Текст книги "Золотая девочка"

– Мои любимые книги.

– Естественно.

К шкафу примыкает зеленая дверь.

– Это оттенок «стебли петрушки» фирмы «Бенджамин Мор»? – спрашивает Виви, имея в виду цвет, в который выкрашена дверь.

– Да, он самый.

Вот это да! Виви уже влюблена в эту комнату.

– Куда ведет эта дверь?

– От любопытства кошка сдохла, – отвечает Марта. – Не суйте нос куда не следует, а то сокращу вам наблюдательный период.

Марта открывает дверь и проскальзывает внутрь до того, как Виви удается подсмотреть, что за ней спрятано.

«Наблюдательный период», – думает Виви. Она идет к краю комнаты и действительно оказывается на наблюдательном пункте, как будто смотрит в широкое окно, из которого видно всю ее прежнюю жизнь. И не просто видно – Виви сразу погружается в происходящее.

Вот ее дети – все трое сидят в гостиной в «Мани Пит» на бирюзовом твидовом диване, тесно прижавшись друг к другу. Они называют этот диван «Герв» – сокращенно от названия фабрики «Гервин». Уилла в центре, по бокам от нее Карсон и Лео. Они держатся за руки на уровне талии. Хотя Виви не раз представляла себе этот момент, злясь на детей («Вот умру, и посмотрите у меня»), ей невыносимо видеть их острое чистое горе.

Ребята, я здесь, с вами!

Но конечно, они ее не слышат.

– Мы поругались, – признается Карсон надтреснутым, прерывающимся голосом. – Я отправила ей сообщение, извинилась, но не знаю, успела ли мама прочитать.

«Да, – думает Виви. – Да, моя хорошая, успела. Пожалуйста, не волнуйся. Я уже тебя простила. Дома я собиралась сделать тебе тост с авокадо».

– Где ее телефон? – спрашивает Лео.

– Полиция забрала, – отвечает Уилла. – Вся одежда у них, они отправят ее на экспертизу, думаю, им и телефон понадобится, но я могу спросить у мистера Кейпнэша.

– Можешь позвонить и попросить его отдать сотовый? – говорит Карсон. – Мне нужно знать, прочитала ли мама мое сообщение.

– Телефон, наверное, разбился, – замечает Лео.

– Не разбился, – возражает Уилла, – шеф отдельно мне сообщил, что телефон в порядке.

– Я написала, что люблю ее, – продолжает Карсон. Она снова разражается слезами. – Я хочу отмотать все назад, хочу быть лучше. Я хочу ее рассмешить. – Она сжимает руку Уиллы. – Я бы все отдала, чтобы услышать сейчас ее смех. Я бы все отдала, чтобы услышать, как она на меня орет, – плевать, я просто хочу, чтобы она вернулась. Немыслимо ведь, что мама умерла. Немыслимо, что мы больше никогда ее не увидим.

– Не говори так! – Лео рыдает, как будто он снова маленький мальчик. – Карсон, я не шучу, заткнись!

Я здесь! Я вижу вас! Я слышу вас! Вы не одни! Я вас не бросила!

Виви запрокидывает голову, высматривая Марту. Это сущая пытка. Марта должна ей помочь. Как дать знать детям, что она здесь?

– Мы были лучшими подругами, – говорит Уилла. – Я все ей рассказывала, и она всегда слушала. Мама не всегда со мной соглашалась, но всегда слушала.

Уилла кладет руку на живот, и – ага! – Виви может различить, как внутри бьется крошечное сердечко.

Она перелетает на кухню, где за столом сидит и смотрит на свои руки Рип, муж Уиллы. Виви интересно, о чем он думает. Рип неразговорчив. Виви пару раз замечала, будто ему «чего-то не хватает», но в конце концов пришла к выводу, что недооценивала сильные стороны зятя. Спокойный и надежный Чарльз Эван Бонэм Третий идеально оттеняет маниакальное стремление Уиллы во всем добиваться успеха. Но все-таки, когда дочь объявила, что они с Рипом намерены пожениться – решили так еще в седьмом классе, – Виви подумала, что долго этот брак не продлится, Уилла его перерастет.

Примерно за месяц до свадьбы Вивиан повела дочь в «Ле Лангедок», чтобы поговорить по душам. То был будний весенний день, и они оказались единственными посетителями в зале на втором этаже, окна которого выходили на Брод-стрит и уютно подсвеченные окошки книжного магазина «Нантакет Букворкс».

Эстетическая сторона этого ужина была доведена до совершенства. Зал освещали только свечи, на столе стоял букет ирисов, пахло сливочным маслом, чесноком, бульоном из телятины и свежим хлебом. Они заказали бутылку дорогого шампанского, а потом еще более экстравагантное белое бургундское. Уиллу обычно мало интересовала еда – она могла съесть или выпить все, что перед ней ставили, и никогда не жаловалась, но казалось, дочь никогда не получает удовольствия от еды. Однако тем вечером она с наслаждением поглощала улитки ан-крут, запеченного лобстера и поленту с пармезаном и позволила себе чуть-чуть захмелеть. Тут Виви и решила высказать свое мнение. Будущий зять очарователен, а Бонэмы – достойные всяческого восхищения уважаемые люди. Рип, кажется, уже твердо намерен заняться страховым бизнесом родителей, и в материальном плане Уилла не будет ни в чем нуждаться.

Но вот в эмоциональном, в интеллектуальном плане, спрашивала Виви. Рип окончил Амхерст, факультет свободных искусств; он умен, но Вивиан не назвала бы его ум пытливым. Парня натаскивали как наследника семейного бизнеса, и он никогда не захочет – и не сможет – жить где-либо, кроме острова, на котором родился и провел детство. Рип не будет расти.

Виви наклонилась к Уилле через стол и положила ладонь ей на предплечье.

– Однажды ты можешь проснуться и понять, что тебе хочется большего. – Виви представила себя на переднем сиденье «бьюика» Бретта Каспиана. Что, если бы она так и осталась там и ничего больше в жизни не увидела? – Ты можешь захотеть переехать в Стамбул. Вдруг в один прекрасный день решишь поступить в магистратуру на исторический факультет или получить MBA, и вот ты уже в Гарварде, а Рип остался на Нантакете. Допустим, тебе понравился Бостон – ты ездишь в метро, заказываешь на дом ливанскую еду, проводишь вечера в Музее Изабеллы Стюарт Гарднер. А потом на одной из пар какой-то внутренний голос подает тебе великолепную идею, ты оборачиваешься и встречаешься глазами с молодым человеком. Он невысокий и смуглый, совсем не такой, как длинный и бледный Рип, у него усы и британский акцент – Рип всегда чисто выбрит и раскатывает звук «р», – но тебя почему-то к нему тянет…

– Интересно наблюдать, как ты пишешь книгу о нашем с Рипом разрыве, – заметила дочь.

– Уилли, ты ведь еще так молода. Двадцать три года! У тебя еще префронтальная кора до конца не развилась.

– Мама.

– Это часть мозга, которая отвечает за принятие разумных решений, – пояснила Виви. – Она окончательно развивается только к двадцати пяти.

Этот интересный факт она вычитала, когда проводила исследование для своего романа «Под углом света».

– Я просто не хочу, чтобы ты продешевила. – Вивиан разлила по их бокалам остатки вина. – У тебя кто-нибудь еще был? В сексуальном плане?

– Мама.

– Потому что, если нет…

– Конечно, нет, мама. Стоп, я поцеловалась с Райаном Брикли в шестом классе.

– Это не считается.

– Мы с Рипом созданы друг для друга.

– Я просто волнуюсь, что ты начала встречаться с Рипом после того, как мы с твоим папой расстались. Чарльз стал для тебя островком спокойствия, а вот когда ты немного повзрослеешь…

– Я не стану разводиться, – отрезала дочь.

– Уилли…

– Мам, пожалуйста, давай закажем десерт.

Виви парит так низко над Рипом, что может разглядеть свежий красный заусенец у него на большом пальце и слышать тиканье его часов. Она приближается еще на сантиметр. Зять поворачивает голову в ее сторону, а потом оглядывается, как будто ожидает увидеть кого-то. Он что, знает, что она здесь? Неужели знает?

Рип

Уилла позвонила Рипу, когда тот выходил из яхт-клуба «Весло и поле». Она так рыдала, что он не мог разобрать ни слова из того, что пыталась сказать жена. Рип инстинктивно отвел трубку от уха, и его сестра Памела, которая только что разделала его под орех в теннис, застонала. Она, видимо, подумала о том же, о чем подумал он сам: у Уиллы пошла кровь.

Но жена звонила не из-за ребенка.

– Мама умерла, она умерла, ее сбила машина. Она мертва, Рип, она мертва.

За этим последовали утробные рыдания, и Рипу показалось, что его ударили ногой в живот. Виви умерла? Умерла Виви? Она вышла на пробежку, и ее сбила машина. Лео позвонил Уилле домой и разбудил ее, потом они вдвоем с Карсон заехали за ней, и все вместе рванули в больницу. Врач в реанимации сказал им, что Виви была уже мертва, когда ее привезли.

Была уже мертва? Виви? Это какая-то ошибка. Таких вещей не бывает в реальной жизни. Хотя, конечно, бывает – это происходит постоянно, каждый день.

У Рипа билась в голове одна мысль: ему нужно быть со своей женой.

Памела подвезла его в больницу, и он смог поговорить с врачом как следует. У Виви открылось внутреннее кровотечение, она получила травму головы и к приезду скорой была уже мертва.

– Смерть, скорее всего, наступила почти мгновенно, – сказал врач. – Никаких мучений.

Мучения, подумал Рип, только начинаются.

Он отвез Уиллу, Карсон и Лео домой (они не хотели уезжать, и Рипу досталась роль человека, который скажет убитым горем детям, что оставаться в больнице не имеет смысла, здесь нечего ждать; их мать умерла). До «Мани Пит» было ехать три минуты, но эти три минуты Рип запомнит на всю оставшуюся жизнь. Уилла, Лео и Карсон втроем устроились на заднем сиденье; младшие рыдали, прижимаясь к старшей сестре, а Рип наблюдал в зеркало заднего вида, как ей приходится взять на себя роль взрослой и утешать обоих, заменить им мать.

Когда они добрались до дома, Уилла повела Лео и Карсон в переднюю гостиную, и они там так и сидят до сих пор.

Приехал Деннис. На нем шорты с большими карманами, футболка с длинным рукавом с логотипом пивоварни «Сиско», повязанная на шее бандана и темные очки. Стального цвета седые волосы стоят дыбом, лицо красное, взмокшее.

Он смотрит на Рипа и спрашивает:

– Да что такое вообще произошло? Что произошло?

Рип моргает; Деннис и Виви встречались несколько лет; это был единственный бойфренд тещи с тех пор, как она разошлась с Джеем Пи. Деннис на несколько сантиметров ниже Рипа, плотный, широкоплечий, эдакий крепыш. Когда Виви начала с ним крутить, Рип не очень понимал, зачем ей это нужно. Деннис – торгаш, который отмачивает непристойные шутки; у него ярко выраженный бостонский акцент и морозилка забита подстреленной на охоте дичью. На свадьбе Рипа и Уиллы в яхт-клубе он напился и произнес длинный бессвязный тост, который гостям пришлось вытерпеть, потому что никто из вежливости не мог попросить гостя сесть.

Уилла однажды сказала про него:

– Конечно, Деннис – не мужчина маминой мечты, но именно тот, кто ей сейчас нужен. Он нравится маме. Ей нужен простой человек; она сама слишком сложная.

За последний год Рип проникся теплыми чувствами к Деннису. В январе в офисе их страховой компании накрылся обогреватель. Рип позвонил Деннису в шесть часов вечера во вторник. Тот приехал почти мгновенно и почти до двенадцати ночи чинил обогреватель. Все это время Рип провел с ним наедине, и Деннис рассказывал увлекательные истории про то, как охотился на уток на Такернаке или как в школьные годы отреставрировал «Датсун 240z», хотя тогда еще даже не умел водить.

Рип пришел домой и разбудил Уиллу только для того, чтобы сказать: «А Деннис – на самом деле классный мужик!»

– Она вышла на пробежку, и в конце Кингсли ее сбила машина, – говорит теперь Деннису Рип. – Приятель, мне так жаль. Мне ужасно… ужасно жаль.

Эти слова ощущаются странно, как будто он пережевывает хрящ.

Лицо Денниса сморщивается, он наклоняется вперед, упирается ладонями в колени и начинает втягивать в себя воздух, как будто только что совершил с дюжину забегов на короткую дистанцию. Рип хочет раствориться в воздухе. Он даже не может произнести что-нибудь вроде «Виви так тебя любила», потому что от Уиллы знает, что теща несколько недель назад рассталась с беднягой.

В эту секунду из соседней комнаты доносится голос Уиллы:

– Рип!

Он осторожно пожимает плечо Денниса и идет к жене.

– Деннис приехал, – сообщает Рип.

– Ты кому-то еще говорил?

– Только Памеле. Я попросил ее позвонить родителям.

Старшие Бонэмы отправились в круиз по Средиземному морю.

– Надо составить список, – заявляет Уилла. – Мамин литагент, редактор, агент по рекламе. Должно быть какое-то официальное заявление от лица издательства. Надо выяснить, имеется ли завещание и есть ли у кого доступ к ее банковским счетам.

– Дорогая, – увещевает Рип, – еще будет время. У тебя сейчас шок.

Уилла смотрит на него. Ее красивое лицо ничего не выражает, взгляд остекленевший.

– У меня шок.

Рипу не дает покоя какая-то мысль.

– Ты сказала своему отцу?

Уилла ахает.

Она не сказала отцу.

С расширившимися глазами она поворачивается к Карсону и Лео, которые сидят, бессильно обмякнув, на диване.

– Кто-нибудь из вас написал папе? – спрашивает Уилла. – Или позвонил?

Лео уткнул голову в колени, как пассажир падающего самолета.

– Нет, – признается он.

– Нет, – вторит Карсон. – И не буду.

– Позвонишь ему, Рип, пожалуйста? – просит Уилла. – Мы не сможем.

Рип вздыхает.

– Да, конечно.

Он целует Уиллу в лоб и идет обратно на кухню. Деннис куда-то исчез; Рипу кажется, что он подвел друга – стоило попытаться его утешить, – и решает поговорить с ним позже. А сейчас надо позвонить Джею Пи, пока тот не узнал новость от кого-то еще, пока его девушке Эми не рассказали в салоне красоты или его матери Люсинде не сообщили за обедом в саду «Весла и поля».

Рип выходит из кухни в сад и чуть не падает, споткнувшись о наполненную водой сковородку, стоящую на дорожке. На дне чернеют остатки пригоревшей еды. Рип выливает воду из посуды, несет в кухню и ставит в раковину.

Он тянет время.

Когда же снова выходит в сад, у него трясутся руки. Он звонит Джею Пи на мобильный, но тот не подходит к телефону. Оставлять голосовое сообщение было бы странно. Рип начинает размышлять. Стоит ли звонить Эми? Эми – стилист в салоне «Ар Джи Миллер». Она всегда ревновала к Виви. Наверное, начнет неискренне соболезновать, а Рипу сейчас совсем не хочется это слушать.

Он снова набирает Джея Пи, и опять никто не отвечает. Рип звонит в кафе-мороженое.

Джей Пи отвечает с первого гудка:

– «Рожок», доброе утро.

На заднем плане «Роллинг Стоунз» поют Brown Sugar.

– Джей Пи? Это Рип.

– Рип! – бодро восклицает Джей Пи.

Сейчас лето, суббота, он, наверное, готовит кафе к наплыву посетителей: проверяет запасы, делает тридцатипятилитровую бадью мороженого со вкусом брауни, которое пользуется наибольшей популярностью в «Рожке», пишет на доске, какие сегодня специальные вкусы – сорбет из нантакетской ежевики, персиковый коблер и «лимонное пирожное» с прослойкой лимонного крема и кусочками печенья. Джей Пи и не подозревает, что через секунду его жизнь изменится навсегда.

– У меня плохие новости, – начинает Рип. – Произошло несчастье.

Музыка замирает.

– С Уиллой что-то случилось?

– С Виви, – поправляет Рип. – Она… ну, она вышла на пробежку, и ее сбила машина. На Кингсли. В самом конце Кингсли.

– Что? – переспрашивает Джей Пи. – Она в порядке? Переломы есть? Виви попала в больницу?

– Она… – Рип откашливается, – Виви мертва, Джей Пи. Она умерла.

Наступает тишина.

Рипу кажется, что годы откатываются обратно. Ему было всего двенадцать лет, когда он пригласил Уиллу Куинсборо на дискотеку в честь Дня святого Валентина в «Нантакетский молодежный клуб». Родители Уиллы забрали их с дискотеки по дороге с ужина в ресторане «Фифти Сикс Юнион». Рип до сих пор помнит аромат духов Виви, который перемешивался с каким-то еще загадочным запахом. Сейчас он знает, что это было трюфельное масло от картошки фри, которую им завернули с собой. Джей Пи и Виви были моложе родителей Рипа лет на десять точно, и он помнит, какими они ему показались – свободными, веселыми и… счастливыми. Рип ходил с ними на пляж Фортис Поул, где они жарили на гриле лосося или курицу, или к ним домой смотреть футбол по воскресеньям – Виви делала острый дип из артишоков, хлеб с пеперони и орешки в специях. Вивиан садилась на ручку кресла Джея Пи, тот обвивал ее рукой за талию, и они вместе орали, болея за «Патриотов». Зажигательная пара. Рип был ими очарован.

И страшно удивился, когда два года спустя Уилла в слезах рассказала ему, что ее родители разводятся. Следующие несколько недель казалось, что земля раскололась и вся семья катится в пропасть. Карсон пошла к психологу; Уилла каждую свободную минуту проводила в доме Рипа, хотя там было холодно, как в музее; а восьмилетний Лео занялся тем, что кружил по острову на своем велосипеде в компании Круза Де Сантиса, совершая мелкие преступления вроде воровства леденцов из миски в химчистке.

Джей Пи откашливается.

– Где мои дети? – произносит он агрессивно, как будто подозревает, что Рип держит их в заложниках.

– Они здесь, в доме.

– Я могу с ними поговорить?

– Э-э-э… они сейчас очень расстроены.

– Почему ты мне звонишь? – спрашивает Джей Пи. – Почему никто из них… – голос у него срывается, – не позвонил?

– Они в ужасном состоянии, Джей Пи, – напоминает Рип.

Он расправляет плечи и вспоминает, что ему уже не двенадцать. Рип – взрослый мужчина. В страховой компании он занимается сложными случаями, и эта работа ему подходит, потому что ничто не может его смутить. У вас замерзли трубы, а потом взорвались, и второй этаж залило так, что он провалился на первый? Вам в крышу ударила молния? Вы разбили в хлам новый «Ренджровер» по дороге из автосалона? Вы влетели на яхте в причал, и теперь у вас в корпусе трехметровая дыра?

«Без проблем, давайте писать заявку, – говорит Рип каждый день с утра до вечера. – Мы всё починим».

– Они слишком расстроены и не смогли тебе позвонить. У всех троих шок. Уилла попросила меня тебе сообщить.

– Да, понятно, – говорит Джей Пи, – спасибо, – и вешает трубку.

Эми

Июнь, суббота, и Эми приезжает в салон раньше обычного, потому что сегодня у них пятнадцать свадеб.

– Да, ты не ослышался, – сказала она сегодня утром Джею Пи. – Пятнадцать резервов, и еще по меньшей мере пятнадцати пришлось отказать.

Сегодня аврал, радостная энергия бьет ключом. С приходом первого клиента откупоривают шампанское и делают музыку погромче – Люк Комбс. Эми это вполне устраивает. Она выросла в Алабаме и в колледже, в Оберне, была членом женского сообщества – «Любовью связаны навеки!»[10]10
  Love Is Our Bond! – девиз женского сообщества, или сестринства, Обернского университета.


[Закрыть], «Орел Войны»[11]11
  War Eagle – боевой клич спортивных команд Обернского университета.


[Закрыть], – поэтому любит не только музыку кантри, но и атмосферу штаб-квартиры сестринства накануне большого матча.

В десять тридцать у нее уже четвертая клиентка – мать невесты. За плечом тихо появляется администратор Брэнди и шепчет:

– Джей Пи звонит. Говорит, это срочно.

Эми на долю миллиметра поворачивает голову к Брэнди.

– Он что, позвонил в салон?

– Говорит, что не дозвонился тебе на мобильный.

– Пожалуйста, скажи ему, что я занята. Перезвоню в обед.

На обед у нее сегодня всего десять минут, только чтобы засунуть в рот скон с чеддером из «Борн энд Брэд». Эми сражается с лишними семью килограммами с тех пор, как переехала к Джею Пи, и, хотя пытается носить с собой на работу салат в контейнере, постоянно проигрывает битву углеводам и жирам: в салон постоянно заказывают то бейглы, то выпечку, то торт, потому что у кого-то вечно день рождения.

– У него был такой голос… Мне кажется, тебе лучше…

Эми качает головой. У нее совершенно нет времени разговаривать сейчас с Джеем Пи, она чувствует себя как Санта-Клаус в ночь перед Рождеством. Ее клиентка, миссис Скалити, уже недовольна, потому что Эми начала обращаться к ней по имени. Сейчас дамочка смотрит недобрым взглядом из-под свисающих на лицо мокрых прядей. В полдень ей нужно быть в церкви Святого Павла.

– Перезвоню, когда выйду на обед, – повторяет Эми, и Брэнди вскидывает руки: мол, ясно.

Времени на обед не остается, даже присесть на минутку некогда. Начинает ныть поясница, хочется в туалет. У девочки, которая понесет букет, аллергия на ландыши, а Эми начала вплетать их в ее косу; шея у бедняжки покрывается красными пятнами. Эми выбрасывает цветы в помойку и отправляет мать за антигистаминным в аптеку.

Она стоит у раковины и моет голову подружке невесты – говорят, эта грандиозная свадьба в отеле «Вовинет» стоила больше миллиона баксов, – когда лучшая подруга в салоне, Лорна (она недавно приехала из Ирландии), произносит:

– Слава богу, родная, не думала, что ты еще здесь.

– Где же мне еще быть? – смеется Эми.

– То есть ты еще не слышала? Джей Пи тебе не звонил?

– Звонил, но я не смогла с ним поговорить.

Эми неосторожно поворачивается к Лорне и случайно плещет подружке невесты водой в лицо, смывая шампунь; девушка фыркает. Она утверждает, что всё в порядке, но Эми нервничает. У нее нет времени сплетничать!

– Что бы там ни было, это может подождать.

– О, родная, – произносит Лорна тем материнским тоном, которым обычно разговаривает со своим псом Купидоном, – обещай, что позвонишь ему, как только закончишь. Обещай.

– Да, да, конечно, постараюсь, обещаю, – тараторит Эми.

Она ведет подружку невесты к креслу – у нее сегодня было столько Челси и Мэдисон, что имя этой и не вспомнишь, – и ловит на себе взгляд Брэнди. Джарред, который работает рядом с ней, тоже оборачивается в ее сторону. А теперь еще Эми замечает, как на нее смотрит из-за стеклянных дверей, ведущих в храм маникюра, Молли, специалистка по ногтям. Ни с того ни с сего женщина в двух креслах от нее – Тони делает ей укладку – восклицает:

– Вивиан Хоу? Писательница?

Хорошее настроение Эми скоро можно будет сливать в унитаз. Сегодня она не хочет ничего слышать про Виви. Сколько уже раз женщины приходили в салон, разглагольствуя о том, что на поездку на Нантакет их вдохновил роман «Дочери дюн».

Только вчера клиентка спрашивала, не стрижется ли у них в салоне Виви. Эми чуть не ответила: «Нет, она стрижется дома садовыми ножницами». Но вместо этого сказала:

– Нет, стриглась когда-то давно, но теперь ходит в «Дарьяс» в центре.

Эми не стала уточнять, что Виви перестала почитать «Ар Джи Миллер» своим присутствием в тот же день, когда они взяли на работу любовницу ее мужа.

Эми знала, что Джей Пи женат, когда познакомилась с ним десять лет назад. Тогда у него был винный магазин под названием «Пробка» в том же коттедже в гавани, где сейчас располагается «Рожок». Выпустившись из Оберна, Эми не смогла сразу найти работу и решила провести лето на Нантакете, о котором мечтала с тех пор, как посмотрела бесчисленное количество эпизодов сериала «Крылья»[12]12
  Американский сериал девяностых годов, дело в котором происходит в вымышленном аэропорту на Нантакете.


[Закрыть]. В ту же секунду, когда она сошла с парома, ей в глаза бросилось объявление о поиске работников в магазин Джея Пи. Эми пошла прямиком в магазин и предложила свои услуги. Джей Пи был высоким, темноволосым, с пленительными зелеными глазами и ямочкой на щеке. Он спросил Эми, что она знает о вине, и, когда та ответила: «Я знаю, что его пьют», сказал: «Один ваш акцент поможет продавать вино ящиками. Вы приняты».

Невозможно было не пересекаться в тесном пространстве магазина площадью всего двадцать квадратных метров. Большую часть коттеджа занимали ящики, коробки, бутылки, в художественном беспорядке расставленные по стеллажам, и стальная башня с шампанским. Джей Пи торговал досками для сервировки из Напы, штопорами из Франции и коктейльными салфетками от «Каспари». Он купил антикварный стол на козлах, на котором они выставляли бутылки для дегустации. Когда в магазине никого не было (то есть большую часть времени), Эми и Джей Пи пробовали вино самостоятельно и описывали его друг другу в чувственных выражениях, используя слова «тело» и «ножки». Когда у обоих уже начинало шуметь в голове, Эми принималась жаловаться на свою личную жизнь. В «Чикен Бокс» несложно было кого-нибудь подцепить, но все эти парни такие инфантильные, все равно что красавчики, с которыми она встречалась в Оберне.

– Мне нужен кто-то более зрелый, – однажды сказала Эми. – Такой, как вы.

Она не могла поверить, что произнесла это вслух. Эми боялась, что Джей Пи одернет ее (или даже уволит), но он просто свел все в шутку. Джей Пи был женат на романистке Вивиан Хоу, родил с ней троих детей. Эми напоминала себе, что это не просто слова – супруги принесли друг другу клятву. У него на пальце сияло кольцо, и каждый вечер он возвращался домой к Виви, Уилле, Карсон и Лео. Эми выросла на юге, в баптистской семье; она прекрасно знала, что уводить чужого мужа – грех. Но ее романтические чувства к Джею Пи росли с каждым днем. Он был такой красивый, такой остроумный, так много знал о вине и так щедро расточал на нее свое время и внимание. Он стремился делиться с Эми своими знаниями о терруаре, виноделах и сортах; смотрел, как она пробует вино, ему было интересно, что Эми думает о нем, какие вина ей нравятся, а какие – нет. Считал ее мнение важным.

Лето подходило к концу, и они все больше сближались. Эми рассказывала Джею Пи о ссорах с матерью и неловких свиданиях. Джей Пи признавался, что несчастлив в браке. Виви вечно пыталась успеть к дедлайну, или путешествовала, или подписывала десять тысяч рекламных вкладышей, или уезжала на рынок за свежей мятой для домашнего айс-ти, или развозила детей по семи тысячам разных кружков и занятий (и заставляла его испытывать чувство вины, потому что у него редко когда находилось время в этом поучаствовать), или приглашала домой четыре другие пары на лобстеров и классический рок.

– Все остальные видят в ней супервумен, – говорил Джей Пи, – я же вижу женщину, которая будет делать что угодно, лишь бы не заниматься со мной сексом.

В один дождливый день Джей Пи учил Эми танцевать вальс – сказал, что это один из тех навыков, которым их обучали в институте. Эми всегда хорошо танцевала. У нее отлично получалось, и она видела, что произвела впечатление на Джея Пи.

– У Виви нет чувства ритма, – признался он, – и желания меня касаться.

За пару дней до того, как Эми предстояло уехать с Нантакета, – поиски работы так ни к чему и не привели, и она собиралась обратно в Алабаму, чтобы по настоянию матери пойти на курсы косметологов, – Джей Пи уговорил ее открыть бутылку «Кристалла». Это был широкий жест, но Эми все лето смотрела, как он швыряется деньгами (заказывает редкое винтажное вино или хрустальный графин, которые ему не удастся продать), поэтому что могла изменить одна бутылочка шампанского? Эми никогда не пробовала «Кристалл». За одной бутылкой последовала вторая, а потом – половина третьей. Эми стояла в дверях, за которыми открывался вид на нантакетскую гавань. Солнце низко висело в небе, как будто на воду стекал с ложки мед. Яхт у причалов было уже меньше, шум голосов в «Крю» на другой стороне гавани звучал приглушенно. Лето заканчивалось. Вид был до боли красив: чайки, сидящие на деревянных столбиках, силуэт маяка вдалеке.

– Разве я могу вернуться в Алабаму? – произнесла она.

Внезапно рядом с ней оказался Джей Пи. Когда Эми повернулась, он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал – мягким, долгим, умелым поцелуем. В этом поцелуе крылось целое лето флирта, открытий, едва сдерживаемой сексуальной энергии. Эми решила, что этот поцелуй – нежное прощание с романом, который никогда не смог бы стать реальностью. Она хотела выразить ответную благодарность: Джей Пи во многих смыслах стал для нее тем самым институтом для благородных девиц.

Когда они наконец отстранились друг от друга, он хрипло произнес:

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной.

Это были не просто слова, и то даже не шампанское в голову ударило. Джей Пи говорил всерьез. Он хотел, чтобы Эми осталась на Нантакете, хотел, чтобы она осталась с ним. Уже на следующий день Джей Пи сообщил Виви, что влюбился в сотрудницу своего магазина Эми Ван Пелт.

Иногда ей казалось, что Джею Пи хотелось щелкнуть пальцами и перевернуть всю свою жизнь. Виви съехала от него; винный магазин приказал долго жить; Эми начала ездить на Кейп-Код на курсы косметологов и сняла скромную квартиру у аэропорта. Окончив курсы, она устроилась в «Ар Джи Миллер», подметала полы и мыла головы. А еще превратилась в главную развратницу Нантакета; все до единого знали, что это она разрушила брак Куинборо. Эми хотелось кричать: «Все было совсем не так!» Но никто не стал бы слушать. Она была молода и наивна и надеялась, что когда-нибудь они с Виви смогут подружиться, а если не подружиться, то хотя бы стать добрыми знакомыми или просто вести себя как приличные люди. Эми пыталась прочитать роман Виви «Под углом света» – у Джея Пи в кабинете висела полка с первыми изданиями всех книг жены, расставленными в хронологическом порядке, – но не смогла сквозь него продраться. Она не особо любила читать и совершила ошибку, признавшись Уилле, которая тогда училась на первом курсе колледжа, что роман ее не заинтересовал. Дочь пришла домой и рассказала матери.

В какой-то момент возникло подозрение, что Джей Пи вовсе не собирался уходить от жены, а просто хотел привлечь ее внимание, потому что, куда бы Эми ни посмотрела, везде находила следы присутствия Вивиан. Почему Джей Пи держал все ее книги на самой видной полке? Почему, когда они по утрам в воскресенье читали «Нью-Йорк Таймс», всегда первым делом искал раздел с книжными рецензиями? Почему упоминал Виви в разговоре к месту и не к месту? Три года назад, когда Эми перебралась к Джею Пи (он ей это предложил только тогда, когда ее попросили съехать из съемной квартиры), она обнаружила, что в шкафу висят два пальто Виви. Одно – короткое, из розовой шерсти, с ремнем, второе – летящий белый плащ с тремя серебряными застежками, подбитый бледно-голубым шелком. Эми так понравились эти пальто, что, если бы не чувство гордости, она сама бы их носила. Она полазила по карманам и нашла билет в кино («Ешь, молись, люби») и клубничную карамельку. Эми хотелось знать, ходили ли они на «Ешь, молись, люби» вместе с Джеем Пи, или Виви пошла со своей лучшей подружкой Саванной. Эми хотелось знать, где Виви купила эту карамельку, – она развернула ее и положила в рот (не могла отказать себе в клубничных карамельках, таких, с мягкой сердцевиной, и вообще в конфетах, даже старых и забытых в кармане). Эми спросила Джея Пи про пальто, и он сказал: «Да, извини, она, наверное, забыла их забрать. Виви никогда не следит за своими вещами». Эми отдала вещи Уилле, чтобы та отнесла их домой, но Уилла вернулась со словами: «Маме они не нужны».

– Ну а мне-то что с ними делать? – спросила Эми. – Это же ее пальто.

– Она сказала, что можешь взять себе, если хочешь. – Уилла прямо взглянула в глаза Эми. – Если подойдут по размеру.

Эми устроила целое представление, запихивая оба пальто в мусорное ведро на кухне, пока Уилла стояла рядом и спокойно за этим наблюдала. Без сомнения, подростковую выходку перескажут Виви, ну и отлично! Если ей плевать на свои дурацкие (великолепные, стильные) вещи, Эми тоже плевать! Тем вечером, когда Джей Пи обнаружил пальто, погребенные под кофейной гущей и яичной скорлупой, он так разорался, как будто Эми запихнула в мусорное ведро саму Виви.