Электронная библиотека » Элис Манро » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 4 мая 2015, 17:57


Автор книги: Элис Манро


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Элис Манро
Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)

С благодарностью Саре Скиннер


Alice Munro

HATESHIP, FRIENDSHIP, COURTSHIP, LOVESHIP, MARRIAGE

Copyright © 2011 by Alice Munro

All rights reserved

© В. Бошняк, перевод, примечания, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

* * *

Манро – одна из немногих живущих писателей, о ком я думаю, когда говорю, что моя религия – художественная литература… Мой совет, с которого и сам я начал, прост: читайте Манро! Читайте Манро!

Джонатан Франзен


Она пишет так, что невольно веришь каждому ее слову.

Элизабет Страут


Самый ярый из когда-либо прочтенных мною авторов, а также самый внимательный, самый честный и самый проницательный.

Джеффри Евгенидис


Элис Манро перемещает героев во времени так, как это не подвластно ни одному другому писателю.

Джулиан Барнс


Настоящий мастер словесной формы.

Салман Рушди


Изумительный писатель.

Джойс Кэрол Оутс


Когда я впервые прочла ее рассказы, они показались мне переворотом в литературе, и я до сих пор придерживаюсь такого же мнения.

Джумпа Лахири


Поразительно… Изумительно… Время нисколько не притупило стиль Манро. Напротив, с годами она оттачивает его еще больше.

Франсин Проуз


Она – наш Чехов и переживет большинство своих современников.

Синтия Озик


Она принадлежит к числу мастеров короткой прозы – не только нашего времени, но и всех времен.

The New York Times Book Review


Некоторые рассказы способны в буквальном смысле слова изменить всю вашу жизнь. И уже более тридцати лет Элис Манро создает истории подобной мощи. Эта книга, «Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет», полна сюрпризов, мудрости и любви – любви, которая, как и все эликсиры, сочетает в себе огонь и воду.

The Wall Street Journal


Пока не дочитал, даже не осознаешь, насколько эти истории тебя захватывают, не понимаешь, на каком свете находишься. Возвращаться потом в так называемую реальность – все равно что пытаться выйти из автомобиля на полном ходу.

Newsweek


В «Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет» Манро привычно сочетает эпический размах и пристальное внимание к мельчайшим бытовым деталям, так что само время становится осязаемым.

San Francisco Chronicle


Ей веришь до такой степени, что она может хоть описывать загробный мир от первого лица, и ты ни капли не удивишься. «Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет» – новое доказательство того, что Элис Манро стала одним из главных на свете знатоков человеческой души.

Newsday


Подобно Генри Джеймсу, Элис Манро обладает поистине сверхъестественным умением сгустить до жеста, до короткого взгляда некое судьбоносное откровение – судьбоносное как для героя, так и для читателя.

The Philadelphia Inquirer


Эти девять историй, изложенные на первый взгляд бесхитростным языком, раскрывают удивительные сюжетные бездны. На каких-то двадцати страницах Манро умудряется создать целый мир – живой, осязаемый и невероятно притягательный.

Minneapolis Star Tribune


Элис Манро не просто писатель, но маг и гипнотизер, она способна заворожить нас чем угодно, что попадет под ее волшебную лупу, хоть лужицей пролитого кетчупа.

The Globe and Mail


Как и все, что делает Манро, – безупречно и не имеет аналогов. Она лучший на свете хроникер непредсказуемой любви, запретного желания, хрупкости самой жизни.

Houston Chronicle


Никто не может рассказать о тайнах женского сердца так, как это делает Манро, – без капли излишней сентиментальности, с предельной ясностью.

The Oregonian


О невзгодах любви и подарках судьбы, о семейных узах и загадках человеческой натуры Манро пишет так, будто до нее об этом не писал никто.

The Seattle Times


В хитросплетениях сюжетов Манро не перестает удивлять: банальные бытовые драмы оборачиваются совсем необычными психологическими ситуациями, а типичная ссора приводит к настоящей трагедии. При этом рассказ обрывается столь же неожиданно, как начинался: Манро не делает выводов и не провозглашает мораль, оставляя право судить за читателем.

Известия


Все ее рассказы начинаются с крючочка, с которого слезть невозможно, не дочитав до конца. Портреты персонажей полнокровны и убедительны, суждения о человеческой природе незаезжены, язык яркий и простой, а эмоции, напротив, сложны – и тем интереснее все истории, развязку которых угадать практически невозможно.

Комсомольская правда


Все это Манро преподносит так, словно мы заглянули к ней в гости, а она в процессе приготовления кофе рассказала о собственных знакомых, предварительно заглянув к ним в душу.

Российская газета


Банальность катастрофы, кажется, и занимает Манро прежде всего. Но именно признание того, что, когда «муж ушел к другой», это и есть самая настоящая катастрофа, и делает ее прозу такой женской и, чего уж там, великой. Писательница точно так же процеживает жизненные события, оставляя только самое главное, как оттачивает фразы, в которых нет ни единого лишнего слова. И какая она феминистка, если из текста в текст самым главным для ее героинь остаются дети и мужчины.

Афиша


В эти «глубокие скважины», бездну, скрытую в жизни обывателей, и вглядывается Элис Манро. Каждая ее история – еще и сложная психологическая задачка, которая в полном соответствии с литературными взглядами Чехова ставит вопрос, но не отвечает на него. Вопрос все тот же: как такое могло случиться?

Ведомости


Превосходное качество прозы.

РБК Стиль


Но даже о самом страшном Манро говорит спокойно и честно, виртуозно передавая сложные эмоции персонажей в исключительных обстоятельствах скупыми средствами рассказа. И ее сдержанная, будничная интонация контрастирует с сюжетом и уравновешивает его.

Psychologies


Рассказы Манро действительно родственны Чехову, предпочитающему тонкие материи, вытащенные из бесцветной повседневности, эффектным повествовательным жестам. Но… Манро выступает скорее Дэвидом Линчем от литературы, пишущим свое «Шоссе в никуда»: ее поэзия быта щедро сдобрена насилием и эротизмом.

Газета. ру


Американские критики прозвали ее англоязычным Чеховым, чего русскому читателю знать бы и не стоило, чтобы избежать ненужных ожиданий. Действительно, как зачастую делал и Антон Павлович, Элис показывает своих героев в поворотные моменты, когда наиболее полно раскрывается характер или происходит перелом в мировоззрении. На этом очевидные сходства заканчиваются, – во всяком случае, свои истории Манро рассказывает более словоохотливо, фокусируясь на внутреннем мире…

ELLE

Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет

Давным-давно, когда еще не отменили движение поездов по множеству местных веток, женщина с высоким веснушчатым лбом и кудряшками рыжеватых волос пришла на вокзал и обратилась по поводу отправки мебели.

Над женщинами станционный клерк обычно с ходу начинал слегка подтрунивать, особенно над явно простоватыми, которым это вроде как даже нравилось.

– Чего-чего, мебель? – переспросил он так, будто подобная идея прежде никому в голову не приходила. – Ага… Так-так. И о какой же именно мебели идет речь?

Обеденный стол и шесть стульев. Полная обстановка спальни, диван, журнальный столик, две тумбочки, торшер. Плюс еще горка для фарфора и сервант.

– Ого! Весь дом можно обставить.

– Да там на самом деле не так уж много, – сказала женщина. – Кухонной мебели нет, всего-то на одну жилую комнату.

Зубы у нее выдавались вперед, толпились, словно готовые к спору.

– А не проще ли нанять грузовик? – сказал он.

– Нет. Хочу отправить поездом. Туда, на запад, в Саскачеван.

Она говорила с ним громко, словно он глухой или дурковатый, и как-то не совсем правильно произносила слова. Что за акцент? Голландский, что ли? В последнее время голландцы прибывают сюда пачками, но корпулентности, характерной для голландских женщин, в ней не было, не было их чудного румянца, да и не такая уж она блондинка. Лет ей, наверное, под сорок, – впрочем, какая разница? Королевой красоты не назовешь, это уж точно.

Клерк посерьезнел:

– Но грузовик вам все равно понадобится – надо же все хотя бы сюда доставить… оттуда, где она у вас, не знаю уж, хранится. И давайте-ка уточним, проходит ли через то место в Саскачеване железная дорога. Иначе вам надо заказывать доставку… ну… вот, скажем, из Реджайны.

– Мне нужна Гдыня, – сказала женщина. – Поезд через нее проходит.

Клерк снял висевший на гвозде засаленный справочник и переспросил название – ну-ка, по буквам. Протянув руку, она взяла карандаш, тоже подвешенный на шнурке, и написала на вынутом из сумочки листке бумаги: GDYNIA.

– Это что же еще за народность, интересно, там проживает?

Этого женщина не знала и сама.

Он взял у нее карандаш, стал водить им по строчкам.

– В тех краях есть поселки, сплошь населенные то чехами, то венграми или украинцами, – пояснил он.

И не успел сказать, как ему подумалось: может, она как раз из этих? Ну так и что, он всего лишь констатировал факт.

– Ага, вот она, нашел. Действительно поезд проходит.

– Да, – сказала она. – Отправить хочу в пятницу, это можно?

– Отправить-то мы отправим, но я не могу обещать, что груз попадет туда в тот же день, – сказал клерк. – Это будет зависеть от того, какая в тот день будет очередность движения составов. А когда груз прибудет, его там кто-нибудь встретит?

– Да, да.

– Так, есть грузопассажирский в пятницу, в два восемнадцать пополудни. Фургон, значит, нужен в пятницу утром. Живете здесь, в поселке?

Она кивнула, написала адрес. Выставочная дорога, дом 106.

Дома в поселке пронумеровали недавно, поэтому зримо представить себе указанное место он не мог, хотя и знал, где примерно эта самая Выставочная дорога проходит. Если бы заодно она упомянула фамилию Маккаули, в клерке, может быть, проснулся бы какой-то интерес и все обернулось бы по-иному. Но в тех местах много нынче новых жилых домов, построенных в послевоенные годы, хотя называют их почему-то «домами времен войны». Ее дом тоже, видимо, из этих.

– Платить будете в момент отправки, – распорядился клерк.

– А еще я хочу билет себе на тот же поезд. В пятницу, стало быть, после полудня.

– До той же станции?

– Да.

– На том же поезде вы можете доехать до Торонто, но там придется подождать трансконтинентального, он идет вечером, в десять тридцать. Вам дать плацкартный или в сидячку? В плацкартном у вас будет полка, чтобы спать, а в сидячке кресло, как если ехать днем.

Она сказала, что лучше будет сидеть.

– В Садбери подождете поезда из Монреаля, но выходить там не нужно, вас только перегонят на другой путь и прицепят к вагонам монреальского. Потом будет Порт-Артур и Кенора. Выходить не надо до Реджайны, но там-то уж придется сойти и пересесть на местный подкидыш.

Она кивнула с таким видом, словно он тут же должен сломя голову кинуться выписывать ей билет.

А он, напротив, взял паузу, потом говорит:

– Но гарантии, что ваша мебель прибудет с вами одновременно, я не даю. Думаю, на денек-другой она подзадержится. Все зависит от очередности движения. А вас встречать придут?

– Да.

– Это хорошо. Потому что там и вокзала-то, скорее всего, нет. Поселки в тех местах не чета здешним. Они там, знаете ли, можно сказать, в самом что ни на есть зачатке.

Она заплатила за пассажирский билет наличными, вытащив из сумки завернутую в тряпицу пачку банкнот. Как старушка. И пересчитала сдачу, а как же! Однако не так, как это сделала бы старушка: она лишь окинула мелочь в ладони беглым взглядом, но было заметно, что от этого взгляда не укрылась ни одна монетка. Потом резко повернулась и пошла, даже не попрощавшись.

– До пятницы! – ей вслед крикнул клерк.

На ней было длинное коричневатое пальто, хотя день был сентябрьский, теплый, а также грубые шнурованные ботинки, надетые на короткие носочки.

Он уже наливал себе из термоса кофе, когда она вдруг вернулась и постучала в окошко кассы.

– Насчет мебели, которую я отправляю, – сказала она. – Это все хорошая мебель, прямо как новая. Я не хочу, чтобы ее покорябали, побили или еще как-нибудь испортили. И чтобы от нее потом воняло хлевом, это мне тоже не надо.

– Ну что вы! – отозвался клерк. – Мы на железной дороге имеем опыт в отправке самых разных грузов. Мы не кладем мебель в те же вагоны, где перевозят свиней.

– Я прослежу, чтобы она приехала в таком же хорошем виде, в каком была здесь.

– Но послушайте, ведь когда вы покупаете мебель, она где? В магазине, правильно? А задумывались вы над тем, как она туда попала? Разве ее в магазине делали? Нет. Где-то в другом месте ее изготовили на фабрике, а в магазин привезли потом, и очень может быть, что по железной дороге. А раз так, разве не просится вывод, что железная дорога знает, как о ней позаботиться?

Женщина продолжала смотреть на него без улыбки, совершенно не желая признавать за собой женскую глуповатость.

– Надеюсь, – сказала она. – Надеюсь, с ней будут обращаться аккуратно.


Навскидку вокзальный клерк мог запросто сказать, что в поселке он знает каждого. Имея при этом в виду, что знаком примерно с половиной жителей. Но большинство из его знакомых были коренными, то есть теми, кто действительно в городе укоренен в том смысле, что приехал не вчера и в пятницу уезжать не собирается. А женщину, которая вознамерилась ехать в Саскачеван, он не знал, потому что она не посещала его церковь, не учила его детей в школе и не работала ни в одном из магазинов, ресторанов или контор, куда он время от времени заходил. И замужем не была ни за одним из мужчин, которых он знал по местным отделениям мужских клубов и благотворительных братств вроде «Канадских лосей», каких-нибудь «Оддфеллоуз», или вроде «Лайонз-клаба». И уж всяко не было ее мужа среди ветеранов, вхожих в местное отделение «Канадского легиона». Взгляд на ее левую руку, достававшую деньги, сразу ему сказал, что она и вообще не замужем, чему он нимало не удивился. В грубых башмаках, в носках вместо чулок, к тому же без шляпы и перчаток, когда уже почти вечер, она, скорей всего, кто? Крестьянка, батрачка с какой-нибудь фермы. Хотя нет, вроде не было в ней обычной для них неуверенности, этого их смущения. И вообще – не деревенские у нее манеры, да даже и вовсе никаких манер. Общалась с ним так, будто он справочный автомат какой-то. Да и адрес – она ведь оставила адрес: Выставочная дорога. Кого она, на его взгляд, действительно напоминала, так это монахиню в штатском, которую он однажды видел по телевизору, – та рассказывала о миссионерском поприще, на котором подвизалась где-то в джунглях; они там, должно быть, не носят этих своих монашеских одеяний – без них им легче, видимо, пробиваться к народу. Та монахиня время от времени улыбалась – ну, чтоб показывать, что их религия должна делать людей счастливыми, но в остальное время смотрела на собеседника так, будто уверена, что в миру все должны ее слушать и повиноваться.


Джоанна собиралась сделать кое-что еще, но все откладывала и откладывала. А ведь в конце концов придется наведаться в магазин под названием «У миледи» и купить себе какое-нибудь платье. В этом магазине она ни разу в жизни не бывала: если требовалось что-либо купить – вот носки, например, – шла в сетевой магазин Каллагана «Мужская, женская и детская одежда». Вообще-то, всяких вещей у нее много, главным образом унаследованных от миссис Уиллетс, – вполне добротной одежды вроде этого пальто, которому сносу нет. А что касается нужд Сабиты (девочки, к которой она была приставлена в доме мистера Маккаули), то двоюродные сестры ее просто заваливают дорогими вещами – поношенными платьями и всем прочим.

В витрине магазина «У миледи» стояли два манекена, одетые в костюмы из прямых жакетов с довольно короткими юбками. Один был красновато-золотистого оттенка, а другой мягкого насыщенно-зеленого. У ног манекенов были раскиданы большие и яркие бумажные листья, якобы кленовые, и такие же листья там и сям прилеплены к стеклу. В то время года, когда люди в большинстве своем озабочены тем, чтобы скорей сгрести их да сжечь, здесь они, вишь, красуются! А по диагонали через все стекло черная надпись рукописным шрифтом: «Элегантность и простота – мода нынешней осени».

Она отворила дверь и вошла.

Оказавшееся прямо перед нею зеркало – огромное, во весь рост, – отразило ее самое в добротном, но бесформенном длинном пальто, из-под которого на несколько дюймов торчат толстоватые голые ноги, ниже щиколоток прикрытые носками.

Ну ясно, это они нарочно придумали. Установили зеркало, чтобы тебе сразу бросились в глаза твои недостатки, это у них первым делом! – а уж потом, согласно замыслу, тебе просто позарез захочется что-нибудь купить, чтобы эту неприглядную картину исправить. Уловка столь явная, что она бы повернулась и дай бог ноги, если бы не шла сюда специально, все загодя продумав и точно зная, что нужно.

Вдоль одной стены шла стойка вечерних нарядов, каждый как на какую-то царицу бала – помпезные, с вуалями и всяких странных, призрачных цветов. А за ними в стеклянном шкафу, куда не сунешься грубыми пальцами, с полдюжины подвенечных платьев – тут тебе и кипенная белизна, и глянцевый атлас, гипюр и кружево цвета слоновой кости, да гляди-ка, еще и расшиты: те серебристым бисером, а эти и вовсе жемчугом, хотя и мелким. Открытые лифы с зубчатым вырезом, необъятные юбки. Даже когда была моложе, она не могла и помыслить о такой расточительности – и не столько даже в смысле денег, как насчет преувеличенности ожиданий, нелепой надежды на превращение, волшебство и блаженство.

Прошло две минуты, три, никто не появлялся. Может, у них там дырочка проверчена и на нее смотрят, разглядывают: нет, не наш, не наш это покупатель, пусть уж скорей уходит! Она все не уходила. Прохаживалась перед отражением в зеркале, с постеленного у дверей линолеума сойдя на толстенный ковер, и наконец – в кои-то веки! – портьера у дальней стены помещения отодвинулась и из-за нее выступила «миледи» собственной персоной, одетая в черный костюм с блестящими пуговицами. Высокие каблуки, тонкие лодыжки, и так туго стянута юбкой, что капроновые чулки аж свищут, а золотистые волосы все убраны назад, открыв густо накрашенное лицо.

– Собралась вот примерить костюм, что в витрине, – сказала Джоанна отрепетированным тоном. – Вон тот, зеленый.

– А, да, прелестный костюмчик, – отозвалась женщина. – Который в витрине, он десятого размера. А вам надо бы… Может, четырнадцатый?

И она запосвистывала мимо Джоанны обратно к той стене магазина, у которой висела всякая обычная одежда – костюмы и повседневные платья.

– Вам везет. Вот: как раз размер четырнадцатый.

Первое, на что Джоанна посмотрела, это ценник. Цена оказалась чуть не вдвое больше той, на которую она рассчитывала, и скрывать свои чувства по сему поводу она не собиралась.

– Что-то больно уж дорого.

– Это очень хорошая шерсть! – Посуетившись, посучив руками, женщина отыскала ярлык и принялась зачитывать описание матерьяла, которое Джоанна на самом деле не слушала, так как, ухватившись за подол, проверяла в это время качество шитья. – Легкая словно шелк, а носится как железо. Видите, по всей длине подкладка, шелк с вискозой, прелесть! Чтобы юбка вытянулась, потеряла форму, стала сзади горбом, как бывает с дешевыми платьями, – нет, этого можете не опасаться. А смотрите, какие бархатные обшлага и ворот и такие же бархатные пуговицы на рукаве.

– Да я вижу, вижу.

– Вот за такого рода детали вы и платите, а иначе не бывает. Ах, как приятен на ощупь бархат! И ведь, вы знаете, он только на зеленом, на персиковом его нет, хотя стоят они одинаково.

И впрямь, на взгляд Джоанны, бархат на вороте и обшлагах как раз и придавал костюму законченность, был тем неуловимым дополнением, которое и делает его роскошным, как раз и заставляет ее действительно хотеть приобрести этот костюм. Но не говорить же этого вслух.

– Что ж, может, мне тогда взять да примерить?

А вот к этому она как раз готова, а как же! Чистое исподнее, подмышки свежеприпудрены.

У женщины из магазина хватило такта оставить ее в ярко освещенной примерочной одну. Глядеться в зеркало Джоанна изо всех сил избегала, пока не одернула на себе юбку и не застегнула жакет.

Перво-наперво осмотрела собственно костюм. Ничего, нормально. И сидит неплохо. Юбка, конечно, коротковата, не той длины, к которой она привыкла, но ведь опять-таки та длина давно вышла из моды. С костюмом проблем как раз не было. Проблема была с тем, что из него торчит. С ее шеей, лицом и волосами, с ее большими руками и толстыми ногами.

– Ну, как у вас там дела? Ничего, если я загляну?

Да заглядывай ты сколь хошь, подумала Джоанна. Суконного рыла в калашном ряду не видела?

Женщина потопталась, пытаясь заглянуть с одной стороны, потом с другой.

– Ну, к этому, конечно, чулки нужны, да и каблучок повыше. А вам, вообще-то, как? Удобно?

– Костюм-то удобный, – сказала Джоанна. – С костюмом-то все в порядке.

Лицо женщины в зеркале изменилось. Улыбка исчезла. Ее лицо стало разочарованным и усталым, но помягчело.

– Да, это так бывает иногда. Не поймешь иной раз, пока не примеришь. Тут дело вот в чем, – проговорила она с новой, более сдержанной убежденностью в голосе. – Дело в том, что фигура у вас хорошая, но… Вы крепко скроены. У вас широкая кость, а тут вся эта мелкая ерундистика, и зачем? Штучки-дрючки вроде бархатных пуговок не для вас. Тут и думать нечего, снимайте.

Затем, когда Джоанна снова разделась до белья, раздался стук и сквозь занавеску просунулась рука.

– Вот, попробуйте это, чем черт не шутит.

Коричневое шерстяное платье на подкладке, с широкой, элегантно присборенной юбкой, рукавами в три четверти и скромным круглым вырезом. Казалось бы, проще некуда, если бы не узенький золотистый поясок. Не такое дорогое, как тот костюм, однако цена все же кусачая, если вдуматься.

Но уж, по крайней мере, юбка куда более приличной длины, да так еще благородно вьется, кружит около ног. Скрепя сердце Джоанна глянула в зеркало.

На сей раз у нее не возникло впечатления, что ее вырядили во что-то эдакое шутки ради.

Женщина вошла и, став рядом с ней, заулыбалась, но теперь уже облегченно:

– Да это же точь-в-точь цвет ваших глаз! Вам, кстати, ни к чему носить бархат. У вас глаза бархатные.

В другое время над таким льстивым умасливанием Джоанна только посмеялась бы, но в тот момент это утверждение показалось ей правдивым. Глаза у нее были небольшие, а спроси ее об их цвете, она сказала бы: «Ну, наверное, какие-нибудь карие?» Однако сейчас они были темными-темными, нежными и сияющими.

Нельзя сказать, чтобы она так вот вдруг решила произвести себя в красотки или еще что-нибудь в этом роде. Просто увидела, что у нее глаза такого цвета, который был бы и впрямь красив, если бы это был оттенок, например, куска хорошей ткани.

– Слушайте, вы ведь наверняка нечасто надеваете выходные туфли, – сказала женщина. – Но если бы на вас был капрон и хотя бы простенькие лодочки… Потом вот еще: вы не носите украшений, и это правильно, вам и не понадобится, тем более с этим пояском.

Чтобы прекратить ее рекламные излияния, Джоанна сказала:

– Ладно, сколько можно мерить, заверните, пожалуйста.

Ей было жалко расставаться с мягкой тяжестью этой юбки, а особенно с золотой ленточкой вокруг пояса. Прежде никогда в жизни она не испытывала дурацкого чувства, будто нечто на ней надетое что-то к ней добавляет.

– Наверное, покупаете на какой-нибудь особый случай? – обратилась к ней женщина в тот самый момент, когда Джоанна поспешно натягивала на себя ставшую совсем неказистой повседневную одежду.

– Да, собираюсь надеть его на свою свадьбу, – отозвалась Джоанна.

Сказала и сама удивилась тому, что произнесли ее губы. Ничего страшного, конечно: женщина ее не знает, и у нее вряд ли будет возможность рассказать это кому-то, кто знает. А все-таки – ведь собиралась же молчать как рыба! Должно быть, ей показалось, будто она что-то этой даме должна: они вроде как вместе пережили несчастье зеленого костюма и открытие коричневого платья, это их связало. Чушь какая-то. У женщины бизнес – продает одежду и так насобачилась, что у нее это лихо получается.

– Да что вы говорите! – восхитилась женщина. – Это же прекрасно!

Можно подумать, ты знаешь, подумала Джоанна. Замуж-то – это ведь еще смотря за кого! Вдруг за какого-нибудь бедолагу-фермера, которому в доме нужна рабочая лошадь, или за старого харкающего полукалеку, истомленного поисками сиделки. Женщина, ты ж понятия не имеешь, что за мужчина у меня на примете, да и в любом случае не твое это дело.

– Между прочим, что брак у вас по любви, видно сразу, – сказала женщина, словно прочитав ее сердитые мысли. – Потому что ваши глаза в зеркале так и сияли. Я завернула вам аккуратненько, дома надо будет только вынуть и повесить на плечики, ткань сама расправится и отвисится. Можете слегка прогладить, если хотите, но, скорей всего, этого не понадобится.

Так, теперь процесс передачи денег. Обе притворялись, что не смотрят, но обе смотрели.

– Оно того стоит, – сказала женщина. – Замуж-то выходишь раз в жизни. Ну, не всегда это так, конечно, но…

– В моем случае это будет так, – сказала Джоанна.

Ее лицо вспыхнуло, ей стало жарко оттого, что ни о каком браке, вообще-то, речи не было. Упоминания о нем не было даже в последнем письме. Этой женщине она призналась в том, на что рассчитывает, причем делать этого, наверное, не стоило, а то еще накличешь…

– Как вы с ним познакомились? – спросила женщина, все еще тем же мечтательно-веселым тоном. – Где у вас было первое свидание?

– Через родственников, – почти честно сказала Джоанна. Собиралась на этом остановиться, но вдруг услышала собственный голос: – На Западной ярмарке. В Лондоне.

– А, на Западной ярмарке, – с пониманием протянула женщина. – В Ло-ондоне! – Таким тоном, которым говорят «во дворце на балу».

– С нами туда ездила его дочь и ее подружка, – сказала Джоанна, вполне при этом отдавая себе отчет в том, что, строго говоря, это Сабита и Эдит взяли с собой Джоанну к нему в гости.

– Ну вот, теперь можно сказать: «Мой день не прошел напрасно». Обеспечила платьем счастливую невесту. А это уже вполне оправдывает мое существование.

Коробку с платьем внутри женщина перевязала узенькой розовой лентой, вывязав сверху огромный и совсем лишний бант, после чего грозно лязгнула ножницами.

– Сижу тут весь день, – сказала она. – А зачем, подчас сама не пойму. Бывает, спрашиваю себя: что ты тут делаешь? Вот витрину по-новому оформила, то одно придумаю, то другое – ну, то есть, чтобы люди заходили, – но бывают дни – представьте, целый день, – когда никто, ни одна живая душа в этих дверях не появится. Я понимаю: люди считают, что у меня одежда слишком дорогая, но она ведь хорошая! Это все настоящие вещи. А хочешь качество, изволь платить.

– Должно быть, к вам обращаются, когда понадобится что-нибудь вроде вон тех, – сказала Джоанна, бросив взгляд в сторону вечерних платьев. – Где им еще такие взять?

– Вот, правильно. Именно что не обращаются! Едут в город и вот там обращаются. Проедут пятьдесят, сто миль, плевать им на бензин, они думают, что найдут там что-то получше того, что имеется у меня здесь. И не находят. Ни лучшего качества, ни лучшего выбора. Ничего. Зато им не стыдно тогда, им не приходится говорить, что свадебное платье они купили рядом с домом. А то, бывает, зайдет, примерит что-нибудь и говорит: мол, надо еще подумать. Я, мол, вернусь. А я думаю: ага, как же, как же, знаю я вас. Побежишь небось искать то же самое, только дешевле – где-нибудь в Лондоне или Китченере – и, даже если там окажется не дешевле, купишь там, потому что зря, что ли, моталась в этакую даль, да и искать надоело уже во как… Не знаю, – помолчав, продолжила женщина. – Может быть, если бы я была из местных, они бы так не делали. Здесь очень замкнутый мирок, чужих недолюбливают. Вы ведь тоже не местная, верно?

Джоанна сказала, что нет.

– Правда же, тут замкнутый мирок?

Замкнутый.

– Извне в него трудно внедриться, я только это хочу сказать.

– А я привыкла жить сама по себе, – сказала Джоанна.

– Но ведь нашли же кого-то! И больше не будете сама по себе, это здорово! Иногда я тоже думаю, как это здорово – быть замужем, сидеть дома. Я, конечно, была замужем, но все равно работала. Н-да. А что, принц на белом коне, может, когда-нибудь и завернет сюда, влюбится в меня и все у меня устроится.


Джоанне надо было торопиться: своим неуемным желанием пообщаться женщина и так уже ее задержала. Бежать домой, убрать покупку, пока не вернулась из школы Сабита.

Тут ей вспомнилось, что Сабиты как раз нет, в выходные ее увезли к двоюродной сестре матери, тете Роксане в Торонто, чтобы она там пожила как нормальная богатая девочка, походила бы в школу для девочек из богатых семей. Но по инерции Джоанна продолжала идти быстро – так быстро, что какой-то наглый умник, стоявший, держась за стену аптеки, даже окликнул ее: «Эй, где горит?» – и тогда она чуть замедлила шаг, чтобы не привлекать внимание.

Да еще коробка эта нескладная: поди знай, что купленное в этом магазине там упаковывают в фирменные розовые картонные короба, на которых лиловой прописью начертано: «У миледи». Вот тоже: зряшный же перевод денег!

Невзначай упомянув грядущее замужество, она теперь чувствовала себя дура-дурой, тем более что сам-то он никакого предложения ей не делал, и об этом следовало помнить. Но так много было между ними говорено (верней, писано), столько в его письмах было нежности и страстного желания соединиться, что формальное предложение, похоже, оставалось только вычитать между строк. Аналогично тому, как, когда говоришь о том, что утром встанешь, и не говоришь, что будешь завтракать, это вовсе не значит, что завтракать ты не собираешься.

Рот тем не менее следовало держать на замке.

По дороге встретила мистера Маккаули – тот шел навстречу по другой стороне улицы. Ну, шел себе, и ладно: даже столкнувшись с нею нос к носу, он никогда бы не заметил у нее какую-то коробку. Поднял бы к полю шляпы один палец и прошествовал мимо, то ли признав в ней свою домработницу, то ли нет. У него голова другим занята: кто его знает, конечно, но его взору, быть может, открывается какой-то вообще нездешний поселок, не тот, что всем остальным. По будням каждый день (а иногда, забывшись, и по праздникам или воскресеньям) он надевал один из своих костюмов-троек, сверху пальто – легкое или зимнее, – на голову серую федору, на ноги начищенные туфли и шел с Выставочной дороги на другую окраину, в офис, который все еще за собой сохранял, – он был у старика на втором этаже, над помещением лавки, где прежде торговали упряжью и чемоданами. В разговорах он называл его страховой конторой, хотя прошло уже довольно много времени с тех пор, когда мистер Маккаули действительно продавал страховки. Иногда к нему туда кто-то даже и впрямь подымался – уточнить какой-нибудь момент в своем полисе, а чаще задать вопрос касательно границ земельных участков или истории одного из объектов недвижимости либо в поселке, либо на окрестных фермах. Офис был полон старых и новых карт, и больше всего на свете старику нравилось их разложить и углубиться в дискуссию, в ходе которой затрагивались темы подчас весьма далекие от первоначально заданного вопроса. Три или четыре раза в день он спускался и гулял по улицам, как сейчас. Свой «маклафлин-бьюик» он еще во время войны поставил в сарай на подпорки и стал всюду ходить пешком, подавая пример. Похоже, он подавал его до сих пор, вот уже пятнадцать лет с гаком. С руками, сцепленными за спиной, при этом был похож на доброго барина, осматривающего поместье, или на священника, со счастливой улыбкой наблюдающего паству. Разумеется, из людей, которые ему по пути встречались, половина понятия не имела, кто он такой.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации