Текст книги "Золотая девочка"

В семнадцать лет Виви не могла понять, зачем отцу было совершать самоубийство, поэтому просто решила, что, как и в случае с пением, у него имелись свои секреты. Его уволили? (Нет.) У него были финансовые проблемы? (Нет, хотя из-за самоубийства страховая отказала в выплате, а для Виви и ее матери Фрэнк был единственным кормильцем.) Может, он встречался с любовницей? (Виви это кажется маловероятным, хотя она и вспомнила про Синди, потому что только с ней видела его на постоянной основе. Иных женщин в окружении отца не водилось.)

Что Виви оставалось делать, кроме как винить того человека, который остался жить, – свою мать? Нэнси Хоу ответственна за самоубийство мужа, потому что сделала их жизнь безрадостной и унылой.

В дни, последовавшие за смертью Фрэнка, у них случаются тяжелые ссоры. Одна из них начинается, когда Виви слышит, как мать говорит кому-то по телефону, что, совершив самоубийство, Фрэнк «решил провести остаток вечности в аду».

– Да как ты смеешь?! – начинает кричать Виви, как только мать вешает трубку. – Мой отец не может быть в аду!

Выражение лица Нэнси остается неизменным, она закуривает сигарету; теперь, когда Фрэнк мертв, она начала курить в доме.

– Он совершил смертный грех. – Нэнси выдыхает дым. – Не я придумываю правила, Вивиан Роуз, их придумал Бог.

У Виви есть бойфренд – Бретт Каспиан. Они стали встречаться в сентябре, с началом учебного года. Это немного странная пара, потому что Вивиан – пай-девочка: ходит на занятия для отличников, редактирует школьный литературный журнал, а вот Бретт Каспиан – «укурок». У него длинные, неровно подстриженные волосы; он носит клетчатые рубашки, джинсы и массивные «тимберленды», курит, поет и играет на гитаре в собственной группе под названием «Побег из Огайо». «Побег из Огайо» выступает на всех школьных вечеринках, и, хотя Виви редко ходит на вечеринки – обычно сидит дома и учится, – она все же слышала группу пару раз и считает, что они хороши.

На второй неделе школьного года Виви зовут на мастерскую по художественному письму, которую устраивает некий знаменитый писатель в школе «Норманди Хай». Эти три дня меняют ее жизнь. Виви становится звездой, знаменитый писатель выделяет ее рассказ о домохозяйке с лишним весом, которая подозревает, будто муж ей изменяет, а потом выясняет, что он поет а капелла в квартете.

Единственная проблема – Виви пропустила три дня школьных занятий: историю Европы (продвинутый уровень), физику (продвинутый уровень) и математику (продвинутый уровень).

Она остается после уроков, чтобы написать пропущенную самостоятельную по математике по производным, первую в этом году. Учитель Виви, мистер Эмери, в этот день отвечает за провинившихся, оставленных в наказание. И сегодня единственный наказанный – это Бретт Каспиан.

Бретт сидит на два ряда впереди и на один левее от Виви, развалившись на стуле и закинув ноги на соседний стул, как будто на пляже. Перед ним на парте лежит папка, в руке он держит ручку с изжеванным колпачком, но даже не пытается сделать вид, будто занят домашкой. Вместо этого Бретт отбивает ручкой какой-то сложный барабанный ритм, смотрит на потолок, потом на мистера Эмери, который полностью погружен в проверку самостоятельных. Виви изо всех сил старается игнорировать Бретта Каспиана, хотя дробь ручкой ее отвлекает. Она поднимает голову и уже набирает в грудь воздуха, чтобы попросить его: «Пожалуйста, перестань», но тут он поворачивается и подмигивает ей.

Справедливо ли сказать, что подмигивание изменило жизнь Виви?

По ее телу проходит волна жара, она уже не может сосредоточиться на производных. Наверное, хулиган так пошутил, потому что в 1986 году в школе Виви не относится к числу тех, кому подмигивают. На ней бежевая прямая юбка, розовая рубашка-поло и дешевые мокасины, которые она упросила маму купить в «Хигбиз». Вивиан – преданная читательница «Официального руководства золотой молодежи»[18]18
  The Official Preppy Handbook (1980) – ироничное руководство по тому, как вести себя, чтобы выглядеть как представитель обеспеченной молодежи, которая готовится к поступлению в престижные американские университеты.


[Закрыть] и пытается воспроизвести образы с учетом своего ограниченного бюджета. Образы эти нисколько не соблазнительны и не сексуальны.

Миссис Шеппард из школьной администрации звонит по интеркому в кабинет.

– Дэйв, вас к телефону.

Мистер Эмери поднимает голову. На его лице растерянное выражение, как будто он очнулся ото сна или вынырнул из-под воды. Эмери, моргая, смотрит на Виви и Бретта, как будто не понимает, кто они и что делают в этом классе.

Он встает.

– Я скоро вернусь. Виви, когда закончишь, положи, пожалуйста, самостоятельную мне на стол.

– Вы не боитесь, что я подскажу ей все ответы? – спрашивает Бретт.

Мистер Эмери смеется, удивляя этим их обоих, и выходит из класса.

Теперь они одни. Виви пытается сосредоточиться на цифрах и греческих буквах. Производная от x2 – это 2x. Производная от 2х – это 2. Она заканчивает самостоятельную: легкотня. Проходит десять минут, мистер Эмери все не возвращается. Виви понимает, что ей не хочется уходить. Она проверяет ответы, потом проверяет снова. Все, больше уже невозможно тянуть время. Она кладет листок на стол мистера Эмери.

Виви знает, что Бретт Каспиан на нее смотрит: пожалуй, он симпатичный. Она никогда об этом не задумывалась раньше, потому что Бретт – «укурок», то есть не ее тип и даже не ее биологический вид.

Когда Виви начинает собирать учебники, он говорит:

– Всё, я здесь больше сидеть не собираюсь.

– Ты разве не наказан? Не боишься, что они оставят тебя и в следующий раз, если уйдешь?

– Да не, – тянет Бретт. – Дэйв меня простит.

– Дэйв?

– Мои родители с ним дружат, – отвечает Бретт. – Они ходят в боулинг в «Мэйпл Лэйнс».

Виви удивительно это слышать. Ей сложно представить, что у кого-то вроде Бретта Каспиана могут быть родители, особенно такие, которые играют в боулинг с учителем.

– Короче, если не хочешь ждать автобуса, я могу тебя подвезти, – заявляет Бретт.

Виви приходится подобрать челюсть с пола.

– Ну-у-у… ладно, – говорит она.

Они точно Джадд Нельсон и Молли Рингвальд из «Клуба “Завтрак”». Ну почти. Они начинают встречаться. К октябрю Виви меняет прямые юбки на джинсы «Джордаш», а мокасины – на кеды. Бретт заезжает за ней по пятницам, и они идут на стадион смотреть футбол – хотя не то чтобы активные болельщики, – а потом едят пиццу в «Антониос». По субботам наворачивают круги по торговому центру «Парматаун» – одной рукой Бретт обозначает свои притязания, засунув ее в задний карман новых джинсов Виви, другой держит сигарету. Иногда они ходят в кино в том же торговом центре; иногда она посещает школьные вечеринки, где играет группа Бретта. Потом парочка ездит по Парме и Севен Хиллс в «бьюике» Бретта, слушая 100,7 WMMS (главная рок-радиостанция в Америке, совсем рядом, в Кливленде) так громко, что Виви, закинув ноги в кедах на бардачок, чувствует вибрацию через подошвы. Прохладный воздух Огайо врывается в открытые окна машины. Они паркуются на Стейт-роуд-Хилл или Кэнэл-роуд в городе Индепенденсе и целуются. Он трогает ее за грудь; потом – не только за грудь. Они говорят друг другу: «Я люблю тебя», «Я тоже тебя люблю», «Я люблю тебя больше», «Я так тебя люблю». Это чувство так полно новизны, так удивительно, что им кажется – они первые люди на земле, которые так любят друг друга. Им кажется, будто они изобрели эти чувства.

Виви ходит с Бреттом на репетиции группы, которые проводят в гараже Уэйна Кертиса, его друга. Уэйн играет на бас-гитаре, а Рой, который уже выпустился из школы, – на барабанах. Виви знает Роя; его умная сестра на год младше ее самой.

Уэйн и Рой никак не выражают своего отношения к присутствию Виви. В основном они ее игнорируют, хотя однажды Рой спрашивает, в какой колледж она подала документы, и, когда Виви называет университеты: Дьюк, Университет Северной Каролины, Университет Вирджинии, – он присвистывает.

– Куда угодно, лишь бы уехать отсюда, – признается Вивиан.

– Согласен, – говорит Рой. Как-никак их группа называется «Побег из Огайо».

Но правда заключается в том, что, как только Виви влюбилась в Бретта, она влюбилась и в Огайо. Не рассказывая об этом никому, кроме консультанта по поступлению, она подает документы в Денисон, Кеньон, Оберлин. Они с Бреттом говорят о том, как лет в двадцать поженятся и переедут в свою квартиру в центре города с видом на озеро; а потом, когда заведут детей, купят дом в Шейкер Хайтс. Подойдут к воспитанию своих детей с таким же среднезападным здравомыслием, с каким растили их самих.

В начале ноября они делают это. На заднем сиденье «бьюика», припаркованного в лесу у поворота на пешую тропу. Ключ в замке зажигания повернут ровно настолько, чтобы из печки дул сухой теплый воздух. Приходится постараться, чтобы занять нужную позу, и на какое-то мгновение кажется, что они играют в «Твистер»; Виви чувствует сморщенный винил сиденья под своей голой спиной, ее одежда валяется вперемешку с одеждой Бретта под сиденьем. Вивиан пульсирует всем телом, как раскаленная добела звезда. От наслаждения и боли, которые охватывают ее, когда Бретт оказывается внутри, на глазах выступают слезы, и она начинает плакать. Они оба плачут, потому что для Бретта это тоже первый раз. И… вот это да. Просто невероятно.

После смерти отца Виви в феврале Бретт пишет для нее песню. Она называется «Золотая девочка», и сначала Вивиан не понимает почему, ведь у нее очень длинные, очень темные волосы. Но стоит ей услышать слова, как становится ясно: «золотая» – это метафора. Виви для Бретта – золотая девочка, его солнце, его свет, его сокровище, его трофей. Она – огонь, которым горят его глаза.

Виви не могла не понравиться песня, даже окажись та ужасной, – но нет, трек хороший. Очень хороший. Может, даже настолько хорош, что его могут крутить на радио WMMS.

Когда уходит отец Виви, Бретт Каспиан становится для нее всем. Он – ее меч и щит, ее опора, ее психотерапевт и ее лучший друг. Его любовь нужна ей как кислород. Она сделает все что угодно, лишь бы его не отпускать.

На Нантакете, в церкви Девы Марии на Острове, священник зачитывает отрывок из Евангелия и произносит проповедь, которая кажется Виви не слишком-то личной, но она, видимо, сама виновата, что появлялась в приходе только на Рождество и на Пасху. Отец Рид однажды упомянул, как его пожилая тетя любит ее романы, и Виви на следующий день принесла и оставила в приходском флигеле подписанный экземпляр «Фотографа», набранный крупным шрифтом, но преподобный в проповеди об этом не упоминает; он в основном говорит о смерти в целом и о том, что смерть на самом деле означает рождение для Царствия Небесного.

Проповедь достаточно скучная, чтобы все перестали плакать, но, как только отец Рид заканчивает, на кафедру поднимается Саванна, и воцаряется полная тишина. Пользуясь тем, что подруга пока просматривает свои заметки, Виви осматривает собравшихся. Взгляд ее на короткое время останавливается на первом ряду. Дети смотрят на Саванну с напряженным вниманием; Джей Пи опустил голову на ладони. Деннис сидит в другом конце церкви, рядом с Кендейс Лопрести, Алексис и Мариссой – почему бы и нет?

Джо Де Сантис устроился у прохода, ближе к выходу, затерявшись среди толпы родителей одноклассников Круза и Лео. Пришли начальник Уиллы и группа людей, в которых Виви узнает сотрудников «Ойстеркэтчера». Пришли учителя, тренеры, агенты по недвижимости и владельцы кафе и магазинов из центра, все, кто работал в «Мани Пит», включая Марки Марка, прораба Виви, и Серфера Боя, электрика, – оба ради такого случая надели галстуки.

Вивиан видит своего агента Джоди: та сидит с Уэнди, Тимом и Кристиной из «Книжного Митчелла». На одной из скамей устроились женщины с занятий боди-балетом (все с идеально прямыми спинами). Ей никогда больше не придется в муках качать ноги – наверное, это и хорошо? Пришли ее стоматолог и гигиенист. У Виви никогда больше не будет кариеса или болезненного пульпита. Больше не придется ходить к гинекологу. Она избежала унижений менопаузы. Что переживает женщина во время приливов? Виви никогда этого не узнает.

Во втором ряду за детьми сидит… Люсинда Куинборо, бывшая свекровь. «Вы только посмотрите», – думает Виви. Она, конечно, приходится детям бабушкой, но… Ну, в общем, Люсинда всегда была не в восторге от Виви. Сейчас она выглядит счастливее, чем в день свадьбы Вивиан и Джея Пи.

– Это неправда, – упрекает Марта. – И вам это прекрасно известно.

– Она всегда считала, что я недостаточно хороша для него, – возражает Виви. – Для ее малыша Джеки Пэйпера[19]19
  Jackie Paper – персонаж песни «Волшебный дракон Пафф» американской фолк-группы «Питер, Пол и Мэри», мальчик, который вырастает и забывает своего друга-дракона.


[Закрыть].

– Она предпочитает вас Эми, – говорит Марта. – Люсинда считает Эми охотницей за ее деньгами. – Она осекается. – Прошу прощения, я проявила несдержанность.

– Можете еще что-нибудь рассказать? – просит Виви.

– Не могу.

– Да ладно вам!

– Вам так же, как и мне, известно: ничего хорошего не выйдет из стремления узнать, что о вас думают люди.

Саванна откашливается.

Да, да, сейчас будем слушать речь – но сначала Виви отыскивает взглядом Круза. Он притулился у дверей, опустив голову.

«Круз! Тебе место там, в первом ряду, рядом с моими детьми! – думает Виви. – Что же такое происходит?»

Зак Бриджман по-прежнему стоит в дальнем конце паперти, сунув руки в карманы, и явно чувствует себя не в своей тарелке. Как только Саванна делает вдох, чтобы начать, он проскальзывает мимо Круза и выходит на улицу.

– Уверена, многие из вас гадают, как же я справлюсь с такой задачей, – говорит Саванна. – Секрет в том… что я выпила таблетку. Я могу, конечно, заснуть прямо за этой кафедрой, но хоть плакать не буду.

По рядам пробегает рябь смешков, приятная, как легкий дождик.

– Я должна попросить у вас снисхождения. Я не писательница. Писательницей была Виви. Так что, если бы вселенная работала как надо, здесь стояла бы она и произносила бы в мою честь речь, представляя меня гораздо более интересным человеком, чем я есть на самом деле. Потому что сами видите. Я торчу здесь секунд пять и по-прежнему говорю все о себе да о себе.

Снова смешки.

– Мы с Виви были лучшими подругами. Это банальная фраза, затасканная; из нее даже сделали акроним BFF[20]20
  Best Friends Forever.


[Закрыть]. Девочки, как только начинают общаться с другими детьми, сразу узнают, что у них обязательно должна быть лучшая подруга. Кто-то, кто будет считать, пока они прыгают через скакалку, кто-то, кому можно будет рассказать про тайную влюбленность. Скажу без утайки: в детстве у меня не было лучшей подруги. То есть была, но ее роль выполняла моя такса по имени Херман Мюнстер.

Люди в церкви смеются, хотя Виви знает, что для Саванны это больное место.

– Все изменилось в мою первую неделю в Университете Дьюка, когда я въехала в общежитие и познакомилась с девочкой, которая жила в конце коридора, – с Вивиан Хоу. Мы стояли в ванной, Виви попросила одолжить ей шампунь. Она приехала в колледж удручающе неподготовленной, в то время как под моей экстрадлинной кроватью хранилась целая аптека. Виви была из города Пармы, что в Огайо. Крошка с длинными, прямыми, черными как смоль волосами и маленькой серебряной сережкой в хряще уха, которой я завидовала. В ту же секунду, как Виви взяла у меня из рук флакон с шампунем, я поняла, что вот оно: это та самая лучшая подруга, которую я искала.

Каждое лето Виви оставалась в Дареме и работала официанткой в «Летающем Буррито», чтобы скопить денег на следующий учебный год. Я привезла ее на Нантакет только после того, как мы выпустились. У моих родителей было правило насчет нантакетского дома: гости могут жить только неделю и ни минутой дольше. У меня насчет Виви были другие планы; я думала, ей разрешат остаться на все лето. Она не была каким-то гостем или даже подругой; она была мне сестрой. – Саванна умолкает и делает вдох. – Родители не разделяли моего мнения и неделю настаивали на том, что Виви должна уехать. Я думала, она вернется в Дарем и будет по-прежнему разносить чипсы и сальсу, но за эти семь дней Виви влюбилась в Нантакет. Она сказала, что… нашла свой дом. – Саванна сделала еще один вдох. – Итак… что же было дальше? Она сняла комнату в доме на Фэйрграундз-роуд и нашла работу в химчистке «Фэйр Айл». Любой, кто когда-либо заглядывал в химчистку «Фэйр Айл», – Саванна обводит взглядом церковь, – а я вижу, что это касается только половины присутствующих, – снова раздаются смешки, – знает, как там бывает жарко. Поэтому в то первое лето Виви отрезала волосы и сделала себе стрижку пикси. Она начала изучать местных жителей и тех, кто приезжал на лето, чтобы вставить всех вас в свои будущие книги. – Снова смех. Натянутый? – Что, думаете, я шучу? Никто здесь явно не читал «Сезона скандалов». – Смех.

«Они все смотрят ей в рот, – думает Виви. – Так держать, Саванна!»

– Про Вивиан Хоу говорили, что ее «прибило к берегу», но она была в большей степени «местной», чем иные, прожившие здесь всю жизнь, благодаря тому, как глубоко, как страстно, как безоговорочно она любила этот остров и наш образ жизни. – Каждое слово Саванна подчеркивает стуком пальца по кафедре. – Она написала тринадцать романов, и каждый из них – любовное послание Нантакету. Это слабое утешение, но оно у нас есть – хотя Виви не стало, с нами по-прежнему остаются ее слова.

Виви улыбается Марте, а та закатывает глаза.

– Скромнее, Вивиан, – шепчет она.

– И все-таки самые важные произведения, которые Виви оставила на земле, – это трое ее прекрасных детей: дочь Уилла, дочь Карсон и сын Лео. – Теперь Саванна обращается к передней скамье. – Ребята, ваша мать была занятой женщиной. Она или писала, или бегала, или делала салат, или плавала. Виви и пяти минут не тратила даром. Иногда, даже когда мы с ней сидели и разговаривали, я видела, что она прокручивает в голове новый виток сюжета или думает, как бы заставить своего издателя отправить ее в Виннипег, ведь ее канадские читатели заслуживают того, чтобы она к ним приехала. Но, как бы то ни было, я хочу сказать: единственное, что было для вашей матери по-настоящему важно, – это вы трое. Она невероятно гордилась вами и так сильно, так сильно вас любила.

«Да», – думает Виви.

Люди уже рыдают в открытую.

– Моя задача как подруги вашей матери не в том, чтобы облегчить вашу потерю. Никто не может этого сделать. Моя задача заключается в том, чтобы каждый день говорить с вами о вашей маме, делиться своими воспоминаниями, необязательно только хорошими. Никто не хочет помнить только освященный, начищенный до блеска образ Виви. Кто-нибудь здесь видел, как злится Вивиан Хоу? А как злится, когда выпьет текилы? Не очень приятное воспоминание. Зато настоящее.

Марта снова хмыкает.

– Рада, что вам смешно, – ворчит Виви.

– Обещаю вам, Уилла, Карсон и Лео, говорить с вами о матери, пока буду жива. Я стану писать сообщения или звонить, когда вспомню что-нибудь яркое; буду давать такие советы, которые, как мне кажется, дала бы Виви; всегда-всегда буду напоминать вам, что, где бы она сейчас ни находилась, Виви будет по-прежнему вас любить. Любовь никуда не уходит. Ваша мать сейчас наблюдает за вами. Она никогда не оставила бы вас одних.

Виви ахает.

– Она что, знает?

– Нет, конечно, – отвечает Марта.

Раздаются тихие всхлипывания, хлюпанье носом.

Саванна поднимает взгляд на уносящиеся вверх своды церкви.

– Виви, я сейчас обращаюсь к тебе. Последние несколько дней я много думала над тем, чем мы, люди, друг для друга являемся. Можем ли мы настолько преодолеть границы, чтобы полностью понимать другого человека, чтобы стать им? Я пришла к выводу, что нет, не можем. Я здесь, я жива, а ты – где-то еще. Но из всех людей, которых встречала в своей жизни, я чувствовала себя ближе всего к тебе. Ты была, есть и навсегда останешься моей подругой. Лучшей подругой. Навечно. Спасибо.

– Вау, – ахает Виви.

– Самая лучшая речь из всех, что я слышала за последний год, – подтверждает Марта.

«Только за последний год?» – думает Виви. Сама она мысленно прыгает от радости, как будто Саванна только что поймала невозможный пас и выиграла Суперкубок в дополнительное время.

Священник снова поднимается на кафедру, воздевает руки к небу и говорит:

– Помолимся.

Нантакет

Все сошлись на том, что служба получилась замечательная. Саванна Хэмильтон так хорошо постаралась, что мы начали оглядываться по сторонам в поисках друга, который хотя бы вполовину так же мастерски сможет представить нас после нашей смерти.

И, господи боже, уж что Саванна умеет, так это устраивать вечеринки – потому что так называемые «поминки» по Вивиан Хоу в яхт-клубе превратились в самую настоящую вечеринку. По одной стороне просторной зеленой лужайки, ведущей от кирпичного патио ко входу в гавань, стоял шведский стол, по другую – бар. Мы заказывали ром «Маунт Гей» с тоником или бокалы с прохладным «Рислингом» и брали с подносов у проходивших мимо официантов крошечные тартинки с лобстером, кукурузой и капелькой крема из авокадо. Нас манил к себе дымящийся гриль, распространяющий соблазнительные ароматы бараньих ребрышек, сдобренных терпким соусом. В центре шведского стола стояла многоярусная серебряная башня с морепродуктами: королевскими креветками, мясистыми устрицами на половинках раковин, моллюсками и ногами императорских крабов. На деревянной доске, огромной, как колесо от телеги, были искусно разложены спиралью мини-сэндвичи; выглядело так красиво, что нам не хотелось разрушать композицию, но ростбиф c хреном на ржаном хлебе слишком хорош, чтобы сопротивляться искушению.

Шон Ли играл на гитаре, исполняя акустическую версию песен Спрингстина, Клэптона, Билли Джоэла, Кросби, Стиллза и Нэша, которым с таким удовольствием подпевала Виви. И хотя она не играла ни на одном инструменте и совсем не попадала в ноты, зато была преданной поклонницей рок-н-ролла. В ее самой недооцененной книге «И снова лето» название каждой главы – это песня из пятидесятых или шестидесятых.

Воздух искрился, вода сияла, флаг развевался на ветру. Нет на Нантакете вида великолепнее, чем тот, который открывается с лужайки яхт-клуба. Этот клуб, «Весло и поле», был не для всех и ассоциировался со «старыми» деньгами; лист ожидания на получение членства тянулся на двадцать лет вперед, а еще требовалось убедить безжалостную комиссию. Семья Куинборо состояла в клубе с сороковых годов, и Виви автоматически получила членство, выйдя замуж за Джея Пи. Она не всегда следовала правилам: однажды надела красную рубашку-поло для игры в теннис – грубая ошибка, а в другой раз нечаянно заплевала коктейлем синий двубортный блейзер президента клуба, потому что он сказал какую-то, по ее мнению, глупость. Когда Виви с Джеем Пи развелись, комиссия проголосовала «пятеро против четверых» за то, чтобы не восстанавливать ее индивидуальное членство. Некоторые сочли это жестким решением, особенно учитывая, что все знали, почему закончился брак, но Люсинда Куинборо написала комиссии письмо, заявив, что ни при каких обстоятельствах не желает встречаться в клубе со своей бывшей невесткой.

«Даже когда они были женаты, не вызывал сомнений тот факт, что она не вписывается», – писала Люсинда.

Некоторые из членов комиссии считали, что Виви привносила свежую нотку открытости в атмосферу клуба, которая могла показаться затхлой и пуританской, но обладатель решающего голоса, Горди Хэстингс, читал роман Вивиан Хоу «Под углом света», и ему не понравилось, каким в книге предстает клуб, прозрачно замаскированный под названием «Лужайка и якорь». Члены «Лужайки и якоря» были самодовольными, невыносимыми типами, и, хотя жена Горди, Амелия, говорила, что ему стоит расслабиться, это же всего лишь роман, он уловил намек. Если Вивиан Хоу такого невысокого мнения о клубе, то и не стоит звать ее в индивидуальные члены.

И он проголосовал против.

Бывший муж Виви, Джей Пи Куинборо, был потрясен решением комиссии, но его девушка, Эми Ван Пелт, которая быстро заняла место Хоу, разделяла мнение Люсинды Куинборо. Она была счастлива, что не рискует столкнуться с Виви в дамской комнате.

Саванна Хэмильтон, семья которой имела членство в клубе со дня его основания в 1905 году, сказала Виви, что может оформить ей гостевой пропуск по первому требованию.

Люсинда Куинборо и ее лучшая подруга и партнерша по игре в бридж Пенни Роузен тоже приходят на поминки, и, когда бывшая свекровь Виви просит у бармена по имени Маршалл два сухих мартини, он говорит:

– Одну минуту, миссис Куинборо. Записать на ваш счет?

– Мой счет? – переспрашивает Люсинда. – Разве напитки сегодня не бесплатные?

– Миссис Хэмильтон оплачивает еду и напитки только для тех, кто не состоит в клубе, – поясняет Маршалл.

Люсинда окидывает взглядом собравшихся. Из членов клуба здесь только она сама, Пенни, Джей Пи и Бонэмы.

– Как-то это мелочно, – замечает она.

– Ой, да ладно тебе, Люси, – говорит Пенни. Они дружат уже лет пятьдесят, и Пенни осталась единственным живым существом на планете, которое называет ее «Люси». – Тебе никогда не нравилась Вивиан, ты выпихнула ее из клуба, а теперь жалуешься, что тебе приходится платить за выпивку на ее поминках. Не стыдно тебе?

– Да, Маршалл, запиши на мой счет, – говорит Люсинда и сердито смотрит на Пенни. – Видимо, когда будешь произносить речь на моих похоронах, расскажешь всем, какая я была негодяйка.

Пенни удается скрыть улыбку. Эта мысль ее забавляет.

– Надеюсь, за следующие платишь ты? – продолжает Люсинда.

Легко увлечься хорошей едой, музыкой и приятным днем, но многие из нас не забывают поглядывать на детей Виви. Уилла Куинборо Бонэм сидит за столиком в тени зонта между своим мужем Рипом и своей свекровью Тинк. Бонэмы, как и Куинборо, – давнишние члены клуба «Весло и поле»: Тинк играет в теннис, Чес Бонэм – яхтсмен, – но, в отличие от Куинборо, они держатся в стороне от политических интриг.

Тинк волнует только одно: здоровье и безопасность ее невестки, которая снова беременна. Миссис Бонэм, как многие из нас знают, давно мечтает о наследнике – лучше мальчике.

– Принести тебе что-нибудь еще, дорогая? – спрашивает она Уиллу. Перед той на столе стоит стакан имбирного эля. – Может быть, сэндвич с огурцом?

– Я не могу есть.

Рип берет жену за руку.

– Если хочешь, можем уехать, – предлагает он. – Поедем домой, ляжешь под кондиционером.

– Надо убедиться, что с Карсон и Лео все в порядке, – отвечает Уилла.

Бармен Маршалл замечает, что Карсон Куинборо пьет уже пятый «Том Коллинз». Он знает, что она работает за стойкой в «Ойстеркэтчере», и пытается завести разговор на профессиональные темы, но Карсон его прерывает, и Маршалл не может ее за это винить. Все-таки у нее мать умерла. Она сует ему под нос стакан и говорит:

– Чувак, сделай покрепче.

Маршалл считает, что «Том Коллинз» должен быть легким или средней крепости; это освежающий коктейль, такой, чтобы выпить несколько штук за вечер и не опьянеть. Но клиент всегда прав. Он возвращает ей стакан, в котором нет почти ничего, кроме джина.

Карсон избегает своего отца, избегает бабушку и Пенни, избегает Лео, избегает Денниса. Саванну она использует как ориентир, отмечается у нее, а потом снова растворяется в толпе. После четвертого коктейля она идет выпить воды, достает телефон и электронную сигарету. Начинает строчить сообщения одно за другим и быстро делает несколько затяжек, но не успевает даже выдохнуть дым, как к ней через лужайку уже спешит ассистент главного менеджера.

Карсон засовывает телефон и сигарету в клатч своей матери и наклоняется, чтобы расстегнуть «лабутены» – хватит уже полоть шпильками клубную лужайку. Она улыбается ассистенту главного менеджера и, когда он открывает рот, чтобы напомнить, что голые ноги, мобильные телефоны и электронные сигареты запрещены на территории клуба, незаметно показывает ему средний палец. Несмотря на ее возмутительное поведение, ассистент главного менеджера чувствует, что это он совершил бестактность. В конце концов, эта молодая девушка только что потеряла мать.

Лео Куинборо не снимает своего блейзера, несмотря на изматывающую жару и то, что старший в иерархии клуба, Чес Бонэм, уже скинул пиджак. Как и Уилла, Лео всегда следует правилам.

Его школьные друзья, Кристофер и Митч, отводят Лео в сторону, чтобы спросить: неужели Виви правда сбил Круз?

– Марисса так говорит, – сообщает Митч.

– Да, – подтверждает Кристофер, – Алексис рассказала ей, что один офицер видел, как Круз проехал на красный и пронесся с превышением по дороге через несколько минут после того, как сбили твою маму.

– Мариссе надо бы заткнуться, – отрезает Лео, и Кристофер понимает: слухи о том, что они с Мариссой расстались, – правда, хотя в выпускном классе все голосовали за них как за «самую милую пару». Марисса была в церкви, но сидела с матерью и Алексис, а на поминки не пошла.

Еще более странно, кажется Кристоферу, что Круза здесь нет, хотя Митч видел того в церкви – он стоял сзади. Джо Де Сантис тоже не пришел. Может, они не слишком комфортно себя здесь чувствуют – это не очень-то либеральное место: все до единого присутствующие – белые. Но может, дело в чем-то еще. Неужели Виви действительно сбил Круз Де Сантис? Этот слух – что он проехал на красный с превышением скорости – говорит сам за себя, и чем еще можно объяснить, что друг не пришел поддержать Лео? Его отсутствие здесь… подозрительно.

На любой вечеринке, где смешиваются алкоголь и сильные эмоции, рано или поздно происходит взрыв. Никто из нас не обращал особого внимания на Денниса Летти, бывшего бойфренда Виви, но он все это время кружил вокруг Джея Пи как акула. В отличие от Лео, Деннис давно скинул пиджак (до того, как это сделал Чес Бонэм, некоторые из нас это отметили), ослабил галстук и сейчас обильно потел в своей белой рубашке. Нельзя сказать, что его поведение нас удивило. Когда Деннис пьет бурбон в таких количествах, как сегодня, он становится непредсказуем. Кто-нибудь здесь помнит свадьбу Уиллы и Рипа?

Деннис наступает прямо на Джея Пи. Он на несколько сантиметров ниже, но килограммов на двадцать тяжелее.

– Надеюсь, ты понимаешь, что разбил Виви сердце. У тебя в руках было такое сокровище, а ты все разрушил.

Джей Пи кивает с серьезным видом.

– То, что произошло между мной и Виви, – не твое дело, Деннис. Мне кажется, тебе пора домой. Если хочешь, я вызову тебе такси.

– Если я хочу? – повторяет Деннис. Он, может быть, и не вырос на Халберт-авеню, не отличает яхты класса С и класса D, но чувствует, когда с ним говорят свысока, а еще знает, что за последние три года Виви преподнесла этому клоуну на блюдечке с голубой каемочкой полмиллиона своих потом и кровью заработанных денег. Джей Пи – эдакий богатенький Ричи – весь из себя благородных кровей, знает, какой вилкой что есть, как носить лоферы без носков и «рей-бены» на макушке, очередной Кеннеди выискался со своими густыми волосами. Вот только Джей Пи Куинборо понятия не имеет, что такое зарабатывать честным трудом.