Текст книги "Великое избaвление"

Он не дожидался ответа. Начал промывать перекисью царапины, продолжая решительно излагать свой план:

– Наверное, хорошо бы поехать на выходные в Пензанс, дорогая. Приятно будет выбраться на несколько дней из города, верно? Я поговорил с одной из девушек насчет гостиницы, в которой она когда-то останавливалась с родителями. Если этот отель еще существует, это просто сказка. С видом на гору Сент-Майкл. Поедем на поезде, а там уж возьмем напрокат автомобиль. Или велосипеды. Хочешь проехаться на велосипеде, Нелл?

Он погладил ее рукой свою щеку. От одного прикосновения сердце его растаяло, и Джонас со страхом почувствовал, как подступают слезы.

– Джо, – шепнула она, – Нелл умерла.

– Не говори так! – яростно воспротивился он.

– Я делала ужасные вещи. Я не могу допустить, чтобы ты о них узнал. Я думала, я спаслась от всего этого, я думала, я навсегда убежала.

– Нет! – Он все так же сосредоточенно, ни на что не обращая внимания, продолжал промывать порезы.

– Я люблю тебя, Джонас.

Тогда он остановился, закрыл руками лицо.

– Как же мне называть тебя? – прошептал он. – Я даже не знаю, кто ты.

– Джо! Джонас! Любовь моя, единственная моя любовь.

Ее голос стал пыткой, которую он не мог больше переносить. Жена потянулась к нему, но тут Джонас вскочил и опрометью выбежал из комнаты. Захлопнул за собой дверь, будто навсегда отрезая то, что осталось по другую сторону.

Добрался до стула и упал на него, прислушиваясь к собственному прерывистому дыханию, чувствуя, как порожденные паникой спазмы сжимают желудок и низ живота. Глаза его, ничего не видя, скользили по предметам привычной домашней обстановки, отвергая, отталкивая единственный факт, который приводил его в состояние животного ужаса. Три недели назад – так сказала женщина-полицейский. Он солгал ей, повинуясь мгновенной потребности защититься от ее чудовищного, ни с чем не сообразного обвинения. Но три недели назад он отнюдь не был с женой в Лондоне, он уезжал на четыре дня на конференцию в Эксетер, а затем еще два дня потратил на сбор средств для фонда. Нелл собиралась ехать с ним, но в последний момент слегла с гриппом. Во всяком случае, так она сказала. А может быть, она использовала эту возможность для того, чтобы навестить Йоркшир?

– Нет! – Короткое слово само по себе, непроизвольно вырвалось из-за стиснутых зубов, Он готов был презирать самого себя за то, что хоть на мгновение заподозрил жену. Нужно успокоить дыхание, расслабить мышцы.

Джонас дотронулся до гитары. Ему бы и в голову не пришло сейчас играть, но это прикосновение возвращало его к реальности их общей с Нелл жизни. Он сидел на крыльце Тестамент Хауса, перебирая струны, играя любимую мелодию, когда Нелл впервые заговорила с ним.

– Как красиво! А что, каждый может научиться? – Она устроилась на крыльце рядом с ним, не сводя глаз с ловких пальцев, перебиравших струны. Она улыбнулась, улыбнулась как дитя, не скрывая радости и удовольствия.

Научить ее играть было нетрудно. Она обладала даром подражания и никогда не забывала того, что ей довелось увидеть или услышать. Теперь она сама нередко играла ему, правда, не так уверенно, как он, и не так страстно. Ее музыка была полна сладостной печали, которая могла бы давно поведать ему о том, чего он не желал признать – даже сейчас.

Джонас резко поднялся. Он открывал книги, ее книги, одну за другой. Каждая из них была надписана ее аккуратным почерком: «Нелл Грэхем». «Она хотела утвердить право собственности на книгу – или на вымышленное имя?» – гадал он.

– Нет!

Он достал с нижней полки альбом с фотографиями, прижал его к груди. Вот документальное подтверждение существования Нелл, ее реальности. Не было у нее никакой другой жизни, кроме той, которую она разделила с ним. Нет даже надобности открывать альбом, проверять, что хранят его страницы. Это история их любви, застывшие воспоминания, стежок за стежком переплетшиеся в единый узор их совместной, нераздельной жизни. Неопровержимое доказательство, наглядная иллюстрация – вот как живет Нелл, вот что она любит.

В поисках еще более убедительного подтверждения Джонас взглянул на цветы, приютившиеся на подоконнике. Больше всего на нее похожи африканские фиалки, такие изящные, деликатные, тонкий стебелек и нежные лепестки, защищенные плотными зелеными листьями. Обманчиво хрупкие, они были необычайно выносливы и прекрасно приспособились к суровому лондонскому климату.

Глядя на эти цветы, Джонас наконец осознал истину, с которой тщетно боролся. Он не мог более сдерживать слезы, из груди его вырвалось рыдание. С трудом вернувшись к стулу, Джонас рухнул на него и безутешно заплакал.

В этот момент послышался стук в дверь.

– Уходите! – всхлипнул он. Снова настойчивый стук.

– Уходите! Уходите!

Стук не стихает. Словно голос его совести. Его не заглушишь.

– Убирайтесь, будь вы прокляты! – заорал он, бросаясь к двери и настежь распахивая ее.

Перед ним стояла женщина в изящном черном костюме с белой шелковой блузой, с пеной кружев на груди. Черная сумочка на плече, в руках – большая книга в кожаном переплете. Спокойное лицо, ясные глаза. Она готова приласкать, утешить. Кто она – миссионер? Видение? Женщина протянула руку и представилась: – Меня зовут Хелен Клайд.

Линли выбрал угол потемнее – свечи мерцали достаточно далеко, и свет почти не проникал в эту часть церкви. В храме чувствовался запах благовоний, но еще сильнее здесь пахло пылью столетий, оплывшими свечами, горелыми спичками, ветхостью. Было тихо и мирно. Голуби, на миг встрепенувшиеся при его приближении, вновь затихли. Ночь была безветренной, ветки деревьев не скрипели, не царапали стены и окна.

Он был здесь один. Компанию ему составляли вырезанные на решетках исповедален юнцы и юницы, переплетавшиеся на греческий манер в безмолвном и вечном танце.

Тяжело на сердце, тоскливо. Старинная история, римская легенда пятого столетия оказалась и ныне столь же реальной, как и во времена Шекспира, превратившего ее в сюжет своей драмы. Царь Тирский приезжает свататься к дочери царя Антиоха, разгадывает загадку, но вместо свадьбы ему приходится спасаться бегством.

Линли преклонил колени. Хотел помолиться, но молитва не шла с языка.

Он знал, что почти уже нащупал тело гидры, но это знание не приносило ни удовлетворения, ни облегчения. Он с радостью бежал бы от последней схватки с чудовищем. Даже если все головы будут отрублены и тело расчленено, эта схватка и на нем оставит шрамы.

«Не страшись нечестивых», – послышался какой-то призрачный, бестелесный голос. Он шел ниоткуда, неуверенный, дрожащий, словно его породил туман, клубившийся в холодном воздухе. Линли не сразу разглядел фигуру в черной сутане.

Отец Харт стоял на коленях у подножия алтаря, склонившись, упираясь лбом в пол.

 
"Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие,
Ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут.
Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину.
Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего.
Предай Господу путь твой и уповай на Него, и он совершит.
Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю.
Еще немного, и не станет нечестивого".
 

Линли прислушивался в этим словам с мукой, отвергая открывавшийся в них смысл. В колеблющейся темноте храма вновь воцарилась тишина, слышалось лишь хрипловатое дыхание старого священника, Линли собирался с мыслями, нащупывая ту нить, которая приведет его к окончательной разгадке.

– Вы пришли исповедаться?

Линли вздрогнул. Он не заметил, как священник внезапно возник из скопления теней прямо перед ним. Линли поднялся на ноги.

– Нет, я не католик, – сказал он. – Я просто пытался сосредоточиться.

– Церковь помогает в этом, верно? – просиял отец Харт. – Я всегда молюсь перед тем, как запереть церковь на ночь. Конечно, я сперва тщательно проверяю, не остался ли кто-нибудь внутри. Неприятно было бы остаться тут на ночь в такой мороз, правда?

– Да уж, – признал Линли, – это было бы ни к чему. – Он последовал за низкорослым священником к выходу из церкви, в поджидавшую их ночную тьму. Тучи заслонили и луну, и звезды. Спутник казался ему тенью без облика и человеческих черт.

– Вы хорошо помните «Перикла», отец Харт? Священник помедлил с ответом, нащупывая в кармане ключи, затем запирая дверь.

– «Перикла»? – задумчиво повторил он, проходя мимо Линли в сторону кладбища. – Это Шекспир, не так ли?

– «Как огонь и дым». Да, это Шекспир.

– А, ну да. Полагаю, я довольно хорошо знаю эту вещь.

– И вы помните, почему Перикл бежал от Антиоха? Почему Антиох решил убить его?

– Я… – Священник принялся что-то нащупывать в кармане. – Кажется, я уже позабыл кое-какие подробности.

– Думаю, вы все отлично помните. Спокойной ночи, отец Харт, – произнес Линли, покидая кладбище.

Он спустился с холма по усыпанной гравием дорожке. В ночной тиши шаги звучали угрожающе громко. На мосту Линли остановился, приводя в порядок мысли, оперся на каменные ступени, глядя на деревню. Справа дом Оливии Оделл. Там уже темно; и Оливия, и ее девочка невинно и спокойно спят. Напротив – дом Найджела Парриша. Оттуда струится и растекается по окрестности негромкая музыка органа. Слева маленькая гостиница дожидается своего постояльца, а дальше центральная улица сворачивает в сторону паба. С того места, где стоял Линли, не было видно коттеджей Сент-Чэд-лейн, но Линли отчетливо представлял их себе. Повернувшись, он вошел в гостиницу.

Он отсутствовал меньше часа, но сразу же, едва переступив порог, догадался, что за это время Стефа успела вернуться. Дом затаил дыхание, ожидая, пока Линли войдет в него и все узнает. Каждый шаг давался ему с трудом, словно он ступал в свинцовых башмаках.

Линли не знал достоверно, где располагаются комнаты Стефы, но догадывался, что они должны быть где-то на первом этаже, по ту сторону холла, ближе к кухне. Он прошел через служебный вход.

И сразу же обнаружил все ответы. Их можно было ощутить в самой атмосфере дома. Он чуял сигаретный дым, он почти ощущал вкус алкоголя. Он слышал смех, страстный шепот, восторги.

Словно какая-то безжалостная рука тянула его вперед и вперед. Он должен был узнать.

Постучал в дверь. За дверью мгновенно все стихло.

– Стефа!

За дверью поспешные, приглушенные движения. Легкий смех Стефы растворяется в воздухе. В последний момент Линли едва не остановился, и все же он повернул ручку. Вошел и узнал истину.

– Ты-то сможешь обеспечить мне алиби! – Ричард Гибсон с ухмылкой похлопал женщину по обнаженному бедру. – Полагаю, инспектор так и не поверил бедной крошке Мэдлин.

15

Леди Хелен увидела его, как только они выбрались с заполненной народом дорожки, выводившей со станции в город. Два часа в поезде она провела достаточно скверно, постоянно опасаясь, что Джиллиан вот-вот впадет в истерику, и в то же время пытаясь извлечь сержанта Хейверс из бездны отчаяния, в которую эта женщина почему-то решила погрузиться. В итоге леди Хелен была «вся на нервах» и при виде Линли, машинально приглаживавшего свои светлые волосы, растрепанные воздушной волной от пронесшегося поезда, она испытала невероятное облегчение. Мимо инспектора, суетясь и толкаясь, спешила толпа, а он стоял себе, словно никого вокруг и не было. Вот он приподнял голову и улыбнулся Хелен. Их глаза встретились, и леди Хелен невольно замедлила шаг.

Даже с такого расстояния она сразу разглядела произошедшую в нем перемену. Темные круги под глазами. Напряженный поворот головы, опущенные плечи, углубившиеся морщины у носа и губ. Все тот же Томми, да не совсем тот. И причина может быть лишь одна – Дебора.

Он виделся с ней в Келдейле. Леди Хелен прочла это по его лицу. Бог знает почему, хотя прошел уже год с тех пор, как он разорвал свою помолвку с Деборой и они с Томми провели столько часов, обсуждая это, но сейчас леди Хелен страшилась мысли о том, как Томми будет рассказывать ей о встрече с бывшей невестой. Нет, она не будет говорить с ним на эту тему! Трусость, конечно. Она готова была презирать себя за это, но даже самой себе не хотела признаться, почему ей вдруг стало так важно, чтобы Томми не затевал разговор о встрече с Деборой.

Томми словно прочел ее мысли, впрочем, так оно всегда и бывало. Он выдавил из себя улыбку и двинулся им навстречу.

– Господи, это же просто замечательно – увидеть наконец тебя, Томми, – проворковала она. – Я всю дорогу, если только не пыталась утешить себя каким-нибудь пирожком, тряслась при мысли, что ты застрянешь в Келдейле и нам придется нанимать машину и мчаться по болотам, разыскивая тебя. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Не следовало мне пожирать черствые булочки, чтобы хоть как-то унять нервы. В поезде кормят совершенно отвратительно, правда же? – И она покрепче обняла Джиллиан за талию. Хелен знала, что Линли не причинит девушке никакого вреда, но двенадцать часов непрерывного общения породили в ней чувство ответственности за Джиллиан, и ей не хотелось выпускать девушку из-под своей опеки. – Джиллиан, это инспектор Линли, – пробормотала она.

Робкая улыбка коснулась губ Джиллиан, но она тут же опустила глаза. Линли хотел было протянуть ей руку, но леди Хелен упредила его, покачав головой. Только тут Линли обратил внимание на руки молодой женщины. На ее ладонях виднелись уродливые красные полосы, но это был пустяк по сравнению с порезами, покрывавшими все ее тело. Леди Хелен пришлось немало повозиться, пока она выбрала платье, под которым можно было скрыть большую часть этих ран.

– Машина тут рядом.

– Слава богу! – воскликнула леди Хелен. – Веди меня к ней немедленно, иначе мои ноги окончательно превратятся в отбивную в этих ужасных туфлях. С виду-то они потрясные, верно? Но просто передать не могу, какую муку я в них испытываю. Все задаюсь вопросом, зачем это я, как безумная, гонюсь за модой? – Одним движением руки она отмахнулась от этой неразрешимой загадки. – Я согласна даже потерпеть минут пять твоего меланхолического Чайковского, если ты посадишь меня наконец в машину.

Линли усмехнулся:

– Учту, старушка.

– Не сомневаюсь, дорогой! – Она обернулась к сержанту Хейверс, которая бессловесно томилась рядом с ними с самого момента встречи. – Сержант, я намерена посетить дамскую комнату и исправить тот ущерб, который я причинила моему макияжу, когда впилась зубами в пирожное с кремом как раз перед тем последним бесконечным туннелем. Вы проводите Джиллиан до машины?

Хейверс перевела взгляд с леди Хелен на Линли.

– Разумеется, – бесцветным голосом подтвердила она.

Леди Хелен проследила, как удаляется эта парочка.

– Даже не знаю, с которой из них труднее, – вздохнула она.

– Спасибо тебе, что взялась за это, – поблагодарил он. – Очень скверно пришлось прошлой ночью?

Хелен теперь смотрела прямо на него.

– Скверно? – Перед ее глазами еще стояло полное отчаяния лицо Джонаса Кларенса; Джиллиан лежала на кровати, глядя в пустоту, едва прикрытая окровавленной простыней, сукровица до сих пор еще сочилась из наиболее глубоких порезов. В ванной кровь на полу, кровь на стене и даже в отверстии стока, откуда ее уже никогда не удастся смыть; к металлическим щеткам прилипли клочки кожи.

– Прости, что пришлось втянуть тебя в такой кошмар, – извинился Линли. – Но больше я никому не мог это доверить. Не знаю, что бы я делал, если бы не застал тебя дома.

– Я только что вошла. Джеффри, признаться, не сумел по достоинству оценить такое завершение нашего вечера.

Уголки губ и блестящие глаза Линли тут же изобразили веселое удивление.

– Джеффри Кусик? Я думал, ты с ним покончила.

Хелен легкомысленно рассмеялась и оперлась на его руку.

– Томми, дорогой, я пыталась. Старалась изо всех сил. Но Джеффри твердо решил убедить меня, что – сознаю я это или нет – мы с ним постепенно движемся в сторону истинной любви. Так что прошлой ночью он решил кое-что сделать, чтобы поскорее приблизиться к цели этого путешествия. Это было так романтично. Ужин в Виндзоре, на самом берегу Темзы. Коктейли с шампанским в саду. Ты мог бы мной гордиться. Я даже припомнила, что этот дворец построил Рен – как видишь, твои хлопоты о моем образовании не пошли прахом.

– Не думал я, что ты станешь метать бисер перед Джеффри Кусиком.

– А я и не метала. Он вполне симпатичный. Правда-правда. Он даже помог мне одеться.

– Не сомневаюсь в этом, – холодно отвечал Линли.

Хелен его угрюмость только потешила.

– Да не в этом смысле. Джеффри никогда бы не позволил себе. Он чересчур… чересчур…

– Похож на рыбу.

– Ты говоришь как завзятый сноб из Оксфорда, Томми, – попрекнула его Хелен. – Но, если начистоту, он самую чуточку похож на треску. Но чего от него ждать? В жизни не видела, чтобы выпускник Кембриджа поддался пылкой страсти.

– Стало быть, когда я позвонил, на нем был его университетский галстук? – уточнил Линли. – А еще какая-нибудь одежда?

– Томми, это нехорошо! Дай-ка мне сообразить. – Она задумчиво постучала пальцем по щеке. В глазах ее скакали чертики. Леди Хелен притворялась, будто тщательно обдумывает этот вопрос. – Нет, боюсь, мы оба были вполне одеты, когда ты позвонил. А после этого у нас и минутки не было. Бросились опрометью в мою гардеробную и принялись все перебирать в поисках подходящего костюма. Что скажешь? Удачно получилось?

Линли оглядел приталенный черный костюм и аксессуары ему в тон.

– Похожа на квакершу, готовую нести заблудшим слово Божие, – мрачно заметил он. – Господи, Хелен, а это что – Библия?

Она расхохоталась.

– Сошло, правда? – Она взмахнула толстым томом в кожаном переплете. – На самом деле это полное собрание сочинений Джона Донна, которое дедушка подарил мне на семнадцатилетие. Может, когда-нибудь и прочту.

– А что бы ты делала, если бы Джиллиан попросила тебя почитать ей Священное Писание?

– Ну, я могу сымитировать Библию, если мне это понадобится. Какой-нибудь «Аз», потом еще «возлег», «и зачал»… Да что это с тобой? – От ее вроде бы невинных слов Томми словно оцепенел. Даже рука, на которую она опиралась, казалась каменной.

Линли глянул в сторону своего автомобиля, припаркованного возле станции.

– Где ее муж?

Хелен с некоторым удивлением посмотрела на него.

– Не знаю. Он исчез. Я сразу же прошла к Джиллиан, а когда вышла из спальни, его уже не было. Я провела там всю ночь, но он так и не вернулся.

– Как Джиллиан восприняла это?

– Я не… – Леди Хелен помедлила, обдумывая его вопрос – Знаешь, Томми, по-моему, она даже не заметила его исчезновения. Я понимаю, это кажется странным, но он словно перестал существовать для нее. Она ни разу не упомянула его имя.

– О чем она говорила?

– Она все время повторяла, что она оставила что-то для Бобби.

– Она имела в виду это объявление в газете? Леди Хелен покачала головой.

– Нет. У меня сложилось впечатление, что речь идет о чем-то на ферме.

Линли задумчиво кивнул головой и задал последний вопрос:

– Как ты уговорила ее приехать?

– Мне не пришлось ее уговаривать. Она сама уже все решила, причем, как мне кажется, благодаря сержанту Хейверс, хотя та почему-то считает, что я совершила бог весть какое чудо. Поговори с ней, ладно, Томми? Она из себя еле два слова выжала, когда я позвонила ей сегодня утром. По-моему, она винит себя во всем, что произошло.

Линли только вздохнул.

– В этом вся Барбара. Господи, у меня и так голова пухнет от этой чертовой истории!

Леди Хелен широко раскрыла глаза: ей никогда прежде не доводилось видеть Линли таким взволнованным и растерянным.

– Томми, – осторожно начала она, – там, в Келдейле, ты, случайно… ты не… – Господи, как трудно об этом говорить!

Линли кривовато усмехнулся.

– Извини, старушка! – Он обхватил ее за плечи и ласково встряхнул. – Я так и не успел сказать, как я рад твоему приезду.

К ней он ни разу не обратился. Коротко кивнул и с тех пор даже головы не повернул в ее сторону. Еще бы, скакой стати? Теперь эта маленькая леди все тут уладит, как уладила она все прошлой ночью в квартире Кларенсов. А с ней ему уже и разговаривать не о чем.

Могла бы и сама догадаться, что Линли позовет на помощь свою любовницу, а не офицера Скотленд-Ярда. Типично для него, а? Какое самомнение! Уверен, что любая из его женщин примчится по первому зову, а сам пока забавляется в Йоркшире. Интересно, будет ли леди Хелен с такой же готовностью прыгать через обруч, когда выплывет кое-что насчет Стефы? Только посмотрите на нее! Безупречная кожа, безупречная осанка, безупречное воспитание, словно ее предки семь поколений подряд выбрасывали вон любого недостаточно красивого младенца, как те спартанцы. Как еще можно было вывести этот шедевр евгеники – леди Хелен Клайд? Но даже она недостаточно хороша для того, чтобы милорд хранил ей верность, ухмыльнулась про себя Барбара.

Устроившись на заднем сиденье, она подглядывала оттуда за Линли. Провел еще одну жаркую ночку со Стефой. Уж конечно. На этот раз он мог не беспокоиться насчет того, как громко она орет. Небось целыми часами ее обрабатывал. А нынче ночью придется обслужить высокородную леди. Ничего, он справится. Эта задача ему по плечу. А потом сумеет позаботиться и о Джиллиан. Ее замухрышка муж только рад будет вверить вожжи настоящему мужчине.

А как они оба носятся с этой маленькой ведьмой! Ладно, леди Хелен не в чем упрекнуть, она ведь не знает всех фактов о Джиллиан Тейс, но о чем только думает Линли? С каких это пор убийце устраивают прием по высшему разряду?

– Вы увидите, Роберта сильно изменилась, – предупредил ее Линли.

Эти слова насторожили Барбару. Что он задумал? О чем он говорит? С какой стати подготавливает ее к встрече с сестрой, если им обоим отлично известно, что они виделись три недели назад, когда вместе убили Уильяма Тейса?

– Да, понимаю, – тихо, почти беззвучно ответила Джиллиан.

– Ее временно поместили в клинику для душевнобольных, – негромко рассказывал Линли. – В связи с ее признанием в убийстве и отказом говорить возник вопрос о ее вменяемости.

– Как она?.. Кто?.. – Джиллиан пыталась подобрать слова, но это было ей явно не по силам.

– Все бумаги подписал ваш кузен Ричард.

– Ричард? – Ее голос становился все тише.

– Да.

– Ясно.

Все смолкли. Барбара с нетерпением ждала, когда же Линли наконец примется допрашивать эту женщину. Она не могла понять, что его останавливает. Что он делает? Беседует с ней так внимательно, озабоченно, словно эта девушка – жертва преступления, а не преступница!

Барбара искоса поглядывала на Джиллиан. Да уж, эта умеет манипулировать людьми. Ей потребовалось лишь запереться на несколько минут в ванной, и теперь все они делают именно то, чего она хочет.

Затем ее взгляд вернулся к Линли. Почему Линли приказал ей вновь заняться расследованием? Барбара видела только одну причину. Он хотел раз и навсегда указать ей ее место, унизить ее, ткнуть носом в очевидный факт: даже такая дилетантка, как леди Хелен, справилась с делом лучше, чем эта свинья Хейверс. После этого он отправит ее в патрульную службу – навеки.

Все ясно, инспектор. Осталось лишь дождаться возвращения в Лондон. И пусть Линли и его прелестная леди исправят ее ошибки.

Она заплетала волосы в две длинные светлые косы. Вот почему она казалась такой юной, когда впервые появилась в Тестамент Хаусе. Она ни к кому не обращалась, но сама поспешно оглядывала собравшихся, пытаясь понять, можно ли им довериться. Приняв наконец решение, она назвала только свое имя – Грэхем, Нелл Грэхем.

Разве он не догадывался с самого начала, что это вымышленное имя? Кто-то обратился к ней, и она не сразу отозвалась – уже это выдало ее с головой. И какой печальной она казалась, когда сама произносила это имя. И как она плакала, когда он впервые вошел в ее тело, шепча ее имя – «Нелл» – в темноте. Да, то было не ее имя – но разве он не догадывался об этом, не догадывался с самого начала?

Что привлекло его к ней? Сперва та детская невинная радость, с какой она приняла уклад Тестамент Хауса. Ей нравилось учиться, она всей душой отдавалась общественной работе. Более всего Джонаса восхищала ее чистота, чистота, позволившая ей начать новую жизнь, избавиться от дурных воспоминаний, от личной вражды. Она просто решила, что в ее новом мире ничему дурному не будет места. И ее вера в Бога – не бьющая себя в грудь показная набожность неофитов, а спокойное приятие некоей высшей силы – это тоже трогало его. И, наконец, ее твердая вера в его способности, в то, что он непременно осуществит задуманное, слова, ободрявшие его в часы отчаяния, любовь, дававшая ему приют.

И сейчас Джонас Кларенс отчаянно нуждался в ней.

Ему понадобилось двенадцать часов, чтобы полностью, беспощадно проанализировать свое поведение и оценить его по достоинству: подлая, непростительная трусость. Он бросил жену, бросил свой дом и бежал, сам не зная куда, бежал, чтобы не столкнуться лицом к лицу с тем, чего он страшился. Но чего же ему бояться, ведь Нелл – как бы ее ни звали на самом деле – все равно остается той прелестной девушкой, которая всегда была рядом с ним, внимала каждому его слову и с нежностью обнимала его по ночам. Нет в ее прошлом никаких чудовищ, которых ему следовало бы страшиться. Она была и осталась той, какой он ее знал.

Это истина, и он знал это, он чувствовал это, он верил в это. Дверь в клинику для умалишенных растворилась, и Джонас, быстро поднявшись, решительно прошел через центральный холл, чтобы быть рядом со своей женой.

Линли скорее угадал, чем почувствовал, как, войдя в клинику, Джиллиан сбилась с шага, походка ее замедлилась. Он подумал было, что она – и это вполне понятно – боится встречи с сестрой после стольких лет, но тут увидел, как взгляд Джиллиан остановился на молодом человеке, который шел навстречу им через холл. Линли обернулся к Джиллиан, чтобы спросить ее, кто это, и замер, увидев на ее лице выражение неописуемого ужаса.

– Джонас! – выдохнула она, отступая.

– Прости меня. – Джонас Кларенс потянулся к ней, но коснуться так и не решился. – Прости меня, Нелл. Я так виноват перед тобой. – Глаза его потускнели, словно он несколько ночей не спал.

– Не называй меня так. Нелл больше нет. Он словно не расслышал.

– Я провел всю ночь на скамейке на вокзале Кингз-Кросс. Старался разобраться во всем этом, понять, можешь ли ты любить человека, который оказался таким трусом, что бросил свою жену в тот самый момент, когда она больше всего нуждалась в нем.

Джиллиан ответно потянулась к нему, коснулась его руки.

– Возвращайся в Лондон, – выдохнула она. – Прошу тебя, Джонас.

– Нет, не проси меня об этом. Это было бы слишком легко.

– Пожалуйста! Заклинаю тебя. Ради нас обоих.

– Я вернусь только вместе с тобой. Иначе – нет. Зачем бы ты ни приехала сюда, я тоже должен быть здесь. – Он посмотрел прямо в глаза Линли. – Могу я остаться с моей женой?

– Как решит Джиллиан, – ответил Линли, отметив, что молодой человек невольно вздрогнул, услышав это имя.

– Оставайся, если хочешь, Джонас, – шепнула она.

Он улыбнулся жене, легонько дотронулся до ее щеки. Его взгляд не отрывался от ее лица, пока из бокового коридора не послышались голоса, возвещавшие приближение доктора Сэмюэльса. Врач нес целую стопку медицинских карт, которые он на ходу передал сестре, и быстрыми шагами направился к посетителям.

Молча, без улыбки, он оглядел собравшихся, ничем не выдав своего отношения к появлению сестры Роберты Тейс. Верил ли он, что в состоянии его пациентки теперь произойдут перемены?

– Инспектор, – не здороваясь, проговорил он, – вам совершенно необходимо приводить с собой такое количество людей?

– Совершенно необходимо, – спокойным голосом ответил Линли, надеясь в глубине души, что врач успеет оценить состояние Джиллиан и не станет устраивать скандал, пытаясь выставить их из больницы.

На виске психиатра набухла жилка. Очевидно, он привык, что посетители относятся к доктору с любезностью, переходящей порой в заискивание, и теперь он разрывается между желанием указать Линли на дверь и необходимостью провести запланированную встречу двух сестер. Верх взяла забота о здоровье Роберты.

– Это ее сестра? – Не дожидаясь ответа, Сэмюэльс взял Джиллиан за руку и обращался уже только к ней. Они неторопливо продвигались по коридору к охраняемой части клиники. – Я предупредил Роберту о вашем приходе, – тихонько говорил он, склонив к девушке голову, – но вы должны быть готовы к тому, что она может и не ответить вам. Скорее всего, она не станет говорить.

– Она не… – Джиллиан на миг смолкла, не зная, как сформулировать свою мысль, – Она так и не заговорила?

– Нет. Но речь идет лишь о самой первой стадии лечения, мисс Тейс, и мы…

– Миссис Кларенс, – сердито поправил его Джонас.

Психиатр приостановился, метнул взгляд на Джонаса. Между мужчинами проскочила искра – гнев, недоверие и взаимная неприязнь.

– Миссис Кларенс, – повторил Сэмюэльс, все так же пристально глядя на ее супруга. – Как я уже говорил, миссис Кларенс, речь идет лишь о первом этапе терапии. У нас нет сомнений в том, что постепенно здоровье вашей сестры восстановится полностью.

Джиллиан не пропустила мимо эту оговорку.

– Постепенно? – переспросила она, обхватив руками свое худенькое тело тем самым жестом, который Линли прежде подметил у ее матери.

Психиатр попытался оценить ее реакцию. Видимо, короткая реплика Джиллиан сообщила ему гораздо больше, чем подозревала сама девушка.

– Да, Роберта очень больна. – Он положил руку на локоть Джиллиан и отпер дверь в охраняемое отделение.

Они прошли по коридору, слыша лишь звук своих шагов, заглушённых ковром под ногами, и доносящиеся порой из-за запертых дверей вопли пациентов. В конце коридора их поджидала утопленная в стенную нишу дверь. Здесь Сэмюэльс остановился, отпер дверь и, включив свет, пригласил их в крошечный кабинетик.

– Вам будет тут тесновато, – не без злорадства заметил он.

Узкое прямоугольное помещение размерами не превосходило кладовку уборщицы – собственно, именно для этой цели оно когда-то и предназначалось. Одну стену занимало большое зеркало, по углам висели динамики, посреди стоял стол и несколько стульев. Вся комната, пропитанная запахами полироли и дезинфекции, вызывала клаустрофобию.

– Ничего, мы поместимся, – заявил Линли. Сэмюэльс коротко кивнул.

– Когда я приведу Роберту, я выключу свет, и вы сможете наблюдать через двухстороннее зеркало за тем, что происходит в соседней комнате. Разговор вы также услышите. Роберта не будет вас видеть через зеркало, однако я предупредил ее о вашем присутствии. В противном случае это было бы противозаконно.

– Разумеется.

– Отлично. – Доктор еще раз сумрачно оглядел посетителей. Казалось, он был доволен тем, что они, как и он сам, вовсе не рассчитывают, что предстоящая встреча пройдет легко и безболезненно. – Я тоже буду в той комнате вместе с Джиллиан и Робертой.