Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

15. Обвинение

Очередной Эссельс ничем не отличался от предыдущих. Все те же повторяющиеся лица изо дня в день, из года в год, из десятилетия в десятилетие лишь с некоторыми изменениями – кто-то из них рано или поздно умирал – его место занимал сын, брат или, в отсутствие оных, – ближайший родственник мужского пола.

Вот только места по правую и левую руку от Владыки пустовали. И если отсутствие Тансиара можно было объяснить его временным отстранением от дел, то неявка Нааяра на Совет вызывала вопросы. Его старший сын никогда не пропускал собрания, что же случилось сегодня? Его кто-то задержал? Он забыл? Перепутал время? Невозможно! Эссельс неизменно проводился в один и тот же день и час.

Порой, Вэнэнадор Аскуро готов был согласиться с Тансиаром, что заседать в Совете – скука та еще, но молодые на то и молодые, они могут многим пренебречь, и их никто за это не упрекнет, а вот старшему Аскуро не подобает проявлять бурных чувств. Усталость, сомнения, раздражение, неуверенность – враги главы любого государства, не говоря уже о слабоволии.

Сегодня зал был забит до отказа – явились почти все притории до единого. Стоило запахнуть жареному, и воронье слетелось на поживу. Готовившееся против Альентэ дело взбаламутило многих. Еще бы! Скандалы дурно пахнут, а случившееся в царственной семье забудут нескоро. Пока что Чиаро отделывался домашним арестом, который практически никак не ограничивал свободу его перемещения: ему было запрещено выезжать за городские стены, но полководцу это было и не за чем – все его интересы находились здесь, во Дворце Заблудшего Солнца, в покоях царицы Римериана.

Владыка поочередно оглядел своих сыновей, задержав на миг внимание на каждом: Трион, поникнув головой, сутулился в своем кресле, погруженный в какие-то ведомые ему одному думы. В свободное от заседаний время сын был занят укреплением северных Бастионов, туда свозили материалы и рабочих. Третий сын Вэнэнадора Аскуро был полностью увлечен единственным делом, которое его интересовало, – строительством. Рядом с Трионом сидела его полная противоположность – медноволосый Орьен, который, чуть прищурив янтарного цвета глаза и скривив губы, любовался гудящими людьми в алых одеждах. Стройный и изысканно одетый, Пятый сын Владыки был скрытен и немногословен, но Повелитель знал, что резать словом Орьен способен не хуже, чем Тансиар – мечом. Из маверени эльдур[55]55
  Mavereni eldur – (лаэт.) «спящий огонь».


[Закрыть] со временем выйдет идеальный советник – такой с невозмутимым лицом примет непростое решение, взвесив все «за» и «против». И решение то будет, безусловно, во благо Римериана.

Рийон, подстать Владыке, тоже рассматривал братьев. Заметив обращенный на него взгляд отца, Властитель Ветра прямо посмотрел на Эдэра и сдержанно наклонил голову. Самый близкий Тансиару по духу, Рийон всегда выступал его защитником. Что бы ни случалось, Четвертый сын Владыки непременно принимал сторону Чиаро и в итоге оказывался в выигрыше, потому что Тансиар умел постоять и за себя, и за свои убеждения, и за свои поступки. Синие глаза и сегодня блестели вызовом. Рийон так и не поддержал Владыку и Наследника в их подозрениях касательно лояльности Альентэ и продолжал отшучиваться, уходя от прямого ответа, всякий раз, когда с ним хотели об этом заговорить. По его словам «если Чиаро предатель, то Аскуро нужно собирать вещи и бежать из Эбена, потому что в этом случае город уже ничто не спасет». И еще Рийон добавлял, что «даже если мы допускаем эту безумную мысль, что человек, всю свою жизнь проливавший кровь за Римериан и его народ, вдруг усомнился в правильности происходящего, нам следует прежде всего спросить себя, почему».

Сидевший рядом с Рийоном Сидаль молчаливо крутил в руках перо. Задумавшийся над чем-то мальчик выглядел одновременно потерянным и расстроенным. Надо будет пересадить его на место Орьена, Рийон может оказать не лучшее влияние на младшего брата и вольно или невольно переманить его на свою сторону, что было бы весьма некстати…

Владыка не успел додумать свою последнюю мысль, когда в зал, с трудом открыв массивные двойные двери, вошел какой-то человек. Это уже было… Все повторялось. Как в тот день, когда вернулся Тансиар. Вот только сейчас это был не храмовник, а слуга. Постельничий Эдэрэра.

Запыхавшийся мужчина еле-еле передвигал ногами, видимо, он долго бежал. В Заблудшем множество лестниц, коридоров, пролетов и галерей, и смертным подчас бывает нелегко преодолеть немалые расстояния, особенно когда это следует сделать быстро. Для этих целей во дворце держали целый штат прислуги. Зачем бедняга так себя истязал? Послал бы другого по цепочке…

Мысль была до боли логичной, но что-то в ней было не так. Что именно, Владыка понял, как только человечек, все еще пытаясь отдышаться, упал на колени перед старшим Аскуро со словами:

– Повелитель! Беда…

* * *

Когда Эдэрэр не появился на Совете, за ним, конечно же, послали, и во дворце поднялась настоящая суматоха: слуги метались в поисках Наследника по всему Заблудшему, прекрасно понимая, что от результатов их поисков может зависеть их собственная судьба. Но паника прекратилась так же быстро, как и началась, когда Владыке сообщили, что сына нашли. Повелитель вовремя позаботился о том, чтобы сохранить все в секрете, отдав распоряжение строго-настрого запретить кому бы то ни было появляться в покоях Эдэрэра. Крыло, которое занимал Нааяр, немедленно оцепили, и туда больше не допускали никого, кроме избранных слуг и ближайших членов семьи.

Минувшие с того момента несколько часов показались Вэнэнадору Аскуро, прожившему более десяти столетий, самыми длинными в его жизни. Теперь он знал наверняка: сколько бы еще ему ни было отпущено лет, Владыке уже никогда не забыть ту минуту, когда он вошел к своему любимому сыну и увидел того лежащим на кровати. Первая мысль была настолько же безумной, насколько и нелепой – сын прилег отдохнуть посреди бела дня. Но все портила чудовищная бледность и сапоги, которые чистоплотный и педантичный Наследник не мог не снять, ложась на кровать. В тот день именно это почему-то первым бросилось в глаза.

Владыка переступил порог почти бесшумно и, пожалуй, только поэтому услышал сдавленное, судорожное дыхание сына, как будто боровшегося с самим собой за каждый новый вздох. Словно кто-то невидимый и гораздо более сильный душил его. Повелитель вначале просто не поверил своим глазам, и на то имелась веская причина: дети в их роду, в отличие от простых смертных, никогда ничем не болели, на то они и звались Отпрысками Звезд и Сыновьями Вечности. Пока длилась жизнь одного Аскуро, у людей успевало смениться до тридцати поколений. Нетрудно представить, каково отцу и главе семейства было увидеть, что с одним из его сыновей творится что-то неладное.

Сначала Вэнэнадор Аскуро не понимал, что происходит. Не хотел понимать, но впервые в Вечности это от него не зависело. Омерзительно-стойкое ощущение, что сыну не хватало воздуха, никак не отпускало.

Повелитель сделал несколько шагов и осторожно сел на край постели, не сводя глаз с подрагивающей груди своего любимца и его рук, судорожно держащих самого себя за горло. Тогда он еще был похож на прежнего Нааяра… Вскоре изменилось и это.

– Ты слышишь меня, сынок? – Владыка, немного помедлив, все-таки положил ладонь на локоть своего ребенка. – Что происходит? Что с тобой?

Осунувшееся лицо, глубокие морщины, пролегшие в уголках потрескавшихся губ, опухшие, покрасневшие и слезящиеся веки… Ставшие какими-то чересчур светлыми глаза с трудом приоткрылись, обессиленно ища источник звука, и Эдэрэр посмотрел прямо перед собой, будто ничего не видя, но секундой позже все же повернул голову к отцу. Мутный взгляд, точно у слепца, остановился на Владыке.

– Когда это началось? – задал вопрос старший Аскуро, пока сын еще был в сознании, тщетно пытаясь выяснить хоть что-то. – Этим утром? Ночью? Когда? Скажи мне!

Но Наследник лишь неопределенно мотнул головой, не произнеся ни звука. Похоже, сын и сам не понимал причину творившегося с ним…

То, чем все это обернется уже через несколько дней, не смог бы предсказать никто. Но к вечеру пятого дня изменения, произошедшие в состоянии Наследника, были необратимы. Владыка почти не узнал собственного сына, когда вошел к нему сегодня, и он отдал бы в тот миг, которому суждено было до конца жизни врезаться в память, что угодно, лишь бы никогда не видеть картины, открывшейся его глазам.

Как Сын Звезд мог так разительно измениться за считанные дни – оставалось вне понимания, но сын преобразился до неузнаваемости: пугающий, неестественный оттенок лица, ввалившиеся щеки, запавшие глаза… Нааяр стал на себя не похож, он сильно исхудал, его лицо осунулось, а фамильные скулы резко заострились. Совершенно не к месту Повелитель подумал, что Чиаро это шло, а Наследника делало похожим на живой труп. Кроме того, у сына чудовищно поредели волосы, остатки которых жидкими прядями лежали на лбу и подушке, разом состарив его, по меньшей мере, на несколько столетий. И если бы это была болезнь, любому, посмотревшему на Нааяра, стало бы очевидно, что она завладевала им на глазах – неотвратимо и стремительно. Но хуже всего было другое…

Братья Нааяра уже ждали отца в комнате и, стараясь находиться как можно дальше от кровати Эдэрэра, прикладывали к носу платки – в спальне стояло нестерпимо тошнотворное зловоние.

Владыка вызвал всех своих сыновей, чтобы они побыли с братом какое-то время, хотя и следовало признать, что младшие Аскуро не горели желанием увидеть больного. А вот свою жену Вэнэнадор Аскуро приказал больше к сыну не пускать – материнское сердце не выдержало бы подобного зрелища.

После томительного ожидания Нааяр шевельнулся на кровати и прохрипел:

– Я хочу сесть, – а потом властно, насколько мог в своем состоянии, повелел, – помогите мне!

Наследник не желал, чтобы его касались слуги, и слуг отослали, чтобы они раньше времени не распускали слухов. А напрасно! В этом-то и была проблема. Потому что сами Аскуро к брату подойти не решались.

После слов Нааяра повисла неловкая пауза, и именно в тот момент Владыка впервые в своей жизни осознал, что не может приблизиться к сыну. Что-то не давало ему сделать ни шагу, мешало, удерживало на месте. Это было малодушием, трусостью, подлостью – чем угодно, но Повелитель Римериана не имел права рисковать своей жизнью. На его плечах оставалась громадная ответственность за жителей Царства Вечности, и он обязан был беречь себя, несмотря ни на что. Это было жестоко, но это было правдой. И, видимо, он был не одинок в своих страхах: никто из сыновей тоже не мог пересилить себя – мальчики не знали, что с братом, и боялись. И их трудно было упрекнуть – болезнь могла оказаться заразной.

Он навсегда запомнит своих сыновей такими: Трион еще мрачнее, чем обычно, хмуро смотрит в пол, Рийон, разве что не кусающий губы и не видящий ничего, кроме мечущегося на постели старшего брата, Орьен, сосредоточенно наблюдающий за муками Эдэрэра и, как истинный политик, наверняка прикидывающий, что будет дальше. Что будет после. А рядом с ним Сидаль, из последних сил сдерживающий слезы.

– Помогите же мне!

Словно со стороны слыша голос сына и его то ли приказы, то ли просьбы, остававшиеся без ответа, Владыке казалось, что он начинает медленно сходить с ума. И вот целую Вечность спустя, когда на требования Нааяра о помощи так никто и не откликнулся, Сидаль сорвался с места, едва ли помня, какой опасности себя подвергает и что с ним может сделать не ведомый никому недуг, но его вовремя удержал Орьен. Младший из сыновей недоумевающе обернулся на брата, не понимая, почему его не допускают к Нааяру, почему не хотят ему помочь, ведь тот просит, почти умоляет. Но Орьен и бровью не повел, впрочем, хватку он не ослабил и продолжал крепко держать младшего брата за предплечье. Это было жестоким предательством, высшим проявлением тщеславия и эгоизма, но каждый из братьев боролся лишь за свою жизнь, чужая их интересовала мало.

И вот тогда Чиаро шагнул вперед. Единственный из всех. Никто не посмел или не захотел остановить его, и он спокойно подошел к кровати Нааяра, как сделал это сам Вэнэнадор Аскуро пять дней назад.

Красные капли выступили на лице Наследника, напоминая кровавый пот. Видимо, почувствовав это, Нааяр резким движением вытер лицо, еще больше размазывая по нему кровь.

– Какой красивый колет… Дай мне посмотреть! – Старший схватил подошедшего Тансиара за локоть, но рука соскользнула и пальцы больного стиснули запястье Чиаро, оставив на белом батистовом рукаве чудовищные багровые следы.

Братья с почти нескрываемой оторопью смотрели на эту сцену.

Из пор на лице, шее, груди и руках сына все заметнее проступала кровь. Она стекала у Нааяра по вискам и капала на подушку, отчего наволочка вся порозовела, как и простыня, на которой он лежал. Все постельное белье Наследника меняли каждые два часа, но это не помогало. Да, лежавший перед Повелителем всего пару дней назад мужчина отдаленно напоминал того Нааяра, каким сын был прежде, но теперь… Теперь Владыка не рискнул бы назвать своим сыном того, кто им по сути уже не был. А впереди, Вэнэнадор Аскуро со всей очевидностью отдавал себе в этом отчет, их ждало самое худшее.

Тансиар бросил короткий почти растерянный взгляд на безнадежно испорченную ткань, а потом – на Нааяра. Сколько же противоречивых чувств отразилось в серых глазах Альентэ в тот миг! Но от его прежней холодной отстраненности не осталось и следа – полководец видел, что происходит со старшим братом, и жалел его, но всеми силами старался не подавать виду, потому что почитал жалость недостойной для мужчины.

– Да, я прав, – прохрипел Нааяр, рассматривая вблизи дорогую ткань. – Мои поздравления! У тебя всегда был отменный вкус. Сколько себя помню, ты всегда с щегольской небрежностью носил лучшие камзолы и плащи, спал с лучшими женщинами и ездил на лучших лошадях!

Это было страшное, зловещее зрелище: человек с испещренным кровавыми каплями лицом, рассуждающий о моде и тканях, и рядом с ним другой, молча опустивший голову, красота которого мало кого оставляла равнодушной. Она бросалась в глаза даже сейчас. Особенно сейчас!

Нааяр обвел глазами остальных братьев и зло усмехнулся:

– Неужели я так сильно изменился? – Багровые струйки стекают со лба на переносицу и капают на одеяло, а братья прячут глаза. Все, кроме одного. – Пустяки! Чего вы так испугались? Это всего лишь кровь, глупцы… Где вы были все это время? Почему не приходили ко мне? Вы забыли обо мне?

Лицо Наследника помрачнело.

– О да, – протянул он. – Вы все забыли обо мне!

– Ты позволишь мне сесть рядом? – спросил Тансиар, прежде чем опуститься на край кровати, в изголовье у брата.

– Садись, – равнодушно ответил тот.

Нааяр хотел было отшатнуться, потому что принять помощь и сочувствие Тансиара он был готов менее всего, но Альентэ одним умелым движением приподнял старшего брата и, не обращая внимания на вялое сопротивление, подложил под его голову еще одну подушку.

Глаза Наследника тускло горели возле плеча Чиаро, смотря на него снизу вверх то ли с ненавистью, то ли с подозрением, то ли со слабой, почти неразличимой за прочими чувствами тенью благодарности.

– Ты ничем не загладишь свою вину передо мной… – Высохшие и полопавшиеся губы старшего брата уродливо кривились, в последнее время это вошло у него в привычку. – Посмотри, что со мной сделали… а ведь на моем месте мог оказаться ты! И я бы не пришел проститься с тобой, я бы… – Изувеченное неведомой болезнью лицо исказила маска язвительности и пренебрежения – он ненавидел Альентэ даже сейчас, даже не смотря на то, что полководец единственный осмелился прикоснуться к больному. – Я бы позволил тебе умереть, не получив прощения…

От перенапряжения и сильных эмоций Нааяр захрипел, тяжело дыша, и его рубаха, все больше пропитываясь кровью, стала красно-розовой.

– Я теперь будто прокаженный… И вы все, братцы… – Нааяр оглядел полным презрения взглядом стоявших рядом Аскуро. – Так любите меня, что боитесь даже подойти, не то, что дотронуться! Но не это мучает меня сильнее всего… – Наследник снова смотрел на своего брата-воина и видел только его, испепеляя глазами безупречное лицо. – Больше всего остального мне противна мысль, что меня жалеешь ты! Твои сочувствие и жалость мне невыносимы! Они для меня хуже смерти!

Чиаро не спорил и не возражал, лишь покорно слушал, время от времени поправляя и придерживая брата, чтобы тот не упал. Не обращая внимания на полные злобы слова, полководец только еще крепче прижимал брата к груди – так, как обнимал Сидаля, когда тот боялся грозы. Нааяр попробовал было вырваться, однако силы его уже оставили, и он беспомощно обмяк в руках Тансиара.

На это действительно было невыносимо и мучительно смотреть: красота, сила, здоровье и рядом с ними – изуродовавшая молодость болезнь и уже не прячущаяся за ней смерть. Она близка, она дышит в лицо и очень скоро заберет свою жертву. И никто не сможет ее остановить.

Эдэрэр вдруг судорожно приподнялся, натянув насквозь промокший от крови ворот, и начал одержимо принюхиваться:

– Ты чувствуешь этот запах? – Нааяр с силой дернул ткань и, не рассчитав, разорвал ее, а потом схватил за плечо Тансиара, предпринимая тщетную попытку удержаться. – Это запах смерти! Он преследует меня повсюду… Ты видел много смертей, брат. Скажи, как пахнет моя?

Тому, кто никогда не знал братьев, могло бы представиться, что в данную минуту на ложе умирающего разговаривали два близких человека. Тансиар и в самом деле на короткий миг будто стал единственным другом и наперсником брата, словно и не было их непримиримой вражды. Нааяр шептал что-то полководцу, то, что остальные не слышали или не могли разобрать. Случилось ли это из-за того, что Альентэ не побоялся подойти или тому была иная причина, но при взгляде на лицо Тансиара брала оторопь.

Сидаль уже давно зажимал себе рот рукой и плакал почти навзрыд. Орьен и Трион стояли каменными изваяниями, а Рийон, закусив губу, молча следил за происходящим.

– Нааяр, скажи нам, кто это сделал? – наконец мягко произнес Чиаро, когда, как ему показалось, хотя бы тень доверия отразилась на лице Наследника. – Мы не оставим тебя, брат, даю слово. Слово Первого Воина. Скажи нам правду, кто в этом виноват?

Нааяр посмотрел в глаза Тансиару. Струйка крови стекла со лба на переносицу, и Наследник прижал лицо к плечу Чиаро, чтобы вытереть ее. За мгновение до этого в мутных глазах больного промелькнула растерянность, но потом рот едва заметно скривила обычная ухмылка.

– Вы уже оставили, потому что вам плевать на меня. И даже сейчас тебя волнует не мое состояние. Ты прежде всего хочешь выгородить ее! – Шепот походил на зловещее шипение. – Но у тебя ничего не выйдет… По нашим законам она разделит мою участь и последует за мной. Ведь все это из-за нее…

Чиаро почувствовал, что в груди у него что-то обрывается и словно лавина падает с гор. Лавина, которая похоронит под собой все…

– На моем месте должен был быть ты… – сквозь зубы процедил Эдэрэр, будто открыв для себя что-то, о чем он не задумывался раньше. – Я выпил вино, предназначавшееся тебе! Будь ты проклят! Ты отобрал у меня их обеих… мою жену и мою жизнь! И теперь тебе достанется все… Ликуй! Ты получил то, чего так страстно хотел: Римериан твой и она тоже – твоя. Но, Силы свидетели, это ненадолго!

– Что ты хочешь этим сказать? – переспросил Альентэ, сведя темные брови.

– Так ты еще не понял? – через силу рассмеялся Эдэрэр так, что кровь снова зазмеилась у него по лицу. – Это она меня отравила, она! – Нааяр почти выкрикнул эти слова Чиаро в лицо. – Проклятое отродье из рода Каэно, она всегда хотела моей смерти и, наконец, добилась своего! Но подлая зеленоглазая кошка сполна заплатит за свое преступление, клянусь! Она заплатит за мою жизнь своей!!!

Судорога скрутила тело Наследника неестественной дугой. Нааяр несколько раз дернулся, вцепившись скрюченными, словно когти, пальцами в измазанные простыни, а когда снова упал на кровать, его остановившийся стеклянный взгляд застыл где-то на потолке. Старший сын Владыки постепенно переходил какую-то одному ему ведомую черту, отделявшую его от живых. Начиналась агония.

* * *

– Нааяр, скажи мне, что ты делал вчера? – допытывался отец. – Где и с кем ты был? Ты должен ответить, иначе я не смогу выяснить, что с тобой произошло!

В глазах, замутненных поволокой, на миг прояснилось, и сын вперил неподвижный, ставший бесконечно отстраненным взгляд в Вэнэнадора:

– У нее. – Он не мог нормально говорить, вместо этого из горла вырывался какой-то хрип, но сын хотя бы перестал молчать – уже что-то! – Я был у нее.

– Почему же ты не сказал мне сразу? – Возмутился Владыка и уже мягче добавил. – Неужели вы помирились?

– Нет.

– Так зачем же ты туда пошел?!

– Хотел удостовериться, что он все еще с ней.

Угол рта невольно дернулся, искривив черты некогда бывшего красивым лица.

– И что, удостоверился? – Стремление сына удержать пепельную уже начинало походить на навязчивую идею, это следовало прекратить. И чем быстрее, тем лучше.

– Нет, его я не встретил, но Тансиар был с ней вчера, это я знаю точно, – Наследник дернулся и с силой сжал отцовский рукав. – На столе стоял бокал вина. Она редко пьет вино, это был он!

На последних словах сына Владыка замер и, понизив голос, медленно переспросил:

– Ты ел или пил что-нибудь у нее?

– Я приказал пепельной подать мне вина, но она посмела ослушаться, и я ее заставил…

– Вина? Ты сказал вина?!

* * *

Владыка смотрел на сведенные брови Чиаро и сжатые в линию губы – полководец видел бесчисленное множество смертей, но то не были смерти близкого человека, твоего единокровного брата. Камзол Тансиара был весь перепачкан в крови, как будто он только что кого-то прикончил, но Альентэ этого не замечал. Полководец по-прежнему ближе всех стоял у ложа старшего брата и не сводил глаз с изгибающегося от судорог Наследника.

Тошнота, кровавая рвота, жар. Нааяр то замирал, то начинал стонать, а потом оглушительно орать и метаться. Тансиар вначале попытался прижать его к кровати, чтобы он не покалечил себя, но старший брат вдруг затих и начал что-то шептать.

– Не трогайте меня… – пробормотал он и громче повторил. – Не прикасайтесь… И закройте окно!

Братья огляделись – все окна в комнате были наглухо закрыты, но Нааяр продолжал метаться.

– Ветер… дует, он меня держит… я не могу встать… Это ветер! Закройте! Иначе я сгорю, утону в огне! Я не могу идти… Земля, она жжет мне ноги… Угли как звезды, угли… мерцают… под ногами, над головой… Сердце!

Кровь остановилась и перестала течь, ее вытерли. Теперь высохшее лицо Наследника не выражало никаких эмоций – оно приобрело неестественный пергаментный оттенок и походило на гипсовую маску. Больше Нааяр уже ничего не говорил.

Чиаро оставил замершего брата в покое и отошел. Он уже ничем не мог помочь обреченному. Сердце еще билось, но его стук становился все тише, как будто удалялся куда-то.

Аскуро никогда не умирали насильственной смертью во цвете лет, за исключением гибели на Черте или при совершении Призыва. Когда Алая Звезда гасла над клинком, срок старшего поколения заканчивался, власть передавалась Наследнику, и Владыка добровольно уходил из жизни, останавливая свой пульс. Никто из Сыновей Вечности не цеплялся за жизнь, ведь она и так была слишком велика…

Аскуро никогда не умирали насильственной смертью, и тем более их не убивали. До сего дня.

* * *

Когда дыхание Эдэрэра остановилось, отец и братья еще стояли в оцепенении, словно не веря ни в происходящее, ни собственным глазам.

Сидаль заметно вздрогнул, когда Владыка, полностью удостоверившись, что сердце сына остановилось навсегда, вдруг неожиданно громко скомандовал:

– Приведите сюда дочь ашесов!

Возникший в дверях Офферион Вакка моментально оценил обстановку и смекнул, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Однако бывший правой рукой Эдэрэра ничем не выдал своих эмоций, разве что зрачки альтерийца чуть расширились, когда он увидел неподвижно лежащего на окровавленном ложе Наследника.

Долгие минуты ожидания истекли, когда в комнату вбежала и замерла на месте, растерянно смотря вокруг себя, пепельная. Простоволосая, в черном балдахине с золотой вышивкой на груди она казалась еще более худой, а кожа ее словно лучилась серебром. Длинные смоляные волосы не убраны как обычно – разбросаны по плечам, а большие зеленые глаза широко распахнуты. Встревоженно, немного испуганно посмотрев на собравшихся угрюмых мужчин, Анаис поймала тяжелый как плита взгляд Тансиара и изменилась в лице, когда увидела, куда он был обращен. Окаменев на миг, пепельная побелела еще сильнее.

– Анаис из рода Каэно, ты добилась желаемого. – Владыка смотрел на вдову Эдэрэра будто впервые. – Сегодня ты выбрала подходящие одежды для своего появления. Узри дело рук своих и возрадуйся – ты лишила Царство Вечности любимейшего из ее сынов, ты отняла у страны ее последнюю надежду, опору и защиту. И ты будешь наказана за это.

Ашесинка судорожно схватилась за талию в тщетной попытке унять дыхание, едва ли соображая, что происходит.

– Арестуйте ее, – коротко приказал Владыка, и люди Вакки с двух сторон схватили царицу за локти.

– Тансиар! – Анаис будто очнулась, метнувшись чернокрылой птицей к любимому. – Тансиар!

Тщетная попытка вырваться ни к чему не привела, подручные Вакки не зря ели свой хлеб, но женщина продолжала сопротивляться. Хрупкие руки протянулись к Чиаро, но он не двинулся с места.

– Ты пригрел на груди змею, сын, – сокрушенно произнес Владыка, проходя мимо полководца. – И эта змея убила твоего родного брата. А могла убить и тебя…

Необыкновенные зеленые глаза царицы расширились от удивления и гнева, став огромными:

– Это какая-то ошибка! Не верь им, Тансиар! – закричала она, и эхо ее голоса пронеслось под потолком в пустом коридоре, стремительно наполнявшемся солдатами. – Своим именем и своей кровью клянусь тебе – я этого не делала!!!

– Ты сама говорила… – вслух прошептал Чиаро, но его едва ли кто-то услышал. Глаза Альентэ сузились, он вспомнил кое-что. Прямо сейчас, вот в эту минуту. Может, поэтому резкие приказы, отдаваемые Владыкой, показались ему чем-то потусторонним?

– Уведите же ее, наконец, отсюда! Почему я вынужден повторять дважды?

Страшная догадка отразилась на лице Тансиара, когда стража уже теснила пепельную прочь по коридору, а она все еще кричала – отчаянно, надрывно, срывая голос. И этот звук сотрясал древние стены, заставляя содрогаться все внутри:

– Это ложь, Чиаро! Я не знаю, что они пытаются скрыть, но я не убивала его! Я клянусь тебе! Не убивала!!!

Однако не мольбы о помощи и не обещания Анаис звучали в этот миг в голове у Тансиара, а нечто иное. То, что подкинула услужливая память и что теперь раз за разом повторялось в мыслях полководца, навечно отрезая его, еще не подозревающего об этом, от той единственной, которую, как он думал, он знал и любил:

– …я больше не буду этого терпеть!

– …я все равно убью его, рано или поздно!

– …ты связал бы со мной Вечность? Если бы не было Нааяра и ты все еще любил бы меня?