Текст книги "Трон и плаха леди Джейн"

Мы долго и мучительно ждем, пока королева придет в себя. Но, понимая, что она в ловушке и что обнаружить пропажу ордера и выписать новый – это только вопрос времени, она снова заходится в крике, и мы ничем не можем ее успокоить, хотя, Бог свидетель, делаем все, что в наших силах. В отчаянии я безудержно рыдаю, и матушка, озабоченная тем, как утешить королеву, высылает меня вон из ее спальни. Но я усаживаюсь на пол возле двери, зная, что это, может быть, мой последний шанс побыть подле любимой покровительницы.

Очевидно, что непрекращающиеся вопли королевы слышны и в других частях дворца; вскоре приходит королевский паж, посланный своим господином узнать, что происходит. Его величество, наверное, удивился подобному шуму, ибо ордеру еще не успели дать ход. Пажу я говорю, что ее величество пребывает в сильном горе, причины которого мне неизвестны, и он ретируется. Далее мы узнаем, что король Генрих посылает своего личного врача, доктора Уэнди, мудрого и опытного мужа, оказать помощь королеве, чтобы она прекратила истерику. Это неожиданное и ободряющее развитие событий, ибо его величество, наверное, не стал бы проявлять заботу о той, которую намерен уничтожить.

Слегка воспрянув духом и высушив слезы, я возвращаюсь в спальню.

Доктор Уэнди тотчас определяет, что у королевы приступ страха, и быстро открывает причину, поскольку злосчастный свиток валяется на скамье, сразу привлекая к себе внимание.

Прочитав чудовищные слова, написанные там, он выставляет вон почти всех фрейлин, которые по-прежнему хлопочут вокруг королевы, точно стадо встревоженных гусынь, позволяя остаться только леди Герберт. Он не замечает меня, маленькую и безгласную, притаившуюся за пологом кровати.

– Сударыня, послушайте меня внимательно, – обращается он к королеве. – Я говорил с его величеством, и он мне признался в своих сомнениях относительно ваших религиозных убеждений. Из его слов ясно, что ваши враги играют на этих сомнениях. Они вас уничтожат, если смогут.

– Я знаю об этом, – всхлипывает она.

– Ваше величество должны открыть королю свои разум и душу, – убеждает он, – и тогда он над вами обязательно сжалится.

– Я сделаю все, что угодно, все, – стонет она, – но, боюсь, мне ничего уже не поможет.

И она снова разражается криками и слезами.

– Слушайте, сударыня, – твердо говорит доктор Уэнди, – я сам попрошу короля к вам прийти. А остальное уже зависит от вас.

Екатерина, во власти своего страха, словно бы и не слышит его слов.

Подойдя к двери, доктор Уэнди замечает меня.

– Ничего, малышка, – ласково говорит он мне, – скоро ее величество у нас выздоровеет.

– Король идет сюда! – кричит леди Лейн. – Он идет!

Женщины, которые опять вернулись в спальню и суетятся возле королевы, замирают. Я поднимаюсь на дрожащих ногах. А королева по-прежнему рыдает.

– Ваше величество, король идет повидать вас! – Леди Герберт встряхивает сестру за плечо. – Слушайте! Это, может быть, ваш последний шанс обратиться к нему!

Королева уже не плачет, а только всхлипывает.

– Король? – хрипло переспрашивает она, но на разговоры уже нет времени, ибо его величество появляется в дверях, грузный и хмурый.

Мы все приседаем в глубоких реверансах, но ему не до нас, потому что он явно потрясен обликом своей жены. Притихнув, но еще содрогаясь от недавних слез, она садится и хочет встать, но он останавливает ее движением руки.

– Ну и что же это все значит, Кэт? – осведомляется он без всякого гнева.

– Я боюсь, что вызвала ваше неудовольствие, – лепечет она, снова заливаясь слезами, – и что вы меня навсегда покинули. Господи, сир, чем я перед вами провинилась?

Теперь слезы так и бегут у нее по щекам, так что нельзя усомниться в их искренности. Он явно тронут ее прямодушным признанием в том, что она боится потерять его, и хочет ее утешить.

– Успокойтесь, – говорит он, тяжело садясь в кресло у кровати. – Чего бы вам опасаться?

– Честно говоря, я не знаю, – шепчет королева, – я только чувствую, что чем-то обидела ваше величество, чего я бы ни за что не сделала намеренно.

– Вот как?

– Да, милорд. Я ваша преданная и покорная жена и подданная.

– Ну, тогда успокойтесь, Кэт, и давайте объяснимся, – нежно предлагает король. – Я бы поговорил о религии. Должен признаться, у меня есть желание разрешить определенные сомнения на ваш счет, сударыня.

Он пристально смотрит на нее. Ясно, что он имеет в виду, но королева уже овладела собой и ответ у нее наготове:

– Ваше величество, если я дала вам повод для подобных сомнений, я чистосердечно раскаиваюсь. Я бедная невежественная женщина. А вас Господь избрал верховным правителем над всеми нами, и у вас, помазанника Божьего, я счастлива учиться.

Это хорошее начало, но его недостаточно, чтобы разжалобить короля, который еще не забыл обиды, нанесенной ему нравоучениями королевы в тот роковой вечер.

– Признаться, Кэт, нам так не кажется, – с обидой говорит он. – Иногда такое чувство, что вы ученый муж, приставленный ко мне для наставлений.

– Ах, но ваше величество неверно истолковали мою цель, – возражает королева. – Признаю, что произнесла слова, противные мнению вашего величества, но все же вы должны знать, что я всегда считала нелепым для женщины пытаться диктовать свою волю мужу. Если я когда-либо заблуждалась по вопросам веры, то это оттого, что нуждалась в ваших собственных наставлениях, но чаще всего из желания вовлечь ваше величество в живое обсуждение, дабы вы отвлеклись от боли и неудобства, причиняемого вам больной ногой, и дабы извлечь для себя пользу из вашей мудрости.

Сразу подобрев, король довольно кивает. Просто удивительно, до чего мужчины падки на лесть!

– А я простая женщина, – продолжает ее величество, – со всеми недостатками, свойственными нашему слабому полу. Если я заблуждаюсь в вопросах веры, прошу ваше величество направлять меня на путь истинный и обещаю, что в будущем никогда не стану с вами спорить, но стану во всем просить вашего мудрого совета, поскольку вы мой господин и повелитель.

Это производит на короля большое впечатление и тешит его самолюбие.

– Неужели, дорогая? Значит, вы хотели как лучше? – Он улыбается. – Ну тогда мы снова с вами друзья.

Я, подобно всем остальным фрейлинам, испытываю огромное облегчение. Но к моей радости примешивается возмущение от мысли, что такая умная и образованная женщина, как королева, должна была смешать себя с грязью, чтобы польстить гордости короля. И все же приходится признать, что она искусно обезопасила себя от происков своих врагов.

Ее величество оборачивается ко мне с ласковой улыбкой.

– Если бы ты не подобрала этот ордер и не принесла его мне, Джейн, – говорит она, гладя меня по щеке, – мне бы не представилось возможности спастись. Не могу передать, как я тебе благодарна, и, если это будет в моей власти, я отплачу тебе.

Я опускаюсь на колени и целую ее руку.

– Кроме вашего благополучия, сударыня, мне ничего не надо. Я радуюсь, что вы снова в милости у короля.

А еще, хотелось бы мне добавить, я бы все отдала, чтобы всегда жить с вами при дворе. Но я знаю, что матушка никогда этого не позволит и королева не станет отрывать меня надолго от занятий, так что можно даже и не спрашивать. Через десять дней, к моему сожалению, я вернусь домой. Единственным утешением мне служит то, что матушка остается здесь.

На следующий день мы все находимся при королеве, пока она сидит с его величеством во внутреннем саду. Мой дядюшка пребывает в самом лучшем расположении духа. Они с Екатериной болтают и смеются в тени дубового дерева, а мы все паримся на солнце, отдалившись от них на почтительное расстояние.

Однако неприятности еще не закончились. Лицо ее величества каменеет, когда она видит, что к ней приближается лорд-канцлер во главе сорока стражей, неся в руке еще один свиток зловещего вида. Мое сердце начинает отчаянно колотиться. Кажется, королеву обманули. Но тут король, заметив выражение ужаса на ее лице, говорит:

– Вам нечего бояться, сударыня. Предоставьте это мне.

Лорд-канцлер явно озадачен присутствием здесь короля. Он ожидал найти королеву одинокой и покинутой, а не беседующей в мире и согласии со своим августейшим супругом. Увидев перекошенное лицо короля, канцлер начинает заметно дрожать; все оборачивается не так, как он планировал.

– Итак, милорд канцлер, что это все значит? – угрожающе спрашивает король, с трудом поднимаясь на ноги.

– Ваше величество, я прибыл, как было условлено…

– Довольно! – ревет его величество. – Вы уже достаточно сделали. У меня есть для вас пара слов.

Мы завороженно наблюдаем, как король оттаскивает Райотсли в сторону и устраивает ему разнос.

– Мерзавец! Скотина! Идиот! – кричит он. Злополучный канцлер падает на колени, пытаясь что-то объяснить, но его величество не желает ничего слушать. Он отвешивает Райотсли оплеуху, а затем пинком заставляет растянуться на земле.

– Пошел вон! – бросает он и возвращается, хромая, к королеве.

По пути он оборачивается и глядит с ухмылкой на униженного лорд-канцлера, который со всех ног устремляется обратно во дворец вместе со своими людьми.

На мгновение воцаряется тишина. Затем рот короля кривится, королева хихикает, и вскоре мы все смеемся до колик, давая выход напряжению последних часов.

– Думаю, мне стоит ходатайствовать за него перед вами, ваше величество, – говорит королева.

Вдруг король становится серьезным.

– Нет, Кэт, бедняжка, – говорит он, нежно гладя ее по руке, – если бы вы знали, как мало он заслуживает вашего милосердия. Поверьте, дорогая, он премерзкий тип. Пусть себе идет.

Она склоняет голову. Все кончено. Но она, как и все мы, получила урок и в будущем станет всецело посвящать себя мужу и во всем подчиняться его воле.

Брэдгейт-Холл и Дорсет-Хаус, январь 1547 года

Мы снова провели Рождество в Брэдгейте, ибо дворец закрыт для общества. Нельзя этого произносить вслух на людях, но король умирает. Все праздники мы только об этом и говорим, хотя и за закрытыми дверями, конечно.

Обычно мы шумно веселимся на Святках, но не в этом году. Еловые поленья весело потрескивают в очаге большого зала, дом украшен еловыми ветками, на Новый год мы, как всегда, обмениваемся подарками, но нашу радость глушит и омрачает тревога о происходящем при дворе.

– Должно быть, недолго уже осталось, – говорит батюшка.

Слуги уже убрали со стола в освещенных свечами зимних покоях, и теперь мои родители сидят, потягивая вино. Я читаю, притаившись на стуле у окна. Они, должно быть, забыли о моем присутствии.

– Жаль, нам так мало известно о том, что там происходит, – огорчается матушка. – Мне тут, в Брэдгейте, не по себе, словно в могиле.

– Думаю, нам стоит переехать в Лондон, – отвечает батюшка. – Открыть Дорсет-Хаус. Тогда мы будем под рукой, если потребуется.

– Сомневаюсь, что король нас вызовет.

– Я имел в виду не короля, а регентский совет.

– Думаешь, это случится скоро?

– А зачем тогда закрыли дворец? Многие имена уже названы, но все будет зависеть от Хартфорда, дяди принца. Он станет главным, вот увидишь, и ему понадобятся союзники.

– Мы должны добиться доверия Хартфорда, – решает матушка. – Принцу только девять лет, так что у власти будет он.

– Да, дорогая. И когда это произойдет, весь баланс сил переменится. Католической клике настанет конец. Хартфорд обратит всю страну в протестантство, помяни мое слово.

– Дай бог, чтобы так и случилось, – с жаром отвечает матушка.

– Да будет так, – вторит ей батюшка.

После Крещения мы возвращаемся в Лондон, чтобы мои родители были в центре событий, когда новый король взойдет на престол. Батюшка чуть ли не каждый день ездит в Уайтхолл-Палас, но доступ в королевские покои для него закрыт. Несмотря на это, он возвращается с важными новостями, которые, по его словам, ему поведали друзья из Тайного совета. Нас с Катериной зовут в большую комнату, чтобы мы их услышали. Я заинтригована, потому что батюшка редко находит нужным обсуждать важные дела при детях, и с легким холодком в груди думаю, не объявит ли он нам, что мой внучатый дядя наконец-то скончался.

Милорд стоит напротив большого каменного камина; у его ног свернулась серая гончая. Прямая и строгая миледи, укутанная от холода в меха, сидит в своем кресле. После того как мы делаем реверанс, она подает нам знак сесть на скамью.

– Я с глубокой печалью сообщаю вам, что король быстро теряет силы, – начинает батюшка. – Нет сомнений, что Господь вскоре призовет его для вечного упокоения, но имейте в виду: об этом нельзя говорить во всеуслышание, поскольку предрекать смерть короля считается государственной изменой. Но когда он умрет, принц станет королем. Однако он пока ребенок, единственный сын своего отца, и с ним может случиться что угодно. Два года назад его величество утвердил парламентский закон, устанавливающий очередность наследования престола. Первым престол наследует принц Эдуард и его потомки, затем леди Мария и ее потомки, и в третью очередь – леди Елизавета и ее потомки.

Я знаю об этом, поскольку леди Герберт мне рассказывала, что благодаря заботе доброй королевы Мария и Елизавета были восстановлены в своих законных правах, хотя король наотрез отказался признавать их законнорожденными, будучи убежден в том, что по закону он не был женат на их матерях. Король, как сказала леди Герберт, любил по-своему толковать законы.

– Мы все должны молиться, – набожно продолжает батюшка, – чтобы Господь хранил принца и не посылал нашему королевству наказания в виде еще одной королевы на троне. Думаю, вы читали об ужасной анархии, которая воцарилась, когда в двенадцатом веке Матильда[12]12
  Матильда (1102–1167), дочь английского короля Генриха I и мать Генриха II, после смерти своего отца пыталась отстоять право на престол в борьбе с племянником короля Стефаном Блуа. После кратковременного успеха потерпела поражение.


[Закрыть] провозгласила свои права на престол.

Кивнув, я мысленно недоумеваю. Доктор Хардинг рассказывал, что Матильда лишилась короны из-за своей гордыни и упрямства, а не потому, что была женщиной. Несмотря на ее пол, многие мужчины поддержали ее, а из прочитанных книг я знаю, что женщины могут быть таким же храбрыми, мудрыми и умными, как мужчины. А как же Боадицея[13]13
  Боадицея, царица британского племени иценов, подняла в 62 г. восстание против римлян.


[Закрыть], которая мужественно противостояла римской мощи? Или королева Изабелла[14]14
  Речь идет об Изабелле Кастильской (1451–1504), при которой состоялось фактическое объединение Испании.


[Закрыть], мудрая правительница Испании? Неужели королева на английском престоле будет злом? Я лично не вижу никакой логики в том, что женщина не может успешно управлять королевством. В конце концов, разве моя матушка не управляет батюшкой? Но я, конечно, не осмеливаюсь произнести это вслух, а только сжимаю губы, стараясь подавить мятежные мысли.

Батюшка все перечисляет пороки женщин, разглагольствуя, как обычно, целую вечность, прежде чем добраться до сути. Даже матушка начинает нетерпеливо постукивать ногой об пол.

– Завещание короля, милорд! – наконец прерывает его она.

– Да, завещание. Конечно. В конце декабря его величество внес дополнение в закон о наследовании, и оттого он немного изменился. Теперь, если линии троих его детей прервутся, корона перейдет к наследникам младшей сестры его величества, Марии, вашей покойной бабушки. Это означает, что, если Эдуард, Мария и Елизавета умрут бездетными, ваша матушка станет королевой.

У меня захватывает дух. Перспектива ошеломляющая. На самом деле это ужасно. И батюшка, только что высказавший порицание государыням-женщинам, должно быть, внутренне раздосадован возможностью матушки стать королевой. Может быть, правда он думает, что сам сможет править от ее имени. Хотя не представляю себе, чтобы она подобное допустила. Еще страшнее представить, что это была бы за жизнь, если бы миледи очутилась на троне. Что до меня, то идеальная королева должна походить на королеву Екатерину, добрую, великодушную. Но матушка совсем на нее не похожа.

Она поднимается, приняв уже, как мне кажется, королевский вид, и важно заявляет нам:

– Запомните себе на будущее, что вы дочери возможной королевы, и ведите себя подобающим образом. Отныне я стану еще менее терпима ко всякой дерзости и непослушанию. Необходимо всегда сохранять наше королевское достоинство.

– Да, миледи, – хором отвечаем мы, потупив глаза.

– Не забывайте: это большая честь для нашего дома, ибо его величество ради нас отклонил первоочередное право на престол королевы шотландцев, внучки его старшей сестры и моей тети Маргарет. Он объявил, что никогда не допустит, чтобы Шотландия правила Англией.

– Мы, конечно, молим Бога, чтобы принц достиг зрелости, женился и вырастил многих сыновей, – говорит батюшка, бросая многозначительный взгляд на матушку. – Как и леди Мария и Елизавета. Поэтому мы не должны предвосхищать восхождение на престол вашей матушки, так как это вряд ли произойдет.

Только потом, во время вечерней молитвы, меня осеняет, что если матушке случится умереть, то тогда я, ее старший ребенок, буду претендовать на престол.

Дорсет-Хаус, февраль 1547 года

Катерина рисует, а я спрягаю латинские глаголы, когда мы слышим мрачный набат церковных колоколов за окном. Вскоре после этого в нашу классную комнату неожиданно входит матушка. Вскакивая с места, замечаю, что она бледна и грустна.

– Простите, что прерываю вас, но я пришла сообщить новости первостепенной важности для нас всех, – объявляет она. – Его величество король оставил этот мир.

Она опускается на скамью, явно взволнованная и опечаленная.

– Когда же это случилось, миледи? – спрашивает доктор Хардинг.

– Он скончался третьего дня в Уайтхолле в два часа утра, – говорит она нам. – Под конец у него отнялась речь, но он смог пожать руку архиепископа Кранмера в знак того, что он умер в вере Иисусовой. Только что объявили о его смерти и провозгласили о восшествии на престол молодого короля.

Мне грустно слышать о смерти короля. Я знаю, что он бывал ужасен в своей жестокости, но ко мне всегда относился по-доброму. От мысли, что я никогда больше его не увижу, мне хочется плакать. Но поскольку матушка не плачет, то и мне приходится сдерживать слезы.

– Все уроки на сегодня отменяются, – объявляет она. – Джейн, Катерина, отправляйтесь к миссис Эллен. Она займется вашим трауром. Затем идите в часовню и молитесь об упокоении души короля.

Облачившись в угрюмые черные платья и капоры, мы стоим на коленях в молельне, сложив руки, и слушаем капеллана, который служит заупокойную мессу об усопшем короле. Наши родители спешно отбыли во дворец, дабы отдать последние почести покойному и быть в курсе всего, что происходит в коридорах власти.

Теперь у нас в Англии новый правитель, но не король Эдуард Шестой, ибо в свои девять лет он еще не способен управлять королевством. Регентом до совершеннолетия его величества будет брат покойной королевы Джейн лорд Хартфорд. Батюшка говорит, что помогать Хартфорду в исполнении его обязанностей станет регентский совет, куда войдут архиепископ и Джон Дадли, граф Уорвик. По словам батюшки, это один из самых опытных политиков и военачальников, хотя его отец был казнен за измену в начале правления покойного короля. Находясь в окружении королевы, я слышала, как об этих людях шептались, будто они тайные протестанты. Интересно, знал ли об этом наш покойный король? Может быть, он нарочно избрал их, предвидя, что однажды Англия станет протестантской? Мне не верится, потому что он всегда жестоко преследовал ересь. Но я помню, как королева Екатерина предрекала, что сразу после смерти отца принц Эдуард обратится в новую религию, ибо его воспитание и образование проходят под началом мужей, которые являются ярыми реформистами. И я не удивлюсь, что при лорде Хартфорде нам всем прикажут переходить в протестантство. И как мне кажется, это только к лучшему.

Мы с матушкой идем навестить королеву, чтобы выразить ей соболезнования. Ее не было у смертного ложа короля, а теперь, согласно традиции, время траура она проведет в уединении своих покоев.

– Я видела его за день до смерти, – рассказывает она нам. – Он вызвал меня к себе и сказал, что по воле Божией нам вскоре суждено расстаться. – Ее голос прерывается. Ей больно говорить о том, что происходило между ними. – Он сказал, что благодарит Бога за то, что ему дано умереть на руках столь преданной жены, и велел своим советникам, которые присутствовали при разговоре, обращаться со мной, как при его жизни. Я не могла говорить от слез, и он махнул, чтобы я уходила. Наверное, он не мог вынести вида моего горя. Больше он за мной не посылал. И умер, страдалец, не у меня на руках.

Я уверена, что она искренне скорбит о короле. Судя по тому, что я слышала, она не хотела выходить за него замуж, но, в общем-то, он оказался добрым и заботливым мужем.

– Я не думала, что мне будет так его не хватать, – признается она. – Пока я сижу тут взаперти целыми днями, у меня есть время осознать мою потерю и задуматься о том, что же мне делать теперь.

– Уверена, что вам следует остаться при дворе, ваше величество, – осмеливается посоветовать матушка. – Поскольку юного короля окружают одни мужчины, думаю, ему захочется материнской нежности.

Материнской нежности? – удивляюсь я про себя. Я и не подозревала, что миледи знает такие слова.

– Вы считаете, они позволят мне часто видеться с ним? Сомневаюсь, – задумчиво отвечает королева. – В любом случае о том, чтобы остаться при дворе, не может быть и речи, поскольку я терпеть не могу эту несносную леди Хартфорд с ее ядовитым языком, которая, конечно, станет еще более несносной в качестве жены регента. Кроме того, я устала от жизни при дворе, от церемонности, интриг, фальши. Я желаю свободы.

– Но куда же вы отправитесь, сударыня? – спрашивает моя матушка.

– К счастью, Фрэнсис, король оставил меня богатой вдовой. Он также завещал мне тот красивый дворец из красного кирпича на набережной Темзы в Челси. Мне бы хотелось переехать туда. После трех престарелых мужей, каждому из которых я была верной женой, я думаю, настала пора пожить в свое удовольствие.

– Самое время! – поддерживает матушка.

А мне трудно скрывать свое огорчение. Меня больше не повезут ко двору – если ни королевы, ни фрейлин там не будет. Не жить мне больше в гостях у дорогой королевы Екатерины. Если только она, конечно, не пригласит меня погостить в Челси…

– Как король и леди Елизавета восприняли весть о кончине отца? – спрашивает моя матушка.

– Ах, бедняжки, как они рыдали, когда регент сообщил им об этом, – рассказывает королева. – Милорд Хартфорд сказал, что ему долго не удавалось их успокоить, но под конец он все-таки убедил принца занять свое место на троне, чтобы принять присягу у собственных советников. Бедное дитя, ему ведь только девять лет.

Ее величество добавляет, что плач стоял и в парламенте при вести о кончине короля, и на улицах Лондона, когда вчера провозили тело в сопровождении пышного кортежа в Сионское аббатство, где оно оставалось ночь перед погребением в Виндзоре рядом с королевой Джейн.

– А вы, Фрэнсис, – какие у вас планы?

– А я, сударыня, стану служить нашему новому королю, как только смогу, – отвечает миледи. – Кроме того, мне нужно уделять внимание воспитанию дочерей, раздавать милости, вести хозяйство. Жизнь продолжается.

– И правда, – вздыхает королева Екатерина.

В детскую торопливо входит миссис Зуш и сразу же сообщает миссис Эллен, не в силах сдержаться:

– Дорогая, ни за что не поверите, что я сейчас услышала! Люди рассказывают, что когда гроб короля помещали в часовню в Сионе, он вдруг возьми да раскройся – кровь и все остальное так и брызнуло на камни. Запах был ужасный!

– Какой кошмар! – восклицает миссис Эллен.

– И это еще не все. Когда пришли люди, чтобы все собрать и сложить обратно в гроб – представьте себе, каково это, – за ними прибежала собака, и собака слизала кровь короля с полу.

Миссис Эллен содрогается, а меня тошнит.

– Пророчество, – говорит миссис Зуш, – вы помните пророчество?

– Кажется, нет… – неуверенно бормочет миссис Эллен. Мы с Катериной сгораем от любопытства.

– Ну, еще когда король решил жениться на Анне Болейн, один монах при всех предостерег его, что, если он не откажется от своего неправедного решения, с ним случится то же, что и с библейским Ахавом, и псы будут лизать кровь его.

– Выходит, что оно исполнилось, – шепчет миссис Эллен.

– Боюсь, что так. Хотя кое-кто в Лондоне считает, что это папистские выдумки, а некоторые вообще отрицают, что гроб открылся.

– Наверное, просто совпадение. – Миссис Эллен резко кивает в нашу сторону. – Эти паписты скажут все, что угодно, лишь бы опорочить реформы покойного короля.

– Скоро им придется придержать языки, – обещает миссис Зуш. – Только сегодня утром миледи говорила, что вся страна принимает протестантство и что мессу теперь запретят. Она, кажется, этому очень рада.

– Я думаю, они с его светлостью примут любую веру, какая будет в моде, – ехидно замечает миссис Эллен. – Власть для них важнее религии. И не забудьте, что ее светлость часто видится с королевой. Нетрудно догадаться, откуда ветер дует.

– По словам миледи, многие при дворе разделяют эти убеждения, начиная с регента. И наставники молодого короля позаботились о том, чтобы он проникся новой религией.

Да и я тоже. Сначала казнь Энн Эскью заставила меня усомниться в моей вере, а затем уроки доктора Хардинга дали мне понять, что многое из того, что мне говорили о религии, – ложь. Я больше не могу верить в таинство евхаристии, поскольку оно противоречит здравому смыслу. И мне непонятно, почему мы должны просить Деву Марию и святых посодействовать нам, если мы можем молиться напрямую Богу. Еще я думаю, что Библия на английском должна быть доступна всем, для чтения и толкования. Эти мысли, кажется, говорят о том, что я протестантка. И потому, в глазах закона, еретичка.

До сих пор по очевидным причинам я держала свои идеи при себе. Но, слушая разговор между миссис Зуш и миссис Эллен, я ощутила надежду, что не за горами время, когда я смогу открыто высказывать их.