Текст книги "Воин забвения. След бури"

Когда того отвязали от повозки, снег вокруг был усыпан красными брызгами. Ватажник едва мог пошевелиться, и его увели, поддерживая под руки. Бажан, ещё более мрачный, чем раньше, отдал разогретый кнут Хальвдану, а к повозке уже вели Медведя. Тот сопротивляться вовсе не собирался – отрешённо смотрел прямо перед собой. Неестественно прямой, словно одеревеневший, он сам разделся до пояса и опустился на колени перед санями. Как кметь ни старался держаться безразлично и стойко, а мышцы на его спине напряглись, ладони сжались в кулаки. Тяжело стоять вот так вот, не глядя опасности в лицо, без возможности ответить.

Хальвдан подошёл, таща за собой кнут, который оставлял на снегу едва заметный кровавый след. Сильнее он сжал рукоять, так, что та скрипнула, и замахнулся.

Млада вздрогнула и невольно прикрыла глаза, когда плеть хищно щёлкнула и хлестнула Медведя первый раз. Она вскинула руку к горлу и сжала застежку плаща. Свист хлыста доносился как будто из прошлого, когда так же наказывали её, и в то же время терзал уши из настоящего. Не надо было пускать к себе Медведя вчера. Не надо было. Ведь она знала, что это приведёт к беде, никому не принесёт радости, хоть короткие мгновения им было хорошо вместе.

Красные полосы расчерчивали спину Медведя одна за другой. Густо стекала по коже кровь и крупными каплями падала на снег. Несмотря на окрепший к вечеру мороз, кметь взмок, силясь ни единым звуком не выдать боли. А лицо Хальвдана становилось всё более каменным и серым, как будто он уже перестал думать о том, что делает.

Тридцать…

Воевода остановился, отбросил кнут в сторону, точно тот жёг ему ладонь, а затем направился к своему шатру. Кмети торопливо кинулись отвязывать Медведя от повозки, прикрыли изуродованную спину рубахой. Тот мог только слабо шевелиться и что-то бормотать в ответ. И Млада знала, что лучше бы в этот миг ему провалиться в беспамятство. На прямых, словно палки, ногах, она пошла за ратниками. В палатку, куда отвели – почти оттащили – Медведя, тут же прошмыгнул отрок с чистыми тряпицами и какими-то снадобьями в глиняных горшочках. Под укоризненными взглядами дружинников, что ещё растерянно толклись у входа, Млада шагнула внутрь.

Парнишка-лекарь даже и не посмотрел на неё, продолжил хлопотать над ранами кметя.

– Прости меня, Медведь, – вздохнула Млада, не зная, что ещё можно сказать.

– Ты… не виновата, – прерывисто проговорил тот, продолжая лежать, уткнувшись лицом в расстеленный на земле войлок. – Сам дурак. Жалко только… Что дальше не пойду. И тебя… Без присмотра оставлю.

– Прекрати так говорить, иначе я тебя ударю!

Отрок возмущённо на неё зыркнул, будто она и правда вознамерилась так поступить. По тому, как вздрогнула блестящая от крови и пота спина Медведя, можно было догадаться, что он усмехнулся.

– Можешь бить. Мне всё равно.

Вот же упрямец – и ничего-то его не берёт! Зарычав сквозь зубы, Млада вышла из палатки. Раздражённо пнула снег, и тот легко взметнулся рассыпчатым ворохом.

Оставалось только надеяться, что весь поход сложится удачнее, чем первый его день.

Глава 2

Снежинки, крупные и ленивые, вырывались из ночной тьмы, подлетали к окну и по воле ветра снова уносились прочь. Геста стояла, прижавшись лбом к холодному мутному стеклу, и разглядывала пустынный двор внизу. С отбытием дружины утром там стало совсем безлюдно. Изредка пробегала какая служанка, или стражники прохаживались с дозором. Следы кметей неумолимо заметало, и снег золотился в свете факелов.

До боли сжатые в кулак пальцы свело, Геста задумчиво оглядела отпечатки ногтей на ладони и снова уставилась в окно. В снежных вихрях она попыталась угадать очертания Клипбьёрна. В темноте вообще можно представить себе всё, что угодно. Никогда ещё после приезда в Кирият ей не хотелось домой так сильно. Как будто здесь её больше ничего не держало. Драгомир уехал. Теперь ему грозила невесть какая опасность – разве не случалось раньше, чтобы князья, которых воины должны оберегать и защищать, гибли в сражениях? Геста слышала много таких историй: как героически складывали голову в бою ярлы и даже конунги – Тора всегда рассказывала их с особой торжественностью. Она готовила подопечную к тому, что ей в своё время доведётся стать женой вождя и, возможно, пережить его потерю.

И Геста чувствовала себя сейчас, верно, так же, как они, когда провожали мужей на ратные подвиги. Жаль только, подержаться за стремя коня и прижаться напоследок губами к губам супруга не довелось. И от этого ей становилось, пожалуй, даже горше, чем от того, что третьего дня Драгомир в очередной раз прогнал её из своей постели. Да ещё едва не ударил.

Но Геста простила бы его. Днём она даже пошла к нему с примирением и подарком – собственноручно вышитой обережным узором рубахой. Чтобы извиниться за глупые полусонные бредни – ведь притвориться, что не права, легко, лишь бы это помогло. Она наивно представляла себе по дороге, что князь смягчится и, может даже, извинится в ответ. А вдруг – чем боги не шутят – это станет первым шагом к тому, чтобы всё наладилось…

Однако гридни Гесту в покои Драгомира не пустили. Сказали, мол, подожди, госпожа, если хочешь увидеться. Вскоре с шальными глазами в светлицу примчался Лерх в сопровождении Хальвдана и какого-то черноволосого мальчишки. Кажется, вельдского пленника. Их-то задерживать никто не стал.

Спустя малое время, гости один за другим ушли. Лерх теперь не выказывал никакой тревоги – стало быть, ничего страшного не произошло. И Геста, успокоившись, уже встала с резной лавки, оправила платье, даже и не думая сетовать на долгое ожидание, как последней из покоев вышла Млада. Воительница кругом и не посмотрела, не произнесла положенного приветствия, а твёрдым шагом пошла к лестнице. Тут же наружу выглянул Лешко и с важным видом передал гридням, что более никого князь видеть не желает. А коли пожелает, так распорядится самолично. И как бы Гесте ни хотелось пригрозить стражникам расправой, обрушить на их головы проклятия и всё же войти, она смолчала. И самое время поплакать о своей доле, но глаза были сухими, только жгло в груди и не хватало воздуха.

Тора все три дня поглядывала на неё с опаской, пытаясь понять, какие мысли крутятся в её голове, но вопросов не задавала – оно и к лучшему.

За эти дни, проведённые точно в лихорадочной горячке, всё изменилось. Сомнительные россказни и сплетни о Младе уже не были нужны Гесте: от них никакого прока. Как бы Драгомир ни отпирался, а воительница всё же имела ход в его покои, и чем уж там они занимались наедине, лучше и не думать. Млада, похоже, крепко втёрлась в доверие к князю, и он наверняка не станет слушать порочащие любимицу слухи. Это он дал понять ясно.

Теперь Геста не надеялась вернуть его расположение – ей хотелось просто отыграться. За все обиды и слёзы. За все разрушенные чаяния. За унижение, в конце концов. И в то же время она хотела защитить себя от неведомой угрозы, которая исходила от Млады в её вещем сне. Та мерещилась ей постоянно и сводила с ума.

Геста закрыла глаза и снова увидела, словно наяву, как Млада склоняется над Драгомиром, касается его, как обещает, что будет рядом. А другой рукой сжимает кинжал. Но князь ничего не замечает и смотрит на неё со спокойным осознанием того, что без этой девушки он не сможет. Был ли тот сон предостережением или только отголоском собственных, Гесты, переживаний и опасений? Даже Малуша не смогла ничего сказать наверняка. Лишь пожала плечами и ответила, что разбираться в этом придётся самой. Ворожея теперь часто появлялась в светлице Гесты: с ней было спокойнее, будто она могла на что-то повлиять. И стоило только попросить – наслала бы на окаянную девицу порчу. Но это самообман, способ себя успокоить на время: Малуша такая же женщина, как и она, и так же лишилась своего любимого мужчины из-за Млады.

Сегодня рано утром Геста через служанку передала Квохару записку с просьбой встретиться в её покоях. Видеться, не покидая замка, им доводилось крайне редко, и то при должной осторожности. Однако сегодня Вигену было вовсе не до надзора за домашними: он остался в детинце за старшего, а значит, не сразу сможет приноровиться к новым заботам. Лучше случая не найдёшь. А казначей вряд ли откажется приходить – не рискнёт. Он и так слишком долго избегал Гесты после возвращения, отговаривался от встреч под разными предлогами. Хватит.

Опустившись в кресло, Геста бросила взгляд на рукоделие. Синяя, вышитая красным затейливым узором рубаха так и валялась на столе третий день, мозоля глаза. Хлопья пепла от лучины осыпались на рукав, прожгли в нём мелкие дырочки. Страшно подумать, сколько времени было потрачено на неё. Приходилось с утра до ночи слушать нудные наставления Малуши – знатной вышивальщицы – хоть столь тоскливое занятие Геста никогда не любила, и с детства Тора едва не палкой загоняла её за пяльцы. Ведь дочка конунга, будущая жена правителя, должна уметь всё: и за свиньями вынести, и ковёр соткать.

Геста провела ладонью по тонкой и невероятно дорогой шерстяной ткани, кончиками пальцев – по узорам, вьющимся вдоль ворота. Как славно она смотрелась бы на Драгомире, мягко и ласково льнула бы к телу, бросала холодный оттенок в его серые глаза… И оберегала бы от любых бед. Да разве ему это нужно? Геста смяла рубаху и зло швырнула её в очаг. Огонь радостно завладел податливой жертвой, и кропотливый труд в считанные мгновения истаял в жадном пламени. Вверх взметнулись яркие искры и погасли ещё в полёте.

От похожего на забытье созерцания очага Гесту отвлёк звук открываемой двери. Квохар вошёл в светлицу, настороженно оглядываясь. Напрасно: стражники были отосланы с самого утра. Убедившись, что опасности нет, казначей гораздо бодрее прошёл внутрь и даже нашёл в себе силы улыбнуться.

– Я уже думала, что никогда больше не увижу тебя так близко, – Геста искоса оглядела его. – И даже не стану спрашивать, почему так долго ты от меня бегал.

Квохар, виновато изогнув сутулую спину, развёл руками. Он был всё так же отвратителен, как и раньше. Куда ему, тощей оглобле со сгорбленными плечами, до Драгомира. Даже богато расшитый на ариванский лад кафтан не скрывал тщедушности его тела. Теперь Геста не понимала, как могла так низко пасть, пуская его в свою постель. Лучше было бы, верно, спать с кем из конюхов: бабы в детинце, стыдливо краснея, болтали, что среди них есть знатные любовники. Как прижмут – так жар по всему телу. Всё ж удовольствие.

Но нынче она не собиралась переступать через себя. Достанет с Квохара поблажек.

– Разузнать хоть что-то о девчонке оказалось не так-то просто, – тот медленно подошёл, осматриваясь в светлице, как в первый раз. – Точнее невозможно. Либо она пришла очень уж издалека, либо хорошо умеет скрывать свою жизнь.

– Разве такое может быть? – фыркнула Геста. – Чтобы вообще ничего нельзя было узнать?

Вместо ответа казначей склонился, взял её руку в свою и прижался к ней губами. Геста с омерзением выдернула ладонь из его пальцев, а другой стёрла влажный след поцелуя. Квохар бросил короткий удивленный взгляд, обошёл её и, встав позади, навис, словно коршун, отчего стало душно и тяжело.

– Последний раз Младу видели в Пастерне, – отмеряя каждое слово, произнёс казначей. – Обычная деревня. Там она продала лошадь и пошла дальше пешком. Об остальном мои знакомцы ничего не знают. Или попросту молчат.

– Боятся?

– Возможно, – задумчиво качнул головой Квохар. – Это наводит на некоторые мысли, но кто я такой, чтобы лезть глубже. Так можно и обратно не выбраться.

Он скупо улыбнулся, вытянув губы в тонкую линию.

– Ты – казначей. Не последний человек в княжестве!

Геста встала, не в силах больше терпеть давящее присутствие Квохара. Тот проворно обошёл кресло и заключил её в объятья, но она, не скрывая раздражения, высвободилась.

– Моя богиня недовольна? – казначей с усмешкой проводил её взглядом.

– Ещё как, – Геста толкнула его в грудь, стоило ему приблизиться снова. – Ты потратил столько времени без толку. Да ещё и обманывал меня! Впрочем, забудь. Всё равно это больше не имеет значения. Я хочу, чтобы ты сделал кое-что другое.

– Уговора о каких-то ещё услугах не было, – Квохар прищурился, и его голос дрогнул возмущением.

– Со мной не стоит торговаться. Я не купчишка на ярмарке.

Квохар презрительно поджал губы и, пригладив волосы, повернулся было уходить. Нет, отпускать его так просто нельзя – уж больно легко отделался. Только заморочил ей голову, а толку чуть. Геста подошла к нему и провела ладонью по груди, разглядывая каждую резную пуговицу на кафтане. Но лишь казначей хотел снова её коснуться, как она легко увернулась. Сегодня она оставит его не солоно хлебавши, но сначала вдоволь подразнит.

– Может, ты всё же выслушаешь меня? А там мы можем поговорить по-другому, если пожелаешь, – медово проворковала она, склоняя голову к плечу.

Но по лицу Квохара нельзя было сказать точно, пойдёт ли он на всё что угодно только ради ночи с ней. До сегодняшнего дня он много седмиц вовсе к этому не рвался.

– Хорошо, – милостиво сдался казначей. – Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты нашёл мне арияш. А лучше – Грюмнёрэ, способного убрать с моего пути Младу.

Квохар прижал кулак к губам, прокашлялся, словно в горле запершило, и ещё некоторое время молчал, озадаченно разглядывая Гесту. На его лице удивление сменилось сомнением, а после и недоверием. Ещё чего доброго и правда просто развернётся да уйдёт – и тогда хоть доноси Драгомиру на него, хоть нет. Последний полезный человек, которым пока ещё можно управлять, будет потерян.

Пока казначей в раздумьи тёр подбородок и разглядывал пол под ногами, Геста спешно пыталась придумать, как удержать его. Пёс с ним, она разденется прямо тут, если это поможет! К Хёгглю в утробу гордость и отвращение.

– Неужели девчонка так сильно тебе досадила? – Квохар медленно провёл пальцем по брови и глянул исподлобья.

– Достаточно.

– Почему ты решила, что я знаю, где найти арияш?

– Ты из Аривана! – вспылила Геста от его деланной непонятливости. – Кому как не тебе знать, как можно встретиться с арияш.

Квохар рассмеялся. Натужно, с какой-то неведомой горечью, точно вспомнил что-то неприятное, но не хотел в этом признаваться. Геста, всё сильнее закипая, наблюдала за его фальшивым весельем.

– Моя девочка, ты очень наивна, раз считаешь, что каждый ариванец знает, как нанять убийцу, – он потёр глаз, якобы смахивая слезу. – Можно подумать, мы так тешимся на досуге. Арияш – скрытная гильдия. Их мало, и почти никто не знает, как выйти на них. А ты ещё говоришь мне про Грюмнёрэ! Как будто те на торге продаются вместе с пряниками. Это сродни поиску единорога.

– Хватит! – резко прервала его Геста. – Мне всё равно, где ты будешь искать арияш и с кем говорить, но я должна с ним встретиться.

– Не торопись, моя радость. Возможно, Млада ещё не вернется из похода, – спокойно рассудил Квохар.

В его словах было зерно истины и благоразумия, но почему-то Геста не сомневалась, что девица вернётся. Её в случае чего бросятся защищать аж двое мужчин: тот недоумок, Медведь, и Хальвдан. Кметь давно смотрит на Младу, как его лесной сородич – на малину. Поговаривали, что он намедни, перед отъездом, сунулся к ней и даже встретил некоторую взаимность. Кто знает, может и так. В любом случае, он наверняка лучше погибнет сам, чем позволит Младе умереть. Некоторые мужчины, когда влюблены, видят не больше, чем только что родившийся котёнок. Что же до Хальвдана, то как бы он ни старался это скрыть, но по дому давно ходили слухи об его увлечённости. В другое время это стало бы хорошим поводом его задеть, а то и уязвить, но сейчас Гесте было плевать на воеводу. Пусть хоть с башни кидается.

Одно не давало ей покоя: что все они нашли в этой грубой и хамовитой девице?

– Если какой вельд отсечёт ей голову, я буду рада, – Геста с усилием улыбнулась. – Но арияш мне всё равно найди.

– Я не хочу ввязываться в это, – голос Квохара прозвучал отстранённо и холодно.

Геста приблизилась, провела ладонью по его щеке, скользнула за ворот и прошептала, почти касаясь губами его губ:

– Боюсь, тогда мы с тобой не сможем больше видеться…

Квохар на миг помрачнел, словно эта мысль и правда его расстроила. А как иначе? Никогда не ходило слухов о том, чтобы вокруг него крутились толпы девиц, а уж благородных кровей и среди возможных редких поклонниц отродясь не водилось. Руки казначея с напором прошлись по груди Гесты, затем по спине, но в этот раз платье рвать он не стал, хоть загорелось в его глазах обычное нетерпение.

– Раздевайся, – сглотнув, проговорил он, делая шаг назад.

Знать, выбора у Гесты не осталось.

* * *

На удивление, записка от Квохара пришла всего через несколько дней. Похоже, он побаивался сам появляться у Гесты. Да и вдругорядь отсылать стражу, чтобы с ним встретиться, было бы слишком подозрительно. Оно и хорошо. Не пришлось лишний раз видеть его пучеглазую рожу. Записку не передала Тора и не принесла какая молчаливая служанка – она просто появилась на полу, просунутая в щель под дверью. Гадать, каким колдовством она тут оказалась и как этого не заметила стража, Геста даже не взялась. Она торопливо придвинула к себе лучину поближе и, едва не роняя листок – дрожащие пальцы словно онемели – пробежалась по строчкам, написанным мелким скупым почерком.

«Завтра ближе к полуночи придёшь на постоялый двор «Одноглазая ворона». Он находится у пристани. Там встретишься с хозяйкой Зарханой. Скажешь, что от меня. Она все разъяснит.

Будь осторожна».

Геста перечитывала записку вновь и вновь, чувствуя смесь радости и страха. Странно, но она не рассчитывала, что придётся встречаться с кем-то. Казалось, всё образуется само собой. Но Квохар прав, такое дело не доверишь больше никому, и пути обратно нет. Слишком далеко она зашла в своём желании избавиться от соперницы, хоть все вокруг убеждали её, что Млада соперницей ей быть не может. Теперь Геста пойдёт, куда бы ни было сказано, заплатит столько денег, сколько понадобится, лишь бы от воительницы, виновницы её ночных кошмаров, не осталось ни единого воспоминания.

Последний раз пробежав по строчкам взглядом, Геста бросила записку в очаг.

Весь вечер до следующего дня она не находила себе места, придумывая и повторяя мысленно, что скажет Зархане. Как это случится? Как долго нужно будет ждать встречи с арияш? И не придётся ли идти в «Одноглазую ворону» снова? А может, убийца будет дожидаться её вовсе в другом месте? Никогда в своей жизни она не видела настоящего арияш, а разного рода толки о них казались всего лишь небылицами. Но как послушаешь, лучше бы и не слушал вовсе. Оказывается, кто угодно мог настолько легко принять смерть от их руки, что даже не успевал ничего понять. И порой эта смерть выходила очень скверной.

Тора, глядя на метания Гесты, пыталась выспросить, что привело её в такое беспокойство, но та только отмахивалась. Запретить служанка ей ничего не сможет, а вот изрядно утомить причитаниями – запросто.

Днём, когда утренняя суета в доме улеглась, уступив место полуденной вялости, Геста позвала к себе Малушу и взялась за вышивку новой рубахи – в конце концов, может, она всё-таки пригодится. Ворожея подивилась, что предыдущая куда-то подевалась, но выспрашивать ни о чём не стала. Она злилась на Гесту, постоянно делала замечания, восклицая, что узоры, выходящие из-под её руки, никуда не годятся. Но та, погрузившись в свои мысли, не обращала внимания на ворчание Малуши.

Наконец дождавшись, когда Тора выйдет из светлицы, Геста обратилась к ворожее:

– Малуша, я хочу, чтобы ты сегодня помогла мне.

Та подняла взгляд от вышивки.

– Что я должна сделать? И почему я, а не Тора?

– Потому что Торе лучше об этом не знать. Ты дашь мне одно из своих платьев и останешься вместо меня в комнате. Мне нужно будет уйти на время, чтобы этого никто не заметил.

Малуша долго и внимательно разглядывала лицо Гесты, а затем снова склонилась над пяльцами:

– Кажись, что-то нехорошее ты задумала, княгиня… – осторожно проговорила она, вытягивая нитку. – А коли меня наказать за это вздумают? А то и вовсе выгонят взашей?

– Я тебя не просила рассуждать о моей просьбе. Ты сделаешь, как я скажу, и всё! – Геста отбросила в сторону рубаху и со злостью уставилась на невозмутимо продолжающую вышивать Малушу.

Та, почувствовав негодование, вздохнула и тоже отложила рукоделие.

– А ежели моя одёжа будет тебе широка? – она, приподняв бровь, оглядела Гесту с головы до пят.

Та нахмурилась, но удержалась от гнева, только едко заметила:

– Ничего, переживу. Так меньше буду похожа на себя, а больше – на замызганную деревенщину.

Малуша заметно ощетинилась на прозрачный намёк. Однако натянуто улыбнулась и кивнула.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Только всё же… Мне какая польза? Я за просто так страдать не хочу.

– Возможно, к тебе вернётся Хальвдан, – глядя в сторону, уклончиво ответила Геста. – А я постараюсь сделать всё, чтобы на этот раз он никуда от тебя не делся. Ты это заслужила.

Малуша тут же поменялась в лице: нижняя губа её дрогнула, щёки порозовели. Похоже, страсть к воеводе так и не прошла за столько лун. Что ж, это хороший способ привязать её к себе и незаметно заставить исполнять любые поручения. Тора мало на это годилась, всё больше ворча по каждому удобному поводу. Малуше Геста особо не доверяла, но, если надавить на нужные слабые места, то и от неё можно получить какую-никакую пользу. Всё-таки Хальвдан сильно запал ей в душу – уж в этом умении ему не откажешь. Морочить девицам головы он с самой юности был горазд.

Дальше вышивание продолжилось в полном молчании, пока за окном совсем не стемнело.

Малуша ушла только к ночи. Геста же, отправив Тору спать в другую комнату, ждала назначенного часа, чтобы пойти к пристани. Лучше было бы поехать верхом – топтать ноги по снегу и холоду вовсе не хотелось – но ради своей цели она могла вытерпеть и не такое. Теперь хоть босиком пойдёт.

Ворожея вернулась, прижимая к груди под дорожной накидкой свёрток из одежды. Тихо она вошла в светлицу и притворила дверь. Теперь дежурившие снаружи стражники только на пользу. Скажут: пришла Малуша, а позже вышла – и никаких подозрений. Так можно, пожалуй, бродить всю ночь.

– Скидывай всё, – коротко распорядилась Геста, когда Малуша вопросительно на неё воззрилась. – И мне помоги раздеться.

Служанка бросила сверток на кровать, развязала понёву и сняла длинную, до щиколоток, домотканую рубаху. Горделиво откинула за спину косы. Геста с лёгким уколом зависти отметила мягкие изгибы её тела: полную грудь, широкие бёдра, округлые плечи. Неудивительно, что Хальвдан однажды позарился на такую красоту. Впрочем, они друг друга стоят.

Облачившись в одежду Малуши, Геста почувствовала себя тонкой девчонкой: рубаха была ей откровенно свободна, а понёву пришлось обматывать вокруг талии едва не втрое. Она накинула поверх тёплый тулуп грубой выделки, а на плечи – простой дорожный плащ. Спрятала рыжие, предусмотрительно заплетённые в косу волосы под платок.

Малуша придирчиво её оглядела, повернула одним боком и другим.

– Если не будешь ерепениться, как обычно, то и не узнает никто, – она одобрительно улыбнулась.

Геста пропустила колкость мимо ушей, проверила припрятанный под тулупом на поясе кошель с деньгами и, затаив дыхание, вышла из светлицы. Проскользнула мимо стражников, которые даже не глянули в её сторону, спустилась по лестнице и вышла на задний двор. И пока она пробиралась заметёнными тропинками, ей всё казалось, что сейчас откуда-нибудь обязательно выйдет Виген и всё пойдёт прахом. Наблюдательный начальник стражи уж точно узнает её.

Путаясь в слишком широкой понёве, Геста добрела до ворот, отряхнула снег с подола и отдышалась.

– Куда пошла? Не поздно ли? – подозрительно прищурился стражник, когда она с как можно более уверенным видом направилась к калитке.

– Да вон жена князева послала с поручением. Вожжа ей под хвост ударила, – ворчливо ответила Геста. – Я скоро обернусь.

Часовой ещё некоторое время пытался разглядеть её лицо в трепещущей от света факелов темноте. Геста нетерпеливо порылась в корзинке, которую прихватила с собой, давая понять, что у неё очень важное дело.

– Ладно, иди.

Стражник вздохнул: видно, ему не хотелось тратить время на служанку. И правда, мало ли чего могло взбрести в голову жене князя. Не то чтобы Геста часто гоняла чернавок среди ночи за стену детинца, но случалось всякое. Особенно сразу после приезда. Тогда ей казалось, что такое право ей даёт особое положение. А потом капризы просто наскучили, голову заняли другие заботы.

Геста с облегчением вышла за ворота и свернула по тропе вдоль стены – так короче. До пристани было не так уж далеко, если идти споро и не отвлекаться – она как раз успеет ко времени. Больше волновало, что делать дальше. От мысли о встрече с арияш ладони покрывались липкой испариной, и по спине пробегал холодок.

Скоро глубокая тропинка вывела её на широкую улицу. Идти стало легче. Свежий снег, укрывший мостовую, поскрипывал под ногами, покачивались на нём оранжевые пятна света от факелов, вывешенных вдоль дороги. Люди уже попрятались по домам, и редко где можно было увидеть огонёк лучины в окне. Мимо проехали сани. Возница с любопытством глянул на одиноко шагающую вдоль дороги Гесту. Стало страшно. Кто знает, какой лихой люд встретится по пути? В городе полно всякого сброда. По улицам ходят стражники, но пока их не было видно: за это время может случиться всё что угодно.

В подтверждение опасений где-то позади послышался отдаленный возглас:

– Эй, краля! Подожди, провожу, куда нужно.

Геста вздрогнула и обернулась. В паре дюжин шагов от неё виднелась худощавая мужская фигура. Незнакомец шёл, чуть пошатываясь, но, несмотря на это, быстро догонял её. Геста прибавила шагу, а после очередного возгласа: «Эй!» – побежала. Пронзительный свист долетел со спины, заставляя припустить ещё быстрее. А затем мужчина зычно рассмеялся – похоже, на самом деле не собирался её преследовать.

Геста укорила себя за трусливость и сбавила шаг. Обернулась – незнакомец стоял вдалеке, прислонившись к стене. Кажется, его стошнило. Геста, злорадно ухмыльнувшись, подышала на ладони: впопыхах забыла захватить из дома рукавицы; пальцы замёрзли и покраснели. Проклиная собачий холод, она пошла дальше. Миновала сначала круг ремесленников, затем рыбаков. А улице всё не было конца. Но вот ворота пристани, выводящие за стену, незаметно проступили впереди. В открытую калитку метнулся вихрь холодного ветра. Причалы, обледенелые и пустые, виднелись в зыбкой темноте; одинокие маленькие лодчонки горожан мерно покачивались на волнах, пойманные в плен до весны. Зимой крупные корабли почти не появлялись на пристани – только из крайней необходимости или по договору с князем, чтобы привезти в город необходимые в это время товары. Но такое случалось очень редко. Большей частью причалы пустовали, и ветер гонял по брёвнам и скользким камням набережной сухую позёмку. Осколки льда, что безуспешно пытался сковать Нейру, бились о каменные опоры мостиков и переходов.

Казалось, здесь даже никто не живёт – настолько кругом было тихо и безлюдно. Факелов в держателях стало гораздо меньше, и зыбкий полусвет то и дело сменялся почти непроглядной темнотой. Геста зябко поёжилась, выглядывая вывеску нужного постоялого двора. Куда же он провалился?

– А кто это тут у нас? – донеслось из мрака очередной подворотни.

От покосившегося забора отделилась тень и двинулась в сторону Гесты. Она шарахнулась, но спиной налетела на кого-то. Взвизгнув, вырвалась из рук, которые тут же схватили её за плечи.

На свет вышел коренастый мужик. Его круглое, как блин, лицо усеивали веснушки, а из-под шапки свисали неопрятные рыжие кудри.

– И что ж ты, красуля, тут делаешь? Нехорошо молодым девицам ходить среди ночи в таких местах.

Неподалёку от него, отрезая дорогу к побегу, встал другой незнакомец, чернявый и более высокий. Он с усмешкой оттянул ворот замызганного тулупа и почесал шею, изуродованную косым рубцом.

– А тут путь один. В «Ворону», – ответил он дружку. – Только таких девуль я там сроду не встречал.

Откуда-то со спины появился и третий. Геста, заслышав шаги, затравленно вздрогнула и повернулась к нему. Хватать её он пока не собирался. Стоял, сложив на широченной груди руки, и разглядывал так пристально, что хотелось провалиться сквозь землю. Его левая ноздря была когда-то то ли разрезана, то ли порвана, а после неровно заросла. Приятнее его бородатую рожу это не делало.

– Стража… – неуверенно и слишком тихо пролепетала Геста, делая шаг назад.

Судя по всему, никакой стражи тут не было, и появится она нескоро.

– Мы с ней по-хорошему, а она сразу стражу… – укоризненно покачал головой кудрявый. – Вот все вы бабы такие.

– Ты с ней полегче, а то вдруг она такая же, как та, – медленно подходя к Гесте, усмехнулся мужик со шрамом.

– Да не…

Незнакомцы начали смыкать круг. И какие у них были намерения, оставалось только гадать. То ли ограбят, то ли ссильничают прямо тут, в снегу под забором. Сначала один, потом второй и третий. А может, и то, и другое сразу. Хотя таких случаев в Кирияте, как говорили, отродясь не бывало. Воровали на торгу по мелочи, срезали кошели – куда ж без этого? Но дружины в городе теперь нет – а это могло прибавить всякому сброду смелости.

Геста, закусив губу, только и успевала крутиться, как волчок, чтобы вовремя заметить опасность. Но, как на зло, отступать было некуда. Она рванулась наобум, пытаясь проскочить между мужиками, но кудрявый с хохотом легко её поймал.

– Да ты постой. Я только пощупаю слегка и отпущу.

Его широкая ладонь юркнула под плащ и тулуп, уверенно нашарила на поясе набитый монетами кошель. Сбоку подоспел тот, что с порванной ноздрёй, и для верности крепко обхватил Гесту под грудью.

– А пахнешь-то ты славно, – шепнул он на ухо. – Прям как пирог. Бабка моя пекла, бывало.

Другой рукой он рванул платок с её головы. Шею защекотала борода и изрядно отдающее луком дыхание. Геста тихо завыла от парализующего страха, её начало тошнить.

– Не трожь, – недовольно буркнул кудрявый. – Тебе мало уроков было? Лучше корзину проверь.

Тот быстро повиновался – и сразу стало понятно, кто и в их шайке главный. Третий же продолжал стоять в стороне и настороженно оглядывался. В корзине ничего полезного для воров не нашлось. Но Гесту для верности обшарили всю с ног до головы: залезли и под подол, расстегнули тулуп. Вряд ли они надеялись найти что-то ещё – толстого кошеля было им вполне достаточно. Они в своё удовольствие просто хватали её за всё, что попадалось под руки. Геста только глотала злые слёзы, боясь сопротивляться – как бы не нажить чего похуже. Судя по тому, что ощупывали её с всё большим рвением, тати уже вот-вот готовы были пройти против своих же правил.