Текст книги "Геббельс. Портрет на фоне дневника"

Новый рейхсканцлер

В дневнике Бормана запись: «Пятница 27 апреля. Гиммлер и Йодль задерживают подбрасывание нам дивизий… Наша имперская канцелярия превращается в груду развалин. Мир сейчас висит на волоске».

Ожидаемые вслед за отлетом фон Грейма самолеты не появились над столицей в помощь предполагаемому прорыву на Берлин генерала Венка. И, что ужаснее, добралась наконец в фюрербункер сокрушительная весть: армия Венка то ли разгромлена, то ли окружена и рассеяна, одно ясно – она не существует.

Но Геббельс продолжал упорно выкрикивать в микрофон из убежища: «Армия Венка спешит на помощь Берлину!», «Защитники Берлина! Армия Венка на подступах!».

Как ни был Гитлер сломлен, все еще в его власти было продлевать обреченную на бессмысленные жертвы войну. В Берлине даже школьники, даже 12-летние, нередко целыми классами, были преступно брошены в самое пекло безнадежных сражений на берлинских улицах, чтобы своими жизнями продлить еще на несколько часов жизни Гитлера («друга детей») и Геббельса.

Но русские уже рвались к Потсдамерплац[639]639
  Площадь в центральной части Берлина, недалеко от здания рейхсканцелярии.


[Закрыть], нависла угроза их вторжения.

В бункере начался или, вернее, продолжался театр абсурда, как сказали бы сейчас. Гитлер срочно улаживал личные дела.

Ева Браун[640]640
  Ева Браун (Гитлер) (1912–1945) – сожительница Гитлера в течение многих лет, добровольно прилетела в Берлин, чтобы разделить его участь. Брак Евы и Адольфа был заключен 29 апреля 1945 года.


[Закрыть] самовольно появилась в убежище рейхсканцелярии в середине апреля, до того скрываемая от глаз публики уже более 12 лет. Гитлер познакомился с ней в фотоателье Гофмана[641]641
  Генрих Гофман (1885–1957) – личный фотограф Гитлера.


[Закрыть], ставшего монополистом на право снимать фюрера. Она работала в ателье ассистенткой. Ранее она два раза пыталась покончить с собой – оттого ли, что ей была невыносима ее роль: ни жена, ни любовница, скорее всего лишь хозяйка в Берхтесгадене, – или из-за каких-то других причин. В тесном бункере ее положение при фюрере приобрело отчетливые контуры, становилось очевидным: дольше скрываться под маской анахорета фюреру было уже бесполезно. Надо было объясниться, что он и сделал в личном завещании. Но пока поспешил с бракосочетанием, чтобы придать благопристойность тому, что стало явным. Может быть, он поступил так, поддавшись настоянию Евы Браун или в награду за ее готовность умереть с ним. Был доставлен в бункер мелкий чиновник министерства пропаганды, и без лишних проволочек, в обход строгих формальностей, принятых в Третьем рейхе, брак был оформлен. Ева Браун расплачивалась за него жизнью. Состоялся свадебный ужин, на котором присутствовала чета Геббельсов.

Когда 4 мая в подземелье я расспрашивала технического служащего рейхсканцелярии – он видел, как выносили мертвых Гитлера и Еву Браун – и он сказал, что перед тем была свадьба, я не поверила. Зная, какой в это время был ад на поверхности, на улицах, Берлин пылал и люди беспощадно бились, погибая, я не могла представить себе, что в фюрербункере, в ставке происходило такое. Я подумала, что это бред надорвавшегося человека, пережившего тут, в подземелье, отчаянные дни.

Борман, 29 апреля: «Второй день начинается ураганным огнем. В ночь с 28 на 29 апреля иностранная пресса сообщила о предложении Гиммлера капитулировать.

Венчание Адольфа Гитлера и Евы Браун. Фюрер диктует свое политическое и личное завещание.

Предатели Йодль, Гиммлер и генералы оставляют нас большевикам!

Опять ураганный огонь!»

К утру завещания Гитлера были готовы.

В политическом завещании с обычной лживостью Гитлер заявляет о себе как о миротворце, никогда не желавшем войны, а войны будто жаждали евреи. Но достаточно полистать «Майн кампф», книгу, которая вся пропитана апологией войны и реваншистскими страстями, или хотя бы вернуться к тем немногим выдержкам из этой нацистской библии, которые я приводила, чтобы убедиться: в основе доктрины национал-социализма была война. А уж практика германского фашизма безоговорочно подтвердила это. Да и Гитлер следом опровергает эту свою дешевую преамбулу в прощальном послании армии – письме начальнику штаба главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Гитлер, ввергший Германию в крах, а ее армию – в разгром, погибая в результате агрессивной войны за захват «жизненного пространства» для немцев за счет России, заканчивает послание ключевой мыслью из «Майн кампф»: «Цель остается все та же – завоевание земель на востоке для немецкого народа». Все та же идея маньяка.

В завещании он исключает из партии Геринга и Гиммлера. Назначает президентом адмирала Деница. Апогей абсурда – формирование Гитлером в завещании правительства во главе с назначаемым им рейхсканцлером Геббельсом. А для Бормана придуман портфель министра партии. Новому правительству, а значит, его главе Геббельсу (которому – и это понятно Гитлеру – не выбраться из Берлина, не уцелеть) вменяется «продолжать войну всеми средствами», «до конца придерживаться расовых законов», «противостоять международному еврейству».

Все то же самое, с чего начинал Гитлер: избранная раса и расовые законы, антисемитизм и война.

Геббельсом принято эфемерное назначение, полученное в благодарность за верность, как Магдой – золотой знак, как бракосочетание с Евой Браун. Но он победил всех своих соперников и вышел на пост, который мог быть только его мечтой. Так осуществилась его карьера.

В завещании Геббельс написал, что впервые ослушивается приказа фюрера, велевшего ему покинуть столицу и принять участие в назначенном им правительстве, ради того лишь, чтобы быть вместе с фюрером в эти трудные дни в Берлине.

Но и напоследок Геббельс писал неправду. «Покинуть» столицу не было никакой возможности, а Гитлер не только не приказывал ему это сделать, но, решив остаться в Берлине, окружая себя преданными людьми, зная беспрекословное его послушание, именно Геббельса, да с женой и малыми детьми, обязал переселиться к нему в бункер и держал возле себя до последнего своего часа.

«От своего и моей жены имени и от имени моих детей, которые слишком юны, чтобы самим это высказать…» он сообщает в завещании об их решении остаться в Берлине и верными фюреру окончить жизнь.

Все смешалось здесь, в подземелье: искреннее отчаяние и жест, фанатизм и комедиантство, трагедия и смерть.

Гитлер и Ева Браун покончили с собой в 3.30 дня 30 апреля. По распоряжению Гитлера их тела были вынесены в сад имперской канцелярии, облиты бензином и подожжены. Он велел сжечь их дотла, но это выполнено не было, так как заняло бы непомерно много времени, которым никто из обитателей бункера уже не располагал. Тела оказались в воронке из-под снаряда, присыпанные землей, где их обнаружили советские солдаты.

Борман пометил в своих записках в тот день, что Адольф Гитлер и Ева Б. мертвы.

Надо было решать: что же дальше? Как спасаться? Предлагалось идти на прорыв из кольца окружения за боевой группой командира лейб-полка СС «Адольф Гитлер» генерал-лейтенанта Монке[642]642
  Вильгельм Монке (1911–2001) – бригадефюрер СС и генерал-майор ваффен-СС.


[Закрыть].

Но новый рейхсканцлер принял решение, возможно поддержанное остальными, – направить письмо вождю советского народа Сталину, известить о смерти Гитлера, о назначении нового правительства и просить о перемирии в Берлине, чтобы воссоединиться с президентом Деницем (он находился под Фленсбургом) и правомочным составом приступить к переговорам с советским правительством.

Что было на уме у Геббельса, что преследовал он этим единственным своим действием в ранге рейхсканцлера, можно только предполагать. Выбраться в случае удачи из окруженного Берлина? Но мог ли он рассчитывать на положительный ответ Сталина, когда за три дня до того в бункере стало известно переданное по иностранному радио сообщение, что на предложенную Гиммлером западным странам капитуляцию был дан ответ: «Правительство Его Величества уполномочено еще раз подчеркнуть, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции, предложенной всем трем великим державам, и что между тремя государствами существует теснейшее единодушие». Но как знать, Сталин ему виделся своевольным. А может, Геббельс просто оттягивал время. Ведь все равно ему, хромому и с шестью малыми детьми, невозможно пытаться идти на прорыв. А может, и суетность тщеславия толкала его на этот шаг. Чтобы его триумф – эфемерное рейхсканцлерство – не затерялось в веках, если завещание Гитлера не будет вынесено за пределы Берлина, не уцелеет, надежным останется послание на имя Сталина, где сказано, что он назначен Гитлером рейхсканцлером. Оно сохранится в истории. Все это мои догадки. Но письмо было написано «вождю советского народа», сообщено, что сегодня «добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс». В последней фразе он по-прежнему находчив, хотя формулировка курьезна. Приложен список новых членов правительства.

Через линию фронта был впервые в Берлине направлен парламентер, генерал Кребс[643]643
  Ганс Кребс (1898–1945) – генерал, последний начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта. Покончил с собой в бункере фюрера.


[Закрыть], начальник генштаба сухопутных войск. До войны он был помощником военного атташе в германском посольстве в Москве.

Шли часы. Наконец Кребс вернулся с той же формулировкой отказа, какая дана была из Англии правительством Его Величества.

Подпись под капитуляцией, которая ничего, кроме гибели, Геббельсу не сулила, а его имя клеймила позором, была бы крушением всех его посмертных планов. Остановить же бессмысленное кровопролитие, облегчить страдания населения, раненых, прекратить разрушения не было его заботой.

Фюрербункер пустел, его обитатели уходили на прорыв. У Геббельса оставалась последняя по его плану, по сценарию, задача. Исполнительницей этого акта стала мать его «рожденных для фюрера» детей.

Последний акт

Взятый в плен вице-адмирал Ганс-Эрих Фосс, представитель в ставке Гитлера от военно-морских сил, рассказал на допросе следующее.

Он был в числе тех, кто, перед тем как уйти на прорыв, поодиночке спускались в кабинет Геббельса и прощались с ним. Еще раньше Геббельс, говоря «о тяжелом положении, создавшемся для Германии и лично для нас, не допускал мысли о возможности сдаться в плен советскому командованию, заявляя при этом: я был имперским министром пропаганды и вел в отношении Советского Союза самую ожесточенную пропагандистскую деятельность, за что советское командование меня никогда не простит».

При прощании Фосс просил Геббельса, чтобы он пошел вместе с ними. Он ответил: «“Я все обдумал и решил оставаться здесь; мне некуда идти, во-первых, потому что с маленькими детьми я все равно не пройду, тем более с такой ногой, как моя. Я для вас буду только обузой”. Затем я [Фосс] простился с его женой, которая находилась в другой комнате; на прощание она мне сказала: “Нас связывают дети, с которыми теперь нам никуда не уйти”».

О последующем рассказал работавший в последнюю неделю в госпитале имперской канцелярии, в бомбоубежище, зубной врач Хельмут Кунц. Еще 27 апреля встретившая его в коридоре фрау Геббельс сказала, «что хочет обратиться ко мне по одному очень важному делу. И тут же добавила: сейчас такое положение, что, очевидно, нам с ней придется умертвить ее детей. Я дал свое согласие»[644]644
  Показания Хельмута Кунца приводятся с уточнениями обстоятельств умерщвления детей, которые он внес при повторном допросе. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Этот день настал 1 мая. Жена Геббельса позвонила ему в госпиталь и просила сейчас же прийти в бункер.

«Когда я пришел в бункер, то застал в рабочем кабинете самого Геббельса, его жену и статс-секретаря министерства пропаганды Наумана[645]645
  Вернер Науман (1909–1982) – личный референт Геббельса.


[Закрыть], которые о чем-то беседовали. Обождал у двери примерно минут 10. Когда Геббельс и Науман вышли, жена Геббельса пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято [речь шла об умерщвлении детей], так как фюрер умер и примерно в 8–9 часов вечера части будут пытаться выйти из окружения, поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет.

Во время беседы я предложил фрау Геббельс отправить детей в госпиталь и передать их под защиту Красного Креста, на что она не согласилась, а заявила: пусть лучше дети умирают. Минут через 20 в момент нашей беседы вернулся Геббельс в рабочий кабинет, он обратился ко мне со словами: “Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей”.

Я Геббельсу, так же как и его жене, предложил отправить детей в госпиталь под защиту Красного Креста, на что он ответил: “Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса”. После этого Геббельс ушел, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом.

Примерно через час Геббельс снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину Шахом, и, поскольку Шах, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с Геббельсом. Шах попрощался с женой Геббельса, а также со мной и ушел. После ухода Шаха жена Геббельса заявила: “Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса”.

Когда мы, то есть я и фрау Геббельс, вышли из рабочего кабинета, то в передней сидели два неизвестных мне военных лица… Геббельс и его жена стали прощаться с ними, причем неизвестные спросили: “А вы как, господин министр, решили?” Геббельс ничего на это не ответил, а жена заявила: “Гауляйтер Берлина и его семья останутся в Берлине и умрут здесь”.

Геббельс возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошли в их квартиру (бункер), где в передней комнате фрау Геббельс взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню; в это время дети уже лежали в кроватях, но не спали.

Жена Геббельса объявила детям: “Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам”. С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия, сначала двум старшим девочкам, затем мальчику и остальным девочкам…

После того как я всем детям сделал укол морфия, я, выйдя из детской спальни в соседнюю комнату, посмотрел на часы: было 20.40 (1 мая). Ожидал вместе с фрау Геббельс, пока дети заснут; она просила меня помочь ей дать детям яд. Я отказался сделать это, сказав, что у меня не хватает для этого душевных сил. Тогда фрау Геббельс попросила меня найти и позвать к ней д-ра Штумпфеггера[646]646
  Людвиг Штумпфеггер (1910–1945) – хирург, второй лейб-медик Гитлера. Покончил с собой при неудачной попытке бежать вместе с Мартином Борманом.


[Закрыть], первого сопровождающего врача Гитлера. Через 3–4 минуты я нашел Штумпфеггера там же, в бункере Гитлера, сидящим в столовой и сказал ему: “Доктор, вас просит к себе фрау Геббельс”. Когда я возвратился с Ш. обратно в ту комнату возле детской спальни, где оставил жену Геббельса, ее там не было, и Ш. прошел прямо в спальню. Я же остался ожидать в соседней комнате. Через 4–5 минут Ш. вышел из детской спальни вместе с женой Геббельса и сразу же, не сказав мне ни слова, ушел. Жена Геббельса мне также ничего не говорила, только плакала. Я спустился с ней на нижний этаж бункера в рабочий кабинет Геббельса, где застал последнего в очень нервозном состоянии, расхаживающим по комнате. Войдя в кабинет, жена Геббельса заявила: “С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе”, – на что ей Геббельс ответил: “Нужно торопиться, так как у нас мало времени”.

Дальше жена Геббельса заявила: “Умирать здесь в подвале не будем”, – а Геббельс добавил: “Конечно, мы пойдем на улицу, в сад”. Жена ему бросила реплику: “Мы пойдем не в сад, а на Вильгельмплац, где ты всю свою жизнь работал”». [Это рядом, где министерство пропаганды.]

Когда майор Быстров[647]647
  Майор Быстров – офицер разведгруппы, занимавшейся поиском и опознанием трупа Гитлера, непосредственный начальник военной переводчицы Елены Каган (Ржевской).


[Закрыть] после допросов пересказал мне ответ Геббельса на совет доктора Кунца отдать детей под охрану Красного Креста: «Это невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса», – мне в этих словах послышалась горечь. Мол, на какую защиту, пусть и Красного Креста, могут рассчитывать дети, если они – дети Геббельса? Эта фраза запала в память.

И только много лет спустя я поняла, что ошибалась. Он совсем другое имел в виду.

Это же дети Геббельса, у них особая предназначенность, миссия – означал его ответ. От имени маленьких и бессловесных и тех неспрошенных, кого следовало по их разумению и возрасту спросить, он заявляет в завещании об их готовности умереть.

Дети, доставлявшие ему при жизни отцовскую радость и рекламу – образцовая немецкая многодетная семья, – теперь должны своей смертью упрочить его посмертную славу. Какой уж тут Красный Крест!

И вот неожиданно еще один мотив его решения.

Элиас Канетти пишет: «Он принуждает свою жену и детей умереть вместе с ним. “Моя жена и мои дети не могут меня пережить. Американцы только натаскают их для пропаганды против меня”. Это собственные слова Геббельса в передаче Шпеера».

Выходит, счетчик пропагандиста отстукивал в Геббельсе при страшном решении.

Раньше, живя с детьми в загородном поместье в Ланке, он перестал пускать их в школу, опасаясь, что они наслышатся, как ругают их отца местные ребята. Теперь он ограждается радикальнее.

Канетти пишет, что гибель детей «не следует рассматривать как возмездие за его деятельность – это ее кульминация»[648]648
  Канетти Э. Гитлер по Шпееру. Величие и долговечность // Канетти Э. Человек нашего столетия. М.: Прогресс, 1990. С. 34. См. также разговоры с Геббельсом в воспоминаниях Шпеера (с. 614 и 634).


[Закрыть].

Похоже, что это так.

Йозеф и Магда Геббельс покончили с собой в двух шагах от выхода из фюрербункера в сад, приняв цианистый калий. На этом месте их обнаружили советские офицеры на следующий день, под вечер, обгоревших, брошенных, незахороненных. Геббельс распорядился сжечь их тела, но эсэсовцы, которым это было поручено, подожгли их и разбежались.

Было 2 мая, день капитуляции Берлина.

Еще не был найден мертвый Гитлер. Смерть комиссара обороны Берлина и гауляйтера, министра пропаганды была свидетельством конца Третьего рейха. И чтобы все это видели, его вынесли 3 мая на Вильгельмштрассе. Он был узнаваем.

Улица была еще задымлена, не развеялась гарь сражения, не выгорели пожары. Имперская канцелярия мечена снарядами, осколками, но уцелела. Цел и орел со свастикой в когтях над главным входом. Снимала кинохроника. И Геббельса обступили какие-то командиры, желая попасть в кадр. Все это выглядело гротеском истории.

Я тогда в первый раз увидела мертвого, обгоревшего Геббельса. Зрелище было ужасное. Черный труп на подмостках, в клочьях нацистской формы, со странно уцелевшим на черной шее желтым галстуком с шевелящимися от ветра ржавыми от огня концами.

Не символична ли эта желтая петля на шее изобретателя желтой шестиконечной звезды?

Желтая петля

В этот же день 3 мая маршал Жуков сообщил Сталину, что «на Вильгельмштрассе, где в последнее время была ставка Гитлера, обнаружены обгоревшие трупы, в которых опознаны имперский министр пропаганды Германии доктор Геббельс и его жена.

3 мая на той же территории в штаб-квартире Геббельса… обнаружены и извлечены трупы шестерых детей Геббельса.

По всем признакам трупов детей можно судить, что они были отравлены сильнодействующими ядами»[649]649
  ГАРФ. Ф. 233. Оп. 2307. Д. 3. Л. 125–126.


[Закрыть].

Детей я увидела, когда их вынесли в сад имперской канцелярии. В этот же день за подписью члена военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Телегина была создана комиссия для судебно-медицинского исследования трупов.

В это время отделы штаба нашей армии стояли на окраине Берлина, в Бухе. Меня попросили проводить эту группу экспертов в один из двухэтажных домов. Там в подвале я повторно увидела Геббельса. Он лежал в стороне от шестерых детей, черный, почти голый, все еще с желтым галстуком на шее. Дети казались живыми, спящими, с пятнами будто бы румянца на щеках (действие цианистого калия), в ночных рубашках из светлой фланели, а кто-то из них в пижаме из той же материи.

Это было, кажется, 5 мая. С 6-го комиссия приступила к судебно-медицинскому исследованию в полевом госпитале, расположившемся в одном из уцелевших корпусов печально известных клиник Буха. В 1933-м здесь впервые в Берлине приступили к зловещему, невиданному, оскорбительнейшему обследованию населения на предмет выявления степени расовой достаточности. Теперь, кроме семьи Геббельса во главе с ним самим, судебно-медицинской экспертизе подверглись здесь и обгоревшие Гитлер и Ева Браун, найденные в воронке из-под снаряда и доставленные сюда. Не могу не повторить еще раз, что ироничной истории угодно было, чтобы имя руководителя этой комиссии было Фауст. Подполковник медицинской службы, главный судебно-медицинский эксперт 1-го Белорусского фронта доктор Фауст Шкаравский.

Геббельс и вся его семья, по показаниям исследования, умерли от цианистого калия.

Мертвых детей Геббельса обнаружил 3 мая старший лейтенант Ильин. Строки его письма об остававшихся двух чемоданах с документами в кабинете Геббельса я привела в самом начале. В этом же письме ко мне он писал: «…А в комнате, где лежали отравленные дети, абсолютно ничего не было, кроме постельной принадлежности. Я спросил через своего переводчика, почему отравили детей, они не виноваты…»

19 мая прибыл из Москвы, из ставки, генерал, посланец Сталина, чтобы на месте все проверить и удостовериться в гибели нацистских лидеров. В Финове, где они были временно – от посторонних глаз – закопаны в землю и охранялись скрытым постом, мне пришлось – и повторно, и заново – переводить при опросах свидетелей опознания Гитлера и извлеченного из земли Геббельса с семьей.

В Финове майор Быстров провел дополнительно опознание Геббельса начальником его охраны Вильгельмом Эккольдом и другое – с участием Кете Хойзерманн[650]650
  Кете Хойзерманн-Райсс (1909–1995) – ассистентка «лейб-дантиста» Гитлера доктора Блашке.


[Закрыть], помощницы зубного врача Гитлера и нацистской элиты, – чтобы еще и еще раз все задокументировать и сохранить.

Все проверивший, во всем удостоверившийся генерал, посланец Сталина, отбыл на доклад к нему. Вскоре нас известили: расследование считать завершенным.

Когда штаб нашей 3-й ударной армии передислоцировался в Магдебург, там же, в Магдебурге, останки Гитлера и Геббельса окончательно были преданы земле.

Казалось, в бункере Геббельс обрел предельную близость с фюрером. Но и это не был предел. Им оказалась их общая могила.

Они еще издали шли навстречу друг другу, обусловили во многом один другого, и оба были творцами катастрофы, постигшей немцев и мир.