Текст книги "Великое избaвление"

– Не в этом дело, – ласково пояснила она. – Меня ждет машина. Ты, наверное, не заметил.

Только теперь он разглядел голубой «форд-эскорт» под каштаном, чьи желтые листья, словно ковром, устлали тропинку. Подняв сумку, Линли направился к машине, Дебора последовала за ним.

Открыв багажник, она проследила за тем, как Линли уложил сумку, а потом и сама постаралась устроить камеру понадежнее, чтобы не повредить в пути. Провозившись дольше, чем требовалось, она наконец подняла глаза и встретила его взгляд.

Линли наблюдал за ней, так пристально и страстно всматриваясь в каждую черточку ее лица, словно Деборе предстояло вот-вот исчезнуть навсегда, оставив ему на память лишь этот отпечатавшийся в его мозгу образ.

– Я вспоминаю ту квартиру в Пэддингтоне, – выговорил он. – Мы занимались там любовью поутру.

– Я не забыла, Томми.

Ее голос звучал нежно, но тем сильнее ранил. Он отвернулся.

– Ты скажешь ему, что мы виделись?

– Конечно, скажу.

– И о чем мы говорили? Об этом ты тоже расскажешь?

– Саймон понимает, что с тобой происходит. Он твой друг. И я тоже.

– Мне не нужна твоя дружба, Дебора, – предупредил он.

– Знаю. Но надеюсь, однажды ты ее примешь. Я всегда буду твоим другом.

Линли вновь почувствовал прикосновение ее пальцев к своей руке. Пальцы на миг сжались в знак прощания и тут же отпустили его руку. Дебора открыла дверь машины, скользнула внутрь, и машина тронулась.

Линли одиноко побрел прочь, физически ощущая, как все плотнее становится окутавшая его пелена отчаяния. Он как раз поровнялся с домом Оделл, когда дверь черного хода распахнулась и по ступенькам решительным шагом спустилась детская фигурка. За ней по пятам следовал селезень.

– Жди тут, Дугал! – крикнула ему Бриди. – Мама вчера оставила тебе еду в сарае.

Селезень, не отваживаясь преодолеть ступени, терпеливо ждал на крыльце. Девочка распахнула дверь сарая и скрылась внутри. Через минуту она вернулась, волоча за собой тяжелый мешок. Линли отметил, что Бриди одета в школьную форму, к сожалению, обтрепанную и не отличающуюся чистотой.

– Привет, Бриди! – окликнул он.

Девочка вскинула голову. Со вчерашнего вечера ее волосы кто-то все же привел в порядок. Интересно,кто именно?

Надо покормить Дугала, – пояснила она на ходу. – Мне сегодня в школу. Терпеть не могу школу.

Линли вошел во двор. Селезень без особого интереса наблюдал за ним одним глазом, а вторым высматривал обещанный завтрак. Бриди высыпала наземь гигантскую порцию корма, и птица в радостном ожидании захлопала крыльями.

– Сейчас, сейчас, Дугал, – заторопилась Бриди. Ласково приподняв селезня, она аккуратно переместила его на влажную тропинку и принялась с материнской нежностью наблюдать за ним. Дугал с головой зарылся в еду.

– Он очень любит завтракать, – конфиденциально сообщила она Линли, привычно устраиваясь на верхней ступеньке. Упершись подбородком в колени, девочка продолжала с любовью следить за своим питомцем. Линли уселся рядом с ней.

– У тебя сегодня отличная прическа, – ободряюще заметил он. – Это Синджи сделала? Она покачала головой, не сводя глаз с утки.

– Нет. Тетя Стефа.

– В самом деле? Какой она молодец.

– Такие вещи она здорово умеет. – Судя по интонации, Бриди намекала, что кое с чем другим тетя Стефа вовсе не справляется. – Мне пора в школу. Вчера мама меня не пустила. Сказала, что мои волосы выглядят «просто унизительно». – Бриди надменно встряхнула головой. – Это же мои волосы, не ее.

– Мамы, как правило, принимают все слишком близко к сердцу. Ты же знаешь.

– Она могла бы отнестись к этому так же, как тетя Стефа. Та просто расхохоталась, когда меня увидела. – Девочка запрыгала вниз по ступенькам. – На, Дугал, – позвала она, наполняя водой плоскую миску.

Селезень даже головы не повернул: не стоит отрываться от еды – как бы не отобрали. Разумные утки предпочитают не рисковать. А вода подождет. Бриди вернулась к Линли. Вместе они с удовольствием смотрели, как обжирается Дугал. Бриди вздохнула. Осмотрев потертые носки своих ботинок, она попыталась потереть их грязными пальцами – лучше от этого они не стали.

– И зачем мне ходить в школу? Уильям никогда не учился.

– Совсем никогда?

– Ну… во всяком случае, с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет. Если бы мама вышла замуж за Уильяма, мне бы не пришлось больше ходить в школу. Бобба не ходила.

– Совсем?

– С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, Уильям больше не заставлял ее ходить в школу, – добросовестно уточнила Бриди. – Неужели мне тоже придется ходить в школу до шестнадцати лет? Мама меня заставит. Она хочет, чтобы я потом еще и в университет поступила, но уж это дудки.

– А что ты хочешь делать?

– Смотреть за Дугалом.

– Знаешь, Бриди, он, конечно, так и пышет здоровьем, но даже утки не живут вечно. Тебе нужен запасной вариант.

– Я буду помогать тете Стефе.

– В пансионе?

Девочка кивнула. Дугал закончил завтрак и глубоко погрузил клюв в корытце с водой.

– Я уже говорила это маме, но что толку! «Не допущу, чтобы ты загубила свою жизнь в этой дыре», – умело передразнила она надтреснутый голос Оливии Оделл и мрачно покачала головой. – Да, если бы мама вышла за Уильяма, все было бы по-другому. Я бы не ходила в школу. Я могла бы учиться дома. Уильям был такой умный. Он бы сам учил меня. Он бы согласился, я знаю.

– Откуда ты знаешь?

– Он всегда читал нам вслух – мне и Дугалу. – Услышав свое имя, селезень, очень довольный, направился к ним, переваливаясь и, как все утки, загребая лапками. – Библию читал. – Бриди потерла грязный ботинок о носок на другой ноге. – Правда, мне Библия не очень нравится. Особенно Ветхий Завет. Уильям говорил, я просто еще не понимаю, он говорил маме, что меня нужно наставлять в вере. Он был очень добрый и старался мне объяснить, но я не понимаю эти истории в Библии. Потому что там никого не наказывают за вранье.

– То есть как? – Линли тщетно напрягал память, пытаясь припомнить хоть один сюжет об удачливом лжеце.

– Они все всё время врут друг другу. Во всяком случае, так говорится в этих историях. И никто им не скажет, что так делать нехорошо.

– Вот как. Врут. – Линли беспомощно уставился на селезня, который пытался клювом развязать шнурки на его ботинках, – Ну, знаешь, в Библии многое… э… символично, – заторопился он. – Ладно, а что вы еще читали?

– Больше ничего. Только Библию. По-моему, Уильям и Бобба только ее и читали. Я хотела, чтобы мне понравилось, но мне не нравилось. Я не говорила об этом Уильяму, потому что он старался как лучше и я не хотела его обижать. По-моему, он старался подружиться со мной, – рассудительно добавила она, – ведь если бы он женился на маме, ему пришлось бы жить и со мной тоже.

– Ты хотела, чтобы он женился на твоей маме?

Бриди подняла Дугала и посадила птицу на ступеньку между собой и Линли. Равнодушно уставившись на детектива, Дугал принялся чистить свои и без того сверкающие перышки.

– Папа читал мне, – прошептала Бриди вместо ответа, не поднимая глаз, будто больше всего ее в данный момент интересовали потертые носки ботинок, – Папа читал мне, а потом он уехал.

– Уехал? – Должно быть, так ей сообщили о его смерти, догадался Линли.

– Однажды он уехал, – повторила Бриди, прислоняясь щекой к колену и прижимая к себе птицу. Теперь взгляд ее блуждал где-то у реки. – Он даже не попрощался. – Она принялась нежно целовать гладкую голову селезня. Дугал в ответ легонько пощипывал ее щеку. – Я бы на его месте хоть попрощалась.

– Вы бы назвали «ангелом» или «солнышком» подростка, который пьет, ругается и постоянно наживает неприятности? – задал вопрос Линли.

Сержант Хейверс отвлеклась от яичницы, насыпала сахар в кофе и задумалась над его словами.

– «Солнышком»? А что же в таком случае называть «ненастьем»?

– Ага! – усмехнулся Линли. Отодвинув тарелку, он внимательно пригляделся к Барбаре. Сегодня она выглядит неплохо: чуть тронула косметикой веки, щеки и губы, да и волосы догадалась подвить. Даже ее наряд заслуживает одобрения – коричневая юбка из твида и пуловер к ней в тон. Может, при ее бледной коже это и не лучший выбор, но уж со вчерашним чудовищным голубым костюмом не сравнить.

– Почему вы спрашиваете? – уточнила она. – Стефа описывала Джиллиан как безумного подростка. Девушка пила. – Вела себя черт-те как.

– Да. Но отец Харт назвал ее солнышком.

– Это странно.

– Он сказал, что Тейс был в отчаянии, когда она сбежала.

Хейверс задумчиво сдвинула густые брови и не заботясь более о субординации, налила Линли в чашку кофе.

– Этим можно объяснить исчезновение ее фотографий, верно? Он посвятил всю жизнь детям, и вот награда: одна из дочерей просто растворилась во тьме.

Эти слова пробудили какой-то отзвук в душе Линли. Он принялся листать бумаги в папке на столе и извлек фотографию Рассела Маури, переданную ему Тессой.

– Пройдите с ней сегодня по деревне, – попросил он.

Хейверс взяла фотографию, однако не стала скрывать удивление:

– Вы же сказали, он в Лондоне.

– Да, сейчас. А три недели назад? Если Маури побывал здесь, он должен был у кого-то спросить, как добраться до фермы. Пройдите по шоссе и загляните в пабы. Вероятно, и в гостиницу тоже, Если же никто его не видел…

– Остается Тесса, – подхватила она.

– Или другой человек, у которого был мотив. Мотивы могли быть разные.

Дверь открыла Мэдлин Гибсон. Линли пробрался мимо двух детей, сцепившихся в разоренном их постоянными схватками садике, ухитрился не споткнуться о сломанный велосипед и безголовую куклу и даже не вляпался в выброшенную на крыльцо тарелку с яичницей. Хозяйка равнодушным взглядом окинула свой домашний хаос и запахнула изумрудно-зеленый пеньюар на вызывающе торчащей груди. Под халатиком ничего не было, и женщина откровенно давала понять, что посетитель застал ее врасплох.

– Дик! – крикнула она, злобно уставившись на Линли. – Запихай свою штуку в штаны. Это Скотленд-Ярд, – Томно улыбнувшись, женщина пошире распахнула дверь. – Пожалуйте, инспектор. – Она провела его через крошечный холл, заваленный игрушками и грязной одеждой, к подножию лестницы. – Дик! – крикнула она еще раз, обернулась и сложила руки на груди, дерзко глядя на Линли. По лицу ее блуждала улыбка. В складках тонкого атласа мелькало изящное колено и не менее изящное бедро.

Наверху послышалось какое-то движение и недовольное мужское бормотание. Ричард Гибсон вышел на площадку, шумно протопал по лестнице и сердито глянул на жену.

– Господи, да надень же на себя хоть что-нибудь, Мэд! – рявкнул он.

– Пять минут назад тебе этого не требовалось, – съязвила она, усмехаясь в ответ, и двинулась вверх по лестнице, старательно демонстрируя на каждом шагу свое стройное, изящное тело.

Гибсон ошалело смотрел ей вслед.

– Вы бы на нее поглядели, когда ей и впрямь приспичит, – доверительно сообщил он. – Это она просто играет.

– Ах вот как! Фермер рассмеялся.

– Чем бы дитя ни тешилось, – фыркнул он. – Хоть минута покоя. – И, оглядев привычный беспорядок, предложил: – Пойдемте в сад.

На вкус Линли, садик еще меньше подходил для беседы, чем пропитанный застоявшейся вонью коттедж, однако он молча последовал за хозяином.

– Пошли к матери! – распорядился Гибсон, едва повернув голову в сторону своих сорванцов. Ногой он передвинул тарелку с яичницей поближе к краю ступеньки, и в тот же миг из зарослей умирающих от жажды кустов явилась тощая кошка и принялась за объедки. Кошка ела жадно и тревожно, как бродяжка. Ее повадка напомнила Линли о Мэдлин, скрывшейся на втором этаже.

– Вчера я видел Роберту, – заговорил он. Ричард присел на ступеньку, старательно завязывая шнурки.

– Как она? Улучшения есть?

– Нет. Когда мы приходили сюда в первый раз, вы нам не сообщили, что вы подписали бумаги для отправки Роберты в психиатрическую клинику.

– А вы не спрашивали, инспектор. – Справившись со шнурками, Ричард поднялся на ноги. – Или я должен был бросить ее в полицейском отделении Ричмонда?

– Не обязательно. Вы нашли ей адвоката?

Линли догадывался, что Гибсону покажется странной забота инспектора о юридической защите убийцы, сознавшейся в своем преступлении. Веки Ричарда удивленно дрогнули. Он не торопился с ответом, тщательно заправляя фланелевую рубашку в штаны.

– Адвоката? Нет.

– Интересно, что вы распорядились отвезти девушку в больницу, но далее не подумали о том, как защитить ее права. Очевидно, вам так было удобнее?

Гибсон сжал челюсти:

– Ну уж нет.

– Можете как-то это объяснить?

– По-моему, тут нечего объяснять, – с вызовом заявил Гибсон. – Мне показалось, что психическое состояние Бобби куда важнее, чем эти ваши проблемы с законом. – Лицо его потемнело.

– В самом деле? И если ее признают невменяемой – а это, разумеется, должно произойти, – вы окажетесь в очень выгодном положении, не так ли?

Гибсон смотрел ему прямо в глаза.

– Еще бы, клянусь Богом! – проревел он. – Заполучу чертову ферму, заполучу чертов дом и буду трахать мою чертову жену прямо на обеденном столе, а Бобби не будет болтаться поблизости. Вы же так думаете, верно, инспектор? – Он воинственно наклонил голову вперед, но Линли никак не прореагировал на вызов, и фермер вновь подался назад, но не умолк. – Мне уже надоело объясняться с людьми, которые думают, что я желаю Бобби зла, которые думают, что мы с Мэдлин будем рады, если ее запрут на всю жизнь. Думаете я не знаю, о чем тут все говорят? Думаете, Мэдлин этого не знает? – Он горько усмехнулся. – Это не ей, а мне нужен адвокат! Конечно же, я надеюсь получить заключение, что она невменяема. Это же лучше, чем тюрьма, верно?

– Значит, вы верите, что она убила отца? – поинтересовался Линли.

Гибсон вяло пожал плечами.

– Не знаю, что и думать. Я одно знаю – Бобби уже не та, что была, когда я уезжал из Келдейла. Та девчушка и мухи бы не обидела. А эта, новая… она мне как чужая.

– Может быть, это как-то связано с исчезновением Джиллиан?

– Джиллиан? – Гибсон рассмеялся. – По мне, Джиллиан оказала всем нам услугу, когда ушла из дому.

– Почему?

– Скажем так – она была чересчур развита для своих лет. – Мужчина быстро оглянулся на свой дом и прибавил: – По сравнению с ней Мэдлин – непорочная Дева Мария, ясно я говорю?

– Вполне. Она вас соблазнила?

– Сразу быка за рога, а? Дайте сигаретку, и я все вам расскажу. – Он прикурил и поглядел в сторону поля, примыкавшего к немощеной улице. По ту сторону поля между деревьев вилась дорожка, уводившая к болоту Хай-Кел-мур. – Мне было всего девятнадцать, когда я удрал из Келдейла, инспектор. Я не хотел уезжать. Как перед Богом – мне этого вовсе не хотелось. Но я знал: если не уеду, всю жизнь придется расплачиваться.

– Однако вы спали со своей кузиной Джиллиан до отъезда?

Гибсон фыркнул:

– «Спал» – не то слово, когда речь идет о такой девице, как Джилли. Она хотела взять верх, и ей это каждый раз удавалось, инспектор. Она такое могла с мужчиной проделать… ни одной шлюхе не под силу. Она заводила меня по четыре раза в день.

– Сколько ей было лет?

– Ей едва сровнялось двенадцать, когда она впервые не по-сестрински взглянула на меня, и тринадцать, когда она… до меня добралась. А потом она два года подряд имела меня, как хотела.

– Вы хотите сказать – вы бежали от нее?

– Такого великодушия от меня не ждите. Я бежал от Уильяма. Это был вопрос времени – когда он нас застукает. Я не хотел этого. Я хотел положить всему конец.

– Почему вы не рассказали Уильяму правду? Гибсон широко раскрыл глаза.

– С его точки зрения ни одна из его девочек не была способна ни на что дурное. Как я мог сказать ему, что Джилли, зеница его ока, зазывает меня, ровно кошка в охоте, и трахается со мной, как последняя шлюха? Он бы все равно мне не поверил Я сам порой переставал в это верить.

– Она уехала из Келдейла через год после вашего отъезда?

– Да, так мне сказали. – Гибсон далеко отбросил свой окурок.

– Вы с тех пор встречались?

– Нет, никогда, – проговорил Гибсон, отводя взгляд. – И слава богу.

Марша Фицалан оказалась скрюченной, сморщенной старушкой. Ее лицо напомнило Линли американских кукол, вырезанных из яблока: тоненькая сеточка морщин покрывала щеки до самых глаз. Глаза были голубые. Они освещали все лицо, сияя живым интересом. Всякий, взглянув на эту женщину, понимал, что состарилось лишь ее тело, а душа осталась молодой.

– Доброе утро, – с улыбкой приветствовала она гостя. – Или, вернее, добрый день, – поправилась она, бросив взгляд на часы. – Вы, значит, инспектор Линли? Я так и думала, что рано или поздно вы ко мне зайдете. Я испекла лимонный пирог.

– Специально для меня? – удивился Линли.

– Вот именно, – подтвердила она. – Заходите.

Хотя мисс Фицалан жила в одном из небогатых домиков по Сент-Чэд-лейн, ее коттедж разительно отличался от обиталища Гибсонов. В садике были разбиты аккуратные цветочные клумбы: весной и летом здесь цвели примула и бурачок, рань и львиный зев. Сейчас клумбы уже приготовили к зиме, корни каждого растения были заботливо укрыты землей. На ступеньках у входа были насыпаны небольшие кучки семян для птиц, У окна висели жестяные колокольчики, легонько позванивавшие на ветру, их не заглушали даже вопли проживавших по соседству Гибсонов.

И внутри все было иначе, чем у Ричарда с Мэдлин. Аромат душистых трав, наполнявших саше, напомнил Линли долгие вечера в бабушкиной комнате в поместье Хоунстоу. Крошечная гостиная обставлена скромно, но элегантно, две стены от пола до потолка занимают полки с книгами. У окна небольшой столик с фотографиями. Над старым телевизором висело несколько вышивок.

– Пройдемте в кухню, инспектор, – предложила Марша. – Принимать гостя в кухне, конечно, дурной тон, но, по-моему, там гораздо уютнее, Друзья говорят, все потому, что я выросла на ферме, а на ферме кухня – главная часть дома, верно? Думаю, это во мне осталось навсегда. Прошу вас, сэр, присаживайтесь к столу. Кофе с пирогом? По-моему, вы проголодались. Наверное, еще не женаты? Холостяки всегда плохо питаются.

И вновь Линли вспомнилась бабушка, ее нерассуждающая, всеобъемлющая любовь. Старушка быстро накрывала стол для чая, Линли любовался уверенными движениями ее надежных рук, понимая, что здесь он найдет ответы на многие вопросы.

– Расскажите мне о Джиллиан Тейс, – попросил он.

Руки хозяйки замерли над столом. Марша обернулась с ласковой улыбкой на губах.

– Джилли? – повторила она. – С удовольствием. Джиллиан Тейс была таким прелестным существом.

11

Чайную посуду мисс Фицалан подала на подносе, хотя особой необходимости в этом не было: буфет в крошечной кухне находился не более чем в двух шагах от стола. Но старая учительница придерживалась правил этикета, к тому же поднос, вопреки тесноте и скудости, создавал впечатление уюта. Старинная кружевная салфетка покрывала поднос, на ней стоял изящный фарфоровый сервиз. На тарелках виднелись трещины, но чашки и блюдечки сумели прожить все эти годы без единого шрама.

Осенние листья в глиняном кувшине оживляли стол соснового дерева, на который Марша Фицалан выложила все свои сокровища: тарелки, столовое серебро, тонкие льняные салфетки. Она разлила по чашкам дымящийся кофе, добавила себе молока и сахара и только тогда начала рассказ.

– Джилли была вылитая мать. Я и Тессу когда-то учила. Какой ужас – это сразу же выдает мой возраст. Что поделать! Почти все жители деревни прошли через мои руки, инспектор. – С лукавой усмешкой она добавила: – За исключением отца Харта. Мы с ним принадлежим к одному поколению.

– Никогда бы не подумал, – торжественно заверил ее Линли.

Марша рассмеялась:

– Как это очаровательно, когда мужчина сразу угадывает, что дама нуждается в комплименте! – Она с явным удовольствием откусила кусочек пирога, тщательно прожевала и продолжила: – Джиллиан была миниатюрной копией своей матери. Такие же чудные светлые волосы, те же прекрасные глаза, та же душа, та же легкость. Правда, Тесса была склонна к мечтательности, а Джилли обеими ногами стояла на земле. Тесса вечно парила в облаках. Такая романтичная. Оттого-то она и вышла замуж совсем рано. Она ждала своего героя, высокого, загадочного рыцаря, который в один прекрасный день предстанет перед ней. Уильям Тейс в точности соответствовал этому образу.

– А Джиллиан не мечтала о таком счастье?

– О нет. Мне кажется, Джилли о мужчинах вовсе не задумывалась. Она хотела стать учительницей. Приходила ко мне после обеда, устраивалась прямо на полу с книгой. Как она любила сестер Бронте! К тому времени, как ей исполнилось четырнадцать, она прочла «Джейн Эйр» уже раз шесть или семь. Джейн и мистер Рочестер сделались для нее близкими знакомыми. Ей нравилось обсуждать прочитанное. Это была не праздная болтовня, она анализировала характеры, мотивировки, идеи и говорила: «Мне все это понадобится, мисс Фицалан, когда я стану учительницей».

– Почему она убежала из дому?

Старая женщина принялась внимательно рассматривать бронзовые листья в глиняном кувшине.

– Не знаю, – вымолвила она. – Такая была хорошая девочка. Она могла справиться с любыми трудностями, у нее был быстрый, живой ум. Просто не представляю себе, что могло случиться.

– Может быть, все-таки дело было в мужчине? Могла она сбежать вместе с кем-то, вслед за кем-то?

Мисс Фицалан одним взмахом руки отмела это предположение.

– Джиллиан еще не интересовали мужчины. В этом отношении она взрослела медленнее, чем другие девочки.

– А Роберта? Она похожа на свою сестру?

– Нет, Роберта была похожа на отца. – Учительница на миг умолкла, нахмурилась. – «Была»! Я говорю о ней так, словно она умерла.

– Не вы одна.

Старуха задумчиво кивнула.

– Роберта росла крупной, в отца, очень серьезной и молчаливой. Некоторые люди считали ее совершенно бесхарактерной, но дело не в этом, она просто ужасно застенчива. Роберта унаследовала от матери мечтательность и сдержанность от отца. Она с головой погрузилась в книги.

– Как и Джиллиан.

– И да и нет. Она читала так же много, но она никогда не обсуждала прочитанное. Джиллиан читала, чтобы учиться. Для Роберты, мне кажется, это был способ ускользнуть.

– От чего?

Мисс Фицалан тщательно разгладила салфетку, покрывавшую старый поднос. Линли заметил старческие пятна на ее руках.

– От ощущения, что она всеми покинута, – сказала она.

– Кем именно? Джиллиан? Матерью?

– Джиллиан. Роберта боготворила сестру. Матери она не знала. Попробуйте представить Джиллиан в роли старшей сестры: очаровательная, живая, умная. Роберта была совсем другой, но хотела ей подражать.

– Ревности не было? Марша покачала головой.

– Нет, она не завидовала сестре. Она ее любила. Я думаю, побег Джиллиан оказался для Роберты ужасным ударом. Но Джиллиан стала бы со всеми обсуждать эту ситуацию – Джилли всегда была готова поговорить обо всем, а Роберта все таила внутри. Что творилось с ее кожей, когда Джилли их бросила! Бедный ребенок! Подумать только, я помню это до сих пор.

Линли припомнил, как выглядела девушка, заточенная в психиатрической клинике. Ничего удивительного, что учительница запомнила, в каком состоянии была ее кожа.

– Угри? – уточнил он. – Но ведь она была еще совсем маленькой.

– Нет. У нее началась ужасная аллергическая реакция. Я понимала, что все дело в нервах, но когда я попыталась поговорить с ней, она принялась валить вину на Усишки. – Марша опустила глаза, вертя в руках вилку, складывая в какой-то узор остававшиеся на тарелке крошки. Линли терпеливо ожидал продолжения. Старушка со вздохом призналась: – Я потерпела неудачу, инспектор. И как друг, и как учитель – девочка не пожелала говорить со мной о Джилли. Вместо этого она заявила, что у нее аллергия на собаку.

– Вы поговорили об этом с ее отцом?

– Не сразу. Уильям был просто раздавлен бегством Джиллиан. Какое-то время с ним было невозможно общаться. В течение нескольких недель он разговаривал только с отцом Хартом. Но в конце концов я решила, что обязана это сделать ради Роберты. Девочке было всего восемь лет. Не ее вина, что сестра сбежала из дому. Я пошла на ферму и сказала Уильяму, что я беспокоюсь за Роберту, тем более что она сочиняет какие-то неправдоподобные истории о собаке. – Марша налила себе еще немного кофе, отпила пару глоточков, вспоминая давние события. – Бедняга! Он выслушал меня внимательно, вполне спокойно. Мне кажется, он принял на себя всю вину за то, что не уделял дочери достаточно внимания. Он тут же поехал в Ричмонд и привез несколько видов шампуня и мази для кожи. Наверное, девочке как раз и требовалось немного отцовской заботы. Очень скоро она стала выглядеть здоровой.

Здоровой внешне, подумал Линли. Но кто знает, что творилось внутри! Он мысленно представлял себе маленькую одинокую девочку в большом угрюмом доме, посреди призраков и теней прошлого, живущую в пустоте, черпающую все силы из книг и только из книг.

Отперев заднюю дверь, Линли проник в дом. Здесь ничего не переменилось, все так же неподвижен холодный спертый воздух. Через кухню инспектор прошел в гостиную. Тесса Тейс ласково улыбнулась ему с фотографии в красном углу – все такая же нежная, хрупкая, уязвимая. Линли представил себе, как юный Рассел Маури распрямляет плечи, на миг оторвавшись от раскопок, и видит перед собой это прелестное лицо, заглядывающее сквозь проем в изгороди. Как же было студенту не влюбиться! И нет ничего странного в том, что второй муж по-прежнему влюблен в Тессу. Какое прекрасное лицо! Неужто, узнав о ее прошлом, муж потерял голову? Так ли это было, Тесса? Или ты сама в один ужасный день обнаружила, что твоему миру грозит погибель, и решила раз и навсегда разрубить этот узел?

Отвернувшись от домашнего святилища, Линли легко взбежал по ступенькам. Разгадка должна найтись здесь, в доме. Что-то, связанное с Джиллиан.

Сперва он прошел в комнату старшей дочери, но она была пуста и молчалива. Кровать немо уставилась на него, к покрывалу годами никто не прикасался. Никаких следов прошлого на ковре, никаких тайн не прочесть в иероглифах, украшающих обои. Можно подумать, Джилли никогда не жила здесь, не наполняла комнату своими радостями и печалями. И все же… Джиллиан незримо присутствовала здесь. Он чувствовал, угадывал это.

Подойдя к окну, Линли слепо уставился на дверь хлева. «Дикая, неуправляемая девчонка». «Ангел, солнышко». «Сучка в охоте». «Самое прелестное создание на свете». Какой была настоящая Джиллиан? Для чего она пряталась за десятком масок, менявшихся, как картинка в калейдоскопе, в зависимости от того, с кем девочка общалась? Где искать разгадку? Похоже, что не здесь: в этой комнате, кроме обычной мебели, коврика да обоев на стенах, ничего нет.

Как можно напрочь стереть память о дочери, о человеке, прожившем в доме целых шестнадцать лет? Непостижимо. И все же это произошло. Или?..

Линли перешел в комнату Роберты. Джиллиан не исчезла бесследно из жизни сестры. Любовь сохранилась. Узы между сестрами были достаточно прочными, это подтверждали все, что бы они ни думали о Джиллиан. Взгляд Линли блуждал от окна к шкафу и оттуда к кровати. Скорее всего, там: если в тайнике нашлось место для припасов, то, вероятно, там же спрятано и то, что имеет отношение к Джиллиан.

Мысленно подготовившись к виду и запаху гниющей пищи, Линли откинул матрас. Поднялась мощная волна зловония.

Он отвернулся. Нет ли способа как-то облегчить задачу? Нет, никак не отвертеться. Комната плохо освещена, единственная возможность что-либо разглядеть – это стащить матрас на пол и содрать скрывающую пружины обивку. Пыхтя от напряжения, Линли дернул на себя матрас и сбросил его на пол. Вернулся к окну, вдохнул свежего воздуха. Снова к кровати. Уперся в нее коленями, продумывая стратегию.

Давай же, приятель. Разве не из этого состоит работа полицейского? Соберись с духом – и вперед.

Он рванул, и истлевшая материя разошлась в его руках, обнажив царивший внутри кошмар, Мыши кинулись врассыпную, пролагая себе путь между гниющих фруктов. Одна мерзкая тварь пристроила свой еще слепой выводок в куче грязного женского белья. Стайка потревоженной моли тоже снялась с места и полетела прямо в лицо Линли.

Инспектор отшатнулся, с трудом сдержав крик, и прямиком кинулся в ванную. Поплескал водой в разгоряченное лицо, посмотрел на себя в зеркало и негромко рассмеялся. Тебе еще повезло, что не успел перекусить. После подобного зрелища и вовсе забудешь о еде.

Поискал полотенце, чтобы вытереть лицо. На вешалке полотенца не оказалось, но на двери ванной комнаты висел халат. Линли резким движением сорвал его, сломанная пружина двери протестующе вскрикнула. Инспектор вытер лицо краем халата, задумчиво потрогал сломанную пружину и, словно нащупав новую идею, вышел из ванной.

Он нашел ключи там, где видел их прежде – на верхней полке платяного шкафа Тейса, в глубине. Вынув всю связку, Линли швырнул ее на кровать. Наверное, Тейс запрятал в сундук все вещи, принадлежавшие Джиллиан. Отнес на чердак. В этой связке есть нужный ключ. Линли тщетно перебирал ключи – слишком крупные, такие подходят только к дверям. Старинные, рассчитанные на большие скважины, причудливо изогнутые, покрытые ржавчиной. Линли с отвращением швырнул ключи обратно в коробку, проклиная слепое упорство человека, уничтожившего все следы пребывания его дочери в родном доме.

«За что?» – гадал он. Какая мука терзала Уильяма Тейса, что побудило его отрицать само существование дочери, которую он прежде так любил? Что она сделала, чем довела его до этого акта отчаяния и самоуничтожения? Чем привязала к себе сестру настолько, что вопреки всему, не осмеливаясь протестовать вслух, девочка сумела все эти годы хранить ее фото?

Линли понимал, что его ждет. На чердаке ничего не найдешь. Надо вернуться в ее комнату. Ты сам знаешь, старина, – это спрятано там. Может быть, не в матрасе, но оно там, подбадривал он сея. Страшно представить себе, какие еще призраки таятся в лишенной жизни комнате.

Линли собирался с силами для новой попытки, но тут его внимание привлек доносившийся снаружи свист, веселый и беззаботный. Он подошел к окну.

По тропинке, ведущей с болот Хай-Кел-мур, шагал молодой парень с мольбертом через плечо и деревянным ящичком в руках. Самое время поговорить с Эзрой, решил Линли.

При ближайшем рассмотрении тот оказался вовсе не столь уж юным. Линли подумал, что обманчивое впечатление создают пышные светлые волосы, значительно более длинные, чем того требовала мода. Эзре, очевидно, уже перевалило за тридцать. Встреча с инспектором Скотленд-Ярда насторожила его: поза утратила естественность, глаза быстро моргали. Цвет глаз менялся, сейчас они казались темно-синими, в тон заляпанной краской рубашке. Эзра перестал свистеть, как только заметил Линли. Инспектор вышел из дома навстречу ему и ловко перелез через ограду пастбища.

– Эзра Фармингтон? – приветливо окликнул он путника.