Текст книги "Межмировая таможня"

– А сами-то они кто?

– Да Силы их знают. По виду чаще хуманы или вообще что-то неприметное, а по мыслям все разные. И эльфы бывают, и гнумы, и тролли-перевертыши, и вампиры... У нас-то все проще – посмотришь на человека и сразу видно, кто он и чего от него можно ждать, ну, за редким исключением. А иномирцы все выглядят почти одинаково, да только снаружи. Но хоть в туризм я не попала, а все ж в справочной мои знания иногда и пригодиться могут. Так что я не жалею, что рискнула. Ну что меня в родном алле ждало? Замуж в, – она замешкалась, – ...ну, по-вашему, лет в 13-15, а потом всю жизнь работать на мужа вместе с еще пятью-десятью женщинами либо на полях, либо шерсть выделывать да за скотом ходить – в общем, самую тяжелую и грязную работу делать, которую никто в его роду делать не хочет. Ты думаешь, почему орчанки так быстро стареют?.. Ой, ну что-то я разнылась, достал меня тот горный баран в справочной. А ты, я вижу, в порядке. И не такая уж дыра эта ваша контора, раз третий ранг дали почти сразу.

Я хвастаться не хотел, но раз уж она сама начала... Нет, никаких тайн я, конечно, не выдавал, но намекнуть намекнул, что занимаюсь делами очень серьезными и что попал в очень крутую контору, только уж очень секретную, и потому должен молчать. Я ждал, что она будет расспрашивать и придется врать, чтобы не портить день, но она оказалась очень деликатной и лишних вопросов задавать не стала.

Последнее пиво мы допили уже в Центре на одном из тенистых зеленых бульваров, где проезд транспорта был запрещен, а в тени огромных деревьев, в три обхвата, казалось, собралась большая часть населения Вельдана. Я заметил, что под ногами у нас путается разномастная и разновозрастная молодежь. Молодежь пугалась все чаще и чаще, а потом мы с Зуфой вывалились на обширную площадь, замощенную разноцветной мозаичной плиткой. По периферии вился лабиринт узких аллеек, полускрытых декоративными кустарниками и плотными стайками все того же гуляющего молодняка.

Над площадью, в самом центре, сверкая бликами в мощной подсветке, громоздился мужик, простирающий мощную длань над живописной группой счастливых подданных, куда-то стремящихся от подножия владыки. Подданных? Явно подданных. А рожа этого истукана показалась мне подозрительно знакомой. А потом я просто обалдел, когда сообразил, кого она мне напоминает: Артуро собственной персоной. С неподобающе дурацким видом я повернулся к Зуфе:

– Э-э... а это кто – там, на площади?

– Молодежь какая-то гуляет... я не знаю, мне некогда гулять, мне работать надо. – В голосе ее мне на миг почудилась легкая грустинка.

– Да нет, я имел в виду памятник...

– А-а! – Зуфа заметно оживилась. – Это Аеннар Второй, последний монарх, Освободитель. Скульптура работы талантливого тролльского мастера Зрыб-Цтела. Единственный из троллей, он работал с металлом, за что и был проклят своей матерью. Говорят, королевская семья этого ваятеля аж за Грань учиться отправляла. Вот он и выучился. По столице еще много таких изделий понатыкано. Только уж больно они... нездешние. Зато достопримечательность.

Я потянул Зуфу к подножию мужика, желая поближе ознакомиться с мемориальной табличкой. Подножие утопало в мутных водах обширного бассейна, в который ронял свои струи равномерно журчавший фонтан.

– Новая композиция крутого парня Агера Дротика «Эльфийские стрелы». – Голос, усиленный простеньким, но эффектным заклинанием «Горное Эхо», я узнал сразу. Встретить знакомого в Вельдане – это было просто здорово. Резонно рассудив, что табличка никуда не убежит, я повернул на голос. Туда же, чуть не сбив нас с Зуфой с ног, метнулась стайка барышень – очевидно, творчество певца имело изрядный успех. Пробиться к барду мне удалось далеко не сразу – его невысокую фигурку окружали милые, добрые сограждане, плотно сжимая кольцо. Несколько томного вида эльфов, вместо традиционных шелков окутанные паутиной тонких прозрачных трубочек, мрачный молчаливый тролль в костюме-тройке в обнимку с музейного вида палицей, привычно сбившиеся стайкой орки в причудливых овчинно-пластиковых лохмотьях и куча малоопознаваемых личностей женского, женоподобного и просто богемного вида. Да и все вокруг, как я теперь заметил, были одеты несколько странновато даже для вечернего Вельдана. Я не видел, чтобы так наряжалась даже самая навороченная золотая молодежь. К тому же в шелках я увидел здесь не только эльфов, в кожаных передниках – не только дварфов, а коренастый тролль с прицепленными к широкой спине прозрачными фейскими крылышками меня просто добил. Больше всего это походило на традиционный сельский карнавал (те же нарочитый перебор и явная самодельность костюмов), я видел такие у себя на родине ежегодно, но у нас никому и в голову не приходило прогуливаться в таком виде в непосредственной близости от фешенебельного центра. Впрочем, я со своей формой, видимо, смотрелся тут вполне в стиле...

Надо отдать должное – голос у певца был прегромкий, композиция длинная, было там что-то про рок и судьбу, про нездешнюю неразделенную любовь, про бесконечный путь под колючими звездами – короче, про все, кроме пресловутых эльфийских стрел. Похоже, чувством юмора парень обделен не был. К некоторому моему удивлению, Зуфа слушала с явным интересом, поэтому я не стал спешить, дав ей возможность насладиться в полной мере. Беловолосый бард выдал такую частоту, что выбил слезу из всех столпившихся кругом барышень вне зависимости от пола, расы и возраста. Публика столбенела в экстазе, а у меня, как гордо предположил я, видимо, сработали зачатки профессионального рефлекса: краем глаза я отследил малозаметное движение в толпе. Приземистые фигурки перемещались как-то уж очень знакомо. Я поначалу не сообразил: широкие брюки не стесняющего движений покроя, чуть расхлябанная пластика, короткие серые ежики на головах, толстые шеи плавно переходят в упитанные загривки... Что-то мне это напомнило... Перед глазами встала картинка: две гигантские крысы в кружевных передничках, наступая, обнажают длинные желтые резцы. Меня передернуло: метровые? В Центре? Не в сопровождении гида (во что я мог бы еще поверить), а вот так, почти по-хозяйски... Я затряс головой, прогоняя наваждение.

В этот момент певец наконец заткнулся, закурил, и мы с Зуфой смогли просочиться сквозь толпу. Я махнул рукой барду:

– Эй!

– Чё? – Кумир публики смерил меня скользящим взглядом, явно не опознавая.

– Омнибус, котлеты...

– Мамочка! – продолжил певец, расплываясь в улыбке. – У тебя еще была такая роскошная, ну просто жанровая мамочка! Давай к нам, как насчет по пиву? Я спасал тебя от мамочки, ты меня от голода, теперь спасем мир от алкогольной гидры – уничтожим врага... – Судя по всему, он был малость навеселе. – Как твое ничего? Я погляжу, ты некисло пристроился...

Тут откуда-то послышался невнятный звук, толпа подалась в стороны, и я увидал, как крысоподобные молодчики куда-то поволокли темного эльфа очень лирической наружности, облаченного в скудную ободранную дерюжку и кожаные ремешки. «Позвольте! Вы не имеете права! Я буду жаловаться!» – причитал эльф, но сопротивлялся он как-то вяло, с видом полной покорности судьбе. Кто-то из присутствующих присоединился к возмущению – но тоже словесно, и на него никто не обратил внимания. Зуфа встревоженно качнулась ко мне. Я чуть было не распух от гордости – наверное, просто не успел. Тем временем ребятки доволокли эльфа до фонтана и, раскачав за руки – за ноги, перебросили через невысокий каменный парапет. Эльф, подняв кучу брызг, плюхнулся в воду, вскочил, попытался выскочить обратно на мостовую, но его тут же уронили обратно. Еще раз, еще... Если поначалу у меня еще были какие-то сомнения на предмет того – не забава ли это, то тут я начал понимать, что бедной жертве точно не до смеха – вода на лице у него уже начала розоветь. Я не успел отреагировать (пока внутренне уговаривал себя, что стоило бы вмешаться), как над площадью повис истошный девичий визг. Хрупкая темноэльфиечка, раскидав зазевавшуюся публику, прорвалась к фонтану и с разбегу вцепилась одному из агрессоров ноготками в лицо. Брызнула кровь, пострадавший взревел и попытался стряхнуть с себя эту летучую смерть, но не тут-то было. Сотоварищи кинулись на помощь, эльфияночку тоже нашлось кому поддержать... В общем, через несколько мгновений на площадке у ног артуроподобного мужика образовалась натуральная куча-мала. Подбитый эльф тихо выполз из фонтана и, шатаясь, убрел прочь в сопровождении свой отважной спутницы, невозмутимо выскользнувшей под шумок из-под ног дерущихся. Бард невозмутимо прихлебывал пивко, вселяя в меня некоторое спокойствие.

– Дикие у вас в столице развлечения... Это... они там друг друга не поубивают?

– Не, – беспечно качнул ногой крутой певец, – ты что? Тут же все свои, все друг друга знают... Да и публика в основном хрупкая, творческая – ну, волосы друг дружке повыдергают, ну, пару зубов выбьют... Ничего серьезного.

– И что за такая публика?

– О, здесь собираются любители иномировой культуры. И всякой древности. Короче, все, кому обыденный мир скучен, однообразен и не мил... Мы любим яркость, творчество, полет фантазии... Ну, а тут гуляем... песенки вон поем... стишки читаем... Ну и туристы из-за-гранные сюда наведываются – с фотоаппаратами, зеркалами, памятными кристаллами – кого только нет. Ты присмотрись – вон ближе к краешку жмутся...

Я посмотрел – и правда, среди пестрого общества маячили определенно иномировые физиономии.

– А это тогда что за типы... серенькие такие? – вступила Зуфа, наконец решившись заговорить с бардом.

– О, леди! – Певец вскочил и с поклоном расцеловал ручки не успевшей увернуться девушки. – Мое почтение, вы луч вечерней звезды на нашем заласканном небосклоне...

Я прервал его сомнительные комплименты:

– Так кто они? Что-то они... как бы сказать... Выбиваются из вашего карнавала.

– А хрен их знает, – беспечно ответил бард, ничуть не обидевшись на слово «карнавал». – Вообще они из Свободной сюда шастают, и давненько уже... Пивко с нашими пили. А сейчас повадились ловить среди нас каких-то «мутантов» – я и слова-то такого не знаю, а они объяснить не могут. Слышали что-то в Свободной, а что – не знают. Наверное, из-за-гранное какое. Говорят, что защищать нас хотят от кого-то, за порядком смотреть, а мы за то их слушаться должны и пивком поить. А так – хватают кого ни попадя, и то в фонтан, то по морде. Что паршиво – кое-кому из наших тоже по нраву пришлось, теперь в пасть этим крысоподобиям смотрят. Говорят, – бард понизил голос, словно пытаясь напугать нас с Зуфой, – что они – потомки тех, кого не успели вовремя вытащить из-под гигантской крысы. Слышал про крыс, которые через порталы сами ходят? Они чуть ли не с нормального хумана величиной. Ходит слух, что их легион и желают они межмирового господства, а для этого оставляют в мирах своих потомков. В Свободной, говорят, они принимают чужой облик и в темных закоулках подстерегают... – Его передернуло, и он на мгновение соскочил со своего привычно-ернического тона. – А эти... Они борются за чистоту то ли крови, то ли чего еще – видно, у них такой жестокий комплекс собственной неполноценности, что они пытаются таким образом решить свои проблемы...

– А-а... полиция куда смотрит? Почему никто не жалуется?

– Мы должны быть терпимыми... и политкорректными... – притворно-кротко вздохнул бард, быстро водя пальцем по серебристому зеркалу.

– Кому звонишь-то? – не очень уверенно поинтересовался я. – А то, может, я чем могу? – С большим удовольствием я бы просто покинул это странное место, но при девушке...

– Да в бетон...

– Куда?

– Тролльское городское спецподразделение «Кремень». Его другие тролли, армейские или из особых спецподразделений, «Бетоном» стали называть – это у них ругательство, – слово и прижилось. Эти лучше, чем полисы – те сейчас начнут уговаривать, успокаивать... А если тролли подъедут, эти... недомутанты сами уберутся, а прочие – они мирные, безобидные... ин-тел-ли-генция.

– Ну, пока. – Я понял, что тут разберутся и без нас, а глазеть на все это было как-то не очень. Табличка – в другой раз, а нам с Зуфой пора подыскать себе местечко покомфортнее.

– До скорого... Заходи еще, – пригласил бард, – я тут бываю...

– А кого искать? Не Агером же Дротиком тебя называть?

– Не... Дротик – это так, по приколу. Спросишь, где Джаллаиса Тандионарда найти... – он понизил голос, – я же на самом-то деле – темный эльф, а в этой шкуре – это так... не склалось, в общем. Запомни: Джаллаис Тандионард, род матери – Тандионард, род отца – Багнардиан... Здесь тебе всякий на меня укажет.

Какое-то время я мужественно преодолевал голодное бурчание в животе, вместе с Зуфой любуясь радужными фонтанами, но потом не выдержал и предложил зайти куда-нибудь посидеть-перекусить, благо аванс приятно тяжелил внутренний карман.

– Ну вообще-то я не голодна, но если ты хочешь...

– А я проголодался. Утром не завтракал, а потом только пиво с тобой пил.

– Ну ладно, но только ради тебя. И давай выберемся из Центра, а то здесь все очень уж дорого.

– Так я ж тебя приглашаю...

– Да за кого ты меня принимаешь, я девушка самостоятельная, уж за ужин-то свой заплатить смогу сама!

Однако из Центра мы все же выбрались – тратить лишнее я был не приучен. Да еще за то, что можно получить совсем рядом с Центром по совсем другим ценам. И через полчаса мы сидели в «Пивном погребке» с бокалами отличного пива, а дюжий фей-подавальщик уставлял стол пряно пахнущими закусками. А впереди было еще горячее и десерт, и мы никуда не торопились, могли посидеть, поговорить. Хотя первые полчаса сосредоточенно жевали. Как ни ругают малый народец, а обслуживать они умеют – если хотят, конечно. Когда я немного наелся, мир вокруг потеплел и мысли приняли чуть другое направление. Конечно, часть зарплаты надо отсылать маме, но в том, что ты так вот запросто можешь пригласить понравившуюся девушку пусть не в ресторан, но в кафе (для ресторана мы не одеты), есть свои преимущества. Чувствуешь себя этаким хозяином жизни из этих «новых». Я откинулся на спинку кресла и отхлебнул пива. Зуфа улыбнулась мне одними глазами – рот у нее был набит. Да, она и в самом деле была очень красива. Не спорю, это не классическая красота статуи. Но красота старых рас – она уже уходит, умирает или хотя бы просто устала. А вот представители рас молодых (и особенно представительницы) красивы еще и тем, что жизнь просто брызжет из них, заражая всех окружающих. Какой, например, сегодня прекрасный был день, а все из-за нее. А ведь мог бы просидеть в конторе, давясь сухими пирожками... Нет, прав был Барс, надо время от времени отдыхать на полную катушку.

Сквозь туман пива и дружеские синие сумерки, окутывающие наш столик, я не сразу осознал, что к нам кто-то подошел и что-то говорит Зуфе на захлебывающемся горском наречии, не обращая на меня абсолютно никакого внимания. А вот она была напугана, хоть и старалась отвечать спокойно – это я сразу понял, едва взглянув ей в глаза. Делать было нечего – я глубоко вздохнул, поднялся и потрепал подошедшего по плечу.

– Вам что-то нужно, господин? – Ну не люблю я конфликтов... И в родном городе тоже драк не любил, за что и слыл тихоней и маменькиным сынком. Но сейчас деваться было просто некуда. На меня, обернувшись и ничего не понимая, смотрел смуглый горбоносый златозубый горный орк.

– Тэбэ чэго, малчик? Сиди тиха, целый будэш. А ты... – Тут он снова перешел на свой горный диалект. Зуфа вздрогнула. Я понял, что он ее оскорбляет и вмешиваться придется, и постарался, чтобы голос не дрогнул.

– Господин, эта дама со мной, и вы не имеете права обижать ее...

– Айше, не надо... – вскочила Зуфа.

– Ай, какой нэхароший малчик. Тэбэ гаварят – малчи, целый будэш. – При каждом открытии рта зубы орка пускали по залу солнечных зайчиков. Мне было так страшно, что я даже удивился, заметив это. – Пашлы, патом дагаварым, – кивнул он Зуфе.

– Никуда она не пойдет.

– Смэлый, да? А кагда я тэбэ кости переламаю, тоже так гаварыть будэшь? Пашлы, дрань, из-за тэбя его нэ трогаю...

Зуфа все же медлила, но в глазах ее было отчаяние. За спиной орка появились еще двое, помолчаливее и поздоровее. И я понял, что бросить ее и удрать просто не смогу. И пусть меня даже побьют – медицина в столице хорошая...

– Оставьте ее в покое, вы... Она не хочет идти с вами.

Орк недоуменно смерил меня взглядом, потом обратился к подошедшим:

– Этот... – слова я не понял, – еще и... – слова я не понял. – А ты за нее платыл? Чтобы с нашей женщыной гулять, очень многа нам платыт нужна. Так что мы ее берем, а ты нам должен, очэн многа должен. Нэ расплатышся!

– Айше, не верь им, я не из этих... – В голосе Зуфы звучали слезы. Я не совсем понял, в чем дело, кивнул ей и попытался улыбнуться. Драка была неизбежной. Но тут меня за плечи подняли-таки прямо каменные ладони и отжали чуть в сторону, а знакомый голос Капитана (я уже понял, что тролли, когда хотят, коверкают слова) произнес:

– Твой хотеть деньги у наш малыш? Твой, помойная яма, отнимать деньги у тролль? Моя говорить с твоей, как взрослый со взрослый. Гым?

У орков смугло-красная кожа, но тут я увидел, как она становится просто серой.

– Он развэ тролль?

– Твой говорить, что моя врет? – Капитан улыбнулся, показав зубы раз в пять больше орочьих.

– Всо, всо. Мы уходым, мы здэс нэдавно, перепуталы, ашиблыс...

– Я узнать, кто так ошибся. Еще раз встретить – отпуджукать. Твоя понимать?

– Да, да, гаспадын...

– Мы его кормить лучший колчедан, он вырастать и сшибать вам рога. Ты понимать?

– Да, гаспадын.

– Раз понял, так вали отсюда. Достал. – Капитан пододвинул себе кресло, уселся и что-то крикнул в сумерки. Потом повторил уже на общем, для нас: – Ребята, сюда, и ставьте столы...

Потом мы снова ели, пили – в основном, за меня. Даже Зуфа снова оттаяла, заулыбалась. А потом я пошел ее провожать, и она снова повесила нос.

– Слушай, да забудь ты про этих...

– Тебе легко говорить. А я же в их диаспоре жила. Им за это платила... Мне теперь только в родную деревню. – Она всхлипнула.

– Ну пожалуйста, ну не плачь. Знаешь что, давай сегодня ты у меня переночуешь – поздно уже, а завтра мы что-нибудь придумаем.

– Ой, Айше, странно, я даже верю тебе. Только я не из таких, что сразу ночевать идут с любым, кто позовет. И забудь, что эта гнида золоченая про меня плела.

– Да я ж не понял, я вашего наречия не знаю...

– Ой...

– Только я не к себе. То есть я понимаю, ну, то есть я в гостинице живу...

– Да-а. Так ты хочешь, чтоб я с тобой прямо в нумера... – Я уже совсем запутался, но понимал, что идти ей некуда, и твердил одно:

– Ты не подумай, это приличная гостиница «Таможня», при Тампере, а я могу вообще уйти, то есть я потом приду, а ты переночуешь. А я на работе переночую. А завтра мы что-нибудь придумаем. Только ты не плачь. Завтра после работы я с тобой за вещами схожу. Или с работы удеру. Но завтра. А ночевать ты будешь одна и номер закроешь. Ладно, а?

– Ну ладно, – всхлипнула она, и я почувствовал себя героем, завоевавшим если не мир, то корону.

В этот раз я был умнее. Еще с вечера я составил себе подобие кровати из восьми стульев (кресла все с поручнями и неудобны), перенесенных через Зеркала из всех доступных кабинетов. И уже засыпая, все еще улыбался, вспоминая ее изумленный взгляд, когда мы пришли в мой номер. Оказывается, гостиницы в Вельдане чрезвычайно дороги, а уж люксы из двух комнат – чрезвычайно дороги. Но меня там знали, и бригаду нашу знали, так что даже не посмотрели косо на нас, а только удивленно, когда я вышел обратно...

Но утро было ужасным. Несмотря на принятые меры, снова болело все: голова, затекшая шея, отлежанные на жестком бока и так далее. Поставив закипать электрический чифанник – без чифана тут не проснуться, – я с трудом добрался до М/Ж принять водные процедуры. Вернувшись, я заварил полпачки «Предсмертника» и посмотрел на часы. Было около шести утра. Да, Зуфу будить было еще рано, даже для того, чтобы просто помыться. Говорил же мне дядя, что ничто не обходится так дорого и не ценится так дешево, как добрые поступки. Интересно, что она обо мне думает теперь? Думает, наверное, что дурак я... Хотя кто их знает, женщин?

С такими вот странными и непривычными мыслями я включил факс, выводя криминальную сводку, пока настаивается чифан. Ринель говорила, что «Предсмертник» настаивают не меньше часа. Для того чтобы скорее прийти в себя, я даже несколько раз присел и несколько раз развел руками, изображая утреннюю гимнастику. Когда и это не помогло, я устроил свой ноющий организм в кресле Ринели, и, за неимением лучшего, взялся перечитывать вчерашнюю кримсводку. Ничего там, на мой взгляд, не было. Всякая бытовуха нашего подразделения не касалась, политика тоже, как и обычная контрабанда. Но все же это было интереснее, чем читать официальную газету. По аналогии с газетой я улыбнулся, прочитав об очередном убийстве Семецкой мумии... Насколько я помнил, эту мумию убивали уже Силам известно, сколько раз. А потом воскрешали и снова убивали – была такая странная секта, пользующаяся немалым, видно, влиянием, раз ухитрялась выцепить из-под всех музейных замков этот исторический раритет. Ведь Семецких мумий в мире было не так уж и много, и каждая представляла немалую ценность. А это была еще и особенно редкая, вторая ее разновидность...

От вчерашней сводки я незаметно перешел к сегодняшней, но уже прихлебывая чифан, который изрядно меня взбодрил. Мне интересно было найти последствия действия «Гранита» в зачищаемом секторе Свободной Зоны. Сначала вроде ничего не было, а потом пошло: скупка, перепродажа, сопротивление при задержании, оскорбление офицеров и рядовых и т. д., и т. п., и так несколько сот пунктов задержания. Я хоть и совсем приблизительно, но уже мог себе представить, как тролли-смертники во главе с Капитаном ведут зачистку... Поэтому меня вовсе не удивляли посеревшие лица орков во вчерашнем кафе. Что ни говори, а приятно, что она видела – я не струсил. Из-за этих приятных размышлений я чуть было не пропустил... но, быстро вернувшись, перечитал и не поверил своим глазам: некий Рах Гуссос, мелкий поставщик наркотических грибов эльфам, вчера, будучи взят троллями в оборот, активировал кримналог на один грош. Хорошо, что я сидел, а то бы... так и сел на месте!!! Конечно, никому, кроме членов нашей бригады, это сообщение ничего не говорило, но я здесь, я дежурный по бригаде, и если все мои сослуживцы сейчас «спасали мир», то настоящим делом буду должен заняться я. И раскрыть его. А когда они вернутся, их будет ждать уже готовый результат на блюде прозрачного эльфийского фарфора... И тогда они все поймут...

Такие и подобные им лихорадочные мысли метались в моей голове, пока я набирал номер Капитана «Гранита». Услышав в трубке малодружелюбное: «Гым!» – я поспешил представиться:

– Капитан, это я, Ше!

– А-а, привет, сынок. Рановато ты что-то. – Но я сделал вид, что не понял намека.

– Я по работе звоню. Слушай, кто вам вчера на зачистке активировал квитанцию кримналога на один грош?

– Ну, Ше, ты прям как Ринель, ни поспать, ни отдохнуть не даешь. Гнида одна и активировала, когда мы ее к ногтю взяли. Мы уж подумали, что у него налоги на все, несмотря на Свободную, ну и отправили его на Леганку. А оказалось, что грехов на нем много, а налог только один – да и то кем-то другим уплаченный для него. Но раз уж в тюрьму отправили... Теперь на законных основаниях пойдет.

– Значит, сейчас он там, в Леганской тюрьме?

– А куда он денется?

– Ну ладно, извини, что побеспокоил. Дела... – Я положил трубку, сам шалея от собственной наглости.

Значит, в Леганской тюрьме, в камере предварительного заключения, находится в данный момент, как его там? Я поднял с пола оброненную сводку. Мелкий, но постоянный поставщик наркотиков – в скобках – древесных лысых грибов, оказывающих свое действие исключительно на эльфов. Я вспомнил первого грибного эльфа, встреченного лично, и передернулся. Деятель этот у нас – о, как же – полуорк, полухуман, звать его Рах Гуссос. И если я сейчас поеду в тюрьму и допрошу его, то, может быть, лично смогу закрыть это дело. До обеда. А потом, как договорились, встретимся с Зуфой, и я помогу ей забрать вещи и перетащить по новому месту жительства. Правда, и место это надо сначала найти, но она вроде говорила, что кое-что на примете есть.

Но сначала работа. Я со вздохом (жаль, что в этом помещении магии нет) стал искать в служебном справочнике телефон Леганской тюрьмы. Он там был, и не один. Подумав, я набрал номер сектора предварительного содержания. Ответили почти сразу.

– Дежурный сотрудник сектора предварительного содержания Леганской тюрьмы на проводе. Представьтесь, пожалуйста. – Голос звучал заспанно, твердо и уверенно.

– Айше Стасский; Тампер; отдел Сертификации, бригада Упорядочивания.

– Ваша бригада в списке допуска. Слушаю вас.

– Мне надо допросить задержанного вчера заключенного Раха Гуссоса.

– Приезжайте. С собой не забудьте взять блок-карту-идентификатор. Вы раньше у нас не были – придется предъявлять.

– Да, конечно... А когда?

– В любое удобное для вас время. За вами прислать машину или доберетесь на своей?

– Присылайте, – гордо и смело брякнул я, – вы знаете куда?

– Обижаете, господин. Мы входим в число организаций, которым известно месторасположение бригады "У".

Я вдруг вспомнил, как ломился через защитную паутину, и поспешно добавил:

– Только остановиться надо...

– ...не доезжая квартала до ваших владений. Мы это знаем. Через сорок минут машина будет на перекрестке улиц Радужной и Тридцатилетия Великих Свершений Равенства. Предъявите водителю блок-карту, он отвезет.

– А-а... какая машина?

– О, так вы новичок в Вельдане? Все наши машины в черно-белую клетку. Больше никто такими обозначениями не пользуется, вы не ошибетесь.

И я не ошибся. Через сорок минут, когда я уже минут десять топтался на одной переименованной обратно (Радужная) и на одной просто переименованной (Равенства...), на перекрестке остановился мрачного вида лимузин в черно-белую клетку. Не менее мрачный водитель-человек, исподлобья взглянув на меня, уточнил:

– Стасский?

– Да.

– Блок-карта?

– Вот, пожалуйста.

– Садись.

Мы с места набрали скорость. Против ожидания внутри лимузин оказался достаточно уютным, удобным, и я бы даже сказал – где-то роскошным. Я не удержался:

– Простите, а что, работа Ведомства Содержания и Заключения так хорошо оплачивается?

Водитель криво усмехнулся:

– Нет.

– А откуда же это?

– Добровольные пожертвования.

– А? – не понял я.

– Ну, кроме кримналога, существуют еще и добровольные пожертвования – спонсорство там всякое, меценатство, благотворительность. Зацепили, скажем, кого-нибудь из Семьи, а то и прямо из Гнезда, так что им, приятно в тюремной клетке на потеху всему городу ехать? Вот и пожертвовали нам несколько подобных машин... Ну мы и пользуемся.

Мрачные черно-белые ворота захлопнулись за нашей машиной, въехавшей в тюремный двор. Мне даже показалось, что солнышко изрядно потемнело. Я торопливо попрощался с водителем и вылез на шахматную брусчатку двора. Навстречу уже спешил, как я понял, офицер внутренней службы, в черной форме с двумя белыми клетками на погонах. Первым отсалютовал он, как младший по званию.

– Стасский, бригада "У".

– Да! Здравствуйте. Блок-карту, пожалуйста.

– Пожалуйста.

Произведя идентификацию, офицер явно расслабился.

– Дежурный по сектору предварительного содержания Акай Сало. Чем могу?..

– Мне надо поговорить с задержанным вчера в Свободной Зоне неким Рахом Гуссосом.

– Так что же мы стоим во дворе, пойдемте пока ко мне в приемную, а его подготовят и доставят в камеру для допросов. А что натворил этот грошовый мерзавец?

– Понимаете, я не могу...

– Ох, простите, господин Стасский. Бригаде "У" вопросов не задают – это я знаю. Но уж больно интересно. Таких, как он, к нам не привозят, понимаете ли. Кримналог на один грош не дает права пользоваться всеми благами нашего учреждения. Собственно, он вообще ничего не дает – слишком малая сумма, но я его понимаю. Когда тебя берет за жабры «Гранит», поневоле используешь все возможное, чтобы попасть под защиту государства. Или хотя бы выиграть немного времени. Только вот одного он не учел – попасть к нам гораздо легче, чем потом вернуться на волю. – Он усмехнулся. – А теперь внимательно, идите за мной по черной дорожке.

И мы вошли в открытую арку, за которой клубился густой туман. Мы шли и шли в этом тумане, и все, что я мог видеть – черная, чуть светящаяся дорожка под ногами и сутуловатая спина моего сопровождающего. И больше ничего – ни времени, ни направления. Казалось, на эту дорогу мы затратили немалый кусочек вечности. Однако пришел в себя я на мягком диване, со стаканом какого-то сока в руке. Акай Сало стоял рядом и участливо глядел на меня.

– Простите, господин Стасский, я должен был учесть, что вы новичок. Хаос-лабиринт иногда очень тяжело действует на людей, зато исключает любую возможность побега.

Я подозревал, что он не совсем нечаянно провел меня этим путем, но промолчал. Он продолжал:

– Сейчас вашего задержанного уже ведут в камеру для допросов. Вы будете фиксировать его ответы?

– Конечно.

– Кристалл памяти или бумага и ручка-самописка?

Я вспомнил лекцию Ринели о том, что любой кристалл можно считать, и попросил ручку. Она же и показала мне тогда, как уничтожается в ручках моторная память. А бумаги я намеревался забрать с собой.

Эти мысли пронеслись у меня в голове как-то совершенно естественно, сначала я даже не удивился, а потом подумал, что просто начинаю привыкать к работе в бригаде. И к своему третьему уровню допуска. В камеру для допросов я, однако, попал, пройдя метров сто по обычному канцелярскому коридору. А вовсе не через Хаос-лабиринт. Возможно, Хаосом закрывали только внешние контуры тюрьмы... Но спрашивать я не стал.

Камера, стол, украшенный защитным орнаментом, кресло, украшенное таким же орнаментом, как я понял – для меня. С противоположной стороны на стуле сидел толстый коротышка с двумя роскошными фингалами под обоими глазками. Коротышка был одышлив, напуган и небрит.

Не успел я сесть, как он быстро и захлебываясь заговорил:

– Да ведь сказал я уже все, господин дознаватель, Силы свидетели, все сказал, и про грибы, и про тех, кто их готовил, и про тех, кому я их сбывал. Больше ничего за мной нет. Чист, как эльфийская дева...

Я молча опустился в кресло, положил перед собой стопку бумаги, активировал ручку-самописку, нахмурил брови и впился в преступника суровым и, надеюсь, проницательным взглядом.

– Имя?

– Рах ин Рорхон, господин дознаватель.