Текст книги "История куртизанок"

НАЛОЖНИЦЫ ГАРЕМА

Императорские гаремы вызывают в воображении образы чувственных наложниц, находящихся под присмотром озлобленных женоподобных евнухов, и сексуально ненасытных императоров и принцев. Однако истинное положение вещей в императорских гаремах Китая и Османской империи было в значительной степени больше связано с властью, чем с сексом.

Арабское слово харам – по-русски «гарем» – символизирует изолированную от внешнего мира жизнь и полную внутренних противоречий обитель для женщин, заточенных внутри неприступных стен. Последний гарем в Турции прекратил свое существование в 1909 г. Из многих десятков тысяч наложниц, которых поглотили гаремы за столетия выполнения отведенной им роли, самой известной – турки, возможно, предпочли бы эпитет «позорная» – оказалась жившая в XVI в. женщина, которая вошла в историю как Роксолана, или «русская».

Роксолана была умной и честолюбивой красавицей, миниатюрной и энергичной, с вздернутым носиком и искрометным взглядом. Согласно польской литературной традиции, ее звали Александра Лисовская, она была дочерью обедневшего православного священника из городка Рогатин в Карпатских горах на территории современной Украины. В соответствии с этой версией, она попала в плен во время набега татар, которые впоследствии продали девушку Великому визирю Ибрагиму-паше, позднее подарившему ее Сулейману – возможно, величайшему султану Османской империи. Больше о ее происхождении, семье, детстве или образовании нам ничего не известно. Жизнь Роксоланы как исторической личности началась лишь в 1526 г., когда она, попав в гарем, спровоцировала на драку первую наложницу Сулеймана, и та расцарапала ей лицо.

Намеренно уступив в драке сопернице, Роксолана одержала одну из самых блестящих стратегических побед. Она уже была второй кадин, или султанской наложницей, но черкешенка Гюльбахар Махидевран – первая кадин и мать принца Мустафы, наследника престола – оказалась непреодолимым препятствием на ее пути к тому, чтобы стать первой наложницей Сулеймана. В ходе ссоры Роксолана спровоцировала Гюльбахар применить силу, тем самым заманив соперницу в ловушку. Та вцепилась Роксолане в волосы и расцарапала ей щеки ногтями, обезобразив на некоторое время ее красивое лицо.

Однако победа Гюльбахар оказалась пирровой. Хотя Роксолана вынудила ее начать драку, она знала, что по строгим правилам гарема Гюльбахар нельзя было распускать руки, потому что за это ее могли оттуда изгнать. Поэтому, когда соперница в ярости на нее напала, Роксолана не стала сопротивляться.

Однако позже она жестоко отомстила Гюльбахар. В течение нескольких дней после ссоры Роксолана отвергала приглашения Сулеймана под предлогом того, что ее изуродовали. Султан был настолько потрясен и взбешен, что изгнал Гюльбахар из гарема. Почти сразу же после этого Роксолана заняла ее место первой кадин.

Хоть Роксолану отличала пленительная красота, ее быстрый взлет к самому высокому положению в гареме Сулеймана был поразителен: он свидетельствовал о ее уме, целеустремленности и присутствии духа. В гареме султана жили триста наложниц, яростно соперничавших друг с другом, поскольку ставки были слишком высоки. Положение наложниц было далеко не одинаковым. Большинство из них проводили тоскливые дни за мытьем полов и выполняли другие нелегкие обязанности. В самом тяжелом положении находились чернокожие женщины: на их долю выпадала наиболее трудная и грязная работа. Белые женщины, такие как Роксолана, выполняли многие другие функции – от ведения счетов до приготовления кофе.

Гарем располагался в старом дворце султана, там царила строгая иерархия, все соблюдали сложные правила поведения. Господствующее положение – в соответствии с известной истиной, гласящей о том, что жены меняются, а матери остаются навсегда, – занимала Хафса Хатун, носившая титул валиде-султан («мать султана»). В иерархии власти всей империи она занимала второе место, уступая лишь сыну, а в старом дворце ее власть не имела ограничений. Но ее отношения с наложницами сына не отличались ни близостью, ни доверительностью. Хафса-султан общалась с этими женщинами, которые завидовали ей, ненавидели ее и плели против нее заговоры, через кизляра-агу, своего непосредственного подчиненного, которого называли «генералом девушек» и который командовал чернокожими евнухами. По сути, обитательницами гарема правили эта пожилая женщина и кастрированный нубиец.

Однако кизляр-ага был слишком занят делами, связанными с управлением империей, и не мог уделять достаточно времени проблемам, возникавшим в гареме, поэтому он поручал их решение другим евнухам. Эти мужчины в свою очередь сотрудничали с теми наложницами, которые исполняли в гареме функции подлинных надсмотрщиц. Управительница, казначей, хранительница драгоценностей и ответственная за чтение Корана женщина обычно выбирались из немолодых честолюбивых наложниц, которые практически не имели шанса вернуть себе расположение султана и с радостью брали на себя властные функции, позволявшие им укреплять свои позиции по отношению к другим наложницам.

Гарем представлял собой сложное, полное опасностей, закрытое сообщество, изолированное от внешнего мира и даже от самого султана и его окружения, которое располагалось в отдельных внутренних помещениях дворца султана. Обитавшие в гареме женщины и евнухи представляли самые разные этнические и расовые группы – там жили русские, черкесы, татары, греки, сербы, итальянцы, нубийцы и эфиопы. Многие из них исповедовали христианство. Мусульман там не было, поскольку закон запрещал обращать их в рабство. Все обитатели гарема оставались бесправными заложниками этого исключительно сложного сообщества, содержание которого требовало огромных финансовых и людских затрат, а цель существования состояла в удовлетворении похоти и гордости султана. Члены этого сообщества очень быстро постигали роли, которые им предстояло исполнять.

Однако это постижение ни в коей мере не примиряло наложниц с условиями их существования. Они постоянно ссорились и бранились между собой, соперничая в борьбе за внимание тех, кто был облечен в гареме властью, – кизляра-аги, валиде-султан и управительниц каждого подразделения. Наложниц насильно отрывали от их больших семей, увозили из нищих деревень. Там они могли бы выйти замуж и растить детей. А в гареме, где их окружали лишь женщины и евнухи, лишь при встрече с султаном они могли получить выход собственной сексуальной страсти. Однако тот выбирал для таких встреч лишь самых лучших наложниц, и потому остальные нескончаемо долго испытывали сильное сексуальное томление. Считалось, что в ожидании приглашения султана наложницы должны были подавлять сексуальные желания или направлять сексуальную энергию на возвышенные цели.

Некоторые из заточенных в гареме женщин так и делали. Другие – сознательно или по-иному – обращались к подругам с просьбой о сексуальном удовлетворении под видом массажа с использованием ароматических масел, расчесывания и укладки волос, а также других процедур, связанных с уходом за телом и прихорашиванием.

Наложницы, которые не могли выдержать отсутствия близости с мужчиной, иногда, рискуя жизнью и если подворачивалась возможность, подкупали евнухов с тем, чтобы те тайно сводили их в их покоях с полноценными и неболтливыми мужчинами. Известны случаи, когда удовлетворять наложниц пытались сами евнухи. Несмотря на то что они были кастратами, сексуальная страсть продолжала горячить их кровь. Поэтому некоторые евнухи затевали сексуальные игры с женщинами, которых они прекрасно знали и которые были единственными существами на земле, не позволявшими себе над ними издеваться. Они старались изо всех сил – эти отчаянные любовники в безнадежности своей любви.

Помимо сексуальной неудовлетворенности, другой проблемой, связанной с жизнью в гареме, были регулярные страдания, вызывавшиеся коллективными месячными наложниц. Каждый месяц в течение недели их феромоны взывали к остальным и отвечали друг другу взаимностью, устанавливая общий цикл. И тогда гарем оглашался стонами сотен женщин, которые на это время становились еще тоскливее и раздражительнее, чем обычно.

Но некоторые обстоятельства беспокоили нежеланных для султана наложниц гораздо больше полового воздержания. Они по секрету пересказывали друг другу страшные истории о женщинах, которых кизляр-ага и его подручные темными ночами тайно уводили к Босфору, а потом, запихнув в мешок и привязав к ногам камень, топили в море. По одной мрачной версии, какой-то ныряльщик как-то решил найти сокровища затонувшего корабля, но вместо них обнаружил на дне морском множество ритмично покачивавшихся мешков – саванов мертвых женщин, отнесенных течением к скалам.

Если наложница перечила евнухам, оскорбляла их или не повиновалась, они тоже могли представлять для нее опасность. Похищенные в детстве и искалеченные до наступления половой зрелости, эти люди пережили жесточайшее испытание: от варварской операции погибало более 90 процентов тех, кто подвергался оскоплению. Хоть интенсивная подготовка к выполнению обязанностей в гареме притупляла воспоминания евнухов о семье и культуре их народов, к своему положению они относились в лучшем случае двойственно. С одной стороны, они могли рассчитывать на продвижение по службе и рост материального благосостояния, с другой – их постоянно мучило осознание собственной ущербности и то, что большинство людей боялись и избегали их как мужбубов, мужчин без полового члена, и презирали за черный цвет кожи.

Большинство обольстительных и цветущих наложниц стремились приглянуться султану. Если это происходило, он бросал избраннице богато расшитый носовой платок – знак расположения, которое могло изменить ее жизнь.

Женщину, которой улыбнулась такая удача, отселяли от других наложниц в отдельное помещение и выделяли ей личных рабов. После этого служители гарема купали ее, делали ей массаж, умащивали ее тело благовониями, а потом брили. Далее следовали расчесывание и укладка волос, а также чистка и полировка ногтей.

Затем слуги одевали ее в изысканное белье и великолепные одежды. После этого ей надлежало ждать. Пригласит ли ее султан к себе в спальные покои? А если пригласит, сможет ли она околдовать его с помощью своей женской магии? Покорить его сердце и стать его возлюбленной? Или – предел мечтаний – зачать от него сына, благодаря которому она в один прекрасный день вознесется на недосягаемую высоту, став вапиде-султан?

Иногда султан вообще забывал, что та или иная женщина привлекала его внимание. Тогда забытая наложница лишалась всех богатых нарядов, отдельных комнат и возвращалась в переполненные общие покои, которые недавно с ликованием покидала. По мере того как шли годы и надежды наложницы увядали, у нее возникало лишь одно новое стремление: перейти в старый сераль, где ей могли бы позволить выйти замуж и покинуть дворец.

Но некоторым наложницам несказанно везло: султан помнил их и желал близости с ними. Каждая из них при этом испытывала более или менее сходные ощущения: темной ночью чернокожий евнух провожал ее до спальных покоев султана на женской половине его дворца, которые постоянно были готовы для визита правителя. Там всегда царила тишина. Никто не должен был знать, какую именно женщину выбрал для себя султан и когда он ее соблазнил (или – если та хорошо усвоила соответствующие уроки – она его соблазнила).

Наложница приближалась к изножью кровати, на которой лежал ожидавший ее султан. Всем видом демонстрируя покорность повелителю, она поднимала у него в ногах покрывало. Потом, следуя заведенной традиции, на животе осторожно проскальзывала под него и медленно придвигалась к султану с боку, опираясь при этом на локти и колени.

Но даже в эти моменты наложница с султаном оставались не в полной темноте и не в полном одиночестве: две пожилые чернокожие женщины по очереди охраняли вход в спальные покои, постоянно подливая масло в светильники. В их присутствии проходила ночь любви, причем новая избранница всеми силами старалась угодить повелителю. Обычно она была девственницей, но ее сожительницы по гарему и учителя-евнухи перед этим тратили немало сил, чтобы обучить ее искусству эротических наслаждений – ведь главным предназначением наложницы было ублажение повелителя. На следующее утро султан награждал ее за доставленное удовольствие, оставляя ей свои одеяния, в карманах которых лежали деньги. Позже, выражая признательность, он мог посылать ей дополнительные подарки.

Если наложнице выпадало счастье забеременеть, она становилась султаншей, и тогда ее будущее было обеспечено. А если ребенок оказывался мальчиком и становился наследником престола, она мечтала о том дне, когда сможет править как вал и де-султан.

Роксолана попала в неведомый, странный и загадочный мир гарема еще совсем юной и по большому счету непрактичной девушкой. В отличие от многих других наложниц, она не тяготилась уготованной ей судьбой. В серале ее звали Хюррем, что значит «веселая», потому что ее звонкий как колокольчик смех звучал даже в присутствии султана. Она сразу же влилась в жизнь султанского дворца и гарема. С самого начала Роксолана прельстила молодого Сулеймана, хоть этого было недостаточно, чтобы сместить Гюльбахар – его первую кадин и мать его бесспорного наследника, принца Мустафы.

Когда Роксолана одержала победу в поединке с Гюльбахар, которую Сулейман изгнал из гарема, она была значительно моложе тридцатилетнего султана. Однако он предпочел встречаться только с Роксоланой, и это решение оказалось неслыханным, поскольку в распоряжении императора были сотни доступных женщин. Сулейман пошел еще дальше: он выдал замуж самых привлекательных женщин гарема, стремясь предотвратить соблазн и ослабить ревность Роксоланы. Спустя годы иноземный наблюдатель поражался тому, что «он так сильно ее любит и столь ревностно хранит ей верность, что все его подданные… говорят, что она его околдовала, и называют ее… ведьмой»¹². И действительно, верность Сулеймана одной женщине была уникальным явлением среди султанов Османской империи.

Роксолана не обращала внимания на то, что у многих вызывала неприязнь. Миллионы турок могли ненавидеть ее, сколько им заблагорассудится, но она дорожила мнением одного-единственного человека – обожавшего ее султана Сулеймана. Существовало лишь одно обстоятельство, которое Роксолана была не в силах изменить: Мустафа, сын опальной Гюльбахар, продолжал оставаться султанским наследником.

Роксолану ужасало то, что, став султаном, Мустафа в соответствии с законом должен был убить троих своих сводных братьев – ее сыновей. Этот «братоубийственный закон» был призван предотвратить ослабляющую страну междоусобную борьбу за власть в империи. Грядущее восшествие Мустафы к вершине власти было смертным приговором Джахангиру, Селиму и Баязиду – сыновьям Роксоланы. Когда оставалось немного времени до совершеннолетия Мустафы, Роксолана в отчаянии убедила Сулеймана услать его на окраину империи. Другую потенциальную угрозу для нее продолжала представлять Гюльбахар, которая после отлучения от двора жила с Мустафой, следуя за сыном в самые безотрадные, забытые богом уголки огромной державы. Так Роксолане удалось ослабить влияние Мустафы на отца.

Следующей ее целью стал хвастливый и надменный Великий визирь Ибрагим-паша, доверенный друг Сулеймана, муж его сестры и крупный государственный деятель¹³. Сулейман был неразлучен с Ибрагимом-пашой, даже их спальные покои располагались рядом. Паша был так же верен Сулейману, как и Роксолана, кроме того, он пользовался поддержкой валиде-султан Хафсы Хатун. Но когда в 1535 г. Хафса Хатун умерла, Ибрагим утратил своего самого главного союзника. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Роксолана стала упорно настраивать Сулеймана против его старого друга.

Ее успех оказался смертельным. В ночь на 14 марта 1536 г. султан вызвал стражников сераля, немых воинов его личной охраны, никогда его не предававших, и повелел им удавить Ибрагима. Великий визирь отчаянно боролся с бессловесными убийцами за жизнь. На следующее утро прислуга нашла его труп. Одеяния его были изорваны, на стенах спальни виднелись пятна крови. Хоть паша был христианином, Сулейман велел похоронить его в монастыре, где жили дервиши, так, что даже могила второго лица в иерархии власти Османской империи не была отмечена надгробной плитой. Уже давно Роксолана устранила всех своих возможных сексуальных соперниц. Теперь же, руководствуясь тем же чувством слепой ревности, она уничтожила самого верного, преданного и способного друга Сулеймана.

Спустя несколько лет, в 1540 г., в старом дворце случился страшный пожар, после которого сотни наложниц, евнухов и обслуживавших их рабынь остались практически бездомными. Роксолана тут же убедила Сулеймана поселить ее в большом серале, хотя женщины там никогда не жили. Так она оказалась в самом средоточии имперской власти и политики. Через десять лет, когда закончилось строительство нового дворца, Роксолана просто осталась там, где жила. К тому времени она уже оказывала значительное влияние на правительство, и потому историки считают ее родоначальницей эпохи правления женщин в Османской империи, которая завершилась лишь в 1687 г.

Вскоре после того, как Роксолана стала жить вместе с Сулейманом в большом серале, она, видимо, сумела убедить султана жениться на ней, хотя достоверными подтверждениями этого мы не располагаем. Большинство турок отрицают тот факт, что Сулейман мог жениться на христианке (пусть даже перешедшей в ислам), чужестранке и наложнице. Но неделю публичных празднеств жившие в Турции дипломаты и приезжие приняли за грандиозное празднование свадьбы Сулеймана и Роксоланы. Если это так, то Роксолане удалось изменить свой статус и из наложницы превратиться в жену.

Императрица или первая наложница, Роксолана была близкой подругой и советницей Сулеймана, но больше всего ее заботил вопрос о том, как спасти своих сыновей от принца Мустафы, который должен был убить сводных братьев после смерти отца. В 1553 г. она прибегла к помощи тайно подброшенного письма, в котором говорилось, что Мустафа причастен к заговору против отца. Не подозревая о том, что она участвовала в этом бесчестном деле, Сулейман, как писали современники, очень мучился, не зная, как реагировать на это сообщение, и терзался сомнениями относительно того, помиловать сына или покарать. Но Роксолана настаивала на том, чтобы Сулейман осудил Мустафу и приговорил сына к традиционной казни через удушение.

В конце концов Сулейман принял решение и вызвал Мустафу к себе для разговора. Предупрежденный заранее принц смело подошел к отцу и сказал, что, если придется, он с гордостью примет смерть от рук человека, давшего ему жизнь. Как и великий визирь Ибрагим-паша, Мустафа был задушен немыми убийцами в серале.

Роксолана торжествовала победу. Вскоре ее сыну Селиму предстояло сменить на престоле отца. Что касается «братоубийственного закона», она полагала – как выяснилось, не без оснований, – что избранный престолонаследник никогда не поднимет руку на своих братьев. (Тем не менее она не смогла предвидеть, что ее жестокий сын Баязид задумает свергнуть отца и Сулейман его за это казнит.) Роксолане не было суждено дожить до вступления сына на престол. Пять лет спустя после убийства Мустафы она умерла, оплакиваемая Сулейманом и немногими из его подданных.

Роксолана была одной из самых могущественных наложниц в императорских гаремах. Ее обвиняли в жестокости и эгоизме, в том, что влияние ее на политику приблизило закат и падение Османской империи. Даже если в обвинениях такого рода и содержится доля истины, чего еще можно было ждать от заточенной в гарем женщины, жившей там вместе с другими униженными и оскорбленными? Игнорируя их насущные потребности и страстные желания, культура гарема могла породить лишь губительную политику.

Китайский Запретный город представлял собой огромный комплекс дворцов и более скромных строений с коричневатыми крышами и ярко-красными стенами, где размещался весь императорский двор, включая наложниц. Двор был средоточием китайской императорской власти в период правления династий Мин и Цин, продолжавшийся с 1368 по 1911 г. В архитектурном отношении Запретный город напоминал мощный укрепленный лабиринт: его защищали несколько крепостных стен, расположенных одна внутри другой. Великая Китайская стена защищала Китай от иноземцев, стены высотой в сорок и толщиной в пятьдесят футов защищали Пекин, а устремленные ввысь пурпурные стены, окружающие Запретный город, пропускали лишь тех, кто имел доступ ко двору.

За этими стенами жил Сын Неба. Считалось, что такое имя императора отражало его божественное происхождение. Помимо всей страны он правил огромным избранным сообществом сожительниц, насчитывавшим до 3 полноправных жен, 9 жен второй категории, 27 жен более низких категорий и 81 наложницы: на одного мужчину, таким образом, приходилась 121 женщина. И там же вместе с императорским семейством жили и работали сотни детей, тысячи родственников, евнухов, слуг, чиновников, астрологов и других должностных лиц.

Наложницы императора, как и наложницы мужчин более низкого ранга, считались членами семьи императора. Они должны были быть маньчжурками или монголками, ноги им не бинтовали, и каждая занимала строго определенное положение в семейной иерархии. Единожды избранные, они были вынуждены ожесточенно бороться за благосклонность императора или императрицы, либо, как в случае с императором Айсиньгёро Ичжу, добиваться расположения вдовствующей императрицы – его мачехи. Немногие из тех, кому это удавалось, получали в награду жизнь в роскоши, свободную от всякой работы по дому, и надежду зачать от императора ребенка. А если какой-нибудь счастливице повезло родить императору сына, такая наложница-мать могла рассчитывать даже на положение одной из полноправных жен императора.

Более тысячи лет назад две императорские наложницы сумели достичь вершин власти. Изящная Ян-гуйфэй использовала страсть императора Сюань-цзуна для обогащения своих родственников, но во время вспыхнувшего восстания ее задушили. Императрица У Цзэ-тянь начинала как наложница императора Тай-цзуна, а после того, как он умер, произвела настолько чарующее впечатление на его сына, императора Гао-цзуна, что тот сделал ее главной наложницей. После его смерти ей удалось провозгласить себя императрицей и править до тех пор, пока ее не свергли в результате заговора в возрасте восьмидесяти лет.

Самой известной придворной наложницей в следующем тысячелетии оказалась маньчжурка Цыси, которую, в соответствии с ее клановым именем, при дворе называли госпожа Ёханала. Она родилась 29 ноября 1835 г. в семье маловлиятельного мандарина Гуй Сяня, о котором почти ничего не известно. В отличие от тысяч других безвестных наложниц, заточенных в придворном императорском гареме, о госпоже Ёханале, вошедшей в историю под именем Цыси и Императрицы Запада, мы знаем очень много благодаря китайским источникам и письменным сведениям иностранцев, побывавших в Поднебесной. К сожалению, значительная часть записей о ней оставлена людьми, которым пришлось покинуть Китай, и политическими врагами вдовствующей императрицы. Одним из надежных источников является работа сэра Роберта Харта – иностранца, которому удалось преодолеть ненависть Цыси к «иностранным дьяволам» и получить должность генерального инспектора китайской таможни. (На протяжении десяти лет у него тоже была наложница – Аяу, которая родила ему троих детей. Он признал их и поддерживал материально, но когда дети достигли совершеннолетия, Харт прекратил общение с ними.) Другие интересные сведения содержатся в записях встречавшихся и беседовавших с Цыси иностранок, обследовавшего ее врача, китайских придворных (в частности, одной придворной дамы, принцессы Дерлин), а также зарубежных дипломатов, которые посылали достоверные отчеты в свои страны.

Рост Цыси составлял пять футов, она была стройной женщиной с прекрасной фигурой. Руки ее отличала необычайная грациозность, ногти на безымянных пальцах и мизинцах достигали четырех дюймов в длину, их прикрывали специальные нефритовые колпачки. У нее были широко посаженные лучистые глаза, красивый нос и выдающиеся скулы, тонко очерченные губы, на которых часто играла чарующая улыбка, и округлый подбородок. Как и большинству маньчжурских женщин, ноги ей не бинтовали: на фотографиях она изображена в изящных маленьких домашних туфлях.

В соответствии с уготованной ей судьбой наложницы или жены, Цыси ухаживала за своей желтоватой кожей – чтобы она всегда была гладкой, бледной и благоухающей, употребляла всякие притирки и ароматические масла. Она пользовалась традиционными маньчжурскими косметическими средствами: наносила на лицо пудру, сделанную на основе свинца, румянила щеки, нанося румяна на щеки в форме двух пятен, подчеркивала бледность нижней губы, рисуя на ней ярко-красное пятно в форме вишни. Блестящие черные волосы, которые она никогда не стригла, были зачесаны назад и уложены в сложную прическу с помощью украшенных драгоценными камнями заколок и булавок в виде насекомых и цветов, а также жемчужных нитей. «Многие люди мне завидовали, потому что в то время меня считали очень красивой женщиной», – вспоминала Цыси¹⁵.

Однако характер ее сильно отличался от традиционного. Знавшие Цыси люди отмечали, что она была девушкой серьезной и вдумчивой, спокойной и мечтательной, причем мысли свои хранила при себе, хотя позже признавалась, что всю жизнь не могла простить родителей за то, что они всегда предпочитали ей братьев и сестер. Как и все девушки, она была почти безграмотной, но говорила по-китайски так же хорошо, как и на маньчжурском, родном языке матери, а кроме того, весьма неплохо рисовала.

В 1851 г., когда ей исполнилось шестнадцать лет, китайский император Айсиньгёро Мяньнин умер, и Сыном Неба стал его девятнадцатилетний преемник Айсиньгёро Ичжу. Теперь, благодаря клановой принадлежности отца, Цыси и ее сестры могли отправиться на смотрины, проводившиеся с целью отбора девушек в новый императорский гарем. Многие маньчжурские семьи, имевшие на это право, неохотно отправляли подходящих по возрасту дочерей на эту процедуру, так как девушку, попадавшую в гарем, семья утрачивала навсегда. Если императора она не интересовала, даже в случае его смерти семья не могла выдать ее замуж за подходящего жениха. Она должна была оставаться в помещении забытых фавориток, где ей выделялась малюсенькая спаленка, из окна которой виднелись сучковатые, искривленные сосенки. От одиночества и безысходности она могла там отчаянно влюбиться в другую всеми позабытую наложницу. Однако в семье Цыси, которая стремилась повысить свой статус, по этому поводу не беспокоились, с радостью готовя дочерей к предстоящему испытанию.

Пришло время отборочной церемонии. Цыси, за которой во дворце уже присматривали евнухи, удалось пройти во второй тур.

Борьба оказалась напряженной и захватывающей. Девушек тщательно обследовали, чтобы убедиться, что они не имеют физических изъянов, полностью здоровы и являются девственницами. Самое пристальное внимание уделялось изучению их гороскопов. Проверке подвергалось все – от их умения вести себя в обществе до владения маньчжурским и китайским языками, поскольку такие, как Цыси, маньчжурские девушки нередко плохо говорили по-китайски. Совсем немногие претендентки были допущены к третьему туру – чаепитию с вдовствующей императрицей, мачехой Айсиньгёро Ичжу. Цыси зарекомендовала себя с хорошей стороны и стала одной из нескольких девушек, отобранных в ученицы наложниц.

Пока Цыси готовили к жизни императорской наложницы, император Айсиньгёро Ичжу женился на сестре своей скончавшейся первой жены. Новая императрица вошла в его гарем вместе с новыми наложницами, включая Цыси, которая к тому времени уже стала наложницей четвертого ранга.

Император Айсиньгёро Ичжу имел достаточно скромный гарем. В него входили одна императрица, две супруги и лишь одиннадцать наложниц – всего четырнадцать женщин. Подобная скромность объяснялась скорее незначительными поступлениями в казну, чем пуританскими соображениями. (Китай тогда переживал не лучшие времена из-за коррупции, бездарного руководства администрации, войн, наводнений, неурожаев и голода.) Теоретически император мог вступать в близость с каждой из четырнадцати женщин. Однако на деле некоторые из них никогда с ним даже не встречались, и роль их сводилась к тому, что они прислуживали вдовствующей императрице. Цыси решительно не хотела попасть в их число.

Отведенные Цыси покои выглядели восхитительно: дворец с мраморным полом, куда ее поселили с другими наложницами, стоял особняком, и там вполне хватало места для евнухов и служанок, обязанных обеспечивать ей хороший уход. Император дарил ей драгоценности и наряды, одеяния для выхода ко двору и обувь. Не был обойден вниманием и ее отец, получивший в подарок дорогие шелковые ткани, золото и серебро, коней, седла и сбруи, а также изящный чайный сервиз.

Серьезная и внимательная девушка, Цыси быстро разобралась в установленных во дворце порядках. Реальная власть там принадлежала евнухам, поэтому с ними разумнее было дружить, чем ссориться. Они единственные составляли компанию наложницам, и потому их лесть воспринималась скопцами приветливо, беседы с ними давали пищу для ума, а сплетни и слухи помогали понять, что происходит вокруг. Цыси предлагала евнухам крепкую и долгую дружбу. Кроме того, она неплохо ладила с императрицей Нюгуру, с которой в течение более двух десятилетий их связывали непростые отношения. Облегчить заточение в гареме Цыси отчасти помогали многочисленные собачки породы пекинес, которых разводили исключительно для жизни во дворце. Наложница Цыси продолжала оставаться девственницей, и эти собачонки имперского достоинства отчасти были для нее как enfants manqués[9]9
  Отсутствующие дети (фр.).


[Закрыть].

Цыси сильно беспокоило то обстоятельство, что у нее все еще не было полового контакта с императором. Однако Сын Неба, одержимый неистовством плотской страсти, предпочитал проводить сексуальные эксперименты в публичных домах, не уделяя внимания томимым ожиданием наложницам. Желая исправить сложившееся положение вещей, мачеха Айсиньгёро Ичжу и чиновники дворца убеждали императора отвлечься от излюбленных домов терпимости и обратить внимание на собственный гарем. Он так и сделал, и вскоре от него забеременела кроткая красавица Ли Фей.

Беременность Ли Фей предоставила Цыси уникальную в своем роде возможность. Согласно правилам гарема, беременные наложницы ни при каких обстоятельствах не могли иметь половых контактов, и даже Сын Неба не имел права нарушить этот запрет. Вот почему в один прекрасный день в 1855 г. одержимый похотью Айсиньгёро Ичжу выбрал одну из тех нефритовых табличек, на каких значились имена женщин, которых он мог видеть у себя ночью. На этот раз на табличке значилось имя целомудренной Цыси. Айсиньгёро Ичжу передал табличку главному евнуху.