Текст книги "Пьяная Россия. Том четвёртый"

Феминистка

Светлана Вострикова считала себя весьма успешной бизнес-леди. Обладая дорогой иномаркой красного цвета, она свысока поглядывала на прохожих и, насмешничая над женщинами, с трудом перетаскивающими сумки, набитые продуктами, презрительно цедила сквозь зубы:

– Кошёлки!

Она не влюблялась и не позволяла романтикам и идеалистам, которыми, как ни странно, еще полон этот мир, приблизиться к себе. Напротив, циников, людей бессовестных и развратных, она рассматривала, холодно оценивая все то, что может получить от потенциального любовника. Впрочем, скупердяев гнала прочь, отдавая предпочтение щедрым натурам.

– Мужик нужен для здоровья, – говорила она подругам, сплошь успешным, одиноким, чрезвычайно предприимчивым дамам, расположившись за круглым столиком в дорогом городском кафе.

– Найти бы постоянного, – мечтала она, – и, чтобы на один час. Сделал дело, гуляй смело!

Подруги кивали, полностью с ней согласные.

– Но так трудно, – пожаловалась она, – отыскать родственную душу. Любой норовит влезть в мою жизнь с чемоданом вещей и собственных принципов!

– Нет, каковы субъекты, – возмущалась она, прихлебывая из элитной чашки кофе глясе, – я сразу объявляю, замуж не собираюсь, мужчины мне необходимы только для встреч, а они соглашаются, но рассчитывают на брак!

В свободное от работы время, Светлана, предварительно убедившись в абсолютной исполнительности своих подчиненных, как правило, молодых сотрудников хорошо разбирающихся в специфике компьютерной техники, а у Востриковой был собственный магазин, торгующий техническими новинками, она отправлялась на курсы женской самообороны.

Боевые крики занимающихся женщин, сплошь феминисток, подстегивали бизнес-леди к серьезному пересмотру такой проблемы, как мужчины.

Этому способствовали и разговоры после занятий, которые вели феминистки в общей душевой.

– Что ни мужик, то больной, – басила одна из самых ярых противниц мужского пола, – каждый заразен!

– Заразен? – поинтересовалась Светлана, лениво поворачиваясь под теплыми струями воды из лейки душа.

– Распространяют венерические болезни! – громыхнула феминистка и громко фыркнула, напоминая рассерженную лошадь. – И попробуй потом вылечиться, легче сдохнуть!

И она, окатив яростным взглядом Вострикову, отвернулась к стенке, тщательно вспенила гель, размазывая мыльную пену по своему мощному телу.

– Все мужики – сво! – строго заявила другая феминистка. – Ребенка заделают и сбегут, сделав вид, что это не их проблема!

– Ну, да! – вмешалась третья, в прошлом, явно домашняя девушка.

Положив очки на полку, она нервно хмыкнула, включаясь в разговор.

– А еще заставляют противозачаточными таблетками женщин травиться!

Тема беременности оказалась болезненной. Женщины зашумели, перечисляя всю непорядочность бывших мужей, сожителей, когда-то любимых.

Светлана слушала, жадно внимая отнюдь не кошелкам, но людям другого сорта, ненавистницам мужского населения страны.

Добравшись до дома, Светлана обнаружила возле входной двери квартиры одного из бывших ухажеров.

Он протянул ей букет алых роз и бархатную коробочку с обручальным кольцом.

– Выходи за меня замуж? – робко вопросил, вглядываясь в ее лицо.

– К чему мне это? – вопросом на вопрос, ответила она.

И проигнорировав обеспокоенного ее агрессивным поведением, мужчину, захлопнула перед его носом двери.

– Можно заменить мужика роботом! – твердила на следующий день одна из бизнес-ледей, подруга Востриковой.

– Верно, у мужиков есть механические куклы, с которыми они сексом занимаются, все соц. сети пестрят фотками счастливых самцов, купивших себе послушных «жен», чем мы хуже?! – горячо поддержала мысль другая подруга.

– Где приобрести такую куклу? – деловито осведомилась Вострякова.

– Андроида, – уточнила первая подруга.

– Допустим, так где? – загорелась Светлана.

– В Японии! Можно даже заказать лицо любимого актера, вот тебе кто нравится?

Подруги взглянули на Вострикову. Она задумалась, пожала плечами:

– Все равно! А как по деньгам?

– Не дороже иномарки! – заверили ее подруги.

Что и говорить, феминистки были потрясены информацией об искусственных мужиках.

– Я бы своего заставила посуду мыть, белье стирать, пищу готовить, – пробасила мощная женщина.

– А я заставила бы работать круглосуточно, ведь роботы не устают, – мечтательно произнесла домашняя девушка, – представляете, сколько денег он стал бы зарабатывать?

– Не надо будет самой вкалывать, – кивнула мощная женщина.

– Такие мужики будут способствовать продлению жизни или вовсе отмене смерти, – зашумели женщины.

– Не забывайте, – остановила их Светлана, – люди – алчные существа, так что заострите свое внимание лишь на сексуальных особенностях роботов и не иначе!

С тем и расстались.

На следующий день Светлана Вострикова купила билет на самолет до Токио.

В известной японской фирме, она приобрела мужчину своей мечты и в огромном чемодане, с кипой сопроводительных документов привезла робота в Россию.

Распаковав чемодан, еще раз изучила инструкции на нескольких языках мира, в том числе и на русском. Главное, робот требовал каждодневной подзарядки.

– Словно сотовый телефон, – пробормотала она, подтаскивая чемодан к розетке и подсоединяя провода.

Зарядившись, андроид ожил. Светлана управляла им с помощью пульта.

– Не сложнее пылесоса, – вела она робота на кухню мыть посуду, в ванную стирать белье, апогеем деятельности послушного механического мужчины была влажная уборка квартиры.

Вечером, Светлана убедилась и в сексуальности своей куклы.

– Прямо, мечта, – глядя, как робот самостоятельно подключается к розетке и застывает истуканом заряжаться на всю ночь, потянулась она в постели.

Засыпая, Светлана нисколько не пожалела о своей покупке, пожалуй, все живые мужичины мира не смогли бы переубедить ее в обратном.

Робот подзаряжаясь, бесстрастно стоял у стены, бесстрастно глядя прямо перед собой, без мыслей, без целей, без души, абсолютно послушный своей хозяйке, рассчитанный на долгие годы службы. Высокий, стройный, с европеоидными чертами лица, короткой модной прической и темными волосами.

Надоел бы он когда-нибудь Светлане, вряд ли, здесь, надобно, чтобы на ее месте оказалась живая душа, желающая прикосновения теплых рук любящего мужчины…

Надежда умирает последней

На обед Юрий Петрович Беленький всегда ходил в одну и ту же столовую. И хотя в обеденном зале яблоку негде было упасть, а люди постоянно сновали с подносами туда-сюда, Юрий Петрович любил обедать именно в этой столовой, а не мотаться легкомысленно по всяким кафушкам, чем увлекались в обеденный перерыв более молодые и конечно, не опытные, в смысле желудочных заболеваний происходящих от неправильного питания, коллеги Беленького.

Так было и в этот раз, освободив поднос от тарелок с овощным супом, морковных котлет, кулебяки и внушительного стакана красного, как гранат, морса, Юрий Петрович уселся за стол, торжественно заправил за воротничок белоснежную салфетку и наклонился над тарелкой супа, собираясь отдать должное одному из любимейших первых блюд.

Но тут к его столику подошла женщина и, задав дежурный вопрос, свободен ли другой стул, получив утвердительный ответ, быстренько составила с подноса свои тарелки.

Едва взглянув на ее салатики, усмехнувшись про себя о женской глупости, с дурным фанатизмом предающейся модным диетам, Беленький, вздыхая о мясных, недоступных ему уже, блюдах, поднес ко рту ложку супа и замер, удивленный поведением соседки по столу.

Женщина, воплощенная недоверчивость, подозрительно поглядывая по сторонам, вытащила из сумочки небольшую фляжку, отвернула пробку, пригубила и, заметив его взгляд, оскорблено хмыкнула:

– Уж и выпить нельзя!

– Да пейте, на здоровье, мне-то что! – нерешительно произнес Юрий Петрович.

– Вот-вот, начинаются нотации, – буркнула она и раздраженно захрустела салатом, – женский алкоголизм неизлечим и так далее, бла-бла!

Юрий Петрович в замешательстве взирал на женщину, не зная, как реагировать. Его жена любила сладкий ликер, но только по большим праздникам, когда приезжали из других городов дети с внуками, когда составлялись столы в гостиной, готовилось множество вкусностей. В другое время, обычные, будние дни ни ему, ни ей даже в голову не приходило распить бутылку вина.

– Хотите? – негромко спросила алкоголичка. – Коньяк!

Гордо выпрямилась она, с негодованием наблюдая за отрицательными покачиваниями соседа.

– В первый раз вижу такого трезвенника. Ты что совсем не пьешь? – перешла она на свойственный всем выпивошкам наглый тон.

Ничего не ответив, Юрий Петрович поспешно принялся поглощать свой обед.

Но чувствуя негодующий взгляд, посмотрел в полные презрения глаза соседки.

– Поди-ка и жене не изменяешь? – фыркнула она. – После работы сразу домой, чтобы набить пузо ужином и дремать на диване, переключая пультом каналы на телевизоре? А по выходным вместе с женой идешь в гипермаркет, чтобы на неделю забить холодильник продуктами!

– Разве это плохо? – робко возразил он ей.

– Скучно!

И она сделала крупный глоток из своей фляжки.

Полный растерянности и смятения, Юрий Петрович исподтишка рассматривал женщину.

Лет сорока, не накрашенная, с короткой мальчишеской прической, наверняка курящая, курение, как тяжкая болезнь, оставляет своеобразный отпечаток на своем носителе, без обручального кольца и даже следа на безымянном пальце не видно, отчего же она пьет, задумался он.

С удивительной остротой почувствовал беспросветное отчаяние, неудачные попытки к совместному жительству с пустыми алкоголиками, отсутствие семьи и, стало быть, семейных ценностей, все то, ради чего, в основном и живут люди.

– Может, стоит попробовать переломить ситуацию? – тихо предложил он.

– Это как? – заинтересовалась она.

– Взять отпуск и присоединиться к туристическому клубу, есть у нас такой в городе. Сходить в поход!

– Поход? – нетерпеливо переспросила она, и плотно завернув пробку, убрала фляжку в сумочку. – А в этом клубе есть мужчины?

– Много! – закивал он. – И не пьющие!

Ее лицо засветилось надеждой. Новость изменила ее настроение.

– Я попробую!

Через пару месяцев, Беленький, как всегда, обедал в своей любимой столовой.

– Можно к вам? Здравствуйте!

Теперь она вела себя по-другому, в голосе звучали нежные, певучие нотки. Волосы отрастила, прическа из мальчишеской превратилась в женскую.

– Ах, какое вам спасибо!

С чувством благодарности произнесла она, усаживаясь за стол, и Юрий Петрович с удивлением ощутил исходящий от нее аромат свежести. Табачного духа не чувствовалось вовсе.

– Я положительно счастлива теперь!

Юрий Петрович увидел золотое колечко, украшавшее безымянный палец ее правой руки, вопросительно посмотрел:

– Да, да! – рассмеялась она. – Именно, в походе познакомилась, влюбилась, два дня как отпраздновала свадьбу!

– Хороший человек?

– Не пьющий!

И вдруг, к изумлению Юрия Петровича расплакалась, так горько, так отчаянно, переполошив не только его самого, но и соседей по другим столикам.

– Ничего, все в порядке, – заверила она окружающих.

Закусив губы, изо всех сил пытаясь унять всхлипы, сотрясающие все тело, вытерла салфеткой мокрые от слез, глаза.

Юрий Петрович ждал.

Наконец, она медленно вытерла тыльными сторонами ладоней последние слезы.

– Простите, ведь я очень устала! Всю жизнь пытаться создать семью с не порядочными мужчинами и встретить, наконец, достойного человека!

– По-моему, вы совершенно счастливы! – тихо заметил ей Юрий Петрович.

– Да, – выдавила она, и лихорадочно порывшись в сумочке, вынула цветную фотокарточку с живописным видом заснеженных гор и туристом.

Юрий Петрович взглянул, не скрывая любопытства. Туристу было лет шестьдесят-семьдесят, явно старше своей новой жены лет на двадцать, но худой, подтянутый, с веселым открытым лицом, он сразу понравился Беленькому:

– И характер легкий! – предположил он.

– Легкий, – подтвердила она, снова улыбаясь.

– Тогда почему же? – намекая на ее слезы, спросил Юрий Петрович.

– Боюсь разочароваться, – вздохнула она.

– Ну, это вряд ли! – возвращая ей карточку, рассмеялся Юрий Петрович. – В порядочном человеке, да еще трезвеннике, да еще путешественнике разочароваться невозможно!

– Стало быть, мне наконец-то повезло? – спросила она еще полная сомнений.

– Теперь главное не дрогнуть, не отступая ни на шаг, созидать и созидать свое семейное благополучие!

Посоветовал он.

Вечером, после работы, подчиняясь романтическому настроению, навеянному разговором с соседкой по столовой, Юрий Петрович купил букетик белых цветов, в кондитерской приобрел шоколадный торт и, напевая, прыгая от счастья, вручил подарки жене. Наслаждаясь ее удивлением, внутренне самозабвенно скакал кузнечиком вокруг жены.

– Как понять? – ошарашено наблюдая за счастливым супругом, прижала она букетик к груди.

Он ей рассказал.

– Вот и наши сыновья с невестками в походе познакомились, – задумчиво напомнила она, – правда, никто из них не был столь разочарован в жизни, не опускался до уровня алкоголизма.

– А помнишь, – рассмеялся он, не закончив фразу.

И они оба расхохотались, без слов понимая друг друга.

– Вода в реке была ледяной!

– Я испугался, когда тебя вытащил, думал, замерзнешь!

– Костер большущий развел, чуть волосы мне не спалил от усердия!

Наперегонки говорили они.

– А давай в отпуск махнем по нашим местам?

– Словно, молодые! – мечтательно вздохнула шестидесятилетняя Беленькая.

– Бездетные, бесшабашные! – подхватил он.

И они принялись живо обсуждать предстоящее путешествие, полные веселых надежд и романтических фантазий.

Маленький человечек

Иван Иванович Иванов, зябко поеживаясь, вышел из дому. Совсем недавно едва оправившись от простуды, он еще кашлял сухим лающим кашлем и кутал шерстяным шарфом больное горло.

Специально проделав длинный забег до огромного супермаркета, он забрался под прозрачный козырек открытой всем ветрам остановки и со свойственной очень многим усталым людям привычкой, обмер, превратившись в истукана. В этот момент жизни он ни о чем не думал, ни о чем не заботился, по всей вероятности мозг его просто делал перезагрузку.

Постепенно вокруг остановки скапливался народ, и обнаглевшие толстые голуби озабоченно бегали, толкаясь возле самых ног ожидающих. Жалостливые, в основном, худющие старушки с потемневшими иконописными лицами крошили им магазинные батоны.

Иван Иванович все это видел, но не в состоянии сосредоточиться, просто смотрел, чувствуя где-то в глубине души сострадание и к старушкам, и к голубям, и к прочим людям, равнодушно отворачивающимся от проблем голода и слез живых существ вокруг.

Подошел автобус. Бесплатный. И машинально похлопав себя по пустому карману, Иван Иванович занял свободное место у окна, бездумно уставился, наблюдая за затопленными весенними лужами, городу. Мимо неторопливо плывущего автобуса суматошно проносились автомобили, но Ивана Ивановича они не трогали вовсе, он глядел на высокое чистое небо, на темные пока деревья, зная, что, вот-вот, распустятся почки. Его занимали первые цветы, радующие глаз ярко-оранжевым, насыщенным цветом. И он выискивал шляпки цветков посреди прошлогодней серой травы.

Добравшись до главной площади города, Иван Иванович неторопливо побрел в сторону многоэтажного делового центра с чудным названием «Сити». Остановившись перед черным, как головешка, зданием, он в очередной раз подивился безвкусице современной архитектуры, и тщательно пошаркав подошвами галош, вошел в неуютный, страшный холл, прозванный сотрудниками центра «чистилищем».

– Ваш пропуск! – выступил вперед здоровенный охранник в черной, похожей на фашистскую, униформе.

Иванов предъявил.

Подозрительно оглядев никудышное пальто, брюки и дутыши с галошами, задержавшись взглядом на вязаной, избитой молью, шапочке, охранник с трудом, но все же посторонился, дав нищеброду пройти к серебристым дверям целого ряда лифтов.

– Гляди-ка, – обратился охранник к напарнику, мирно расположившемуся за стойкой с включенными мониторами, где были видны картинки с разных камер наблюдения центра, – прямо бомжара!

– Ты – новенький, – сухо заметил ему напарник, когда двери за Ивановым закрылись, и лифт бесшумно поехал вверх, – не знаешь, что этот, как ты выразился, бомжара – великолепный писатель, только что его книжку читал!

Кивнул он на раскрытую толстую книгу иллюстрированную забавными картинками.

– Не может быть! – опешил охранник, хватаясь за книжку, с обложки на него, действительно смотрело печальное лицо нищего сотрудника центра.

– Я думал, писатели – богатые люди!

– В нормальных странах мира, да, – парировал напарник, – но здесь, Россия, где работа писателей никак не оценивается!

– Что же ему совсем не платят? – продолжал удивляться охранник.

– Ну, почему же, маленькую зарплату корреспондента городской газеты выплачивают и то, нерегулярно!

– А за книги?

Напарник зло хохотнул:

– Гонорарная система давным-давно уничтожена. Писатели слоняются по богатеньким спонсорам, с протянутой рукой, будто нищие просят помочь депутатов или издаются за собственный счет!

– Ну, да? – никак не верил охранник. – Я бы и убиваться не стал!

– Вот именно, – вздохнул напарник, – на то и расчет, не будет классических авторов, знатоков русского языка, не станет грамотных, умных людей! В литературу нынче лезут бездари, обремененные склонностью к воровству и тяжелыми, туго набитыми деньгами кошельками.

– Иди ты! – поражался охранник, вглядываясь в задумчивое лицо напарника. – Я матом напишу, заплачу сотню тысяч издательству, и меня опубликуют?

– Уже публикуют, опомнись, – сердито насупился напарник, – еще и фильмы дурацкие снимают по таким книжонкам! Тебе, может, фамилии авторов назвать, между прочим, по телевизору прорекламированных?

С вызовом уставился он на охранника.

Тем временем, Иванов добравшись до своего этажа, вышел из лифта в уютный холл, уставленный мягкими диванчиками. В воздухе уже висел смог табачного дыма, усердно накуренного многочисленными корреспондентами, корректорами, верстальщиками редакции.

– Иван Иванович, дорогой, – протягивая руки, пришаркивая от усердия, устремился к нему главный редактор.

Иванов встал, разинув рот, чтобы редактор так его встречал? – Небывалое дело!

– Что же вы не сказали, – продолжал рассыпаться редактор, усиленно поблескивая широкой улыбкой с отбеленными зубами.

Иванову еще пришла в голову ассоциация с модными в свое время золотыми коронками, отвратное зрелище…

Но главный редактор не отставал:

– Боже мой, Иван Иванович, да знаете ли, что вы победу одержали на международном конкурсе литераторов?

Немедленно, Иванову пришла на ум картинка с видом облезлой стены единственной комнатки его собственной квартиры, увешанной красочными дипломами и сертификатами за писательское мастерство, а по сути, пустыми бумажками с печатями, ничего не дающими, никуда не ведущими.

– Иван Иванович, – махал руками главный редактор, – вы выиграли несколько тысяч долларов!

– Замечательно, может теперь смогу хлеба с маслом купить, – решительно отрезал Иванов и прошел в свой кабинет.

– Чудак, – крикнул ему вслед главный редактор, – деньги получишь, человеком станешь!

Кабинет у Иванова был махоньким, прозванный в редакции «пеналом», но зато отдельный, не надо было выслушивать с утра до ночи трепотню, как правило, пьянствующих коллег, не надо было вдыхать запахи табачного дыма и бесконечно проветривать помещение.

Иван Иванович протиснулся мимо стола уставленного монитором компьютера, принтером, заваленного стопками бумаг, к форточке.

– Чудесно, – вдыхая воздух, напоенный сладким духом весны, произнес Иван Иванович и занялся работой.

Подошло время обеда, из потрепанного, видавшего виды, портфеля, который Иванов брал с собой из дома, он достал термос с зеленым чаем, пол-литровую банку, наполненную гречневой кашей и пакетиком с кусочками черного хлеба, но к трапезе ему не дал приступить главный редактор.

– Иваныч, – ворвался он со слезами на глазах в «пенал», – не губи, давай я тебе денег дам, ты костюм себе купишь, ботинки кожаные!

– Зачем это? – не понял Иванов, откладывая алюминиевую ложку.

– Приехали американцы, телевидение, мировые каналы, – бессвязно, словно в бреду, выкрикнул редактор, – а ты в таком виде!

Ткнул он дрожащим пальцем в заплатанный, старый пиджачок Иванова.

– Не мне должно быть стыдно, а правительству России, доведшему русских писателей и поэтов до нищеты, – возразил ему Иван Иванович и категорично помотал головой, – потакать не стану и привычки ваши противные, едроссовские, оставьте при себе!

– Иван Иванович! – в отчаянии выглядывая в холл, воскликнул главный редактор. – По крайней мере, перейдемте в мой кабинет, он намного просторнее!

– Пускать пыль в глаза, обманывать – дело чиновников, вы привыкли врать! – глядя на депутатский значок главного редактора газеты, высказался Иван Иванович. – А я человечек маленький, всего лишь писатель современной прозы!

– Писатель с мировой известностью! – прошептал, делая страшные глаза, редактор и пропал, буквально сметенный тележурналистами американских телекомпаний.

Утром следующего дня, когда скандал, стремительно набирающий обороты в мировой прессе было уже не избежать, выступил по российскому телевидению министр культуры, а следом и президент страны. Оба бодро несли в эфир искусно завуалированную ложь, мол, не знали, что литераторы находятся в таком бедственном финансовом положении, не знали, что писателям российские редакции газет, журналов, издательств вообще не платят за рассказы, повести, романы, прикрываясь, определением: «безгонорарная основа». Отводя глаза, чиновники от власти пожимали плечами, утверждая, что Иванов вообще исключение из правил и растерянно перебирали сотни книг Ивана Ивановича, написанные о современной действительности маленьких, но русских людей, занимающихся проблемой выживания, но не жизни в собственной стране…