Текст книги "Верь мне"

19

Без каких-либо тормозов…

© Соня Богданова

«Дай докурить…»

Только сейчас, когда Георгиев меня целует, понимаю, что он на самом деле далеко не так спокоен, как изначально показывал. Его железная хватка, жадные ласки и горячая дрожь за короткий миг выпускают в мое тело киловатты безумной страсти. Чтобы не чувствовать аналогичного сумасшествия, нужно в ту же секунду умереть. Я же с ним, напротив, воскресаю. Сотрясаюсь и приникаю ближе. Вцепляюсь в Сашину футболку пальцами с тем оголтелым рвением, которое выдает, что мне нужно держаться за него, чтобы не рухнуть в разверзнувшуюся вокруг нас пропасть. Давление его ладони на моем затылке усиливается. Кольцо второй руки, которым перетянута моя талия, сжимается.

Не даст упасть… Конечно же, не даст.

«Дай докурить…»

Не о сигаретах ведь речь… Вовсе нет.

Затягивайся, родной. Наполняйся нашей любовью. Травись, пока не остановится Земля.

В один момент срываюсь и перехватываю инициативу. Посасывая Сашин язык, чувствую, как он замирает, шумно тянет носом воздух, а затем всем своим могучим телом вздрагивает. Эта яркая реакция рождает внутри меня соответствующую бурю. Не пытаясь сдержать дрожь, с надсадным вздохом отстраняюсь. И тут же набрасываюсь на Георгиева с какими-то альтернативными ласками. Выдаю явно не то, чего он ждет – лихорадочно чмокаю его губы. Верхнюю, нижнюю… В конце концов, выхожу за контур. Набрасываюсь с поцелуями на его подбородок, щеки, скулы, глаза… Я так сильно скучала! Я так отчаянно люблю! Я так боюсь остановиться!

Дай докурить… Дай…

Надышаться. Напиться. Насытиться.

– Соня… Малыш… – хрипит мой Георгиев, выталкивая часть того вибрирующего напряжения, которого так много внутри него.

Мой… Сегодня снова мой…

– Ладно… Все уже… Хватит… Тебе пора уезжать… – выдвигаю рваным шепотом не требование, а очевидный бред.

Хватит?

Сама себе не верю. Под ребрами что-то протестующе сжимается и расплескивается по всей моей груди жаром. Едва не сгораю заживо от буйства этого пламени.

Дай докурить… Дай…

Саша же на мой неуверенный ультиматум реагирует тяжелым и многозначительным вздохом. Без слов подхватывает меня на руки и несет в спальню.

– Остановись сейчас же… – шокируя саму себя, шлепаю его ладонью по плечу. – Ничего не будет… Я не поддамся! – выпаливаю, а ему хоть бы что! С каменным лицом продолжает шагать. – Ну, все… Все, Сань… – касаясь пальцами подбородка, заставляю его повернуть голову в мою сторону. – Все…

А что «все», и сама не знаю. Его карие глаза торопливо исследуют мое лицо. Вижу в них отлично знакомый обезоруживающий блеск похоти. И понимаю, что сегодня все будет иначе. Но не потому, что Георгиев готов, как раньше, полностью отпустить себя, а потому что я сама хочу ему это позволить.

Если в прошлый раз мы по большей части занимались любовью, то сегодня между нами со старта клубится темная требовательная страсть. Вот почему я весь вечер боялась смотреть на него… Чтобы не выдать себя.

Я не могу думать… Не могу сопротивляться своему телу… Не могу хоть немного снизить градус кипящего во мне возбуждения…

Когда мы оказываемся в полумраке спальни, я еще пытаюсь с ним справиться. Думаю, раз не видно ничего, должен быть спад. Но никакого снижения ощущений не происходит. Сердцебиение, напротив, учащается. И кровь начинает бешено и пьяняще пульсировать по венам.

Саша ставит меня на пол и, отшагивая, включает верхний свет. Стягивая футболку, взъерошивает по ходу действия волосы. Пока берется расстегивать ремень, смотрит из-подо лба с тем самым вызовом. Несомненно, нагло. В своей чертовой манере! И вместе с тем… Горит потребностью, которую я неспособна игнорировать.

Со вздохом отворачиваюсь от него. Но только затем, чтобы подойти к окну и задернуть шторы. Управившись с этой миссией, замираю.

Слух обостряется, будто вознамерившись сию секунду довести меня до критической точки безумия. Звяканье пряжки, скрип молнии, шорох ткани – все это оглушает.

Мой и без того сорванный пульс набирает силы. Если, не приведи Господь, одолеет толщину вены и кожи, кровь брызнет фонтанами.

Боже… Я и так на грани… А Саша еще подходит сзади, касается горячими пальцами плеч, обжигающе выдыхает в затылок… Пока я пытаюсь сообразить, что сказать, поднимает мои волосы и, перекинув отяжелевшие вдруг пряди мне на грудь, находит на платье замочек застежки.

Не двигаюсь. Кажется, и не дышу. Просто жду, позволяя Георгиеву себя раздевать. Он не оставляет ничего. Медленно, будто давая мне шанс себя остановить, последней деталью стягивает с моих бедер стринги. Дальше они сами падают. Я машинально переступаю, с опозданием осознавая, что осталась полностью обнаженной.

А вот Георгиев нет. Когда разворачивает меня, с судорожным вдохом отмечаю, как его член устрашающе натягивает эластичную ткань боксеров.

Почему именно устрашающе – я не знаю…

В прошлом я сталкивалась с его эрекцией сотни раз. Но, черт, именно сейчас она меня пугает.

Или же я сама себя пугаю… Своими реакциями, которые раскручивают внутри настоящее торнадо.

Мне стыдно признавать, но я ощущаю, что между ног не просто влага и жар… Там зарождается быстрая пульсация.

Я не нуждалась в сексе так долго. Не было потребности даже в мастурбации. Я просто не думала об этом. Но в прошлый раз приезд Георгиева… Он разбудил мое тело после долгой спячки. И теперь я испытываю одержимый сексуальный голод.

С трудом держу себя, чтобы самой на него не наброситься. Молча подаюсь, когда подталкивает к кровати. Якобы отстраненно разбираю постель. Сама ложусь на спину. Смотрю в потолок, пока Саша раздвигает мои ноги.

Громко сглатываю. И едва не давлюсь слюной, когда чувствую, как он прижимается к моим влажным складкам ртом.

– О-о-о, Бо-о-оже… Да! – выпаливаю практически бездыханно.

На вдохе же глаза, нос, горло жжет, будто я резко вдохнула какой-то вирус. Все тело вздрагивает. Соски при этом, качнувшись в воздухе, словно бы с каким-то физическим предметом сталкиваются. Наполняются жаркой болью. Следом сокращаются мышцы живота. А за ними, ожидаемо, стенки влагалища. Лихорадочно сжимаются, выталкивая из меня потоки моей огненной похоти наружу. Саша издает какой-то хриплый звук и подбирает их языком. Я одуряюще красноречиво стону, напрочь, блядь, забывая, что собиралась вести себя достойно.

Бедра раздвигаются шире. Руки так же самовольно тянутся к голове Георгиева. Зарываясь пальцами в волосы, бессовестно прижимаю ближе.

– Да-да… Боже, Саша, лижи мне… – тарабаню, теряя связь с мозгом.

Черт… Черт… Зачем?! Как стыдно!

Надо прекратить… Блин, да хотя бы притормозить…

Сашкин язык проходится между моих складок, воспаляя за пару таких взмахов все имеющиеся там нервные окончания. Сдерживаясь изо всех сил, я буквально грызу губы в кровь. Но когда Георгиев добирается до клитора и начинает его умело натирать, снова теряю голову.

Кажется, что в прямом смысле улетаю в космос. По всему моему телу разливается огонь. Я содрогаюсь, выгибаюсь и адски вульгарно стону.

– Боже… Боже… – выталкиваю отрывисто, когда напористое лизание превращается в настоящее сосание. – Бо-о-ж-же! – горланю до хрипа.

Толкаюсь бедрами навстречу Сашиному рту. Пульсация во влагалище нарастает. Мои руки падают. Голова откидывается назад. Ресницы начинают трепетать. Дыхание сгущается. Я собираюсь кончать, зная, что оргазм будет до потрясения ярким. Предвкушаю это, не имея возможности отстрочить основной пик и таким образом растянуть наслаждение.

Внизу живота возникает томительная боль. Тело принимается гудеть, как критически перегретый резервуар со взрывоопасной жидкостью, способной вынести любую крышку.

Вот-вот… Боже… Да…

И вдруг все прекращается.

В замешательстве распахиваю глаза. В этот момент Георгиев уже нависает сверху. Смотрит мне в глаза, будто впервые внутрь заглядывает.

– Лижи мне? – несомненно, дразнит, повторяя мои слова, хоть и не улыбается. – Это сильно, Соня-лав.

Мне казалось, что я и без того вся с головы до ног красная. И все же в этот миг прилив крови усиливается. Я и сама чувствую, что дохожу до багрово-фиолетового окраса. Но Саша имеет наглость это еще и прокомментировать.

– Соня-баклажан.

Боже… Я едва сознания не лишаюсь от стыда.

И все равно не могу вовремя прикусить свой чертов язык.

– Покажи свой баклажан… – выталкиваю я шелестящим шепотом.

Господи… Что я несу???

И хоть Георгиев не смеется… Полагаю, испытывая высокую степень возбуждения, попросту не в состоянии этого сделать… Этот момент определенно – самый кошмарный конфуз во всей моей жизни!

– Покажу, если ты сядешь на него, – задвигает провокационно.

Я задыхаюсь и цепенею.

Не то чтобы я была против этой позы… Боюсь соглашаться, потому что, если двигаться буду я, скрывать свое одичалое возбуждение у меня не получится.

Но как себя остановить, когда происходит следующее?..

Саша садится к изголовью. Приподнимая бедра, стягивает боксеры и обхватывает свой максимально раздутый от похоти член. Глядя мне прямо в глаза, медленно надрачивает.

Я закусываю губы, чтобы сдержать какой-то очередной ненормальный стон. Ерзаю ногами. Затем со вздохом кручу головой.

«Приди в себя… Приди в себя… Приди в себя…» – настойчиво трещит прорвавшийся голос разума.

Только у меня от напряжения чертовски разбухла наружная плоть, а внутри живота уже будто схватки пошли. Даже во время месячных не болело так сильно. Терпеть нереально. По крайней мере не тогда, когда мой Георгиев сидит передо мной весь такой взбудораженный, пылающий и ждущий. У меня нет шансов.

Я себе не принадлежу… Я нуждаюсь в сексе… Я нуждаюсь в нем! Немедленно!

Поднимаюсь и ползу к Саше. Оказавшись лицом к лицу, с первым же вздохом выдаю свое кричащее волнение. В попытке перекрыть это, не своим от возбуждения голосом заявляю:

– Дело не в любви… И не в тоске… Я просто хочу тебя… Как раньше… Без каких-либо тормозов…

Он не отвечает. Молча тянет меня на себя, пока не обхватываю его бедра ногами. Ощутив его плоть между своих складок, едва не визжу. Прикрывая веки, прячусь от раскаленного взгляда, которым Георгиев меня распинает. А когда он, приподняв меня, направляет в мое влажное и трепещущее от похоти лоно головку члена, закусываю верхнюю губу и протяжно мычу.

Крупные ладони Георгиева оказываются на моих бедрах. Давят, заставляя меня опускаться. Я, не отрывая глаз, мотаю головой, показывая, что не готова.

Но он не воспринимает этот жест, как должен.

Резко нажимая мне на ягодицы, одновременно толкается пахом вверх. И я со всей дури насаживаюсь. Зубы соскальзывают, рот распахивается в коротком рваном крике.

– Блядь… – все, что я слышу от Сашки.

Сама его обматерить готова. Но по итогу только слезы из глаз брызгают.

– Тебе больно?

Я всхлипываю.

– Нет…

На самом деле понять не могу, что чувствую. Меня за секунды будто бы разорвало. Горячий и твердый член Саши ощущается неоднозначно. Мне дискомфортно до ужаса. И вместе с тем жутко приятно.

– Ты дико твердый и… просто огромный…

Пока его плоть не начинает пульсировать, кажется, будто что-то неживое впихнули.

– Все как обычно, – утверждает Георгиев сипло. – Не вырос.

– Угу… Только перезрел… – шиплю я, до сих пор в страхе пошевелиться. – Баклажан, блин…

– Ты сегодня необычайно мила, малыш…

– Боже, не двигайся! – ору задушено и, качнувшись к нему, вся сжимаюсь.

– Я не двигался, – цедит Сашка, жестко впиваясь в мои ягодицы пальцами. – Это ты… Разожми тиски, Сонь…

– Как? – потерянно выдыхаю я.

– Расслабься.

– Угу… Сейчас…

Ничего особо не получается. Я почему-то вспоминаю все наши неудачные попытки лишить меня девственности и чувствую себя так, будто уже никогда с этого члена не встану. Ну, знаете, тот самый совет: если в вас загнали нож, не вынимайте его до приезда скорой.

Боже…

– Это провал… Полный провал… – тарабаню я, погружаясь в какую-то странную панику.

Но потом… Ладонь Георгиева невесомо скользит по моей спине вверх. Я вздрагиваю и вся покрываюсь мурашками. Когда он сжимает рукой заднюю поверхность шеи, со вздохом приоткрываю глаза. В этот миг Саша начинает неторопливо и влажно целовать мои плечи, ключицы, грудь… Стон вырывается из моего рта, еще до того, как он всасывает сосок. А уж когда включается это волшебство, я вспыхиваю и забываю о дискомфорте совсем. По факту, конечно, просто возбуждаюсь и расслабляюсь.

Издавая что-то наподобие мычания, начинаю медленно раскачиваться. Чувствую, как в этот момент по Сашиному телу проносятся судороги, и безбожно смелею. С громким и хриплым вздохом приподнимаюсь. И с жарким стоном опускаюсь обратно.

– Боже… – толкаю почти беззвучно, сжимаясь вокруг восхитительного члена своего принца.

Он больше не ощущается огромной стальной арматуриной. Сейчас это, точь-в-точь как раньше, священный жезл любви.

– Я люблю… – рвется из меня в пылу страсти. «Тебя» не успеваю добавить. Сашка напрягается и до боли сильно стискивает меня. С жестким насасыванием выпускает сосок на волю. И ждет, конечно, продолжения. Я выкручиваюсь, как могу: – Я так люблю твой член…

– Блядь, Соня… – практически рычит он. Подавшись ко мне всем телом, властно сжимает. – А я люблю тебя, – заявляет агрессивно прямо в губы.

А потом… Набрасывается на мой рот с каким-то штурмующим поцелуем. По моему сердцу будто молния шаркает. Я резко начинаю всем телом трястись. И все равно… Отвечаю на этот яростный поцелуй, насколько это только возможно, учитывая его агрессивно-доминирующее поведение.

Двигаться он мне больше не позволяет. Сжимая, вбивается в мое тело самостоятельно. И это так чересчур сильно, так одуряюще грубо, так чрезвычайно кайфово… Если бы мой рот не был занят, я бы определенно орала.

Хлюпающие звуки создают поражающее звучание. Кажется, будто в маленькой, стиснувшейся до размера этой жалкой кровати, комнатке эхо плывет.

Мне не хватает кислорода. Я практически задыхаюсь. Чувствую ужасающую асфиксию. Тело раздувается и содрогается. Ребра будто вовнутрь заламывает. По щекам струятся слезы. Но я ощущаю приближение оргазма, и, черт возьми, это единственное, на чем я способна сфокусироваться.

Саша кончает первым. Возможно, таким образом наказать меня желает. Да только я, едва его член дергается и начинает толчками выбрасывать мне в матку сперму, все это принимаю с аномальной гиперчувствительностью. Стрелы удовольствия прошивают меня насквозь. И я, захлебываясь от иступленного восторга, безвольно отшатываюсь назад, пока не падаю. Хватая губами воздух, не сразу понимаю, что Саша наваливается сверху. С оглушающими стонами кусает мочку моего уха и продолжает до последнего неистово вколачиваться в мое тело.

– Охуеть, Солнышко… – хрипит он минутами позже. – Охуеть… – с шальной и какой-то мечтательной улыбкой закидывает голову назад. Натужно вдыхает. В уголках глаз слезы блестят. Но он совершенно точно счастлив. – Все нормально? – спохватываясь, смотрит мне в лицо.

Я могу лишь покрываться пятнами стыда. Чувствую это так явно, что труба. Кожу будто стремительно поражает какая-то вирусная фигня.

– Нормально, – наконец, выдыхаю с трудом.

И все-таки Георгиев извиняется.

– Прости…

– Я же сказала… Все в порядке…

Единственное, что мне в эту секунду нужно – это чтобы он вытащил из меня член, позволил подняться и куда-то спрятаться.

Но…

– Ты же просила, как раньше. Без тормозов, – припоминает мой лютый бред. – Затрахаю тебя сегодня, моя порно-Соня-лав… Прости, – это уже авансом летит. Пока я перевариваю всю эту информацию, Саша прижимается к моей переносице лбом и выталкивает тоном, от которого меня перебивает дрожь: – Соскучился. Сильно, малыш.

– Боже, Георгиев…

– Покурим?

Лежи, догадывайся, что на этот раз подразумевает. Паника накрывает до того, как какие-то ниточки распутываю.

– Черт… Хватит, Саш…

– Не хватит, Сонь. Я ни хрена и не понял за раз.

– Да иди ты, блин… – вырывается у меня вместе со всхлипыванием.

– Куда? – уточняет непробиваемый принц удручающе серьезно.

– К дьяволу, Георгиев! Там тебе самое место!

Он на мой выпад ухмыляется.

– Только с тобой, малыш.

Чмок в верхние губы. Чпок из нижних.

«Вытянул… Поднялся… Слава Богу…» – навязываю себе мысленно.

Сдвигая дрожащие ноги, закрываю ладонями лицо.

– Ты застеснялась?

Вот теперь в голосе Георгиева совершенно точно смех вибрирует.

– Сонь?.. Малышка?..

– Сказала же, иди к дьяволу! – разъяряюсь я.

Подскакиваю с кровати и, даже не взглянув на него, устремляюсь к двери.

– Хочу, чтобы ты позже еще поскакала на моем члене, Соня-лав, – прилетает мне в спину от охамевшего бывшего. – Сама.

Резко разворачиваюсь. Прищуриваясь, отчаянно ругаю себя за то, что любуюсь этой наглой голой борзотой.

– Я же твой главный герой, да? – лыбится вовсю. Похоже, от счастья окосел не на шутку. Прямо-таки развезло! – Я помню, Сонь.

Хотела бы я заявить, будто в свою очередь забыла все, что ему когда-то говорила… Но не могу. Даже когда злюсь на него, врать не получается.

– Прежде чем покидать спальню, надень трусы, Санечка, – улыбаюсь натянуто. – А то не будет на чем скакать, мой главный антигерой! – выпалив последнее, наконец, вылетаю из спальни, хлопнув при этом дверью с такой силой, что, ей-Богу, вся наша многоэтажка сотрясается.

20

Я много всего хочу.

© Александр Георгиев

Помимо своих вещей, сложенных аккуратно на самой верхней полке в Сонином шкафу, нахожу два комплекта самого, мать вашу, сасного женского белья.

– Ох, ни хуя себе… – выдыхаю и присвистываю.

Опавший, но все еще переполненный кровью член тотчас снова устремляется вверх. С полным мочевым это, сука, особое удовольствие.

Медленно втягивая воздух, неспешно подавляю врубившуюся, как порнофильм, сексуальную фантазию. Но блядское кружево прятать духу не хватает. С определенным намерением бросаю один комплект на кровать.

«Дело не в любви… И не в тоске… Я просто хочу тебя…»

Ну да, пусть рассказывает. Будто я не знаю, что в нашем случае трахать «без каких-либо тормозов» хочется одного конкретного человека. И все мысли, даже в подсознании, только о нем.

Грудак натужно раздувает, когда вспоминаю свою собственную воспалившуюся пацанскую привычку гонять лысого по паре раз на дню. Порно-Соня живет в каждой клетке моего извращенного организма. Каким бы суровым мамонтом себя сейчас не чувствовал, я не могу не мечтать о ней, загоняя себя в адские минусы.

Сдергиваю с полки спортивные штаны. Встряхивая их, с самодовольной ухмылкой отмечаю, что Соня срезала все бирки и этикетки.

Не ждала и не скучала, ага.

Натягиваю треники и, игнорируя стойкое напряжение в члене, выхожу из спальни.

Пересекая гостиную, яростным взглядом пригвождаю вскочившее с дивана мохнатое чудовище.

– Угомони свои таланты, кот. Замри, блядь, на месте. Еще одно движение, и я организую тебе прогулку на помойку, – предупреждаю приглушенно. В ванной шумит вода, и все же я проявляю отличительную предусмотрительность, зная, что любое кривое слово в адрес этого гребаного зверя Соня воспринимает как личное оскорбление. – Ладно, кот, – цежу реально сквозь зубы. Не идиот же, секу, что эта наглая тварь понимает все не хуже человека. – Уясни, что я являюсь для нее первым. Главным. Не ты, короче. Тебя здесь вообще быть не должно. Но, если ты попустишься, я согласен терпеть твое наличие в этой квартире.

Мохнатый моим предложением, походу, не впечатляется. Распушив шерсть как иголки, воображает себя, очевидно, минимум львом. Бестолковая рыжая щетка, блядь. Медленно крадется ко мне и уже ожидаемо набрасывается. Едва успев отразить долбаную атаку, сжимаю вездесущие лапы и притискиваю дикобраза к груди.

– Ты, блядь, здоровый? – шепчу сбивчиво. – Попиздуешь сейчас… – толкаю зло, но вынужденно себя одергиваю.

Тягостно вздохнув, несу буйного на кухню. Бросаю у миски и, вспомнив, что делала Соня, даю ему, сука, жрать. Брезгливо вытряхиваю содержимое пакета и следующие минут пять тупо наблюдаю, как гордого ломает. В конце концов, смертельная ненависть не мешает ему с какой-то абсолютно лютой жадностью наброситься на корм.

Подкуривая, молча наблюдаю за проявлением этого бешенства.

Сука… Что за чудо?

Вода в ванной никак не стихает, а мой мочевой уже, блядь, прямо-таки настойчиво сигналит о необходимости опорожнения.

Что там можно так долго делать?

Чудовище заканчивает с едой. Хищно облизнувшись, бросает на меня полный презрения взгляд и, вот неожиданность, неторопливо сваливает из кухни.

Я же давлю окурок и направляюсь в сторону ванной. Нажимаю на ручку в тот самый момент, когда стихает вода. Дверь, к моему удивлению, поддается, и я без раздумий вхожу.

Соня взвизгивает. Прикрывая мокрое тело полотенцем, начинает звенящим тоном меня отчитывать.

– Что, по-твоему, ты делаешь, а? Разве непонятно, что здесь занято?

– Мне нужно в туалет, – отражаю довольно-таки сдержанно.

В этот момент яростно сокрушаюсь несовершенству чертового мужского организма. Тупой отросток у меня между ног игнорирует критическую потребность к опорожнению мочевого пузыря и начинает подрываться на поебать. Стоило только увидеть Богданову.

«Уймись, блядь…» – рычу я мысленно.

Под Сонины шокированные взгляды направляюсь прямиком к унитазу, оттягиваю резинку штанов и выпускаю на волю тяжелый член.

Прицелившись, пытаюсь расслабить мочеиспускательный канал.

«Зачем нам эта пустая трата времени? Спроси лучше, что твоя зазноба думает про золотой дождь!» – подбивает эта неадекватная тварь.

«Нет… Нет, блядь… Только не вставай… Сука, не вставай!» – приказываю испорченной скотине.

И, наконец, с облегченным вздохом начинаю медленно сливать жидкость.

– Ты, блин, нормальный?.. – задыхается где-то на периферии Соня. – Георгиев? У тебя, черт возьми, напрочь кукуха уплыла?

– Закрой рот, Сонь… – почти стону я, изо всех сил убеждая себя в ее отсутствии.

– Нет-нет-нет… Не делай этого при мне!

– Я уже делаю… – шиплю очевидное. – Просто, блядь, не мешай…

– Георгиев!

– Сука, Сонь… Серьезно… – каждое чертово слово с трудом дается. – Если не хочешь, чтобы я обоссал всю ванную, заткнись…

– Я отказываюсь на это смотреть!

– Так не смотри! – гаркаю, на мгновение обрывая струю.

В ответ раздается чрезвычайно громкий удар закрываемой в гневе двери. Я выдыхаю и, наконец, заканчиваю процесс.

Еще минут десять провожу в ванной, чтобы принять душ. Хотя дело по сути бесполезное: на озверевший член даже ледяная вода слабо действует. Чувствую себя реально психически больным.

Я не знаю, чего от нее ждать сейчас. Готов, вероятно, ко всему. И все же теряюсь, когда вхожу в спальню и обнаруживаю ее в том самом красном кружевном комплекте. Вроде не совсем безмозглый неандерталец, а реагирую сразу. Закладывая руки в карманы свободных треников, сжимаю их там в кулаки, чтобы натянуть ткань, но член все равно первенство берет. Выступает, блядь, как гора. Соня прослеживает взглядом и, распахивая губы, шумно втягивает воздух.

По моему напряженному и раскаленному телу дико колючая дрожь проносится. Мышцы живота каменеют. Дыхание стопорится. Сердце высокими ударными нотами срывается.

– Ты покормил Габриэля.

Это не вопрос. Констатация факта.

А мне отчего-то так зашкварно стыдно становится, что ничего разумного в голову не приплывает.

– Он волочился за мной, – привираю механическим голосом. – Я решил, что голодный.

– Да… Спасибо, – благодарит неожиданно, пока я заторможенно моргаю. – Откроешь вино, Саш?

То ли реально крайне тихо шелестит, то ли я из-за своего барахлящего организма воспринимаю с трудом.

– Куда еще вино, Сонь? Лишнее, – хриплю авторитетно.

В последнее время в принципе стараюсь не бухать. Стремно разбудить то, что спит в глубинах нутра. И без того эмоций до хренища.

– Меня трясет, – сообщает Богданова прямо. – Хочу согреться и расслабиться.

– Эффект может быть обратным.

В ее глазах вспыхивает сомнение. Вспыхивает и гаснет.

– Проверим… Раньше хорошо работало…

Знаю, что вспоминает. Наш первый раз, когда намеренно опоил ее шампанским и ликером, чтобы поплыла и отпустила все свои страхи.

Прочистив горло, без слов иду к письменному столу. Так же молча срываю этикетки, закручиваю штопор, выдергиваю пробку и разливаю вино по бокалам.

Соня стесняется. Вижу, как нестерпимо ей хочется прикрыться. Она и раньше порывалась так делать, когда раздевал. Но сейчас ее волнение чувствуется особенно сильно.

Прикладывается к вину, едва я вручаю ей бокал. Громко сглатывая, застывает на моем лице каким-то чересчур назойливым взглядом. Я и рад тем ярким эмоциям, которые она выплескивает, но вместе с тем принимать их невыносимо тяжело.

– Ты не устал от этой войны?

Залпом осушаю свой бокал. Отставив тару, нервно прохожусь по губам языком. Жестко стискиваю челюсти. Вытаскиваю из кармана сигареты и зажигалку. Упершись задницей в стол, якобы спокойно подкуриваю. Задерживаю никотин в легких. И лишь после планомерного выдоха смотрю Соне в глаза.

В голове резко шумно становится.

– Я устал только без тебя, – заявляю без каких-либо нежностей. Скорее грубо звучу. Просто за грудиной уже подрывает дрожь. Трясет, я на автомате пытаюсь с этим справиться. – Это изматывает. Остальное… – пока думаю, снова затягиваюсь. Скашивая губы, выпускаю плотную струю дыма. Но взгляда с Сони не срываю. – Остальное как-то ровно идет.

Она роняет ресницы и после рваного вздоха делает новый осторожный глоток вина.

– Ты писал, происходит что-то удивительное, – тарабанит быстро, а это самый явный признак того, что волнение, несмотря на алкоголь, растет. – Расскажешь?

В следующую секунду стреляет глазами так, что, блядь, разит буквально насмерть.

– Не сейчас, когда ты в этом белье.

Вильнув взглядом вниз, проношусь по нежному разврату как сумасшедшее торнадо.

– Скучал?

– Скучала?

Эти вопросы выпаливаем одновременно и как будто на одной эмоциональной волне, перекрывая сердечный грохот и отсекая все лишнее.

Соня не отвечает, но шагает ближе. Я тут же обнимаю свободной рукой и притягиваю ее к себе между ног. Повертевшись, Солнышко устраивается спиной ко мне. Мой охуевший член тотчас принимается одурело вибрировать, как какой-то, блядь, заклинивший китайский фаллоимитатор.

Прикрываю веки и незаметно перевожу дыхание. Ладонь легко, с ощутимой дрожью, скользит по ее животу и останавливается на кромке трусов.

– Не принимай близко к сердцу, хорошо? – выдыхает Соня, вновь снимая свое оружие с предохранителя. – Эта ночь разового безумия. Что-то происходит… Затмение, полнолуние… Я не знаю…

Ее потерянность и очевидное опьянение неожиданно веселит.

– Ретроградный Меркурий, блядь, – усмехаюсь я.

И наклоняюсь, чтобы поцеловать в плечо. Несмотря на разлившуюся в теле истому, оторваться уже не могу. Медленно, но курсирую к шее. Влажно и пошло всасываю кожу сантиметр за сантиметром. Прижимаю при этом все крепче.

– Скучал, конечно. Не врал же. Писал. Говорил, – голос понижается и из-за эмоциональной насыщенности становится нестабильно густым.

– Просто увидеть хотел? – шепчет Соня задушено. – Или из-за секса?

– Увидеть, услышать, вдохнуть, вкусить… – перечисляю так же неспешно. – Смотрю на тебя, меня сразу вштыривает. Я счастлив. Только в этот момент счастлив. Счастлив так сильно, будто мне в кровь ширнули убойную дозу дофамина. Потом голос, запах – меня на фейерверки фигачит. Когда же целуемся и прочее, я в фантастическом любовном угаре, малыш.

Соня даже вздыхает судорожно. Чувствую, как ее грудная клетка под моей рукой дергается. Затем она делает новый глоток вина и, прокручиваясь, поворачивается ко мне.

– И прочее? – переспрашивает, заглядывая в глаза.

– И прочее, – повторяю я.

Качнувшись ко мне, приподнимается на носочки. Я на автомате подаюсь навстречу. Ощущаю, как Соню потряхивает, и у самого по спине бешеный шквал несется. Мы соприкасаемся грудью, а затем бедрами, и с моих губ сходит глухой стон. Мой ебучий баклажан сегодня просто пиздец какой активный. И, конечно же, сходу приветствует Сонину орхидею. Ни мои штаны, ни ее трусы не мешают ему ее чувствовать. Берет ее на таран, животное.

Моя Богданова ерзает, краснеет и бесконечно долго смотрит в глаза. Я на миг забываю о похоти. С каким-то оглушающим треском, на реактивной перемотке в который раз проживаю наше кошмарное прошлое, которое никак не получается забыть и отпустить. Все свои гребаные ошибки. А за ними проступает безумный страх. И я понимаю, что мне нужно выпить еще.

Не знаю, как именно, но Соня видит, что меня колбасит. Пока я отстраняюсь, чтобы загасить сигарету и наполнить бокалы, она вдруг задвигает:

– Не думай… Сегодня не думай.

– Угу… – выдаю, стараясь переключиться. – Ты не ответила. Скучала? – задаю вопрос быстро, на одном дыхании и без особых эмоций.

– Да… Думала о тебе. Много.

Киваю, выказывая такую скупую реакцию, словно этот факт в данную секунду не важнее всего на свете.

Фокусируясь на своем бокале, взбалтываю содержимое.

– До дна, – советую ей и сам опрокидываю, ненадолго отвлекаясь на то, как алкоголь обжигающе проносится от горла в желудок.

Солнышко морщится, делит вино на три раза, в промежутке между глотками жадно хватает воздух, но по итогу справляется. Когда забираю стекло, она снова тянется ко мне лицом. Едва я с выдохом наклоняюсь, целует.

Сталкиваемся ртами и погружаемся в темноту. Мое нутро закручивает ураганный вихрь. Сердце принимается скакать по всей груди и пытается поймать связь с космосом. И ему это, блядь, удается, едва Сонин маленький горячий язычок скользит мне в рот. Влетает, мать вашу, как торпеда, и тут же без предупреждения взрывается. Раскидывает внутри меня бесчисленные огненные снаряды. Заряжает неизмеримыми дозами радиации и всеми другими видами энергии. Это как бесконечность, помноженная на миллион. Это стремительная гибель всех клеток. И их немедленное аномальное воскрешение.

Застонав, сжимаю зубы вокруг ее язычка. Когда ускользает, бросаюсь вдогонку. Сладкие губы кусаю до первых капель крови. Только после этого, захлебнувшись диким восторгом, врываюсь Соне в рот. Одновременно жадно стискиваю ладонью ее грудь, следом обеими руками – бедра. Вдавливаю член в развилку между них.

Стон, который в этот момент выталкивает мое тело, настолько долгий и напряженный, что мне приходится оторваться, чтобы глотнуть кислорода.

– Без тормозов? – уточняю, заранее зная, что не дам Соне пойти на попятную. – Я много всего хочу.

Но мы уже конкретно пьяные, поэтому она без запинки выдает:

– Я тоже.

Хватаю ее и не самым деликатным образом подгоняю к кровати. Заставляю приподнять ноги и встать на матрас коленями. Пока Солнышко машинально ловит равновесие, упираясь в него еще и ладонями, стягиваю с ее выпяченной задницы трусы.

Она вздрагивает, отрывисто вздыхает и замирает.

Набухшая орхидея обильно сочится похотью. Я наклоняюсь, раскрываю ее ягодицы шире и размашисто лижу, заставляя Соню кричать. Ее соки густые, терпкие и вязкие. Никогда особо не задумывался, но походу я к ним пристрастился, как наркоман. И до этого член, сука, гудел как вскипевший и забытый на костре чайник. А уж после приема этого ядреного химического агента, от скакнувшего резче, чем артериальное давление возбуждения, похотью вибрирует каждая ебаная клетка в моем организме.