Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

– Когда-то очень давно ты любил своего отца и своих дядьев, что вполне естественно для сына и племянника, потом твои близкие разбудили Силы и пали жертвами Призыва, унесшего всех, кроме одного. Ты помнишь, что ты тогда подумал и о чем думал не раз после? «Уж лучше бы Призыв забрал и его!».

Пепельная знала много, если не сказать слишком. Читает мысли или просто-напросто хорошо осведомлена? Любой другой за подобные высказывания лишился бы жизни, но бесцельно убивать Суриму чересчур расточительно и несвоевременно. Может ли быть такое, что шпионы тьернийцев проникли в подземелья Темполия, куда нет хода даже простым храмовникам? Допустим, так и есть, но тогда каким образом она получила доступ к его собственным мыслям, которые он, разумеется, никому не высказывал, даже своему безумному отцу? Или это очередной намек на «размахивание мечом посреди бури»? Что еще ей может быть известно?

Видя легкое замешательство на лице Владыки, которое он не захотел или не смог скрыть, Дарара продолжала:

– Судя по твоему же собственному признанию, мое сестра была тебе дорога, однако это не помогло ей выжить, напротив. Анариана наградила тебя бесценнейшим даром, который только может дать женщина мужчине – родила тебе сына, первенца, наследника двух кровей, который мог бы стать связующей нитью, залогом мира и благоденствия двух наших государств. Но и этому не суждено было сбыться: сына сестры с твоего согласия стали именовать бастардом, а Эдэрэром ты назвал другого, появившегося на свет несколькими часами позже. Своего «законного» наследника. Безусловно, ты любишь всех своих детей, но Нааяра ты любил сильнее прочих. Ты считал его своей гордостью, своим продолжением, лучшей версией себя. Ему единственному ты готов был со временем с чистой совестью и спокойной душой передать свое наследие. Была ли причина в этом или в чем-либо другом, сейчас судить сложно, но что стало с твоим «первенцем» в итоге, мы уже знаем.

– Замолчи! – не выдержав, повысил голос Аскуро.

– Он мертв, – нисколько не смутившись вспышки гнева Эдэра, договорила пепельная. – Быть может, к Тансиару, в итоге все-таки занявшему то место, которое предназначалось ему по праву рождения, ты тоже был по-своему привязан. Однако это не помешало твоей семье сначала бросить его умирать за Чертой, отправив на бой, из которого Альентэ не должен был выбраться живым, а потом чуть ли не устроить над ним открытое судилище. Но Первому Воину повезло, он выжил и вернулся, сохранив при этом свою честь и свое доброе имя. А потом… – брови пепельной сошлись на переносице, – потом твой взор обратился на мою дочь.

– Раз уж речь зашла о твоей дочери, Сурима, – воспрянул духом Вэнэнадор Аскуро, – пришло время показать тебе кое-что. Твоя сдержанность и невозмутимость прямо-таки изумили меня, на такое способен не каждый. Ты преспокойно стоишь здесь и разговариваешь со мной, в то время как… Впрочем, разве ты не хочешь узнать, где сейчас та, ради которой ты проделала столь долгий путь? Мне кажется, ты совсем не торопишься увидеть свою дочь!

На лицо Дарары легла тень.

– Торопиться уже некуда.

– Вот как? – Старший Аскуро окинул пепельную оценивающим взглядом.

– Да, – бесцветным голосом подтвердила пепельная. – Я знаю, где она.

– Если это правда, то ты еще более хладнокровна, чем я мог себе представить!

– Для того, чтобы завоевать других, нужна сила, чтобы одержать верх над собой – знание. Мы оба лишены многих человеческих качеств в обычном понимании этого слова.

– Да, пожалуй, ты права, – согласился Аскуро. – Мы часто вынуждены делать то, что считаем нужным, вне зависимости от того, что об этом подумают другие. И все же, если ты обладаешь даром предвидения, почему ты не появилась раньше, чтобы спасти свою дочь?

– Ты задаешь те же вопросы, что и твой сын, Владыка, – устало откликнулась царица. – Жизнь Анаис никогда не была в моих руках, равно как и в твоих. Например, в данный момент у тебя не осталось ни единого сомнения в том, что путь моей дочери закончился. А он, наоборот, только начался.

– Что ж, тогда полюбуйся на начало этого «пути», царица. Полагаю, зрелище впечатлит даже тебя, – хмыкнул Владыка, лениво указывая в сторону площади и пропуская тьернийку мимо себя.

Дарара медленно подошла к краю балкона, как подходят к краю пропасти, и застыла, глядя вниз, на площадь. Она заранее готовила себя к худшему, но предчувствовать, почти знать – это все-таки не то же самое, что увидеть собственными глазами. Тонкая рука с силой сжала мрамор парапета.

Посреди большой площади алело темно-красно пятно. Оно так сильно отличалось от окружавшего его светлого песка, что сразу бросалось в глаза. Сурима Тьерны вгляделась, пытаясь разобрать, что было на том месте на площади, которое народ так старательно обходил и вокруг которого была выставлена охрана. И лишь спустя ставшие Вечностью секунды она поняла. К двум столбам все еще были прикованы явно женские руки, покрытые кровоподтеками. Кровь была повсюду вперемешку с потемневшими обрывками ткани. От белых одежд ее дочери не осталось буквально ничего (а то, что изначально они были именно таковыми, царица поняла по краям рукавов и чудом сохранившемуся нетронутым куску подола, видневшемуся из-под красно-коричневой насыпи). Под этими камнями, некоторые из которых были размером с голову ребенка, вообще с трудом можно было хоть что-то рассмотреть. Но как? Как от еще час назад живого, мыслящего, дышащего существа могли остаться лишь бурый холм и груда заживо похоронивших его под собой камней?

С трудом заставив себя отойти от балюстрады, Дарара обернулась к Владыке. Вэнэнадор Аскуро с фактически нескрываемым торжеством отметил, что ему, наконец, удалось пробить брешь в обороне царицы.

Когда Дарара с видимым усилием заговорила, ее глаза сверкнули студеным зеленым холодом:

– Ты глупец, римерианин. Ты мог бы потребовать обе луны с неба, а с ними и звезды в придачу, а вместо этого ты потребовал меня. Что ж, пусть будет так. Я здесь, и мне известно, чего ты хочешь.

– Неужели? – деланно удивился Владыка. – И чего же я хочу, царица?

– Ты хочешь поднять Силы, но не хочешь за это платить. И никогда не хотел. Ты слишком хорошо помнишь, что случилось с твоими родными, и не желаешь повторения их судьбы ни для себя, ни для своих детей. Потому что знаешь, что после того, как ты осуществишь задуманное, у тебя не останется сыновей. Лишь это останавливает тебя на пути к твоей цели, ибо принцев уже не шесть, а только пять, и ни один из них до сих пор не обзавелся потомством. Четверых Силы у тебя отнимут сразу – на меньшее не стоит и рассчитывать, а вот что станет с Тансиаром, неизвестно никому. Повторит ли он судьбу твоего отца или его тоже настигнет гибель? Нет, при всем твоем тщеславии и жажде власти ты не хочешь править пустотой – это не удовлетворит твоего самолюбия. Страх потерять сыновей – одного за другим – преследует тебя, и ты не знаешь, как этого избежать.

– А ты, стало быть, знаешь, – скривился Владыка, пепельная все-таки отыскала его больное место. Чем же закончится их «поединок»? И кто выберется из него живым?

– Знаю, – бесхитростно откликнулась тьернийка. – Равно как и то, почему четверо неизменно гибнут, а пятого ожидает в лучшем случае смерть, а в худшем – участь безумца.

– И что же ты хочешь за свое знание? Если, конечно, оно правдиво, – скептически добавил Аскуро.

– Я расскажу все, что мне известно, и поручусь за свои слова кровью, а ты уж сам решай, верить мне или нет, Вождь. Но прежде мне нужна моя дочь. Прикажи отнести ее в Темполий.

– Убийце не место в Храме, – отрезал Владыка.

– Согласна, – сощурилась зеленоглазая. – Убийце там не место. Но мы говорим о моей дочери.

– Ты и так в моей власти, царица, – без эмоций передернул плечами Аскуро. – Зачем мне заключать с тобой какие-то сделки? Стоит мне захотеть, и я могу убить тебя прямо сейчас, не сходя с этого места!

– Даже если бы ты не выдавал желаемое за действительное, Владыка, моя смерть ничего тебе не даст, и ты сам это прекрасно знаешь. Напротив, убив меня, ты упустишь единственный шанс совершить Призыв и завладеть Тьерной, сохранив при этом и казну, и армию, и жизнь своим сыновьям, что для тебя важнее всего.

– Как будто ты можешь мне в этом помочь! – пренебрежительно фыркнув, отмахнулся Эдэр.

– Могу, – опять ни капли не смутившись, ответила тьернийка. – Более того, объединив нашу кровь – твою и мою – мы сможем совершить Ритуал вдвоем, не привлекая кого бы то ни было еще. Твои сыновья участвовать в обряде не будут. За себя, кстати, ты тоже можешь быть совершенно спокоен. Мы оба останемся в живых.

– Откуда тебе известно, что все случится именно так, как ты утверждаешь?

– Я повторюсь, Владыка. Мои условия просты – ты можешь принять их или отказаться. Если ты согласен, то мою дочь должны перенести в Святилище, как я уже сказала. Ты оставишь меня наедине с ней и поклянешься кровью, что впредь ни ты, ни твои сыновья, ни кто-либо по приказу Детей Вечности не причинит вреда тем, в жилах которых течет кровь Каэны. Я знаю, что клятвы, данные дикарям, для тебя ничто, но эту ты исполнишь. Или обречешь на неминуемую и мучительную гибель своих сыновей – Силы не любят предателей и не прощают их.

– Представителей твоего рода больше не осталось, царица, – констатировал Аскуро. – Ты последняя. Твои сыновья, как я понял, наследниками не являются и под клятву, которую я должен дать, не попадают, я прав?

– Да.

– То есть за них ты не хочешь меня попросить?

– Не хочу.

– И если по моему приказу их головы насадят на пики в назидание другим врагам Царства Вечности, мне за это, по-твоему, ничего не будет? Ведь свое слово я не нарушу.

– Тебе ничего за это не будет, Вождь.

– Стало быть, ты опасаешься только за свою безопасность? Что ж, я гарантирую ее тебе, пока ты не нарушишь свое обещание. Но ты блефуешь, пепельная. Ты хочешь убедить меня, что призовешь погибель и разрушение на земли, которыми правила многие столетия? Нет, ты никогда не отдашь на разорение Силам свою страну! Даже ради дочери, как бы сильно ты ее ни любила. Если ты спустишь Призыв на Каву, то как потом ты посмотришь в глаза своим подданным, своему мужу, своим сыновьям, когда вернешься домой? Зная, что предала их самым подлым образом и ради чего? Нет, тут что-то не так!

– А вот теперь блефуешь ты, Вождь, – жестко усмехнулась пепельная, блеснув пронзительными смарагдовыми глазами. – Я уже никогда не вернусь в Каву, и мы оба знаем об этом. Более того, возвращаться мне будет некуда – после того, что мы сделаем, столица Тьерны перестанет существовать.

– Ты явно что-то задумала, царица! – Сколько Владыка ни пытался проникнуть в суть того, что говорила и делала пепельная, у него ничего не выходило. – Осталось только выяснить, что. А может мне не соглашаться вообще ни на что и просто отдать тебя палачу?

– И потерять редчайшую возможность совершенно бескровно для Царства Вечности завладеть половиной мира? Неужели тебе легче принести в жертву своих сыновей? Бросить их на растерзание Силам, которые будут рвать царевичей на части, пока твоя мечта будет претворяться в жизнь? И все это только потому, что ты не веришь мне?

– Твое предложение слишком заманчиво, чтобы быть правдой, а я не верю в неравные сделки. – Она хитра, как кошка, и, что уж говорить, умна. Но кто знает, на что она способна? – Согласись сама, ты получаешь тело дочери, а я – твое царство. Немного неравнозначный обмен, ты так не считаешь?

– Моя дочь стоит многих царств, разве ты не сказал бы то же самое про Нааяра? – Сказать-то он, конечно бы, сказал, но Царство за сына, даже за самого лучшего и любимого из них, Владыка бы не отдал. А вот тьернийка, похоже, готова отдать и отдаст! И не только царство. – Так что давай, не будем, Вождь. Ты всегда хотел заполучить Тьерну, и вот настал тот день, когда ты подошел к своей цели так близко, как никогда. Не упусти ее. Второго шанса у тебя не будет. Понимаю, что для мужчины слаще завоевать желаемое, чем получить его в дар или в обмен на что-то другое…

– И ты вот так просто отступишься и отдашь мне свое царство, царица?

– Ты сам заберешь его, я лишь не стану тебе мешать. Другой вопрос – сможешь ли ты его удержать?

Что может быть убедительнее, чем прямой, открытый взгляд?

– Узнав, что царица Тьерны в Эбене, твой муж непременно явится сюда.

– Никому не под силу сломать Стену. – Да, для ашесов Черта всегда была проблемой. Пересечь ее не удалось еще ни одному тьернийскому воину, разве что в цепях.

– Сломать можно что угодно, разумеется, если попытаться, – возразил Владыка, все еще не оставляя попыток разгадать мотивы пепельной.

– Это так. Но пока Врата Вечности целы, ашесы Черту не перейдут, и Римериану ничего не грозит.

Она права, Врата Вечности стоят и будут стоять. Так чего он боится?

– А если Асид-Ахди все же ослушается тебя?

– Он сделает это только в том случае, если ты нарушишь договор. Если же этого не случится, Сурир не станет рисковать моей жизнью. Она для него священна.

Какие же эти пепельные странные! Обладать лишь жалкой толикой власти и ни на секунду не возжелать большего, не попытаться захватить ее целиком? Всю жизнь по своей доброй воле оставаться под пятой у женщины, какой бы прекрасной и любимой она ни была? Непостижимо!

– Учти, царица, я не убью тебя, не получив того, чего хочу, – пригрозил, исподлобья смотря на свою гостью, Владыка. – И ты не сможешь уклониться от сделки, а если вдруг в последний момент передумаешь, тебя будут жестоко пытать.

– Если я скреплю свое слово кровью, то уклониться от сделки мне не даст вовсе не страх перед обещанной тобой расправой, а нечто иное.

– Мне трудно тебя понять, царица, – покачал головой Эдэр. – Ну, хорошо. Я принимаю твои условия. Но растолкуй, наконец, что же все-таки получишь от этого соглашения ты? Призыв может убить всю твою семью, и, скорее всего, так и произойдет. Если же этого не случится, их найдут и убьют мои воины. Твое царство будет разрушено Силами. И все это ради возможности один раз увидеть свою умершую дочь?

– Дай мне кинжал, Вождь! – резко вдохнув, Дарара вытянула перед собой узкую белую ладонь. – Не бойся! Смерть от моей руки тебе не грозит. Впрочем, как и мне – от твоей.

Вэнэнадор Аскуро нехотя протянул ей свой стилет рукоятью вперед. Пепельная, не колеблясь ни секунды, засучила рукав и, проведя лезвием себе по ладони, сжала пальцы в кулаке. Кровь тонкой нитью поползла от запястья к локтю, стала стекать на мрамор.

– Вот тебе моя кровь, Владыка. Камень, на который она упала, ветер, что выпьет ее, вода, что ее смоет, и огонь, который все это видел, запомнят мои слова. А я, Дарара Каэно, клянусь, что Призыв будет исполнен. После того, как ты выполнишь свою часть соглашения и истекут пять траурных дней по моей дочери, ты сможешь располагать мной по своему усмотрению.

– Но прежде пообещай мне, царица, что ты не попытаешься причинить вред ни мне, ни членам моей семьи! – потребовал Владыка. – А также поклянись, что ты сама доживешь до Призыва!

– Я доживу до него, Вождь, не сомневайся, – с улыбкой уверила Дочь Вечности. – И чтобы совсем уж успокоить твое сердце, ты можешь снять браслет с Анаис и надеть его на меня.

Глаза Владыки полыхнули огнем.

– Твоя взяла, царица. Я согласен. Быть посему!

– Клянись и ты.

Вэнэнадор Аскуро повторил нехитрые манипуляции с кинжалом, и второй раз за день на беломраморный пол с серыми прожилками полилось алое.

– Клянусь кровью Аскура, что ни я, ни мои сыновья, ни их потомки, ни кто-либо по моему приказу или приказу моих сыновей или их потомков не причинит вреда тем, кто ведет свой род от прародительницы твоего рода, царица.

На небе блеснуло – стремительно и ярко, разом ослепив, и небывалый по силе оглушительный рокот пронесся в высоте. Хлестанувший со всей мочи по навесу над галереей ветер опрокинул чей-то пустой бокал из-под вина, еще несколько фужеров скатились и попадали сначала на стол, а потом и на пол. Раздался звон бьющегося хрусталя. На той половине стола, где ее уже ничто не держало, освобожденная от груза скатерть взвилась в воздух, и Владыка заметил красные пятна на словно от испуга, а не от ветра метавшемся белом полотне.

А потом отвесной стеной пошел дождь.

Отступив в глубь балкона, заливаемого водой, так, чтобы она не доставала до ног, Аскуро проговорил, подавляя поднимающуюся из неоткуда тревогу:

– Я прикажу воинам впустить тебя в Храм и не препятствовать ни в чем. И дам тебе пять траурных дней, чтобы оплакать дочь. А теперь расскажи мне про Ритуал, царица. То, о чем ты умолчала.

– Что ж, изволь, – не стала упираться ашесинка, также отойдя от балюстрады и поплотнее запахиваясь в плащ. – Все твои сыновья родились с серыми, как и у их отца, глазами, но потом у четверых из них цвет радужки изменился. Верно?

– Да, – согласно кивнул Владыка. Невнятное смятение отступило, но никуда не ушло. – Он поменялся у всех, кроме Тансиара и Нааяра.

– Ты не спрашивал себя, почему?

– Старшие дети не участвовали в обряде посвящения Силам, а смена цвета глаз всегда сопутствует передаче ребенка под покровительство той или иной стихии, поскольку он становится ее проводником.

– Не проводником, а скорее уловкой или, если угодно, попыткой обмануть древние Силы, – поправила Дарара. – Основное предназначение такого посвященного – стать щитом для Пятого. Но откуда пошла такая традиция? Зачем вообще было завещать принцев стихиям? Предположу, что некогда в стародавние времена один из твоих предков, не без основания уверовав в свою исключительность, решился в одиночку вызвать Силы. Не думаю, что ошибусь, если возьмусь утверждать, что Призыв ему нужен был не для собственной защиты, а для нападения. Причем напасть он решил именно на Тьерну, которой уже тогда правил кто-то из моих предков. В итоге Аскуро закономерно поплатился за свои действия жизнью, правда, загодя сообразив оставить наследника, иначе бы его род благополучно пресекся на нем, и мы бы с тобой не разговаривали, – пепельная не стала дожидаться подтверждения своих слов и продолжала. – С тех пор и начали предприниматься попытки обойти запреты и найти приемлемый выход, при этом по возможности уклонившись от неизбежной платы. А как это было сделать? Очевидно, следовало заменить несговорчивые стихии чем-то или кем-то иным – более уступчивым, благонадежным, а еще лучше – контролируемым. Четырьмя недостающими компонентами. И со временем, методом проб и ошибок Аскуро таки нашли какой-никакой, но выход, хотя и далеко не безболезненный.

Мысль, пришедшая в голову тому, кто придумал это первым, была гениальна и проста. Если у Эдэра рождаются братья, то все они обладают общей кровью, являясь потомками богов. А если братьев еще и четверо, то почему бы одним высшим существам не заменить другие? Полагаю, первый опыт был проведен и оказался относительно успешным. Но то, что срабатывало с другими врагами Римериана (хотя и применялось гораздо реже, что ни говори, а Вечное Царство все же несоизмеримо сильнее своих полукочевых соседей, а охотиться с молотом на комара неразумно), не работало с главным соперником Царства Вечности.

Вот тебе и ответ, Владыка, почему нам с тобой ничего не грозит: пока я здесь, на другой стороне нет никого, кого «пребывающие в тени» должны защищать. Поэтому вместе мы без труда сможем сделать то, за что твой отец и его братья заплатили такую чудовищную цену. Нас же не зря называют Детьми Звезд и Отпрысками Вечности. В этом должен быть смысл. Мы не подвержены человеческим болезням, мы стареем в сотни и сотни раз медленнее, чем обычные люди, мы наделены способностями, которые позволяют нам читать мысли и вмешиваться в них, управлять другими помимо их воли, видеть на расстоянии. Не знаю, откуда пришли те, кто дал нам жизнь, но то, чем они владели, в той или иной мере осталось в нас.

– На суде твоя дочь говорила, что когда ашесы нашли Каэну, ее сторожил черный зверь.

– Верно, – кивнула Дарара. – Скинаи – спутники богов, они защищают их и подчиняются их воле в любом из миров. Такова суть «ожидающих в тени». Мы повелеваем спутниками, а спутники – Силами. Они сами живое воплощение стихий. Скинаи способны найти нас вне зависимости от разделяющих нас расстояний, лишь по одному нашему зову о помощи, пусть даже неосмысленному. Нанхар, которого позже прозвали Науэлем или Священной Черной Кошкой, всего лишь воплотился в хищника, чтобы отдать Каэне свои жизненные силы и уберечь ее от опасности, которая могла грозить ребенку в пока еще чуждом ей мире.

– Если верить всему, что ты говоришь, то тогда для какой цели наши прародители были наделены подобными способностями? И кем они были ими наделены?

– Это правильные вопросы, – качнула серьгами царица, – ответы на которые известны лишь тем, кто породил нас. Об остальном мы можем только гадать. Откуда и зачем наши предки были наделены тем, что у людей почитается божественной силой, – полагаю, для сохранения равновесия. Но в одном я убеждена, и время подтвердило мою догадку: таким, как мы, запрещено направлять Силу друг против друга. Поэтому Каэно никогда не обращали ее на ваш народ, а каждый раз, когда твои предки пытались уничтожить Тьерну, а с ней и кого-то из ее властителей, – скинаи стояли на страже соблюдения законов и сводили число мужчин вашей крови к минимуму – для продолжения рода, но не более.

– Эти… законы действуют только в нашем мире? – с неподдельным интересом уточнил Аскуро. – Или существуют и другие миры, на которые они распространяются?

– Ответ на этот вопрос может знать лишь тот, кто ходил между ними, Вождь, – ответила пепельная.

– А ты? Ты – ходила? – напряженно вглядываясь в лицо тьернийки, по своей привычке прищурился Владыка.

– Нет.

– Это все? – допытывался Вэнэнадор Аскуро. – Все, что ты знаешь?

– Это все, что я хотела сказать, – отозвалась Дарара.

– Хорошо. Тогда я жду твоего возвращения из Темполия, царица, – напомнил Эдэр. – Браслет с кошачьими головами прекрасно смотрелся на руке твоей дочери, на твоей он будет смотреться не хуже.

Успевшая дойти до выхода Дарара Каэно медленно обернулась и, накидывая на голову расшитый по краю золотом капюшон, посмотрела на мужчину.

Не ожидавший подвоха Владыка вдруг почувствовал, как земля пошатнулась под ногами и странное жжение возникло во внезапно и сразу пересохшем горле. Это не было правдой, но и на фантазию, порожденную воображением, отнюдь не походило. Нахлынувшее ощущение казалось мимолетным, но настолько ярким, настоящим и одновременно пугающим, что заставило Эдэра схватиться за собственное горло. Нечто неведомое, не знавшее жалости, умолять о пощаде которое было бесполезно, бессмысленно и безнадежно, медленно затягивало удавку на шее старшего Аскуро и делало это не спеша, будто наслаждаясь как самим моментом, так и беспомощностью своей жертвы. И спроси кто Вэнэнадора Аскуро, где именно находилась та самая удушающая петля – снаружи или внутри него – он не смог бы объяснить. Но одно он готов был признать: еще немного и Владыка Римериана упал бы на землю, разрывая на себе одежды и мечась в слепой агонии, если бы не случилось чудо, и нечто отпустило его прежде, чем рассудок окончательно захлестнула неподотчетная разуму паника.

Черноволосая гостья тем временем с четверть минуты внимательно разглядывала тяжело дышащего, почти хрипящего римерианца, старавшегося совладать с собой и отогнать непонятный морок. А то, что завладело Вэнэнадором Аскуро, было именно им. Никто его не душил. Солдаты, как и было приказано, дежурили внизу. На балконе их по-прежнему было только двое: он и женщина в черном плаще.

Или уже нет? Послышались чьи-то шаги. Едва отдышавшийся и успевший утратить уверенность в чем бы то ни было Вэнэнадор Аскуро вздрогнул и повернулся на звук. Однако беспокоиться оказалось не о чем: на галерею поднималась Эдэра, как-то сумевшая обойти охрану. У Владыки вырвался вздох облегчения, но когда он снова посмотрел на пепельную, ему впервые за целую Вечность стало страшно. Пристальный зеленый взгляд, чуть наклоненная к плечу голова и едва заметная улыбка на губах – как они могли напугать такого, как он? Но по спине поползли самые настоящие мурашки, а на лбу выступил холодный липкий пот. Впрочем, это ощущение сразу же прошло, как только тьернийка переключила свое внимание на Владычицу Царства Вечности, вернувшую себе этот титул после казни Анаис Аскуро.

– Царица Римериана удивлена? – поравнявшись с Каэзией, подняла черную бровь пепельная. – Царица Римериана увидела призрак?

На лице Каэзии и вправду читалось немое изумление, а в широко раскрытых льдисто-голубых глазах отражался не то ужас, не то суеверный страх.

– Не стоит так удивляться – твой муж тоже принял меня за другую… – Дарара взяла потрясенную женщину за руку, белые пальцы коснулись чужой ладони. – Сколько камней бросила твоя рука сегодня?

– Достаточно! – с трудом проглотив комок в горле, окрысилась Каэзия.

Платье Эдэры было сплошь покрыто налетом из песка и пыли. Все правильно, она присутствовала на казни и принимала в ней активное участие, и не нужно было быть пророком, чтобы понять это.

– Я вижу, – не отрывая взгляда от собеседницы, произнесла Сурима. – Смерть – ядовитая змея. Играя с ней, очень легко убедить себя, что тебе нечего бояться, что, однажды прирученная, она и впредь будет беспрекословно исполнять все твои приказы. Ты не задумываешься, что однажды неподвластная никому сила сделает свой очередной смертельный бросок и отберет – только на сей раз уже не у твоих врагов, а у тебя – самое дорогое…

Эдэра вполне была способна заклеймить чужестранку последними словами, но вместо этого супруга Владыки потрясенно молчала и только продолжала неотрывно смотреть в лицо пепельной, будто остолбенев. Владыка видел проблеск чего-то жуткого в глазах жены, пока пепельная держала ее за предплечье. О чем они говорили, вернее, что именно говорила жене тьернийка, со своего места он не слышал. Но это что-то поразило царицу Римериана до глубины души.

Жена Владыки вздрогнула всем телом и отшатнулась, вырвав свою руку.

– Этого не может быть!!! – закричала она. – Это все обман! Подлая, грязная ложь! Ты морочишь мне голову! – прошипела она, бледнея на глазах. – Откуда тебе знать? Тебя там не было и быть не могло!

Но мгновение спустя роли сменились, и теперь уже жена судорожно хватала пепельную за руку, как хватает ветку когтистая птица, пытаясь сохранить равновесие и не упасть.

– Постой! – выдавила из себя урожденная Эленгуэм. – Но это же не все, ведь так?! Не может быть все!

Голубой взгляд с отчаянной непримиримой ненавистью ловил зеленый.

– Отпусти меня, – коротко и спокойно попросила тьернийка, но Каэзия не слушала или не слышала, а все твердила, то и дело срываясь на крик:

– Я должна узнать, что будет дальше! Что будет… с ними! Покажи мне! Я имею на это право! Я их мать!!!

– Дай мне пройти! – раздраженно бросила Сурима, в итоге скинув с себя чужую руку.

Направляясь к выходу, пепельная мимоходом задела плечом решительно вставшую поперек дороги, но так и не сумевшую задержать ее супругу Владыки.

Прошли несколько секунд после того, как Дарара Каэно покинула галерею, когда раздался истошный, леденящий душу вой, в котором лишь с большим трудом можно было различить голос Каэзии Аскуро.