Текст книги "Пыль, пепел, кровь и песок"

Часть III. Затишье

 
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
 
 
Но многих захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови…
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви…
 
 
И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья…
 

В. С. Высоцкий

11. Предостережение

– Славное представление вы нам нынче устроили, мэтр Скараменти! Вернее, не вы, а ваш племянник. Одно слово – браво! – Рийон подловил притория у выхода из зала под названием Альмандин, посвященного победам Римериана и созданного, чтобы увековечивать их. Батисто Скараменти только что закончил с кем-то беседовать, но Рийону удалось разглядеть лишь спину.

– Ты и впрямь отлично выступил, мальчик мой. – Приторий движением подозвал своего племянника, стоявшего неподалеку, и Джулиано не замедлил повиноваться дяде. – Неплохо было бы добавить побольше прагматичности и цинизма, но это наживное, оно придет к тебе само, с годами.

– Я буду работать над собой, дядя, – совершенно серьезно пообещал наклонивший голову «ученик» и, перебросившись парой фраз с учителем и родственником, отошел в сторону.

– На редкость сообразительный мальчик! – не упустил возможность высказать мысль вслух Властитель Ветра. – Вы вырастили себе достойную замену.

– Когда придет время, мой принц, когда придет время… Но пока что оно не настало. Думаю, если мы хотим поговорить спокойно, разумнее будет начать, не дожидаясь, когда представители Совета станут расходиться.

– Я не задержу вас надолго, мэтр, – заверил Рийон. – Признаюсь, меня, кроме того, что порадовало, все же несколько удивило выступление вашего племянника…

Скараменти сдержал улыбку:

– Владыка Ветра действительно уверен, что это «представление» понравилось ему так же, как и его отцу?

– О, я в этом ни секунды не сомневаюсь! – понизив голос, признался Рийон. – Но что-то мне подсказывает, что неожиданное появление моего «павшего» в бою брата поразило его гораздо сильнее.

Приторий посерьезнел, и его темные глаза приобрели какой-то особенный блеск:

– Альмандин не знал большего позора, чем тот, что имел место быть сегодня.

– Вы имеете в виду так называемое обвинение, выдвинутое Тансиару?

– Расстановка сил в Эссельсе на данный момент времени явно не в пользу полководца, и он об этом прекрасно осведомлен. – Руки пожилого мужчины привычно расправили красно-золотое одеяние.

– Вы правы, – признал Аскуро. – Чиаро никогда не интересовала политика.

– Ты ошибаешься, мой принц, говоря, что она не интересовала его вовсе. Точнее будет сказать, что она не интересовала его в должной мере. А зря. – Мэтр сделал паузу и продолжил. – Вот, к примеру, ты, мой принц. Ты тоже не занимаешься интригами, но у тебя есть чутье, которое Альентэ, несмотря на всю присущую ему дальновидность и ум, всячески пытается игнорировать. Я понимаю, он воин и живет войной, но если бы наша жизнь была такой, какой мы хотим ее видеть! – Политик не мог скрыть досады. Раньше Рийон в это не верил, но, похоже, мэтр и в самом деле любил своего воспитанника как сына.

– Дело в том, – свел брови мэтр, – что я знаю Тансиара лучше любого из представителей своей собственной семьи, и я смело поручусь за него всем, что имею: именем, честью, местом в Эссельсе. Если бы мне посчастливилось иметь такого сына, я возблагодарил бы Вечность и судьбу и спокойно встретил старость. Вот только всего этого может оказаться недостаточно, и уж точно никакие жертвы с моей стороны не спасут Альентэ от трибунала, если он откажется защищать себя. На Совете Владыка и Наследник весьма умело сыграли на гордости или – если выразиться точнее – гордыне полководца. Признаться, я ожидал чего-то подобного. Они сделали ему предложение, от которого, по их мнению, он просто не мог отказаться! И тем не менее Тансиар отказался. Еще бы! Его можно понять. Прилюдно дать согласие, чтобы правдивость твоих слов и твою искренность проверяли при свидетелях на обряде крови – это уж слишком! Предложить такое – значит совершенно не знать собственного сына и брата или… знать его слишком хорошо. – Приторий в задумчивости потер рукой подбородок. – Мне интересно другое: что бы они сделали, если бы Тансиар согласился? То, что обряд доказал бы правоту воина, я ничуть не сомневаюсь. Или и здесь для Альентэ был бы приготовлен неожиданный сюрприз? Как знать… Вариантов представляется масса. Нашли бы другого козла отпущения? «Перепутали» бы кровь? Или, что гораздо проще и наиболее вероятно, обвинили бы Первого Воина в подлоге? Бастарду, подлецу и предателю еще и не такое по силам! Способность обмануть там, где это не представляется возможным, – это ли не еще одно подтверждение того, что перед вами исчадие Небытия, само олицетворение коварства и предательства? Для тех, кому подобное могущество не под силу, оно, должно быть, представляется невозможным, невероятным, немыслимым злом! Даже если факт обмана никем и никогда так и не будет доказан. Брошенное обвинение – уже тень на репутации. Стоит ей укорениться – и тебе конец! Хотя… если уж быть откровенным, мой принц, стоит сказать, что твой брат и в самом деле смог бы обвести других Аскуро вокруг пальца, если бы захотел. Тансиару уже приходилось проделывать нечто похожее с той лишь разницей, что спасал он не себя, а другого. Впрочем, благодарности за свой поступок он так и не дождался. А поблагодарить бы стоило!

Кто бы мог подумать, оказывается, этот Скараменти – славный малый! Вот только чего в мэтре больше – бесстрашия или безрассудства – еще вопрос. Но мало кто осмелился бы выложить такое Четвертому сыну Владыки, не боясь лишиться головы!

«Побери меня Небытие! – между тем подумал Рийон. – В сложившейся ситуации будет нелишним обеспечить защиту мэтру и его племяннику. Мало ли что… И еще тому храмовнику, притащившему кувшины с кровью на Совет. Вот уж кто не побоялся рискнуть и выступить против самого Владыки! Даже страшно подумать, какой гнев на него обрушит Верховный темполиец! А еще надо умудриться незаметно приставить людей к Чиаро и Анаис. Небытие! Скольких еще придется взять под охрану?»

– Прости, что потревожил твой мысли, мой принц, но будет разумнее, если ты все-таки догонишь брата. Что-то мне подсказывает, что это еще не конец, а только начало… Первый Воин Царства Вечности не послушал своего этра и наставника, быть может, он прислушается к родной крови?

Скараменти удалился за несколько секунд до того, как притории, покидавшие зал Совета, потекли через Альмандин. Лица многих выражали крайнюю растерянность, некоторые спорили друг с другом, что-то доказывая, другие сохраняли видимое спокойствие.

Рийон снова ухмыльнулся, припомнив выступление Джулиано Ллеато и первую посетившую его в связи с этим мысль: «Прямо-таки театральное представление!». Старший Скараменти по вполне понятным причинам не мог выступить в открытую сам, и его заменил племянник, но с молодого человека взятки гладки, и, будем надеяться, ему никто не причинит вреда – слишком незначительная фигура. Решено! Рийон приставит к парню нескольких своих людей для охраны. На всякий случай. А вот вопросы, поднятые что дядей, что племянником, нешуточные. Для желающих задуматься над происходящим. Доказать, что юноша действует по указке дяди нельзя – у него другая фамилия, отдельное место в Совете и своя голова. Дядя тактично промолчит, но ничто не помешает ему думать так же. Однако своей цели Скараменти добились: их голос услышали. А Рийон услышал самого мэтра.

* * *

– Чиаро, подожди! – Рийон нагнал брата на Сардисовой галерее. В руке Альентэ держал какую-то книгу. И где успел взять? – Мне нужно поговорить с тобой.

Тансиар замедлил шаг и, обернувшись, невесело усмехнулся:

– Кажется, я становлюсь популярным…

– Ты всегда им был.

– Тебя послал за мной мэтр Скараменти?

– Я вижу, что не ошибся, когда заметил, как ты беседовал с ним после Эссельса.

– Да, мы успели перекинуться парой слов.

Рийон, не чета Орьену, в политику не лез и старался обходить ее десятой дорогой. Темноволосый и синеглазый, в царственной семье он по праву считался юбочником и повесой. Вспыльчивый по характеру и острый на язык, с пронзительным ястребиным взглядом, Четвертый сын Вэнэнадора Аскуро, слывший наряду с Альентэ первым красавцем Эбена, любил шумные пирушки с друзьями-приториями, фейерверки и любовные похождения, в которых до женитьбы Нааяра ему довольно часто составлял компанию Тансиар. В Заблудшем их кутежи не приветствовались, но им и не препятствовали. Поэтому когда Альентэ не был занят исполнением своих прямых обязанностей и Черте ничто не угрожало, брат не упускал случая затащить Чиаро на какую-нибудь очередную попойку или праздник в Эбене, где собирались самые красивые одалиски. Жадно впитывающему Вечность каждым своим вздохом Рийону, казалось, никогда не хватит времени, чтобы вкусить всех радостей существования, наиграться, надышаться и насмеяться вволю. Самый отчаянный и живой из всех шестерых братьев, он не выносил, когда им помыкают, и ненавидел выслушивать ничьи советы. Стоит ли удивляться, что во всем Римериане существовал только один единственный человек, авторитет которого он признавал безоговорочно и беспрекословно, уважал его больше других и с кем мог поделиться любой мыслью, даже самой безумной. И этим римерианином был его старший брат Тансиар Аскуро. Оба помнили, как в детстве, когда на Эбен обрушивались грозы, Четвертый сын Владыки не мог заснуть и всегда прибегал к Чиаро, который не боялся ни темноты, ни молний, ни грома. Сколько они такими ночами попересказывали друг другу разных историй, страшных и не очень! И всякий раз Чиаро предугадывал наступление гроз, брат знал об их приближении еще до того, как ветер менял направление и небосвод начинало затягивать тучами. Как у них с Тансиаром это получалось, Рийон объяснить не мог. Просто чувствовалось, когда в воздухе начинало разливаться нечто такое, что ни с чем другим в мире не спутаешь. Вот и теперь ощущение было очень похожим.

Дойдя до своей комнаты, Альентэ пропустил брата вперед и закрыл за ними дверь.

– Будь осторожен, – заговорщическим тоном предостерег Рийон. – Батисто Скараменти – опасный человек!

– Ты только сегодня это понял? – усмехнулся Чиаро. – Мой этр всегда умел обращаться со словами. А за пять с лишним веков он отточил это умение почти до совершенства.

– Он столько наговорил мне сегодня… Ты не поверишь! Но некоторые из его аргументов были весьма убедительными и более чем разумными. Вакке и половины бы хватило для кровавой расправы!

– Вот как? – приподнял бровь Тансиар. – И что же такого страшного поведал тебе наш восхитительный мэтр?

– Он говорил о том, что произошло на совете, и теперь я пытаюсь разобраться, можно ли отнести Скараменти к тем, кто ставит чужое благополучие превыше собственного? Притории и политики всегда сохраняют бдительность, ставя во главу угла свои цели, но сегодняшней эскападой мэтр меня, мягко говоря, удивил. Стоит признаться, раньше я ему не доверял…

– А кто тебе сказал, что ему доверяю я? – как-то зло бросил воин, проходя к своему столу и пытаясь привести в некое подобие порядка стопки лежавших на нем книг. Тонкие сильные пальцы Чиаро перебирали старые фолианты и рукописи, зашитые в кожу, машинально раскладывая их в одной ему известной последовательности. Та книга, что Тансиар принес с собой, незаметно смешалась с остальными.

– А это не так?

Альентэ сделал почти неразличимое глазу движение рукой, будто бросая что-то в мертвый камин, и тот ожил, взметнулось радостное своему освобождению пламя. Синие глаза Рийона воодушевленно засверкали, отразив заплясавший в них огонь и восхищение.

– Мой этр посчитал нужным высказать одно предложение, – ровным голосом произнес Тансиар, – от которого я счел разумным отказаться, только и всего. Кстати, – воин решил сменить тему, – я был несколько удивлен, увидев на Совете Сидаля.

– Его допустили без права голоса, – пояснил Рийон, устраиваясь в глубоком кресле поближе к огню, – малыш должен учиться. Рано или поздно он пройдет Посвящение и станет защитником Стены. Безусловно, если ему снова не помешают некоторые… обстоятельства.

Рийон с хитрецой посмотрел на Чиаро:

– Признайся, это ты приложил руку к тому, чтобы обряд Посвящения не состоялся? Никому другому кроме тебя такое даже в голову бы не пришло.

– Что весьма печально, ты не находишь? – словно погруженный в свои мысли Тансиар пролистнул очередной том и положил его к собратьям. – Сидаль приходится братом не мне одному.

– Так это все-таки был ты? Поразительно! – Рийон не собирался упрекать. Любопытство и интерес горели в его сапфировых глазах сильнее страха перед наказанием за нарушение одного из непреложных правил. А про себя Четвертый сын Владыки отметил, что Скараменти сказал ему правду. Правдой могло оказаться и все остальное. – Ты обошел запрет на применение Силы, да еще и в Темполии, а об этом даже никто не догадался! Притом, что Огонь – стихия Орьена. Во всяком случае, нас убеждали в этом с рождения.

– Я сделал то, что должен был, – пожал широкими плечами Альентэ.

– Но как тебе это удалось? Как ты, побери тебя Вечность, ухитрился это проделать так, чтобы даже отец ничего не почувствовал! Никто из нас не почувствовал! – Рийон не отрывал прищуренного взгляда от старшего брата. Тансиар всегда был талантливым, к чему бы ни прикасались его руки – к оружию, лошадям или женщинам. И те неизменно платили ему любовью, о которой он никогда не просил. Он никогда ни о чем не просил.

Чиаро сел напротив и вдруг стал каким-то необычайно тихим и задумчивым.

– Сам не знаю, – признался он, – просто я не захотел, чтобы над клинком малыша зажглась звезда.

– И она в самом деле не зажглась! – пораженно воскликнул Рийон.

Красное и золотое – цвета королевского рода… Красная зажигается над Наследником и первенцем, золотые – над его братьями.

– Ну почему же? – усмехнулся Тансиар, и в его глазах мелькнули озорные огоньки. – Вначале она загорелась, но потом все-таки погасла.

Рийон – небывалое дело – на миг даже потерял дар речи.

– Ты погасил его звезду! – Властитель Ветра был изумлен и восхищен одновременно. Воин погасил звезду брата, а мог бы погасить и жизнь, не будь Тансиар тем, кого они все знали. – И все же я не понимаю: что тебе дает эта отсрочка?

Альентэ откинул голову на подголовник и долго смотрел в огонь, прежде чем ответить:

– Еще несколько лет я буду спать спокойно.

– Ты хочешь, чтобы наш малыш стал храмовником? – фыркнул Рийон. – Запереть его в серых застенках и заставить молиться? Это слишком жестоко! Даже для тебя.

– Неужели? – без каких-либо эмоций откликнулся брат. – Молиться у Сидаля получится лучше, чем убивать, поверь мне. К тому же он останется жив. А со временем поумнеет и поймет, что война кажется притягательной только тем, кто на ней не был.

– Ты зря боишься за его жизнь, отец дал бы Сидалю лучших полководцев. К тому же брату не обязательно самому кидаться на амбразуру…

– Нельзя командовать людьми наполовину, брат. Ты либо возглавляешь оборону, либо отходишь в сторону. Иного не дано. Что до «лучших полководцев» – меня они не спасли. Впрочем, как и я их…

– Согласен. Но если мы обречем Сидаля на Вечность в застенках с темполийцами, он возненавидит нас. Он мечтает воевать, а не протирать колени о старые камни.

– Пусть ненавидит, – Тансиар медленно поднял голову и задержал застывший взгляд на лице брата. – Меня это вполне устроит.

Рийону с трудом удалось не опустить глаз.

– А ты не допускаешь, что каждый имеет право сам решать свою судьбу? Ты же свою решил!

– Ты действительно так думаешь? – Альентэ пристально смотрел на брата. Темные волосы упали на лицо, закрыв лоб и щеку. Рийон тем временем продолжал излагать свою теорию:

– Сначала ты подстроил обряд Посвящения, потом забрал себе его Бастионы, что будешь делать дальше? Заменишь его на Ритуале, если тот когда-нибудь состоится? Иногда мне кажется, что ты намеренно пытаешься убедить Силы и самого себя, что наш младший брат не годится для Призыва. По очередности рождения ты второй, но Сидаль чувствует воду. А это означает, что Четвертым станет он, а не ты. Естественно, если Первый Воин не управляется с водой так же умело, как с огнем.

– Гроза – это сила, это Вечность, это свобода! Смотрите! – Рука Второго сына Владыки указала вдаль, где вязь оранжевых росчерков расписала далекое чернильное небо и оглушительный громовой раскат пронесся по городу.

Они были еще совсем мальчишками. Рийон прибежал тогда к старшему, но оказалось, что Сидаль опередил его. Малыш уже устроился на ковре в логове любимого брата, а тот, поджав под себя правую ногу и свесив левую, сидел на подоконнике возле открытого окна и любовался буйством стихии. Его не страшила ни довольно приличная высота, ни ставшая скользкой кладка, ни взбесившееся поднебесье с то и дело мерцавшими на нем молниями, ни порывистый ветер, грозивший сорвать дерзкого юнца с занятого им места. Дождь бросался Чиаро в лицо, намокшие волосы липли к вискам, а он смеялся, свободный и счастливый, и протягивал руку, подставляя ее каплям.

А потом Рийона кто-то дернул за язык, и они поспорили с Чиаро, сможет ли тот пройти по узкому карнизу из одной комнаты в другую. Нелепая затея попахивала чистейшим безумием – высота отвесных стен составляла сотню локтей, сорваться вниз было плевым делом, а, упав с такой высоты, шансов выжить не оставалось ни единого. Да, жизнь Детей Вечности могла длиться сотни и сотни лет, но бессмертными они отнюдь не были.

Сейчас Рийону страшно было представить, что бы с ним сделал отец, погибни Чиаро из-за того нелепого мальчишеского спора. Но старший брат выиграл спор и прошел. Чиаро был счастлив и гордился своей выходкой, а братья смотрели на него с восхищением и восторгом.

Это было невообразимо давно… Задолго до того, как отец надел на Тансиара браслет. В то время мало кто из них задумывался над маячившим на далеком горизонте значением слова «долг» и еще более таинственным словом «Ритуал», тогда мало кто из них вообще задумывался над чем-то. Игры, шалости, беготня, прятки по чердакам, переходам и галереям – Вечные Силы, да было ли все это? Сотни лет пронеслись как один день…

* * *

Когда воспоминания из их детства наполнили комнату, разбудив тени прошлого, Тансиар брата уже не слушал или старался не слушать. Его мысли блуждали где-то в ином месте, а думать о прошлом не хотелось. Что было, то прошло, и его не вернуть словами. Даже самыми лучшими. Даже произносимыми братом. То, что умерло и кануло в Небытие, лучше не трогать и не воскрешать.

– …нам сообщили, что ты мертв, и мы поверили. Все поверили! А что нам еще оставалось? – продолжал вещать первый столичный шалопай. Рийону, чтобы говорить, хватало и самого себя. – Весь Эбен который день увешан траурными флагами в твою честь. А потом появляешься ты! Без единой царапины! Вопросы не могли не возникнуть…

Альентэ наклонил голову, равнодушно рассматривая носки своих сапог. Его ничуть не удивило столь скоропалительное объявление его погибшим? Похоже, что нет.

– Да, я обратил внимание на черные флаги, когда ехал по городу, – ровным тоном сообщил Тансиар и задумчиво отметил, – иногда лучшее, что мы можем сделать для своей семьи – это умереть.

Казалось, он вроде бы шутил, но весело не было, а во взгляде мелькнуло что-то такое, от чего немедленно захотелось приложиться к бутылке.

– Однако на этот раз Престол явно поторопился меня хоронить.

– Да уж, с этим не поспоришь, – натянуто хохотнул Рийон. – И вот ты возвращаешься, цел и невредим, и на тебе – ни следа крови…

– А она обязательно должна была быть? – язвительно подхватил воин, решив все-таки поддержать разговор. – Выходит, истекай я кровью, Эссельс бы поверил в мою невиновность? Изумительно!

Владыка и Наследник всегда отличались последовательностью. Все правильно: сначала кровь, потом оправдание. Или обвинение.

Синеглазый брат сжал руку полководца. Смех и шутки остались где-то за пределами покоев Альентэ.

– Это становится опасно, Чиаро. Как никогда. Что-то назревает, я это чувствую, как изменение ветра перед грозой. Вокруг тебя… Что-то будет.

– Что-то уже есть, но довольно об этом! – Альентэ резко поднялся и прошелся по комнате. – И послушай, что скажу тебе я. Если Престол посвятил тебя в свои планы касательно меня, навряд ли отцу и Нааяру понравится то, что ты собираешься рассказать о них мне. Думаю, в глазах Владыки и Наследника это будет смахивать на измену. Это раз. Если же ты ни в чем не уверен и всего-навсего высказываешь свои догадки, то сие можно расценить как наговор и клевету. Это два. И последнее: разве я дал понять, что нуждаюсь в совете или, хуже того, в предостережении?

Рийон постарался улыбнуться.

– Не злись! Я всего лишь хотел выполнить просьбу твоего этра. Но если ты так хочешь, я буду молчать.

– Да, я так хочу, – подтвердил старший брат, поигрывая золотистой кистью от шторы. – Спрашивай меня, о чем угодно, но уволь от политики, я ее терпеть не могу.

Рийон в который раз за этот вечер убедился в правдивости слов мэтра Скараменти. Этр неплохо изучил своего подопечного и, говоря о нем, попал в точку.

– По рукам! – охотно согласился Рийон. – А можно тогда задать тебе вопрос о войне?

– Попробуй.

– Все-таки как же ты выбрался? Я имею в виду ашесов. Ты бежал или они отпустили тебя? И то и другое звучит невероятно, но… Я знаю тебя и никогда бы не поверил, что ты позволил взять себя в плен.

– А я и не позволял. Меня убили. Почти.

– Как это? – Рийон подался вперед.

– А так, – отозвался Тансиар. Его голос был спокоен, но серые глаза отливали льдистым серебром. – И если бы не своевременное вмешательство царской четы ашесов, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

– Так это родители Анаис тебя спасли? Но зачем им это? Лучший враг – мертвый враг, это знают все, даже ашесы.

– Видимо, мы с пепельными действительно мыслим по-разному. Я бы тоже хотел до конца понять, почему Вождь пепельных так поступил. Он сказал мне странные слова. Рийон, ты слышал что-нибудь о Завещании?

– Ты о Силе, которая перешла от Прежних к их преемникам?

– Перешла… или ее оставили.

– Мне известно то, что известно всем: после победы римериан над Прежними и исчезновения последних по меньшей мере часть их Силы передалась от поверженных к победителям, то есть к нам, римерианам, и наш народ, а если быть точнее, ветвь правителей Царства Вечности обрела способности, которых у нее не было ранее.

– И все же странно, – Альентэ скользнул взглядом по книгам, – почему отнятое зовется «завещанным».

– Согласен, это нелогично, но так уж повелось…

– Как думаешь, пепельные обладают чем-нибудь подобным?

Четвертый Аскуро не был храмовником и не считал себя политиком, вероятно поэтому знал он немного.

– Говорят, у них есть своя магия, и, скорее всего, она передается старшему в роду, но точно этого не скажет никто, разве что Верховный темполиец или отец. Что до меня, то я убежден: владей пепельные Силой, превосходящей нашу, они давно бы уничтожили своих противников. И мы, между прочим, были бы первыми.

– А что, если это не так или не совсем так? – вдруг спросил Тансиар.

– Что конкретно ты имеешь в виду? – не понял Рийон.

– Что если мы не единственные, кто может совершить Призыв?

– С чего ты это взял? – озноб невольно пробежал по спине, и Четвертый Аскуро попытался отогнать непрошенные мысли, стараясь придать голосу уверенности. – Нет, это невозможно!

– Почему? – Старший брат изучающе смотрел на младшего. – Потому что тогда бы они, как ты говоришь, уже давно воспользовались бы своим преимуществом и стерли нас с лица земли?

– Именно!

Альентэ криво усмехнулся, припечатав:

– Слова, достойные истинного римерианина!

Обижаться Рийон не собирался. Вместо этого он прищурился, посрамив своей ухмылкой любого кота:

– Ты что-то раскопал, Чиаро? Что-то интересное?

– Нет, – коротко ответил Тансиар. – И тебе не советую. Рушить основы чьего-то устоявшегося, даром что несовершенного мира – занятие неблагодарное, да и к тому же изначально обреченное на провал. Забудь обо всем, что я тебе сказал.

– Я, между прочим, тоже на днях рылся в архивах, – решил признаться Рийон. – Со скуки. И, похоже, наткнулся на кое-что, достойное внимания.

– Не знал, что тебя интересуют подобные вещи. И что же раскопал ты?

– Рукописи были очень старые, точно старше отца, а, чем Силы не шутят, может и самого Дориолана. И в них я вычитал, что раньше Первым Воином Царства становился перворожденный сын Владыки и его Наследник, а не второй или последующие дети. Отец пережил всех, кто знал его родителей и дядьев, оставшихся бездетными. Среди приториев сменилось более двадцати поколений, не говоря уже о простых людях, живущих в среднем по полусотне лет. Ясное дело, что никто из потомков тех, кто был современником последнего Призыва, не помнит всей правды.

Чиаро спокойно пожал плечами:

– Так и есть.

– Ты хоть понимаешь, что все это означает? Получается, на тебя возложили то, что не должны были возлагать. А тот, в чью обязанность входит служба, просто уклонился от нее. Конечно, если он вообще знает правду.

– Он ее знает, – откликнулся Тансиар.

– Так ты тоже…?! – чуть не подскочил со своего места Рийон.

– И уже довольно давно.

– Но Силы не обманешь! Как же так вышло, что они признали Первым Воином тебя? Ведь Вечность должна была откликнуться на кровь Нааяра! Обряд Посвящения проходили все, в том числе и Наследник, и именно над его мечом взошла Алая Звезда, свидетельствуя о том, что он перворожденный. А меч отдали тебе… В древние времена согласно рукописям это бы означало, что первенец ты, а не Нааяр.

– Спешу тебя успокоить, Ри. Я, хвала Вечности, родился не первым. Нааяр бы этого не пережил. Вернее, он не дал бы этого пережить мне.

– На твоем месте я не стал бы рассчитывать на его благородство, – скептически заметил Рийон.

– Я никогда не рассчитываю на то, чего не существует.

По лицу младшего брата было видно, что он перестал понимать происходящее.

– Но тогда…

– Отец опасался чего-то, разрешая Нааяру пройти Посвящение, но иначе он поступить не мог – любому обряду, проводимому по крови, должно быть подтверждение и свидетели, иначе власть Аскуро потеряет свою силу. Однако насколько я знаю, при первом Посвящении Наследника присутствовали только мать с отцом и Верховный темполиец, который принес клятву хранить увиденное в тайне. А темполийцы не могут врать. В противном случае их ждет неминуемая кара. Видимо, почему-то Владыка боялся того, что над его любимым сыном не взойдет Алая Звезда и поэтому решил ограничить число лиц, которые это увидят.

– И я слышал, что в первый раз этого как раз таки не произошло, – подхватил младший брат.

– Именно. Представляю, каково было удивление отца! Если, конечно, он этого не ждал…

– Но как же так? – не понял Рийон. – Как тогда это объяснить?

– Пожалуй, есть только два варианта: либо Нааяр не сын отца, либо он не перворожденный.

– А если бы над Нааяром или тобой Алая Звезда так и не взошла бы? Что было бы тогда?

– Кто знает… – задумчиво протянул Тансиар. – Я бастард, с меня взятки гладки, а вот Нааяру такой исход явно не пошел бы на пользу. Поскольку он бы означал, что ваша матушка была неверна мужу.

– Да, – согласился Рийон, – ты прав. Римериан не может существовать без Наследника, воина и защитника. Народу бы это не понравилось.

– Как раз Римериан без Аскуро проживет, а вот Аскуро без Римериана – вопрос. Быть может, если бы после всех совершенных обрядов имя Эдэрэра так бы и не назвали, отец подстроил бы результаты…

– Нет, – с уверенностью возразил Властитель Ветра. – Вмешиваться в священное действо он бы не стал. Никто не в состоянии обмануть Силы или направлять их на пользу себе. Даже Владыка.

– А вот подменить кувшины с кровью вполне возможно, – заметил Тансиар. – Или поставить один в другой. Например, кровь Триона во внутреннем, кровь истинного Эдэрэра – во внешнем. Меч обмакнули бы в ту, которая бы показала, что он – Наследник. Так бы оно и произошло, если бы Силы не признали Нааяра перворожденным. Отец навряд ли рассчитывал на удачу. Но Наследник был признан, пусть и не с первого раза.

– На последнем Совете, когда помощник Верховного темполийца пролил кровь на клинок и взошла Алая Звезда, он кричал что-то про то, что Трион не может стать Альентэ, "до тех пор, пока жив тот, за кем это право было закреплено самой Вечностью" и что "Вечность всегда права". Но никто до сих пор не знает, чья кровь то была. Отец спросил темполийца, но тот не ответил, а потом в зал вошел ты…

– Я пришел потому, что вернулся. А храмовник просто что-то напутал с кувшинами…

– Ладно, – махнул рукой Рийон, – мне и правда не по душе копаться во всей этой замшелой старине. Слишком уж она дурно пахнет! Лучше я перейду на свою любимую тему и спрошу у тебя напрямую. Мне, слава Силам, известны не все подробности, но в общих чертах кое о чем я наслышан. Скажи мне, это правда? Ты и Анаис?

– А тебя это удивляет? – в серых глазах мелькнула задоринка. Теперь Тансиар был весел или хотел казаться таковым.

– Значит, правда… – изумлению Рийона не было предела. – Ты сошел с ума, брат! На этот раз точно!

– Спасибо, что напомнил, – Первый Воин был сама любезность. – А то я уже начал об этом забывать.

– Ты смеешься надо мной?

Четвертый сын Владыки подошел к Чиаро и, взяв его за локоть, обеспокоенно заглянул в красивое лицо:

– Брат, она не простая римерианка, она – жена Наследника! Ты понимаешь, что это значит?

– Рийон, – Альентэ устало выдохнул, – если мужчина не может удержать женщину, то виноват в этом только он сам.

– А что, если у него ее отняли? – задал вполне закономерный вопрос младший брат, на что Чиаро только плечами пожал:

– Сердце отнять невозможно. Даже Извечные не могут жить без него. А женщина без сердца умному мужчине без надобности. Если, конечно, у него у самого оно есть. Я не откажусь от Анаис ни сейчас, ни когда-либо. И никому ее не отдам. Так и передай им.

– Даже ему?

– Ему тем более.

– Но он ее муж!

– Его поведение недостойно Сына Вечности. Зайди как-нибудь к Наследнику, и он сам тебе все расскажет.

– Это уже слишком! Даже для тебя, Чиаро! Не спорю, из нас с тобой вряд ли когда-нибудь получится образчик благочестия, и я далек от понимания идеальных отношений, но даже я признаю, что эта затея до добра не доведет. Ты должен отступиться от нее! Не будь упрямцем, это не игра.

– А я и не играю.

– Верно. Ты ведешь войну. Но проблема в том, что у тебя нет никаких прав на эту ашесинку! Анаис красива, не спорю. Правда, я не замечал, что тебе нравится именно такой тип женщин. Ну да ладно. И все-таки почему именно она? В Эбене множество красоток, среди которых найдется несколько чистокровных приторианок. Любая из них сочтет за честь разделить с тобой Вечность!