Текст книги "Геббельс. Портрет на фоне дневника"

«Теперь мы господа страны»

Следующий за роспуском рейхстага акт – органы коммунистической и социал-демократической прессы, «все эти еврейские органы, которые доставляли нам столько неприятностей, одним ударом сметены с берлинских улиц. Это успокаивает и проливает бальзам на душу» (15.2.1933).

Годом ранее Гитлер в приведенном мной письме жаловался Гинденбургу, что президент берлинской полиции запретил на первый период предвыборной кампании одну из газет его партии (геббельсовскую «Ангрифф»), называя этот запрет «опасным, с одной стороны, и, по моему убеждению, противозаконным – с другой», и призывал Гинденбурга противостоять нарушению демократических норм проведения выборов. Но вот прошел всего год. И Гитлер, теперь уже рейхсканцлер, в связи с предстоящими выборами в рейхстаг обращается с публичным воззванием к национал-социалистам (машинописный текст воззвания, правленный карандашом и подписанный Гитлером 22 февраля 1933 года, сохранился все в той же заветной папке фюрера): «Враг, который 5 марта должен быть низвержен, – это марксизм! На нем должна сосредоточиться вся наша пропаганда и вся наша предвыборная борьба.

Если “Центр”[261]261
  Партия Центра.


[Закрыть] в этой борьбе своими нападками на наше движение будет поддерживать марксизм, тогда я лично сам при случае расправлюсь с “Центром”, отражу его и положу ему конец».

Как разителен язык обоих документов. В них запечатлен путь, пройденный между двумя точками. Прямая – от борьбы за власть к захвату ее. «Теперь дует другой ветер: раньше нас били дубинками, теперь мы господа страны», – записывает Геббельс 23 февраля.

Листая историю германского фашизма, со всей печальной наглядностью и тревогой убеждаешься, что воинственный антикоммунизм, антимарксизм нисколько не страхует общество от заблуждений, от нетерпимости, фанатизма, не уберегает от возможного возникновения тоталитарных структур, режимов. Быть может, нечто подобное имел в виду Томас Манн, сказавший: «Антикоммунизм – главная глупость нашей эпохи»[262]262
  Цит. по: Курт Финкер. Заговор 20 июля 1944 года. М., Прогресс, 1975. С. 321.


[Закрыть].

«Рейхстаг горит!.. Теперь мы можем пойти на все»

27 февраля 1933. В 9 часов фюрер приехал к нам на ужин. Мы предавались слушанью музыки и разговорам. Внезапно звонок: «Рейхстаг горит!»… Поджог! Я тут же сообщил фюреру, и мы на 100-км скорости помчались по Шарлоттенбургшоссе к рейхстагу… Все здание в огне. Поверх толстой пожарной кишки мы пробрались через подъезд 2 в фойе. Навстречу нам вышел Геринг, а вскоре приехал и фон Папен. Уже во многих местах установили поджог… Теперь надо действовать. Геринг немедленно запрещает всю коммунистическую и социал-демократическую прессу. Коммунистические функционеры будут ночью арестованы. СА будут подняты по тревоге… Поджигатель уже схвачен, молодой голландский коммунист по имени ван дер Люббе[263]263
  Маринус ван дер Люббе (1909–1934) – голландский коммунист, в 1933 году приехал в Германию для борьбы с нацистами; был обвинен в поджоге рейхстага, признался в содеянном и настаивал на том, что действовал в одиночку. Приговорен к смертной казни и обезглавлен 10 января 1934 года.


[Закрыть]. Посреди ночи появляется обер-регирунгсрат Дильс[264]264
  Рудольф Дильс (1900–1957) – юрист, после прихода НСДАП к власти был назначен шефом прусской политической полиции, из которой вскоре возникло гестапо, чьим первым руководителем стал тот же Дильс.


[Закрыть] из прусского министерства внутренних дел и сообщает мне о принятых мерах. Аресты прошли без помех. Вся коммунистическая и социал-демократическая пресса уже запрещена. Если окажут сопротивление, открыт путь для СА… Теперь мы можем пойти на все[265]265
  Очевидец этих событий, американский корреспондент в Берлине У. Ширер писал: «Можно почти не сомневаться, что идея поджога принадлежит Геббельсу и Герингу». Геббельс, однако, годы спустя заносит в дневник разговор с Гитлером, в котором оба недоумевают по поводу тех событий.


[Закрыть].

Поджог рейхстага – зловещая провокация, подавшая сигнал к развязанному за неделю до выборов террору, преследованию нацистами своих противников и инакомыслящих.

Буквально на следующий день после поджога Гинденбург (по настоянию Гитлера) подписал указ: «Для борьбы с антигосударственными и антинародными действиями, начало которых положил поджог рейхстага 27 февраля 1933 года, временно отменить гражданские гарантии Веймарской конституции, включая свободу личности…»[266]266
  Указ рейхспрезидента «О защите народа и государства» 28 февраля 1933 года, ограничивший личные права и свободы граждан, свободу слова, прессы, собраний и митингов, разрешивший просмотр корреспонденции и прослушивание телефонных разговоров, обыски и аресты без санкции прокурора.


[Закрыть]

Но отмененные «временно» гражданские гарантии были возвращены немцам только после падения фашистского режима.

28 февраля 1933. Во всем рейхе больше не выходят марксистские газеты. Геринг начал в Пруссии большой поход против красных партий, он кончится их полным уничтожением. Кабинет принял очень суровое постановление против КПГ[267]267
  Речь шла о фактическом запрете компартии. Началась настоящая охота на коммунистов, особенно на депутатов рейхстага. Через три месяца была запрещена и СДПГ.


[Закрыть]. Это постановление предусматривает смертную казнь. Это необходимо. Народ теперь желает этого. Аресты следуют за арестами… Сопротивления нет нигде. Противники поражены нашим внезапным и сильным контрударом… Теперь работа пойдет сама собой… Еще несколько дней, и мы сможем отпраздновать наш великий триумф. Жизнь снова радует.

4 марта 1933. СА маршируют длинными колоннами по Берлину. Последние приготовления к выборам… Борьба достигает кульминации… В Гамбурге все на острие ножа. После выборов надо будет принять там решительные меры.

В день выборов стали поступать благоприятные для нацистов сведения.

5 марта 1933. Первые результаты…[268]268
  НСДАП с 43,91 % голосов так и не получила вожделенного большинства и права менять Конституцию. Геббельс раздражен и разочарован, но цинично уверен, что все рычаги реальной власти все равно в руках нацистов.


[Закрыть] Но что значат теперь цифры. Мы господа в рейхе и в Пруссии, все остальные разбиты и пали наземь… Это тем более отрадно, что у нас теперь есть возможность выступить против сепаратистского федерализма.

«Враги разбиты и повержены наземь»

Геббельс отстоял свое монопольное положение от всех поползновений делить с ним власть в министерстве. «Министерство[269]269
  Имперское министерство народного просвещения и пропаганды создано 13 марта 1933 года.


[Закрыть] должно объединить в одну широкомасштабную организацию прессу, радио, кино, театр[270]270
  Имперская палата культуры работала под контролем министерства пропаганды и под руководством того же Геббельса, создана 22 сентября 1933 года.


[Закрыть] и пропаганду».

В отведенном под министерство здании «я быстренько взял несколько строителей из СА и велел за ночь сбить весь гипс и деревянную отделку; древние газеты и акты, которые сохранились в шкафах с незапамятных времен, были с грохотом выброшены на лестницу. [Это первый жест министра народного просвещения. Новая власть порывает с историей, памятью, культурой.] Когда достойные господа – я их выгоню в ближайшие дни – явились на следующее утро, они были страшно потрясены. Один всплеснул руками над головой и пробормотал с ужасом: “Господин министр, знаете ли, ведь вы можете за это попасть в тюрьму?” Извини-подвинься, мой дорогой старичок! И если ты до сих пор об этом не слышал, то позволь тебе торжественно сообщить, что в Германии революция и эта революция не пощадит ваши акты» [браво осаживал старичка новый министр, агрессивно демонстрируя бескультурье, попрание архивов – исторической памяти] (13.3.1933).

7 марта 1933. Ситуация в Баварии созрела[271]271
  Сразу же после выборов в рейхстаг были разогнаны земельные правительства и НСДАП объявила «унификацию» страны. В провинции из Берлина были направлены рейхскомиссары. Земли были лишены всех своих прежних прав, неугодные изгнаны из правительств и ландтагов.


[Закрыть]. В Гамбург уже в вечер выборов направлен рейхскомиссар. Почему нельзя сделать это повсюду теперь, когда враги разбиты и повержены наземь? Мы должны действовать решительно и пользоваться ситуацией. Следующей землей будет Баден-на-Рейне.

8 марта 1933. Вечером мы все у фюрера, там решено, что теперь очередь Баварии.

9 марта 1933. В Баварии все решено. Генерал Эпп принял власть как комиссар рейхсправительства… Клерикальная федералистская клика пыталась еще сопротивляться, но была сметена силой событий.

11 марта 1933. Днем я был у фюрера. Рейхспрезидент только что подписал указ, по которому черно-бело-красный флаг со свастикой превращаются в знамя рейха. Какой немыслимый триумф! Наш презираемый, обруганный и осмеянный флаг становится символом рейха.

Такого не ожидал даже Геббельс. Все более порабощаемый Гитлером президент страны объявляет партийный флаг нацистов государственным знаменем Германии. Ставя знак равенства: партия равна государству. Но, выходит, и не предполагая на будущее возможности новых выборов, победы иной партии. Вот шаг – один из тех роковых, что укрепляли власть нацистской партии в сознании немцев.

14 марта 1933. Теперь перестройка в министерстве идет с поразительной быстротой. Сопротивление уничтожено, только по углам еще визжит едва внятно вымирающая чиновничья плесень.

17 марта 1933. Кто только не предоставляет теперь себя в распоряжение нового государства!.. Опасны те, кто только сейчас украшает себя свастикой… Радио теперь исключительно в руках государства… Я предпринял уже серию увольнений…

Как ни успешно для национал-социалистов прошли выборы, но их итог – 17 миллионов голосов – был недостаточен, чтобы получить в рейхстаге большинство и утвердиться в своем единовластии. Их противники социал-демократы оказались даже популярнее, чем на предшествующих выборах в ноябре 1932-го. Католическая партия Центра тоже укрепилась большим, чем прежде, доверием избирателей. И разгромленная компартия – ее активные функционеры были либо расстреляны, либо брошены в тюрьму и в концлагеря, спешно сооруженные Герингом, – удержала за собой около 5 миллионов голосов. По-прежнему Москва запрещала немецкой компартии объединяться в предвыборной борьбе с социал-демократами – «социал-предателями».

Опрометчиво заявил Геббельс: «Нация отдастся нам почти без борьбы». Прав он был, когда записал в дневнике: в рейхстаге «абсолютного большинства мы никогда не получим. Надо искать другие пути». Другие пути теперь – это насильственный (под прикрытием легальности и порядка) захват власти Гитлером, чтобы, разгромив все, что стоит на его пути, воплотиться в диктатора. Ближайшей задачей стало получить чрезвычайные полномочия.

«У нас грандиозный план праздничного открытия нового рейхстага в Потсдаме[272]272
  «День Потсдама», первый грандиозный праздник гитлеровского режима в честь начала работы нового рейхстага 21 марта 1933 года, был задуман лично Гитлером и Геббельсом как символ «национального возрождения».


[Закрыть]. Там будет символическое представление нового государства» (16.3.1933). Эта торжественная церемония призвана была укрепить власть Гитлера.

И вот первое после пожара заседание рейхстага – в Потсдаме, в Гарнизонной церкви, где покоится прах Фридриха Вильгельма I и Фридриха Великого. Дата открытия рейхстага 21 марта означала связь этого события с первым канцлером немецкой империи, создателем могущественной Германии – Бисмарком, открывшим первый в истории Германии рейхстаг в этот день в 1871 году. Словом, помпезное мероприятие призвано было демонстрировать преемственность власти Гитлера, наследующего первым величинам немецкой истории.

Торжественность заседания укрепляла фигура старого фельдмаршала Гинденбурга. Еще недавно «враг», «старый козел», который должен убраться с дороги, он теперь, заласканный почестями, стал политической куклой в руках нацистских заправил. «Все встают с мест и радостно приветствуют седого фельдмаршала, который протягивает руку молодому канцлеру[273]273
  Престарелый, но по-прежнему величественный фельдмаршал не смог сдержать слез, пожимая руку Гитлеру – долгожданной силе, призванной сплотить Германию.


[Закрыть]. Исторический момент… Гинденбург возлагает лавровые венки на могилы великих прусских королей. Штандарты с нашими орлами высоко вздымаются. Снаружи гремят пушки. Теперь звучат барабаны. Президент поднимается на трибуну с фельдмаршальским жезлом в руке и приветствует рейхсвер, отряды штурмовиков, СС и “Стального шлема”»…

Гитлер – «он в замечательной форме» после укрепившего его власть потсдамского торжества – тотчас затребовал чрезвычайных полномочий для правительства. Получить нужный Гитлеру процент голосов в парламенте не составляло теперь большого труда. Ведь декрет, который по настоянию Гитлера подписал Гинденбург на следующий день после поджога рейхстага, отменял гражданские гарантии Конституции, включая свободу личности. И можно было расправиться с депутатами от коммунистов, засадив всех их в тюрьмы и концлагеря. И так же обеспечить отсутствие на заседании рейхстага тех депутатов из фракции социал-демократов, которые были наиболее неугодны Гитлеру.

24 марта 1933. «Центр» и даже государственная партия принимают закон о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству. Он рассчитан на четыре года и дает правительству полную свободу действий.

Только депутаты социал-демократической партии проголосовали против[274]274
  Но это уже не важно. У фракции нацистов большинство в парламенте. И германский рейхстаг совершает коллективное самоубийство, фактически давая правительству Гитлера право действовать без санкции парламента. Веймарской демократии больше нет.


[Закрыть]. Подавляющее большинство депутатов, поддержавших требование Гитлера, сознавая это или нет, по существу согласились на самоуничтожение парламента. И как социал-демократическая партия, так и те партии, что поддержали Гитлера, оказались обречены на самороспуск или терроризировались и подверглись запрету. Их имущество было присвоено нацистами.

«Теперь мы и конституционно господа рейха», – пишет Геббельс. Но чтобы быть на деле «господами», им как раз и нужен статус, сводящий Конституцию на нет. Покуда что указам Гитлера требовалось формальное принятие их кабинетом министров. Это препятствие к неограниченной власти оказалось достаточно быстро преодолимым: «В кабинете авторитет фюрера теперь полностью признан. Голосование проводиться больше не будет. Решает фюрер. Все идет много быстрее, чем мы отваживались надеяться… Наконец-то мы у власти…»

Рейхстаг утратил свое назначение законодателя. Не был возвращен в свое мощное, символическое здание, выгоревшее внутри. Оно оставалось невосстановленным. Не было на то нужды у правителей. Рейхстаг стал декоративным органом, его малозначащие заседания проходили в здании оперы Кролля[275]275
  Здание на западной стороне Кёнигсплац (она же площадь Республики) до наших дней не сохранилось.


[Закрыть].

Казалось бы, ведь был еще президент – высшая власть. Но призвавший Гитлера к руководству, дряхлеющий, недееспособный 86-летний Гинденбург не был ощутимым препятствием рвущемуся к диктаторской власти Гитлеру. Он был использован нацистами, пока был жив; до его кончины оставался год с небольшим[276]276
  Гинденбург умер 2 августа 1934 года, в полубессознательном состоянии умудрившись подписать «завещание» о передаче высшей власти в стране Гитлеру.


[Закрыть].

«Нам предстоит духовный захватнический поход»

Насыщенный событиями март 1933-го еще не исчерпался. В последние дни месяца нацисты были заняты организацией первой антисемитской массовой акции нового режима[277]277
  Бойкот был проведен 1 апреля 1933 года.


[Закрыть]. Указом Гитлера от 7 апреля евреи будут уволены с государственной службы, из университетов, ущемлены в сфере свободных профессий. Но Гитлеру не терпелось продемонстрировать открытую кампанию преследования евреев. Он поручил проведение ее Геббельсу. И тот включил жанр погрома в свою компетенцию министра просвещения, покровителя культуры и искусства – «всего, что относится к вдохновению».

По решению фюрера он призвал население к бойкоту всех предприятий, магазинов, лавчонок, врачебных кабинетов, контор адвокатов, принадлежащих евреям. В тот же день: «Я выступил вечером в “Кайзерхофе” перед работниками кино и с большим успехом развил новую программу киноискусства… Вечером я по телефону сообщил фюреру об успехе призыва к бойкоту».

31 марта 1933. Многие приуныли… Они думают, что бойкот приведет к войне. [Это то, чего все время боится Геббельс, то пряча страх за усиленной наглостью, то проговариваясь.]

Под маркой бойкота прокатились организованные СА и СС бесчинства. Тысячи жертв грабежей, избиений, убийств. Это первый акт расистской партийной программы нацистов в действии. «Лабораторией террора» был назван антисемитский погром. Антисемитизм опасен не только для евреев – он становится угрозой всему растлеваемому им обществу.

…допускаются ограничения личной свободы, права на свободное выражение мнения, включая свободу прессы, прав на союзы и собрания, тайны переписки и междугородных сообщений. Допускаются обыски и конфискация собственности.

(Из указа президента П. фон Гинденбурга «О защите народа и государства» от 28.2.1933)

1 апреля 1933. Замечательный спектакль! [цинично восклицает Геббельс]. Нам еще предстоит трудная борьба против бюрократии, с ней нам придется драться ближайшие два года.

2 апреля 1933. Нам предстоит духовный захватнический поход – надо провести его в мире, как мы провели его в Германии. В конце концов мир научится нас понимать.

6 апреля 1933. Вечером в министерстве пропаганды собралась иностранная пресса вместе с дипломатическим корпусом и всем кабинетом. Выступали фюрер и я, мы впервые открыто выступили против представления о так называемой свободе печати… Теперь уже речь идет не о том, чтобы партия встроилась в государство: скорее партия должна стать государством.

Превращение республики в тоталитарное государство идет быстрым темпом. Гитлер завоевывает популярность и среди тех, кто еще сравнительно недавно относился к нему если не враждебно, то во всяком случае скептически, иронично, а теперь готов связать с ним надежды на спасение Германии, видеть в нем вождя.

О том, как происходило это преображение в душах – впрочем, чаще вполне механически, – описал на собственном опыте, находясь в плену в Советском Союзе, генерал Раттенхубер. Я уже говорила о том, что мне посчастливилось обнаружить в архиве эту ценную рукопись начальника личной охраны фюрера. Процитирую ее и на этот раз.

Напомню, что Раттенхубер в бытность свою мюнхенским полицейским осуществлял слежку за Гитлером, потом входил в команду охраны тюрьмы, куда после путча был водворен Гитлер. Но теперь, в 1933-м, его вызвал Гиммлер, знавший Раттенхубера по учебе на офицерских курсах в 1918 году и ценивший его опыт работы в полиции, и сделал его своим адъютантом, а вскоре назначил начальником личной охраны Гитлера. «В апреле 1933-го я впервые входил в отель “Кайзерхоф”, чтобы представиться Гитлеру». Предстояло пикантное свидание бывшего арестанта с бывшим тюремщиком. Но теперь Раттенхубер поджидал не Гитлера, каким он знал его, а фюрера и, конечно же, опасался, «что фюреру будут неприятны те воспоминания, на которые я невольно буду наталкивать его своим присутствием». Но, приветливо поздоровавшись, Гитлер сказал: «Я уверен, что вы теперь будете так же верно служить мне, как раньше служили баварскому правительству».

Гитлер знал, что делал, избрав главным телохранителем не кого-либо из своих «молодцов» – их надо держать в узде, постоянно внушать им восхищение и страх, – а этого полицейского, благонамеренного служаку, всегда преданного власти, отождествляемой им с отечеством.

Пока Раттенхубер взирал на Гитлера глазами прежней власти, он видел в нем демагога, возмутителя спокойствия, опасного политического авантюриста, от которого только и жди беды. Теперь же в «Кайзерхоф» входила сама Власть, и мигом отступило все, что могло порочить или умалять ее.

«Беседа была бессодержательной – о новостях берлинской жизни, о театре… Совместный чай был знаком благосклонности и доверия ко мне фюрера. Говорят, он так располагал многих, и, не скрою, расположил и меня». Прежде не вызывавший доверия, Гитлер вызывал теперь у Раттенхубера благоговение. «Гитлер был для меня теперь тем “сверхчеловеком”, каким рисовала его нацистская пропаганда… Это был “мой фюрер”, и я был горд тем, что он оценил меня и приблизил к себе».

«Через год вся Германия будет в наших руках»

7 апреля 1933. За шесть часов заседания кабинета был принят ряд решающих законов. Унификация, закон о правах чиновников с параграфом об арийстве[278]278
  Имеются в виду закон об унификации земель путем введения института рейхсштатгальтеров, а также закон «О восстановлении профессионального чиновничества», позволявший уволить с государственной службы любого чиновника по расовым мотивам или по причине неблагонадежности.


[Закрыть]. В конце 1 мая было официально признано национальным праздником…[279]279
  Профсоюзы не могли не принять участие в первомайских шествиях. Так и шли рядом красные знамена – со свастикой и без. Назавтра профсоюзы были распущены, а 10 мая вместо них возник единый Германский трудовой фронт под эгидой НСДАП.


[Закрыть] Можно сказать, что сегодня в Германии история делается заново. Наша цель – абсолютное единообразие рейха… В конце этого процесса будет единый народ в едином рейхе.

«Ein Volk, ein Reich, ein Führer!» («Один народ, одно государство, один фюрер!») Этот известный нацистский девиз я увидела в Освенциме, в последнем бараке, замыкавшем бесчисленный их ряд. Здесь камеры пыток, отсюда выход к установленной рядом стене расстрела. Так неотвратимо связан этот девиз и этот барак.

«1 мая мы организуем грандиозную демонстрацию народной воли немцев». Смысл этой демонстрации в том, чтобы перекрасить традиционный день международной солидарности трудящихся в сугубо националистические – коричневые цвета, одолеть его интернациональный пафос. На волне этой демонстрации «2 мая будут заняты здания профсоюзов. Унификация и в этом отношении. Возможно, пару дней будет возмущение, но затем они в наших руках. Нельзя больше оглядываться… Когда профсоюзы будут в наших руках, другие партии уже не смогут долго сопротивляться… Через год вся Германия будет в наших руках» (17.4.1933).

1 мая 1933. [Парад молодежи.] Буря восторга: в машине показались, сидя рядом друг с другом, рейхспрезидент и фюрер… Удивительный символ новой Германии… Харальд протягивает президенту большой букет роз. [Геббельс и тут поспевает, выдвинув вперед пасынка.] Завтра мы захватим дома профсоюзов. Сопротивления ждать неоткуда. Борьба продолжается!

Полный запрет на критику. «Я с ней покончу. Последний пережиток из демократических времен. Долой его!»

3 мая 1933. Продолжаем подпаливать профсоюзников. Бонзы капитулируют. Мы господа Германии.

11 мая 1933. Вчера… Поздно вечером произношу речь на площади Оперы. Перед костром сжигаемых студентами грязных и бульварных книг[280]280
  Самый громкий акт вандализма нацистов – сожжение книг авторов-евреев и прочих «врагов Германии» 10 мая 1933 года, синхронно организованное в десятках городов рейха. Студенты активно приняли в нем участие, в огонь летели не только сочинения Маркса и стихи Гейне, но и учебники латыни, математики, Библия…


[Закрыть]. Я в наилучшей форме. Гигантская толпа. Домой. Усталым в кровать. На дворе сегодня начинается великолепное лето.

Геббельс – организатор этого зловещего аутодафе, символа торжествующего в Германии фашизма, падения великой страны в варварство.

А немцы пьянели от речей «крематора литературы», как назвал его после этого акта писатель Эрих Кестнер.

После победы национал-социалистической революции Национал-социалистическая немецкая рабочая партия является носительницей немецкой государственной мысли и нерушимо связана с государством.

(Из «Закона об обеспечении единства партии и государства» от 1.12.1933)

Горят по предписанию доктора Геббельса в этом чудовищном костре книги немецкого классика Лессинга, автора «Натана Мудрого», горят книги Ремарка, Стефана Цвейга, «немецкоязычного» Гейне, любимого поэта дней молодости доктора Геббельса донацистской поры, Томаса и Генриха Маннов, Альберта Эйнштейна, Джека Лондона, Эмиля Золя, Андре Жида, Зигмунда Фрейда… «Кто сжигает книги, когда-нибудь будет сжигать людей» – это предвидел Гейне.

В мае кончается опубликованный дневник «От “Кайзерхофа” до рейхсканцелярии». Но в разгаре превращение республики в тоталитарное, национал-социалистическое государство. Геббельс был один из самых рьяных сообщников Гитлера и в захвате власти, и в том, во что превращается захваченная нацистами, опрокинутая Германия, с ее безумием, деградацией, растлением. Лицо страны менялось неузнаваемо. Это коллективное лицо национал-социализма, это и лицо Геббельса. Его портрет.