Текст книги "Короткие смешные рассказы о жизни 6"

Зоя Арефьева
Семейные традиции

Как я чуть не развалила семью. Опять.

Мне было нечем заняться и я решила завести семейные традиции.

– Так, так, так. – сказала я. – Я кое-что придумала для всех нас. Это будет здорово.

Кошка сразу ушла гулять к птичкам в форточку. Сын спрятался в шкаф. Муж заперся в туалете. Но меня было уже не остановить.

– Например, допустим в понедельник мы можем играть в настолки.

– В карты? – доверчиво высунулся из туалета муж.

– В карты нихт. В «Эрудита». Можем паззлы собирать. Закаты там, цветы.

– Конечно. – сказал муж и заколотил дверь изнутри.

– Во вторник будем рисовать.

– Фломиками? – прошептал шкаф.

– АКВАРЕЛЬЮ! – рубанула мать. – Я куплю всем блокноты для скетчей, будем садиться вечером и рисовать импровизации на определенную тему. Например, предлагаю начать с «Наша дружная семья».

Шкаф отполз в дальний угол и стал обиженно вздыхать.

– В среду будем писать друг другу приятные слова, складывать их в красивую вазочку, тянуть по очереди и читать вслух. Это укрепляет отношения.

Послышался мерзкий кошачий смех. Я посмотрела в окно. Кошка сидела на дереве в компании воробушков и рассказывала про нас что-то нелицеприятное. Воробушки ржали как кони, один даже свалился с ветки. Лежал на снегу и дрыгал ножкой.

– В четверг надо что-нибудь спортивное! Я сошью мешки из простыней, устроим «Веселые старты», будем прыгать наперегонки.

– Чтоб вы сдохли, твари! – настучала азбукой Морзе старенькая соседка снизу. Хорошая женщина, только нервная.

– Пятницу беру на себя. Что не сделаешь ради семьи.

– Только не готовить, умоляю! – в отчаянии муж зашкрябал по двери туалета ногтями.

– Буду печь что-нибудь вкусненькое. Пусть будет День Пиццы.

– ПАПА, ПУСТЬ МАМА ПЕРЕСТА-А-АНЕТ! – шкаф вломился в туалет и залез отцу на ручки.

– Только не пицца, Зоя! Давай хотя бы заказывать.

– Нет! Семейные традиции превыше всего. Буду сама печь.

Муж со шкафом на ручках вылез в окно и взгромоздился на дерево рядом с кошкой. Воробушки осуждающе смотрели на меня и качали серыми головешками.

– В субботу кино будем смотреть. Я накачаю документалок. А лучше снимем сами.

Дерево с мужем, шкафом, кошкой и воробьями отбежало подальше от нашего дома.

– А в воскресенье возьмемся за руки и пойдем гулять! – крикнула я им вслед и закрыла форточку.

В доме было так тихо, что с непривычки болели уши. Я налила себе чаю, придвинула конфеты.

Что не сделаешь, чтобы побыть одной.

Архип Индейкин
Треугольник

Маша ушла от Вадика к Даше. Ушла не просто навсегда, что еще можно пережить, а ушла по напутствию собственной мамы, что пережить тоже можно, но сложнее. Вообще, Вадик никогда Ларисе Васильевне – Машиной маме, значит – не нравился. Бывает, встретит она его, посмотрит с укоризной и вымолвит, запрокинув голову: «Вы бы, Печенкин, лучше книг больше читали вместо интернета, а то у вас рубашка грязная и ногти сгрызены».

Вы за связь интернета, рубашки и ногтей не спрашивайте, вам ее все равно никто объяснять не станет. Во-первых, Лариса Васильевна – особа надменная, как паспортистка, она вообще ничего толком не объясняет. Во-вторых, сам Вадик на этот счет не утруждается, потому что после произнесенного вслух «Печенкин» ему становится обидно. Но не за свою фамилию, а за то, что Машина мама мусолит ее вслух. А когда Вадику обидно, он и спорить не умеет, и послать не решается.

Зато у Даши с Машей все хорошо и гармонично. У них, если хорошо посмотреть, целая химия начинается. Вот Вадик и смотрит. И сгрызенные от негодования ногти в карманы брюк прячет. И глаза прячет. И ком в горле сглатывает. А у девушек никакого кома: смеются, пальчиками касаются друг друга. Вадик желваки по лицу гоняет, но смотрит. Да так долго, что дело от химии к языкам переходит.

Ну, думает Вадик Печенкин, спасибо Вам, Лариса Васильевна, низкий Вам поклон. Думает, а сам еще больше злится. Потому что словами старой разлучницы думает. А девочки ничего не думают. Когда с человеком, который рядом, думать необязательно. Это я вам точно говорю. У меня так многие друзья попереженились. Потом, правда, поразводились, но сейчас не об этом. Это вы и без меня хорошо знаете.

Вадик молчаливо страдал семь дней. На восьмой решился. Остриг ногти, заправил рубашку в брюки и пошел к Маше. На полпути остановился, потому что понял, что дурак. Дурак не как диагноз, а как состояние крайнего невезения. Временное, естественно.

Ну вот придет он, и что скажет? Давай, мол, обратно ко мне? А если не согласится? А если Лариса Васильевна опять вмешается? А она вмешается. А Вадик снова возразить не сможет, и все посмотрят на него и смеяться будут. Особенно Даша. У нее, знаете, еще зубы такие белые, как в рекламе, что особо не по себе, когда она смеется.

Засомневался, в общем, Вадик.

Тут Лариса Васильевна материализовалась. Что это вы, говорит, Печенкин, здесь ошиваетесь?

Вадик молчит.

– К Машеньке пришли? Снова?

Вадик хмурится, но молчит.

– Ну что вы, как воды в рот набрали? Отвечайте. Ну. Печенкин!

Да так смачно плюнула этим «Печенкин», что Вадик аж вздрогнул. Набрал воздуху побольше и скороговоркой выпалил:

– Лариса Васильевна, посадите меня, пожалуйста, обратно с Машей. Я списывать не буду. Честное слово. Обещаю.

Лариса Васильевна руками замахала:

– Нет, нет, нет. Это даже не обсуждается. Все, даже слышать ничего не хочу. Марш на свое место.

«Вот крыса старая!» – подумал Вадик. Даже не просто подумал, а немножко вслух сказал. Шепотом. Только Лариса Васильевна все равно услышала. Вадику, правда, за это и не стыдно.

Это вам должно быть стыдно. Понавоображали себе всякого…

Елисавета Челышева
Валенок или братец мыши

– Под веником поселился мыш! – трагичным тоном заявила бабка с порога. – Нора у него, видать, там.

– У веника? – не сообразив, в чем дело, уточнил дед, скидывая дрова у печки.

– Старый ты пень, у мыша!

– Все, понял. Нора у веника. Пень у мыша. А кто тут еще старый, это как посмотреть. Нет такого слова «мыш». Мышь – она завсегда она. Стало быть, нора – у нее. То ли дело веник. Он – он.

– Метелка это, а не веник. И вообще, ты мне со своей грамотностью зубы не заговаривай. Мыша надо истреблять!

Вот так. Припечатала и все. А как истреблять? А за что? Ох уж эти крайности…

Дед стянул телогрейку, пристроил у печи валенки, чтобы подсушились. Присел на табурет и взъерошил короткие седые волосы.

– Так говорил я тебе, давай котика заведем. Он никаких мышей до дома не допустит. Вон, у Ильинишны, какой мышелов, а…

– Знаю я этих котиков-обормотиков. Дармоедов-проглотов. Хуже тебя. Еще и когтями своими: куц-куц! Ух, негодники.

– А так – тебе мышь будет «куц-куц» и дармоедить-проглотить.

– Не будет, ежели ее истребить.

– Так кот бы и истребил.

– Ишь, кот. А ты мне на что? Почитай, за столько лет хоть одну-то проблему реши! Изведи мыша!

Дед только тяжко вздохнул. Мышь он еще не видел даже, а уж что делать с ней – совсем не представлял. Мышеловок в доме не было. Руками, что ли, ловить грызуна? Решив, что утро вечера мудренее, Михаил Федорыч начал растапливать печь.

В окно уже заглянула луна, а старуха не успокаивалась. Возмущенный монолог прервался только на ужин. Но – ненадолго.

Бабка жаловалась на давление и требовала попеременно то скорую, то нотариуса, то священника. Периодически также вспоминала про мыша и утверждала, что тот вместе с дедом сведет ее в могилу. Ежели не истребить. Мыша, конечно.

Дед угрюмо помалкивал и не лез под горячую руку. Давление у бабки Ульяны и правда было высоковато. Как назло, нужные таблетки подошли к концу, но никто о них не вспомнил, пока не понадобились.

– Ты куда это собрался? – поинтересовалась старушка, приподнявшись с дивана и зорко оглядывая муженька, натягивающего валенки.

– К Ильинишне схожу, за лизиноприлом твоим. Она ж его тоже пьет, месяц назад сама у нас просила. Глядишь – по-соседски поделится в этот раз.

– Нет бы, как я просила, истребить поганца-вредителя али позвонить на скорую…

– Да нешто тебя этот мыш в качестве боевого трофея порадует так, что здоровье выправится? То ли дело раньше, зверя пушного любимой принести, а то и мамо́нта, говорят, в древности брали… Эхе-хе. А ты какого-то грызуна мелкого хочешь. А скорая наша, сама знаешь, к утру только и доедет. И то не факт.

Бабка только рукой махнула и запричитала опять.

Окна избушек слабо освещали улицу желтым светом. Поскрипывая калошами валенок по снегу, дед извилистой тропкой добрался до соседей.

– Ты заходи, – выслушав просьбу Михаила Федорыча, пригласила его в дом Ильинишна. – Оставь одежду да, вон, присядь за стол. Я пока аптечку переберу да найду нужное – взопреешь весь. Только лизиноприла у меня и самой немного, но как Григорьевне-то не помочь. Погоди чуток.

Пришлось разуться и оставить обувь в сенях. Прождав минут пятнадцать, перекинувшись парой слов с хозяином дома и действительно угревшись от жара хорошо протопленной печи, Михаил Федорыч чуть было уж не начал задремывать. Но наконец хозяйка с радостным воркованием вручила ему с трудом найденных пару таблеток от давления.

Ильинишна накинула платок и вышла в сени проводить соседа. Валенки, оставленные у входа, почему-то лежали на боку. Федорыч приподнял их, и ему показалось, что один тяжелее другого. Странно. Тут из горловины того, что весил больше, что-то пискнуло. Потом зацарапалось, завозилось. И на свет божий показался серый, в цвет самого валенка комок.

– Ишь ты, – восхитился дед. – А я-то по неразумию думал, что котята от кошки нарождаются. А тут – из валенка. Ильинишна, этот вот обормот – твой?

– Какой еще обормот? – всполошилась соседка. – Так, ты шо, котенка мне с собой приволок? А ну-ка, брысь, брысь! – фыркнула соседка. Дед так не сразу понял: то она ему, али котенку, все-таки? – Нечего тут ему шастать.

– Ну, нельзя же его на улицу…

– Как это, на улицу? Я те говорю, раз сам приволок, сам и забирай! Мне своих прокормить бы! Троих вон Мрыся притащила. Куда их пристраивать?

– Дык, ты глянь, разве не твой этот-то? Не было у меня котенка…

– Не-не-не, мои мелкие, мамку сосут, да слепые еще. А этот, вон какой большенький уже. Точно – ты его приволок!

– Так откуда ж я его бы взял-то?!

– А кто ж тя знает. В твоем валенке кошак был? Знать твой.

«Ладно, – подумал дед, – видать судьба. Надо брать охламона. Глядишь, и с мышью разберется».

Вслух же заметил:

– Нет, ну точно не знал я, что из валенок котята появляются. Валенков котенок.

Серый комок пискнул, будто бы утвердительно.

– Да-да, вот Пимой* и будешь.

Дорога домой много времени не заняла.

– Вот, Уля, глянь, – дед бережно поставил котенка на пол. – Это Пима. Он тебя от мыша и избавит. А это, – полез Федорыч во внутренний карман куртки, – лекарство тебе. Ильинишна токма две таблетки дала, так что завтра надо бы в аптеку выбраться, если рейсовый в снегу не застрянет опять.

Забыв о давлении, Ульяна поднялась с дивана, на котором, по ее же словам, готовилась к смерти. Грозно глянула сначала на подкинутый пушистый комок, а потом – на самого подкинувшего.

Дед был привычный, поэтому суровый взгляд жены проигнорировал. Котенок же не был столь закален, а потому, тихонечко пискнув, забился под веник. Возможно, пытаясь забраться к мышу в нору, подальше от бабкиного взгляда.

– Вы тут пообвыкнитесь, – улыбнулся Федорыч, – а я скоро вернусь.

– Куда это ты намылился?! Опять по соседкам шкандыбарить? А этого нахала на меня скинул, значит?!

«Нахал» беспокойно завозился в углу, как чувствуя, что речь про него.

– Да покурить я, – буркнул дед. – Мигом обернусь.

На улице еще больше подморозило. Звезды виднелись ярко. Хотя барометр уверенно склонял стрелку влево – к перемене погоды на облачную.

– Деда Миша, – тихонько окликнул кто-то Федорыча. Голосок был тонким. Детским.

– Ванюша, ты что ли? – пригляделся дед к фигурке у самого забора. – Ты чего это так поздно и не дома-то? Хорошо ль у тебя все?

– Деда Миша… Я по важному делу пришел. Это… это я вам котенка подкинул. То есть, я не вам хотел, а бабушке своей. Мы послезавтра уезжаем, мама говорит котенка в город не возьмет. А Мышонок к нам неделю как придомился. Я думал или уговорю маму, или устрою его… – сбивчиво и на одном дыхании проговорил мальчик.

– Эка ситуевина, однако…

– А домосдатчица не разрешает с котом жи-и-ить, – со всхлипом закончил Ваня. Зашмыгал носом и попытался продолжить, уже ровно. – Но Мышонку нельзя на улицу, сейчас зима же… У нас в деревне в доме – кормить некому его будет. Вот я и принес его бабе Сане, она ж не выбросит, она добрая. Только не сказал ей ничего. А он к вам залез, в валенок. Ух, бабушка и ругалась, когда узнала, что это я. Сказала идти к вам и разбираться самому, как мужчине.

– Ладно, помогу, как мужчина мужчине. Пристроим твоего котенка. Или себе возьму все ж таки, коли свою старуху уговорю. А нет – придумаем что-нибудь… Иди домой, спи уж. Лады? Или проводить тебя лучше?

– Спасибо, деда Миш! Не, я к бабушке сначала, она ж рядом тут, если что и проводит.

– Доложить о результатах переговоров? – улыбнулся дед. – Ну, беги уж.

Проводив мальчишку взглядом, до самых светящихся в темноте окон дома Ильинишны, дед заторопился к себе. Задержался он, а обещал ведь мигом. Как там Ульяна с двумя теперь уже зверьми?

Вернулся. С порога заглянул в комнату. Там, на кровати, мирно посапывая, спала бабка. На бабке, мирно посапывая, спал, свернувшись крохотным клубком, котенок.

Дед улыбнулся и спокойно уже стянул валенки и телогрейку. Тихо-тихо, стараясь не скрипеть половицами, зашел в комнату. Котенок все же услышал, но не шевельнулся, а лишь замурчал. Федорыч огляделся, не зажигая света. Таблетки, позаимствованные у соседки – лежали нетронутыми на столе.

Дед глянул на тонометр. Надел очки, ткнул в мелкую кнопку, как учили внуки. Высветилась последняя надпись: сверху «130», ниже, в столбик «90». И время – 22:12. Сегодня, ага.

Что ж, теперь можно было и самому идти спокойно спать.

На улице с самого утра мела метель. Солнце едва пробивалось сквозь полог непогоды. Трещала поленьями чуть подтапливаемая печь. Дед читал газету, подслеповато прищуриваясь. Бабка прихлебывала чай и слушала, как шумит за окном ветер.

– Ты глянь, глянь! – тихонько поманила она пальцем своего Михаил Федорыча.

Мышь выползла из своего угла и тихонько лакала из кошачьего блюдца молоко. Котенок, казалось, не возражал, пристроившись к миске с другой стороны.

– А ты говорил: мышелов, мышелов! – прошептала возмущенно бабка. – Вот тебе и мышелов. Валенок какой-то…

Дед вздохнул, почесав затылок, потянулся было за сигаретой. Глянул в окно – передумал.

– Да, как котенка назовешь, так он и поплывет… Братец мыши он, оказывается. А может и валенок… Придется мышеловку, видать, купить. Как ты там говорила? «Истребить мыша»?

– В выходные Лешка приедут с Маринкой. Обещали какую-то «безопасную мышеловку» привезти. Они ж у нас эти… гуманитаристы. Животных жалеют. Подождем.

– Пиму-то, может, им и пристроим? Мышинистам-котанистам этим. А то гуманисты – это вроде про любовь к людям, как я слыхал.

– Чей-то ты моего, – особенно напирая на последнее слово, возмутилась бабка, – кота пристраивать решил?!

– Хорошо, кота, значит, оставляем, – улыбнулся дед. – И мыша до выходных – тоже.

– Не мыша, а мышь! – строго поправила старушка. – Грамотно говорить надо.

На теплой кухне они так и сидели теперь вчетвером. Бабка и дед – за столом, котенок у блюдца, а мышь у метелки.

*Пимы – обувь коренных народов Крайнего Севера, со временем в Сибирских селах так стали называть валенки.

Олег Ткаченко
Ограбление века

Если бы Серега знал, какие испытания готовит для него судьба, то никогда бы в жизни не решился на ограбление. Ни под дулом пистолета, ни под приговором на десять лет с конфискацией имущества, ни даже под занесенной над головой чугунной сковородкой в руках первой жены. Ни за что.

Но жизнь несправедлива, а к таким прирожденным неудачникам, как Серега, по паспорту – Сергей Валентинович Удочкин, несправедлива многократно. Умудриться подойти к сорока пяти годам с двумя разводами, лишиться квартиры и машины, оказаться в кредитах и с подорванным здоровьем – это надо суметь. Удочкин сумел.

И вот, в один ужасный день, Серега решился одним махом закрыть все свои проблемы, иски и обязательства, и при этом постараться остаться хоть в небольшом, но плюсе. Ограбление. Решение было простым и весьма очевидным, особенно для человека в его положении. Особенно учитывая степень обиды на мир и трехдневную алкогольную интоксикацию в компании заводских коллег.

План в голове возник так отчетливо и ясно, что Серега поначалу даже растерялся и не сразу сообразил, какой подарок решило презентовать ему собственное подсознание. Боясь забыть подробности, будущий налетчик схватил первую попавшуюся под руку смятую газету с кроссвордами, подобрал огрызок карандаша и принялся наносить стрелки и крестики в пустые клетки. Попутно он разгадал и вписал третье слово по горизонтали и одиннадцатое по вертикали.

План был чертовски хорош, но имел один огромный изъян: для его реализации Сереге было нужно два напарника. Один должен был сделать подкоп под отделение банка через дорогу, а второй – найти машину и ждать на дороге, чтобы проникший через подкоп в банк Серега обчистил хранилище и выскочил на улицу в приготовленное авто. Увы, оба собутыльника бессовестно дрыхли в обнимку на тахте. Такие совершенно не подходили на роль бесстрашных налетчиков, поэтому пришлось придумывать новый план. Не столь гениальный и изящный, как первый, но тоже вполне себе рабочий.

Серега прошелся по чужой квартире и на удивление быстро нашел все, что ему могло понадобиться для молниеносного и удачного ограбления. Женские чулки, два кухонных ножа, новогодняя петарда и целлофановый черный пакет с ручками грузоподъемностью в пять килограмм. С последним Серега немного замешкался, потому что никак не мог решить: сколько в рублях будет пять килограмм денег? Остановился на том, что хватит.

* * *

Когда в пустующее помещение банка ворвался мужчина, обе сотрудницы уже закрывали операционные окошки и собирались перейти к самой приятной процедуре любого работника по графику – обеденному перерыву. Галина Ивановна первой заметила непрошенного гостя и ускорила движения, мысленно надеясь, что ее соседка по кассе, Тамара Петровна, опоздает и будет вынуждена обслуживать клиента. Который, как гласила надпись на стенде жалоб и предложений, был всегда прав.

Однако давняя подруга и соперница мгновенно сориентировалась в ситуации и едва не опередила Галину на две десятых секунды. Окошки захлопнулись одновременно. Кассиры обменялись уважительными взглядами через отделяющую их стеклянную перегородку и уже собирались экстренно покинуть помещение, но тут раздался шум.

Мужчина оказался не простым обывателем, которого можно отвадить одним взглядом в сторону часов на стене. Он споткнулся на входе, с грохотом рухнул с внешней стороны касс и истошно закричал на все отделение:

– Это ограбление! Всем оставаться на своих местах!

– Молодой человек! – воскликнула Галина и открыла окошко кассы ровно наполовину. – Вообще-то у нас уже обед!

– Что за невоспитанность! – поддержала коллегу Тамара, но окошко открывать не стала. – Вы что, не читали расписание работы на двери? Там же белым по прозрачному написано! Обед с тринадцати часов дня!

– Гоните деньги! Живо! – Серега, а это был не кто иной, как он, вскочил на ноги, вытащил один из ножей и сделал несколько, как ему показалось, опасных выпадов по воображаемому противнику.

При этом он запоздало сообразил, что забыл натянуть колготки на голову. Громко матерясь на заводском диалекте, Серега выронил нож, вытащил колготки и принялся напяливать их на голову.

– Чуть правее… да не туда, – помогала незадачливому грабителю Галина, направляя его в нужную сторону. – Вы что, первый раз, что ли, банк грабите?

– Галина Ивановна, – Тамара тоже открыла окошко и оценила с безопасного расстояния серьезность намерений налетчика.

– Ваша клиентоориентированность не знает границ. Может быть, предложите ему кофе и журнал почитать?

– Вы знаете, господин грабитель, – проникновенно обратилась к Сереге Галина. – Вам лучше обчистить кассу Тамары Петровны. У нее сегодня крупные купюры, а у меня – так, сущая мелочь.

Серега справился с колготками, но никак не мог найти упавший нож. Радуясь предусмотрительности, он вытащил второй и уже с ним сместился к кассе Тамары.

– Гоните деньги, мамаша! Да пошустрее!

Галина Ивановна прыснула от смеха, а Тамара Петровна лишилась от возмущения речи и пошла розовыми пятнами. Точно в тон корпоративному галстуку.

– А у вас только нож? – ядовито прошептала Тамара, справляясь с оскорблением и, что было более существенно, с оскорблением в присутствии подруги.

– Второй уронил, – виновато ответил Серега и, на всякий случай, повторил серию опасных выпадов.

– И что вы им хотите сделать? – Тамара смаковала каждое слово своего мстительного блюда. – Сунете в окошко? И будете бестолково махать рукой, пока я отойду в сторону? Таков ваш план, молодой человек?

Серега замешкался и внимательнее посмотрел на свой нож. Потом на окошко и кассира за ним. Перевел взгляд на соседнее окно. Прокашлялся и уже собирался дать деру, но на помощь пришла все та же Галина.

– Ой, Тамара Петровна, да ну бросьте говорить такие глупости! У него наверняка есть пистолет! – она наклонилась к окошку, встретилась с грабителем взглядом и украдкой подмигнула. – У вас же есть пистолет? Вон, я отсюда вижу, что он у вас в кармане лежит.

– Пистолет? – Серега почесал затылок и едва не стянул таким образом с головы колготки. Но он не даром столько проработал на заводе и умел в критические ситуации проявлять не только трусость, но и смекалку. – Да! Он в кармане! Доставать не буду, а то еще пальну ненароком и убью раньше времени! – с этими словами он сунул руку в карман, растопырил пальцы и продемонстрировал обоим кассирам скрытое оружие.

– Ну, это меняет дело, – примирительно сказала Тамара и потянулась к замку на кассе, но в последний момент остановилась. – Но я бы не советовала вам брать деньги из моей кассы.

– Почему это? – подозрительно протянул Серега и вытащил из того же кармана сложенный пакет.

– Ну так у меня же крупные купюры, как верно заметила моя коллега, – Тамара повернулась к Галине и подарила ей одну из самых презрительных улыбок из своего богатого арсенала. – Вот только Галина Ивановна забыла сказать, что крупные купюры – меченые, и номера на них считываются. Отследить и найти потом – плевое дело. У нее в кассе купюры помельче, и их можно брать без лишнего риска. Меньше, но надежнее.

– Гони…те деньги! – Серега запнулся на полуслове, но уверенно сменил направление своих грабительских действий к соседнему окошку. – Все в пакет! Живо!

– Не слушайте ее, господин налетчик, – Галина всплеснула руками и щедро добавила драмы в свой голос. – Пока вы отвлекаетесь на меня, эта, как вы верно заметили, пожилая дама, может вызвать полицию! Тревожная кнопка как раз у нее под столом!

– Руки на стол! – грозно рыкнул Серега, но на деле вышел испуганный писк. – Нет, высовывай их в окошко, чтобы я видел!

– Да кого вы слушаете? – Тамара и не подумала демонстрировать свои холеные запястья. – Галина Ивановна! Вы же старше меня на полтора месяца! А уже страдаете склерозом и не можете запомнить, что кнопка всегда была и остается под вашим столом, а не моим! Милочка, вам определенно нужно пройти внеплановое обследование у специалистов.

В этот момент Серега почувствовал, что ситуация начинает выходить из под контроля. Он еще раз прикинул шансы и подумал, не дать ли ему деру прямо сейчас, но потом решил идти до конца. Отступать было обидно, особенно когда от вожделенной финансовой свободы его отделяли две перегородки и две женщины-кассира. Надо было действовать решительнее и дожимать сотрудниц, поэтому Серега еще раз сунул руку в карман, растопырил пальцы и взял поочередно в прицел обеих женщин.

– Скажите пожалуйста, – обратилась к Сереге Галина, нисколько не впечатлившись очередной демонстрацией скрытого пистолета. – А где вы взяли эти колготки? Дело в том, что их прекрасный фиолетовый цвет изумительно подошел бы к оранжевой блузе Тамары Петровны. – Галина повернулась к коллеге и вернула улыбку. – Тамара Петровна! Смотрите! Ведь именно такие колготки вы и искали! Боже мой, да в них ваши свидания просто обречены на успех!

– Ну что вы, Галочка! – Тамара приняла мяч и после рывка по кромке мощным пасом вернула его сопернице. – Эти колготки совершенно другого оттенка. Вы просто не различаете этого из-за прогрессирующей куриной слепоты. Я бы попросила молодого человека проявить любезность, снять их и продемонстрировать Вам, но, боюсь, он тотчас упадет в обморок из-за сопровождающего вас кошачьего амбре. Так что пусть не снимает, а вы, милочка, поверьте про оттенок на слово.

Серега ошарашенно крутил головой от кассы к кассе и решительно не понимал, что происходило. Неожиданно вернувшийся инстинкт самосохранения еще оценивал ситуацию, но уже запускал неприятный холодок по спине. Оставалось последнее средство, и Серега решил пустить его в дело. Он выхватил петарду и резко дернул за шнур, рассчитывая, что грохот примут за выстрел, и деньги банка наконец-то обретут нового хозяина. Увы, ничего не сработало. Видимо, петарда оказалась китайской и бракованной.

– Помилуйте, Тамара Петровна! – Галина с достоинством выдержала удар подруги и сделала попытку контратаки. – Мои кошки содержатся в чистоте. Там просто неоткуда взяться тому самому запаху. Но вот про ваших я так сказать не могу, к сожалению. Вы настолько прониклись этими миазмами, что теперь вам повсюду мерещится неприятный запах. Вот только источник оного – вы сами. Примите эту правду, а я обязательно сегодня же закажу для вас в интернет магазине несколько средств гигиены.

– Вы так добры, радость моя! – Тамара всем своим видом выразила презрение к таким спекуляциям в словесном поединке и решила пустить в ход средства потяжелее. – Жаль, бывший муж не оценил подобную добродетель по достоинству, и сбежал к менее праведной особе…

– Гоните деньги… – промямлил Серега и в последний раз протянул пакет.

– Заткнись! – в унисон рявкнули обе женщины, вошедшие в раж битвы.

– Приперся в обед! – добавила Галина.

– Спотыкается, колготки напялить не может! – поддержала Тамара.

– Ножи роняет, пистолеты изображает!

– Не грабитель, а черт пойми что!

Окончательно протрезвевший Серега запоздало рванул к выходу и попался точно в заботливые руки вошедших полицейских. После недолгого разбирательства стражи порядка, с трудом сдерживая хохот, повели поникшего налетчика в служебную машину. Кассирши же закрыли отделение и пошли под руку до ближайшего кафе на заслуженный обед.

– Жалко мужчину, – Галина со вздохом отставила чашку с чаем. – Видно, сильно его прижало, раз на такую глупость решился.

– Понравился? – прищурилась Тамара и, не дожидаясь ответа Галины, добавила: – Петренко, который с усами, сказал, что на четырнадцать суток оформят, чтобы посидел и подумал. Могу узнать его номерок.

– Усатого? – улыбнулась Галина и подмигнула подруге. – Себе оставь, а налетчика сама узнаю.