Текст книги "Рожденная лесом"

Седьмая глава

После относительного одиночества нашего путешествия по лесам, Ниав – это взрыв звуков, зрелищ и запахов.

Жители тянут за веревки скот и подметают улицы жесткими деревянными метлами, их движения легки и жизнерадостны, голоса неожиданно веселые, когда они кричат. Женщины носят блузки, заправленные в складчатые юбки, доходящие до лодыжек, а мужчины носят рубашки, доходящие до бедер, большинство тканей с ярким рисунком ярких оттенков, таких как желтый тюльпан, оранжевый закат, зеленый папоротник и глинисто-красный. Все вместе, композит резко контрастирует с серыми, коричневыми и зелеными цветами, которые наша команда носит в более приглушенной палитре, характерной для тилианской моды.

В отличие от извилистых, мощеных дорог Роанина, улицы Ниава из утрамбованной земли простираются широко со зданиями по обе стороны, расположенными в нескольких шагах друг от друга. Планировка, без сомнения, должна была придать городу ощущение открытости, но я чувствую себя здесь только на пределе. Как только мы достигаем подножия холма, дорога пугающе разбухает от лотков торговцев, продающих ткани с рисунками, и стеллажей с шипящей говядиной. Я ловлю себя на том, что отстраняюсь от тех, кто торгует знаменитыми городскими изделиями из металла: предметами украшения, инструментами и оружием. Я думаю об уличных драках и избиениях в Тилиане и о том факте, что Предсказание Гленвэйла породило те же события за последние шесть лет.

Уэслин оглядывается несколько раз, как будто чувствует напряжение, исходящее от моего тела. Его охранники слишком заняты тем, чтобы прокладывать путь, чтобы заботиться обо всем так или иначе, но Элос улыбается и сжимает мое плечо, и это немного расслабляет меня. Городской шум и близость могут подавлять меня лучше, но мой брат питается энергией, как водой из колодца, и я не могу не чувствовать себя в безопасности в его тени.

Спускаясь в Ниав, невозможно было не заметить реку, протекающую сразу за ним. Той, которой клянутся люди, та река, которую мы должны пересечь. С такого расстояния она выглядела почти мирной, серовато-белой и невинно поблескивающей под непрерывным солнцем. Никаких признаков бушующего течения, ледяных брызг или скользкого, грязного берега.

Хотя я стараюсь не смотреть в ту сторону, мои глаза не слушают голос разума.

За этой рекой скрывается бескрайняя дикая местность, царство волков-подменышей и ночных крыльев. Кэгары, мозговые овцы, и когда-то там был мой дом. Земля, бесстрастная и неумолимая, та, которая годами укрывала меня и моего брата, медленно и одновременно подводя нас к грани голода и смерти. С моего возвышенного наблюдательного пункта на противоположном берегу я могу видеть высокие вершины гор Дикани, сланцево-серый камень, покрытый снегом даже в конце лета, расположенный глубоко в Долине и простирающийся на северо-запад до самого края континента. Хвойные леса, покрывающие нижние склоны гор, разлились по холмам и вокруг скрытых озер, сгрудившихся у подножия хребта. За исключением нескольких альпийских лугов и пустоши, слабо видимой отсюда, покрытие деревьями продолжается до самого юга, где местность выравнивается и где выглядывает густая серая пелена тумана, ползущая к реке.

Мы с братом всегда держались подальше от тумана, но на этот раз нам придется углубиться прямо в него. Где-то под ним живут великаны, которых мы ищем. Я не знаю, что могло бы направлять магию через реку в тела, не обладающие ею. Понятия не имею, какое разрушение настолько сильное, или где его найти, но мы не можем просто искать его по всей Долине. Не сейчас, когда жизнь Финли висит на волоске. Нам просто нужно сначала раздобыть звездную пыль и двигаться дальше.

«Подбородок выше», – сказал бы Фин, будь он здесь. – Страх – это просто история, которая ждет, чтобы ее рассказали. Изучите ее и запомните каждую часть, чтобы потом рассказать мне».

«Из нас ты всегда был лучшим рассказчиком, – спорю я про себя. – Ты тот, кто дарит счастливый конец».

Мы проходим мимо огромного книжного магазина, товары которого вываливаются на улицу, и мой брат отвлекается, чтобы проверить металлические стенды. Он догоняет нас вскоре после этого, размахивая местной листовкой.

– Посмотрите на это, – говорит он группе, протягивая листок мне.

НЕПРИЯТНОСТИ С СЕВЕРА

Заголовок кричит сверху страницы большими жирными буквами. Уэслин отступает и хватает уголок пергамента.

– У них снова было то же самое Предсказание, – рот Элоса кривится в отвращении. – Седьмой год подряд смерть двух оборотней. Похоже, автор посчитал, что это важно упомянуть наряду с остальным. В статье намекается на ряд требований короля Джоула, хотя и не описываются подробности. – Он выжидающе замолкает.

Пальцы Уэслина сжимаются вокруг листовки, когда он просматривает ее содержимое.

– Я предполагаю, что он поставил Гленвэйлу тот же ультиматум, что и Тилиану. Эмиссар Гленвэйла предположил то же самое после того, как Келнэр вышел.

Дрожь пронизывает горло. Это привело бы к эскалации конфликта, выходящего за рамки разногласий между двумя королевствами. Требования короля Джоула могут привести к войне на всем континенте.

Уже прошло полторы недели из восьми, которые он дал королю Жерару, чтобы принять или отклонить условия Эрадайна.

– Но что именно…

– Не здесь, – перебивает он, не обращая внимания на сердитый взгляд Элоса. – Идемте дальше. Я должен поговорить с министром Мерет.

В поисках более быстрого пути к дворцу мы сворачиваем за угол на более пустую улицу. Пара офицеров проходит мимо нас, их позы с прямыми спинами более жесткие, чем те, что мы видели в Гроувуде. Мои руки сжимаются в кулаки. Я провела так много месяцев, опасаясь, что гниль Эрадайна может проникнуть в Тилиан, что недостаточно подумала о том, не разродилась ли она уже здесь, в Гленвэйле.

«Глупая. Это ваша работа – узнавать такие вещи».

Краем глаза я слежу за патрулем, хотя и знаю, что мы не сделали ничего плохого. Старые привычки трудно искоренить.

Под бронзовым памятником какому-то давно умершему генералу верхом на лошади человек в оранжевой тунике пасет стадо овец между зданиями. Пряди серебряных и золотых волос спадают с его макушки, а радужки его глаз ярко-серого металлического цвета, как расплавленное серебро. Он заклинатель, говорящий с животными, первый волшебник, которого я увидела с тех пор, как мы приехали. Он, наверное, принуждает овец своим разумом.

Каролетта пыхтит от нетерпения, когда мы прижимаемся к стене, ожидая, когда пройдет стадо. Движение сверху привлекает мое внимание, и я бросаю взгляд на цветочные ящики, разбросанные под окнами.

Мой желудок сжимается.

Розовые и фиолетовые цветы изгибаются на своих стеблях, наклоняясь к овцам на улице, как пчелы, привлеченные нектаром.

Один за другим звуки города стихают.

Вполголоса, потом шепотом.

И, наконец, тишина.

Остальная часть группы замечает это сразу, с опаской поглядывая друг на друга. У одной из овец, вероятно, началась Призрачная агония – это что-то новенькое. В Тилиане я идентифицировала ее только у людей.

– Это здесь, – шепчет Нейтан, обескураживающе громко в приглушенной тишине.

Дом наблюдает за Элосом и мной с открытым недоверием.

Хотя нет ничего удивительного в том, что болезнь распространилась за пределы Тилиана, совсем другое дело увидеть это своими глазами. Возможно, моя работа заключается в том, чтобы выявлять новые случаи, но, вероятно, мало кто в нашей группе лично испытывал влияние и тишину.

Роанин. Гроуввуд. Ниав. Не могу понять, как обычное животное способно таить в себе даже крупицу магии, учитывая, что волшебные существа рождаются, а не создаются. Это почти так, как если бы эта болезнь следовала за нами, куда бы мы ни пошли, за исключением того, что в этом нет никакого смысла. Три наспех нацарапанных слова насмехаются в глубине моего сознания, но я сразу же отбрасываю страх.

Я не позволю себе поверить, что Предсказание касается нас. Если бы это было так, то, несомненно, оно изменилось бы в тот год, когда мы прибыли, когда королева Рейнен сломала себе шею.

Стадо движется дальше, и звук возвращается, как прилив: беспорядочный разговор, захлопывающаяся дверь, металлическое позвякивание упряжи, прикрепленной к повозкам, запряженным лошадьми. Свист ветра, проносящегося по переулкам, и отдаленный рев реки.

Предчувствие пронзает мой позвоночник.

– Давайте продолжим…

– Прочь! Убирайся! – завывает кто-то, голос так близко, что серые перья вырываются из моей кожи еще до того, как я успеваю вздохнуть.

Боль вспыхивает вдоль моей ключицы, внезапная и огромная, когда Дом врезается в меня с силой, похожей на силу медведя. Мои зубы стучат, когда он толкает меня на боковую улицу, наполовину скрытую тенями.

– Слезь с меня! – говорю я сквозь стиснутые зубы, мои каблуки царапают землю, когда он заставляет меня отступить. Перья отступают под моей кожей, когда мои пальцы превращаются в когти, длинные, изогнутые и жестоко острые. Я вонзаю острия в его предплечья, пока не чувствую, как они пронзают кожу.

Дом шипит и отступает, маниакальный блеск в его глазах граничит с безумием. Без предупреждения он выхватывает свой меч и замахивается им на меня.

Нет времени кричать. Отпрянув назад, я едва успеваю убрать лезвие, и теперь это сосредоточенное усилие, чтобы не поддаться своему инстинкту дикой кошки. Каждая частичка кричит о защите, нападении.

– Что ты творишь? – требовательно кричит Уэслин, спешащий по аллее к нам, его шаги практически превращают утрамбованную землю в пепел. – Что ты собираешься сделать, убить ее?

Прямо за ним я вижу, как Нейтан хватает Элоса за руку, когда брат бросается ко мне.

– Она могла бы выдать нас, – Дом фыркает, плюет и проводит рукой под носом, все еще направляя меч на меня. Он сошел с ума, если думает, что я умру от его клинка.

– Мне очень жаль, сэр. Я больше не могу этого делать. Она подвергает тебя риску. Они оба знают.

– Дом, опусти свой меч, – тихо произносит Уэслин, когда я предупреждающе сжимаю когтистые руки. Всего мгновение, один-единственный вдох – это все, что нужно, чтобы поддаться распространяющемуся оцепенению и перейти на рысь.

– Сейчас.

Дом колеблется. Ясно, что он хочет бросить вызов Уэслину, но, похоже, ему не хочется нарушать королевский приказ, как бы тихо он ни был произнесен. Однако он не убирает свой клинок.

Теряя терпение, я смотрю ему прямо в глаза и говорю:

– Ты проиграешь.

– У нас есть работа, которую нужно сделать, Дом, – продолжает Уэслин, как будто я ничего не сказала. Вернувшись к остальным охранникам, мой брат перестал сопротивляться, как будто боялся, что любое резкое движение может нарушить оставшийся контроль Дома.

– Но это неправильно, сэр, – работать с ними, – черты лица Дома искажаются. – Я дал клятву защищать твою семью. Если ты пересечешь эту реку вместе с ними, ты не вернешься, я клянусь тебе. Это снова будет падение Ее величества. Посмотри на ее руки. Она чудовище.

Я вздрагиваю, а затем ненавижу себя за это. Когти исчезают.

Лицо Уэслина бледнеет, но суровая линия его рта не меняется, когда он смотрит на меня, не мигая, прежде чем снова сосредоточиться на охраннике.

– Ты опустишь свой меч, Дом. Сейчас же.

Наконец, стремление Дома повиноваться побеждает. Он роняет меч и плюет в мою сторону.

– Река заберет тебя, – бормочет он, не скрывая взгляда убийцы. Затем он убирает клинок обратно в ножны и поворачивается к Уэслину.

– Прошу прощения, сэр. Я не хотел вас обидеть.

– Подожди с остальными.

После долгого молчания Дом уходит.

В наступившей тишине Уэслин изучает меня, нахмурив брови. Я не могу сказать, ожидает ли он, что я поблагодарю его за вмешательство, или взвешивает в уме предупреждение старшего охранника. Внезапные вспышки паники, что в конце концов он может прислушаться к Дому и может отослать меня. Вместо этого он задает один-единственный вопрос:

– Зачем тебе рисковать?

Облегчение смешивается с тревогой. Я не знаю, как объяснить, что это не выбор, что именно так меня воспитала Долина. Как, пока он общался с высококлассными преподавателями по вопросам дипломатии, истории и географии, дикая природа вдалбливала мне в кости разные уроки. Прошло много времени, в течение которого свежие убийства остаются съедобными, рассказы о позах животных, которые означают мир или агрессию, методы маневрирования через туннели плюща и грязные берега, важность немедленного реагирования на первые признаки неприятностей.

– Этот голос, – тихо говорю я, понимая, что он, должно быть, доносился из окна над нами. – Я думала, что она кричала на нас. Это поразило мен.

– Не позволяй этому случиться снова.

Сила его осуждения прожигает меня насквозь, обжигая мою кожу. «Сопротивляйся, – призывает внутренний голос, умоляет. – Это не твоя вина. Борись».

Но искра не загорается, и мой огонек исчезает в клубах дыма, оставляя меня опустошенной и холодной. Воспоминание победоносно шепчет мне на ухо. Еще одна пара глаз, оценивающих мою ценность, осуждающих меня. Видеть тьму внутри меня и отворачиваться, пока она еще не разыгралась. Совсем рядом шевелится еще одно воспоминание – голова, погружающаяся в проливной поток, хватающая ртом воздух.

Монстр.

– Прости, – шепчу я, но он уже отвернулся.

Никто не произносит ни слова, пока мы взбираемся на холм, ведущий к дворцу министра. Вдоль этой дороги нет предприятий, только тщательно продуманные дома, двери которых были распахнуты, чтобы впустить речной бриз. Люди таращатся на нас, хоть и не враждебно, когда мы проходим мимо.

Все еще уязвленная замечаниями Дома, я держусь сзади и концентрирую всю свою энергию на том, чтобы держать свои эмоции под контролем. «Не отвлекай меня». Слева от нас река сверкает на солнце, как бриллианты в пламени, и я быстро переключаю свое внимание на землю перед нами.

Когда мы поднимаемся на холм, дорога тянется прямо к дворцу Вилахельм, который находится на приличном расстоянии на продуваемом ветрами плато. Железные ворота, пересекающие наш путь, высокие и гибкие, с декоративными веретенами, венчающими тонкие стержни в два раза выше меня. Два охранника стоят за решеткой, отмечая наше приближение довольно равнодушными выражениями лиц. Они одеты в одинаковые облегающие коричневые униформы с зелеными вставками, руки небрежно покоятся на рукоятях длинных мечей, висящих на поясе по бокам.

Вполголоса Уэслин сообщает охранникам, кто он такой, и просит аудиенции у министра.

– Мои попутчики, – говорит он, когда внимание охранников переключается на Элоса и меня. Я завиваю прядь волос за ухо и хватаюсь за подол рубашки, успокаиваясь в своей позаимствованной форме и спокойной уверенности Элоса.

Принц прочищает горло, и охранники вытягиваются по стойке смирно. Похоже, встревоженные тем фактом, что они задержали королевскую особу, они распахивают ворота, широко раскрыв глаза.

– С вашего позволения, ваше королевское высочество.

Та, что пониже ростом, жестом приглашает его пройти и ведет нас семерых ко входу. Я в замешательстве смотрю на нее в ответ.

На мгновение она показалась… расплывчатой по краям, как наполовину законченная картина с не совсем заполненной фигурой. Это зрелище пробуждает что-то в моем мозгу, какое-то воспоминание, от которого мое сердце бешено колотится в груди, но в следующее мгновение она уже уходит и выглядит совершенно обычной. Должно быть, это была игра солнца.

В то время как замок Роанин стоит высокий и элегантный, с ветвями, извилистыми и дикими, как окружающий его лес, сердце республики Гленвэйл тяжелое и приземленное, его дворцовые стены сложены из огромных камней, каждый из которых длиной в ногу. Поместье граничит с бесплодной, подстриженной травой, усеянной лишь несколькими молодыми деревьями и низко подстриженными живыми изгородями, все они явно посажены, а не выращены естественным путем.

Ветер ударяет нам в спину, когда дорога уступает место более широкому мощеному двору, и меня пробирает озноб, несмотря на время года. Впереди штандарты Гленвэйла яростно развеваются на высоких столбах прямо за двойными дверями. Это темно-зеленая ткань с двумя черными стрелками, направленными в противоположные стороны, с вышитым золотом изображением реки, извивающейся между ними. Когда мы с Элосом были здесь раньше, мы никогда не проходили мимо этих флагштоков. Министр Мерет встретила нас сразу за ними.

Это было примерно за две недели до того, как мы впервые приехали в Роанин, после семи или восьми лет жизни в одиночестве в Долине. Мы с Элосом наконец решили, что больше не можем этого делать. Нам нужна была поддержка, сообщество, и мы не нашли другого дома в Долине с тех пор, как резня, уничтожившая Каэла-Ридж, также разрушила влияние великанов, которое поддерживало там стабильность.

В тот единственный раз, когда мы осмелились вернуться после нападения, мы обнаружили лишь тлеющий лес и разросшуюся растительность: деревья начали возвращать себе то, что принадлежало им. Наш дом рухнул внутрь, как пергамент, смятый в кулаке. Некоторые из надземных мостов, по которым мы мчались, все еще стояли, в то время как другие были разрушены или сожжены дотла. Эта земля – ужасное месиво из стрел и запекшейся крови, тел и пепла, половина костей была потеряна овцами в течение нескольких часов. Может быть, у меня там были друзья, или учителя, или игрушки. Но я не могу вспомнить их имена. Я не могу ясно вспомнить ни одного лица, кроме отца. Лицом вниз в траве со стрелой в спине, точно так же, как мы оставили его прошлой ночью.

Никакие оборотни, которых мы встретили в последующие годы, не взяли бы нас под свое крыло. Все, казалось, боялись собираться в группы, чтобы люди, убившие нашу семью, не пришли за ними тоже. Итак, мы наконец справились с рекой и вошли в Ниав, совершенно ошеломленные зданиями и лицами, тележками на колесах и ритмом разговора и облегчением от того, что смогли понять речь.

Как только мы оправились от первоначального шока и набрались смелости оставаться в пределах города более нескольких часов, мы начали искать работу. Многие люди отказали нам, когда увидели наши грязные лица и изодранную одежду, спасенную из-под обломков Каэла-Ридж, к тому времени изрешеченной небольшими разрывами и дырами. Другие были потрясены этим зрелищем, и некоторые предложили работу и жилье.

Но я все испортила для нас. До нас доходили слухи об Эрадайне, но мы не знали о других мирах, не знали о беспрецедентном событии, произошедшем годом ранее, во второй раз, когда все три Предсказания дали одни и те же три фразы. Я раскрыла нашу природу оборотня в течение пары недель после того, как мужчина напугал меня настолько сильно, что мышиные инстинкты вывели меня из себя. Усы сорвались с моих щек, и офицеры потащили Элоса и меня перед своим новоизбранным министром.

Министр Мерет – женщина-лидер, одержавшая уверенную победу на выборах в том году, дальновидный политик с планами по улучшению доступа к образованию и уменьшению разрушительных последствий чрезмерного выпаса скота. Прагматик, что предпочла логику чувствам и сослала пару голодающих детей с маленькими мешочками еды, видимо, таким образом заботясь о своем народе.

– Здесь вы вряд ли найдете работу, – заверила она, а затем позвала художника и велела ему скопировать наши естественные формы, дабы помешать найти работу. Она дала нам одну неделю, чтобы покинуть королевство.

Теперь охранник дважды стучит в двери, невероятно огромные, позолоченные, бронзовые творения, почти такие же высокие, как флаги. Я впиваюсь ногтями в ладони, внезапно желая на что-то отвлечься. Скульптор вырезал крошечные картинки из бронзы, но у меня едва хватает времени рассмотреть их, прежде чем двери распахиваются, а металлические петли стонут от усилия.

Прихожая выглядит гораздо более гостеприимно, чем я ожидала, судя по внешнему виду. Канделябры, прикрепленные к стенам, освещают фойе с высоким потолком с приглушенным, но удивительно теплым светом. Толстые ковры, сотканные в красных и золотых тонах, покрывают пол и защищают камень от холода, в то время как парадная лестница, вдвое шире моего роста, удваивается на дюжину ступеней, так что невозможно увидеть, куда она ведет.

Наш охранник разговаривает с ближайшим слугой, который тут же исчезает за углом в дальней части фойе.

– Нужно подождать здесь минутку, – говорит нам охранник.

В зале нет стульев, поэтому мы стоим в тишине, пока Уэслин поправляет манжеты своих рукавов. Я задаюсь вопросом, является ли это намеренным шагом со стороны министра Мерет, заставляющим посетителей стоять. Элос кивает мне, и я сдержанно отвечаю на его жест.

Когда министр Мерет появляется из-за угла, она такая же, какой я ее помню. За одним исключением выражения ее лица: оно определенно добрее. Ее высокая пышная фигура облачена в блузку и волнистую юбку темно-алого цвета, в то время как гладкая темно-коричневая кожа выглядывает из-под кружевной шали кремового цвета. Ее взгляд скользит по всем нам, но, к моему облегчению, она идет прямо к Уэслину.

– Принц Уэслин, – приветствует Мерет с улыбкой, хотя ее глаза остаются настороженными. Он берет ее протянутую руку и пожимает ее один раз.

– Чему я обязана таким визитом? – ее интонация размеренна, мягче, чем певучий акцент, с которым говорит Уэслин.

– Министр, – отвечает Уэслин. – Я прошу у вас аудиенции.

– От имени короля Жерара, я полагаю?

– Конечно.

Глаза министра Мерет проницательно сужаются, и у меня складывается отчетливое впечатление, что здесь происходит какая-то игра, которую я не понимаю.

– А твои спутники?

Уэслин указывает на меня и моего брата.

– Эти двое сядут, если вы разрешите.

Я изо всех сил стараюсь скрыть удивление.

Министр Мерет переключает свое внимание на нас, и, хотя я стараюсь, чтобы мое лицо не было узнаваемым, я чувствую, как мои конечности немного замирают инстинктивно. Ее взгляд, хотя и проницательный, не всеведущий, но он задерживается на Элосе дольше, чем на мне.

– Я согласна с этим. Но сначала ты, должно быть, устал. Иди и освежись после своего путешествия. Мои люди позаботятся о ваших лошадях?

Кажется, что для всего мира она задает вопрос Элосу, и я чувствую его замешательство так же ясно, как и свое собственное.

– Мы пришли пешком, – отвечает Уэслин, наконец отрывая взгляд от моего брата.

Она даже не пытается скрыть свое удивление.

– Действительно.

На мгновение воцаряется тишина, во время которой между ними проходит взгляд, который я не могу истолковать. Затем она улыбается.

– Мы поужинаем вместе сегодня вечером. А пока Элиас покажет вам ваши покои.

Невысокий парень с длинными ресницами, ярко выраженными щеками и медной кожей делает шаг вперед и наклоняет голову.

– Проследуйте за мной, – говорит он нам семерым, указывая на парадную лестницу.

Министр Мерет выходит из комнаты, прежде чем мы успеваем повернуться к ней спиной.