Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

Елена Версэ
Пыль, пепел, кровь и песок

 
Мшистых лун неживая равнина
И ушедшей под землю крови.
Равнина крови старинной.
 
 
Свет вчерашний и свет грядущий.
Тонких трав неживое небо.
Свет и мрак, над песком встающий.
 

Ф. Г. Лорка

Часть I. Зеленые глаза Вечности

 
Это только синий ладан,
Это только сон во сне,
Звезды над пустынным садом,
Розы на твоем окне.
 
 
Это то, что в мире этом
Называется весной,
Тишиной, прохладным светом
Над прохладной глубиной.
 
 
Взмахи черных весел шире,
Чище сумрак голубой…
Это то, что в этом мире
Называется судьбой.
 

Георгий Иванов

1. Доводы

Ветер ворвался в залу вместе с наступившей в итоге весной, и принес с собой тревожащие обоняние запахи нестареющей новизны. Они напоминали о безвозвратно ушедшей, не удосужившись попрощаться молодости и внезапно и надолго пришедшей ей на смену осени.

Полутемные покои и тихий свет угля в широких лампадах под потолком навевали сонливость, Эссельс только что подошел к концу, и большая часть приториев[1]1
  Притории или приторианцы – знатные римериане, а также выбираемые из их числа члены Совета (Эссельса).


[Закрыть] успела разойтись. Оставшиеся же поспешили расступиться. Как оказалось, весьма вовремя. Ну наконец-то!

Высокий стройный сероглазый брюнет с немного выдающимися скулами, делающими его лицо еще более худым и аристократичным, в полном военном облачении вошел в зал уверенно и открыто, как входят хозяева к себе домой.

Нос с едва заметной горбинкой – часто встречающаяся в их роду фамильная черта, чуть сведенные к переносице брови, идеальный, словно выбеленный мрамор профиля – с него можно чеканить монету. Одновременно и опасный, как его ручной сокол, и непредсказуемый, как выпущенная стрела. Слава Богам, что он есть у Римериана, а не у Тьерны[2]2
  Римериан (Руайом, Царство Вечности, Вечное Царство, устар. Иммерриан, что в переводе с забытого языка дословно означает «Существующий всегда») и Тьерна – два враждующих государства, находящиеся на материке, именуемом Сантарэ.


[Закрыть]!

Владыка сдержанно улыбнулся. Один из его старших сыновей, второй Эдэрэр[3]3
  Владыкой (или Эдэром, Повелителем, Государем) именовался правящий монарх Римериана, а Эдэрэром называли его старшего сына и наследника.


[Закрыть]. На редкость красивый мальчик! Жаль, мать не видит его. Надо же, его наложница была смешанной крови, но сын получился вылитым римерианцем. О лучшем нельзя и мечтать! На давшую жизнь он походил не более, чем чистокровные притории походят на простолюдинов. От матери ему достался в наследство только характер, которому не позавидуешь, цвет волос да дерзкие искорки в глазах. Из сына со временем вышел бы идеальный властитель. Благородный и жестокий. Жаль, что Престол достанется не красавцу-воину, а Нааяру. Но последний готов к власти больше Тансиара: он сумеет удержать ашесов за Чертой[4]4
  Жителей Тьерны стали называть ашесами (т. е. «пепельными») из-за цвета их волос: среди большинства тьернийцев преобладает серый или серебристый цвет.
  Черта (или Стена) – граница Римериана, отделяющая его от дикарей Тьерны. Черта представляет собой огромную крепость, похожую по форме на восьмилучевую звезду, каждый луч которой заканчивается укрепленным бастионом.


[Закрыть], а ашесинку – в своей постели, тогда как Тансиару нужна только война.

Однако, несмотря ни на что, иногда Владыке казалось, что он сам до конца не знает своих детей, чтобы с достаточной уверенностью утверждать, на что они были способны, а на что нет. Вечность слишком мала, чтобы успеть все, что хочется сделать…

Притории, участвовавшие в Совете, как и всегда, когда к Эдэру входил сын, поспешили расступиться в стороны, пропуская военного к трону. Боялись ли они его, уважали или просто не хотели вставать на пути – этого Владыке никогда не удавалось понять до конца. А вот приторианцев понять было можно: для них Тансиар представлялся еще более загадочным и непостижимым, чем для собственного отца. Его мать, помнится, была из худородного племени, но гордости ей было не занимать. И посмотрите только, как поднялся ее отпрыск! Семя их древнего рода, семя Аскуро пробило таки себе дорогу, отвоевав сыну право быть первым среди равных!

Тем временем не медленно и не быстро сын прошествовал через просторный холл и, застыв перед ступенями, ведущими к трону, снял шлем, откинул край синего плаща и опустился на одно колено.

– Ты звал меня, Владыка?

– Чиа́ро[5]5
  Прозвище, данное Тансиару и ставшее его вторым именем. В переводе «темный, неясный, непонятный».


[Закрыть], хорошо, что ты пришел! Я ждал тебя, – пустив в ход одну из своих самых радушных улыбок, сказал Повелитель.

– Поэтому я здесь, Государь, – послышался мелодичный и рассудительный голос.

– Но тогда почему ты кланяешься мне, будто я не тот, кто подарил тебе жизнь?

Сын встал с колен, но между его бровей появилась морщинка:

– Отец, скажи: я все еще твой Альентэ[6]6
  Альентэ (Первый Воин) – полководец. В переводе с забытого языка дословно – «держащий и ведущий».


[Закрыть]?

– Ты чем-то недоволен, Тансиар? – предвосхитив словесную прелюдию, осведомился Вэнэнадор Аскуро.

– Сегодня я положил в бою двух своих лучших полководцев, а ты отпускаешь взятых мною в плен ашесов? Как прикажешь это понимать?

Сын негодовал, хоть и тщательно скрывал это. И он имел на это полное право. Пожалуй, больше, чем кто-нибудь другой. Тансиар знает, каким могуществом обладает его отец, но не боится его. Сын и сам уже многое умеет. Многое, но не все. И всей силой ему не воспользоваться. Уж он, Эдэр, об этом позаботиться. Сила Первого Воина должна служить, а не повелевать.

– Считай это свадебным подарком твоему брату и его невесте.

– Как прикажешь понимать твои слова? – тон Альентэ стал требовательнее. Тансиар нетерпелив, он привык командовать, но дворец – это не плац, а Владыка Римериана – не какой-нибудь солдафон, с которого можно требовать как с подчиненного. Вэнэнадор Аскуро не обязан отчитываться перед сыном, а означенный сын должен быть благодарен за то, что его ставят в известность о скором событии раньше, чем кого бы то ни было в Царстве. И нравится это Первому Воину или нет, но на сей раз Тансиару придется смириться. Политика никогда не была его сильной стороной: сын жил настоящим и не загадывал на будущее. Правители себе такого позволить не могут. Правители всегда опираются на верные мечи. Будет ли меч Первого Воина верным и дальше? Владыка должен в этом удостовериться.

– Наша семья вскоре породнится с родом Каэно[7]7
  Каэно – царская семья, правящая Тьерной.


[Закрыть], только и всего.

– Вот как? – поднимает бровь воин. – Пленные ашесы – это, стало быть, свадебный подарок дружественной стороне?

– И будущей царице Римериана.

– Я воюю за тебя, а ты женишь Нааяра на одной из них, на пепельной?!

Лицо неподвижно, но как горят глаза! Сын даже не пытается скрыть гнев и раздражение. Да какое там!

Владыке показалось или на миг огонь во всех пристенных лампадах и в самом деле вспыхнул ярче?

Сейчас Тансиар действительно похож на язык пламени – порывистый, яркий, обжигающе-острый. Ему неприятен этот разговор, он хочет побыстрее покончить с ним и вернуться к своим солдатам. Среди них ему явно комфортнее и привычнее, чем в своей собственной семье.

– Это вопрос решенный. – Пришлось изменить тон с покровительственного на приказной. – И мы больше не будем к нему возвращаться. Их союз принесет мир между нашими народами и раз и навсегда покончит с бесконечной враждой.

– Этот брак принесет лишь новую войну, – возразил Альентэ, – еще более кровавую, чем прежде. Каэно – первые в ряду наших врагов. И никакое родство это не исправит.

– Предоставь решать это мне, – поставил точку в вопросе Владыка, не преминув отметить, как потемнели глаза сына. Это была их фамильная черта: в гневе глаза у мужчин их рода всегда становились черными.

– И ты решишь, Владыка, но воевать будут другие…

– Солдаты давали клятву, и, когда придет время, ты поведешь их в бой. Кстати, тебя не было на последнем Совете. Ты можешь объяснить, почему?

Нааяр всегда высиживал положенное время, а Тансиар отлынивал. И если вдруг какие-то сверхъестественные силы и еще более сверхъестественные обстоятельства все-таки принуждали его присутствовать, на Чиаро было больно смотреть: сын то зевал, то потягивался, то считал птиц за окном, а когда прислужницы приносили еду, стрелял глазами в их сторону.

– Эссельс – скука смертная. – На лице воина показались скука и досада. – Вынести его могут либо старые, закаленные опытом притории, либо явные бездельники, что иногда бывает одним и тем же. Совет – это твое дело, отец. А мое дело – война. Ты приказываешь, я исполняю. Что ж, мой Эдэр, – церемонно поклонился полководец, как будто внезапно потеряв всякий интерес к разговору. – Здесь я больше ничем тебе помочь не могу. Ты отпускаешь меня?

«Наглец!» – с восхищением подумал про себя Владыка, а вслух сказал:

– Иди. Но прежде еще одно слово.

Чиаро обернулся.

– Я хочу видеть тебя с братьями на свадьбе Нааяра. Я уже оповестил Триона[8]8
  У Владыки Царства Вечности Вэнэнадора Аскуро было 6 сыновей. По старшинству: Нааяр, Тансиар, Трион, Рийон, Орьен и Сидаль.


[Закрыть] и остальных. Для вас приготовят места в первом ряду.

– Что-то мне подсказывает, что у готовящегося представления будет достаточно зрителей. – А вот теперь на лице сына хорошо видна усталость. – Неужели мое отсутствие станет настолько заметным? Я бы предпочел провести время с большей пользой – ненавижу подобные церемонии.

– Ты обязан быть там – на свадьбе будут присутствовать послы ашесов. Мы должны показать свое единство. Да и Нааяру в такой момент просто необходима поддержка единокровного брата.

– Что ж… Если обязан, значит, буду, – такой внезапной покорности от самого строптивого из своих сыновей Владыка никак не ожидал. Видимо, Тансиару уже так хотелось убраться из дворца, что он был согласен на все. – Но не вводи в заблуждение ни себя, ни меня, отец. Нааяру нужен только он сам. И еще, быть может, пара его недавних пассий.

– Уж кто бы говорил! – хмыкнул отец. – Ты тоже далеко не святой.

– Достаточно далеко, чтобы не волноваться на сей счет. – Кривая улыбка. И чересчур холодный для весны взгляд. – Но между мной и твоим сыном есть одно весомое отличие. Я не женат и жениться в ближайшее время не собираюсь, а мой славный братец будет лгать сразу двоим, а то и троим, не говоря уже о себе. Не удивлюсь, если тьернийцы пришлют в Заблудший[9]9
  Дворец Заблудшего Солнца (Заблудший) – место, где проходят Эссельсы. Расположен в столице Римериана Эбене, также называемом городом Черного Дерева.


[Закрыть] наблюдателей. И тогда вам придется быть начеку.

– И все же будем надеяться, что их брак будет долгим и счастливым, как и мир между нашими народами. А в противном случае…

– В противном случае у вас есть я.

Отец вздохнул.

– И это едва ли не единственное, в чем я могу быть полностью и безоговорочно уверен.

* * *

– Пепельные, Небытие[10]10
  В представлении римерианцев существовало 3 вида посмертия: Вечность, Вечные Странствия и Небытие (Пустота). Небытие – понятие, полностью противоположное Вечности.


[Закрыть] их возьми!

– Не ругайся, Аль, тебе это не идет.

Понятно, что младший во всем пытался подражать Чиаро, но иногда это выглядело глупо и выводило из себя. Вот как сейчас.

Молодой парень метался от стены к стене, как загнанный зверек, активно жестикулируя. Светлые аквамариновые глаза, золотистые пшеничные волосы. Маленький местный ураган – вот какой он из себя, его младший брат Сидаль.

– Отец действительно собирается женить первого из римерианцев и Наследника Престола на пепельной? Мы должны помешать этому! Нельзя все так оставлять!

– А что ты предлагаешь? – Тансиар зевнул и потянулся. Три бессонные ночи давали себя знать. – Помешать Нааяру, заметь, добровольно взять в жены представительницу царского рода ашесов, притом с благословения самого Владыки и согласия Сурира[11]11
  Сурир – вождь ашесов, считается римерианами владыкой Тьерны. Его жена – Сурима.


[Закрыть] Тьерны? Ты готов открыто пойти против воли отца и выступить на Совете против заключения этого союза? В данной ситуации ты добьешься лишь одного: тебя объявят рьяным сторонником войны и подвергнут всестороннему порицанию. Разумеется, отец защитит тебя, сославшись на твою неопытность и неосведомленность в текущих делах, но решения своего он не изменит. И что тогда? Будешь денно и нощно дежурить у ворот, дабы не пустить ашесов на наши земли? Поверь мне, эта стратегия выглядит не слишком многообещающей.

– Ты должен поговорить с отцом! К твоему мнению он прислушается. Владыка очень ценит тебя!

– Когда дело доходит до драки, несомненно. Могу даже сказать без ложной скромности – в такие моменты я незаменим. Что же касается остального, то Владыка едва ли вспомнит о моем существовании, не говоря уже о том, чтобы спрашивать меня о чем-то. А если и спросит, то в последнюю очередь. Тебе мой совет, братишка: кем бы ты ни был, никогда не считай себя выше, чем другие. И всегда думай прежде всего своей головой, тогда тебе не придется ни в чем раскаиваться.

Старший брат стоял у узорчатого окна в форме свода и смотрел в темнеющую, безумно красивую синеву, цветом напоминавшую его плащ. В тот вечер Церео[12]12
  Созвездие, раз в тысячу лет появляющееся в небе над Сантарэ и состоящее из 3-х звезд (Цера, Кьяро (также именуемая Аргуо или «утверждающий») и Эррат (иногда называемая Синистер или «зловещий, обманчивый, недобрый»)). По верованиям римериан Церео является предвестником тревожных роковых событий. Его самая яркая звезда Цера (или Восковая) – является символом гармонии, созидания и порядка. 3 звезды Церео появляются в небе неравномерно, две из них – Кьяро и Эррат – имеют свойство загораться сильнее или почти гаснуть, тем самым указывая на благоприятные или нежелательные события. Одинаково сильно светят редко, обычно свет одной из них преобладает над светом другой. Эррат – самая переменчивая звезда на небосклоне. Причем ученые так и не выяснили причин ее столь непостоянного поведения. По ошибке ранее Эррат считался путеводным наряду с его собратом Кьяро, однако после гибели множества кораблей, ориентировавшихся по Эррату (и считавших обманчивой не ее, а Кьяро) и разбившихся о рифы, светила были тщательно исследованы астрологами, и признано, что свет от Кьяро, в отличие от Эррата, постоянен и не гаснет.


[Закрыть] стояло высоко в небе, образовав из звезд правильный треугольник.

– Забавно, – пребывая в глубокой задумчивости, произнес Тансиар. – А ведь мы приговорены друг к другу. Как эти звезды…

– Мы? – удивленно переспросил Сидаль.

– Да. Ты, я и наша семья. Мы приговорены быть вместе, как эти звезды на небе. Ведь родных не выбирают. Как и времена.

– А кого выбирают?

– Друзей, женщин, лошадей… И свой последний бой, если тебе улыбнется удача, – Чиаро криво усмехнулся, и в этой усмешке не было и тени радости, – но только не семью. Тут уж как повезет…

– Я где-то читал, что Цера и Кьяро всегда светят вместе, а Эррат то загорается, то гаснет.

– Между двумя всегда стоит кто-то третий. Даже у звезд, – с какой-то отрешенностью сказал старший брат. – Никогда не вставай между двумя, когда они объяты страстью…

– Тансиар! – позвал старшего Сидаль.

– Да? – тот резко обернулся, словно его разбудили.

– Ведь если они придут, то они сожгут и разорят здесь все, – не унималось чудо. Жажда действия рано или поздно погубит братишку, это точно.

– Что ж, если им это надо, пусть приходят. – Тансиара занимало только редкое небесное явление, он снова смотрел в окно, подняв голову.

Как он мог думать о чем-то другом, кроме этого злополучного брака? Нааяр их кровный брат! Пусть они с Тансиаром и от разных матерей, отец у них общий, значит, и сердце одно. Кому, как не им, следует позаботиться о будущем Эдэрэра, будущего Владыки Царства Вечности?

– Может и стоит уничтожить то, чему суждено быть уничтоженным и что рано или поздно станет таковым.

– Что ты такое говоришь? – Сидаль с ужасом посмотрел на брата.

– То, что слышал. Умирающее либо должно умереть само, либо ему кто-то должен помочь это сделать. Разве мы не так поступили с Прежними[13]13
  Прежние (Восславляющие, Извечные, Апритории – в переводе «Бывшие „до“). По убеждениям римениан, это те, кто населял Сантарэ до их прихода и у кого был отвоеван Римериан.


[Закрыть]? Явились и взяли то, что, как мы считали, должно было принадлежать нам. Оно погибало, медленно и неотвратимо, а римериане пришли на смену Извечным и сами стали ими. И мы, говоря по совести, не так уж плохо заменяли их, но всему приходит конец…

– Кто-то считает, что они создали нас, – подал голос младший брат, – а мы их забыли…

– Что ж, меня бы это не удивило, – задумчиво проговорил Чиаро, снова смотря в стремительно темневшее небо. – Даже боги совершают глупости. Сначала делают, а потом забывают. Мы – их, а они – нас…

Тансиар мог ненавидеть Престол и Совет, но Сидаль никогда бы и подумать не смог, что брат с таким ужасающим безразличием станет говорить о вторжении врагов. Он не таков, его жестокий, но все знающий и понимающий любимый брат! Чиаро сдержан и подчас резок в высказываниях, но свою родину он не предаст. Он ведет себя так, потому что обстоятельства вынуждают его быть жестким, вести войска на Черту и отбивать ежедневные атаки ашесов, которым никогда не будет конца, потому что за Вратами[14]14
  Врата Вечности – так римерианцы образно называют восемь врат в Римериан.


[Закрыть] враги, а, возможно, они есть и внутри. Поэтому брат не может быть добрым – Эбену не нужна его доброта. Вот когда она ему понадобится, Тансиар изменится и станет тем, кем потребует от него стать Римериан. А пока…

2. Союз

У потолочного свода уютно, по-домашнему ворковали голуби. Жили они тут что ли? С другой стороны, почему бы и нет? Пристанище храмовников[15]15
  Служители Темполия (то же, что служители Вечности и жрецы Ее Храма).


[Закрыть] ничем не хуже любого другого. В холода здесь тепло, летом – прохладно, да и с голоду умереть жрецы не дадут.

Вот один голубь расправил крылья и, отчетливо-звонко хлопнув ими, спорхнул вниз. Белое перо с красными крапинками упало на черный мрамор пола. Как заметно на нем…

Видение заворожило на миг, но стоило Чиаро моргнуть, и оно исчезло. Показалось. Это всего лишь брошенный кем-то под ноги молодоженам белокрыльник. Но почему ему почудилось красное? Только лишь потому, что его так много сегодня? От длинных развевающихся на восьми ветрах флагах с изображением Алой Звезды[16]16
  Алая Звезда – восьмилучевая звезда, ставшая символом Римериана и изображенная на его гербе.


[Закрыть] на улице и до вывешенного в самом Темполии[17]17
  Темполий (Святилище, Храм, Обитель Вечности) – главный храм всех римерианцев, расположенный в центре Эбена. Настоятеля Темполия называли Верховным Темполийцем.


[Закрыть] знамени. Или тебе, безумцу, уже везде видится кровь? Не навоевался еще? Слышал бы Владыка его внутренний монолог! А, если подумать, может, отец и слышит… Забавный, должно быть, у него со стороны вид: Альентэ, уставший от войны, все равно, что протянувший руку давнему врагу Владыка – нонсенс, ошибка природы. Такого не бывает! Не бывает, но есть… Еще недавно их народы нещадно резали друг друга в кровопролитных боях, и ничто не могло их примирить. А теперь? Одним движением руки, одним словом «согласна» это сделает пепельная? В подобное верится с трудом. Интересно, что бы ему ответили братья, если бы полководец открыто высказал свое мнение? Сидаль вот не принял решение отца и даже посмел сказать об этом вслух. Хорошо еще, что не отцу. Остальные сыновья Владыки поступят умнее – каждый из них подумает о своем, но все вместе они будут молчать.

Вспомнив о младшем брате, Тансиар нашел его глазами в разделявшей их толпе. Маленький брат, оказывается, тоже высматривал его и, в конце концов, увидев, несмело кивнул старшему. Чиаро криво, но тепло улыбнулся и поправил шнуровку своего плаща.

Всем не терпелось узреть невесту. Новобрачные должны были войти вместе, рука об руку. Женщина – справа, римерианец – слева. Жених обязан был довести ее до Алтаря и там, перед лицом Вечности и Вечных Сил[18]18
  В Сантарэ существовал культ Вечности и Вечных Сил. Считалось, что баланс в мире поддерживается сочетанием 4-х великих Сил природы: земли, ветра, воды и огня. И что Вечность соединяет их в единое целое для того, чтобы мир существовал и находился в равновесии. Римериане выделяли и чтили 3 посмертные ипостаси:
  1) Вечность. Вечность подобно богине была глубоко почитаема среди всех жителей Сантарэ. Считалось, что достойно прожившие жизнь после смерти получали возможность перерождения. Среди римериан бытовали выражения: «Уходить в Вечность» и «Мы все пришли из Вечности, и все уйдем в нее». Смерть не считалась чем-то страшным и неумолимым, напротив, люди полагали, что она неизбежна и несет человеку успокоение и радость обновления. Жрецы Темполия, прощаясь с умершим, часто говорили, что «нам следует скорее сокрушаться, держа на руках новорожденного, которому предстоит прожить жизнь со всеми ее горестями и лишениями, чем плакать над уходящим, освободившимся от печали, чтобы проводить его в Вечность».
  2) Римериане верили, что недостойные после смерти отправлялись в Вечные Странствия, именуемые также как Дорога, Тропа, Путь. Тяжкие преступления и пороки, такие как: убийство, предательство, клевета, ненависть, жестокость, алчность и др. отягчали и замедляли путь Странников. Чем тяжелее был проступок человека, тем дольше становился путь. Но для тех, кто мог справиться с прошлым, дойти до конца Дороги, которая была им предначертана, и, осознав свои ошибки, переосмыслить их, – того вновь ожидала Вечность, перерождение и новая жизнь.
  3) Не прошедшие испытания Странствиями попадали в Небытие (или Пустоту – понятие, полностью противоположное Вечности), из которого выхода не было, и переставали существовать. Вечных мучений Небытие не предусматривало.


[Закрыть], их кровный союз соединил бы служитель все той же самой Вечности.

Тансиару уже хотелось поскорее закончить со всей этой канителью и отправиться куда-нибудь в город развлечься. Найти друзей, ну или тех, кто почитает себя таковыми, и отпраздновать с ними сие знаменательное событие. Подальше от всех этих напыщенных своей знатностью и положением приториев. Сказать по чести, Чиаро от их высокомерности просто тошнило, но покинуть Храм до совершения обряда он не мог.

И все же любое ожидание когда-нибудь заканчивается, подошло к концу и это.

Тяжелые вычурные створки дверей распахнулись медленно и величественно, впуская уличный сквозняк и длинную процессию, протянувшуюся от Заблудшего до Темполия.

И воин, наконец, увидел их: брата-наследника и его невесту.

Узкая ладонь приподняла подол ярко-алого, как лепестки роз, платья, и перевязанная красной атласной лентой ножка в бархатной бардовой туфельке ступила на каменные плиты древнего святилища.

Дикари знали толк в красоте, но ашесинка была не просто красива. И чем дольше римерианец вглядывался в как будто отдаленно знакомые черты лица, тем очевиднее для него становилось, что подобных этой пепельной женщин воин в своей Вечности еще не встречал. Черноволосая из царского рода, как не похожа она была на представителей своего народа! Сребровласые ашесы по праву могли гордиться своей царевной. Пока не отдали ее чужакам…

Гордо вскинув голову, она шла, метая взглядом молнии и, подобно покровительнице своего народа[19]19
  Среди римериан бытовало поверье, что ашесам покровительствуют серые твари, похожие на больших зверей из семейства кошачьих – так называемые серые (лунные, пепельные) кошки. Сами же тьернийцы считают серых кошек своими прародителями. Кроме того, ашесы верят, что мать их рода – Науэль или Священная Черная Кошка (земной аналог – черный ягуар) – при сотворении мира вышла из воды и произвела на свет одного черного котенка с зелеными глазами и четверых пепельно-серых котят с карими глазами, от которых и пошли все ашесы. Считается, что увидеть Науэль практически невозможно и что именно она дала жизнь владыкам Тьерны, поэтому черный цвет волос и зеленый цвет глаз отличает лишь царское семейство, тогда как у простых тьернийцев волосы серые или серебристые.


[Закрыть], блистая ярко-зелеными глазами, каких не встретишь у обычных людей. Облаченная во все красное вместо любимых черных одежд ашесов, она все равно была похожа на пепельную кошку, несмотря на платье и длинные смоляные волосы – признак знатности и породы, как это считалось у тьернийцев. Среди пепельных говорили, что чем темнее волосы, тем чище кровь.

Мягкими шагами ступая по камням, счет времени которым был потерян задолго до их рождения, она словно не замечала тихого шипения, распространявшегося по залу по мере ее продвижения в глубь Храма. Взгляд будущей царицы Римериана был устремлен вперед – к Алтарю, а на лице застыло какое-то странное выражение, которое Тансиар никак не мог разгадать. Казалось, для нее в эту минуту не существовало ничего, даже живого коридора из гостей, который вел ее к неизвестности. Вручить незнакомому тебе человеку свою Вечность, шутка ли? Тому, кого видишь едва ли не впервые? Чужому, враждебному твоему народу эбенцу… Раз и навсегда!

Не глядя по сторонам и, похоже, даже не подозревая, что на нее устремлены сейчас все взгляды, ашесинка шла, подняв подбородок, и смотрела только перед собой. Как будто рядом не было ни чужеземцев, непонятно зачем пришедших, чтобы увидеть ее бесчестье, ни своих, одобряюще взиравших на этот позор, ни будущего супруга, сжимавшего ее локоть. Неужели жених боялся, что она сбежит и тем самым унизит Эдэрэра не только перед его народом, но и перед иноземными послами? Дикарка, бросившая Наследника Царства Вечности в священном для римериан месте, – это обернулось бы настоящим скандалом!

Отчего-то Тансиар не верил, что гордячка преклонит колени перед Алтарем римерианского святилища. С чего бы? Темполий чужд ашесам, чего никак не скажешь о римерианах, ведь на этом месте или где-то поблизости от него когда-то испустил свой последний дух прародитель Детей Вечности[20]20
  Отпрыски (Дети) Звезд, Сыновья Вечности – так называют всех мужских представителей рода Аскуро.


[Закрыть] – приемный сын одного из древнесантарских царей, воин по имени Аскур. Но в том-то и дело, что для пепельных он как был, так и оставался заклятым врагом, тайком проникшим в кафский[21]21
  Кафа – древняя столица Тьерны, позже переименованная в Каву.


[Закрыть] дворец посреди ночи и заколовшим их царицу, всенародную любимицу, почитавшуюся людьми чуть ли не богиней. Вопрос, зачем искусному воину и, как говорили, наследнику царя могло понадобиться убивать жену ашесского вождя, а не, к примеру, его самого, оставался открытым. Римериане были убеждены, что пепельные сами заманили Аскура к себе и подло убили его накануне битвы. Эта версия была больше похожа на правду, если бы не тот факт, что тьернийский владыка и Аскур накануне трагических событий заключили мир и хотели превратить свои царства если не в единое государство, то в два союзных, мощных и равноправных. Впрочем, с тех пор прошло не одно тысячелетие, земля давно впитала всю пролитую кровь, истинные события смешались с легендами и домыслами. Вопросов по прошествии времен стало задаваться все меньше, а вот ненависть между народами только росла и крепла.

Вот и сейчас, если случится чудо и пепельная склонится, то это будет означать, что ее либо запугали, либо она что-то задумала. И да помогут тогда братцу Вечные Силы! Невелико счастье – собственноручно пустить в свою постель змею.

Однако если бы отец вдруг скомандовал прямо здесь и сейчас взять дочь ашесов под стражу, Тансиару пришлось бы выполнить приказ, несмотря на то, что лишать Римериан такой царицы было бы кощунством! Воистину, на земли Вечного Царства еще не ступало создание более прекрасное, чем она: завернутая в алый шелк фигурка казалась эфемерной, уязвимой и хрупкой, как стекло. Она не принадлежала этому миру и все-таки была его частью. Той, которую с виду так легко можно было сломать… И с каждым шагом, пронизанным изящным движением ее стана, она все больше напоминала Тансиару дикую кошку, строптивую, неукрощенно-гордую и безумно красивую в своем одиночестве, которое ставило ее выше всех, собравшихся здесь.

Чиаро так и не смог понять, что произошло, и хотя церемония продолжалась не более получаса, для него время почему-то сначала остановилось, а потом стало растягиваться в десятилетия. Перед глазами дикими табунами год за годом пробегали целые столетия… Столетия, в которых не было ее. Ненужные, пустые, потраченные и потерянные зря. Это продолжалось недолго, но Первый Воин понял, что отныне покой оставил его. Он покинул его, как только женщина с изумительными весенними глазами остановилась в двух шагах от своего будущего деверя.

– Анаис из благородного семейства Каэно, – вновь раздался громкий голос храмовника после того, как он получил согласие Нааяра. Широкая рука Наследника, до этого с силой сжимавшая алебастровую ладошку невесты так, что, казалось, он вот-вот сломает ей пальцы, выпустила тонкую, как призрачный мираж, руку. Наследница ашесов должна была решить сама, возьмет ли она в мужья эбенца или отвергнет его.

– Готова ли ты разделить с этим достопочтимым приторием Вечность? Готова ли ты служить, уважать, подчиняться ему и следовать за ним, куда бы он ни пошел и что бы ни делал во благо Римериана и всех его обитателей? Готова ли ты ждать мужа, если он уйдет на Черту́ или принести себя в жертву, если того потребует Совет и Владыка и если на то будет воля Вечности? Приносишь ли ты свою кровь на ваш общий алтарь? Отдаешь ли свою верность добровольно, а не по принуждению?

А жрец молодчина! Недрогнувшим голосом он скреплял неравный союз, не поперхнувшись на словосочетании «благородное семейство», которое он в несчетный раз отнес к племени Каэно.

Ожидания Тансиара оправдались, когда гробовая тишина послужила Верховному темполийцу красноречивым ответом, и Чиаро понял – она не сдастся. Он знал такой тип тьернийцев, поскольку не раз встречал их в своей Вечности – сыновья Черной Кошки вообще готовы были умереть в страшных муках, но не раскрыть рта и не выдать ни своих соплеменников, ни свои секреты. И если прочие дикари предпочитали смерть с закрытыми глазами, то пепельные всегда смотрели в лицо палачам.

А ашесинка, Альентэ это сразу понял, была истинной дочерью своего народа.

– Дочь благородного семейства Каэно… – Неужели темполиец подумал о том же, о чем и Первый Воин? Должно быть, ведь он не глуп. – Слышала ли ты мои вопросы? – чистокровный эбенец повторно обратился к будущей царице, и в его словах послышались нотки презрения – он ненавидел пепельных, и соединять перед лицом Вечности неравную с наследником рода Аскуро для него было худшим наказанием. Но инициатором этого союза был Владыка, а с ним не смел спорить никто. Ну, кроме разве что одного из его сыновей.

Женщина с идеально ровной осанкой с достоинством выслушала заново повторенные вопросы, и только глаза безумным огнем поблескивали в полутьме. Эта пепельная не просто не смотрела в глаза своим возможным будущим палачам, она их как будто не замечала.

Так и не дождавшись ответа, жрец метнул взгляд на Владыку, а тот – на жениха.

– Я спрашиваю тебя еще раз… – начал было храмовник, и тут Чиаро увидел, как ее ноги подкосились.

К дочери Сурира никто не прикасался, но женщина со слабым стоном, который едва ли услышал кто-либо, кроме Нааяра, Владыки и Первого Воина, упала коленями прямо на обшитую красным сатином подушку с золотой бахромой, как если бы два дюжих эбенца схватили ее за руки и толкнули к алтарю.

Это движение было тут же истолковано как согласие. Золотистое пламя смешалось с алым, взвилось в воздухе и скрепило кисти молодых людей. Жрец объявил их мужем и женой, и Чиаро, тщетно пытаясь погасить в себе то ли отчаяние, то ли досаду, понял, что пропал.

Теперь все были довольны: лицо отца светилось тихой радостью и воодушевлением, новоиспеченный муж надулся от осознания собственной важности, и лишь новообретенная римерианка и молодая жена не выглядела хоть сколько-нибудь счастливой. Ладно, счастливой… Но что творилось с ее лицом! Она напоминала Сына Вечности, лишившегося полученной с момента рождения силы в самый разгар боя с врагом. Наблюдая за ней, Чиаро и сам не понял, как смог уловить ту беззащитную надломленную красоту и беспомощно плескавшуюся в глазах муку.

Кто-то сунул в руку молодой супруге ветку белой лилии, но она то ли не успела ее удержать, то ли не смогла, и цветок упал прямо ей под ноги. Жена брата рассеянно повела ладонью перед собой, словно не ощущая окружающего ее пространства, но Чиаро уже успел прийти на помощь молодой женщине, ловко наклонившись и подняв цветок.

На какие-то доли секунды воину удалось поймать ее взгляд: смарагдовые глаза, полные скрытой боли в вперемешку с последними едва ощутимыми остатками сопротивления встретились с его глазами лишь раз.

Почему-то глубина и само выражение ее взгляда поразили воина и отдаленно напомнили ему что-то… Вот только что? Глаза загнанного смертью зверя!

А после Чиаро вспомнил. Бьющееся в конвульсиях животное с перебитым хребтом. Когда-то давно у него была собака. Он безумно ее любил, но кто-то из братьев, играясь, сломал ей позвоночник. У бедняги отнялись задние конечности, и она долго мучилась, прежде чем хозяин освободил ее от страданий. Он вызвался сделать это сам, несмотря на то, что его могли избавить от этого неприятного дела. Но почему тот злополучный случай вспомнился ему именно теперь? Ведь подобного не может повториться! Тем более с девочкой со смарагдовыми глазами…