются с середины марта 1925 года. За это время состоялось знакомство с досрочно выпущенным из тюрьмы Гитлером[73]73
  Гитлер был выпущен из тюрьмы в Ландсберге 20 декабря 1924 года.


[Закрыть]. Но оно осталось за пределами дневника.

«По указанию мюнхенских властей я охранял Гитлера в тюрьме в Ландсберге, как цветок в оранжерее [читаю в рукописи бывшего полицейского Раттенхубера]. Баварское правительство было заинтересовано сохранить Гитлера для подавления революционного движения. Я получил приказ не раздражать арестованного полицейскими мерами охраны и предоставить ему свободно гулять по крепостному саду. Его единомышленники беспрепятственно допускались к нему, и комната Гитлера напоминала салон политического деятеля. В его распоряжение отдана пишущая машинка, на которой он с помощью Гесса[74]74
  Рудольф Гесс (1894–1987) – заместитель Гитлера по партии, личный секретарь фюрера, отбывавший вместе с ним заключение. Приговорен Нюрнбергским трибуналом к пожизненному заключению. В возрасте 93-х лет покончил с собой в камере.


[Закрыть] написал книгу “Майн кампф”. По окончании ее Гитлера выпустили на свободу, причем начальник крепости дал ему очень похвальную аттестацию».

«У меня хотят отнять веру»

18 марта 1925. Работать, писать. Телефонировать и телеграфировать. И при этом денег – лишь на самую скудную жизнь. Есть от чего впасть в отчаяние… Завтра мои именины. Я поеду домой… Безысходность, отчаяние повсеместно во всех сердцах. Выше голову. Работать! Я свирепствую как бык… Завтра в Рейдте с Эльзляйн[75]75
  Эльзляйн – уменьшительное от Эльзе.


[Закрыть]. Ура! Как я радуюсь! Я пишу ежедневно дюжину писем. Жуть! Из меня можно сделать фонограф! Что вы хотите от меня, вы, мелкие душонки? Ведь я человек!

20 марта 1925. Счастливые часы с Эльзе. Она подарила мне «Братьев Карамазовых» в чудесном красном холщовом переплете. И белую сирень, благоухающую в моей комнате.

23 марта 1925. Гитлер уже в полном порядке…[76]76
  Выйдя из тюрьмы, Гитлер явился в баварский ландтаг, размахивая плетью из кожи бегемота, и обрушился на депутатов с обвинениями в слабости руководства и отсутствии идеи.


[Закрыть] Гитлер написал призыв к выборам Людендорфа[77]77
  После внезапной смерти первого рейхспрезидента Веймарской республики Фридриха Эберта 28 февраля 1925 года в Германии должны были состояться выборы.


[Закрыть]. Блистательно. Это человек с размахом… Что гонит меня наверх? Честолюбие, гордость, вера, идеализм? Я не знаю. Человек так мало знает себя. Крупная промышленность – грех. Мы избавим от нее человека… Я устал. Я хочу спать. Спокойной ночи, мой любимый дневник, мой заботливый исповедник. Тебе я говорю все. Все! Здесь я человек, здесь я могу им быть. Спокойной ночи!

Но записи в «мой любимый дневник» – не исповедь, скорее это сброс негодования, раздражения, досады на запретителей, а чаще и яростнее – на оппонентов и всех тех, кто не ценит его и обрекает на нужду. Нередко это площадка для патетических заклинаний, жестикуляций.

Одномерность, агрессивность нацизма обгладывает Геббельса. Он теряет то, что имел, – тягу к чтению, не по-школярски беспорядочному, импульсивному. Брожение подхваченных, заимствованных, но теребящих мыслей. Только с Эльзе его по-прежнему связывает живое чувство.

26 марта 1925. Преследования и аресты со стороны французов[78]78
  Последний французский солдат покинул немецкую территорию только в 1930 году, конфликты с местным населением были регулярными.


[Закрыть]. Гитлера заставляют замолкнуть. Нам затыкают рты до потери сознания. Это доказательство нашей правоты… [вторит он Гитлеру]. Сегодня идти в Дуйсбург через французскую [т. е. Рурскую] область. Врагу в глотку. Вигерсхауз[79]79
  Фридрих Вигерсхауз (1877–1934) – немецкий политик, один из руководящих членов Всегерманского национал-социалистического освободительного движения. Именно он пригласил Геббельса на пост главного редактора газеты «Фёлькише Фрайхайт».


[Закрыть] [националист] называет меня подстрекателем. Благодарю за комплимент. Поскольку вы не поняли идею наступающей революции!.. У меня нет денег. Начинается голод. Я не знаю, чем я 1 апреля расплачусь за жилье. Это горе. Нас содержат как собак, как шелудивых собак… «Этот человек для нас опасен, – сказал обо мне Рипке[80]80
  Аксель Рипке (1880–1937) – журналист, политик, гауляйтер гау Рейнланд-Норд в НСДАП с центром в Эльберфельде.


[Закрыть] [гауляйтер], как Мирабо о Робеспьере, – он верит в то, что он говорит». Эти жалкие умельцы жить! Я не хочу овладевать искусством жить. Я довольствуюсь жизнью в мучениях! Это ужаснейшая мука! Но надо терпеть и быть пламенем… Деньги – дерьмо! Я хочу – жизнь! Всю жизнь!

28 марта 1925. Нам не хватает духа Гитлера. Вы связали человека, но не мысль!

Досрочно выйдя из тюрьмы, Гитлер пообещал баварскому правительству полную лояльность. Но тотчас выступил в ставшей знаменитой пивной «Бюргербройкеллер», где в 1923-м разыгрался Пивной путч.

Я побывала недавно в другой пивной, «Хофбройхаус», тоже связанной с именем Гитлера и поднявшейся из руин после войны со всем уничтоженным бомбами Мюнхеном. В гигантском зале, вмещавшем тысячи посетителей, современные немцы, сидя на скамьях за простыми длинными столами, пили пиво, заедая присоленными кренделями, раскачивались в едином ритме, слаженно подхватывая песню, оглашая всю непомерную утробу зала могучим мужским хором. Было даже слегка жутковато.

А тогда, впервые по выходе из тюрьмы выступив в «Бюргербройкеллер» вновь, Гитлер нарушил слово, призвав к борьбе не на жизнь, а на смерть, пообещав, что или враги пройдут по трупам его однопартийцев, либо они пройдут по телам врагов. Последовало запрещение Гитлеру выступать[81]81
  Этот запрет действовал до мая 1927 года.


[Закрыть]. По этой причине и негодует Геббельс.

30 марта 1925. Я хочу борьбы, потому что я не в состоянии больше выдерживать… Нет денег. Вылетает в трубу воодушевление…

Снова предстоит ему ехать домой попрошайничать. «Никто не питается воздухом и росой. И словом господним тоже… Я не могу так больше! Меня разобьет отчаяние. У меня хотят отнять веру!» Нет денег, и он не может откликнуться на готовность Эльзе приехать к нему на два дня в Эльберфельд. «У меня сердце обливается кровью, но это не получится».

2 апреля 1925. Теперь я сижу и жду чуда. И если оно не произойдет, я буду искать работу. Что-нибудь да попадется. Тогда я и решу, как приспособиться к жизни, и сделаю последний вывод, который означает: работа ради хлеба.

Но угроза подумать о работе-заработке не осуществится. Снова привычное: обращение за деньгами к отцу. И 150 марок, переведенных ему телеграфом, и проклятия попрошайничеству, и «Я этого больше не выдержу!», и опять все сначала.

4 апреля 1925. В политике… Мы в отчаянии. Немецкий народ систематически готовят для гибели. А пролетариат? Борющийся пролетариат? Где борется он за свои права? Он терпит все, все и рад-радешенек. Когда б только голод миновал.

7 апреля 1925. Вечером в пивной «Лёвенброй» серьезный спор с Рипке по нашей нац. – соц. программе. Мы должны отдать рабочим в собственность производство, но максимум 49 %, говорит Рипке. Я называю это реформированным капитализмом, но я ненавижу капитализм в любой форме, как чуму. Стоит ли ради доли в 49 % совершать революцию и сотрясать Европу?.. Я радуюсь Пасхе. Имей я деньги, я бы с Эльзляйн вылетел бы в далекий мир. О бедное, скудное, ограниченное, плебейское существование!

9 апреля 1925. Моя вера готова меня оставить! Завтра Страстная пятница! Я воскликну вместе с умирающим Спасителем: «Боже, Боже, зачем ты меня оставил?..» Я тоскую по приятной Эльзенькиной болтовне.

18 апреля 1925. Есть только два типа людей. Имеющие внутреннего демона и не имеющие его.

20 апреля 1925. Почему вообще светит солнце в нашем бедном, несчастном мире? Почему мы не отчаиваемся? Что дает нам мужество продолжать жить? Что за Бог или дьявол терзает нас до крови? Почему мы, люди, едва начав думать, становимся так безгранично одиноки? Почему мы не соединяемся в наших страданиях и не несем их сообща? О ты, великая, ужасная загадка мира! О ты, море боли в этом мире! Отчаяние и гибель! А на улице золотое сияние солнца! Как понять мне это?!

Это характерный образчик риторики Геббельса. Пусто, безответственно, пошло и лживо. Стеная о разобщенности мира, он уже денно и нощно работает на отторжение немецкого народа от всего общечеловеческого. Потому в его публичных выступлениях идут в дело германофобия, злокозненные замыслы «малого народа», масонов, коммунистов и социал-демократов. Немецкий народ должен почувствовать себя в осаде и призвать спасителей, а они-то уже на подхвате.

За пределами этой «концепции» у Геббельса нет своих устойчивых взглядов, все зыбко, его мотает от одних утверждений к противоположным, и он истерически жаждет вождя-идеолога. А пока что со своим скудным, но доходчивым и достаточным пропагандистским багажом он, хромающий, с неописуемой энергией носится по городам и весям края. Его рьяность, захватничество в местной организации вызывают опасения даже у его сотоварищей: «подстрекатель», «опасный человек», «Рипке ненавидит меня как чуму»[82]82
  Признавший когда-то Рипке своим наставником, Геббельс летом 1925 года раскритиковал его в статье «Ископаемая интеллигенция», а затем предъявил обвинение в растрате партийных средств и таким образом сверг Рипке.


[Закрыть]. От него хотят избавиться. Но он цепок. Однако при всей рьяности Геббельса социальное положение его остается без изменений, по-прежнему он люмпен. И свое негодование он обращает против немецкого народа: «Немецкий народ едва ли может рассчитывать на спасение. Он марает грязью подаренных ему судьбой вождей или обрекает их голодать… Для кого я приношу жертвы? Для этого человечества? Для этих мелких, ничтожных, трусливых душ? Я должен слушаться лишь внутренней необходимости» (22.4.1925). «Отвратительный народ немцы. Празднуют свое рабство» (22.5.1925).

«Я – несомненно пламень!»

27 апреля 1925. Я произношу блестящую речь. Эльзе сидит в первом ряду. Все совершенно вдохновляюще… Несколько сладостных мгновений. Она очень любит меня. О, какая радость!

Город празднует избрание Гинденбурга президентом[83]83
  Во втором туре президентских выборов победил кандидат правых генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург (1847–1934). 30 января 1933 года он назначит Гитлера рейхсканцлером.


[Закрыть]. «Бесконечное ликование масс… Слава Гинденбургу!» Здесь, в Эльберфельде, где Геббельс начинал свою карьеру в партии, он вскоре обретает врага в лице Рипке – гауляйтера Рейнланд-Норда. «Я начинаю ненавидеть Акселя Рипке. Кажется, он тоже меня ненавидит. Здесь столкнулись два человека и два мировоззрения: буржуазная реформа и социалистическая революция». «Рипке – негодяй», «Рипке или я должен пасть». Он находит в гау тех, кому Рипке неугоден, и избирает тактику: «Выжидать!» Выжидать, когда можно будет скинуть Рипке.

Это чрезвычайно характерное для Геббельса поведение – интригана, завистника. Он также шлет в дневнике проклятия и окружению Гитлера в Мюнхене, мешающему Геббельсу пробиться поближе к «шефу». В сколько-нибудь заметном нацисте он видит соперника или возможного оппонента и сколачивает блок против него. При этом обычны для него незамедлительные переходы от восторженного отношения к человеку до отталкивания, клубящейся злобы, ультиматумов. Недруги и союзники варьируются, меняются местами. Однако без врагов он так или иначе не остается.

«Он снова вызывает во мне энергию брожения. Пробуждается старый демон. Благодарю тебя, господи, что ты снова пробудил меня из мертвых». Это сказано в связи с Рипке, но Геббельс постоянно алчет импульсирующего его врага. Без врага он мертв.

Эти проявления во внутрипартийной борьбе будут нарастать в нем и все активнее сказываться в больших масштабах, когда он окажется уже на других, более высоких этажах партийной, а потом и государственной власти. Но и вся среда, в которой действует Геббельс, и каждый в отдельности, как и сам он, стоят друг друга.

8 мая 1925. Тяжкая, бессмысленная жизнь.

22 мая 1925. Мы делаем из национал-социализма партию классовой борьбы. Именно так. Капитализм должен быть назван своим именем.

Северо-западные округа нацистской партии, объединенные под руководством Грегора Штрассера, положили в основу своей программы классовую борьбу. «Мы победили по всем статьям… Завтра приедет Эльзе. Я радуюсь, как школьник».

27 мая 1925. Национал-социализм – только немецкое дело или мировая проблема? По-моему, он выходит далеко за пределы Германии. Что думает Гитлер?

Но Гитлер определенно высказался в «Майн кампф»: национал-социалистическая идея, как и церковь, не ограничена отдельными государственными областями. Эта идея намерена определять и организовывать жизнь народа, а потому присваивает себе право переходить границы. Здесь уже наметки эскалации и господства национал-социализма.

28 мая 1925. Нам не нужны политики, нам нужны фанатики и берсеркеры. Гитлер на пути к классовой борьбе… Сохрани мой жар, Господи! Я – несомненно пламень!

4 июня 1925. Я люблю тебя, Эльзе, милую, красивую!.. Утро прекрасное. С Эльзе – купаться. Красивая женщина! Как я люблю тебя!.. Отчаянные поиски денег.

8 июня 1925. Я при деньгах… Я держал речь. Ночью страшная драка с коммунистами[84]84
  Массовые драки нацистов с коммунистами стали обыденным явлением. Обе партии имели вооруженные формирования.


[Закрыть]. 120 коммунистов задержаны, 2 полицейских ранено… Обе партии, как берсеркеры, набросились друг на друга… Эльзляйн люблю… Она добрая и красивая. Я бы очень хотел, чтоб она стала моей женой, если бы она не была полукровкой… Пакт о безопасности! Проклятый Штреземан[85]85
  Густав Штреземан (1878–1929) – рейхсканцлер Германии в самые кризисные месяцы 1923 года (13 августа – 23 ноября), министр иностранных дел Веймарской республики, основатель Немецкой народной партии.


[Закрыть]. [В это время обсуждается гарантийный пакт, закрепляющий существующие границы.]

12 августа 1925. Я умер и давно погребен! Спать, спать! Когда обрету я покой?!

14 августа 1925. Деньги, деньги, деньги! Я опять в нужде. Сил нет… Нужно удержать веру.