Текст книги "Перед тем, как он ее застрелил"

Одна женщина занималась делом: терла пол, ползая на четвереньках. Начав с угла, она уже добралась до стола с пазлом. У нее не было ни тряпки, ни щетки, ни губки, ни ведра. Она орудовала голыми руками, быстро водя костяшками пальцев по линолеуму.

Джоэл узнал мать по рыжим, как у него, волосам.

– Это она, – сообщил мальчик тете, после чего подтолкнул Тоби в сторону матери.

– Каро у нас сегодня труженица. Убирается, чтобы все сияло и блестело. Каро! К тебе пришли, солнышко, – позвала женщина, собиравшая пазл.

– Хватит уже драить пол, он и так чистый, – вмешалась другая. – Пусть лучше вымоет нос своему мальчишке.

Джоэл и Кендра посмотрели на Тоби. Верхняя губа у него блестела от соплей. Кендра поискала в сумочке платок или салфетку, но не нашла. Джоэл, за неимением сумочки, оглядел комнату в поисках чего-нибудь, чем можно вытереть нос Тоби. Ничего не обнаружив, Джоэл воспользовался краем своей рубашки, который потом заправил в джинсы.

Кендра подошла к стоявшей на четвереньках Кароль Кэмпбелл, припоминая, когда видела ее в последний раз. Очень давно. Пожалуй, в минувшем году весной. Тогда цвели цветы, погода стояла чудесная, и встречались они в саду. Кендра обычно была очень занята и не имела возможности часто навещать Кароль.

Джоэл тоже приблизился к матери.

– Мама! – начал он. – Мы привезли тебе журнал. Мы приехали с Тоби и тетей Кен. Мама!

Кароль Кэмпбелл не прекращала яростно и бессмысленно трудиться, описывая на потертом зеленом линолеуме полукруг за полукругом. Джоэл наклонился и положил «Элль» перед матерью.

– Вот, гляди, мама! Самый последний номер.

Журнал, конечно, казался не совсем новым после того, как его несли, свернув в трубочку: уголки страниц загнулись, как собачьи уши, и на лице девушки с обложки остался жирный отпечаток ладони. Но все же Кароль остановилась. Она посмотрела на журнал, потом прижала руки к собственному лицу, которое сочетало в себе японские, ирландские и египетские черты. Она ощупывала свое неумытое, неухоженное лицо, сравнивая его с лицом беззаботной красавицы на обложке. Затем Кароль перевела взгляд с Джоэла на Кендру. Тоби прижался к брату, стараясь быть как можно незаметнее.

– А где мой «Аэро»? – спросила Кароль. – Хочу «Аэро» с апельсиновым вкусом, Джоэл.

– Вот он. – Кендра торопливо порылась в сумке. – Мальчики купили его для тебя на вокзале. Там же, где и журнал.

Но Кароль не обратила на нее внимания и про шоколад уже забыла, поглощенная новой мыслью.

– А где Несс? – осведомилась она.

Кароль озиралась вокруг своими серо-зелеными глазами, которые ни на чем не могли остановиться. Она словно пребывала в состоянии апатии, вызванной лекарствами и болезненной опустошенностью.

– Несс не пожелала с нами ехать, – сообщил Тоби. – Она купила себе «Хелло!» на деньги тети Кен. Поэтому мне не досталось шоколадного батончика. Мам, если ты не будешь свой «Аэро», то…

– Вечно они зовут меня, – перебила Кароль. – Зовут, а я не хочу.

– Чего ты не хочешь? – не понял Джоэл.

– Складывать этот дурацкий пазл! – Кароль дернула головой в сторону стола и заявила с хитрым видом: – Это проверка. Они думают, я ничего не понимаю. А я хорошо соображаю. Они намерены выведать, что у меня в под… подсознании. Вот для чего им эти пазлы. Поэтому я никогда не собираю их. Говорю: если интересно, что у меня в голове, почему не скажете прямо? Почему меня не показывают доктору? Джоэл, мне полагается раз в неделю беседа с врачом. Почему меня не пускают к врачу? – Кароль все повышала голос, прижимая журнал к груди.

Почувствовав, что Тоби задрожал, Джоэл взглянул на тетю в поисках помощи. Но Кендра уставилась на Кароль, как на лабораторную крысу.

– Хочу пообщаться с доктором! – кричала Кароль. – Мне предписано! Я знаю свои права!

– Ты же вчера была у него, Каро, – напомнила первая из женщин, занятых пазлом. – Как положено. Раз в неделю ты бываешь у доктора.

Лицо Кароль стало мрачнее тучи. Потом оно приняло выражение, столь похожее на Тоби во время его «улетов», что у Джоэла с Кендрой оборвалось дыхание.

– Тогда я хочу домой. Джоэл, ты должен поговорить с отцом. Немедленно! Тебя он послушает.

– Гэвин умер, Кароль, – произнесла Кендра. – Разве ты забыла? Четыре года назад.

– Попроси его забрать меня домой, Джоэл! Я буду хорошо себя вести. Я все осознала. Больше не могу здесь оставаться… Больше не могу… Не могу… Не могу…

Повторяя «Не могу, не могу», Кароль била себя журналом по лбу: раз, другой, третий, с каждым разом все сильнее.

Джоэл опять посмотрел на Кендру, надеясь найти поддержку. Но Кендра была абсолютно выбита из колеи, и единственное, чего ей хотелось, – бежать подальше от этого места, пока состояние Кароль не усугубилось. «Больше никаких визитов сюда, – пообещала себе Кендра. – Нужно держаться вместе с детьми, подальше от судьбы, кармы, рока или как там это называется».

По выражению лица и позе Кендры Джоэл интуитивно понял, что ему придется расхлебывать ситуацию в одиночку. В комнате не было ни нянечки, ни медсестры – никого, кто мог бы прийти на помощь. Да даже если бы кто-то и появился – Кароль не была опасна для окружающих. С самого начала ее пребывания в этом заведении стали понятны здешние правила: пока больной не представляет угрозы для жизни, никто не придет на помощь.

Джоэл попытался отвлечь мать.

– Мама, скоро день рождения Тоби. Ему исполнится восемь лет. Я пока не придумал, что ему подарить. Денег-то у меня немного, но кое-что есть. Фунтов восемь я накопил. Может бабушка пришлет что-нибудь, тогда я смогу…

– Поговори с отцом! – Мать вцепилась Джоэлу в плечо. – Поклянись, что поговоришь с ним! Я хочу домой. Ты понял?

Она прижалась к Джоэлу, и тот ощутил запах грязного тела и грязных волос. Ему стоило больших усилий не отвернуться.

Однако Тоби был лишен подобной деликатности. Он отбежал от Джоэла и схватился за Кендру.

– Тетя, поехали обратно! – умолял он. – Джоэл, давай уйдем отсюда!

Тут Кароль словно очнулась от сна и впервые увидела съежившегося Тоби и застывшую Кендру.

– Кто это? – закричала Кароль еще громче. – Кто эти люди, Джоэл? Кого ты привел ко мне? А где Несса? Где она? Что ты с ней сделал?

– Несс не пришла… Не смогла. А это Тоби и тетя Кен, мама. Ты их прекрасно знаешь. Конечно, Тоби сильно вырос. Ему скоро восемь. А тетя Кен…

– Тоби, – повторила Кароль.

Она словно углубилась внутрь себя, роясь в памяти, как потерпевший крушение в поисках деталей катастрофы. Кароль присела на корточки и отклонилась назад, переводя взгляд то на маленького мальчика, то на Кендру. Она силилась понять, кто эти люди и, что более важно, чего они от нее хотят.

– Тоби, – бормотала она. – Тоби, Тоби.

Вдруг лицо Кароль осветилось радостью: видимо, всплыл подходящий образ. Джоэл испытал облегчение, и Кендра обрадовалась, что кризис миновал.

Но словно монетка из пальцев, видение ускользнуло, и лицо Кароль переменилось. Она пристально посмотрела на Тоби и выставила перед собой ладони, словно защищаясь от мальчика.

– Тоби! – резко бросила она, и теперь это имя звучало как обвинение.

– Правильно, мама. Это Тоби, – кивал Джоэл. – Ты права.

– Мне надо было спрятаться от вас! – вопила Кароль. – Я хотела спрятаться, когда услышала поезд. Кто-то мне помешал. Кто? Кто мне помешал?

– Нет, мама, не надо…

Кароль опустила голову на грудь и вцепилась руками в свои рыжие волосы.

– Хочу домой. Немедленно. Джоэл, позвони отцу. Передай, что я хочу домой. Боже, боже, боже, почему я ничего не помню, почему?

Глава 5

Поскольку замечать, кто из учеников класса социально-психологической поддержки испытывает трудности с адаптацией входило в обязанности мистера Истбурна, он, несмотря на эмоционально изнурительный роман с безработной актрисой, имеющей суицидальные наклонности, заметил наконец, что Джоэлу Кэмпбеллу требуется внимание. Мистер Истбурн это понял, когда один из его коллег в третий раз выудил Джоэла из укромного угла, где тот обедал, и привел к психологу на доверительную беседу, во время которой предполагалось установить, с чем у мальчика проблемы. Разумеется любой, у кого есть глаза, видел, что Джоэл держится особняком, у него нет друзей, говорит, только если к нему обращаются, да и то не всегда, на переменах пытается слиться с доской объявлений, с мебелью, с обстановкой, в которой находится. Мистеру Истбурну предстояло отыскать в душе мальчика причину подобного поведения.

Преподаватель психологии обладал одним ценным качеством, которое делало его уникальным педагогом: он знал пределы своих возможностей. Он презирал напускное дружелюбие и понимал, что попытка наскоком завоевать доверие сложного подростка обречена на провал. Поэтому мистер Истбурн рассматривал себя лишь членом педагогического сообщества, общая задача которого – оказывать посильную помощь ученикам, от развития навыков чтения до избавления от страхов.

Таким образом, вскоре после поездки к матери Джоэл оказался с глазу на глаз со странноватым англичанином, которого звали Айвен Везеролл, – белым джентльменом за пятьдесят, любящим носить охотничьи куртки с кожаными заплатками на самых разных местах и мешковатые твидовые брюки, удерживаемые высоко на талии при помощи подтяжек и ремня. У него были некрасивые зубы, но свежее дыхание, хроническая перхоть, но всегда чистые волосы. Гладко выбритый, с маникюром, наглаженный, Айвен Везеролл прекрасно помнил, что значит быть изгоем, так как прошел через дедовщину и издевательства закрытой школы. Низкий уровень либидо с тринадцати лет обрек его быть белой вороной.

У него была в высшей степени странная манера выражаться, настолько отличающаяся от всего, к чему привык Джоэл, – даже от тетиной речи, – что сначала мальчик думал, будто Айвен Везеролл над ним издевается по полной программе. Айвен употреблял такие фразы, как «Вправе ли я», «Будьте любезны», «Абсолютно верно», «Желаю здравствовать». Когда он ждал ответа, его голубые глаза за стеклами очков в металлической оправе неуклонно смотрели прямо на Джоэла. Мальчик был вынужден либо встречаться с ним взглядом, либо опускать голову. Как правило, он выбирал второе.

Их встречи происходили дважды в неделю. Первую Айвен начал с того, что церемонно поклонился.

– Айвен Везеролл к вашим услугам, – произнес он. – Сегодня вы не изволили оказаться в поле моего зрения. Тем более приятно вас видеть. Прогуляемся или вам угодно присесть?

После столь дикого вступления Джоэл не мог вымолвить ни слова, поскольку был уверен, что над ним измываются.

– В таком случае осмелюсь принять решение, – продолжал Айвен. – Поскольку дождь представляется неизбежным, предлагаю воспользоваться гостеприимством свободной аудитории. Будьте любезны пройти со мной.

И он повел Джоэла в маленькую комнату. Там он бросил свое долговязое тело на красный пластиковый стул и ногами обхватил его передние ножки.

– Насколько я понимаю, вы относительный новичок в здешних краях. Вправе ли я узнать, где вы обитаете? В каком районе?

– Иденем-истейт, – выдавил Джоэл, упорно рассматривая свои руки, теребившие пряжку ремня.

– О, там находится гигант, созданный мистером Голдфингером. Вы живете в этом сооружении?

Джоэл сообразил, что Айвен имеет в виду высотку Треллик, поэтому отрицательно мотнул головой.

– Жаль. Я сам живу в тех местах и всегда мечтал получше изучить это здание. Нахожу его несколько мрачноватым. Осмелюсь спросить, для чего нужен бетон? Придать этому дому сходство с тюрьмой нестрогого режима, только и всего. И эти бесконечные этажи, этажи… Нет, мы вправе требовать, чтобы задача жилищного строительства в послевоенном Лондоне решалась иным, более радующим глаз способом.

Джоэл отважился взглянуть на Айвена, пытаясь понять, издевается тот или нет. Айвен смотрел на мальчика, склонив голову набок. За время беседы он поменял позу и теперь сидел, откинувшись назад; стул стоял на задних ножках. Айвен дружески подмигнул Джоэлу.

– Между нами, Джоэл, – сказал он доверительным тоном, – я отношусь к тому типу людей, которых называют «английский чудак». Безобидный экземпляр, такого занятно пригласить на обед и угостить им американцев, мечтающих повидать «настоящего англичанина».

Айвен пояснил Джоэлу, что таковых сложно найти в этой части Лондона, где маленькие квартирки занимают огромные семьи алжирцев, азиатов, португальцев, греков и китайцев. Сам он обитает один («У меня даже нет волнистого попугайчика»), но ему нравится такой образ жизни, потому что оставляет много времени для различных хобби.

– У каждого человека должно быть хобби, – заявил Айвен. – Это отдушина, средство творческого самовыражения. У вас есть?

– Что есть? – Джоэл рискнул ответить вопросом на этот безобидный с виду вопрос.

– Хобби. Обогащающее душу увлечение, которому вы посвящаете свободные часы.

Джоэл отрицательно покачал головой.

– Понятно. Что ж, попробуем подыскать вам что-нибудь. Для этого нам придется сделать ряд проб, и я попрошу вашего сотрудничества для вашего же блага. Понимаете, Джоэл, человек сложно устроен. Он состоит из разных блоков: физического, умственного, духовного, эмоционального. Если уж на то пошло, мы подобны машинам, и каждый механизм внутри нас нуждается в уходе, если мы хотим функционировать успешно и на полную мощность. Вот вы, например. Чем вы намерены заняться в жизни?

У Джоэла никогда не спрашивали об этом. Он выбрал профессию, но стеснялся признаться Айвену.

– Хорошо, тогда порассуждаем вместе. Ваши желания. Ваши планы на будущее. Я сам, представляете, мечтал быть кинопродюсером. Не актером, заметьте, потому что к концу дня я не мог видеть тех, кто мной командует. И не режиссером, потому что сам терпеть не могу командовать людьми. А продюсер… О, это восхитительно! Давать другим возможность реализовывать свой потенциал.

– И вы стали им?

– Продюсером? Да, стал. Сделал двадцать фильмов. Или около того. Потом переехал сюда.

– А почему не в Голливуд?

– Быть обвешанным старлетками? – Айвена передернуло, потом он улыбнулся, открыв плохие зубы. – Нет уж, увольте. Я сделал свой выбор. Но сейчас речь не обо мне.

В течение последующих недель у них состоялось множество подобных бесед, но своих тайн и секретов Джоэл не открыл. Айвен выяснил, что Джоэл живет с братом и сестрой у тети, но почему – осталось для него загадкой. Узнал, что в обязанности Джоэла входит сопровождать брата, но куда именно ходит Тоби и зачем – это не обсуждалось. Айвен добыл сведения и о Несс: хроническая прогульщица, которая не стала ходить в школу чаще после телефонного звонка инспектора.

Вообще говорил в основном Айвен. Джоэл слушал, привыкая к странностям пожилого джентльмена. Джоэл заметил, что Айвен Везеролл ему даже нравится; мальчик с нетерпением ждал их встреч. Но это новое обстоятельство – симпатия к Айвену – сделало Джоэла еще менее склонным к откровенности. Он считал, что если поделится своими переживаниями, то его признают «исправленным» или как там это называется у школьного начальства. А если он «исправится», значит, консультации у Айвена прекратятся.

Выход из положения нашелся благодаря Хибе. Та подсказала Джоэлу, как можно продолжить общение с Айвеном. Примерно через месяц после начала этих встреч Хиба увидела Джоэла и Айвена у библиотеки и, подождав, села вместе с Джоэлом в автобус номер 52.

– Судя по всему, ты без ума от этого чокнутого англичанина, – начала Хиба.

Джоэл обдумывал задачу по математике, которую задали на дом, поэтому не сразу уловил предупреждение в словах Хибы.

– Чего? – спросил он.

– Я про этого типа, Айвена. Того, что вечно возится с детишками.

– Так это его обязанности.

– Он работает не только в нашей школе. Еще кое-где. Ты был в Паддингтонском центре искусств?

Джоэл не только не был, но даже не знал, что это.

Хиба рассказала, что Паддингтонский центр искусств находится недалеко от канала Гранд-Юнион, возле Грейт-Вестерн-роуд. В нем занимаются с детьми, отвлекают их от шатания по улицам и хулиганства. Айвен Везеролл преподает там.

– Так он сам говорит, по крайней мере, – закончила Хиба. – У других другая информация.

– У кого?

– У моего парня, например. Он считает, что Айвен тащится от мальчиков. От мальчиков вроде тебя, Джоэл. Вроде ему нравятся полукровки.

– С чего твой парень это взял?

– Подумай сам. – Хиба сделала большие глаза. – Ты же не тупой. И вообще, я не только от него это слышала. От других местных парней тоже. Этот тип, Айвен, тут ошивался всегда, и вечно у него на уме было одно. Имей в виду. Будь с ним начеку.

– Да мы только беседуем и все.

– Ты что, не понимаешь? Всегда с этого начинается.

Из-за того, что Кендра по телефону соврала школьному инспектору, прошло еще несколько недель, прежде чем отсутствие Несс на уроках стало предметом обсуждения на следующем уровне педагогической иерархии. В течение этого времени Несс жила как прежде, с единственной разницей: выходя из дома вместе с братьями, она расставалась с ними в окрестностях моста Портобелло. Уверенность тетушки в том, что Несс посещает школу, укрепляло то обстоятельство, что племянница перестала носить в рюкзаке сменную одежду. Там лежали несколько тетрадок и конспект по географии, все это было украдено у Профессора – брата Сикс. Сменная одежда теперь хранилась у Сикс.

Кендра охотно верила Несс, потому что так было проще. Это был путь наименьшего сопротивления. К несчастью, он мог привести только в тупик.

Однажды в конце марта, в разгар классического английского дождя, сразу несколько обстоятельств сошлись против Кендры. Все началось с того, что невысокий и хорошо одетый чернокожий мужчина переступил порог благотворительного магазина, стряхивая капли с зонта. Он представился Натаном Барком, завучем школы Холланд-Парк.

К Кендре как раз зашла Корди Даррелл, у которой был обеденный перерыв. Как обычно, в тот момент Корди курила. На ней был алый форменный балахон; хирургическая маска болталась вокруг шеи. Подруги как раз обсуждали недавний, весьма разрушительный обыск, который учинил Джеральд Даррелл, находящийся в подпитии. Он разыскивал по всему дому противозачаточные таблетки, которые, по его мнению, не позволяют зачать долгожданного сына. Корди как раз дошла до самого интересного места, когда дверь отворилась и звякнул колокольчик.

Разговор сразу прервался. При виде Натана Барка у обеих перехватило дыхание; подругам понадобилось время набрать воздуха в легкие. Господин говорил вежливо и отчетливо, к прилавку подошел с видом человека, который получил достойное воспитание и хорошее образование и большую часть жизни прожил вне Англии.

Барк осведомился, кто является миссис Осборн и нельзя ли ему обсудить с ней кое-что с глазу на глаз. Кендра настороженно представилась и ответила, что он может говорить в присутствии ее лучшей подруги, Корди Даррелл. Корди бросила ей благодарный взгляд, поскольку ценила любую возможность побыть в обществе симпатичного мужчины. Она опустила глаза и попыталась выглядеть так соблазнительно, как только возможно в алом форменном балахоне и хирургической маске.

Однако Натану Барку некогда было разглядывать Корди. С девяти утра он обходил семьи прогульщиков, и у него оставалось еще пять адресов. Лишь посетив их, он сможет вернуться домой, под ласковое крыло подруги жизни. По этой причине Барк сразу перешел к теме. Он вынул журнал учета посещаемости и ввел Кендру в курс дела.

Кендра изучила журнал – и голова у нее пошла кругом от ужаса. Корди тоже взглянула в журнал и произнесла то, что и так было ясно:

– Черт подери, Кен. Да она носу там не кажет. – Затем обратилась к Натану Барку: – Что у вас за дерьмовая школа? Девочку задразнили, вот она и не ходит.

– Вряд ли ее могли задразнить там, где она ни разу не была, – возразила Кендра.

Корди не обратила внимания на правильный английский Кендры и продолжила в своей манере.

– Ясно, Несс вляпалась в неприятности. Вопрос – что именно? Мальчики, алкоголь, наркотики, уличная банда?

– Мы должны вернуть ее в школу, – заметил Натан Барк. – Вопрос – как это сделать? А чем она занимается, прогуливая занятия, не имеет значения.

– Ее когда-нибудь пороли? – поинтересовалась Корди.

– Несс пятнадцать лет. Поздно. И потом, я не могу поднимать руку на этих детей. Им и так досталось в жизни. Они такого повидали…

Мистер Барк навострил уши, но Кендра не стала вдаваться в подробности семейной истории. Она попросила мистера Барка порекомендовать ей меры воздействия, кроме рукоприкладства, конечно, особенно если учесть, что Несс будет только рада отреагировать ударом на удар.

– Перечислите последствия, которые ждут ее в случае прогулов. Обычно это действует. Позвольте я назову вам некоторые варианты.

И он поведал, чем можно урезонить Несс: пригрозить, что ее на целый день оставят в самом младшем классе, или что Кендра будет приводить ее в школу – позор, которого Несс постарается избежать, или что ей запретят пользоваться телефоном и телевизором, или не будут выпускать на улицу, или отправят в школу-интернат. В конце концов, можно обратиться за помощью к специалисту, который докопается до причин такого поведения девочки.

Кендра слушала Барка и понимала, что любая из предложенных угроз заставит племянницу пожать плечами, и только. Кендра плохо представляла, как можно добиться послушания от Несс, кроме как приковать ее к себе наручниками. Какое из наказаний произведет на нее столь сильное впечатление, что она начнет ходить в школу? Лишить ее телевизора, когда жизнь лишила ее нормальной семьи, ничего не дав взамен? Чем ее может испугать Кендра? Вправе ли взрослые убеждать девочку, что «образование играет в жизни важную роль» после того, как она потеряла родителей – словно они играют в жизни меньшую роль?

Кендра понятия не имела, что делать в этой ситуации. Она уперлась локтями в прилавок и запустила пальцы в волосы.

Этот жест побудил Натана Барка прибегнуть к последнему аргументу: возможно, проблемы Ванессы разрешатся только в условиях полной семьи. Такие случаи бывают. «Если миссис Осборн чувствует, что не в силах справиться с девочкой… В приемной семье…»

– Что? – Кендра подняла голову. – Эти дети никогда не окажутся в приемной семье.

– Значит, мы увидим Ванессу в школе. Я вас правильно понял?

– Не знаю, – честно призналась Кендра.

– Тогда я вынужден дать делу дальнейший ход, поставить в известность Социальную службу. Если вы не можете добиться от девочки посещения занятий, в дело вмешаются другие инстанции. Объясните это племяннице, пожалуйста. Может, хоть это на нее подействует.

Барк говорил с сочувствием, но Кендра меньше всего нуждалась в сочувствии. Она кивнула, желая поскорее избавиться от Барка. Он удалился, перед этим купив бакелитовые бусы для подруги жизни.

Корди достала пачку сигарет из сумки Кендры – собственные у нее давно закончились, – прикурила две сигареты, одну протянула подруге.

– О’кей, я должна вмешаться. – Корди затянулась, словно набираясь храбрости, и решительно заявила: – Может, тебе пора завязать с этой фигней? Не твое это, Кен.

– С какой фигней?

– Ну, материнство и все такое. Сама посуди – ты никогда… То есть откуда тебе иметь навык общения с детьми, если ты никогда этим не занималась? Ты даже никогда не хотела детей! Я хочу сказать, может, лучше отдать их куда-нибудь… Понимаю, ты не хочешь. Но можно же подыскать хорошие семьи…

Кендра смотрела на Корди и думала, как же плохо та ее знает. Впрочем, если честно, Кендра сама виновата. Что может Корди знать, если Кендра никогда не говорила ей правды? Кендра не могла объяснить почему. Наверное, проще было делать вид, что сама выбрала свою судьбу, и выглядеть более современно и эмансипированно: дескать, я женщина независимая.

– Я никому не отдам детей, Корди, – отозвалась Кендра. – Если только Глория не заберет их.

Что Глория Кэмпбелл не собирается их забирать, Кендра опасалась с самого начала, и это подозрение полностью подтвердилось, когда Кендра обнаружила в почтовом ящике первое за несколько месяцев послание от Глории. В нем не было ничего неожиданного: Глория писала, что серьезно обдумала ситуацию и пришла к выводу, что не имеет права увозить детей из Англии. «Понимаешь, Кендра? Их отъезд доконает бедняжку Кароль, разлука с детьми лишит несчастную женщину остатков рассудка. Не хочу брать такой грех на душу. Но я, конечно же, приглашу Джоэла и Несс немного погостить у себя на Ямайке, как только скоплю денег на билеты».

О Тоби, естественно, не упоминалось ни слова.

Картина прояснилась. Собственно, Кендре и раньше все было понятно. К тому же ей некогда было предаваться размышлениям. Требовалось срочно разобраться с Несс и решить, что делать, если та наотрез откажется ходить в школу.

Что касается наказаний, то ни одно из них не действовало на Несс, потому что девочка ничем не дорожила. А того, чего жаждала ее душа, Несс не могла найти ни в школе, ни в домике тетки в Иденем-истейт. Кендра читала Несс нотации, кричала на нее, как-то сопроводила в школу и даже отвела в самый младший класс, как советовал Натан Барк. Кендра пыталась запирать Несс, что было, в принципе, невозможно без цепей и железных засовов. Ничего не помогало. Несс твердила свое: «Я не буду носить эти дурацкие тряпки», «Я не стану торчать в этой идиотской школе», «Я не собираюсь тратить время на эти кретинские уроки, вместо того чтобы классно проводить его со своими подругами».

В один из дней Натан Барк позвонил и сообщил, что Ванессе рекомендованы занятия с социальным педагогом в качестве последней меры, после чего ее дело будет передано в магистрат.

– Тебе нужно отдохнуть, – заключила Корди после этого звонка. – Сто лет мы с тобой не гуляли хорошенько. Давай разок расслабимся, Кен. Тебе это не помешает. Да и мне тоже.

Итак, в пятницу вечером Кендра оказалась в клубе «Нет печали».

Перед уходом Кендра поставила Несс в известность: та остается присматривать за Джоэлом и Тоби, а значит, должна быть дома, даже если у нее другие планы. В обязанности Несс входит развлекать и занимать мальчиков, то есть общаться с ними так или иначе. Делать это Несс не любила, особенно когда ей приказывали, но Кендра подсластила пилюлю, добавив, что если Несс выполнит поручение, то получит материальное вознаграждение.

Джоэл возразил, что его не надо контролировать. Он не маленький и как-нибудь справится сам.

Но Кендра не сдала своих позиций. Бог знает, что может случиться, если кто-нибудь постучит в дверь и откроет человек неопытный. А Несс – человек опытный, с этим никто не спорит. Кендра повторила обещание насчет денежного вознаграждения и спросила племянницу:

– Каково твое решение? Могу я рассчитывать, что ты проведешь время с мальчиками?

Несс быстро произвела в уме кое-какие расчеты, лишь частично связанные с деньгами и тем, как она их потратит, и пришла к выводу, что есть смысл выбрать деньги, поскольку вечер намечается стандартный: слоняться с Сикс и Наташей по Моцарт-истейт. Несс хмыкнула: «Ну ладно», и Кендра ошибочно истолковала ее ответ как честное слово, которое не будет нарушено под влиянием соблазнов.

В этот раз программу развлечений выбирала Корди. Подруги начали с ужина, причем не отказались и от напитков. Ужинали в португальском ресторане на Голборн-роуд, закуски запивали мартини «Бомбей сапфир», горячее – вином в количестве нескольких бокалов. Поскольку обычно обе женщины пили мало, в итоге они находились под хорошим градусом. После ресторана подруги направились в клуб «Нет печали» мимо моста Портобелло и высотки Треллик.

Корди намеревалась «снять парочку мужиков». Она сообщила, что ей требуется небольшая порция невинных внебрачных ласк, а Кендре – той вообще давно пора оттянуться по полной.

Клуб, выдержанный в стиле ар-деко, возвещал о себе неоновыми буквами на окнах. Он совершенно не вписывался в окрестности; его владельцы сделали ставку на облагораживание этой части Северного Кенсингтона. Пять лет назад ни один человек в здравом рассудке не вложил бы и десяти фунтов в здешнюю недвижимость. Клуб замыкал ряд непрезентабельных с виду заведений: прачечная, библиотека, слесарная мастерская. Вход в него располагался с противоположной стороны, словно он отвернулся от несносной компании, которую приходилось терпеть. Занимал клуб два этажа здания. На первом – крестообразный бар, столики, приглушенное освещение. Потолок и стены окутаны сигаретным дымом, постепенно заполняющим зал. На втором этаже – музыка и напитки, диджей крутит диски, от грохота раскалывается голова, вспышки превращают зал в место психоделического путешествия.

Кендра и Корди начали с первого этажа, используя его как наблюдательный пункт. Заказав выпивку, они приступили к «оценке мужского поголовья», как выразилась Корди.

С точки зрения Кендры, ситуация выглядела следующим образом: товара много, а выбрать нечего. Мужчин – в основном среднего и более чем среднего возраста – было больше, чем женщин, но, присмотревшись, Кендра решила, что ни один ее не волнует. Такой вывод щадил ее самолюбие, поскольку стало ясно, что она тоже никому из них не интересна. Все мужское внимание сконцентрировалось на немногих молодых девушках. Кендра отчетливо ощущала каждый из своих сорока годков.

Кендра покинула бы клуб, но Корди вбила себе в голову, что подруге нужно развлечься, хоть ты тресни. На предложение Кендры уйти она ответила:

– Да погоди, давай хоть наверх поднимемся. – И направилась к лестнице.

Ход мысли Корди был таков: если уж нет нормальных мужиков, то они просто потанцуют – хотя бы друг с другом.

На втором этаже было очень шумно. Горели всего три источника света, не считая стробоскопа: маленькая лампочка над пультом диджея и два мутных шара над барной стойкой, поэтому подруги помедлили на верхней ступеньке, пока глаза привыкали к полумраку. Нужно было освоиться и с температурой, близкой к тропической. В начале весны в Лондоне не рискуют открывать окна даже для проветривания. Подсвеченный стробоскопами сигаретный дым придавал помещению вид плаката, разъясняющего вред курения.

Столиков на втором этаже не было, только полка на уровне груди опоясывала зал; посетители могли временно оставить на ней бокал и предаться танцу. Звучал рэп, все композиции состояли из голого ритма без мелодии, но никого это не смущало. Казалось, пару сотен человек дергают за ниточки в замкнутом пространстве. Еще сотня конкурировала из-за внимания трех барменов, которые смешивали коктейли и разливали пинты с предельной скоростью.

Корди присвистнула и бросилась в самую гущу толпы, вручив свой бокал Кендре. Корди извивалась меж двух молодых мужчин, которые, судя по всему, обрадовались ее обществу. Кендра наблюдала за ними. Настроение у нее совсем испортилось – из-за возраста и вообще, – что доказывало, как все изменилось. До появления Кэмпбеллов Кендра существовала с ощущением скоротечности жизни, возможно, вызванным смертью обоих братьев. Она предпочитала проживать жизнь, а не размышлять о ней. Но с тех пор, как Глория возложила на свою дочь это странное материнство, заботы Кендры кардинально изменились. Ей казалось, что прежняя Кендра исчезла, ее место заняла другая особа, и, что хуже всего, эта особа не имеет ничего общего с той личностью, которой Кендра мечтала стать.