Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

– Сочтет, – согласно кивнул Тансиар, – но мне не нужны другие. Я хочу только ее.

– Ты безумец! Однако я вижу, что никакие доводы не перевесят твоего желания задеть Нааяра.

– Он-то как раз тут совершенно ни при чем. Будь на его месте любой другой, она все равно стала бы моей. Пойми, брат, я не хочу ее потерять и не потеряю, чего бы мне это ни стоило.

– Нааяр не поймет этого. Он не простит тебе!

– Меньше всего я нуждаюсь в его понимании и прощении. В любом случае, я всегда готов принять его вызов. Пусть сталь и Вечность решат, кто из нас достоин ее.

– Ты готов убить Эдэрэра, своего брата, ради пепельной?! – изумился Рийон.

– С чего ты это взял? – вынув клинок из ножен на треть и поймав на лезвии блик от огня, Чиаро вогнал его обратно. – Я всего лишь проучу его, Нааяр это заслужил.

– Чиаро, ты ведь отдаешь себе отчет, что этим все не закончится? Поражение Наследника и расторжение брака обернутся для него несмываемым позором. Это вечная ненависть. Неужели любовь того стоит?

– Любое добро наказуемо. Тебе ли этого не знать?

– Едва ли я являю собой воплощенную добродетель.

– Ты не желаешь признавать очевидного и не перестаешь чернить себя. Это твое право. Еще когда ты был моим учеником, помнится, я говорил тебе, что время – отец истины. И сейчас я как никогда уверен, что в конечном итоге оно все расставит на свои места. Вот только тебе это не поможет.

– Разве я нуждаюсь в помощи?

Этр предостерегающе покачал головой, не отрывая тревожных карих глаз от воспитанника:

– Ты выжил. Поберегись! Они тебе этого не простят. Нааяр ненавидит тебя.

– В нашей семье всегда были непростые отношения…

– Непростые? – брови мэтра взметнулись вверх. – Ты либо слишком снисходителен, либо не к месту дипломатичен. Наследник все готов отдать, чтобы стать хотя бы наполовину тем, кем являешься ты. Остерегись, он будет мстить. Я не меньше тебя люблю Римериан и не люблю Тьерну, но даже меня не станут слушать, если ты не подтвердишь мои слова. Прислушайся к тому, что я говорю, скажи людям правду, они имеют на нее право. Когда Нааяра отстранят и он перестанет быть Эдэрэром, ты возьмешь в жены Анаис. О твоих чувствах к ней я осведомлен. Вы будете прекрасной парой. Но ты не должен его покрывать. – Они уже давно не говорили так откровенно, один на один, и если Чиаро передаст слова этра хотя бы кому-нибудь из родных, конец карьере притория наступит так же быстро, как и конец его жизни. Но сын пепельной никогда не донесет. Его воспитанник вырос и, перестав мучиться вопросами, почему на него надели сатринитовый браслет, научился сам справляться со своими трудностями.

– Ты мудрый, старик. Но у тебя нет братьев и отца.

– Зато у меня есть совесть, сердце и разум, и я их очень ценю.

– Каждый ценит то, что имеет. Как бы то ни было, я не собираюсь ни в чем обвинять Эдэрэра.

– Зная, что он виноват? А если он обвинит тебя? Ведь он уже это сделал…

Альентэ лишь плечами пожал. Все правильно – каждый отвечает только за свою совесть и больше ничью.

– Ты знаешь, что за твоей спиной Вечное Царство. Оно ждет, какое решение ты примешь. Ждет и надеется.

– Тебе прекрасно известно, что за Руайом я воевал и буду воевать, но интриговать за Царство Вечности я не стану.

– Я знаю тебя с юности, видел, как ты рос. Только благодаря тебе я живу на этом свете так долго. Но не думай, я не цепляюсь за свою жизнь и не страшусь смерти, ведь рано или поздно она приходит ко всем, даже к Аскуро. Я прошу тебя лишь об одном: не дай мне пережить твою гибель, ее я видеть не хочу.

Тансиар молча коснулся рукой плеча своего наставника. Мысли полководца в данную минуту были далеки от происходящего.

– Проклятая покорность… – процедил сквозь зубы приторий. Этр практически никогда не ругался в присутствии ученика, но сегодня даже у него сдавали нервы. – Неужели ты рассчитываешь на их благородство? Или на свою судьбу? Она изменит тебе и глазом не моргнет, уже изменила!

– Я не жду помощи ни от нее, ни от кого-либо другого, – ответил воин.

– Да, ты не ждешь и не просишь… Никогда не просил.

Наставник горько вздохнул.

– Что ты будешь делать с младшим братом? Пустишь все на самотек?

– Малышу недурно заморочили голову, это ясно как день.

– А вот мне ясно другое: в зале Эссельса ты боролся за того единственного, кто был тебе небезразличен. За веру в человека и человеческий разум. И проиграл.

Впервые за вечер едва заметно дернулась безупречно выбритая щека. Тансиар не ответил.

– Памятью твоей матери заклинаю тебя, прежде чем принимать опрометчивые решения, ознакомься вот с этим. – Скараменти протянул Первому Воину обернутую в кожу книгу и добавил. – Наши уроки закончились давным-давно, и мне остается лишь одно: надеяться, что написанное здесь поможет тебе разобраться в некоторых деталях.

В самом деле: неужели любовь того стоит?

– Чиаро? – Рийон окликнул брата, и тот будто бы очнулся:

– Ее любовь стоит гораздо большего.

Властитель Ветра вздохнул и попробовал зайти с другой стороны:

– Я вижу, что она дорога тебе. Быть может, это судьба и такое бывает раз в Вечности, но подумай! Ты же сам даешь им лишний повод добраться до тебя! Если дело дойдет до огласки, отец примет сторону своего любимого сына, он всегда ее принимал, а ты… не будь на тебе этого проклятого браслета, ты бы еще мог побороться за нее, но ведь стоит отцу…

– Мне все равно. – Тансиар скрестил руки на груди, глядя прямо перед собой через окно в бархатные сумерки.

– Ты не думаешь о себе, тогда подумай о ней, если она действительно тебе небезразлична. Что станет с ней, если… Силы меня побери! Если ты… если тебя…

– Ее защитит тот, на кого я могу положиться.

– И кто же это, интересно?

– Ты.

– Что?!

Больше ничего возразить Рийон не успел, как и подумать, потому как кисть обхватила чужая рука и Четвертый сын Владыки провалился в яркий солнечный день.

Высланный в галоп белогривый жеребец с легкостью преодолел насыпь, достиг крепостной стены и въехал в приграничную цитадель, а за ним звонко втоптали пыль в каменную кладку внутреннего двора копыта еще пятидесяти лошадей. Рийон оглядел выстроенные на века каменные стены и осадил своего коня. Их предки, возводя Черту, строили на совесть, а каждый Бастион хоть и был похож на остальные семь, тем не менее отличался от них, как брат отличается от брата. И любой из сыновей Владыки мог узнать вверенный ему оплот, лишь раз на него посмотрев. Поэтому Рийон мог с точностью сказать, что вокруг него были знакомые стены.

– Кто здесь за главного? – Голос прозвучал требовательно. Лишь спустя секунду до Рийона дошло, что это говорит он сам.

– Я, Альентэ, – откликнулся невысокий худой военный, поспешно спускаясь по нагретым солнцем ступеням.

Альентэ? Что за?

– Уважаемый, напомните ваше имя…

– Росано Лотарэ, господин. Заместитель командира Багряного Бастиона.

Багряный? Нет, погодите-ка… Вечность!

– Кто командует Багряным Бастионом?

– Толомео Альмена, господин.

– Росано, скажи мне, куда подевался ваш начальник и ваши люди? Почему их нет на месте?

– Господин, сегодня рано утром к командиру приехал курьер из Эбена, альтериец, и передал ему срочный пакет. Что в нем было, я не знаю, но командир собрал почти семь сотен пехотинцев и увел их с собой на юго-запад, во внутренний Римериан. Мне и оставшимся приказано было продолжать дежурить на своих постах, что мы и исполнили…

– Ты можешь описать того курьера, Росано? Как он выглядел? Тебе запомнились какие-нибудь его отличительные черты?

– Да, господин. И хотя он скрывал свое лицо, кое-что я успел приметить…

Нить внезапно оборвалась, и золото дневного света померкло. Рийон стоял в комнате своего брата и потерянно хлопал ослепшими на мгновение глазами. Зрение возвращалось медленно и неохотно, а с ним и возможность говорить. Нет, не говорить – орать, что есть мочи!

– И ты умолчал об этом на Эссельсе?! – чуть не сорвался на крик Рийон. Брат был в ярости.

– Для себя я услышал достаточно, – совершенно спокойно ответил Чиаро, – остальное уже не имеет значения.

– Не имеет значения?! – окончательно вскипел Четвертый Аскуро. – Да ты с ума сошел! Ты что, не понимаешь? Это же заговор! Заговор против тебя!

– Успокойся, Рийон. Я показал тебе то, что ты увидел, вовсе не для того, чтобы устраивать скандал. Напротив. Эссельс не узнает правду. По крайней мере, от меня. Ты тоже будешь молчать.

– Почему ты не согласился на обряд? Он бы подтвердил твою невиновность!

– Я хотел узнать, как далеко они готовы были зайти.

– И что, узнал?

– Успокойся, Ри. Ничего непоправимого не случилось.

– Пока. Но я не понимаю, на что ты рассчитываешь? И зачем позволил мне это увидеть? Вечность… – Рийон неожиданно замер и потрясенно прошептал. – Мы же братья! Кровные родственники! Как тебе ЭТО удалось?

– Просто я хочу, чтобы хоть кто-нибудь знал правду, если со мной что-то случится.

– Ты меня пугаешь…

– Я этого не хотел. Но все действительно еще только начинается. – Нечего сказать, успокоил! – Я сожалею о гибели командира Альмены. Мне доводилось слышать, что он мужественно бился при приступах. Пожалуй, единственное, что спасло его заместителя, – это незнание. Иногда оно и вправду оказывается целительным.

– А твои алеары… Они были лучшими! Подумать только, простые римериане, а дрались как львы! Их тоже принесли в жертву…

Рийон вспомнил сопровождавших повсюду брата конников, набранных Тансиаром из простолюдинов, причем как из Эбена, так и с окраин Римериана. Полководец сам тренировал их. Обучал обращаться с оружием и ездить верхом тех, кто не умел, беспощадно натаскивал делающих успехи, подбадривал и раззадоривал отстающих. Брат нянчился с ними, как с детьми! Глядя на увлеченного Чиаро, Рийон мог поклясться, что тот вкладывал в избранных им римерианцев всего себя, их подготовка занимала все его мысли и съедала почти все его время. Однако любые старания рано или поздно оказываются вознаграждены, и Тансиар с его алеарами исключением не стали – он вырастил себе настоящих воинов. Готовых ради него на все. Люди, вначале смотревшие на Чиаро, как на лучшего воина Руайома, вскоре стали смотреть, как на бога. И этому было вполне разумное объяснение: мало того, что Альентэ вытащил их из нищеты, дал надежду и сделал из них настоящих солдат, готовых защищать Стену, очень скоро стало очевидно, что находясь рядом с Сыном Вечности люди старели раза в два, а то и в три медленнее, а Сила Первого Воина будто передавалась им самим.

Но когда, наконец, гвардия Альентэ была сформирована, между Альтерой и Алеарой разгорелась негласная вражда. Немудрено, что притории, состоявшие в элитных войсках, охранявших Престол, не упускали возможность поддеть, оскорбить или унизить «голоштанных крестьян». Гвардейцы из Альтеры безнаказанно задирали Крылатых, те сжимали эфесы и терпели, очевидно, по приказу своего хозяина, но потом все-таки не выдержали и следующее неосторожно сказанное слово стоило нескольким альтерийцам жизни, расставаться с который остальные желанием не горели. Поединок был честным, поэтому предавать огласке его не стали, и все же правда просочилась в город, и эбенцы встали на сторону алеар, рассудив, что нечего альтерийской гвардии было лезь на рожон – целее бы остались. Те уразумели, что связываться с Крылатыми себе дороже, и больше к ним не лезли.

Что Тансиар чувствовал теперь, когда потерял их? И чувствовал ли? Брат стал скрывать себя настоящего, когда на него надели браслет, так что мало кто взялся бы предположить, о чем думает Альентэ сейчас.

– Кровь моих людей – в моей памяти и на моих руках. Но отступить я права не имел, и они были к этому готовы… – Провалы в ставших черными глазах внушали неподдельный страх. Чиаро здесь больше не было, он до сих пор был там, вместе со своими алеарами.

– Тогда скажи, разве справедливость не требует во всеуслышанье заявить, что имело место преступление против Руайома и против тебя лично? – Законное возмущение младшего брата требовало выхода. – Пусть устроят проверку в Темполии! Призови Вечность в свидетели, пролей свою кровь, пусть все увидят, что ты говоришь правду! Что ты не изменник!

– Ты не понимаешь? – как-то слишком тихо откликнулся Чиаро, понизив голос и наклонив голову на бок.

– Тебя и твоего бездействия? – негодовал Четвертый сын Владыки. – Хоть убей!..

– Мы притории. Наша главная цель – сохранять мир и равновесие в Царстве Вечности. Во что бы то ни стало. Какие бы жертвы ни пришлось принести. А я – всего лишь человек, пусть и один из рода Аскуро. Ты готов из-за нелюбви ко мне брата и отца утопить Царство Вечности в крови? – Рийон, как ни пытался, не смог выдержать серого взгляда брата. – Если мы начнем говорить, это приведет только к еще большим жертвам и напрасному кровопролитию. Ты хочешь внутренней междоусобицы на Престоле? Мятежей в Эбене? Можешь поверить мне на слово, если пошатнется Престол, городу Черного Дерева не устоять. Но на этом все не закончится, дальше столица потянет за собой весь Римериан. А ослабленной стране, охваченной внутриусобной войной, не удержать границ.

Зачем тебе все это? Ради чего?!

Четвертый Аскуро не верил, не хотел и не мог верить всему, что видел и слышал.

– А ты никогда не допускал мысли, что они любят не Эбен, а исключительно себя?

– Стоит мне лишь на секунду в это поверить… – И без того ледяные глаза Альентэ стали бездонными и пронзительными, как самая глубокая пропасть.

Повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь треском прогорающих поленьев.

– Я одного не могу понять: ты догадывался обо всем, и, несмотря на это, вышел за Черту?! – Как же это, должно быть, мерзко и больно – понимать и принимать все, что тебе подкидывает судьба, не имея возможности должным образом ей ответить! Хотя почему не имея? Он выжил, вернулся и даже готов молчать о совершенном при Багряном Бастионе преступлении.

Первый воин улыбнулся одними губами.

– Я знал одно: пятистам всадникам при всем желании было не добраться от Алого до Багряного за обещанное Эдэрэром время. Если, конечно, у коней не выросли бы крылья, что, согласись, весьма маловероятно… – Тансиар со всей силы оттолкнул ногой пустую винную бутылку, стоявшую на полу. Рийон ее не заметил. – Небытие их побери! Как бы было хорошо, если бы иногда политики не совали свой нос в войну! Особенно те политики, которые делают это столь бездарно.

Альентэ упал в кресло, и его взгляд снова утонул в пляске огня. Оранжевые языки на миг рванулись ввысь, пытаясь дотянуться до верхней стенки камина, но тут же опали, будто поняв бессмысленность своих стараний.

– Ты принял неравный бой осознанно, понимая, что никто не придет… – Рийон уже не спрашивал – ему и так было все понятно, но Тансиар на реплику брата все же ответил.

– У меня был приказ.

Да, он прав. У него был приказ, и не было другого выхода. Первый Воин не может ослушаться Владыку и Наследника. И какой идиот назвал Альентэ всесильным? Альентэ может исполнить приказ, но не может спасти своих людей, избавив их от верной смерти. Альентэ может выжить, но не может вернуться домой, не встретив упреков и подозрений. Альентэ может любить женщину, но не может сделать ее законной женой, потому что она принадлежит другому. Альентэ знает правду, но будет о ней молчать, потому что для брата данное им слово, его клятва защищать родину – священна. А что имеет первостепенное значение для отца и Нааяра?

Старший брат коснулся тонкими пальцами лба, и Рийон только теперь заметил, какие у того под глазами темные круги.

– Если ты не возражаешь, мне нужно привести себя в порядок. – Тансиар снова был прежним – самоуверенным, ироничным и лишь слегка отстраненным. – Я очень устал. Все, чего я хочу сейчас, – это упасть и уснуть. Причем как можно скорее.

Дураков и глупцов следует вовремя ставить на место, а мерзавцев – пристреливать. Но что если среди мерзавцев затесались некоторые из членов твоей семьи? Сегодня Рийон понял: Чиаро будет терпеть. До каких пор? Хороший вопрос. Пожалуй, что до конца, каким бы он ни был.

* * *

Они расстались, и Рийон неторопливым шагом направился к себе. Он почти успел завернуть за угол, когда его слуха достиг звук быстро приближающихся легких шагов, и он услышал прерывистый женский голос:

– О, Силы! Я думала, тебя убили…

Четвертый Аскуро никогда не подслушивал чужих разговоров и не замечал за собой склонность к соглядатайству, но на этот раз что-то не позволило ему уйти. Мужчина выглянул из-за портьеры, закрывавшей проход, и увидел, как черноволосая женщина обнимает Тансиара. Повидавший на своем веку (и веку не одном) многое, Рийон мог поклясться, что он еще никогда не был свидетелем столь бурного проявления чувств.

– О, Вечность! – шептала черноволосая, сбиваясь, путаясь в словах, не в силах наглядеться на мужчину, которого даже родственники уже считали мертвым. – Мне сказали, что ты погиб! Но я не верила, я надеялась… Нет, я знала!

– Маленькая моя… – пытался успокоить всхлипывавшую женщину воин, но куда там! Если пепельная вбила себе что-то в головку, то скорее ветер перестанет дуть, чем он сможет ее переубедить. Навоображала себе Силы знают что, а теперь мучается! Небось ночами не спала… И все ради чего? Чтобы увидеть его живым и здоровым? Да куда он от нее денется? Куда уйдет? Теперь – уже никуда. – Я здесь. И я больше не уйду.

– Мне снились дурные сны, в них что-то было… Но я повторяла про себя: он вернется! Однажды я представила себе на миг, что тебя нет, и ужаснулась! Если тебя не станет… Я не знаю, что со мной произойдет…

– Анаис, не надо!

– Знаю… Все позади…

– Тогда почему ты плачешь?

– Чиаро! – прошептала она, пряча лицо у него на груди. Слезы, не переставая, лились по ее бледным щекам. – Они убили их! Убили! Всех! Они и меня убьют… Я чувствую это! Что их остановило – не знаю, но они не успокоятся…

– Никто тебя не тронет, маленькая, – сжав губы в тонкую линию, ответил Тансиар. – Я вернулся. Я здесь.

– А тебя? – Огромные зеленые глаза смотрят прямо в душу. – Тебя они не тронут?

– Не посмеют, – хмыкнул воин и коротко поцеловал пепельную в висок, крепко прижав к себе.

Он лжет ей, но ради ее спокойствия он солжет и перед Алтарем Темполия, и перед лицом Вечности.

– Но теперь миру конец… – шепчут губы, которые он никогда не устанет целовать. – Силы, что же будет дальше?

– Я не знаю, маленькая… Не знаю. Но мы что-нибудь придумаем, вот увидишь. Только будь со мной!

– Я буду! Буду! – решительно пообещала она, сжимая ладонями его плечи. – Ты – все, что у меня есть!

Белые руки со всей своей нежной силой прижимают его к себе, пальцы вплетаются в волосы цвета воронова крыла, вдыхают знакомый аромат… Так, что понимаешь – все правда. Абсолютно все. И еще то, что тебя действительно ждали. Так, как, пожалуй, никого другого в этом или каком-либо другом мире.

Воин взял ее лицо, белое, словно из снега, в свои ладони. Посмотрел в глаза и, будто увидев впервые, проговорил, веря и не веря:

– Родная моя, ты меня ждала. Только ты одна.

Стоило ли все это пережить, чтобы вернуться к семье? Выходит, что нет. А вернуться к ней? Вот же она, твоя награда. Так чего же еще можно желать?

* * *

Рийон как завороженный смотрел на целующихся брата и невестку и никак не мог отвести от них глаз. Брат солгал. Он не устал, вернее, устал, но все равно ждал ее. Вот с кем он был настоящим! Вот от кого не прятался и ничего не скрывал. Кому открывал всего себя, даря без остатка. Не заслужили, значит. Ни доверия, ни открытости, ни блеска в глазах. Не заслужили ничего. Ну и поделом вам, родственнички! Сами виноваты. Никто из вас не встретил его с такой радостью и слезами на глазах, как она. Так с чего тебе, Чиаро, любить их? Какого отношения они заслуживают? Никакого. Ты, брат, пошел против всех, но за это ты получил ее. Любящее сердце, которое верит и ждет. И ты завоевал свое счастье по праву, собственной кровью. А у них у всех есть хоть кто-нибудь, кто бы так сильно любил, верил и ждал? Никого. НИКОГО.

* * *

На улице стояла глубокая ночь, когда Чиаро разбудил смутный, не запомнившийся ничем примечательным, но уже ставший привычным сон. Воин вырвался из очередного кошмара, в котором его раз за разом убивали, и он никак не мог одолеть всех своих врагов и возвратиться к той, ради которой теперь жил и дышал. Противников становилось все больше и больше, его люди умирали, а он оставался один. Он слышал крики своих алеар, их призывы о помощи, чувствовал предсмертную боль и бездонное, безграничное одиночество. Каждую ночь с того самого дня при Багряном он видел этот повторяющийся сон. Сегодняшняя не стала исключением. Но сегодня рядом с ним спала лучшая из женщин, и это меняло очень многое.

Чиаро сделал глубокий вдох, восстанавливая сбитое дыхание.

Небо было ясным и бесконечно звездным. Обе луны светили в открытое окно подобно глазам неведомого животного. Полнолуние Ямана и предполнолуние Сакхра. Это тревожные луны разбудили его? Едва ли… Сурир предлагал ему помощь, старший Каэно видел его ночные мучения, но Тансиар отказался. Хватило и того, что мать Анаис вытащила его с того света. Но воспоминания не отпускали. Она смогла спасти только двоих, но не всех.

Жена брата шевельнулась и во сне сжала его руку в своей ладошке. Маленькая…

Кружившие подобно стервятникам мысли постепенно стали рассеиваться и истаивать, словно спеша за начинавшей гаснуть ночью. Воин уже почти заснул, когда от окна послышалось хлопанье крыльев и царапанье когтей о подоконник. Чиаро сонно улыбнулся. Его лаггар. Все-таки прилетел! Давно не виделись, приятель! Говорят, что с птицами возвращаются души умерших, принося прощение. Заслуживал ли он его? Воин не был в этом уверен.

Тансиар сомкнул веки, мысленно отсалютовав соколу и всем тем, кто нынче ночью вернулся вместе с птицей. И тем, кто не вернулся вместе с ним.