Текст книги "Берегини"

Эйвинд конунг молчал. Йорунн закусила губу, а потом вздохнула:

– Можешь посмеяться надо мной, вождь, но я думаю, что не просто так мне это привиделось.

– Что еще тебе тролли сказали? – спросил он недоверчиво.

– Опустевшие земли, говорят, на западе есть, – вспомнила девушка. – Велели туда плыть. Там лучше, чем здесь.

На лице вождя снова отразилось удивление. Но ничего объяснять он не стал, только полюбопытствовал:

– Что ж ты Хравну ничего не рассказала, сразу ко мне пошла?

Сперва она не нашлась, что ответить. И в самом деле, почему? Поразмыслив немного, молодая ведунья сказала:

– Так ведь не ему, тебе судьбу народа решать, – Йорунн заметила, что конунг внимательно разглядывает ее и смутилась. – Ты вождь. Твой долг – заботиться о других людях. В этом твой удел с нашим схож: мы, ведающие, тоже в первую очередь о других думаем, и лишь во вторую – о себе.

– У вас, словен, со всеми принято разговаривать, не глядя в глаза, или ты только на меня смотреть не желаешь? – вдруг перебил ее Эйвинд. Йорунн почувствовала, как запылали ее щеки, и едва не расплакалась от досады. С незапамятных пор считалось: кто взгляд отводит, тот лжет.

– Неужто я страшный такой? – усмехнулся вождь. Йорунн собралась с силами и заставила себя поднять глаза. Ишь, чего выдумал – страшный… Высокий, сильный мужчина стоял рядом с ней, смотрел на нее. Зеленые глаза его напоминали колдовские омуты – не заметишь, как утонешь. В спутанных волосах золотилось солнце.

– Ты можешь быть грозным, и не завидую я тому, кто вызовет твой гнев, – наконец, проговорила девушка. И неожиданно улыбнулась, словно окутала ласковым теплом: – Но сердце у тебя доброе и душа щедрая. Не сердись на меня, Эйвинд конунг: взгляд стоящего меж богами и людьми не всякий муж выдержит… что говорить о девке!

Эйвинд улыбнулся в ответ:

– Если тролли в другой раз привидятся, не забудь рассказать.

Йорунн пообещала. А потом поклонилась низко:

– Спасибо, что выслушал. Пойду я. Дела сами не переделаются.

Эйвинд конунг долго смотрел ей вслед.

Здесь, на берегу, и нашел его Асбьерн.

– Я тебя повсюду ищу, – проговорил ярл, подходя к побратиму. – Поговорить нам надо, Эйвинд. Хотел я пойти на снекке к фиорду, о котором рассказывал Хьярти, и вернуться до праздника летнего солнцестояния. Если и правда земля там хорошая, переберемся туда.

– Сперва узнай, пощадила ли кого-нибудь хворь и давно ли она покинула фиорд, – сказал конунг. – На удачу свою полагайся, но будь осторожен. Я бы сам пошел, да датчане на днях приплывут. Поторгуемся, потом о деле поговорим.

– Снекку снарядить недолго. Завтра с рассветом в море выйдем, – Асбьерн окинул взглядом серо-зеленый волнующийся простор. – Поплывем на запад.

– Значит, к западным землям, – проговорил Эйвинд конунг и задумчиво усмехнулся. – К празднику вернись, а то знаю тебя, – вождь притворно нахмурил брови. – Пока всех местных девчонок не перецелуешь, не успокоишься.

Он хлопнул побратима по плечу и рассмеялся. Настроение у Эйвинда для серьезных бесед было совсем неподходящее. Асбьерн рассмеялся вместе с ним:

– Я бы рад не целовать – сами на шее виснут!

А потом добавил уже серьезно:

– Вот еще что, Эйвинд. Пусть на острове не знают, куда направится снекка. А будут спрашивать – скажем, что как всегда, за припасами на зиму.

– Почему? – слегка нахмурился Эйвинд.

– Потому, что неладное творится, брат, – ярл посмотрел на побратима и словно ледяной водой окатил: – Среди наших людей есть предатель. И не один.

Конунг ответил жестко:

– Такими словами бросаться не следует, Асбьерн. С чего ты взял?

– Девушка, которую я оставил у себя, Фрейдис – дочь словенского конунга, – тихо проговорил ярл. – Она клянется, что словене не виноваты. Ни один из вождей, ее братьев, не велел нападать на нас.

– И ты поверил словам перепуганной девчонки настолько, что посмел обвинять кого-то из своих? – напустился на него Эйвинд. Лицо Асбьерна потемнело и ярл надолго замолчал, погрузившись в невеселые думы. Потом спокойно сказал:

– Все равно я в поход не возьму никого из тех, кто ходил тогда к словенам. И карту твою заберу с собой, а вместо нее в сундук положу другую. Ее нарисовал Вагн по моей просьбе, и она отличается от настоящей, как тир от трэля¹¹. А там посмотрим.

– Делай как знаешь, – отозвался конунг.

Погода была хорошая, и Смэйни вынесла во двор своих подопечных – двух маленьких девчонок, народившихся этой зимой. Пока они дремали в своих корзинках, старая нянька негромко рассказывала словенским девушкам о здешних краях.

– Остров Хьяр довольно большой, да толку от этой величины мало. Все скалы да камни, в горах круглый год снег лежит, плодородных земель и нету почти. Жили тут люди и до нас, ловили рыбу да растили, что вырасти может.

– А лесов тут совсем нет, матушка Смэйни? – спросила Долгождана, сматывая пряжу в клубки.

– Откуда им взяться здесь, милая? Деревья с камнями уживаются плохо. Раньше, говорят, на скалах было немало птичьих гнезд, но мальчишки давно уже не приносили добычи. Одно хорошо – рыбы в здешних водах много. Тем и живем… А ведь я-то помню, какие леса шумели на острове Мьолль, где родился наш конунг и многие его воины. И поля там рождали столько, что все были сыты, и стада на лугах паслись все лето, день ото дня становясь тучнее… Много лет назад Олав Стервятник отнял у нас этот остров, и с тех пор жизнь наша стала трудной и горькой.

– Как это случилось, матушка? – полюбопытствовала Зорянка.

– Потом как-нибудь расскажу, – одна из малышек заплакала, и нянька принялась напевать ей колыбельную. Не получившие свободу девушки переглянулись: может, и правда на другой земле больше повезет? У датчан, говорят, дворы богатые…

Йорунн подошла, улыбнулась приветливо, посмотрела на лежащих в корзинах девчушек:

– Красивые какие! – и собралась было идти в дом, спросить Унн о работе, но вдруг присмотрелась повнимательнее к рыжеволосой девочке, выставившей ножки из-под одеяла. Присела рядышком, взяла ее на руки, заворковала:

– Птичка моя, лапушка, дай-ка на тебя посмотреть… Ах ты, солнышко мое, золотое… Матушка, – спросила она у Смэйни, – чья это дочь? Боюсь, хромоногой девочка вырастет. Пока поправить можно, но матери каждый день с ней возиться придется.

– Мать у ней померла в родах, – нехотя проговорила нянька. – Красавица была, каких мало. Да вот девчонка в животе повернулась боком… мать долго не могла разродиться, а потом так и не встала. Обычное дело у нас на острове. Отец ее, Ормульв, на дочь и взглянуть не захотел – уж больно жену свою любил, от горя чуть не помешался. Даже имени ей не дал. Мы зовем ее Эсси – по матери.

– Ормульв хёвдинг ее отец? – Йорунн нахмурилась.

– Он самый.

– А кто же тогда кормит ее? Кто заботится о ней?

– Кормит ее Сигрид, мать маленькой Гейрни, – Смэйни погладила вторую девочку. – А нянчу, понятное дело, я. Кто ж еще? Она у меня как яблочко наливное, крепенькая, почти не плачет… Внучкой зову.

Йорунн некоторое время молчала, потом сказала:

– Что ж. Значит, сама ее лечить буду.

Чистить котлы с пригоревшей кашей поручали рабам. Работа была грязная, тяжелая, на ладонях после морского песка оставались ссадины. Весна опустила горящие руки в холодную воду и вздохнула. Мысли ее витали далеко от немытого котла – то вспоминалось, как смотрел на ее младшую сестренку Халльдор во время вечерних посиделок, то приходили на ум слова, сказанные недавно подружкой Красой: мол, Зорянке-то хорошо придумывать, а тебя оставят на острове да о любви никто с тобой заговаривать не будет, первый попавшийся схватит за косу и своей назовет. Сперва от таких жестоких речей внутри нее все взбунтовалось: не бывать тому, лучше уж со скалы в море… Но потом словно со стороны кто-то шепнул: зато с сестрой рядом останешься. И мужней женой, не рабыней бесправной.

…и все же горькая зависть щипала глаза при виде жениха с невестой. Весна зачерпнула пригоршню воды, обтерла лицо. Глупая, о любви возмечтала… Девушка в последний раз сполоснула котел, отряхнула платье и торопливо пошла со своей ношей по тропинке наверх.

На пути ей встретился один из воинов, широкоплечий, бородатый, в крашеной рубахе. Весна только ниже опустила голову, желая побыстрее разминуться с ним, но северянин схватил ее за рукав и вынудил остановиться.

– Погоди, – сказал он. Сел на близлежащий валун, показал на место рядом с собой: – Сядь.

А потом заговорил, подбирая слова попроще, чтобы словенка могла его понять:

– У меня была жена по имени Гудрун. Я полюбил ее сразу как только увидел. И она, случись мне погибнуть в бою, с радостью взошла бы на мой костер. Но так вышло, что Гудрун умерла первой. Много лет я не хотел знать других женщин, потому что помнил ее. – Он помолчал немного, потом посмотрел на девушку: – Ты напомнила мне мою Гудрун. Такая же красивая, как она.

Весна сидела ни жива, ни мертва. Только в животе было холодно. Она уже поняла, к чему ведет речь северянин.

– Я бы взял тебя уже сегодня, но не хочу поступать с тобой, как обычно поступают с рабынями. Еще есть время до прихода датчан. Думай.

Девушка молчала. Потом робко глянула – бородатый жених не был ни красив, ни молод – и попросила тихонько:

– Позволь уйти. Ждут меня.

Лодин протянул руку, забрал у нее тяжелый котел и зашагал по тропе к дому. Весна, понуро склонив голову, брела следом.

Глупая, о любви возмечтала…

Поздно вечером Эйвинд конунг сам пришел в покои побратима. Встал у порога, наблюдая, как Асбьерн укладывает в походный сундук теплый плащ и куртку из кожи, потом спросил:

– Все ли готово к отплытию?

– Снекку загрузили еще до сумерек, – отозвался ярл. – Кормщиком Торд пойдет. С собой взяли припасов и на обратный путь. Если вдруг удача от нас отвернется…

Он не договорил. Эйвинд помолчал немного и сказал:

– Я был у Хравна. Он вытащил руну и сказал, что словенская девчонка не врет.

– А о прочем ты тоже спрашивал? – поинтересовался Асбьерн.

– О предательстве я с ним говорить не посмел, – признался ему конунг. – Не хотел старика тревожить. Попросил ответа о нашей с тобой судьбе, но получил лишь пустую руну.

– Руну Одина, – поправил его ярл. – Это руна Судьбы, долга, предначертания, говорящая о неизбежности того, что суждено. Мне она тоже выпадала не раз.

Некоторое время побратимы молча смотрели друг на друга. Потом Эйвинд сказал:

– Я бы хотел, чтобы ты ошибался. Но если нет, то чем мы прогневили богов? Почему нас обрекли на неверие своим же людям?

– Я думал об Олаве, – проговорил Асбьерн. – Многие приходили к нам и оставались, вставали под твою руку и обретали здесь дом. Кто-то из них мог раньше служить Стервятнику. Или служит ему до сих пор.

– Что до меня и моих людей, тут все ясно, – поразмыслив, сказал Эйвинд. – Вряд ли Олав будет спать спокойно, зная, что один из сыновей Торлейва конунга выжил, и род не угас на бесплодном острове. Но не пойму, зачем ему желать твоей смерти, ярл?

– Не знаю, – покачал головой Асбьерн. – Может, потому что в трудное время на помощь пришел и поклялся отцу твоему в верности, а тебе стал побратимом? Или потому, что готов на все ради того, чтобы ты исполнил свое обещание и вернул то, что было утрачено?

– Может, и так, – ответил Эйвинд конунг. – А может, и нет. Как бы то ни было, об одном прошу: будь осторожен, брат.

Далеко на западе есть острова, которые викинги называют Хьяльтланд, или земли скоттов. Сами же скотты называли свое королевство Далриада.

С давних времен люди там разделились на кланы, которые воевали между собой за корону Далриады. Этим пользовались морские разбойники с севера: они приплывали на своих драккарах и грабили прибрежные поселения, угоняли жителей в рабство. Впрочем, были среди скоттов эрлы, которые водили тайную дружбу с северянами и хорошо знали их язык и обычаи.

Много зим назад в тех землях завязалась ожесточенная война между двумя влиятельными кланами, один из которых готов был отдать престол вождю, выросшему среди англов, а второй всячески этому противился. Остальные кланы были вынуждены вставать на сторону того или другого; и лишь немногие призывали не лить кровь своих соотечественников, а объединиться и дать достойный отпор северянам. Таких было меньшинство, и они первыми попали под удар в этой войне. Среди них был и эрл Эйдер МакГрат, у которого подрастал сын и наследник Артэйр. Черноволосый и синеглазый, похожий на мать.

Ему было всего двенадцать, когда эрл Гилберт МакКеннет со своим отрядом под покровом ночи напал на родовой замок МакГратов и не оставил в живых никого – ни самого эрла, ни его родных, ни одного из слуг или воинов. Единственными, кому удалось избежать смерти и ускользнуть из замка, были юный Артэйр и молодая жена его наставника Брайэна по имени Уинфрид. Люди эрла Гилберта долго искали мальчишку по всему замку и окрестностям, но так и не нашли.

Сперва Уинфрид прятала Артэйра в доме своей матери, в надежде, что муж сумеет выбраться живым из захваченного замка и поможет им. Но Брайэн так и не вернулся к ней и к своим маленьким дочерям. К счастью, эрл Рейберт, давний друг Эйдера МакГрата, узнав о том, что произошло, помог им укрыться в своих владениях.

Долгих четыре года Артэйр мог лишь мечтать об отмщении, пока убийца и предатель хозяйничал в его доме и на его земле. Но это время не прошло даром: Рейберт и его люди обучали молодого МакГрата всему, что должен знать будущий эрл и воин. Именно Рейберт рассказал юноше о своей дружбе с викингами, научил его языку северян и посоветовал искать у них поддержки, когда придет время отомстить за погубленный род. А когда однажды летом на побережье высадились люди датского хёвдинга Вилфреда, эрл отправился к ним на встречу и взял с собой Артэйра МакГрата.

Был в тот раз среди северян молодой воин, чуть постарше Артэйра, по имени Эйвинд Торлейвссон…

Рано утром незадолго до рассвета Асбьерн пришел попрощаться с Унн. Девушки и женщины бросили свои дела и собрались во дворе, обступили красавца-ярла. Самые младшие принялись выспрашивать, куда поплывут, когда вернутся и привезут ли подарки. Асбьерн отшучивался, обещал всех встречных купцов обложить данью на бусы и вышитые платки, а сам все оглядывался, высматривал кого-то возле дома и не находил.

Долгождана в это время переворошила весь угол в сарае, где хранилась всякая всячина – искала запропастившийся невесть куда подойник. Отчаявшись найти, она уже собралась было отправиться за помощью к Асгерд или Унн, но, услышав знакомый голос, затаилась, отступила подальше от приоткрытой двери и присела на какой-то чурбачок. Видеть ярла ей почему-то не хотелось. Зато отсюда все было хорошо слышно.

– Где Фрейдис? – чуть погодя спросил ярл.

– Не знаю, – отозвалась Унн.

– Видно, она не хочет пожелать тебе доброго пути, Асбьерн. – Долгождана без труда узнала насмешливый голос Лив.

– Может, к Йорунн пошла, – проговорила Ольва. – Или подруг проведать. Послать за ней?

– Не надо, – коротко ответил ярл. Вскоре девушки пожелали ему удачи и побежали на берег, провожать остальных. Долгождана уже хотела было встать и выйти из своего укрытия, но тут услышала шаги и негромкий голос Унн:

– Балуешь ты нас, Асбьерн.

Ярл усмехнулся:

– Кто еще есть у меня, кроме вас? Отчего ж не побаловать?

Унн помолчала, потом спросила:

– Что если она не полюбит тебя? За все время не подошла, не взглянула, слова не сказала…

– Подожду еще, – ответил Асбьерн. – Другого полюбит – мешать не стану. А если по дому затоскует, назад попросится – сам отвезу.

– Как ты переменился, – по-матерински вздохнула Унн. – Жаль, она своего счастья не видит и видеть не хочет.

– Перестань, Уинфрид, – проговорил Асбьерн. Две тени мелькнули в дверном проеме, шаги и голоса стали постепенно затихать. Подождав еще немного, Долгождана встала с чурбачка, на котором сидела. Кто бы помог разгадать, о которой из них шла речь? О Любомире-Йорунн, или все же о ней, Фрейдис?

Краем платья девушка зацепилась за что-то, дернула и едва в сердцах не помянула лешего – оказалось, сидела она на злосчастном подойнике, который кто-то перевернул и прикрыл сосновой дощечкой.

Едва рассвело, корабль Асбьерна с отливом ушел в море. Эйвинд конунг еще долго потом стоял на берегу и глядел ему вслед, пока снекка не превратилась в черную точку и не исчезла вдали.

Он хорошо помнил свой первый большой поход далеко на запад, когда драккары хёвдинга Вилфреда плыли по бескрайним морям многие месяцы. Тогда было много сражений и много добычи, и жители островов надолго запомнили быстрые черные корабли под полосатыми парусами. На обратном пути Вилфред решил проведать своего старого друга, эрла, чей замок стоял на холме у самого берега. Нужно было осмотреть драккары перед долгой дорогой к дому, запастись провизией и водой, а хозяин этих земель был гостеприимен и достоин доверия.

Эрл Рейберт и его люди встретили их на берегу. Эйвинд еще подумал, что высокий черноволосый юноша, стоящий рядом с эрлом, должно быть, его сын. В нем уже тогда угадывался будущий вождь и хороший воин. Потому, пока датский хёвдинг и эрл говорили о делах, Эйвинд и всюду следовавший за ним Ормульв подошли к молодому скотту и заговорили с ним. Оказалось, что Артэйр, так звали юношу, прекрасно понимал их язык. Он рассказал, что Рейберт ему не отец, а наставник, и что земли, которыми он должен владеть по праву, обманом захватил тот, кто погубил всю его семью. Его история и судьба самого Эйвинда были настолько схожи, что никто не удивился их дружбе. Зато удивление было немалым, когда через день Артэйр пришел к хёвдингу Вилфреду и попросил его о помощи.

– Гилберт МакКеннет и его сородичи называли себя друзьями моего отца, – сказал он. – Они попросили убежища в нашем замке, и отец принял их как гостей, но ночью они открыли ворота и впустили в замок своих воинов. Мой отец, моя мать и сестра были жестоко убиты. Многие из наших людей пожертвовали собой, чтобы спасти меня и помочь мне бежать. Несколько лет я ждал, когда смогу сполна отплатить предателям, собирал верных мне людей, но… – тут голос Артэйра впервые дрогнул, – нас слишком мало для того, чтобы захватить замок. Ни жажда мщения, ни отвага и храбрость не позволят двум десяткам воинов выстоять против сотни врагов. Потому я и обращаюсь к тебе, хёвдинг Вилфред, и к твоим викингам, которым нет равных в бою.

Вилфред долго думал. Потом сказал:

– Что может быть хуже предательства? Но, выбирая разящий меч, будь готов за него заплатить. Что ты предложишь нам за нашу помощь?

Артэйр честно ответил:

– Из всех богатств у меня осталась лишь моя жизнь и верность данному слову. Пусть все, что вы найдете в замке, принадлежит вам.

Вождь датчан собрал своих людей и рассказал им о просьбе юноши. Обдумав все как следует, хирдманны согласились устроить набег, суливший хорошую добычу. Но один из них сказал:

– Все же замок – это не поселение. Нелегко будет взять его штурмом. Если ворота крепкие, а стены высокие, мы потеряем много людей.

– Доверьтесь мне, – ответил ему Артэйр. – Мало кто знает замок лучше меня, а о тайном пути, ведущем из подземелий в лесную глушь, известно только мне и моей приемной матери, Уинфрид. Я возьму с собой двух воинов, мы проберемся в замок и ночью откроем для вас ворота.

Викингам его замысел пришелся по нраву. Вместе с молодым МакГратом пошел старший из братьев Фарланов – Бирк, его верный друг. Вторым вызвался идти Эйвинд. Ормульв отговаривал его, убеждал, что скотты справятся лучше, но Торлейвссон не стал его слушать. Ему тогда очень хотелось увидеть хьяльтландский замок изнутри…

После отплытия Асбьерна дни пошли один за другим. Каждое утро Йорунн вставала незадолго до рассвета, шла к морю и слушала в шуме ветра, плеске волн и криках пролетающих мимо птиц голос Великой Матери. На обратном пути к дому она непременно навещала Снежку. Убирала клетку, наливала волчице чистую воду и все уговаривала ее не рычать на дремавшего неподалеку Варда. Плохо ли – сам не обижает и в обиду не даст, если что. Снежка то ли не понимала, то ли нарочно упрямо скалила зубы. И ела теперь за двоих, набиралась сил, словно замыслила однажды поквитаться с заклятым врагом, даже сквозь сон следящим за каждым ее движением.

Эйвинд конунг сдержал обещание, данное Хравну, и велел молодому Хауку ходить вместе с Йорунн по острову, показывать ей удобные тропы и безопасные дороги в горах. Сперва Хаук так растерялся, что осмелился перечить:

– Чем я не угодил тебе, вождь, что ты приставил меня к девчонке? Да и от кого ее на острове охранять?

– В бою первым погибает тот, кто оспаривает приказы, – ответил ему Эйвинд. – Запомни это и ступай.

Хаук подчинился. Разыскал ведунью и почти сердито сказал:

– Конунг велел мне повсюду следовать за тобой. Чтоб не смела одна со двора отлучаться.

– Ой, как хорошо! – искренне обрадовалась девушка. – Мне бы посмотреть, какие здесь травы растут, чтобы было чем хворости да недуги лечить. Покажешь мне ваш остров?

И так это сказала, что Хаук устыдился своей досады. Ничего не ответил, просто молча кивнул, и с того дня стали они бродить повсюду вдвоем, с каждым разом забираясь все дальше вглубь острова, поднимаясь все выше. Йорунн всегда улыбалась и рассказывала ему о чудодейственных свойствах растений, о целебных отварах из ягод, и о том, что даже камни могут лечить. Хаук не поверил ей, но все же согласился приложить к усталым ногам небольшие камешки цвета запекшейся крови, гладкие и прохладные. И очень скоро почувствовал, как возвращаются силы, как тело становится легким и бодрым. Тогда он тоже стал рассказывать девушке – о своем отце, давно ушедшем в чертоги Одина, о матери, живущей теперь в подводном доме у великанши Ран, о битвах, в которых ему довелось побывать. А еще показал, где растет горная мята, за которой однажды посылал его Хравн. Какая польза от той травы Хаук уже позабыл, но рассудил так: если она понадобилась служителю Одина, то и ведунье для чего-нибудь пригодится.

Вечерами, когда вся домашняя работа была сделана, Унн устраивала возле женского дома посиделки. Собирались женщины и девушки, затевали плести пояса или вышивать под протяжную песню или занятную баснь. Приходили Халльдор и Ивар, чтобы послушать словенскую речь и научить словенских девчонок языку северян. Халльдор послушно повторял за своей юной невестой трудные и малопонятные слова, и выходило у него до того забавно, что смеялись все – даже Весна отрывалась от своих грустных мыслей и улыбалась. А Зорянка нарочно старалась выбирать самые заковыристые из слов, чтобы развеселить сестру, чтобы улыбка подольше жила на ее губах. Все уже знали про то, что Весну возьмет себе Лодин, самый старший из кормщиков, и потому Зорянка стыдилась своего непрошенного счастья, своей глупой уловки. Боялась лишний раз взглянуть сестрице в глаза, зная, что та по ночам украдкой плачет – не помогают ни утешения подружек, ни уговоры Арнфрид, ни мысли о вновь обретаемой свободе. А вот Унн Весну жалеть не стала. Сказала так:

– Не понимает, глупая, своей удачи. Один из лучших людей конунга ее женой назовет. В крашенные одежды оденет, подарки станет из похода привозить. Все лучше, чем на датском берегу котлы чистить.

Зорянка тоже так думала, но сказать об этом сестре не смела. Время пройдет – сама поймет, что боги счастье всем посылают, только каждому свое и всем разное.

Маленькая Эсси, благодаря ежедневной заботе ведуньи, стала пытаться вставать на ножки, держась за чью-нибудь руку, и все реже плакала без причины. Смэйни и Сигрид всем об этом рассказывали, и мало помалу люди стали приходить к Йорунн со своими недугами. Она для всех находила приветливое слово, ласковую улыбку да добрый совет, а приготовленные ею настои и отвары унимали боль, отгоняли хворь, успокаивали, а если надо – придавали сил. Одно теперь тревожило девушку: запасы трав в ларце могли закончиться еще до наступления холодов, а на острове не росло и десятой доли того, что нужно. Йорунн не знала, как ей быть. Хоть беги к конунгу и умоляй его послать снекку за травами.

Однажды Смэйни вернулась в дом затемно, молча поставила кипятить воду в маленьком котелке. Покуда ждала, села возле постели Хравна и горестно вздохнула, глядя на спящего ведуна. Йорунн внимательно посмотрела на нее, потом все же не утерпела:

– Что-то случилось, Смеяна Глуздовна?

– А? – живо повернулась к ней старушка. – Ничего, дитятко, ничего… Смотрю я на него да гадаю: сколько еще старику отпущено? Любопытно мне, кто из нас другого переживет.

Девушка тихо проговорила:

– Если надо кому-то травы заварить, я помогу.

– Да ты отдыхай, милая, – Смэйни развернула какую-то тряпицу, высыпала на ладонь несколько засушенных листков, а потом бросила их в кипящую воду. По всему дому поплыл умиротворяющий мятный дух. – Я сама справлюсь.

Долгождана привыкла к своему новому имени и к разговорам на чужом языке. Но к своему положению привыкнуть не могла, да и не понимала толком, кем осталась на этом острове. Рабыней ее называть не смели, свободы никто не давал…

В то утро, когда Асбьерн ушел в море, она все же пришла на берег и увидела, как отплывает быстрая снекка. С берега кричали прощальные слова и пожелания удачи, но ни ярл, ни его хирдманны не обернулись – взгляд, брошенный через плечо из моря сулил большую беду. Долгождана знала о том, но все равно еще долго стояла и смотрела вслед уходящему кораблю. И на душе у нее было грустно, словно она упустила что-то неведомое, но очень важное.

Вечерами она вспоминала родной городок – Радонец, стоявший недалеко от устья реки Воронки, широкий княжеский двор, свою горницу, веселые голоса подруг и суровое лицо старшего брата, повторявшего: со двора ни ногой… Не послушалась как всегда, вольной птицей полетела куда вздумалось, вот и долеталась. На чужой земле ветер крылья не расправит – истреплет все, только перышки по воде поплывут.

Потому и руки опускались, и дела не спорились, и на смотанной ею пряже появлялись узелки, а на вышитых платках, наоборот, исчезали – приходилось распутывать нить или спасать расползающийся узор; и в вычищенной ею рыбе попадались чешуя и кости, а в перебранном зерне находили мелкие камешки. Унн вначале терпела, только головой качала и смотрела сочувственно. Потом начала выговаривать и упрекать.

– О чем задумалась, Фрейдис? – Ольва подошла и села с ней рядом. – Вижу, ты грустишь. Вспоминаешь свою семью?

Долгождана кивнула. Потом спросила о том, о чем давно хотела узнать:

– Скажи, Ольва, откуда ты? Как оказалась здесь, среди северян?

Девушка ответила не сразу. Видно, размышляла, стоит рассказывать или нет.

– Мое имя Оливия, что означает «Счастливая». Я родилась далеко отсюда, на юге, на острове Крит. Там тепло, там ласковое море и щедрая земля. Там растут плоды, о которых здесь никогда не слышали, и едва ли я смогу описать тебе их вкус. Много лет назад моя родина была великим государством, и доблестные герои нередко бросали вызов самим богам. А потом… народ измельчал, и боги отвернулись от нас. На наш остров стали часто нападать смуглолицые разбойники, поклонявшиеся чужим богам, поэтому нас всех, даже девочек, с детства учили владеть оружием. Я командовала отрядом и однажды вместе со своими воинами попала в плен, – голос Ольвы зазвучал глухо. – Мне отрезали волосы. Я узнала, какими отвратительными могут быть мужчины и какими бессердечными бывают женщины. Меня продавали много раз, и я так устала от боли и унижений, что уже мечтала о смерти.

А потом я, измученная и озлобленная, попала к очередному торговцу. Среди прочих рабынь у него была медноволосая Лидия. Таких, как она, у нас называли порнайи – женщины, которые делают любовь своим ремеслом и ублажают мужчин на ложе. Она была очень довольна своим положением и мечтала поскорее попасть в объятия нового хозяина. И хвалилась, что за нее платили чистым золотом.

Нас долго везли по морю. Потом был шумный город в холодной стране. Бирка, так он назывался. Там мы и встретили Асбьерна. Лидия понравилась ему, и он заплатил за нее, не торгуясь. Тогда торговец сделал щедрому покупателю подарок. – Ольва усмехнулась. – Отдал ему меня, самую непокорную рабыню, которую все равно не надеялся сбыть.

– Значит, Асбьерну ты покорилась? – недоверчиво посмотрела на нее Долгождана. Ольва негромко рассмеялась, покачала головой:

– Что ты! Я надеялась, что он убьет меня, потому сразу бросилась на него, как дикая кошка. Он оттолкнул меня, вытащил меч, а потом поглядел пристально и… протянул его мне. Не острием – рукоятью. Мы стали сражаться. У Асбьерна был только нож длиной в две ладони, и он не нападал, лишь защищался, но я не смогла даже оцарапать его, хотя была опытной воительницей. А когда ему надоело, он легко выбил из моих рук клинок, сбил меня с ног, а потом заговорил и сказал так: «Я даю тебе свободу, потому что хочу, чтобы ты победила свою судьбу». А потом забрал свой меч и ушел с Лидией, не взглянув больше ни на меня, ни на изумленного продавца.

Потом я долго сидела на берегу, вдыхая прохладный морской воздух и пытаясь выплакать хотя бы малую часть своих обид и горестей. А едва начало темнеть, отправилась искать ярла и его снекку. Я не знала языка северян, только два слова, подслушанные где-то в дороге: йельпе май… помоги мне. Но Асбьерну их было достаточно. Он взял меня с собой. И ему ни разу не пришлось пожалеть об этом.

– Давно это было? – спросила Долгождана.

– Три лета назад. – Ольва убрала под ремешок выбившуюся темную прядку. – Видишь, волосы еще отрасти не успели.

Прошло уже пять дней с тех пор, как снекка Асбьерна покинула Стейнхейм, и ярл почти все время проводил на носу корабля, глядя далеко вперед, туда, где облака низко плыли над морем. Скоро уже должна была показаться земля, которую Вагн нарисовал на карте. День-другой пути вдоль пустынных скалистых берегов – и они увидят узкий залив и пологие лесистые склоны, обрамлявшие Вийдфиорд – так называли его рыбаки.

А пока глаза ничего приметного не находили, мысли Асбьерна занимало то, что случилось прошлым летом на берегу Восточного моря у словенских земель. Еще с той поры, как он пришел в себя в маленьком доме ведуньи, что-то неясное не давало ему покоя. Но память подсовывала лишь смутные обрывки: в ночи поднялась тревога… его хирдманны остались на берегу… Ормульв крикнул, что корабль загорелся… суета, языки огня и густой черный дым… он собирался сойти по веслу на берег, к своим людям… а потом – внезапная боль и темнота, которую прогнала темноволосая девушка, ведунья Йорунн.

Отлеживаясь в холодной клети, он все пытался вспомнить, что же произошло. Они пришли под белым щитом, вывешенным на мачте в знак мирных намерений, и словене встретили их настороженно, но без особого страха. Послали в город за князем, чтобы поутру вести разговор. Когда стемнело, драккар отвели чуть подальше от отмели в море – мало ли что, но люди Асбьерна поставили на берегу шатер и развели костры. Ни ярл, ни Ормульв, ни их люди ничем не оскорбили здешний народ. И все же на них напали. Посреди ночи, в темноте, как воры.