Текст книги "Золотая девочка"

Виви

Виви отдыхает в бархатном шезлонге, когда в зеленую дверь входит Марта со своим планшетом в руках.

– На странице в «Фейсбуке», посвященной вам, есть несколько замечательных постов, – говорит она. – Хотите взглянуть?

– Они там все замечательные? – спрашивает Виви.

Единственное, что она выяснила про «Фейсбук», – люди там считают нормальным писать то, что никогда в жизни не сказали бы человеку в лицо. В последние годы Виви стала сторонницей хороших манер в интернете: если не можешь сказать ничего приятного, просто продолжай скроллить!

– Ну, как сказать, – отвечает Марта.

Виви становится любопытно. Она берет из рук помощницы планшет.

Мемориальная страница Вивиан Хоу

Не стесняйтесь поделиться здесь своими мыслями и воспоминаниями о Вивиан Хоу. Мы призываем вас сохранять позитивный настрой. Родственники и близкие друзья Вивиан будут искать утешение в словах ее читателей. Спасибо.

Прошлой зимой мне диагностировали трижды положительную внутрипротоковую карциному второй степени, и я прошла восемнадцать сеансов химиотерапии в больнице им. М. Д. Андерсона в Хьюстоне. На каждый трехчасовой сеанс я приносила один из романов Вивиан Хоу. Медсестры всегда спрашивали, нравится ли мне книга, и это давало нам возможность обсудить что-то, помимо моего рака. Я всегда буду благодарна Вививан Хоу за то, что она была «со мной» в самые трудные минуты.

Криста Дж., Кейти, Техас

ВИВИАН ХОУ – КОРОЛЕВА! ПОКОЙСЯ С МИРОМ, ВИВИ!

Меган Р., Уискэссет, Мэн

Я даже не хочу читать «Золотую девочку», потому что, когда закончу, больше Виви у меня не будет, и тогда я окончательно пойму, что ее больше нет. Кто-нибудь чувствует то же самое?

Льорет А., Баумор, Шотландия

Ответ: Я!

Тэффи Х., Каламазу, Мичиган

Ответ: И я! [смайлик с поднятыми ладонями]

Бэт Х., Шэрон, Массачусетс

– Пока все хорошо, – говорит Виви.

Всем привет! Я, конечно, очень грущу, что потеряла одного из своих любимых авторов, но также хотела бы внести предложение. Пожалуйста, может кто-нибудь еще раз просмотреть романы миссис Хоу и исправить ошибки? На с. 201, строчка 21, романа «Фотограф» стоит «Трумэн», а должно было быть «Дэвис». Кроме того, я была поражена, как корректор допустила, что произведения миссис Хоу испещрены интерробангами. Для тех, кто не знает, интерробанг – это не признанная официально комбинация вопросительных и восклицательных знаков. Как такое могло произойти??!!!??? (из моего примера вы видите, как странно это выглядит). Благодарю, мои соболезнования семье.

Полин Ф., Хоумстед, Флорида

Ответ: Выглядит точно как моя реакция, когда кто-нибудь из детей стучит в дверь, когда мы с мужем занимаемся сексом (извините, не могла удержаться, решила, что Виви могла бы так пошутить).

Керри Х., Гранд-Айленд, Небраска

– Это правда, – говорит Виви. – Я бы точно могла так пошутить.

Марта молчит.

Всем привет, я новенький в «Фейсбуке», буквально впервые им воспользовался. Не мог бы мне кто-нибудь подсказать, как связаться с семьей Виви? Даю слово, я не маньяк и не сталкер. Я учился с Виви в старших классах в Парме с 1983 по 1987 год. Мы встречались 11 месяцев. Я не видел ее с августа 87-го, но услышал от сестры моего друга, с которым мы раньше играли в группе, что она неожиданно скончалась, и хотел бы выразить семье свои соболезнования и поделиться воспоминаниями о ней. О том, что она писательница, и довольно известная, я тоже узнал недавно (я не особенно много читаю). Я залез на «Амазон» и увидел описание ее книги, которая выходит через месяц, и об этом тоже хотел бы поговорить с семьей. Поэтому, если кто-нибудь может мне помочь, я был бы благодарен. У меня нет страницы в «Фейсбуке» (я пишу с профиля своего коллеги), меня зовут Бретт Каспиан, я главный менеджер в отеле «Холидей Инн» возле Университета Теннесси в Ноксвилле. Можно позвонить на ресепшен и попросить меня. Сожалею о смерти Виви. Она была особенной девушкой.

«О нет, – думает Виви. – Не-е-ет».

Бретт Каспиан прослышал о книге.

Интуиция не подвела Виви: Бретт не знал, что она писательница. Выяснил это только потому, что кто-то рассказал ему о ее смерти. Надо полагать, сестра друга – это Рената, сестра Роя. А-а-а! Теперь Виви понимает, как наивно было думать, что Бретт никогда не услышит о существовании книги. Весь мир соединен незримыми нитями; все знают всё обо всем благодаря интернету. Бретта нет в «Фейсбуке», но это не означает, что он живет в хижине в лесу или в джунглях Амазонки. Каспиан – менеджер отеля в «Холидей Инн» в Ноксвилле, штат Теннесси (это так заурядно; Виви могла бы предположить, что он работает с одной из групп, которыми они восхищались: «Форинер», «Блю Ойстер Калт», – звукорежиссером и осветителем во время их летних ностальгических туров).

Судя по сообщению, Бретт не злится. Он не ненавидит ее.

Но начнет – если прочитает «Золотую девочку».

Виви отдает Марте планшет.

– Лучше, чем можно было бы ожидать! – говорит она.

Уилла

Уилла с Рипом перебираются на лето из своего дома на Квакер-роуд, который они купили сразу после свадьбы с помощью старших Бонэмов, в коттедж, расположенный на пляже при въезде на Смитс-Пойнт. В доме на Квакер-роуд площадью четыреста квадратных метров пять спален. Коттедж – крошечный, как кукольный домик. Раньше это была «летняя резиденция» бабушки и дедушки Рипа, и Уилла с будущим мужем ездили туда на велосипедах, когда учились в школе. Бабушка делала им лимонад с мятой, но пить его приходилось за столом для пикника на веранде, потому что в доме уместиться все не могли. Коттедж носит название «Уи Бит»[22]22
  Wee Bit (англ.) – самая малость.


[Закрыть]. Внутри – крошечная гостиная, одну стену которой занимает кухонный уголок; спальня, где помещаются только кровать и тумбочка; и туалет, в нем стоят унитаз и раковина. У дома есть веранда, там примостились стол для пикника и газовый гриль, на который когда-то, в середине девяностых, разорился дедушка Рипа, а если спуститься на три ступеньки вниз, можно выйти в вымощенный плиткой дворик с летним душем. За верандой и душем начинается тропинка, ведущая через дюны к пляжу.

После того как дедушка и бабушка Рипа переехали в дом престарелых, «Уи Бит» стоял в запустении. Никто из Бонэмов не хотел туда ездить. Они все были высокими; Чес и Рип могли выпрямиться в полный рост только в середине комнаты, где свод потолка достигал высшей точки. Зимой умерли и дедушка, и бабушка, и Рип получил коттедж в наследство. Там поселились мыши, все покрылось плесенью. Пол в гостиной прогнил, туалет пришел в ужасное состояние. Уилла думала, может быть – может быть, – они могли бы устраивать здесь пляжные вечеринки, но Рип настаивал на том, что хочет здесь жить.

Ничего не сказав жене, он нанял прораба Виви Марки Марка, чтобы заменить полы, перекрасить стены, выложить плиткой туалет и обставить как следует кухню (маленький холодильник, миниатюрная плита и микроволновка). Рип купил новую кровать, поменьше, чтобы в комнате можно было хоть как-то повернуться, а еще кондиционер. Марки Марк переделал душевую кабину во дворе. Рип приобрел новый диван, плетеный коврик, деревянный журнальный столик. Когда он привез сюда Уиллу, сказав только, что «немного подновил» дом, она была в восторге. Дом стал выглядеть гораздо лучше, очень мило, как в реалити-шоу «Крошечный рай».

Но все равно был слишком маленьким, чтобы в нем жить.

После второго выкидыша Уилла начала проникаться мыслью о коттедже, а после третьего уже считала дни до того момента, как они съедут из дома на Квакер-роуд и переберутся в «Уи Бит». Дом на Квакер был огромным, пустые комнаты изнывали в ожидании, когда их наполнят детьми. Он нетерпеливо дергал ногой, точно заскучавший друг: «Ты почему так долго? Что с тобой не так?»

Они переезжают в «Уи Бит» ровно через неделю после похорон Виви. Уилла еще сильнее рада тому, что бежит из своего дома теперь, когда ей все время мерещится призрак матери: Виви забегает то с банановым кексом, то с пучком лука со своего огорода, то с книгой, которую предлагает Уилле прочитать, чтобы потом вместе обсудить. Ее мать никогда не звонила и даже не писала сообщение, прежде чем заглянуть, и в большинстве случаев Уилла не возражала. Однажды в феврале Виви зашла в дом, когда пара в спальне занималась сексом. Они слышали, как мать их позвала, как начала подниматься по лестнице, и у Рипа чуть не пропала эрекция, но Уилла умоляла его довести дело до конца, потому что у нее сегодня овуляция, а у него вечером матч в паддл-теннис, и, когда муж вернется домой, Уилла уже будет спать.

– Она сейчас зайдет в спальню, Уилли, а дверь не заперта.

– Мам, уйди, пожалуйста! Мы заняты! – крикнула Уилла.

– Не мешаю, не мешаю, – отозвалась Виви. – Извините. Не отвлекайтесь.

Они услышали, как она пошла обратно к двери; закончив, Рип упал на Уиллу, выдохнув:

– Это было серьезное испытание моей мужественности.

А пару недель спустя Уилла обнаружила, что беременна. Они называли ребенка «Невовремя», пока в восемь недель у нее не открылось кровотечение.

Виви так часто бывала у дочери, потому что – как со слезами на глазах думала сейчас Уилла – они стали подругами. Обе вынырнули из темного, запутанного лабиринта материнско-дочерних отношений и выяснили, что нравятся друг другу и любят проводить время вместе. Отношения Виви с матерью совсем не были дружескими; они так и бродили по лабиринту, пока не умерла Нэнси Хоу, это случилось в первую зиму Вивиан на острове.

Мама недавно призналась Уилле, что волновалась, родив девочку, потому что ее собственные отношения с матерью оставляли желать лучшего.

– А потом поняла, что мне необязательно вести себя так же, как вела себя моя мать. Я могу стать такой матерью, которой у меня не было в детстве. – Виви засмеялась. – Мы с твоим отцом быстро поняли, что это ты нас с ним будешь воспитывать, а не наоборот.

Да, все вечно говорили о том, «какой у нашей Уиллы характер»: она ответственная, надежная, взрослая, всегда всего добивается, настоящий лидер. Самая молодая замдиректора в Историческом обществе Нантакета за всю его историю и через пять лет, когда нынешний директор выйдет на пенсию, займет его место. Уилла достигнет вершины карьеры раньше, чем ей исполнится тридцать.

Или, может, уйдет из Исторического общества и займется собственным проектом – биографией Анны Гарднер, аболиционистки с Нантакета, которая организовала три конвенции сторонников отмены рабства в начале сороковых годов девятнадцатого века (на всех трех выступал с речью Фредерик Дуглас).

Сидя за кухонным островком: она пила травяной чай, Виви – текилу со льдом (дочь держала дома бутылку «Каса Драгонес» специально для матери), – они часто говорили о том, в каком направлении пойдет жизнь Уиллы. Виви считала, что дочери необязательно ограничиваться чем-то одним. Она могла бы работать в Историческом обществе тридцать пять лет, оставив заметный след в изучении исторического наследия острова, и писать биографии Анны Гарднер, Юнис Росс или любой другой выдающейся (и никем не замеченной) женщины с Нантакета.

– А как же дети? – спрашивала Уилла.

Она хотела пятерых, хотя бы четверых, но каждый раз, когда произносила это вслух, Виви издавала стон и утверждала, что, родив первого, дочь быстро передумает.

– Возьмешь няню, – говорила Виви. – И будешь использовать это время, чтобы писать, а не как я – спать или убираться. С детьми тяжело, Уилли, не стану тебе врать.

Уилла ясно видит перед собой мать: стильная короткая стрижка на темных волосах, карие глаза, нос, испещренный веснушками, длинные серьги. Виви носила одежду, предназначавшуюся для женщин лет на двадцать моложе, но которая тем не менее хорошо на ней смотрелась: обтягивающие белые футболки, узкие джинсы, замшевые сапоги на высоком каблуке. Уилла не решилась бы использовать слово «красивая» применительно к матери, оно как будто не очень ей подходило. Вивиан была симпатичная, задорная, живая. И чувствовала людей почти со стопроцентной точностью. Если мать верила, что Уилла способна на все сразу, так оно и есть.

Какой же она сама видит свою жизнь через пять лет, когда ей будет двадцать девять?

Уилла – исполняющий директор Исторического общества Нантакета и только что опубликовала свою биографию Анны Гарднер, которая заслужила высокую оценку критиков (даже в фантазиях она не может предположить, чтобы книга принесла ей коммерческий успех). У нее трое детей: Чарльз Эван Бонэм Третий (Чарли) пяти лет, Люсинда Вивиан (Люси), которой четыре с половиной года, и трехлетний Эдвард Уильям (Тэдди). Чарли ходит в детский сад, а двое других – в ясли по системе Монтессори, и это дает Уилле время работать в Историческом обществе и писать вторую книгу – о Юнис Росс, черной девушке, которая подавала петицию на поступление в нантакетскую старшую школу еще в 1847 году, почти за сто лет до дела «Браун против Совета по образованию»[23]23
  Важная веха в истории борьбы против расовой сегрегации в Америке. В 1951 году коллектив родителей из города Топика, штат Канзас, выиграл иск против раздельного обучения черных и белых детей.


[Закрыть]. Она забирает детей из сада, готовит им перекус в виде свежеиспеченного бананового кекса, а потом они собирают пазлы и читают, пока Уилла готовит ужин. Сегодня у них нарезанный на кусочки стейк на гриле, жареная картошка с пармезаном, запеченная спаржа, зеленый салат и булочки, а на десерт – клубнично-ревеневый пирог. Рип приходит домой с работы и переодевается в мягкую серую футболку с логотипом Амхерста, которую так любит Уилла. Он целует ее долгим нежным поцелуем, как целовал, когда они учились в старших классах, потом касается пальцем ее губ и обещает: «Остальное потом». После ужина Рип купает детей, переодевает их в пижамы и следит за тем, чтобы все почистили зубы, пока Уилла убирает на кухне, делает всем ланчи на следующий день и загружает посудомойку. Потом она идет почитать детям – каждый вечер три книжки на одну тему. Сегодняшняя тема – поросята: «Если дашь поросенку блинчик», «Оливия спасает цирк» и «Тут и Паддл».

Подоткнув одеяла и отправив детей в страну снов, Уилла и Рип садятся перед телевизором. На ней шелковая ночная рубашка, потому что она, конечно, уже пришла в форму после рождения детей и даже еще похудела (ведь встает на рассвете по вторникам и четвергам и катается на велотренажере, и этого достаточно!). Рип открывает себе пиво, наливает Уилле бокал совиньон-блан. Они только начали смотреть первый эпизод нового нашумевшего сериала на «Пикок», но не успели еще разобраться, кто главные герои, как прижались друг к другу на диване, и необходимость скрываться и соблюдать тишину (нельзя разбудить детей!) делает всё таким же страстным, как в школе, когда они лежали под одеялом на диване в подвале дома родителей Рипа.

После этого, вспотевшие и выбившиеся из сил, они делят между собой кусок клубнично-ревеневого пирога, политого свежими взбитыми сливками, и приходят к выводу, что сон важнее сериала. Пара поднимается в спальню; Уилла берет с тумбочки роман, а Рип начинает храпеть, прежде чем она успевает перевернуть страницу.

Уилла хочет такой жизни.

Сейчас, когда она горюет и чувствует себя потерянной, ей кажется, что до подобного будущего еще очень далеко. Матери больше нет. Через пять лет, даже если Уилла создаст себе эту идеальную жизнь, Виви не будет рядом. Она ушла навсегда. Уилла больше никогда ее не увидит. Это кажется совершенно невозможным. Кто-то отобрал у Виви жизнь, а потом настолько бессовестно, что Уилла даже не может себе этого представить, просто уехал.

Кто-то на острове убил и сбежал с места преступления.

Уилла хочет справедливости. Ходили слухи, что виновник – Круз Де Сантис, который просто притворился, будто нашел тело, – но она отказывается верить в подобное.

– Люди просто распускают слухи, – говорит Уилла. – Они не знают Круза так, как знаем его мы.

Рип не так в этом уверен.

– Я слышал, что-то не сходится в его показаниях. Даже твой брат думает, что это мог быть он.

– Нет, не думает.

– Мне кажется, думает, – возражает Рип. – Вроде бы парни поссорились накануне, Круз был расстроен, поэтому ехал к ним домой так рано, слишком быстро свернул на Кингсли, отвлекся, и… БАМ.

– Не говори «бам».

Уилла закрывает глаза. Она старается не представлять момент удара, но полностью отвлечься от этой мысли тоже не может.

– Это был не Круз, а кто-то другой. Звони, пожалуйста, в полицию время от времени. Я хочу, чтобы тот человек оказался за решеткой.

Уилла уже на восьмой неделе и, хотя приучила себя не питать слишком больших надежд, она не может опять потерять ребенка. Это последняя беременность, о которой знала Виви; этот ребенок и мать Уиллы были живы в одно и то же время. Эта беременность должна продолжаться, должна расцвести пышным цветом.

Уилла не чувствует тошноты, усталости, головокружения. Может, грудь стала немного чувствительнее, но, вероятно, потому что она сама постоянно нажимает на нее и щиплет, чтобы проверить.

Я не могу потерять этого ребенка. Я не могу потерять этого ребенка. Уилла осознает, что изводит себя тревогой и что тревога – это плохо. Она тревожится по поводу своей тревожности.

Переезд в «Уи Бит» – хороший способ отвлечься. Уилла занимается своим любимым делом: составляет список. Она записывает все необходимые вещи, которые им нужно взять с собой, и отмечает галочками те, что уже сложила в чемодан. Пять льняных платьев для работы, футболки, короткий джинсовый комбинезон, пять купальников, соломенная шляпа, спортивные шорты и майки – там она будет чаще тренироваться. И вязаный свитер из хлопка, потому что у океана по вечерам становится прохладно.

Перед «Уи Бит» есть дворик, засыпанный песком, который огорожен от въезда на полуостров Смитс-Пойнт низким деревянным забором. Если перейти через дюны, можно попасть на самый красивый пляж Нантакета: длинная полоса золотистого песка, уходящая к горизонту, бирюзовая вода, мягкие волны.

В первый вечер в «Уи Бит» Уилла идет прогуляться по пляжу босиком. Там больше никого нет; кажется, что весь остров принадлежит ей одной. Она работает в Историческом обществе и не может не думать обо всех тех жизненных историях, для которых эта земля стала подмостками. Уилла здесь родилась, в каком-то смысле остров действительно принадлежит ей.

Она прибавляет шаг, пока не начинает сильнее биться пульс. Прилив крови на пользу ребенку, свежий воздух и солнце – тоже. Можно ли этим вылечить ее огромное горе?

«Мама, – думает Уилла. – Где ты? Куда ты ушла?»

Волны набегают на берег и откатываются обратно снова и снова, как и сотни лет назад, когда племя вампаноагов плавало на лодках в этих водах, как и в шестидесятых годах XIX века, когда достигла пика своего развития китобойная индустрия, как и в двадцатых, когда сюда из Нью-Йорка приезжали художники и актеры, чтобы сбежать из раскаленного города. Волны будут катиться туда-сюда вечно – и после того, как умрет Уилла, как умрут ее дети, и внуки, и правнуки.

У нее начинает кружиться голова.

Она идет обратно к «Уи Бит» в половине седьмого и, хотя в своих мечтах об идеальной жизни все делает своими руками, сейчас не может готовить ничего сложнее крекеров с арахисовым маслом. Если сесть на велосипед, можно быстро доехать до мексиканского ресторана «Миллис», и Уилле внезапно хочется их гуакамоле. «Это хороший знак», – думает она. Со смерти матери Уилла похудела на два килограмма.

Взобравшись на дюну, она удивленно моргает, увидев, что у забора припаркован красный «Ренджровер». Это машина Памелы.

Что она здесь делает?

Памела и Зак поспорили, как долго Уилла и Рип продержатся на Смитс-Пойнте.

– Зак дает вам неделю, – заявила она. – А я – два дня.

Памела что, приехала проверить?

Единственный недостаток брака с Рипом Бонэмом заключается в том, что золовкой Уиллы стала Памела Бонэм Бриджман (представляясь, она всегда называет обе фамилии). Уилла терпеть ее не может. Всегда терпеть ее не могла. Памела на шестнадцать лет старше Рипа. Миссис Бонэм, Тинк, перенесла три выкидыша, как и Уилла к этому моменту. Но Тинк была «твердо намерена» родить «наследника». Разве Памела не могла выступить в роли наследника? Теоретически – конечно, да, но первенец мужского пола занимал в доме Бонэмов превосходящую позицию. Уилла знала, изучив немало нантакетских генеалогических древ, что, если бы у Тинк не родился Рип, семейное имя Бонэмов повисло бы на дикорастущем побеге Бриджманов.

Но в конце концов свекровь добилась успеха, и 11 марта 1997 года родила мальчика весом пять килограммов. Памела, которая на тот момент училась в предпоследнем классе частной школы-интерната, одновременно и души не чаяла в Рипе, и испытывала к нему глубокую неприязнь, и с тех пор всегда колебалась между любовью и ожесточением. Она, видимо, чувствовала, что семье было недостаточно ее одной, и это навсегда оставило след в ее душе.

Памела колючая, несговорчивая, ей трудно угодить.

Она никогда не была в восторге от Уиллы, и недоверчиво фыркала, ожидая, что уж на следующий год они с Рипом точно расстанутся. Пока брат учился в Амхерсте, она советовала ему встречаться с девушками из Смита и Холиока. Когда Рип сделал предложение Уилле, Памела провела целую кампанию, чтобы заставить его изменить свое решение. Говорила, что не хочет, чтобы Рип «себя ограничивал». Считала, что Уилла недостаточно хороша для него. Якобы будущая жена брата из неполной семьи; слишком необщительная; три года исправляла кривые зубы; не умела кататься на лыжах; не имела никакого спортивного соревновательного духа, как у Бонэмов; ее политические взгляды слишком кренились влево; она была книжным червем – список недостатков можно было продолжать бесконечно.

Временами Уилла была уверена, что Рип прогнется под сестру и попросит вернуть ему обручальное кольцо. Он преклонялся перед Памелой. Они вдвоем сейчас работали в семейной страховой компании под началом Чеса: Памела занимала пост вице-президента по страхованию недвижимости, а Рип ведал исками. Золовка была умной, рациональной, решительной и обладала стратегическим видением того, как расширить бизнес до таких масштабов, которые и не снились ее прапрадеду. Уилле постоянно приходилось выслушивать, какая Памела талантливая.

Но Рипу хоть кол на голове теши, как говорится. На свадьбе Памела была в черном, а Уилла приняла родство с ней как расплату за то, что ей досталось сокровище в виде новоиспеченного мужа.

У многих проблемы с родичами, Уилла вряд ли в этом одинока.

Она напоминает себе, что жизнь самой Памелы далека от идеальной. Велик шанс того, что неприязнь золовки обусловлена завистью. Муж Памелы, Зак, глава диспетчерской службы в аэропорту Нантакета, гораздо привлекательнее ее самой. Они настолько не подходят друг другу внешне, что первый вопрос, который хочется задать, глядя на них: как они вообще оказались вместе? Уилла знает ответ. Зак работал официантом в клубе «Весло и поле» летом 1999-го, и Памела была так им очарована, что однажды прошла прямо в служебное помещение и пригласила его на свидание. Зак веселый и остроумный. Он любит читать (в том числе книги Виви), а еще он не только глава диспетчерской службы, но и сертифицированный пилот. Уилла очень любит Зака; в его присутствии легче выносить неприятные качества Памелы.

Их сын Питер внешне похож на отца – симпатичный мальчик, – но по характеру удался в Памелу. Он козел – извините, но это так. Всегда был козлом. Когда Уилле с Рипом приходилось с ним сидеть, они ни на секунду не могли расслабиться. Питер кусался, отнимал игрушки, кидался песком, и его поведение не могли изменить никакие укоры или тайм-ауты. В школе ему диагностировали СДВГ, он начал принимать «Аддерол», потом перестал его пить, в предпоследнем классе школы его отправили в престижную частную школу-интернат, затем отчислили за курение и торговлю марихуаной, перевели обратно в нантакетскую старшую школу, на год младше, и так он оказался в одном классе с Лео. Лео ненавидел Питера.

– Я знаю, что мы с ним вроде как одна семья, – говорил он. – Но Питер – придурок.

Уилла не может представить, зачем Памеле понадобилось сюда приезжать. Она никогда не заглядывала к ним на Квакер-роуд, хотя это было в сто раз ближе.

– Привет! – окликает Уилла. Памела еще не вышла из машины, но сидит с опущенным стеклом и печатает что-то в телефоне. – Всё в порядке?

Памела поднимает голову:

– Все нормально.

– Понятно, – говорит Уилла. Золовка что, решила, будто должна заехать в гости? Вечер замечательный, воздух пронизан нежным золотистым светом раннего лета. – Показать тебе дом? Он выглядит гораздо лучше…

– Не сейчас, – перебивает Памела и улыбается Уилле, что случается нечасто. – Как себя чувствуешь?

Непонятно, что она имеет в виду: потерю матери, которая выбила почву из-под ног Уиллы, или беременность. Рип рассказал сестре, что они снова ждут ребенка, и Уилла не возражала (ну почти), вот только Памела сразу же поделилась новостью со старшими Бонэмами, и теперь Тинк и Чес обращаются с невесткой так, будто она сделана из китайского фарфора. Их желание передать дальше семейное имя со временем стало лишь еще горячее.

Уилла не рассказала о беременности ни брату, ни сестре, ни отцу, ни даже Саванне. Она хочет дождаться следующего УЗИ, которое будет через шесть недель.

– Ничего вроде бы, – говорит Уилла («только не сплю и не ем»). – Я рада, что мы сюда переехали.

Памела фыркает:

– Ну, здесь тихо. Спокойно.

Уилла кивает, гадая, что же золовке здесь нужно. Может, она просто приехала проверить, всё ли в порядке. Может, сочувствует Уилле и хочет заменить ей мать. От этой мысли становится смешно.

– Точно не хочешь зайти? – спрашивает Уилла. – Правда, могу тебе только воды из-под крана предложить. Думаю, мы с Рипом сегодня закажем еду в «Миллис». Я пока не в состоянии поехать в супермаркет. Слишком много людей. Их выдают глаза – я знаю, что они меня жалеют. Одни подходят и выражают соболезнования, другие машут и здороваются, как будто ничего не случилось.

Памела смотрит на Уиллу, и тут происходит нечто удивительное: глаза золовки наполняются слезами. Памела Бонэм Бриджман выражает человеческую эмоцию. Уилла пытается подавить в себе циничные мысли. Неужели Памеле нравилась Виви? Может, она ею восхищалась? Уилла не припомнит, чтобы они когда-нибудь проявляли друг к другу симпатию. Памела не раз называла книги Виви беллетристикой, и, казалось, ее всегда бесило, что собственный муж проявил себя таким страстным их поклонником.

– Если я кое-чем с тобой поделюсь, обещаешь никому не рассказывать? – спрашивает Памела. – Даже Рипу?

«Чем это она собирается поделиться? – думает Уилла. – Что-то личное? Секрет?»

Ее сердце начинает биться быстрее. Что это значит? Неужели мечта Уиллы, которую она лелеяла почти двенадцать лет – полжизни, – начинается сбываться, и у нее сложатся нормальные отношения с сестрой мужа?

– Конечно, – говорит она. Хотя не уверена, сможет ли держать то, что сейчас услышит, в секрете от Рипа, но постарается.

– Мне кажется, у Зака есть любовница, – заявляет Памела.

Уилла чувствует приступ того, что могла бы описать не иначе, как нездоровый восторг. Хотя, конечно, одновременно испытывает негодование.

– На самом деле я уверена, что у него есть любовница, – говорит Памела.