Текст книги "Я рожден(а) для этого"

АНГЕЛ РАХИМИ

На часах наконец два ночи, и мы смотрим, как они идут по красной дорожке.

Джимми, Роуэн и Листер. Наши мальчики.

Едва они появляются на экране, по лицу у меня расползается улыбка. Они выглядят такими счастливыми. Такими взволнованными. Так гордятся собой и тем, чего достигли.

Кажется, они были рождены для того, чтобы объединиться.

Я люблю их. Господи, как же я их люблю.

Роуэн самый серьезный. Он в группе старший и выглядит взрослее остальных. Во время интервью держится собранно, говорит убедительно. Наверное, из всех троих он самый молчаливый.

Листер – самый популярный. Его изображают на всех постерах. Ну а что касается характера… Люди считают его «плохишом», но лично меня от этого коробит. Листер просто общительный и дерзкий. В журналах его раз за разом называют «самым красивым» участником группы.

Но первое место в моем сердце принадлежит Джимми, потому что он такой настоящий. По нему видно, что на подобных мероприятиях он нервничает. Его голос слегка дрожит во время интервью и когда им вручают награды. Он изо всех сил старается улыбаться, даже если чувствует себя не в своей тарелке. Джимми кажется мне более сложной личностью, чем Роуэн и Листер, а может, я просто лучше его понимаю, потому что знаю, каково это – делать хорошую мину при плохой игре и через силу растягивать губы.

Интересно, смогу ли я сказать ему об этом на встрече с группой в четверг. Смогу ли я сказать вообще хоть что-то, когда увижу Джимми Кага-Риччи во плоти?..

•

– И кто тебе нравится больше всех? – спрашивает Мак Джульетту, когда трансляция прерывается на рекламу.

Мы сидим, завернувшись в одеяла; вокруг – жалкие остатки былого пиршества. Джульетта подключила ноутбук к телевизору, чтобы мы смотрели церемонию награждения на большом экране. Сна у меня ни в одном глазу.

– Роуэн, – без колебаний отвечает Джульетта.

– Почему?

– Просто он… так заботится об остальных, – говорит она, и в ее глазах я вижу ту самую Джульетту, с которой мы последние два года обсуждали «Ковчег», обмениваясь сотнями сообщений на фейсбуке. – Он им как отец. Это очень мило.

Мак, судя по выражению лица, думает, будто она шутит.

– А разве не потому, что он… красавчик?

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Ежу понятно, что Мак запал на Джульетту, но можно действовать как-то поаккуратнее?

Джульетта смеется, точно он забавно пошутил.

– Нет! Да ну тебя. – Она игриво шлепает его по руке.

Серьезно, какого хрена? Джульетта, которую я знаю, изобразила бы, что ее тошнит, а потом спросила бы Мака, кто из группы кажется привлекательным ему. Джульетта продолжает:

– Джимми и Роуэн вместе. Так что для всех, кто мечтает забраться им в штаны, у меня плохие новости.

– Джимми… и Роуэн? – озадаченно смотрит на нее Мак.

А мы с Джульеттой смотрим на него.

– Да, Джимми и Роуэн, – повторяет Джульетта. – Ну, знаешь, Джоуэн.

– А! – Лицо Мака проясняется. – Конечно! Вместе – в смысле вместе.

Как можно быть фанатом «Ковчега» и не знать о Джоуэне – самом знаменитом пейринге с момента основания группы? Джимми и Роуэна начали шипперить еще в те времена, когда они выкладывали видео на ютьюбе. Стоило им рассказать о том, как они дружили в детстве, и фанатов было уже не удержать. Между ними правда что-то есть? Они влюблены и скрывают отношения? Честно говоря, никто не знает. Но намеки были, и очень убедительные. Достаточно увидеть, как они смотрят друг на друга, как заботятся друг о друге, как друг друга защищают.

Не буду скрывать, я тоже шипперю Джимми и Роуэна. Очень сильно шипперю.

Есть между ними что-то или нет, они в любом случае друг друга любят.

Я, прищурившись, гляжу на Мака. Интересно, как много он знает об этой части фандома? Как много он в принципе знает? Как часто проверяет твиттер @ArkUpdates с последними новостями? Принимает участие в дискуссиях? Что он думает о клипе «Жанна д’Арк», об истории с чемоданом двухлетней давности, о версиях по поводу бонусного трека?

Я бы спросила его об этом прямо сейчас, но не буду – до выступления «Ковчега» осталось всего ничего, и я не хочу портить себе настроение.

– Ангел? – окликает меня Мак, и голос его звучит чуть более напряженно, чем когда он обращается к Джульетте. – А тебе кто больше всех нравится?

– Определенно Джимми.

– Почему?

Я мило улыбаюсь и подпираю рукой подбородок.

– Ты знаешь, это очень интересная тема для обсуждения. Люди склонны думать, что фанатки бойз-бендов мечтают лишь о том, чтобы поцеловать предмет своего обожания, выскочить за него замуж и жить с ним долго и счастливо. Но если спросить напрямую, большинство девушек даже не скажут, что в них влюблены. Выражаясь точнее, это другая любовь. Любовь из разряда «я с радостью заслоню тебя от пули, но, если мы вдруг начнем целоваться, мне будет неловко». Добавь к этому тот факт, что в фандоме очень много представителей ЛГБТ-сообщества, поскольку здесь люди проще относятся к таким вещам, и ты поймешь, что процент девушек, которые пришли сюда только потому, что Листер тако-о-о-ой сексуальный, ничтожно мал. И это лишь одна из немногих вещей, которые сложно постичь человеку, не знакомому с фандомом «Ковчега».

Улыбка Мака увядает с каждым моим словом. Джульетта наконец забыла о флирте и с интересом переводит взгляд с Мака на меня и обратно.

– Погодите… то есть вы что… лесбиянки? – ошарашенно спрашивает Мак.

Я смеюсь. Он ни слова не понял из того, что я сказала.

– Нет, – говорю я – хотя, наверное, могла бы встречаться с девушкой, если бы влюбилась. А такого пока не случалось ни с девушкой, ни с парнем. Так что я, если честно, до сих пор не определилась. – Я просто хочу сказать, что быть в фандоме означает нечто большее, чем мечтать поцеловать парня из группы.

Мак беспокойно ерзает на диване.

– А, да. Кажется, я понял.

– А кто больше всех нравится тебе? С кем бы ты предпочел жить долго и счастливо?

Джульетта наконец прыскает со смеху и улыбается Маку, которому явно не по себе. Он тоже выдавливает из себя смешок и вместо ответа спрашивает:

– Вы что, правда готовы заслонить их от пули?

Реклама заканчивается, и ведущий церемонии снова выходит на сцену. Когда он объявляет следующего исполнителя – это «Ковчег», – мое сердце заходится от радости, теплая волна любви и счастья окатывает меня, и я начинаю думать, что, пока в этом мире есть наши мальчики, все будет хорошо.

– Думаю, да, готовы, – отвечаю я.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Мне всучили не ту гитару, но возможности найти правильную нет – команда крепит мне на спину ангельские крылья, пока мы стоим за сценой и ждем, когда закончится перерыв на рекламу. Кто-то поправляет прическу Листеру. Роуэн переодевается в черное, чтобы мы были одеты в одной цветовой гамме.

«Ковчег» любит театральность.

– Эй, где моя гитара? Это запасная Роуэна, – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Кто-то торопливо выдергивает гитару у меня из рук, и мгновение спустя я уже вешаю на шею правильный инструмент. На самом деле это тоже не «моя» гитара. Моя – дешевая «Лес Пол», которую дедушка ухватил за пятьдесят фунтов на гаражной распродаже и подарил мне на одиннадцатый день рождения, – надежно спрятана дома. А та, что я держу в руках, стоит, наверное, тысяч пять баксов.

Роуэн уже переоделся в черный бомбер с вышитыми на груди голубями. Он подходит ко мне и стискивает предплечья.

– Как настроение, Джим-Джем?

– Что? – спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.

Он крепче сжимает мои руки, а затем успокаивающе гладит их.

– Нервничаешь?

– Нервничаю?

Еще как!

– Спокоен, как удав, – отвечаю я.

– Точно?

– Да.

Роуэн похлопывает меня по голове – видимо, чтобы успокоить наверняка. Я снова нашариваю пальцами цепочку с крестиком.

К нам присоединяется Листер. Он сменил винного цвета пиджак и белую футболку на застегнутую на все пуговицы черную рубашку. Из нас троих он выглядит наиболее взбудораженным, что неудивительно.

– Напомните, что будем играть? – спрашивает он, от волнения подпрыгивая на месте. – «Жанну д’Арк» или «День лжи»?

Роуэн смеется, а я издаю протяжный стон.

– Ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? Чем ты вообще занимался во время саундчека?

Листер бросает на меня обиженный взгляд.

– Ну прости, пап!

Он знает, что подобные шутки всегда заставляют меня смеяться. Вот и сейчас я хмыкаю, и Листер улыбается, как в старые добрые времена. Теперь я нечасто вижу на его лице такую улыбку. А он между тем продолжает:

– Ладно, а теперь серьезно. Что мы играем?

•

Мы привыкли к этому. Может быть, даже слишком быстро. Конечно, мы выиграли премию, за которой приехали. В интернете никто в этом даже не сомневался. И когда мы выходим на сцену, толпа ревет, пускай мы новички в Америке и здесь нас не все знают. Но сейчас меня это не волнует. Наверное, я так сильно нервничал, что перегорел.

Зато на сцене, когда нас со всех сторон обступает тьма, я ощущаю прилив адреналина и не могу сдержать улыбку – наконец-то мы будем играть нашу музыку.

Как я уже сказал, «Ковчег» любит театральность. Мы не можем просто стоять и играть – кто угодно, только не мы. Листер за ударными в центре, а мы с Роуэном возвышаемся на платформе за его спиной и играем на разных инструментах в зависимости от песни: на клавишных, гитарах, ланчпаде[7]7
  Устройство с 64 кнопками, на которые назначаются определенные звуки.


[Закрыть] (я) или виолончели (Роуэн). И мы неизменно одеты в черное.

Я всегда выхожу на сцену с ангельскими крыльями. Это традиция.

Когда мы только начинали, то играли на дешевых инструментах в пабах и выкладывали на ютьюбе видео из гаража. А сегодня мы стоим на сцене размером с три дома, и, когда Роуэн кивает нам и выводит первые резкие аккорды «Жанны д’Арк», экраны позади вспыхивают ослепительно-оранжевым светом, и мы тонем в клубах белого тумана.

Затем звучит низкий механический голос, который включается в начале каждого нашего выступления. Я придумал это, когда мы отправились в последний тур.

– Я не боюсь, – сказал Ной. —

Я рожден для этого.

Я беззвучно повторяю слова за роботом и улыбаюсь, вспоминая библейские истории, которые дедушка читал мне в детстве. Еще это отсылка к Жанне д’Арк. Мне нравится, как эти строки охватывают все, что делает нас – нами.

А потом я неожиданно для себя кричу «Вест коуст!» просто потому, что меня переполняет восторг, и зрители подхватывают мой крик. Но я ничего не слышу, пока не приходит музыка. До тех пор я словно плыву в потоке. И жду, когда начнется песня, – чтобы тоже начать дышать.

Рожден, чтобы пережить бурю.

Рожден, чтобы пережить потоп.

Наша платформа приходит в движение и поднимается вверх. Свет меняется – я бросаю взгляд на экраны и вижу огромное полотно эпохи Возрождения, на котором женщина в доспехах заносит меч. Жанна.

А потом огни софитов сходятся на мне, и голос произносит последние слова:

– Доверьтесь мне, —

Сказал Ной животным.

И пара за парой

Они взошли на ковчег.

Вторник

Голос обещал, что, когда я приду к королю, он примет меня.

Жанна д’Арк

АНГЕЛ РАХИМИ

В одиннадцать утра я подскакиваю на кровати, разбуженная громким криком Джульетты – так мог бы вопить гусь, собравшийся отойти в мир иной. Мы с Джульеттой спим в одной из свободных комнат ее бабушки. Мак обосновался по соседству. Не знаю как, но Джульетта, кажется, умудрилась привезти почти все свои вещи: дверцы шкафа едва сдерживают напор потенциальных нарядов для похода на концерт, а пол усеян ковчеговским мерчем.

– Мне приснилось, или ты правда кричала? – спрашиваю я.

– Кажется, я до сих пор сплю, – отвечает Джульетта, глядя на свой телефон так, будто он сделан из чистого золота.

– Что стряслось?

– Джоуэн, – говорит она, поворачивается ко мне и повторяет: – Джоуэн.

Мне требуется время, чтобы переварить полученную информацию.

Потому что произносить слово «Джоуэн» с такой интонацией, будто это магическое заклинание или название целого государства, можно только в одном случае.

– Ты шутишь, – говорю я.

В ответ она молча протягивает телефон.

На экране статья с кричащим заголовком:

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ И РОУЭНА ОМОНДИ

ИЗ «КОВЧЕГА» ЗАСТАЛИ СПЯЩИМИ ВМЕСТЕ В ЛОНДОНСКОЙ КВАРТИРЕ

Сердце колотится как сумасшедшее. Ладони мгновенно покрываются потом.

Я прокручиваю страницу вниз.

Слухи о том, что Джимми Кага-Риччи и Роуэн Омонди из группы «Ковчег» – больше чем просто друзья, до сих принято было считать эротическими фантазиями четырнадцатилетних фанаток. Но в глубинах интернета мы выловили то, что, возможно, прольет свет на их отношения.

Мы заполучили фотографию, на которой ясно видно, как Джимми и Роуэн спят в одной постели. Знакомый лондонский пейзаж за большим окном дает понять, что дело происходит в трехэтажной квартире, где живут все участники группы.

Неужели теории фандома верны? Решать вам. Похоже, Джимми и Роуэну очень уютно вместе.

На фото Джимми и Роуэн действительно в одной постели. Роуэн спит на животе, закинув руку на грудь Джимми. А тот лежит, слегка повернув к нему голову.

Это непередаваемо прекрасно.

Как будто кто-то специально поколдовал в фотошопе.

Но это лучше, чем любой фан-арт.

– Я умерла и попала в рай, – говорю я, откладывая телефон на кровать. – Что происходит?

Джульетта прячет лицо в ладонях.

– С ума сойти можно, – мычит она.

– А ты не думаешь, что заголовок статьи несколько… двусмысленный?

– Да ты посмотри на них. Посмотри! Они же обнимаются.

Я снова смотрю на фото. Ну, если подумать… Да, обнимаются. Почти.

– Да, они обнимаются, – соглашаюсь я.

Джульетта падает на кровать.

– Это же только начало, да? – спрашивает она.

Конечно, только начало. Начало всего, о чем мы мечтали.

Теперь Джимми и Роуэн выйдут на свет и докажут всем, что настоящая любовь существует. Что, несмотря на все дерьмо, в этом мире есть добро и подлинная красота.

Внезапно Джульетта соскакивает с кровати.

– Я должна рассказать Маку!

А я-то и думать о нем забыла. Но суровая реальность напоминает, что расслабляться нельзя.

– Точно. Только сюда его не приводи.

Джульетта озадаченно смотрит на меня, а я молча показываю на свою непокрытую голову. Лицо Джульетты проясняется, она кивает и скрывается за дверью.

Теперь, когда она ушла, я подгружаю фотографию и на своем телефоне. Когда это случилось? Я проверяла твиттер перед утренней молитвой, и там ничего не было. Подумать только, как все могло измениться за пару часов.

Я снова смотрю на фото. Боже, оно чудесно. Джимми такой красивый… И Роуэн. Они так любят друг друга.

К глазам подступают слезы. Меня никто никогда так не полюбит. Но это неважно. Главное, что Джоуэн существует. Значит, в этом мире не все потеряно. И есть смысл жить дальше.

Я изо дня в день мечтаю о том, чтобы узнать их историю целиком. Узнать о том, как они познакомились. О чем болтают за завтраком. Кто из них самый шумный. Кто любит дурацкие шутки. Если бы кто-нибудь записывал их разговоры, я бы просматривала эти записи от первого до последнего кадра.

Увы, это все мечты. Зато теперь у нас есть фото.

И его достаточно, чтобы я поверила.

Когда Джульетта зовет меня завтракать, я понимаю, что вот уже десять минут сижу на кровати, завороженно глядя на драгоценную фотографию.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Господи, не дай мне погибнуть в авиакатастрофе. Пожалуйста.

Я чуть ли не каждый день летаю на самолете, так что шансов у меня больше, чем у кого-либо. Вы представляете, каково это – провести последние секунды жизни в огромной консервной банке, битком набитой орущими от ужаса людьми, которые знают, что скоро умрут? Сидеть там и даже не иметь возможности позвонить дедушке. Мне почему-то кажется, что именно так для меня все и закончится.

Я сижу, забившись в кресло в первом классе, судорожно сжимаю крестик на шее и считаю минуты до того, как мы благополучно приземлимся в Лондоне и вероятность, что я упокоюсь в груде покореженного металла, снова станет «сравнительно низкой». Нет, я знаю, что она и так сравнительно низка. Прекрасно знаю. Но перестать думать об этом не могу. А чем больше я думаю, тем быстрее колотится сердце и тяжелее дается каждый следующий вдох. Если так и дальше пойдет, я попросту затоплю самолет своим холодным потом. И этим собственноручно приближу ужасный конец.

Роуэн вдруг поднимает жалюзи, которые отгораживают мое место от остального салона. Судя по выражению лица, он чем-то порядком взбешен, но стоит ему посмотреть на меня, и взгляд сразу смягчается.

– Господи. Ты в порядке? – участливо спрашивает он.

Я выпускаю крестик из непослушных пальцев и вытираю мокрую ладонь о штаны.

– Самолеты.

– Да, точно. – Роуэн отодвигает дверь купе и плюхается на столик перед моим креслом. – Ты же знаешь, что у тебя больше шансов…

– …разбиться в автомобильной аварии, стать жертвой особо меткой молнии или не в меру прожорливой акулы, чем погибнуть в авиакатастрофе. Да, я в курсе.

– Гм.

Роуэн молчит. Дыхание у меня постепенно выравнивается. Наконец я нахожу в себе силы поинтересоваться:

– Что стряслось?

Роуэн вздыхает, потом оглядывается по сторонам. Люди пялятся на нас, но к этому нам не привыкать. Двое фотографировали тайком, когда думали, что мы не видим. Я не стал их разубеждать.

Роуэн задвигает дверь купе и возвращает жалюзи на место, чтобы скрыть нас от любопытных взглядов и чужих ушей. Затем бросает мне на колени свой айпад и подносит палец к губам.

Я озадаченно смотрю на его планшет.

– Что, опять не можешь пройти уровень в «Кэнди краш»?

Роуэн молча кивает на айпад. Судя по его взгляду, проблема не в «Кэнди краш».

Я включаю экран и вижу фотографию: мы с Роуэном спим в моей кровати в лондонской квартире. Я смеюсь. Забавное фото. Мы похожи на парочку влюбленных. Наверное, Листер в шутку нас сфотографировал.

Я поднимаю глаза на Роуэна, но он почему-то не смеется. Только вцепился в спинку моего кресла так, что костяшки пальцев побелели.

– Ничего не понимаю, – честно признаюсь я.

– Ты проверял сегодня твиттер? – спрашивает Роуэн, мотая головой, как безумный.

– Нет…

Роуэн хватает айпад и проводит пальцем по экрану. Фото уменьшается, его место занимают многочисленные уведомления из твиттера. Кажется, немало людей отметили на нем Роуэна. Он держит айпад у меня перед лицом и прокручивает сообщения. Все пишут ему о фото и о том, где его опубликовали.

Я резко выпрямляюсь, забираю у Роуэна планшет и нажимаю на ближайшую ссылку.

Она приводит меня на большой новостной портал, где обычно публикуют всякие сплетни. Про «Ковчег» там тоже часто пишут. Наше с Роуэном фото висит на главной странице, над ним – заголовок:

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ И РОУЭНА ОМОНДИ

ИЗ «КОВЧЕГА» ЗАСТАЛИ СПЯЩИМИ

ВМЕСТЕ В ЛОНДОНСКОЙ КВАРТИРЕ

– Какой двусмысленный заголовок, – бормочу я.

– Броский кликбейт, – мрачно качает головой Роуэн.

Меня вдруг пробирает озноб. Откуда они взяли это фото? Где Листер снова облажался?

– Поверить не могу, что он опять это сделал, – стонет Роуэн, вторя моим мыслям.

Дело в том, что Листер и его манера сначала делать, а потом думать, – единственная причина, почему я в шестнадцать лет открыто заявил о своей трансгендерности. Листер выложил в твиттер фотографию наших чемоданов, сопроводив ее жизнерадостной подписью «СОБИРАЕМСЯ В ТУРНЕ #КовчегЕвроТур». Мой чемодан был открыт, и блокатор гормонов, лежавший в одном из карманов, угодил точно в кадр. После этого мне ничего не оставалось, кроме как совершить каминг-аут.

Я оправился от этого довольно быстро, а вот Роуэн с Листером два месяца почти не разговаривал. Будь моя воля, я бы не торопился с признанием – в шестнадцать я еще точно не знал, хочу ли ставить весь мир в известность о том, кто я такой. Но из-за того, что все пошло не по плану, я не слишком расстроился. Да, кое-кого эта новость, мягко говоря, не обрадовала, но в большинстве своем наши фанаты проявили удивительную чуткость. К тому же это привлекло новых слушателей, которых интересовал прежде всего я. Что тоже, согласитесь, неплохо.

Из обычной подростковой группы, которая играет бодрую музыку, мы вдруг стали чем-то бо́льшим.

– Не думаю, что он настолько тупой, – продолжает Роуэн.

– Обо мне говорите? – Листер перегибается через стенку купе: на носу темные очки, капюшон надвинут так, что лица почти не видно.

Стоит ему открыть рот, и в воздухе отчетливо разносится запах алкоголя.

Роуэн брезгливо морщится, потом показывает Листеру айпад.

– Потрудись объяснить.

Листер бросает взгляд на экран, но не торопится с ответом.

– Очень трогательно, – наконец говорит он. – И романтично. – Он смотрит на нас и прижимает руку к груди. – От всего сердца желаю вам счастья.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Прекрати паясничать. Зачем ты это сделал?

– Сделал что?

– Послал им фотографию.

Листеру резко становится не до шуток.

– Я не посылал.

Роуэн в бессильном отчаянии вскидывает руки и отворачивается.

– Поверить не могу, теперь ты будешь полчаса стоять тут и отрицать очевидное.

– Что? – нервно хихикает Листер, но Роуэн только качает головой и скрывается в своем купе, которое расположено напротив моего.

Листер занимает место Роуэна и внимательно смотрит на меня. Он снял очки, и теперь я вижу темные круги у него под глазами. Вчера на вечеринке после церемонии он позволил себе лишнего, и утренние коктейли в самолете ему не слишком помогли.

– Парни, вы что, думаете, будто я сфотографировал вас в постели, а потом послал это на какой-то желтый сайт? – спрашивает он с неуверенной улыбкой.

Я молчу.

– Да ладно тебе, Джимми.

– А ты этого не делал?

– Нет. Клянусь. Могу принести кровавую клятву на твоей библии, если она у тебя с собой.

– Но кто, кроме тебя, мог это сделать? – Я загружаю фото на своем ноутбуке. – Смотри, это моя спальня. И фотографию сделали ночью.

– Может, на какой-нибудь вечеринке…

– Я бы не заснул, будь дома посторонние люди. Сам подумай.

Листер откидывается на стенку купе. Теперь вид у него слегка раздраженный.

– Поверить не могу, что вы во всем вините меня. Да, я звезд с неба не хватаю, но я не идиот.

– Раньше ты уже откалывал подобное. Вспомни случай с чемоданами в твиттере, – говорю я, чтобы пожалеть об этом уже через секунду. Листер отводит взгляд – мои слова его явно задели.

– Я… я же не нарочно… – запинаясь, отвечает он. – И мне до сих пор очень, очень жаль. Не думаю, что я когда-нибудь прощу себя за то…

– Ты клянешься, что не делал этого?

– Джимми, клянусь. Если бы я послал фото на новостной сайт, я бы это запомнил. – Листер качает головой. – Да и зачем мне это делать?

Ладно.

Кажется, я ему верю.

– Но тогда кто? – Я снова гляжу на фото. Кто-то зашел в мою спальню, встал над кроватью и сфотографировал нас. Листер наклоняется к экрану, потом выпрямляется и смотрит на меня дикими глазами.

– А что, если к нам кто-нибудь вломился?

– Что?

– Со знаменитостями такое сплошь и рядом случается. Сумасшедшие фанаты забираются к ним домой и… шпионят. Фотографируют. Крадут вещи. Я знаю кучу жутких историй о корейских поп-группах. К одним фанатка залезла в дом и спряталась в шкафу. Они проснулись среди ночи, а она стоит и смотрит…

– Листер! – резко обрывает его Роуэн, но уже слишком поздно. Мои ладони снова покрываются холодным потом. Одержимая Джоуэном фанатка рыщет по нашей квартире в поисках доказательств. И мы преподносим их ей на блюдечке, отрубившись во время запойного просмотра «Бруклина 9–9»[8]8
  Американский ситком о полицейских.


[Закрыть]. Потом она устанавливает скрытые камеры у нас в ванной, снимает нас голыми, выкладывает в сеть. А камеры в спальнях снимают, как мы занимаемся всякими личными делами. Она прячется у меня в шкафу, готовая в любой момент выпрыгнуть и воткнуть нож мне в шею, и…

– Джимми. – Листер щелкает пальцами у меня перед лицом. – Земля вызывает.

– Что?

– Ты ведь понимаешь, что это все ерунда? Готов поспорить, что вы заснули на вечеринке и забыли об этом, а кто-нибудь сфотографировал вас, решив, что вы очень мило смотритесь.

Я ему не верю.

Все мои мысли теперь – о фанатке-убийце, затаившейся в шкафу.

Роуэн явно вознамерился игнорировать Листера до конца полета. Он по-прежнему думает, что фотография – его рук дело.

В общем-то, теории фанаток о наших отношениях особых неудобств не доставляют. Пока они подогревают интерес к группе, мы не возражаем. Правда, девчонки искренне убеждены, что настанет Судный день, когда мы с Роуэном во всеуслышание объявим о своей любви.

Вынужден их разочаровать: этого не случится.

На самом деле мне порой становится не по себе при мысли, что львиная доля слушателей на наших концертах читала подробные фантазии о том, как мы с моим лучшим другом занимаемся сексом. Я, на свою беду, как-то раз поддался любопытству и тоже приобщился к творчеству фикрайтеров, о чем очень скоро пожалел.

Но всё это неважно. Пусть они верят во что хотят – главное, что мы знаем правду.

Все счастливы и довольны.

Листер до сих пор почти не попадался под руку фикрайтерам. В группе он стоит чуть особняком. Конечно, журналы, блоги и прочие СМИ считают нас с Роуэном привлекательными – но за Листером признают особый шарм. «Гуччи» приглашали его сниматься у них четыре раза. Мы с Роуэном дружим с семи лет, а Листера встретили, когда нам было по тринадцать. И группу создали мы с Роуэном, а Листера фактически заставили, потому что он единственный из всех, кого мы знали, играл на ударных.

То есть всегда были мы с Роуэном плюс Листер.

Мы, конечно, все равно его любим.

Но именно так обстоят дела.

Когда самолет приземляется в Гатвике и мы начинаем собирать вещи, Листер подходит к Роуэну, упирается ладонями в его столик и говорит:

– Ладно тебе, Ро, ты же знаешь, я бы так не поступил.

Роуэн пожимает плечами и отвечает, глядя куда-то в сторону:

– Теперь это уже неважно.

Листер выпрямляется и сжимает Роуэна в объятиях.

– Ну не злись, Ро-Ро. Я всю неделю буду мыть посуду.

Роуэн не выдерживает и оттаивает.

– Скорее «Ковчег» получит премию в номинации «Лучшая кантри-группа», чем ты вымоешь хоть одну тарелку.

Листер отпускает его и широко улыбается. На мгновение кажется, будто всё забыто и все прощены, но, когда Листер возвращается на свое место, я вижу, как лицо Роуэна снова каменеет.