Текст книги "Золотая девочка"

Нантакет

Когда распространяется слух о том, что писательницу Вивиан Хоу сбила машина на Мадакет-роуд, а водитель сбежал, у всех находится что сказать по этому поводу.

Она считалась местной – жила на Нантакете уже больше двадцати пяти лет, но родом была… из Пенсильвании? Огайо? В общем, как говорится, ее прибило к этому берегу.

Несколько лет назад редактор газеты «Нантакет Стэндэрт» Джордан Рэндольф нашел ошибку в одном из романов Вивиан Хоу. Она упомянула, что паром высаживал пассажиров в гавани Стимшип Уарф, а не в Стимбоут Уарф, и он как следует прошелся по ней в своей еженедельной колонке, заявив, что если автор не может достоверно изложить основополагающие факты о Нантакете, то ей не пристало бы про него писать. Это вызвало бурную реакцию читателей. Паромы принадлежали компании «Стимшип Оторити», поэтому почти все мы – и рожденные здесь, и «прибившиеся к берегу» – называли гавань Стимшип Уарф. Хонор Прентис, нантакетец в пятом поколении, написал письмо редактору, в котором заявлял, что даже он называет гавань Стимшип Уарф.

Очко в твою пользу, Виви.

Большинство владельцев маленьких заведений обожали Вивиан, потому что ее книги привлекали туристов – в частности тех, кто приезжал на один день, чтобы потратить деньги. Если Виви вставляла в роман сцену в конкретном ресторане, все сразу хотели там поесть. Если героиня покупала платье в конкретном бутике, читатели сразу хотели там что-нибудь купить.

В неудобствах, которые доставляли туристы, тоже обвиняли Вивиан. Люсинда Куинсборо, стоя в пробке на перекрестке у школы, говорила своей лучшей подруге и партнерше по бриджу Пенни Роузен: «Видишь, это все Виви виновата». А Пенни ей отвечала: «Да у тебя кругом Виви виновата».

Десять лет назад, когда Вивиан и ее муж Джей Пи Куинсборо развелись, об этом судачили все. Некоторые из нас знали, что причиной развода стал роман Джея Пи и Эми Ван Пелт – молодой девушки, которая работала у него в винном магазине (куда никто из нас носа не казал из-за чудовищно раздутых цен). Где бы Джей Пи ни появлялся: в «Никеле», чтобы купить сэндвичи, в «Марин Хаус Сентер», чтобы приобрести краску, в торговой палате на мероприятии для владельцев малого бизнеса, – везде сразу умолкали разговоры, никто не знал, что ему сказать, кроме как: «Парень, разуй глаза». Виви переехала от него и, когда ее новый роман «Вдоль южного берега» побил рекорды продаж, отправилась в такой долгий тур в поддержку книги, что некоторые из нас уже решили, что писательница никогда больше не вернется на остров.

Но она вернулась и через некоторое время уже, казалось, оправилась от удара. Вивиан купила дом на Кингсли. На бумаге он выглядел великолепно, но, когда хозяйка туда переехала, обнаружились протечки, навороченный винный холодильник сразу сдох, на первом этаже у лестницы никак не выветривался запах тухлятины, в потолке бегали мыши (или крысы). Она поняла, что сюда придется вложить прорву денег, и решила, что так и назовет особняк: «Мани Пит». Виви несколько лет давала заработать местным мастерам: у нее были свои прораб Марки Марк, сантехник, симпатичный электрик Серфер Бой и человек, которого она ставила превыше всех, – ландшафтный дизайнер Анастейша.

Вивиан, казалось, преуспевала, и мы все этому были только рады.

Новость о ее смерти стала для нас шоком.

Спринджерсы видели, как Круз Де Сантис стоял на коленях над телом на месте преступления. Они остановились узнать, что случилось, но парень был слишком расстроен и смог только сказать: мол, скорая уже едет. Может, Круз ее и сбил?

Надеемся, что нет.

Круз Де Сантис был звездой только что выпустившегося класса. Он поступил в Дартмут с полной стипендией, и за это нужно отдать должное его отцу Джо, владельцу сэндвичной «Никель» на Оук-стрит. «Никель» – крошечное заведение, но его роль в нашем сообществе огромна. Любой, кто хоть раз пробовал его тост с яйцом, беконом и корн-салатом на оливковом хлебе или булочку-бриошь с лососем на гриле, свежим шпинатом и малиново-укропным алиоли, скажет вам: возможно, конечно, это «всего лишь сэндвичи», но «Никель» не просто так занимает первую строчку на «Трипадвайзере» в категории «Рестораны, Центр».

Джо Де Сантис служил в Ираке в легендарной восемьдесят второй воздушно-десантной бригаде. Он не просто герой Америки, он герой Нантакета. Если к вечеру остаются нераспроданные сэндвичи, Джо относит их в пожарную станцию, нантакетскую больницу или на собрание анонимных алкоголиков в соборе Святого Павла. Он раздает подарочные сертификаты каждой некоммерческой организации на острове. Этого человека нельзя ни о чем просить (хотя мы все-таки просим), потому что он никогда не отказывает. К тому же Джо – великолепный слушатель. Он назвал свое кафе «Никель» в честь старого мультика «Арахис» про Люси, которая дает советы за пять центов[16]16
  Никель – название монеты в пять центов в США.


[Закрыть] (кадр из этого мультика висит в рамке на стене кафе).

Круз такой же щедрый, добрый и трудолюбивый, как и Джо. Парень купил свой джип на деньги, скопленные благодаря двум летним подработкам: он раскладывает товары по полкам в «Стоп энд Шоп» и дает детям частные уроки математики и естественных наук.

Нам и подумать страшно, что будущее Круза под угрозой из-за этого несчастного случая. С уверенностью можно сказать только то, что он был на месте преступления.

Алексис Лопрести работала на стойке в нантакетском полицейском участке, когда поступил звонок с сообщением о смерти Виви. По правилам, она может потерять работу, если посмеет распространять конфиденциальную информацию, но тем, кто знает Алексис, известно также, что, по ее мнению, правила написаны не для нее.

Она мгновенно отправила сообщение своей сестре Мариссе.

«Виви Хоу насмерть сбила машина, водитель сбежал. Они допрашивают Круза. Фалько видел, как он проехал на красный за пару минут до того».

Марисса Лопрести доехала по Йил-Пойнт-роуд до неприметного мелкого пруда с соленой водой под названием Ванна, куда их с Алексис в детстве привозила мама. К этому пруду почти никто не приходил – кроме как «вонючий» и «тухлый», его мало как можно было описать, – и Марисса, как и ожидала, никого здесь не встретила. У Ванны она обыскала свой джип, нашла телефон – он завалился под пассажирское кресло – и изучила фотографию, которую ей прислал Питер Бриджман.

В этот момент пришло сообщение от Алексис. Виви мертва. Полиция допрашивает Круза. Полицейский видел, как тот проехал на красный и помчался по Серфсайд-роуд.

«О господи», – подумала Марисса.

Затем заехала на джипе прямо в Ванну, принесла свой телефон в жертву противному топкому дну, вышла из пруда и направилась пешком в насквозь промокшей одежде по дюнам к Йил-Пойнту, чтобы попросить о помощи.

Шеф

С Кейп-Кода приезжает детектив, расследующий убийства на дорогах. Ее зовут Лайза Хитт. Ей около пятидесяти лет, таких женщин, как она, называют бодрыми. У нее длинные темные волосы, бездна энергии и широкая улыбка в любой, даже самой трудной, ситуации.

По дороге к месту преступления шеф пересказывает ей то, что ему известно. Когда он называет имя погибшей – Вивиан Хоу, – Лайза вскрикивает.

– Нет! – Она ударяет ладонью по бардачку. – Нет, нет, нет! Это моя любимая писательница. Прозвучит глупо, но я была подписана на нее в «Инстаграме». Видела фотографии ее детей. Я смотрела видео про ремонт у нее дома. Честно говоря, когда я узнала, что меня вызывают сюда, то сняла комнату в отеле «Нантакет», потому что Виви упоминала его в книгах – она называла его Замком, – и забронировала столик в ресторане «Наутилус», потому что это ее любимый ресторан. – Лайза делает паузу. – Не могу поверить, что Вивиан Хоу мертва. Кажется, я сейчас заплачу.

«В криминалистике слезам нет места», – думает шеф.

– Приехали, – говорит он.

И паркуется, чуть-чуть не доезжая поворота на Кингсли. Смит заступил на место Фалько и теперь руководит движением в объезд огороженного места преступления. Шеф замечает, что на углу уже копится груда букетов. Он еще не говорил Андреа, что Вивиан Хоу умерла, но жена, наверное, уже и так знает. Это маленький остров.

Фургон криминалистов из полиции Нантакета паркуется прямо за ними, и Лайза Хитт принимается за работу (шеф вспоминает теперь, что ее называют Лайза Хит-энд-Ран[17]17
  Hit-and-run – бегство водителя, виновного в дорожном происшествии, с места преступления.


[Закрыть]): делает фотографии, измеряет все отпечатки шин, которые можно найти на дороге, собирает образцы крови Вивиан Хоу, оставшиеся на песке и земле.

– Кажется, здесь кто-то дал задний ход, – говорит Лайза, указывая на череду отметин, – но нет следов торможения, и вообще здесь больше одного набора отпечатков. Невозможно сказать, чей автомобиль оставил след: того, кто ее сбил, того, кто нашел тело, или вообще кого-то другого. – Она встает. – У вас ведь какая-то машина на анализе?

Шеф кивает: джип Круза.

– Патологоанатом отдаст нам ее одежду? Тело отправят на Большую землю для аутопсии?

– Да.

У шефа где-то в желудке зарождается дурное предчувствие. Ему не нравится то, что рассказал Фалько: как Круз проехал на красный и помчался как угорелый по Серфсайд. Нужно было затормозить парнишку! Поэтому полиция и останавливает машины, которые едут с превышением скорости, чтобы такого не происходило. Почему Фалько просто не выполнил своей работы?

– Какой у Виви был рост – метр шестьдесят? И весила от силы килограммов сорок пять? Если ее лоб в лоб сбила машина на скорости сорок, там даже вмятины на бампере могло не остаться.

– А могло и остаться, – возражает шеф.

– Могло и остаться, – соглашается Лайза. – Вы ведь помните слова Эдмона Локарда, правда?

Шеф не имеет ни малейшего понятия, о чем она.

– «Ни один контакт не проходит бесследно», – подсказывает Лайза.

Эда начинает подташнивать. Ему доводилось арестовывать друзей, даже участвовать в облавах на знакомых. Но он никогда раньше не испытывал настолько противоречивых эмоций, как сейчас.

– Дадите осмотреть машину, которую забрали? – спрашивает Лайза. – Вы знакомы с водителем?

– Знаком. Миссис Хоу хорошо его знала. Он друг ее сына.

Лайза ахает.

– Надеюсь, не о Крузе речь? Виви все время постила его фотографии. Называла своим четвертым ребенком.

Шеф кивает.

– Это все доказывает, что жизнь отражает искусство, шеф, – вздыхает Лайза. – Я как будто попала внутрь одного из романов Вивиан Хоу. – Она мечтательно улыбается. – У них обычно хороший конец.

– Только не сегодня, – говорит шеф.

Его беспокоит не только то, что Фалько видел, как Круз проехал на красный. Помимо того, сам парень заявил, что ехал к Хоу от своего дома, но его жилище слишком далеко от Хупер-Фарм. Так что кто-то из них либо ошибается, либо лжет. Шефу это совсем не нравится.

И конечно, кто бы это ни сделал, женщина мертва. А трое детей остались без матери.

Виви

Зеленая дверь открывается, и в раю Виви в стиле бохо-шик появляется Марта: в другом шарфе от «Эрме», который пропущен сквозь ее волосы и завязан на шее так замысловато, что это под силу только сотрудницам фирмы или главному редактору французского «Вог».

– Как здорово вы повязали платок, – говорит Виви вместо «Что вы здесь делаете?» или «Вы что, за мной следите?».

– Я появляюсь, когда вы во мне нуждаетесь, – поясняет Марта, потому что, очевидно, умеет читать мысли.

– Я сейчас в вас нуждаюсь?

– Да. Сегодня ваши похороны, Вивиан.

– Я знаю. – Виви наблюдала за приготовлениями там, внизу. Полиция перекрыла Федерал-стрит между Индиа и Кембридж. Они так делают, только если ожидается большой наплыв людей.

Виви и Марта подходят к большому окну и выглядывают вниз, как раз когда в сопровождении полиции «Юкону» Рипа удается пробраться сквозь толпу, и из него перед церковью выбираются дети.

Вивиан подавляет всхлип. Она не понимает, почему у нее все еще есть эмоции, откуда такая сильная, пронизывающая душу боль. Неужели все это не проходит после смерти?

– Только после того, как вы присоединитесь к хору, – отвечает Марта. – Пока же наблюдаете отсюда, вы остаетесь в заложниках у своих чувств.

– Господи, – стонет Виви, – это невыносимо.

– Нам необязательно смотреть, – говорит Марта. – Многие предпочитают пропустить эту часть.

– Правда? – спрашивает Виви.

Глупость какая, она не собирается пропускать собственные похороны. Ни за что. Хватит и того, что ее тела здесь нет. Его отправили на Кейп-Код в трюме парома (никакого уважения) на аутопсию, но дети с Саванной решили провести церемонию сегодня, в среду, и Виви думает, что это мудрое решение. Откладывать похороны означало бы продлить всеобщие горе и скорбь. Издательство Виви «Мидст и Хупа» (которое она сама давно называет «Мистер Хупер» в качестве оммажа владельцу магазина из «Улицы Сезам» своего детства) назначило на завтра онлайн-поминки.

«Все проходит», – думает Виви. К концу недели все уже про нее забудут.

– Перестаньте себя жалеть, – ворчит Марта. – Давайте уже жить настоящим, хорошо? И наслаждаться почтенной публикой.

На Рипе и Лео темно-синие блейзеры и светлые брюки. У сына на бедре пятно от кетчупа. Виви знает, что он надевал эти брюки на выпускной, а после церемонии Лео и Круз с друзьями пошли в «Лола Бургер». Придя домой, сын бросил брюки на пол в своей комнате, и с тех пор они там так и валялись. Виви вздыхает. Она (скрепя сердце) стирала вещи своих детей, но только те, которые оказывались в корзине для белья в коридоре. Виви никогда не ходила по комнатам Лео и Карсон в поисках грязной одежды (пока Уилла не съехала из дома, она всегда стирала свою одежду сама). Это казалось разумным, но сейчас Вивиан сожалеет, что не прикладывала больше усилий. Лео уже сейчас выглядит как ребенок, оставшийся без матери.

На Уилле какая-то черная льняная блуза «Айлин Фишер» – менее выигрышное платье сложно было найти. Это в духе дочери – скорее скрывать свое тело, чем подчеркивать его достоинства. Подчеркивала всегда Карсон. Она порылась в шкафу у Виви и откопала самый неподходящий наряд, который только можно было себе представить: полупрозрачное кружевное платье от «Коллет Динниган», винтаж 2007 года, на которое Вивиан раскошелилась после продажи прав на «Пятизвездочный остров» в Венгрию. Платье предполагается носить с черным боди без бретелей, а Карсон надела его с боди телесного цвета, так что на первый взгляд кажется, что под ним ничего нет. Вместе с платьем дочь позаимствовала черные «лабутены» Виви – на шпильке с шипами. Карсон как будто собралась в садомазоклуб в Восточном Берлине. Она выглядит роскошно, просто дух захватывает, но, боже мой, как же это не подходит случаю! Почему Саванна не подсказала ей, что стоит надеть что-то поспокойнее?

В этот момент подруга выходит из церкви. На ней темно-синее платье-футляр с ярко-желтым квадратом у подола; когда Виви моргает, на щеки ей падают слезы. Саванна носит только черное, белое, бежевое и джинсовое (в вечерние наряды иногда закрадывается золото и серебро), и Вивиан помнит, как много раз, хорошенько выпив, говорила подруге, чтобы, когда она, Виви, умрет (в далеком неясном будущем), Саванна надела какой-нибудь настоящий цвет.

Та помнила об этом. И сделала, как Виви просила. Потому что Саванна Хэмильтон – лучшая подруга на планете.

Судя по выражению лица Саванны при виде Карсон, она действительно советовала упрямице надеть что-то поскромнее, а Карсон ее проигнорировала. Какая неожиданность.

Саванна кивает детям, и те медленно поднимаются по ступеням. Уилла и Карсон… они что, держатся за руки? Неужели смерть Виви сблизила их? Неужели ей потребовалось умереть, чтобы они вспомнили о том, что сестры? Сколько раз Виви разнимала девочек: лица пылают, у Уиллы на щеках ярко-розовые следы от ногтей, зеленые глаза Карсон горят яростью и чувством вины! После одной из таких драк с пощечинами и выдиранием волос Виви сказала им:

– Я бы все на свете отдала, чтобы у меня была сестра.

Марта подает голос:

– Сестры бывают разные, – и устало смеется: – Наличие сестры еще не означает, что вы с ней будете лучшими подругами.

– Между вами и Марибет что-то произошло? – спрашивает Виви.

– Расскажу как-нибудь в другой раз, – уходит от ответа Марта.

Саванна, как пастырь, заводит детей внутрь и закрывает за ними двери церкви. Остальные остаются мариноваться на улице.

Приезжает Деннис; на нем серый костюм, хотя еще на свадьбе Уиллы Виви сказала бойфренду, что брюки маловаты ему сзади, а серый цвет – слишком офисный для Нантакета. Несмотря на взрослый наряд, Деннис выглядит грустным и потерянным, как маленький мальчик. Единственной, кому Виви рассказала о своем разрыве с ним («Мне нужно время для себя, скоро выйдет книга, я отправлюсь в турне, тебе лучше не оставаться больше на ночь, если захочешь встречаться с кем-то еще, я полностью пойму»), была Саванна. Она считала, что Виви нужно взять топор и обрубить отношения окончательно. «Сейчас кажется, что это жестоко, – говорила Саванна. – Но в долгосрочной перспективе – гораздо милосерднее».

«Прости меня, Деннис», – думает Виви. Если бы она знала, что умрет, избавила бы его от унижения, которое приносит расставание. Лучше бы свела его с одной из незамужних товарок по занятиям боди-балетом.

– Вы можете этому поспособствовать, – напоминает Марта, – если используете один из своих побудительных тычков.

«Ну уж нет», – думает Виви. Она не собирается растрачивать тычки на счастливую личную жизнь Денниса. Ему придется самому кого-нибудь себе найти.

Виви видит, что приехала Марисса Лопрести. Ее платье даст фору Коллетт Динниган: черное, мини, с открытой спиной, глубоким декольте и вырезами по бокам. В этом наряде она была у них на рождественском ужине. Виви тогда приподняла брови и предложила ей свой кардиган, на что Марисса ответила непонимающим взглядом: кардиган убил бы весь смысл платья.

Мариссу сопровождают ее сестра Алексис, которая на пять лет старше, и их мать Кендейс, что благодаря ботоксу выглядит на те же пять лет старше Алексис. Кендейс Лопрести работает консультантом в индустрии люксовых отелей. Она постоянно в командировках – в «Оберой» в Мумбаи или в «Мандарин Ориентал» в Кануане. Пока девочки учились в школе: Марисса – в средней, а Алексис – в старшей, – Кендейс оставляла их со своей матерью, очень пожилой (и выжившей из ума) женщиной. Это выглядело как подходящий для всех вариант, Кендейс могла заявить, мол, «за девочками присматривают», но Виви-то знала: Алексис всегда делала что хотела. И какая же ирония, что сейчас она работает в полицейском участке, ведь Алексис Лопрести была очень трудным подростком.

– Не судите, – говорит Марта.

«И то верно», – думает Виви. Карсон была не лучше.

Когда Лео и Марисса начали встречаться, девушка придумала способ справляться с отсутствием матери, практически переселившись в «Мани Пит», и часто оставалась на все выходные. «Мама уехала», – говорила она, появляясь на пороге в пятницу вечером со своей чудовищно дорогой дорожной сумкой от «Луи Виттон», с помощью которой ее мать надеялась компенсировать дочери отсутствие любви, воспитания и чувства ответственности (вау, Виви и правда сегодня что-то слишком много всех осуждает).

Мать Алексис и Мариссы ведет дочерей внутрь. Виви спрашивает себя, почему девица не приехала с Лео.

«А где Круз?»

Вот по ступеням поднимается Джей Пи. Виви ждет, что он начнет похлопывать всех по плечам и отпускать подбадривающие комментарии, но нет – бывший муж проскальзывает внутрь, никому даже не помахав.

«Где Эми? – думает Виви. – Может, Джей Пи возложил на нее утомительную обязанность по поиску парковочного места? Или она (справедливо) решила, что ей не стоит приезжать?»

Марта откашливается.

– Она не придет? – спрашивает Виви.

Марта едва заметно качает головой, и Вивиан чувствует облегчение. Может быть, она злая и мстительная, но хорошо, что женщина, которая украла у нее мужа, не будет сидеть в церкви в первом ряду вместе с ее детьми и делать вид, будто скорбит.

Двери церкви открываются, и ожидавшие снаружи люди заходят.

Подтягиваются опаздывающие.

Виви замечает, что по Индиа-стрит быстрым шагом идут Круз и Джо Де Сантис. Отец положил твердую руку на спину сына и подталкивает его вперед.

«Круз!» – думает Виви. Она ждала, что он уже будет внутри, вместе с ее детьми.

– Я подожду снаружи, – говорит Круз.

– После всего того, что эта женщина для тебя сделала? Она кормила тебя обедами и ужинами, давала книги, написала это прекрасное рекомендательное письмо, с утра до вечера выказывала тебе искреннюю любовь с тех пор, как ты пешком под стол ходил. Ты пойдешь в церковь, сын, – говорит Джо.

– Нет, – отвечает Круз, расправляя плечи и складывая руки на груди.

Виви не верит своим глазам. Круз никогда не перечил отцу, и не зря. Джо Де Сантис высок и неприступен, как кирпичная стена, и разговаривает низким командным голосом. В нем нет ничего пугающего или угрожающего, но он производит внушительное впечатление. Круз всегда питал к нему уважение и никогда не шел против его воли.

– Не думал, что настанет день, когда я это скажу, но ты меня разочаровал.

Джо заходит в церковь, опускает пальцы в святую воду, преклоняет колено, и дверь за ним закрывается.

Круз делает глубокий вдох, содрогаясь всем телом. «Что-то здесь не так, – думает Виви. – Произошло что-то очень серьезное». Он смотрит на небо, щуря глаза за стеклами очков.

«Он что, видит меня?» – думает Виви.

– Нет, – говорит Марта. – Мы уже это обсуждали.

«Может, он чувствует мое присутствие?» – спрашивает себя Виви.

Круз вслед за отцом заходит в церковь.

Вивиан видит, что по Мэйн-стрит спешит какой-то человек; он поворачивает налево за магазином «Хаб» и направляется к церкви.

Это… Зак Бриджман.

Ну ладно, в мировой истории бывали прецеденты, когда люди опаздывали на отпевание, и в случае с похоронами Виви таким человеком оказался Зак. Памела, наверное, уже внутри, сидит вместе со старшими Бонэмами. Зак по диагонали поднимается к дверям церкви, перешагивая сразу через две ступени. Когда он открывает дверь, Виви слышит звуки органа и видит, как все встают с мест. Пора идти внутрь.

Но вместо того чтобы пройти к передним скамьям, Зак проскальзывает в дальний конец паперти.

– Ага, – говорит Виви. Может, ему скоро возвращаться в аэропорт, может, он планирует в какой-то момент выйти покурить, может, не хочет привлекать к себе внимание, на глазах у всех протискиваясь к передним рядам.

– Потом все поймете, – говорит Марта.

Она начинает раздражать. Ей все известно. Марта – тот самый всезнающий рассказчик, который не нужен Виви в ее истории (сама она предпочитает вести рассказ в третьем лице, но с позиции одного из персонажей).

– Ну уж извините, – говорит Марта.

– У Зака что-то случилось? – спрашивает Виви.

Марта кивает.

«Ну ладно», – думает Виви. Она писательница. Она заинтригована.

Играет псалом «Бесподобная, живая», один из самых любимых Виви. Так все-таки кто-то (Уилла) слушал, что она говорит. Они редко ходили в церковь, но Виви упоминала, что ей хотелось бы, чтобы этот псалом играл на ее похоронах.

Когда он завершается, все садятся.

Дети уместились на первой скамье, зажатые между Джеем Пи и Саванной. Все трое выглядят жалко: вялые, заплаканные.

Виви не была идеальной матерью, совсем наоборот. Уилла, например, предпочла бы кого-то вроде мамы Рипа, Тинк Бонэм – невозмутимую, элегантную, сдержанную. Виви, надо признать, не отличалась ни одним из этих качеств. Она иногда шумно ела или хрюкала, когда сильно смеялась, ругалась как сапожник, а на дороге (но только не на острове) сигналила и бесилась; навзрыд рыдала над фильмами и видео на «Ютубе» про то, как военные возвращаются на родину и без предупреждения приходят к своим детям в школу. Все это вызывало смущение Уиллы и, как казалось Виви, возбуждало легкое чувство презрения к матери.

Карсон тем временем щеголяла своим презрением как кислотно-зеленым боа из перьев. Виви все время казалось, что в глазах младшей дочери она ничего не может сделать как следует. Каждое перемирие, каждый период проявления дружеских чувств и нежности с ее стороны рано или поздно заканчивались взрывом (таким взрывом, например, стала ссора тем утром, когда Виви умерла). И тем не менее Карсон рыдает так, будто держит в руках собственное разбитое сердце.

Лео обычно стоически переносит несчастья. Когда в средней школе ему выбили плечо во время игры в лякросс, он не издал ни звука. Даже младенцем сын никогда не кричал во время прививок. У него был высокий порог чувствительности к боли и дискомфорту; сестры тискали его, рисовали на нем и наряжали. Уилла однажды уронила брата головой вниз на их гравийную подъездную дорожку. Виви думала, что Лео будет переживать ее смерть с тихой сдержанностью, но, хотя иногда ему удается собраться – он делает глубокий вдох, вытирает лицо, старается сосредоточиться, – сын постоянно раскисает снова.

«Детки мои, – думает она. – Я им нужна. От меня никогда не требовалось быть их лучшей подругой, быть классной или смешной, не требовалось готовить им все время перекусы, приносить сладости из магазина или осыпать подарками на Рождество с Джеем Пи; не требовалось возить их на пляж, подбирая по пути полдюжины друзей, хотя те прекрасно могли бы доехать на велосипедах.

Мне нужно было просто обнимать их, целовать, укачивать перед сном, читать им, говорить, как я ими горжусь и как рада, счастлива, что они у меня есть».

«Я здесь, – думает она. – Я здесь».

Виви хочется дать понять детям, что она наблюдает за ними. Может, стоит воспользоваться тычком? Как это должно выглядеть? Мимо церкви пронесется машина, из которой будут доноситься звуки песни Spirit of the Night? Или внезапно разразится буря с громом и молниями?

– Я хочу воспользоваться тычком, – заявляет Виви, – чтобы дети поняли: я здесь.

– Я бы на вашем месте подождала, – советует Марта. – Может, в дальнейшем они будут нуждаться в вашей помощи.

– Вы что, не видите? Они уже нуждаются в моей помощи.

– Они в порядке, – заверяет Марта. – Это нормально.

Может, она права: их мать умерла неожиданно, без предупреждения, не дав им времени с ней проститься.

Вот только Виви прекрасно понимает, что они сейчас испытывают.

В мгновение ока она переносится из этой церкви на скамью в первом ряду католической церкви Святого Иоанна Боско в Парме, штат Огайо. Сегодня 18 февраля 1987 года. Виви семнадцать лет, она учится в последнем классе школы. Заявления в университеты уже написаны и отправлены, а ее отец покончил жизнь самоубийством в семейной машине – универсале «Форд-Кантри-Сквайр» 1982 года выпуска – в гараже их дома.

Смерть папы – это не только трагедия (гибель человека в расцвете сил), но и скандал. Все в церкви, в округе, среди знакомых перешептываются. Почему он это сделал? Была прощальная записка или нет?

Записки не было, и не было никакого объяснения.

Отец Виви, Фрэнк Хоу, работает в телефонной компании «Огайо Бэлл». Он «менеджер», поэтому ходит на работу в рубашке и галстуке, но без пиджака. Виви ничего не знает о его деятельности; она понятия не имеет, что он там «менеджерит», и никогда не спрашивает. Раз в год Виви и ее мать Нэнси ходят на «корпоративный пикник», который проводится в доме начальника Фрэнка – его особняк находится в районе подороже того, где живут Хоу. У мистера Рикарда, начальника, в доме бассейн и барная стойка из бамбука, и Виви это нравится, хотя самого пикника она боится, потому что там ей придется общаться с детьми других сотрудников, а она никого из них не знает. Виви всегда берет с собой книгу и весь вечер сидит в шезлонге и читает. На обратном пути мать всегда упрекает ее в том, что она ведет себя «асоциально», но Виви просто пожимает плечами и бубнит себе под нос: «Оставь меня в покое». На одном таком пикнике ее чтение прерывают звуки песни Coney Island Baby в исполнении квартета в соломенных шляпах. Это уже само по себе отвлекает от книги, но Виви мгновенно выпрямляется в шезлонге, увидев, что человек, который исполняет партию баритона, – ее отец.

Она и не знала, что папа умеет петь! Каким образом и где он выучил мелодию, слова? Впервые в жизни Виви смотрит на своего отца как на живого человека, у которого есть таланты и собственные увлечения.

Мать Виви глубоко, почти болезненно религиозна; она считает, что ничто так не украшает интерьер, как развешанные повсюду распятия. Нэнси – главный секретарь церковного прихода; она на короткой ноге со всеми священниками и знает всю подноготную о каждом из прихожан. Все называют ее святой женщиной – она организует благотворительные сборы консервов или одежды, средств на облегчение участи голодающих в Эфиопии. Помогает больным и пожилым людям, когда священники заняты; она волонтер в приюте для женщин, подвергшихся домашнему насилию. Организует столовую для бездомных и женский кружок по чтению Библии.

Только Виви и ее отец знают, что Нэнси – никакая не святая. Дома она тиран и агрессор. Все должно делаться так, как она скажет, или не делаться вообще. Нэнси Хоу находится в постоянной битве с лишним весом, а Виви и Фрэнк постоянно оказываются на линии огня, хотя оба худы как палки. Если Нэнси сидит на диете (а она постоянно сидит на диете), Виви и Фрэнк – тоже. Они едят дикие, отвратительные блюда вроде лазаньи с творогом, вареного рыбного филе или тортов без сахара. Читают молитву перед ужином, держась за руки; молитва длится и длится, а еда тем временем остывает на тарелках.

Нэнси дымит как паровоз, но только в гараже. Она говорит, что каждому позволено иметь один порок. Только благодаря этому Виви может разглядеть в своей матери человека.

По субботам Вивиан с отцом ездят в Миддлберг Хайтс на завтрак в «Перкинс», пока мать работает в столовой или выбирает цветы для мессы. И Виви, и ее отец всю неделю ждут этого завтрака. Они садятся на темно-зеленый диван, всегда за один и тот же столик, и их обслуживает всегда одна и та же официантка, Синди, с волосами, забранными в высокий хвост, и ярко-розовой помадой.

– Суббота – не суббота без двух моих любимых клиентов, – говорит она. – Кофе?

Да, на этих завтраках Виви разрешают пить кофе. Синди приносит ей отдельный серебристый кувшинчик со сливками и сахарницу. Потом дочь с отцом изучают огромное ламинированное меню и заказывают все, что захочется: яйца с беконом и сосисками, или хашбраун и ржаной тост с маслом, к которому приносят маленькие пакетики с джемом, или оладьи с горкой сливочного масла, или вафли с клубникой и взбитыми сливками, или французский тост, посыпанный сахарной пудрой, или омлет, истекающий сыром, с мягкими кольцами коричневого лука, помидорами и зеленым перцем. Фрэнк всегда прихватывает с собой газету «Плэйн Дилер» и дает Виви почитать несколько страниц – благодаря этому она чувствует себя взрослой, а еще ест помедленнее. Они наслаждаются не только едой, но и свободой от матери Виви, от ее правил и запретов, диет и грозных тирад. Настоящая благодать детства – вот эти украденные часы в ничем не примечательном ресторане, когда Вивиан сидит за столом с отцом и они соскребают вилками остатки сиропа с тарелок, а потом Фрэнк подмигивает ей и протягивает через стол пару монет, чтобы она купила себе в автомате гороскоп, пока он будет расплачиваться и оставлять чаевые Синди.