Текст книги "Улей"

Впервые Адам споткнулся.

Они оба это понимают. Смотрят друг на друга продолжительное время и принимают самое естественное для обоих решение – защищаться. А в их понятии, лучшая защита – это нападение.

Ева сменяет улыбку на ехидную ухмылку. Титов же, видя это, намеревается пошатнуть ее равновесие.

– Хватит разговоров, Исаева. Раздевайся.

– Что?

– Раздевайся, Ева.

– Зачем, черт возьми?

– Таковы правила. Никаких внешних барьеров, – спокойно поясняет Адам и улыбается. – Или ты боишься? Может, стесняешься?

– Нет. Я не стесняюсь, – чеканит девушка, тыча в него указательным пальцем. – Но, знаешь что, Титов? – усмехается, впиваясь в него взглядом и выдвигая бесстыдное требование: – После тебя.

Обладая маниакальной самоуверенностью, он, конечно же, не медлит. Улыбаясь шире, дергает гюйс[11]11
  Гюйс – украшение рубахи флотского костюма; большой воротник синего цвета с тремя белыми полосами по краю.


[Закрыть] и, приподнимая рубашку за горловину, снимает ее вместе с нательной полосатой майкой. А Ева в буквальном смысле слова торопеет и беззастенчиво разглядывает исписанный чернилами мускулистый торс. Физически Адам безупречно красивый. Большой и сильный. С резко очерченными выпуклыми мышцами.

«Да… Он идеальный».

Его татуировки выполнены различными стилями, но вместе образуют органичную композицию. Одинокие буквы и целые фразы – латинские и кириллица. Непонятные символы и знаки. Острые рваные штрихи и геометрические фигуры. Все вместе смотрится потрясающе и несет в себе тайную смысловую нагрузку.

Когда руки Титова ложатся на металлическую пряжку ремня, Исаева невольно следует взглядом за ними. Скрывает от себя, что ей нравится то, как лихо он действует. Как уверенно он раздевается.

– Достаточно, – протестующе выставляет руку.

Демонстрируя необычайную ловкость, учитывая надоевший гипс, стягивает свои рубашку с майкой через голову. Дергает молнию и спускает на пол юбку. Следом вовсе не изящно скатывает колготки. Оставшись в лифчике и трусиках, перешагивает ворох одежды. Опускается на широкую кровать, заправленную бордовым покрывалом, и откидывается на подушку.

Ее сознание будоражит мысль, которая никогда прежде не звучала при подобных обстоятельствах.

«Вдруг я ему не понравлюсь?»

Ловит пристальный взгляд Титова на своих ногах. Выше. По линии бедер, животу, оголенной части груди. И ее кожа наливается пьянящим жаром.

Еве нравятся эти ощущения. Настолько сильно нравятся, что ей приходится контролировать свое дыхание.

– Я удивляюсь, Исаева, как легко ты поддаешься на провокации. Нет, серьезно, – неожиданно налетает Адам с обвинениями, не раскрашивая при этом голос эмоциями. Холодно звучит. – В тебе нет и грамма здравого смысла.

Испытывает разочарование. Потому как решает, что она слишком рано ему сдается, и портит тем самым всю игру. Его предвкушение. Его погоню.

Ева не нужна ему для быстрого голодного тр*ха. Не то, чтобы он не думает о сексе с ней. Конечно, думает. Но хочет Адам намного больше, чем секс – ожесточенного противостояния.

Неужели он ошибся в своих суждениях? Неужели составил обманчивое мнение об Исаевой?

Еве же нравится злить Титова, и ей безразлично, что при этом он думает и говорит. Она даже готова использовать понятие, которое в лексиконе других людей ее раздражает – обожание.

«До чего же нелепое слово!»

И все-таки…

«Я обожаю тебя злить, Адам!»

Забавляясь его реакцией и собственными мыслями, девушка беспечно пожимает плечами и смеется.

Хохочет так увлеченно, что не сразу может ответить.

Да и что ему сказать?

Сказать, что рядом с ним ее сердцебиение учащается… Стучит столь незнакомо: воодушевленно и усердно. Признаться, что все ее чувства рядом с ним обостряются и отвлекают от более глубоких внутренних переживаний…

Нет, Исаева не расскажет Титову ничего подобного. Тайком продолжит питаться его энергией, но правды никогда не скажет.

Отталкиваясь, плавно перемещается на колени и манит парня пальцем, призывая склониться к ней. И он наклоняется, упираясь руками в плотное покрывало. Встречая его взгляд, Ева ощущает, будто ее внутренности лижут языки адского пламени.

Заглядывает ему в душу, и опять-таки ничего не видит.

Нет у Титова дна. Он – не океан. Он – космос. Темный и бесконечный.

Но как же он ее захватывает… Уму непостижимо!

Что бы Адам ни планировал, какой бы позже не нанес урон, Еве безумно нравится потрескивающее между ними напряжение.

Сглатывает, прижимая кисть к его обнаженной груди. Наслаждаясь теплом гладкой кожи, скользит ладонью вверх. Обхватывает за шею, и сама подтягивается выше. Еще ближе к нему.

– Послушай меня. Я расскажу тебе кое-что важное, – с хрипловатым придыханием говорит девушка. – И были оба наги, Адам и Ева. И не стыдились этого до грехопадения, – бессовестно коверкает священное писание на свой собственный лад. – Если мы не допускаем плотской близости, не интересуем друг друга в этом плане, то есть ли смысл нам стыдиться? – спрашивает она и тут же сама отвечает: – Нет.

Яркая вспышка одобрения проносится в глазах Титова, но когда он начинает говорить, тон его голоса выверенно скучающий.

– Это старая сказка.

– Это вечная сказка, – поправляет Ева.

«Если мы не допускаем плотской близости, не интересуем друг друга в этом плане…», – странно ли то, что он выдыхает с облегчением, слыша в ее голосе подобную убежденность?

Правда в том, что Титову плевать на любую из своих странностей.

Он снова восхищается Исаевой. Он чует «запах крови» и смакует предстоящую охоту.

Ворошит в памяти ее безумные заметки.

«Мне нравится говорить «НЕТ». Мне нравится разочаровывать людей. Нравится не давать желаемое. Позволить чего-то захотеть, и в последнюю секунду сказать «нет». Видеть, как осознание отказа ранит человека. Да, мне нравится играть с чужими чувствами. Нравится получать, и не отдавать взамен ничего. Ничего».

Убирает руку девушки со своей шеи и выпрямляется. Отмечает, как тень удивления мелькает на ее лице. Усмехается и, обрывая зрительный контакт, позволяет ей за собой наблюдать.

Адам знает, что физически он Еве уже нравится.

«Маленькая, глупая сучка».

Из той же прикроватной тумбочки достает картонную коробку и извлекает грубый неровный косяк. Зажимает его зубами и чиркает зажигалкой.

Скулы на лице Титова выделяются острее, когда он с силой затягивается и выдыхает. Противный сладковатый запах ползет по комнате, но Еве удается не морщиться.

– Будешь?

– Буду.

Принимает косяк из его рук без опаски, хотя курить травку ей предстоит впервые. Делает глубокую затяжку и кашляет, едва не до слез, ощущая, как едкий тошнотворный дым забивает легкие и горло.

Адам же неотрывно наблюдает за ней, будто она – его личный эксперимент. Словно позже ему предстоит задокументировать реакции ее тела и сознания в чертов медицинский протокол.

Когда Ева возвращает косяк, ложится на спину и закидывает руку за голову. Легко втягивает наркотическое вещество. Пускает дым кольцами, и они завораживающе-медленно плывут вверх, чтобы в конечном итоге незримыми парами рассеяться по зеркальному потолку.

После трех глубоких затяжек Исаева ощущает, что ее сознание постепенно плывет. Становится подконтрольным исключительно внешним факторам.

Разгибая колени, вытягивается рядом с Титовым. Рассматривает в потолке его полуголое отражение. Восхищается силой и красотой его тела. Ей никогда особо не нравились татуировки, но сейчас на парне они кажутся ей искушающим искусством. Еве хочется коснуться их кончиками пальцев. Прочитать несущиеся в них сообщения. Она бы тщательно изучила их руками. Она бы скомплектовала личность Адама в цельную фигуру.

– И все-таки, твоя азартность поражает, – говорит парень, перехватывая ее взгляд. – Мне любопытно знать, на что еще ты способна. Сможешь ли, например, испачкать руки в кровь?

Передает ей косяк.

– Если будет нужно, по локти окунусь.

– Пойдешь со мной на одно дело? Сегодня вечером.

– Что будем делать?

– Ломать и разрушать.

Ева выдыхает сизую дымку и, поворачивая голову, внимательно смотрит Адаму в глаза.

– Не знаю, захочу ли я…

Он не отвечает. Забирает сигарету и неспешно докуривает.

– Так разберись в себе, Ева, – закрывает глаза, глубоко вдыхая. Мерно выдыхает. – Прежде всего, определись с тем, чего хочешь.

Из поверхности своего сознания Исаева вылавливает то, что беспокоит ее больше всего прочего. Сильнее, чем она может себе позволить.

– Я хочу, чтобы ты перестал меня изучать.

– Тогда играй со мной.

Некоторое время Ева серьезно размышляет о том, может ли она принять его предложение. Может ли решение их конфликта быть настолько простым?

Понимает, что нет.

Титов наглым образом лжет. Приглушает ее бдительность, предлагая липовое сотрудничество. Отвлекает, чтобы после нанести настоящий удар.

– Ладно, – обманывая его, старается звучать искренне, и ей это легко удается. – Я помогу тебе сегодня.

– Хорошая девочка.

– Только… – играя голосом, давит на эмоции, которых на самом деле нет ни у одного из них. – У меня к тебе еще одна просьба, – слышит в своем голосе жалобные нотки, и едва сдерживает смех.

– Чего ты хочешь? – тембр его голоса отнюдь не отзывчивый, скорее раздраженный.

– Разбуди меня, Адам, – звучит отменно жалко, будто загнанный зверек.

И в следующее мгновение отчасти так себя и ощущает.

Приоткрывая тяжелые веки, Титов плавно опускается на девушку. Прижимается к стройному телу своим, ноющим. Лицом к ее бледной тонкой шее.

Глубоко вдыхает ее запах.

И в это мгновение Ева кажется ему фантомной. Нереальной. Навеянной сонной фантазией. Гремуче красивой. Чрезвычайно желанной.

– Абракадабра, Ева, – прикусывает и сильно всасывает ее прозрачную кожу.

А Исаева теряется. Не может определить, к чему они движутся. Что собираются делать?

Слабо вскрикивает и упирается рукой в крепкое плечо. Пытается оттолкнуть.

Вот только Адама пронзает неконтролируемое желание стиснуть ее крепче. Испугать. Измучить. Развратить. Растопить, как масло. Чтобы томилась в его руках, не имея сил даже на стоны.

– Просыпайся, my darling[12]12
  My darling – моя дорогая.


[Закрыть], – его голос не звучит нежно. Напротив, он, как заржавевший скрипучий механизм – бьет по нервам.

Ева сглатывает, ощущая, как странно кружится голова и срывается сердце. Судорожно сжимает сильные татуированные предплечья и отвечает ему инстинктивно. Покоряясь своей дикой натуре, надевает свою любимую маску.

– Darling? It’s just pure sex[13]13
  It’s just pure sex – просто чистый секс.


[Закрыть], – ее голос сочится, будто мед.

И Адам не может не реагировать на соблазн, которым Ева опутывает его.

Откликается.

– So let’s fuck, pussy[14]14
  So let’s fuck, pussy – так давай трахнемся, киска.


[Закрыть].

– Fuck you[15]15
  Fuck you – пошел на х**.


[Закрыть].

Кривовато усмехается, слыша столь грязное выражение из ее уст, и снова прижимается к шее. Касается губами теплой кожи и влажно всасывает, бесцеремонно оставляя кричаще-пурпурную метку. Вжимается в низ девичьего живота болезненно-твердым членом.

Слышит, как этот контакт обрывает дыхание Евы. И его сердце, та проклятая мышца, которой у него якобы не существует, яростно шарахнувшись, должно быть, пробивает в ребрах зияющую дыру. Странное страстное возбуждение бешено пульсирует и мчится по венам вместе с кровью.

Поднимая голову, Адам ловит губами горячее дыхание девушки. Жадно смотрит на пухлые губы, неожиданно испытывая сумасшедшее желание их целовать. Заторможенно моргает и качает головой.

«Что за кощунство, мать твою? Никаких, бл*дь, поцелуев!»

Насыщенность собственных эмоций порядком удивляет Адама.

Должен ли он столь сильно наслаждаться этой забавой?

Колеблясь несколько долгих секунд, Титов приходит к разумному заключению, что его свирепое вожделение обусловлено исключительно наркотой. Именно травка дурманит его кровь. Не Исаева. Все еще глянцевая и дикая. Неестественная и деревянная. Поломанная и расчетливая.

Она ему даже не нравится. Эти ее буйные волосы, явная худоба, бл*дские губы и черные глаза… Ева вызывает внутри Адама чувство нездорового отторжения. Ему бы просто тр*хнуть ее. Только не сейчас. Чуть позже, на здоровую голову. Тогда уж точно ничем сверхблаженным она ему не запомнится.

Резко выдыхает, испытывая непреднамеренную злость. Отстраняясь, прижимает палец к малиновым губам. Смотрит пустыми глазами, вынуждая Исаеву сомневаться в своих дальнейших действиях.

– Теперь молчи, дьявольская кукла. Хватит этого тошнотворного притворства.

Они могут лгать. Лгать, не поворачиваясь спиной, глядя противнику прямо в глаза.

И сейчас они оба врут. Врут, что притворяются.

* * *

Этап-узнавание.

Практическое испытание.

Адам предлагает Еве субъект, информацию, действие. Метод исполнения оставляет за ней.

Опасаясь того, что девушка передумает и убежит, едва они входят в дом, заполненный изрядно «накачанной» алкоголем толпой, крепче стискивает тонкую кисть в своей ладони. Пока ведет Еву по образовавшемуся в толпе проходу, ловит взглядом сигнальный кивок Литвина.

«Они здесь».

Припоминает их недавний телефонный разговор.

– Почему ты решил все изменить в последнюю минуту? Почему передумал относительно Исаевой? – недоумевает Ромка.

– Я не передумал, – раздраженно отвечает Титов.

Прислушивается к тихому передвижению девушки за спиной. Оглядываясь, умолкает. Невольно наблюдает за тем, как она одевается.

В ней нет ничего особенного. Она всего лишь девчонка. С такими же прелестями, как у тысячи других. Но по какой-то необоснованной разумом причине Адам не может оторвать от нее взгляда.

– Все будет. Только позже, – уверяет он Литвина. – Я просто решил растянуть охоту.

Исаева оглядывает собравшихся. Ищет свою жертву глазами.

И вскоре находит.

На одно короткое мгновение ощущает к субъекту испытания неподдельную жалость. Но это чувство настолько мимолетно, что Ева даже при желании не может его зафиксировать.

– Как ты это сделаешь? – склоняя к ней голову, перекрикивает музыку Титов.

Сердцебиение девушки ускоряется. Она самоуверенно улыбается, ощущая мощный прилив адреналина.

– Следи внимательно. Глаз с меня не спускай.

Выдергивает руку. Двигается раскованно, с определенной целью.

И возникает перед Реутовым, словно дикое видение. Вероятно, парень не успевает ее даже узнать, когда она с размаху бьет его по щеке.

Литвин выполняет вторую часть своей работы, приглушая музыку до едва различимого шелеста.

– Ср*ный муд*к! А ведь я верила тебе, – наигранно вздыхает Ева и делает крохотную паузу. Следит за тем, чтобы в глазах проступили слезы. – Ты говорил, что она, – небрежно кивает на стоящую рядом с Реутовым Лизу, – просто развлечение. А сам сделал ей ребенка! – в широко распахнутых голубых глазах девушки отражается запредельный шок, и Исаева, хладнокровно довольствуясь этим, продолжает. – То, что изначально оговаривалось, как небольшая пауза, переросло в неконтролируемый бедлам. Я ради тебя перевелась из юридического! А теперь что, Кир?

Лиза двигает челюстью, пытаясь вербально среагировать на происходящее, но Ева намеренно говорит без продыху.

– Даже не рассчитывай, что мы с Титом в очередной раз решим эту проблемку за тебя! Господи, Кир, меня уже тошнит от тебя и твоего увлекающегося юными девственницами члена!

– Я тебя даже не знаю, – приходит в себя парень. – Что ты несешь? Я…

– Ох, да, конечно, Реутов! Тебе очень нравилось то, что я позволяла тебе меня не знать. А теперь катись ты к черту, ублюдок!

Исаева практически с интересом наблюдает за сменой эмоций на лице Лизы. Половину из всего она даже не понимает. Но пытается их визуально запомнить, чтобы позже сыграть нечто подобное.

Реутов задыхается гневом и багровеет. Переключается на стоящего рядом с Евой Титова.

– Это все ты? Зачем ты это делаешь, Тит? Детство прошло, шутки кончилось. Только ты… Видимо, тяжело принять то, чего ты не понимаешь? То, чего никогда не ощущал?

Адам хладнокровно смеется, и его глаза мерцают, словно черные угли.

Зачем же ему понимать нечто подобное? Нахр*на ощущать пресловутую навязываемую обществом любовь? Чувства такого рода делают человека слабым и никчемным. И лучшая тому демонстрация – его друг детства.

– Ради чего столько страданий? – спрашивает Титов с притворным милосердием. Ухмыляется. – Ради кайфа? – смотрит на друга с выражением крайней брезгливости. – Это просто смешно! Завязывай, Кир. Твоя забава вышла за пределы интриги. Смотреть тошно.

По холлу прокатываются смешки и пьяные комментарии.

– Иди ты на х**, – рявкает Реутов, с силой толкая Адама в грудь.

А ему только это и нужно. Стремительно бросается вперед и, хватая Кирилла за рубашку, яростно бьет его головой в переносицу.

Парень покачивается и, прижимая ладонь к лицу, пятится назад. К большому удивлению «заряженного» Титова, не отвечает на удар. Непродолжительное время зло смотрит на него, а затем и вовсе, следуя за выбегающей в слезах девушкой, теряет к бывшему другу всякий интерес.

Уход Реутова буквально оглушает Адама. Раньше частенько случалось, что они дрались из-за мелочей, просто потому, что что-то не поделили. А сегодня, когда он нанес, по его мнению, весомый удар, Кирилл его просто проигнорировал.

Медленно моргая, Адам заторможенно реагирует на то, что громкость музыки возвращается в привычный диапазон. Отчаянно нуждаясь в каком-либо выплеске эмоций, тянет Еву вглубь длинного коридора. Распахивает первые попавшие двери и заталкивает девушку в темное помещение. Бескомпромиссно притискивает спиной к прохладной поверхности. Жестко сжимая изящную челюсть пальцами, принимает катастрофическое решение.

Собирается ее поцеловать.

Приближает рот к подрагивающим девичьим губам. Вдыхает ее дыхание. Практически касается манящей его плоти…

– Не смей меня целовать, Адам, – резко дергает головой Ева.

Застает не готового к отпору Титова врасплох. Он чувствует, но не видит, как смещается и отклоняется в сторону ее голова.

– Адам, прекрати.

В ошеломляющем и назойливом стремлении верховенства, лезет руками под короткую пышную юбку и сминает пальцами упругие ягодицы. Ловит зубами острый подбородок. Сосет его. Не стремится причинить Еве физическую боль.

Жаждет вкусить ее холодную филигранную красоту.

На вкус она даже лучше, чем на вид. Ее тонкая кожа какая-то невероятно особенная. Свежая и соленая. Холодная и нежная.

Пока Ева сопротивляется, она только сильнее распаляет его интерес.

«Хватит».

«Хватит, Титов. Оставь на завтра».

«Не поломай ее раньше времени».

– Адам…

Он отпускает ее так же стремительно, как и захватил. Щелкает выключателем и, пока Исаева жмурится, привыкая к освещению, высаживает ее на кухонный островок. Не смотрит в ее сторону. Отходит обратно к холодильнику и достает две бутылки «Corona Extra[16]16
  Пиво производства мексиканской компании Grupo Modelo.


[Закрыть]».

Ева непроизвольно морщится, когда Титов открывает их, зацепив краешком крышки за отвес дорогущей столешницы, и ударяя сверху ладонью.

Делая небольшой глоток врученного ей пива, ждет, пока Адам посмотрит ей в глаза.

И когда он это делает, желудок Евы скручивает до головокружительной тошноты. Его глаза больше не пустые. Они полны злости и похоти. Одуряющей похоти.

Исаева заставляет себя отвернуться, но не может от него оторваться. Наблюдает, словно загипнотизированная, за тем, как алчно Титов смотрит. Как резко дергается его кадык. Как напрягаются мускулы в сильном теле.

И ей безрассудно хочется, чтобы этот монстр слетел с катушек.

Манит его глазами. Просит выйти из-под контроля. Только Адам понимает, что Ева желает этого лишь затем, чтобы снова его оттолкнуть. Медленно опускает веки. Прикусывает уголок губ. Снова смотрит на нее.

«Глупая-глупая Эва, ты вовсе мне не нужна».

Отпивает сразу половину бутылки и, наконец, подходит к девушке. Останавливаясь напротив, касается пальцами вздернутого подбородка.

Врезается взглядом.

– И все же, таких, как ты, у меня еще не было.

– После меня, других у тебя уже не будет.

Обещает это себе и ему. Только Титов не воспринимает ее слова серьезно.

Упирается в стиснутые колени Евы ощутимо-твердым пахом и застывает на ней изучающим взглядом. Она буквально ощущает, как крутятся шестеренки в его гениальном мозгу, пока он вспоминает что-то из ее дневника.

«Кто я?

Все смотрят на меня. Но человек, которого они видят перед собой, не Ева Исаева. Это просто девушка, что играет Еву Исаеву. Я не допускаю эмоциональной привязанности к этому персонажу, чтобы не ощущать по-настоящему все то, что она чувствует. И тогда, ночью, меня колотит от перезарядки. Я не могу уснуть. А если засыпаю…. Мне снятся кошмары, и я кричу. Кричу так, что просыпаются родители. Но они давно не заходят в комнату, чтобы успокоить меня. Я расстраиваю их.

Что же до моих чувств?

Безумие. Отчаяние. Хаос. Сумятица в голове.

О, Боже мой, я просто пытаюсь жить… Выживать».

Дыхание Исаевой слабеет, а глаза вспыхивают.

– Прекрати, Адам, – сердито шипит она. – Ты не можешь продолжать изучать меня, словно подопытную. Нельзя так делать. Так никто не делает. Люди не хотят знать друг друга настолько глубоко. Потому что это рушит все границы и делает их слишком близкими. А это, уж поверь мне на слово, может причинить боль нам обоим.

Но Ева лукавит.

В действительности, больше всего на свете она хочет, чтобы кто-то узнал ее по-настоящему. Чтобы увидел то, что она скрывает внутри себя. Чтобы показал ей нечто иное, помимо жестокости и боли.

– Поздно, Ева, – Адам стучит пальцем по своему виску. – Я уже все запомнил. Теперь мне предстоит самое интересное. Выяснить, честна ли ты перед собственным сознанием.

Девушка сглатывает.

– Как пожелаешь, Адам… Смотри только, не захлебнись. Ибо я тебе не понравлюсь. Но отвергнуть меня ты уже не сможешь.

Титов опускает руки Еве на бедра, и она задыхается от того, как тяжело и горячо они ощущаются. Чувствуя, как по телу разливается лихорадочное тепло, сжимает ноги крепче. Ремень Адама задирает тонкий капрон и холодит ее колени, но она не может заставить себя пошевелиться. Застывает, подобно статуе.

– Говоришь глупые вещи, Ева. Но мне нравится тебя разочаровывать. Из нас двоих ты будешь единственной пострадавшей стороной.

Девушка спешно перемещает взгляд. Что-то ищет в глазах Титова. Нечто важное для себя. Только он замыкается, не дает ей ответов.

– Чтобы ни случилось… – отчаянно выдыхает она. – Запомни, не хочу с тобой дружить.

– Мы не друзья, – грубо отрезает парень.

– И никогда ими не станем, – горячо настаивает Ева. – Даже если я мертвой лягу, не приходи ко мне, Титов. Останься за чертой, – заключает сделку с монстром и с собственной безумной натурой.

– Не приду, – легко обещает он ей.

– Хорошо, – выдыхает Исаева с облегчением. Отставив пиво на столешницу позади себя, берет Адама за руку. – А теперь послушай, каким будет твое испытание.

– Субъект. Информация. Действие, – равнодушно внимает ее указаниям Титов.

– Павел Исаев. Двадцать девятое октября, морской бизнес-центр. Знакомство, – решительно выпаливает девушка, и безразличие Адама сменяется коварной ухмылкой.

Склоняясь, он задумчиво перебирает выбившуюся прядь ее волос.

– По рукам?

– По рукам, аномальная моя.

Беспечные, неуравновешенные, аморальные дети.

Они еще не осознают, что этим вечером запустили цепь чудовищных непоправимых ошибок. Они еще не знают, что этой ночью умрет чья-то маленькая мечта, ставшая первой жертвой их развлечений.

Они еще не ведают, что спустя каких-то сорок два часа своими опрометчивыми действиями потревожат настоящего дьявола.