Текст книги "Горькие плоды смерти"

Октябрь, 1-е

Холлоуэй, Лондон

Именно благодаря бегству с блиц-свидания – подумать только! – Барбара Хейверс ровно через сутки узнала о скоропостижной кончине Клэр Эббот. Она вернулась домой, выжатая как лимон, после неких утомительных совместных действий, как будто призванных лишить ее последних сил – к вящему удовольствию суперинтенданта Изабеллы Ардери.

Стиснутые зубы, искусанные губы, вонзающиеся в ладони ногти, прикушенный язык – все это начинало сказываться на ней. Барбара была не уверена, надолго ли хватит этой ее новой личности. Ее голова точно могла взорваться в любую минуту. В этом даже не приходилось сомневаться. Неудивительно, что Бервик-на-Твиде уже начал казаться ей райским местом. Поэтому, обессиленно плетясь по подъездной дорожке эдвардианского особняка, позади которого она жила – свой «мини» ей приходилось парковать практически на Хэверсток-Хилл, – Хейверс была готова на что угодно, но только не на блиц-свидание.

Это была идея Доротеи Гарриман. Причем та задалась целью во что бы то ни стало воплотить ее в жизнь. Увы, взгляды секретарши отдела нисколько не изменились под влиянием книги «В поисках мистера Дарси». Как выяснилось, книжку она лишь пробежала глазами, после чего сунула ее Линли. Судя по всему, отказавшись от мысли преобразить свою коллегу внешне, Доротея выбрала новый способ положить конец удручающему состоянию вещей под названием «личная жизнь Барбары».

Ди заявила, что блиц-свидание позволит Хейверс замочить ноги в реке, в которой якобы плавают стаи активных, бесхозных самцов. Та попыталась протестовать. Ее никогда не интересовала ловля мужских особей в мутной воде. На что Доротея заявила следующее:

– Ловлей мужчин, детектив-сержант Хейверс, интересуются все. Только этим, и ничем иным. Так что никаких «но».

– Как это понимать? – не поняла Барбара.

Тогда Гарриман была вынуждена признаться, что «все хотят видеть вас снова, сержант Хейверс. Мы уже, мягко говоря, отчаялись вернуть вас».

На сердитую фразу Барбары – «я же, черт возьми, никуда не пропадала!» – секретарша заявила:

– Вы понимаете, что я имею в виду. Помните про Бервик-на-Твиде? А про суперинтенданта Ардери? А про то, что вы супер-пупер-как-хороши? Видите ли, хотя со стороны детектива-инспектора Линли это и был настоящий подвиг – он хотя бы попытался вытащить вас…

– Что?! – вскричала Барбара. – Что он сделал?

– О боже! Кажется, я ляпнула лишнее. Это всё нервы. Послушайте, давайте хотя бы попытаемся, хорошо? Назовем это новым опытом, чем-то таким, о чем вы расскажете вашей маме, когда встретитесь с нею в следующий раз… Договорились? А потом… – Доротея на миг умолкла, не иначе как задумавшись над этим «потом». – Потом я отведу вас на ужин. За мой счет. Называйте любой ресторан.

– Я скорее дам вырвать себе ногти на ногах! – заартачилась Хейверс.

– А вот этого не надо. Я хочу, чтобы вам было что вспомнить, кроме Бервика-на-Твиде. Так что никаких «нет». Вы не имеете права отказаться от чего-то такого, чего даже не пробовали.

И вот теперь Барбару ожидал таинственный вечер. Гарриман откопала для них приключение среди рекламных объявлений в газете «Досуг». Напечатанное мелким шрифтом, объявление это притаилось под другим, рекламировавшим «профессиональный тайский массаж прямо в вашем гостиничном номере». Мероприятие должно было состояться в Холлоуэе, по соседству – ну кто бы мог подумать! – с Королевской женской тюрьмой.

Замечательно, подумала сержант, направляясь к пабу, в котором должно было состояться это мероприятие. Надзирательницы в свободное от службы время ищут любви. Похоже, она идеально впишется в это место.

Доротея ждала ее у входа. На сердитые слова Барбары: «Вы с ума сошли, Ди? Вы в самом деле считаете, что приличный человек может сюда прийти?» – она не моргнула даже глазом.

– Мы будем блистать, как жемчужины среди… в общем, мы будем блистать и сиять, – ответила она и повела коллегу за собой внутрь, прежде чем та успела возразить, что вообще-то жемчужины не блистают и не сияют.

Помещение было украшено… в меру. Под потолком крест-накрест были подвешены две гирлянды из крепированной бумаги, а над столом регистрации парили накачанные гелием воздушные шары. За столом сидели три особы, которые собирали деньги и выдавали талончики на выпивку. Кроме того, на столе лежали бейджики с надписью: «Привет! Меня зовут…», на которых нужно было написать черным маркером свое имя. Сделав это, прибывшие надевали бейджик и отходили в сторонку, слоняясь по залу и исподтишка наблюдая друг за другом.

Пять рядов длинных столов указывали, где должны будут разместиться участники блиц-свиданий. На каждом столе к металлической подставке была прикреплена табличка. «25 – 30» – было написано на первой из них, «31 – 40», «41 – 50» «51 – 60» и «60+» – на остальных. Вдоль каждого стола стояли стулья для участников, а посередине, примерно на равном расстоянии, были расставлены вазы с пластмассовыми маргаритками.

Корпулентный брюнет с прилизанными волосами, явно крашеными, начал «объявлять правила», которые, впрочем, оказались достаточно просты.

Кстати, его имя Санни Джек Домино, сказал ведущий, и сегодня он будет за ними «присматривать». Делать это он будет при помощи таймера, который держал в руке и пиканье которого продемонстрировал гостям, сопроводив его звяканьем колокольчика, вроде тех, которым пользовались городские глашатаи.

На каждое «свидание», пояснил он, дается пять минут. Услышав сигнал таймера, все получают тридцать секунд, чтобы закончить беседу, после чего он звонит в колокольчик. Кавалеры перемещаются на стул справа, дамы остаются на месте. «Вы можете сообщить личные подробности кому угодно, – сказал он. – Единственное требование – продолжайте двигаться».

Услышав про личные подробности, Барбара подумала, что зря не захватила с собой визитки на тот маловероятный случай, если удастся с кем-то познакомиться. Она даже слегка расстроилась по этому поводу, но в следующий момент Джек Домино объяснил смысл табличек на столах: участники блиц-свиданий садятся за столы в соответствии со своим возрастом.

– И не жульничать! – предупредил он гостей, продемонстрировав неестественно белые зубы.

Все это напомнило Барбаре школу. Под бодрые заверения Санни Джека, что их ждет приятный вечер, участники направились к своим столам. Со словами «на старт, внимание, марш!» ведущий начал отсчет драгоценных пяти минут.

Довольно скоро Барбара поняла: в то время как женщины честно заняли свои «возрастные ячейки», лишь малое число мужчин поступили так же. Остальные скостили себе по десятку лет, а кое-кто по два или даже по три. В результате она оказалась в обществе кавалеров в возрасте от сорока одного до шестидесяти семи лет.

Ее хватило на три свидания. Первый мужчина оказался жарким поклонником горячих блинчиков со сладким сиропом и бутербродов с маслом – неудивительно, что после этого он с трудом помещался на стуле. Мужчина не сводил с Барбары глаз, по всей видимости, ожидая, когда она начнет развлекать его. Ей же абсолютно не хотелось этого делать.

На следующем свидании она оказалась напротив джентльмена, который сразу признался, что ему давно не тридцать, а если честно, то шестьдесят семь. «Но мне нравятся молоденькие и шустренькие, и я здоров, как бык». Свое признание он сопроводил подмигиванием и откровенно неприличной комбинацией указательного пальца правой руки и колечка из указательного и большого – левой.

На третьем, ее последнем свидании сидевший перед ней тип требовательно спросил: «Какую музыку вы слушаете? Потому что если не ту, что нравится мне, у нас с вами ничего не получится».

В этот момент Барбара встала из-за стола и решительно направилась к выходу. Не успела она шагнуть за порог, как возле нее возникла Доротея.

– Детектив-сержант Хейверс! Вы не смеете!..

Девушка поняла, что спасти ее может только ложь. Она показала мобильник.

– Мне только что позвонили, Ди. Сегодня вечером у меня по графику дежурство, и вы знаете, как…

Махнув рукой, она вышла на улицу.

Кстати, неплохо было бы где-то перекусить. Хейверс не успела поужинать, а после безумного блиц-свидания у нее уже урчало в животе. С мыслями о жареной рыбе с картошкой она зашагала дальше.

Как назло, вскоре пошел дождь – причем не слабенький осенний дождик, смывающий с деревьев летнюю грязь, а настоящий ливень. А у нее, конечно же, не было с собой зонта.

На ее счастье, шагов через пятьдесят Барбара наткнулась на газетный кисок, в который поспешила зайти, чтобы переждать дождь. Выразительный взгляд женщины в хиджабе за прилавком намекнул ей, что следует что-нибудь купить. Что она с радостью и сделала, приобретя мятную жевательную резинку, пластмассовую зажигалку и свою любимую бульварную газетку под названием «Сорс». Заплатив за покупки, сержант поинтересовалась, где тут ближайшее кафе. Выяснилось, что рядом, через восемь-десять домов чуть дальше по улице.

В кафе Хейверс заказала порцию жареной пикши с картошкой. Столов там не было – только длинный пластиковый прилавок вдоль стен.

Перед прилавком стояли табуретки, обтянутые винилом сомнительной чистоты. Садиться на них не хотелось, но есть рыбу с картошкой под дождем не хотелось еще больше. В утешение Барбара подумала, что прилавок хотя бы достаточно широк, чтобы разложить на нем газету. Действительно, чего еще можно желать в дождливый вечер?

Так она узнала о том, что широко известная феминистка, писательница и лектор Клэр Эббот скончалась в возрасте пятидесяти пяти лет. Впрочем, материал о ней занимал отнюдь не первую страницу.

Ибо та было отдана шокирующей новости: некий футболист, ранее заявлявший, что обожает свою жену и верен ей («Вот уж чему никогда нельзя верить!» – язвительно подумала Барбара), вот уже три года как имеет любовницу, которую поселил в Испании на берегу моря.

«Я верен им обеим, – утверждал он. – Не понимаю, чего еще вы от меня требуете!» Похоже, для него не было проблемой ни то, что жена недавно родила ребенка – на фото она выходила из дома с младенцем на руках и безутешно рыдая, – ни то, что его любовница беременна. «Я всего лишь человек!» – заявил он, когда выяснилось, какой он мерзавец.

Хейверс быстро пролистала газету до пятой страницы, где продолжалась эта грязная история. Вот так, по пути к продолжению, она наткнулась на фото Клэр Эббот и сообщение о ее смерти. Хотя точная причина не называлась, судя по всему, это был инфаркт. Жаль, она была еще совсем не старой, подумала Барбара.

Мысль об инфаркте заставила ее критически покоситься на жареную рыбу и картошку. Может, побрызгать их солодовым уксусом? Будем считать, что это компенсирует отсутствие за ужином полезных для здоровья овощей.

Октябрь, 4-е

Мэрилебон, Лондон

Рори Стэтем сидела молча. Дэвид Дженкинс читал, переворачивая страницу за страницей. Арло был рядом с хозяйкой – лежал возле ее ног.

Дженкинс не поднял головы с того момента, как попросил ее сесть у дальнего края его стола, и женщина была рада этому. Насколько она поняла, он разделял ее озабоченность, что неудивительно. Он почти три десятка лет был лечащим врачом Клэр.

Когда Виктория позвонила ему и попросила принять ее в конце дня, потому что его пациентка, Клэр Эббот, скоропостижно скончалась пять дней назад, Дэвид охотно пошел ей навстречу.

– О господи! Да. Конечно. Но, боюсь, я смогу принять вас не раньше половины седьмого.

Ее это устроило. Хотелось бы вместе с ним изучить отчет о вскрытии, сообщила она.

И вот теперь редактор не спускала с него глаз, боясь пропустить его реакцию на то, что она уже прочла сама: острая сердечная недостаточность с летальным исходом, вызванная внезапной аритмией. Она не могла сказать, что это значит, за исключением того, что Клэр стало плохо с сердцем.

Как такое могло случиться? Рори казалось, что если с сердцем у ее подруги что-то было не так, то врач должен был это знать и наверняка предупредил бы ее об этом. Она мучительно ждала того мгновения, когда Дженкинс закончит читать.

Дэвид был мужчиной в возрасте. Он тепло приветствовал посетительницу, когда та пришла к нему, а главное, благосклонно отнесся к нежданному присутствию в своем кабинете Арло. В глазах Рори это был типичный представитель старой породы лондонских докторов с Харли-стрит, даже если его кабинет располагался отнюдь не на этой улице.

На медике был костюм-тройка, несколько неудобный и плотный для этого времени года. На кончике носа у него блестели очки со стеклами-полумесяцами, из ноздрей и ушей торчали волоски, а завершала эту картину старомодная бородка, явно из прошлого века. Как ни странно, все это еще больше расположило к нему Стэтем.

Наконец Дженкинс поднял голову и снял очки, после чего достал из бумажника квадратный лоскуток ткани и протер стекла. Затем нахмурил кустистые брови и откатился в кресле на колесиках от стола.

Ранее он включил вентилятор, чтобы в нагретом солнцем кабинете было не так душно. Теперь же врач выключил его и сказал:

– Признайтесь честно, какое место вы занимали в жизни Клэр?

– Я ее редактор и друг, – ответила Рори, чувствуя, как по ее щекам покатились предательские слезы. Женщина прижала пальцы к верхней губе, чтобы не расплакаться. Она поступала так уже много дней, будучи не в силах совладать со своим горем. Директор издательства осторожно предлагал ей взять отгул, но она отказалась. Остаться наедине с собственными мыслями было выше ее сил. Что угодно, только не это.

– Мы были очень близки, Клэр и я, – добавила она. – Родственников в Англии у нее нет, и я была для нее той, кто возьмет все на себя, если вдруг что-то случится…

Стэтем опустила голову. Арло, напротив, поднял свою и вопросительно посмотрел на хозяйку.

– Понятно, – сказал Дэвид. – А ее тело?..

– Его привезут… Сейчас оно на пути в Шафтсбери. Будет кремация, но дата пока неизвестна, поэтому тело побудет какое-то время в морге.

Разговор о судьбе останков писательницы показался Рори бесчеловечным. В ее глазах это было не только осквернением того, кем была при жизни Клэр Эббот, но и предательством их былой дружбы, и она поспешила изменить тему разговора:

– Ведь наверняка были какие-то свидетельства… как-то… где-то… Разве она не знала, что у нее больное сердце?

Опираясь локтями на стол, Дженкинс сцепил длинные пальцы под подбородком.

– С сердцем такое иногда случается. Сопутствующий приступ? А вот это уже наводит меня на нехорошие мысли.

Редактор ухватилась за его последние слова. Это ведь наверняка что-то значило, хотя она и не могла сказать, что именно.

– Такое иногда случается у детей, – задумчиво продолжил медик. – И, как правило, сопровождает высокую температуру. Но со взрослыми такого не бывает. Не говоря уже о том, чтобы причиной была аритмия… Довольно странно, ведь у мисс Эббот не было никаких признаков опухоли мозга или даже застарелого шрама от черепной травмы. Нет этого и в заключении. Даже намека. Я на секундочку…

С этими словами Дженкинс вышел из кабинета. Когда он вернулся, в руках у него был толстый скоросшиватель, который оказался историей болезни – вернее, здоровья – Клэр в течение ее многолетнего общения с личным врачом.

Несколько минут Дэвид просматривал содержимое папки. Когда же Рори собралась спросить его, что он ищет, врач сказал ей, что никаких упоминаний о травме головы здесь нет.

Раз в год Клэр проходила медицинское обследование – «что весьма похвально», добавил врач. Лишь в возрасте пятидесяти лет она впервые настояла на колоноскопии, электрокардиограмме, проверке плотности костей и стрессовом тесте для определения выносливости сердца. Кроме того, Эббот ежегодно проходила все положенные «женские осмотры». Как было бы хорошо, добавил от себя Дженкинс, если б все остальные его пациентки были столь же внимательны к собственному здоровью.

– Зато она неправильно питалась, – с печальной улыбкой возразила Стэтем. – Сомневаюсь, что она хотя бы раз в году нормально пообедала. И еще она любила вино. Но это, пожалуй, всё. Она даже не курила. И то, что случилось с нею… Я до сих пор не понимаю, как такое может быть…

– Как я уже сказал, такое случается, – произнес медик. – Даже с людьми, у которых здоровье, как у марафонцев.

Когда дело касается человеческого организма, добавил он, здесь может произойти все, что угодно, и без всяких объяснений. Это одна из величайших загадок жизни.

– Сочувствую, – сказал в заключение Дэвид. – Теперь я вижу, сколь многое Клэр значила для вас. Да и для других людей, как я понял из того, что они прочтут о ней. – Врач ласково и печально улыбнулся. – Эта ее книга. Она была смелым мыслителем, не так ли? Какая это огромная потеря для вас и всех тех, кто ее знал…

Октябрь, 5-е

Виктория, Лондон

Барбара Хейверс решила, что отловить инспектора Линли и поговорить с ним будет проще всего на служебной автостоянке, и поэтому приехала на работу на сорок минут раньше обычного. Когда инспектор, наконец, прибыл, она уже поджидала его на его обычном парковочном месте.

Девушка отступила, пропуская коллегу. К слову, ожидая Томаса, она выкурила шесть сигарет – затоптанные окурки валялись у ее ног. Не успел он выключить двигатель, как Барбара ловко вскочила к нему в машину. Линли вздохнул – непроизвольная реакция с его стороны на исходивший от нее терпкий табачный дух, который он был вынужден вдыхать в 7.52 утра.

Не дав ему возможности побрызгать в салоне освежителем воздуха, Барбара сразу же заговорила:

– Вы делаете все, что в ваших силах. Я это вижу, сэр. Кстати, раньше я этого не понимала. Я была зла, как черт. Но я подумала, и теперь мне ясно, к чему вы клоните, и я более-менее это ценю. Но вы должны бросить это дело, потому что ничего у вас не выйдет.

Линли задумался над ее словами.

– Это вы о чем, Хейверс?

– Она никогда не порвет этот чертов рапорт о моем переводе в другое место. Во всяком случае, не при моей жизни и не при вашей. И я отлично ее понимаю. На ее месте я тоже не стала бы этого делать. Мол, сама виновата и все такое прочее. Между прочим, я ни о чем не жалею, и будь что будет.

Томас отвел взгляд. Впрочем, смотреть здесь было не на что. Разве только на бетонную стену подземной парковки, которая в данном месте являла собой мокрый кусок шершавой поверхности, очертаниями напоминавший королеву Викторию в последние годы ее правления. Зрелище это было непривлекательным сразу по ряду причин. Барбара уже собралась было высказаться на сей счет, когда Линли произнес:

– Хотите честно? Вас не узнать. Вы больше не выкладываетесь по полной. Ваша работа оставляет желать лучшего. Причем вот уже несколько месяцев. Мы все – и вы, и я, и Изабелла – это знаем. И какая, в конечном итоге, польза от того, что вы больше не выкладываетесь по полной?

– Я пытаюсь найти себя, – ответила сержант. – Вернее сказать, пытаюсь что-то сделать в этом направлении.

– В направлении чего?

– Всего этого.

– Могу я поинтересоваться, что вы имеете в виду под «всем этим»?

У Хейверс кольнуло в груди. Ей было ясно, куда клонит ее коллега и что ей нужно делать, чтобы парировать его удар: быть краткой и поскорее уйти.

– Работу, сэр, – ответила она. – Просто не мешайте мне ее делать. – С этими словами сержант взялась за дверную ручку, собираясь открыть ее и вылезти наружу. – Но в любом случае, спасибо. Ценю ваше…

Линли остановил ее.

– Я знаю, что это такое – тосковать по другому человеку, – сказал он негромко.

От его слов девушке стало только хуже. Теперь она не могла просто так взять и уйти, и он, черт побери, это знал. Барбара откинулась на спинку сиденья и теперь смотрела прямо перед собою на силуэт вдовствующей королевы Виктории и ее тройной подбородок.

– Я знаю, сэр, – сказала она. – И в моем случае, я также знаю, насколько это глупо. Хелен была вашей женой, и ее убили. В моем случае это всего лишь соседи, и они лишь переехали в другое место.

– Любовь – это любовь, – ответил инспектор. – Господь свидетель, не нужно иметь общую кровь, или свидетельство о браке, или что-то другое, чтобы страдать от утраты! Уходя, человек исчезает из нашей жизни, но не исчезают наши чувства к нему. Справиться с этим требует монументальных усилий воли.

Барбара повернулась и посмотрела на Томаса. Его темно-карие глаза – столь неожиданные для того, чьи волосы летом выгорают до цвета соломы – были устремлены на нее и полны тем, чего она явно не заслуживала: искренним – сержант это знала – состраданием.

Да, ситуации у них разные, как ни пытайся он придать им сходство. Ничто не сделает их похожими. И все же она многим ему обязана и должна сказать ему это единственно доступным ей способом – косвенно.

– Спасибо вам за это, – произнесла девушка.

– За что?

– За то, что вы только что сказали. Вы порядочный человек, несмотря на ваши изысканные манеры, фамильное серебро и портреты предков.

– Ах, вот как…

Они умолкли, разглядывая внутренности его машины – ручки, датчики и прочие загадочные штуковины.

Барбара заговорила первой.

– С другой стороны, – сказала она, – как вы думаете, сможете вы убедить ее отвязаться от меня? Не начальницу… я имею в виду Доротею. Вчера вечером она вытащила меня на блиц-свидание, а последние два дня прожужжала мне уши про танцевальный класс. Я малость остудила ее рвение, сославшись на плоскостопие, но сомневаюсь, что она готова принять это за уважительную причину.

Линли кивнул и с трудом удержался от улыбки.

– С другой стороны, – сказал он, – хорошая румба – это замечательно. Это, конечно, не то, что танго, но очень близко.

Хейверс тоже улыбнулась.

– Да пошли вы куда подальше со своими танцами, сэр!

Оба прыснули со смеху.

Они вместе вышли с парковки и поднялись на лифте наверх, где, выйдя из кабины, разошлись в разные стороны. Барбара направлялась к своему столу, когда ее остановил кто-то из молодых детективов. Телефонное сообщение, сказал он и протянул ей листок бумаги.

Звонила некая Рори Стэтем, и само сообщение было коротким. Просьба срочно перезвонить по поводу Клэр Эббот. Упоминание последнего имени помогло сержанту Хейверс вспомнить, кто такая эта Стэтем. Та женщина, которая присутствовала на автограф-сессии в Бишопсгейте. Она еще дала ей вторую визитку, потому что первую у нее изъяла помощница знаменитой феминистки. Барбара достала мобильник и позвонила по указанному номеру.

– Слава богу! – Это были первые слова, которые произнесла Виктория Стэтем. После этого она тотчас добавила: – Нам нужно поговорить. Наедине. Это связано с Клэр. Она умерла в Кембридже и…

– Я читала в газете, – ответила Хейверс. – Мне очень жаль. Сердечный приступ?

– В том-то и дело. У нее никогда раньше не было проблем с сердцем. У меня есть отчет о вскрытии. Я отнесла его врачу, и тот сказал… Послушайте, мы можем встретиться? Я приду к вам. Или встречусь с вами где угодно, в любое время. Это крайне важно!

Судя по голосу, собеседница Барбары была сама не своя. Впрочем, ее можно понять. И вообще, девушка поймала себя на том, что, похоже, становится экспертом по этой части. Во всяком случае, ей так кажется.

– Могу встретиться с вами часов в одиннадцать, – ответила она. Это было время ее перерыва. – Но вам придется прийти ко мне. И еще предупреждаю заранее: если к этому времени возникнет что-то срочное, встречу придется отменить.

Она терпеть не могла ставить условия, тем более в такой резкой форме, но что ей оставалось? Рори Стэтем ответила, что встреча в одиннадцать часов в стенах Скотленд-Ярда ее вполне устраивает. Она будет там в назначенное время.

Виктория, Лондон

Ровно в одиннадцать ожил телефон – снизу звонила Виктория Стэтем. С нею был Арло, и охранники на входе отказались пропустить ее собаку внутрь.

– Сейчас спущусь, – сказала Барбара. – Они, наверное, решили, что вы на завтрак накормили его взрывчаткой.

В фойе, как обычно, было полно полицейских, гражданских служащих и посетителей. Хейверс быстро заметила в толпе Рори. Та ждала возле одного из огромных окон первого этажа, откуда открывался вид на бесчисленные бетонные заграждения, надежно защищавшие сердце лондонской полиции от грузовиков отдельных индивидуумов, напичканных взрывчаткой.

Пробравшись сквозь толпу к редактору, Барбара протянула для приветствия руку и мотнула головой в сторону выхода. Будет проще поговорить на улице, пояснила она. Далеко отходить они не будут, потому что у нее, к сожалению, мало времени.

Они перешли на другую сторону улицы. Резкий осенний ветер гнал по мостовой опавшую с соседних платанов листву. Рори протянула сержанту пухлый желтый конверт.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала она. – Я не знаю, к кому еще мне обратиться. Говорят, что она умерла от… Говорят, что были две причины: сердечная аритмия, а затем приступ. Вот только ее врач… врач Клэр… видел результат вскрытия… я захватила его с собой… И он сравнил его с медицинской картой Клэр. Он много лет был ее лечащим врачом и сказал мне, что в ее медицинской карте нет никаких свидетельств того, что могло бы объяснить этот приступ. Никаких черепно-мозговых травм. Никаких опухолей. Ничего.

Барбара отметила про себя, как взволнована ее собеседница. Похоже, нервничал и ее песик. Сидевший у ног Рори Арло заскулил, и хозяйка взяла его на руки, взяла как ребенка.

– А ее сердце? – спросила Хейверс.

– Вы про аритмию? – уточнила Стэтем и облизала губы. Было видно, что она колеблется, и сержант повторила вопрос.

– Он сказал, что такое бывает, – наконец ответила Рори. – Что такое иногда внезапно случается. Частый пульс, замедленный пульс, сбои и все такое. Только, понимаете, Клэр проходила всякие осмотры. Все проверки, в том числе и сердца, какие только можно представить. И чтобы такое произошло…

– Вы что-то подозреваете? – задала вопрос Барбара.

– Не знаю, – ответила редактор. – Видите ли, в Кембридже она была не одна. С нею была Каролина Голдейкер – помните ту женщину на встрече с читателями в Бишопсгейте? Ту самую, которая отняла у вас визитку Клэр? Она была там. У них были смежные комнаты. Каролина замкнула дверь между ними, чтобы Клэр не смогла…

Стэтем переложила Арло с одного плеча на другое, как будто это могло помочь ей успокоиться.

– Слишком много всего, что лично мне не нравится, – сказала она. – И я не знаю, куда обратиться.

Сотрудница полиции кивнула. То, что дверь, соединявшая смежные комнаты, была заперта, еще ничего не значит, и, скорее всего, так и было. И все же она открыла конверт и вынула из него отчет.

Затем сержант быстро пробежала документ глазами. Рост, вес, отметины на теле, состояние и вес внутренних органов, токсикология, содержимое желудка, состояние мозга… Беглое знакомство с отчетом позволило Барбаре сделать вывод, что заключение о приступе, вызванном сердечной аритмией, было правильным.

Она подняла глаза и посмотрела на Рори, и любые слова тотчас застряли в ее горле прежде, чем она успела их произнести. Редактор же заговорила снова:

– Они выдали мне ее тело, и я… я отправила его в Шафтсбери. Видите ли, ее родители давно умерли, а ее брат… Клэр была бы против того, чтобы ее тело забрал брат. Других родственников у нее нет, и мы с нею были как семья, с тех пор как… – Виктория судорожно вздохнула. – Дело в том, что девять лет назад я потеряла близкого человека. Мы вместе отправились в отпуск и…

Арло негромко тявкнул, и его хозяйка вздрогнула. Она продолжала прижимать песика к себе и, по всей видимости, невольно сделала ему больно. Рори, извинившись, опустила его на мостовую, как будто он понимал ее слова, что, скорее всего, так и было. Оставаясь в такой позе, она подняла голову и посмотрела на Барбару.

– Клэр помогла мне справиться с моим горем. И вот теперь ее нет. У меня до сих пор это не укладывается в голове… – произнесла она.

– Понимаю, – сказала сержант.

Сказать по правде, она была в растерянности. Ей хотелось помочь Стэтем, но она не знала как. Черт побери, подумала девушка, сколько же в этом мире горя и боли! Как вообще кому-то удается дожить до преклонных лет?

Она засунула отчет обратно в конверт и сказала то единственное, что могла сказать:

– Могу я оставить это у себя? Пока я ничего не могу обещать. Это выглядит убедительно. И все же есть шанс, что что-то пропустили. Я же, не будучи специалистом… Это я к тому, что с телом пока ничего не следует делать. Я свяжусь с вами.

На нее тотчас, подобно цунами, обрушилась волна благодарности.

– Спасибо, спасибо вам! – произнесла Рори и зарылась лицом в жесткую собачью шерсть. – Значит, вы позвоните мне?

– Обязательно, – пообещала Барбара.

Виктория, Лондон

Она рассчитывала на помощь коллег-криминалистов, Пусть кто-нибудь из них посмотрит отчет о вскрытии, который дала ей Рори Стэтем. Впрочем, этого не понадобилось. В результате короткого разговора с Линли отчет остался у него. Проходя мимо ее стола, он остановился и пригласил Барбару пообедать вместе с ним.

– Ну как? Я угощаю. Нужно кое-что отметить, – заявил инспектор.

– Что именно? – поинтересовалась девушка.

– Завершение дела. По крайней мере, на одном фронте. Скажу честно, это было нелегко. Пришлось задействовать все мои дипломатические таланты. Так что мы оба заслужили вкусный обед.

В относительно приличном ресторане лондонской полиции Томас признался коллеге, что у него состоялся разговор с Доротеей Гарриман. Та согласилась, что идея с блиц-свиданиями была с ее стороны ошибкой. «Я даже не представляла, что мужчины способны так сильно занижать свой возраст, – сказала Ди. – Мне всегда казалось, что это прерогатива женщин. У меня самой состоялись свидания с пятью потенциальными кавалерами, которые – клянусь вам! – не были даже на день моложе сорока лет, детектив-инспектор Линли».

Барбара облегченно вздохнула, и Томас поспешил поднять руку, чтобы она не подумала, будто Доротея отказалась от романтических планов в ее отношении. По крайней мере, как он выразился, секретарша еще не распрощалась с надеждой уломать детектива-сержанта Хейверс составить ей компанию для совместных посещений школы танцев.

– Могу лишь добавить, что она обещала «отложить это на какое-то время», – честно сообщил Линли.

– Спасибо, сэр, – поблагодарила Барбара. – От танцев я как-нибудь отобьюсь. Можете спать спокойно.

– Могло бы помочь, если вы через неделю-другую сообщите ей, что у вас… – Линли запнулся, подыскивая нужное слово. – Кто-то появился. Или хотя бы что-то.

– Что-то? – переспросила девушка. – Типа романтической привязанности к собственному авто? Боюсь, для этого мне понадобится ваша «Хили Эллиот»[7]7
  Английская марка дорогих спортивных машин, выпускавшаяся в 1946—1953 гг.


[Закрыть]. Я обратила внимание, какими глазами вы смотрите на нее, сэр.

– Согласен, это любовь. Но я имел в виду… может, некое новое хобби? Вы слишком заняты, чтобы это были танцы… черт, что бы такое придумать?

– Вышивание чайных полотенец или наволочек для ящика в комоде, где хранится мое приданое? – язвительно уточнила Барбара и покачала головой. – Ничего, как-нибудь отобьюсь от нее без всякого вранья. Кстати…