Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

4. Провидец

– Твоя жена ужасно гордая женщина!

С легкостью притворив двустворчатые двери из древесины Черного Дерева[25]25
  Эбен, Черное Дерево или Древо Прежних – древнейший символ одноименной столицы Римериана. В древние времена в Римериане росли целые эбеновые рощи, теперь же осталось только одно живое дерево, растущее в Темполии и тщательно оберегаемое храмовниками. По легенде первый росток Древа появился из пролитой крови Аскура, родоначальника династии правителей Римериана.


[Закрыть], брат бесшумно проник в просторную залу, служившую уединенным пристанищем Наследнику Престола и будущему хозяину Врат Вечности. Тансиар, как это часто с ним случалось, пребывал в игривом расположении духа, чего нельзя было сказать об Эдэрэре.

– Ты специально искал меня, чтобы поделиться этой, вне всякого сомнения, важной информацией? – Нааяр только что вернулся с очередного Эссельса, где старые и мудрые с умным видом решали судьбы простых римерианцев, и, в отличие от брата, был не в самом лучшем настроении. Вечные в прямом смысле этого слова проблемы ложились неподъемным, давящим грузом на плечи старшего из братьев, однако Нааяр почти никогда не жаловался. Но и улыбался все реже. Поэтому, наверное, он и был Наследником, и оспорить священное право, данное ему от рождения, не пришло бы в голову ни одному разумному существу. Кому это нужно – Вечность, повисшая на шее подстать нелюбимой женщине?

Эдэрэр бросил тяжелый взгляд на одного из лучших полководцев Римериана.

Альентэ… какое-то слишком легкое, воздушное имя для того, кто был создан, чтобы убивать врагов Престола. Альентэ, Тансиар, Чиаро. Как много у него имен… Но если Альентэ в силу своего звания еще хоть как-то старался держать себя в рамках приличия, Тансиар был насмешлив и откровенно самовлюблен, то Чиаро мог позволить себе много больше. Ему стоило лишь кинуть свысока пару слов о том, что его одолела скука, как перед ним открывались любые двери, и он получал все, чего желал или делал вид, что желает. Девицы увивались за ним, как если бы он был единственным мужчиной во всем Эбене, но сам Чиаро радости от этого, кажется, не испытывал.

Легкомысленный брат и сегодня в очередной раз был немного навеселе, глаза цвета черного турмалина лихорадочно блестели. Нааяр знал этот странный дикий огонек во взгляде брата, он научился его узнавать, и сие не предвещало ничего хорошего. Наследник видел полководца в бою. Похожий взгляд появлялся у Тансиара всякий раз, когда он собирался совершить какое-нибудь очередное безумие. И вот тогда он становился по-настоящему опасен. Сегодня кому-то точно не поздоровится. Если кто-нибудь из мужчин, кем бы он ни был, встретится ему на пути и у него не хватит ума уступить Альентэ дорогу, он ляжет поперек молочно-белых ступеней и больше не встанет. Интересно, скольких он уложит до рассвета, пока не протрезвеет? Просто так, со скуки? А если не дуэль, то какая-нибудь красавица. Чиаро настоит, и ей не отвертеться, да она и не станет.

Правда, в такие моменты вообще сложно понять, чего хочет этот римерианин. И как только отец мог доверить ему командование бывшими алеарами[26]26
  Алеара (Крылатая гвардия, позже была переименована в Альтеру) – личная гвардия, охранявшая главу Престола и состоявшая из пеших пикинеров и всадников. Ранее главой алеар являлся Альентэ, и именно он отвечал за подбор людей в этот род войск до покушения одного из алеар на Вэнэнадора Аскуро в Темполии во время молебна. Тогда римерианец бросился с кинжалом на Владыку, но его вовремя остановил Тансиар, стоявший в отдалении у соседнего придела. Рука Первого Воина оказалась быстрее руки убийцы – Альентэ в последний момент успел метнуть клинок и остановить нападавшего – покушавшийся на жизнь Владыки упал на расстоянии в пол-локтя от своей жертвы. После этого случая с Альентэ сняли командование алеарами, а саму Алеару расформировали. По совету и протекции Нааяра была образована новая гвардия – Альтера, состоящая из людей, набранных приближенным к Наследнику Офферионом Ваккой, служившим ранее личным охранником Эдэрэра.


[Закрыть]?

– Ты высказал все, что хотел? Или осталось что-то еще, не менее важное? – Нааяр даже не пытался скрыть иронию в голосе. Праздно шатающиеся личности всегда имеют обыкновение раздражать занятых людей.

– И да, и нет, – туманно откликнулся полководец. – Хотел узнать, какое решение приняли досточтимые притории? Нам можно рассчитывать на передышку? Или продолжать точить свои мечи и готовиться к осаде?

– Все не так просто, Тансиар. – Лоб Наследника покрылся морщинами, и он стал похож на отца. – Тебя никогда не интересовал Эссельс. Что изменилось теперь?

– Ровным счетом ничего, – лениво пожал широкими, впору пловцу, плечами Чиаро, – я продолжаю испытывать к его представителям те же чувства, что и раньше, но лишь до той поры, пока их выдумки или, как они считают, гениальные стратегические идеи не касаются меня. Что ты пьешь? – Подойдя к столу, за которым сидел Наследник, Альентэ довольно бесцеремонно взял черный кубок[27]27
  Бытует поверье, что посуда из эбена нейтрализует яды.


[Закрыть], понюхал его содержимое и сморщился. – Опять настойка? Какая мерзость! Никогда не понимал, какой в ней толк…

– Тинктура из трав успокаивает нервы. А ты не слишком почтителен. – В голосе старшего был упрек.

– Это потому, что вся отпущенная на мою долю почтительность досталась вам с отцом, – отпарировал бессовестный брат и чуть не споткнулся на ровном месте.

– Да ты на ногах не стоишь! – возмутился Нааяр, наконец-то заметив, что Альентэ не просто навеселе – полководец был пьян.

– А ты, пожалуй, стоишь на них чересчур крепко! – качнувшись, паяц-братец распластался в издевательском поклоне. – О, великий и могучий Эдэрэр! Перестань напоминать мне отца, меня от этого тошнит. И от вашей напыщенности, и от вашего Эссельса, и от…

Вот он, бесстрашный, грозный и непобедимый враг ашесов, поглядели бы они на этого красавца сейчас!

– Ты многое позволяешь себе в последнее время, – сухо заметил Наследник.

– На то оно и последнее! А вот ты не позволяешь себе почти ничего… ни с кем…

Вечность одарила Чиаро бросающейся в глаза утонченной красотой, но он никогда не знал любви. Уходя на смерть или на вечный бой, ему не с кем будет попрощаться. Нааяру вдруг стало жаль лучшего воина, который когда-либо рождался в Эбене или за его пределами.

– Тансиар, ты пьян. Иди спать, – во всей строгостью, на которую был способен, произнес Первый сын Владыки. – Завтра тебе на Черту, а ты на себя не похож.

– Завтра будет завтра, а сегодня я свободен. Как птица! – не очень уверенно стоя на ногах, Альентэ развязно рассмеялся, мотнул головой, и черные пряди закрыли глаза и острые скулы, а Нааяру стало не по себе. Сколько можно это терпеть? И почему озноб пробирает до костей? Если полководец вдруг погибнет в очередном сражении, вся женская половина города Черного Дерева без сомнения наденет траур. Но когда тебя любят все – в действительности тебя не любит никто.

– Неужели нам нечего обсудить? – Воин бесцеремонно развалился на небольшой кушетке у огня и движением головы откинул назад волосы.

– А о чем с тобой сейчас можно говорить? – подавив тяжелый вздох, посмотрел на брата Наследник, сидевший за столом.

– Действительно… Если о достоинстве, долге и чести – то определенно не со мной. А вот если о любви, верности и священных узах брака – то уж точно не с… Между прочим, нам вроде бы обещали мир, – заметил полководец. – Разве мы женили тебя не для этого? Или мы слишком хитры, чтобы сохранить его, хотя бы на короткое время?

– Мир, мир… – раздраженно повторил Эдэрэр. – Все только и делают, что толкуют о нем, хотя должны думать о войне.

– Выходит, до пепельных дошли слухи? – поднял бровь Альентэ.

– О чем ты, Силы тебя побери, говоришь? – переспросил Нааяр, но его глаза медленно начали наливаться кровью. Когда-нибудь теряют терпение даже самые терпеливые.

– Поберут когда-нибудь, не отвертятся!

– Не шути так.

– А я и не шучу. Мой тебе совет: смени тактику. Ты получишь нечто большее, чем то, на что привык рассчитывать. Или для тебя достаточно безотказно действующего сатринита?

Если Эдэрэр и был удивлен, то скрыл это.

– Откуда ты узнал?

– Принуждать женщину, – брат скривился, не сочтя нужным ответить, – как по́шло и тривиально.

– Кто тебе это сказал?! – Наследник медленно поднялся из-за стола.

– Сам догадался. Поведение твоей жены на свадьбе говорило само за себя. А то, что я не лезу в политику, которая мне до глубины души противна, и не замечаю некоторых вещей, еще не значит, что я их не вижу.

– Ты не понимаешь… Они же скоты, звери! – старший брат встал и нервно заходил взад-вперед. – Они несут с собой лишь хаос и разрушение. Я говорю не только об Эбене и Римериане – обо всей нашей культуре! С ними по-другому и нельзя. Дашь палец, а они оттяпают всю руку! Их уже и так слишком много в Эбене, а с каждым днем становится все больше и больше! И они пришли сюда не с пустыми руками, они вооружены! Я говорил об этом отцу, он слушать не стал. Мы совершили страшную ошибку, когда пустили их на нашу землю. Когда нога пепельного ступила на камни Эбена, пришел конец всему!

Так уж и всему? А, может, конец станет началом чего-то другого? Кто знает. Но вот уж точно, с кем говорить об этом бессмысленно, так это с Наследником.

– Престолу не о чем беспокоиться, – пожал плечами Тансиар. – В Эбене его надежно охраняют альтерийцы. Вакка неплохо справляется. К тому же его Альтера обладает полным доверием тех, кого он защищает.

Нааяр сочувственно улыбнулся.

– Альентэ не может быть сразу в двух местах.

– Было время, когда Наследники становились Первыми Воинами и уходили на Стену, – задумчиво заметил Чиаро. – А потом что-то изменилось, и они перестали охранять Черту лично и начали командовать из столицы, не вылезая из дворца. К примеру, наш дед Дориолан преспокойно сидел себе в Заблудшем, пока его солдаты из последних сил отражали штурм ахенов[28]28
  Враждебные Римериану пустынные племена, совершающие свои набеги на приграничные Царству Вечности земли и славящиеся своей многочисленностью: ахены, хурты, хинеты. Достоверно известно, что во время последнего Призыва эти племена объединились, а Тьерна оказывала им активную поддержку.


[Закрыть] на Алом Бастионе, а хинеты тем временем почти взяли Червонный[29]29
  Изначально для охраны Римериана было создано 8 Бастионов: Пурпурный и Алый (Северные), Багряный и Рубиновый (Восточные), Гранатовый и Порфировый (Южные), Пламенный и Червонный (Западные). Бастионы соединяются Стеной (Чертой), образуя восьмиугольник, в центре которого расположена столица Римериана Эбен. Охранять Стену считается великой честью для любого римерианина, но это дозволено лишь узкому кругу из числа избранных, в который прежде всего входит семья Владыки, в том числе его сыновья. Охрана Бастионов доверена 4 сыновьям и воинам: за Пурпурный и Алый бастионы отвечает Трион; за Багряный и Рубиновый – Рийон; за Гранатовый и Порфировый – Тансиар; за Пламенный и Червонный – Орьен.


[Закрыть].

– Отец отца не мог собой рисковать. Он был одним из Пяти, и тебе это прекрасно известно.

– Ах, ну да, конечно, – скривил губы Чиаро. – Как я мог забыть? Сыновья Вечности предпочитают не рисковать своими драгоценными шкурами, особенно когда им грозит Ритуал[30]30
  Ритуал или Призыв. Считалось, что если у Владыки Римериана рождалось пятеро сыновей, старший из них наделялся способностью воззвать к Вечности и Четырем Силам – Правом Призыва, приводившим в действие неведомое по мощи оружие. Четверо младших сыновей после посвящения их Стихиям становились их проводниками. Ритуал состоял в объединении четырех Сил и вызывал землетрясение, смерч, наводнение и огненный вихрь невиданной силы. Во время Призыва Пятый мог распоряжаться стихиями, которые на ограниченное время становились ему подвластны. Отсюда выражение, что «Вечность ждет одного», т. е. Пятого, способного объединить четырех. Считалось, что после окончания Ритуала вместо ветра, огня, воды и земли, которые использовались как оружие, оставались пыль, пепел, кровь и песок, олицетворявшие собой разрушительную мощь Стихий. На данный момент Стихиям были посвящены четыре брата, которые соответственно именовались Трион – Владыкой (или Властителем) Земли, Рийон – Владыкой Ветра и Орьен – Владыкой Огня. Тансиар избежал участи посвящения Стихиям, поскольку был незаконнорожденным. Предполагалось, что Сидаль пройдет посвящение и станет Владыкой Воды, но Силы его не приняли, и Тансиар временно занял место младшего брата и принял командование предназначавшимися ему Бастионами на себя.
  Стоит отметить, что последний раз Аскуро использовали Призыв более тысячи лет назад, во времена Дориолана Избавителя, отца Вэнэнадора Аскуро, когда тот призвал Силы и одержал решительную победу, сокрушив ашесов. Пепельным был нанесен такой ущерб, от которого они не могли оправиться многие сотни лет. Но и Владыка Дориолан заплатил за победу высокую цену: его братьев Стихии фактически разорвали на части, не оставив от них и следа. Что касается самого Дориолана, слухи разнились: кто-то говорил, что его тело бесследно пропало, а кто-то, напротив, утверждал противоположное. Поговаривали, что Владыка все-таки выжил, но повредился рассудком и полностью утратил память. Некоторые римериане верят, что Избавитель до сих пор жив и что семья скрывает его местонахождение, но, как бы то ни было, после проведенного Призыва его никто и никогда больше не видел.


[Закрыть]! Только тогда становится непонятно, зачем было жертвовать уймой народа, если наши дражайшие предки все равно пустили в ход Силы?

– Они должны были попытаться, но дикари стали слишком сильны…

– Весомый довод, не поспоришь.

– Не забывай, что ты тоже один из Четырех, – напомнил Эдэрэр. – И что рано или поздно придет время…

– … и мы все умрем, – подхватил Тансиар, поигрывая оказавшимся у него в руках кинжалом и ловя им проблески огня. – Не утруждай себя, я помню, для чего рожден, но иногда мне очень хочется об этом забыть. Забыть обо всем…

– Я рад, что у Альентэ такая хорошая память. Тьерна никогда не станет нам другом, равно как и мы ей. У Римериана нет и не может быть друзей и союзников – только его интересы. Ашесы же используют время, на которое мы разрешили им войти в Эбен, с пользой – узна́ют наши слабые стороны. Они уже увидели наши укрепления, количество солдат и их расположение, наше оружие и настроения, царящие в столице. Вот только дикари в отличие от нас не обременены благородством…

– Вот как? – чуть не рассмеялся Тансиар, чем снова заслужил укоризненный взгляд брата. – А мы, стало быть, им обременены? Как интересно! Тогда зачем Эссельс вообще пустил пепельных за наши стены? Если бы их не было в Эбене – не было бы и проблемы.

Глаза Нааяра сузились:

– Не всегда открытым проявлением силы можно получить главное.

– Да ну? Странно слышать это, особенно от тебя, – сощурился Альентэ. – А как же посольство?

– Как бы то ни было, оно не задержится в Эбене надолго. А клятвы, данные чужеземцам, для меня ничто.

Если верить ашесам, нарушение данных перед Вечностью обещаний ударит в первую очередь по тем, чьей кровью они были скреплены. Предрассудки, заблуждения, старые сказки или предостережение? Но ни Владыка, ни Эдэрэр не верят пепельным и их обычаям. Это было бы разумно, если не считать того, что клятвы на крови испокон веков существовали и в Римериане.

Наследник пренебрежительно фыркнул:

– Неужели ты веришь в эту ересь?

– Я – верю, – спокойно ответил Чиаро и спросил. – А что будет с твоей женой? Она станет заложницей?

Щека брата едва заметно дернулась.

– Ее судьба – последнее, что меня волнует.

– И как в таком случае вы собираетесь сломить сопротивление наших так называемых союзников, если они его окажут, а они окажут, если не силой?

– Есть один выход, – уклончиво произнес Наследник и замолчал. Он не собирался раскрывать все свои планы сейчас. – Тьерна как сорняк, и мы вырвем его с корнем.

– Надеюсь, вы поставите меня в известность, когда примете окончательное решение.

– Уверяю тебя, ты узнаешь об этом первый, – хмыкнул Нааяр.

Еще бы! Щепки полетят во все стороны.

– Итак, мы обсудили все, что ты хотел?

– Можно сказать и так, – нетрезво протянул Тансиар, и Эдэрэр понял, что с ним было уже бесполезно разговаривать.

После того как дверь за ушедшим братом закрылась, вся напускная наигранность, а с ней и кривая усмешка исчезли с лица Чиаро. Проводив брата равнодушным усталым взглядом, Альентэ еще долго смотрел на черные створки, за которыми скрылся Эдэрэр, щурясь и слушая, как трещат поленья в камине.

* * *

Сидаль проскользнул в комнату любимого старшего брата, которую освещало багряное пламя, уютно подрагивавшее и прыгавшее по полу, стенам и потолку. Рядом горело еще несколько свечей, а на столе лежала привычно раскрытая книга. Чиаро сидел на корточках у огня и что-то жег.

– Ты пришел говорить о войне? – брат повернул к вошедшему голову. В беспощадно-правдивых глазах застыла насмешливая улыбка, а огонь отражался и играл в ставших алыми зрачках. – Так говори. Но если ты тоже собрался читать мне нотации, то лучше уходи, пока не пожалел об этом.

Сидаль решил последовать совету старшего брата:

– Вы идете завтра? На Черту?

– Да, – Тансиар заразительно зевнул и поморщился. – Эссельс решил так. Но раз уж ты здесь, почему бы тебе не налить нам… – брат внезапно помрачнел и добавил. – Хотя нет, не надо. Я хочу запомнить этот вечер. – Тени и свет попеременно плясали на лице Альентэ. – Некоторые вещи нужно запоминать.

Тансиар уже собрался и отбудет с рассветом, Сидаль видел это по тому блеску, который появлялся в глазах брата перед боем.

– А я думал, что с войной покончено, – растерянно проговорил братишка. – Раз теперь у нас с ашесами мир…

Полководец посмотрел на младшего. Это длилось не дольше секунды, после чего он произнес:

– Ты никогда не умел лгать, и сейчас делаешь это безобразно. Удивительно, как ты умудрился вырасти в нашей семье и так и не научиться красиво, незаметно и достойно соврать…

Забавное сочетание «достойно врать»! И все бы ничего, но как-то жутко не по себе. Да и его старший брат, обычно немногословный, язвительный и не склонный к философским разговорам, так странно ведет себя сегодня.

– Говори, зачем пришел?

Когда ты не можешь что-то объяснить – лучше молчать и не волновать своими смутными предчувствиями других, если не хочешь, чтобы тебя подняли на смех. Но Сидаль больше чем когда-либо был убежден, что Чиаро смеяться не будет. Он выслушает и запомнит все до последнего слова. Он может насмехаться над высшими силами, подтрунивать над приториями, язвить отцу и Наследнику, но к своему младшему брату у него какое-то совершенно особенное отношение.

– Не уходи завтра, – с жаром выпалил маленький брат. – Не уходи! Или дай мне пойти с тобой!

– Ты шутишь?

– Но остальные же идут с тобой! Трион, Рийон, Орьен…

– Он прошли обряд и обязаны защищать Стену. Как и я. – Огонь благодарно принял очередную порцию бумаг.

Тансиара Силы признали достойным оберегать Руайом первым, поэтому он и стал Альентэ. Получив из рук отца и Верховного темполийца меч с эбеновой рукоятью, принадлежавший еще Дориолану, он дал клятву стоять на страже границ и интересов Римериана до конца света или до последней капли крови. И это было совершенно справедливо – Чиаро был прирожденным воином. Кому еще, как не ему, можно было доверить рубежи? А вот сам Сидаль оказался не готов. Он так ждал того дня, так рассчитывал на то, что и над ним засияет Звезда[31]31
  Имеется в виду кровный обряд признания сыновей Владыки в день их совершеннолетия. Править Царством Вечности могли лишь мужчины из рода Аскуро. И хотя Аскуро чувствовали друг друга, этот ритуал был необходим, чтобы исключить возможность подмены Сына Звезд ребенком простого смертного. Обряд традиционно проводился в Темполии, и по его благополучном завершении Сын Вечности получал под свою защиту 2 из 8 Бастионов Римериана и давал клятву защищать их. Обряд состоял в следующем: сын Эдэра в присутствии знатных приториев и царской семьи проливал свою кровь в специальный кувшин, в который Верховный темполиец потом опускал меч. Если в мужчине действительно текла кровь Аскуро и он был перворожденным, над его мечом загоралась алая восьмилучевая звезда. Если сыновей у Владыки было несколько – то над клинками младших появлялась золотая звезда. В случае если звезда над мечом загоралась и гасла, обряд через некоторое время проводили повторно, и если все повторялось без изменений, то считалось, что сын Владыки не может быть воином и его отдавали в Темполий для служения Вечности.


[Закрыть], но Силы не увидели в нем защитника, не прислушались, не приняли его стремления служить Вечному Царству: золотое пламя лишь на несколько мгновений задержалось над клинком и погасло. Или просто желание самого Сидаля было недостаточно сильным? Да нет же! Он хочет быть воином, хочет! Конечно, не как Чиаро, таким можно только родиться, но и он не уронил бы имя Аскуро! Ну почему Вечность так несправедливо поступила с ним? Он же уже достиг возраста, в котором уходят на Стену! Он может драться! И он не хочет ждать, не хочет надевать рясу и становится темполийцем! При одной мысли об этом у Сидаля начиналась тихая паника. Он уважал храмовников, чтил Вечность, возносил ей молитвы, но самому становится одним из них отчаянно не хотел. Мало того что Силы крайне редко отвергали достигшего необходимого возраста, Сидаль очень переживал из-за того, как он теперь выглядел в глазах Совета. А как стыдно было, когда Чиаро, как ему потом рассказывал Рийон, выступил на Эссельсе после его, Сидаля, неудачного посвящения и настоял, чтобы младшего из братьев, которому полагалась защита Порфирового и Гранатового Бастиона, освободили от этой обязанности до тех пор, пока он будет готов. Тансиар заявил, что ему не составит труда продолжать охранять обе твердыни. И это несмотря на то, что Альентэ вообще не должен был уходить на Черту. Как, впрочем, и брать на себя чужие обязанности! Первый Воин несет ответственность за всю цепь рубежей, защита каждой отдельно взятой крепости – задача младших братьев или подчиненных Первого Воина.

– Слава Силам, ты пока не представляешь, как ценна свобода. – Подошедший к Сидалю брат потрепал младшего по светло-русой голове. – Когда тебя оставляют в покое и дают свободно вздохнуть, пускай хотя бы на один короткий миг. Береги свою свободу, малыш, и радуйся ей!

– Я знаю, что это твой долг, – не унимался Сидаль. Похоже, в их семье этого никто не умеет. – Ты всегда побеждал. Но в этот раз… я не знаю, – младший понизил голос, – и мне страшно!

– Думаешь, удача мне изменит? – прищурился всесильный Альентэ.

Сидаля не зря считали провидцем. Правда, он видит будущее смутно, иногда лишь отрывками, которые можно толковать по-разному. Но когда родные узнали о его способностях, к младшему в семье стали относиться гораздо серьезнее, чем раньше. Да за такой дар отец отдал бы часть Царства и одного из сыновей в придачу!

– Ты не все понимаешь, но этого и не требуется, когда чувствуешь… – Чиаро внимательно вгляделся в лицо младшего брата и покачал головой, но улыбаться перестал и стал до невозможности серьезным.

– Нааяр говорит, что мы защитники, а не захватчики, и что…

– Откуда же вы такие наивные беретесь, а? – резко прервал брата Тансиар. – Ты слишком веришь словам. Ты можешь смотреть чужими глазами и слушать чужими ушами, но думай всегда своей головой. Не слушай всего, что тебе говорят. Не только на этой земле – но и на любой другой – выживают те, кто в силах сохранить свою самобытность, кто уважает и чтит традиции, а римериане давно утратили их. У ашесов есть их вера и обычаи, а что есть у нас? Что мы можем противопоставить пепельным кроме своих непомерных амбиций и нездоровой гордости, которая уже завела нас в тупик? Разве что Призыв?

– Не говори так! Мы боремся за Врата Вечности тысячелетиями!

– Вот именно, боремся. Ты не видел простых людей в бою, а я видел. Спроси у любого солдата, за что он готов умереть. И он ответит, что уж точно не за миф о Царстве Вечности. У нас много врагов, но мы по-прежнему продолжаем считать себя правыми во всем. Тебе не кажется это странным?

– Что именно? – не понял младший.

– Самоуверенность. – Чиаро говорил странные слова. Сидаль слушал и удивлялся, он никогда не видел старшего брата таким. – Мы привыкли к своему превосходству.

– Над кем?

– Над всеми, – ответил старший, – вопрос лишь в том, имеем ли мы на него право?

– Но…

Как объяснить? Что-то назревает. С этого дня оно обретет невиданную доселе силу и понесется с горы как ком, и уже ничто его не остановит. Оно будет давить всех, кто попадется на пути.

Тансиар вскинул голову и, видя растерянность на лице Сидаля, рассмеялся:

– Не бойся, братишка, пока я жив, я не спущу флаг. Никто из нас не спустит. Мы все очень одиноки в этом мире, впрочем, как и в любом другом. И кто раньше осознает это, у того останется больше времени на то, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Эту войну начинали не мы, ее начали очень давно, но вот когда она завершится? Застанем ли мы это время?

– Так тебе тоже кажется, что именно нам предназначено покончить с этой враждой? – Его брат-военный наконец-то выразил в словах то, о чем долгое время думал сам Сидаль. И как же он был рад, что их мысли полностью совпадают!

– Пожать руку Асиду-Ахди? – Альентэ поднял бровь. – Я был бы бесконечно этому рад, братишка. Даже если бы это стало последним, что я сделаю.

Невеселая улыбка появилась и погасла. Лицо Тансиара вновь стало жестким.

– Но нет. За чужие ошибки всегда кто-то платит. Рано или поздно. Что ж с того, что похмелье досталось именно нам?

Чиаро снова был поглощен чем-то своим, чем-то незнакомым и чужим, что так пугало Сидаля в нем сегодня.

Провидец, если на то было благословение Вечности, мог предсказать будущее, но мог ли он его изменить?

5. Цера

Ветер ворвался в открытое окно, а двери, выходившие на балкон, распахнулись сами, будто впуская кого-то. На весну не очень похоже, но это она. Странная весна, странные разговоры, странные предчувствия…

Его дикий сокол летал сегодня где-то весь день, не дозовешься… Но Чиаро о птице не беспокоился, она вернется, когда захочет. Ее нельзя заставить прилететь назад, на то она и дикая – Тансиар не позволил бы никому одеть на своего лаггара путцы. Нет уж! Раз несвободен хозяин, пусть хоть его птица летает вольно.

Притворив расшалившиеся створки и разобравшись со своевольными шторами, римерианец провел рукой по волосам, притушил свет, потянулся и снова упал поперек кровати. Скоро взойдет Амарар, а за ним и Асандан[32]32
  Или, как их зовут, звезды-братья. Две соседствующие в небе Римериана звезды-солнца. На заре появляются одно за другим, но на закате садятся вместе.


[Закрыть], и времени совсем не останется. Надо попытаться заснуть, пока еще есть возможность.

Но Альентэ не спал. То ли сказывалось выпитое, то ли не давали заснуть мысли, кружащиеся в голове. Он услышал от Нааяра все, что хотел, или почти все. Это был бесполезный разговор, не стоило его и начинать. Зеленоглазая оказалась права, из брата получился никудышный муж и редкостный мерзавец. Будь им любой другой римерианин, не Сын Вечности и не Наследник, решить вопрос не составило бы труда, но что делать, когда подлецом является один из Детей Звезд и у вас общий отец? Оставить все как есть? Скорее всего, так он и поступит. Однако баловство с сатринитом до добра не доведет – уж это Тансиар знает точно, так как испытывал воздействие браслета на себе и не раз.

Чужое приближение воин почувствовал, а потом и услышал задолго до того, как в его комнату постучали. Сидалю не спится сегодня, что ли? Нет, постойте… Прислушался. Это не мужчина. Так сердце мужчины не бьется. Но и на ребенка не похоже. Да и откуда ему тут взяться? Дети – редкость для Заблудшего. Зачем потомство, если время для тебя почти не имеет значения? Если, конечно, ты не собираешься совершить Ритуал.

Тансиар насторожился, напряг слух и, одним слитным движением вскочив с кровати, через секунду оказался у двери. За мгновение до того, как в нее должны были постучать, Чиаро потянул ручку на себя. Косой поток света скользнул в спальню, вызолотив ночной сумрак.

На пороге стояла она. С распущенными волосами, струящимися подобно черным волнам с хрупких плеч. Лицо разбито: левая щека в крови, правая – уже посинела.

– Вода не боится, вода ни от кого не бежит. – Разомкнулись бледные потрескавшиеся губы. – Но я сбежала. Потому что я слабая.

– Кто это сделал? – ярость в голосе. К чему спрашивать, если ты и сам знаешь?

– Он спит. Туда я больше не вернусь. По крайней мере, сегодня… У меня просто не хватит сил. – Сейчас она больше похожа на горную серну, чем на пепельную кошку.

Взяв ее покрасневшие из-за браслета запястья в свои руки и осторожно, словно пугливого зверя, погладив их, Альентэ произнес:

– Не знаю, как ты, а я не видел женщин сильнее. Немногие могут сопротивляться сатриниту.

– Смелые могут. Те, кто любит и кого любят. Меня еще никогда не любили…

– Возможно. Но это в прошлом…

Она не испугалась и не отступила. Наоборот – шагнула вперед.

Помнится, ты просила меня освободить тебя, и я сделаю это, но по-иному.

Одежды упали под ноги, и в ее диковатых изумрудных глазах блеснул вызов. Чиаро этот вызов понял и принял.

* * *

Сладкая радость утомленных тел. Страх, страсть, счастье, боль и отголоски – одного в другом – сердец, бившихся в такт все сильнее, а сейчас – постепенно успокаивающихся. Любые слова, даже самые нужные, иногда бывают лишними.

Тихий шепот:

– Прости меня.

– За что? – воин мягко улыбнулся, приподнялся на локте и прогладил поблескивающий в темноте шелк волос.

– За то, что с тобой я смогла вспомнить, кем являюсь и чего по-настоящему заслуживаю. Впервые со дня нашей с ним свадьбы.

У обычной римерианки, окажись она на ее месте, наверняка после такого назавтра под глазом расцвел бы огромный синяк. Скулы и руки саднят и ноют до сих пор. И что это за удовольствие, бить наотмашь по лицу? К утру, конечно, все заживет и никто ничего не заметит, а ночью все повториться опять. Нет! Уже не повторится. Муж уходит на Черту… Его не будет в Эбене, он сам ей об этом сказал.

– О чем ты задумалась?

– Вечность с Наследником – не знаю, хватило бы меня на это? Но я лучше умру, чем стану рабой!

– Ты никогда ей не станешь. – Касаясь прохладными губами на глазах заживающей щеки, ответил Тансиар. – Поверь мне, если не веришь себе. Но почему ты пришла именно сегодня?

– Скоро ты уйдешь, и вместе с тобой уйдут надежда, уверенность, свет…

– Я ухожу не навсегда.

– Но ты уходишь… Я боялась этого и ждала! Я всегда помнила, что этот момент настанет и не в моих силах будет остановить тебя. Ведь ты воин. Солдат.

Она целовала каждый шрам на его груди и говорила такие вещи, что Тансиару казалось, будто мир опрокидывается под ним. А потом он услышал… Этого языка Чиаро не знал, а она не говорила вслух, но он понимал каждое слово: «Ты просто создан для боя, боя до победы. И я буду завтра рядом с тобой. В каждом твоем движении, в каждом шаге, в каждом слове… в каждом враге. Пусть все стрелы и клинки, предназначенные для тебя, минуют свою цель, и ты вернешься, в несчетный раз прославив свое имя. А в звоне мечей, приветствующих твое возвращение, ты услышишь мой голос. Я буду ждать тебя!»

Этой ночью звезды плавают в кубках с вином. До сих пор этих звезд было – и не счесть! Но отныне и навсегда среди них она – одна. Цера.